Томительно тянулось утро. Императрица — молодая, высокая, красивая — ходила взад-вперед по своему кабинету с зеркалами на стенах.
      «Какой изможденный у меня вид, — вдруг подумала она, — будто у задерганной кухарки. Начинаю себя жалеть и сетовать на крест, который взвалила на собственные плечи. Кажется, старею…»
      Она физически ощущала бремя своих лет. Наверное, в десятый раз включила один из стоящих в ряд телестатов и долго всматривалась в людей, работавших в отсеке двигателей космического корабля Гриера. Ее обуяло неистовое желание закричать на них, заставить поднажать, поспешить, поторопиться. Неужели они не понимают, что в любой час, в любую минуту Торговый Дом оружейников может обнаружить то место, куда перевезли корабль, и атаковать его всей своей мощью.
      «Уничтожить корабль, пока не поздно. Уничтожить как можно скорее!» — в который раз думала она за это долгое утро.
      Резким движением пальца включила телестат, который передавал новости, и вслушалась в выкрики, обращенные к ней: Торговый Дом оружейников обвиняет императрицу в том, что она вынашивает тайные планы межзвездных полетов… Торговый Дом требует обнародовать эти секретные данны е…
      Она выключила телестат и на какое-то время застыла, оглушенная тишиной. Но уже через мгновение почувствовала себя лучше. Они ничего толком не знают — сам собой напрашивался вывод из последних сообщений. Как только корабль будет уничтожен — она опять ощутила прилив беспокойства, — останется один сомнительный момент, один человек — таинственный Дэн Нилан.
      Но Нилан либо мертв, либо бесследно исчез. В течение двух секунд, пока маленький корабль был в пределах досягаемости военных радаров, он развил, по сведениям технической службы, такую огромную скорость, что никакое человеческое существо не могло бы ее выдержать, оставаясь в сознании. И еще не известно, как долго продержится такое состояние при подобной скорости. Пускай себе Торговый Дом оружейников неистовствует и витийствует, Айшеры знавали и худшие времена.
      Невольный взгляд на телестат, настроенный на корабль Гриера, вернул ее к главной опасности. Долго смотрела она, не отрываясь, на незаконченную работу. Затем, вся дрожа, прервала связь. Какой кошмар это ожидание! Потом послушала очередной выпуск последних известий и почувствовала себя бодрее. Они прибавили ей уверенности. Все, что сообщалось о Торговом Доме оружейников, было против него. С трудом выдавила из себя кривую улыбку: вот ведь до чего дошла — собственной пропаганде поверила!
      Как бы там ни было, она совершенно успокоилась и была готова к разговору, который откладывала все утро. Невозмутимая, сидела она в кресле, а перепуганный негодяй Гриер трещал без умолку — был вне себя от страха и молил о пощаде. Императрица слушала без интереса, пока тот не упомянул о Кершоу и Нилане.
      Она поморщилась: ох уж этот Нилан!
      Какую же цель поставил он перед собой? Воздвиг неприступную стену, которую она не смогла преодолеть. Возможно, то неожиданное сопротивление, которое он ей оказал, следует объяснить родственными чувствами к брату, хотя совсем уж не понятно, как он обнаружил корабль. Пробыв на нем всего несколько часов, досконально разобрался во всех деталях. Приложил поистине геркулесовские усилия, чтобы привести в порядок двигатели, — грандиозная задача, которую он, пожалуй, решил бы в более благоприятных условиях. Это она ему помешала, так как, страшно нервничая, сама приказала начать атаку. По логике вещей следовало принять во внимание его доводы и отложить штурм. О чем тут говорить — она столкнулась с выдающейся личностью!
      Императрица справилась со своими мыслями и мягко спросила Гриера:
      — А где вы оставили Кершоу и других?
      Тот стал что-то бессвязно лепетать о семи пригодных для жизни планетах созвездия Центавр, три из которых прекраснее Земли.
      — Клянусь, я оставил их на одной из этих планет. С ними все в порядке. Первый же корабль подберет их. Я только хотел поскорее добраться сюда и продать изобретение. Конечно, это преступление. Но в наше время каждый думает лишь о себе.
      Она знала, что Гриер лжет, говоря о судьбе команды, поэтому была холодна и безжалостна. Люди, испытывающие страх, всегда вызывали в ней эти чувства. Она относилась к ним с отвращением, словно к чему-то нечистому. Они не представляли для нее никакой ценности. Но в данном случае почему-то была в нерешительности и не сразу поняла, почему именно. Поразительно, но ей тоже было страшно. Только не за себя, как Гриеру, а за династию Айшеров.
      Императрица подняла голову и повелела:
      — Отведите его обратно в камеру. Я решу позже, что с ним делать.
      Хотя знала наперед, что помилует мерзавца, и жгуче презирала себя за эту слабость. Уж не уподобилась ли она той черни, которая бесновалась на улицах и вопила, требуя сведений о межзвездном суперлайнере?
      Один из ее личных телестатов ожил. Она включила его, и глаза ее расширились при виде адмирала Дирна.
      — Да, — отозвалась императрица, — я сейчас буду.
      Она в нетерпении вскочила с кресла. Космический корабль готов и ждет, чтобы уничтожили его и вместе с ним его тайну.
      Каждая минута промедления грозит гибелью, когда имеешь дело с таким противником, как Торговый Дом оружейников. И она устремилась к дверям.
      Космический корабль Гриера — она с досадой продолжала его так называть, поскольку не подобрала лучшего названия, — издали казался крошечным в огромном военном ангаре. Но по мере того как ее автоплан в сопровождении патрульных машин подлетал все ближе, крошка начала расти. Когда же она прошла пешком последние четыреста футов, корабль навис над ней — длинное, крапчатого цвета сооружение в форме сигары, уложенное горизонтально на опоры. Ее глаза внимательно изучали обшивку: толстые листы металла болтались, но совсем их еще не отодрали. Она вопросительно взглянула на офицера в полевой форме, который стоял на почтительном расстоянии. Он поклонился.
      — Как видите, приказ вашего величества выполнен точно. Никто ничего не видел внутри суперлайнера, никто ничего не трогал в нем, а рабочие, которые отрывали листы металла, набраны по списку, поступившему сегодня утром и утвержденному лично вами. Ни один из них не обладает достаточными научными знаниями, чтобы разобраться в обыкновенном космическом корабле, не говоря уже об особом.
      — Хорошо.
      Императрица повернулась и увидела приближающуюся группу людей. Все приветствовали ее.
      Как она убедилась, здесь свое дело знали. Рабочие начали умело снимать листы обшивки. Через два часа с этим было покончено. Да, скоро и с кораблем будет покончено, однако все его секретные узлы и конструкции запечатлелись в ее мозгу. А затем правительница стояла за бронещитом и наблюдала, как энергетическая пушка превращает остов корабля в бесформенную массу расплавленного металла. Она уже проявляла нетерпение. Наконец на земле остался раскаленный добела холм неровной формы, и тогда, сразу успокоившись, она села в свой автоплан. Когда подлетали к дворцу, по небу плыли темные облака. День угасал.

      Пелена как будто стала спадать. Хедрок долгое время лежал с широко открытыми глазами.
      Постепенно осознавал, как тихо вокруг: тяжесть в теле исчезла, никакого движения не ощущалось. Проблески сознания начали соединяться в одно целое. Он выпрямился в кресле перед пультом управления и посмотрел на экраны телестатов. В космосе мерцали звезды. Солнца не было, ничего не было, только острые как иглы лучики света, отличающиеся друг от друга яркостью. Ни давления скорости, ни гравитации. Он такое в своей жизни уже испытывал, хотя здесь все-таки что-то иное. Взглянул на рычаг «Полет в бесконечность». Тот все еще был выжат до упора. Ах вот в чем дело! На спидометре — невероятные цифры, на автоматическом календаре — 19:00, август 28, 4791 Айшер. Хедрок кивнул самому себе. Итак, он находился без сознания двадцать два дня. И все это время корабль летел вперед — спидометр показывал около четырехсот миллионов миль в секунду. При такой скорости расстояние между Землей и созвездием Центавр промелькнуло за восемнадцать часов. Теперь каким-то образом надо бы повернуть назад.
      Хедрок погрузился в размышления, а затем освободил зажимное устройство автомата и перевел корабль на ручное управление. Что-то зажужжало и очень быстро затикало. Звезды завертелись, но по прошествии трех секунд верчение прекратилось. Корабль сделал плавный поворот, составивший тысячу двести миллионов миль. При прежней скорости Солнечная система покажется еще через двадцать два дня. Нет, минуточку! Не так все просто. Не мог он снова подвергнуть себя действию жуткого давления, которое так надолго лишило его сознания. Кое-что прикинув, он повернул ручку на три четверти, изменив скорость движения. И стал ждать. Интересно, как скоро он придет в себя после того, как снизится давление? Прошло два часа — ничего сверхъестественного не случилось. Только голова клонилась на грудь и глаза закрывались. Но влияние торможения на этом закончилось.
      В томительном ожидании Хедрок прилег на одну из кушеток и заснул. Вдруг всего его затрясло, он в испуге очнулся, но быстро успокоился — давление равномерно распределилось по всему телу. Уже пережив первый шок, решил теперь потерпеть. Хотел было вскочить, чтобы взглянуть на спидометр, но его пронзила резкая боль, и он предпочел не шевелиться. Понимал, что во всем теле идет болезненная перестройка — клеточная, атомная, нервная, мускульная. Он не двигался в течение получаса. Затем встал, подошел к приборным доскам и уставился в телестат. Ничего не было видно. Календарь показывал 29 августа, 23:03, а стрелка спидометра опустилась до отметки триста пятьдесят миллионов миль. При таком торможении спасательная ракета должна будет остановиться приблизительно через тридцать два дня.
      На третий день скорость сбавилась более чем на одиннадцать миллионов миль в секунду. Он уже с интересом стал наблюдать, как тоскливо и медленно, час за часом, величина торможения увеличивается. Ему стало совершенно ясно, что при увеличении или уменьшении скорости за порогом трехсот пятидесяти миллионов миль в секунду действуют очень мощные законы. По крайней мере в четыре раза превосходящие по силе известные на Земле.
      Дни тянулись медленно, и Хедрок наблюдал, как подсветка спидометра меркнет. Наконец свет мигнул и погас. Он почувствовал себя потерянным. Потерянным во тьме ночи, с каждым часом все больше утрачивающим реальность. Спал беспокойно, затем вернулся в кресло за пультом управления.
      Едва уселся в него, корабль затрясло. Было такое ощущение, будто вибрирует каждый лист обшивки. Маленькое суденышко завертелось, точно щепка в водовороте. Хедрока спасло многоцелевое кресло. Чутко реагируя на все колебания, оно гасило их и предохраняло человека от излишних нагрузок. Как, впрочем, и пульт управления.
      Все близлежащее космическое пространство кишело сигарообразными космическими кораблями невероятных размеров. Экраны телестатов заполонили дюжины этих громадин длиной в милю; и все они выстроились вокруг ракеты по огибающей линии. Вдруг откуда-то из массы рукотворных космических тел до него долетели то ли мысли, то ли слова сообщения. Они ворвались в кабину управления, словно пузырящиеся струи атомарного газа. Они обладали такой силой, что в первое мгновение он не уловил смысла. А когда смысл начал доходить, то озадаченный мозг не сразу сообразил, что эти всепроникающие сигналы адресованы не ему, хотя непосредственно его затрагивают.
      — …Пришелец не имеет значения… Тип разума минус девятьсот. Смотри первую величину напряжения… Уничтожить его?
      Хедрок пребывал в полном смятении, но тут его осенила безумная мысль: обмен сведениями каким-то образом касался ожесточенной перепалки на Земле «за» или «против» межзвездных полетов. Какое теперь это имеет значение? Слишком поздно. Время безжалостно, а эволюция человека идет слишком медленно. Высшие по разуму существа давным-давно захватили во Вселенной то, что им было нужно, а оставшиеся крохи будут уступать по своему жесткому усмотрению. Слишком поздно, слишком поздно.

      Должно быть, прошла минута или чуть больше, а Хедрок все еще сидел в том же положении. Когда вернулась способность осознанно наблюдать за происходящим, он вдруг почувствовал, что может ориентироваться в темноте. В этой ситуации самым сильным, если не единственным желанием было сохранить жизнь. Прищурив глаза, смотрел он на экраны телестатов, как в окна, на окружавшие его космические корабли. Ему было страшно не за себя, а за человечество. Их было много, слишком много. И ничего иного, кроме смерти, они не предвещали.
      Но он был жив. Постижение этого факта дало ему как бы второе дыхание. Пальцы уцепились за ручки управления. Взгляд искал просвет между двумя огромными машинами. Затем он надавил на корректор, дождался момента, когда спасательная ракета сможет проскочить между ними, и осторожно до упора выжал белый акселератор.
      Он перестал что-либо воспринимать, так как вдруг очутился в кромешной тьме, правда, физической, а не умственной. Спустя мгновение припомнил, что было какое-то движение, смахивающее на легкий рывок. А потом — ничего, ни кораблей, ни звезд. И телестаты не то чтобы выключились, но экраны заполняла густая чернота. Чуть подождав, он нажал информационную кнопку на приборной доске. Тут же засветилось простое слово: металл.
      Металл! Весь окружен металлом. Это означало только одно — ракету поглотил огромный незнакомый корабль. Как это произошло — неведомо, но если Торговый Дом оружейников на Земле имел вибрационную систему трансмиттеров, посредством которой материальные объекты могли перемещаться в пространстве, тогда почему же огромная машина не могла поглотить его спасательную ракету?
      Ясное осознание положения, в котором он оказался, причиняло душевные муки. Конечно, его взяли в плен, и, когда положено, он узнает, что его ждет. Они оставили ему жизнь, а это означает, что он представляет для них интерес. Хедрок облачился в скафандр. Нервы были напряжены до предела, но он держал себя в руках.
      Сделав все необходимые приготовления, открыл воздушный шлюз и на какое-то мгновение остановился, подумав с унынием, как далеко он от Земли. Затем вышел из спасательной ракеты. Гравитации не было, поэтому, когда самозакрывающаяся дверь шлюза подтолкнула в спину, он, плавно паря, стал опускаться вниз. Яркий свет фонарика высвечивал резко очерченные стены, выложенные ровными пластинами металла, и двери в них.
      Ничего необычного в этой картине не было, все вполне ординарно. Просто нужно проверить двери и, если какая-нибудь поддастся, выйти. Первая же дверь сразу открылась. Мгновение спустя нервное напряжение стало спадать, показалось даже, что он находится в стране чудес. С высоты около двух миль просматривался город. Он сиял и переливался в лучах невидимого источника света, весь в деревьях и цветущем кустарнике. За ним начинался пригород, яркий от обилия зелени, лужаек и искрящих ручьев. Этот пейзаж, насколько было видно, простирался на три стороны и, мягко изгибаясь, терялся в легкой дымке. Если бы не ограниченный горизонт, можно было подумать, что это Земля.
      Здесь Хедрок испытал еще одно сильнейшее потрясение. Город, проносилось в голове, совсем земной город в космическом корабле — такое просто в уме не укладывалось. Корабль, который вначале показался в милю длиной, на самом деле был в пятьдесят миль по меньшей мере и летал в космосе с несколькими сотнями себе подобных — каждый аппарат, управляемый существами высшего разума, размером с маленькую планету.
      Хедрок подумал о дальнейших шагах. Нельзя ли вывести сюда свою ракету? Осмотрел стену с дверями и нашел достаточно большой проем. Но какое-то мгновение засомневался: разрешат ли таинственные существа сдвинуть ракету с места. Все зависит от того, что они от него хотят. Его сомнения кончились, когда маленькая машина выскользнула наружу, беспрепятственно преодолев проем, и спустя несколько минут села на окраине города.
      Благополучно приземлившись, Хедрок тихо сидел и ждал, когда успокоятся нервы. И к тому же подумал, что именно на такое поведение здесь рассчитывали. Бесспорно, он служил объектом какого-то важного эксперимента; и хотя меры предосторожности с его стороны, казалось, не имеют никакого смысла, игнорировать их тоже не следовало. Он сделал анализ атмосферы. Атмосферное давление было чуть больше обычного, содержание кислорода девятнадцать процентов, азота — семьдесят девять, температура плюс 74 по Фаренгейту, гравитационное взаимодействие в норме. Можно было не продолжать исследований, так как показатели оказались такие же, как на Земле.
      Хедрок снял скафандр. Ни о каком противоборстве с его стороны и помышлять нечего. Он был полностью во власти существ, которые, как бы походя, за считанные минуты создали для него привычную среду обитания. Выскользнул из ракеты и ощутил тишину. Пошел вперед по улице, миновал одну, потом другую — город был пуст. Ни ветерка, ни движения. Деревья словно погрузились в спячку — неподвижные ветви, поникшие листья. Этот пейзаж слишком смахивал на макет за стеклом витрины, на сад в бутылке, да и сам он посреди всего этого — крошечная фигурка, застывшая в напряжении. Единственная разница, пожалуй, в том, что он не собирается стоять здесь вечно.
      Хедрок направился к белому блестящему зданию, широкому и длинному, но не очень высокому. Постучал в дверь и, когда звук безответно замер, толкнул ее. Дверь открылась не в вестибюль, а в небольшую комнату, облицованную металлом. Там были приборная доска, многоцелевое кресло и человек в нем. Хедрок остановился как вкопанный, ибо в кресле сидел не кто иной, как он сам, собственной персоной, будто в своей спасательной ракете. Затем осторожно прошел вперед, ожидая, что, стоит ему приблизиться, тело исчезнет. Но этого не произошло. А если дотронуться до собственного двойника, рука погрузится в пустоту? Ничего подобного. Пальцы ощутили реальную фактуру одежды и теплоту живого лица. Лже-Хедрок, не обратив на своего прототипа никакого внимания, продолжал напряженно всматриваться в экран общего телестата.
      Хедрок посмотрел в том же направлении и вздрогнул, когда увидел одухотворенное и серьезное лицо императрицы.
      Ага, здесь разыгрывается последний приказ Иннельды, беззвучная сцена, так как не слышно ее вибрирующего голоса, приказывающего посадить спасательную ракету. Он с нетерпением ожидал, что же будет дальше, но и через несколько минут ничего не изменилось. В конце концов он пошел к двери. Уже за пределами этого помещения остановился, почувствовав сильное волнение. Эта картина, размышлял он, разыгранный таким вот образом фрагмент его памяти. Но почему именно этот эпизод, а не какой-нибудь другой?
      Импульсивно Хедрок снова открыл ту же дверь и заглянул вовнутрь. Комната была пуста. Тогда он пошел дальше, в город, и опять окунулся в тишину, как в омут. Напряжение постепенно ослабевало. Он должен быть готов к любой неожиданности со стороны неведомых хозяев его судьбы. Что-то их заинтересовало, нужно взять инициативу в свои руки и поддерживать интерес к себе до тех пор, пока не удастся раскрыть тайну их власти над собой.
      Вдруг Хедрок очутился перед внушительным подъездом тридцатиэтажного мраморного небоскреба. Резная дверь открылась, как и в первом случае, не в холл, а сразу во внутреннее помещение. Оно было больше первого. В напольных и настенных витринах красовались образцы оружия, а в углу сидел человек и распечатывал письмо. Хедрок уже пережил нечто подобное, поэтому увиденное не потрясло его так сильно. Перед ним был линвудский оружейный магазин, а человек в углу — Даниэл Нилан. Очевидно, сейчас проигрывают сцену их встречи и разговора.
      Он прошел вперед, чувствуя какое-то несоответствие, какое-то отличие от запечатлевшегося в памяти. И вдруг понял, в чем дело. При их настоящем свидании Нилан еще не читал письмо.
      Неужели ему продемонстрируют то, что случилось позже?
      Когда Хедрок остановился позади сидящего Нилана и взглянул на письмо в его руках, то оценил подлинность сцены. На конверте была марсианская почтовая марка. Значит, это та самая корреспонденция, которая поступила на имя Нилана в Торговый Дом оружейников и за которой Нилан вернулся после их совместного визита в Треллис Майнор Билдинг.
      Но как все это делается? Одно — воспроизвести сцену, которую они извлекли из его памяти, совсем другое — реконструировать то, в чем он не принимал участия и что совершалось на расстоянии бесчисленных миллиардов километров около месяца назад. Должна же быть причина, ради которой они демонстрируют столь сложное искусство. И решил, что «хозяева» хотят, чтобы он прочел письмо, полученное Ниланом.
      Он наклонился вперед в намерении разглядеть строчки, но перед глазами все тут же поплыло. Вскоре это прошло, и он обнаружил, что не стоит, а сидит и даже сам держит письмо. Такое перераспределение ролей было настолько неожиданно, что Хедрок невольно повернулся на стуле и посмотрел назад.
      Время тянулось бесконечно, а он смотрел и смотрел на собственное тело, застывшее поодаль в напряженной позе, чуть подавшись вперед, и на прищуренные глаза, пытающиеся что-то разглядеть. Затем принял прежнее положение и оглядел одежду Нилана, руки Нилана, тело Нилана. И почувствовал себя совсем по-иному — в него переселились мысли Нилана, возник эмоциональный интерес к письму.
      Прежде чем Хедрок смог себе объяснить, каким это образом — совершенно непонятно каким! — егодуша переместилась в тело Нилана, тот углубился в письмо. Оно было от его брата Джила:
      «Дорогой Дэн!
      Теперь я могу рассказать тебе о величайшем открытии за всю историю существования человечества.
      Через несколько часов мы отбываем. Мне пришлось ждать этой минуты, ибо мы опасались, что письмо перехватят, и не могли рисковать. Мы хотим поставить мир перед фактом. Когда вернемся, будем кричать о нашем свершении на каждом углу, представим бесконечные фильмы и записи, подтверждающие наш рассказ. А сейчас о самой экспедиции.
      Нас семеро во главе с известным ученым Дердом Кершоу. Шесть специалистов в различных областях науки. Седьмой — парень по имени Гриер — вроде подручного для ведения книг учета, протоколов, отчетов и так далее. Он отвечает также за работу автоматических кухонных плит. Кершоу обучает его работе с приборами управления, чтобы освобождать нас, остальных, от будничных дел».
      Здесь Хедрок-Нилан прервал чтение, на сердце у него кошки скребли.
      — Дети! — пробормотал он севшим голосом. — Великовозрастные дети, черт бы их побрал.
      И тут же подумал: «Итак, Гриер был подручным. Не удивительно — ведь он полный профан в наук е».
      Хедрок принялся было читать дальше, как вдруг вычленил собственное «я» из совокупного сознания и в изумлении подумал: «Дэн Нилан ничего не знал о подлеце Гриере. Как же он мог испытывать к тому неприязнь?» Однако здесь его собственное «я» вновь растворилось — сильное желание Нилана продолжить чтение победило волевой импульс Хедрока. Они совместно двинулись дальше:
      «Меня пригласили заниматься этим делом после того, как Кершоу заметил мою статью в журнале по атомной энергетике, статья была посвящена исследованию вращения небесных тел в сторону, противоположную вращению Земли. Это исследование перекликалось с идеей изобретения Кершоу.
      Должен заметить, что возможность дублирования этого открытия другими исследователями практически равна нулю. В своей концепции оно охватывает слишком много отраслей науки. Как ты помнишь, во время учебы нам говорили, что существует почти пятьсот тысяч отраслей науки и что умелая координация усилий будет порождать бесконечное количество новых изобретений. Впрочем, никого нельзя научить устанавливать продуктивное соотношение отдельных элементов на стыках наук, не говоря уж об их выборе.
      Я упоминаю об этом, чтобы еще раз подчеркнуть необходимость полной секретности. Однажды ночью мы долго говорили с Кершоу и мне предложили участвовать в этом предприятии исключительно на конфиденциальной основе.