Дано:
      1) Если полковник Чарлз Мортон и лейтенант Лестер Брэй оба станут частью Тьмы и Изолина Феррарис продолжит свой путь в Дамаск, то корабль D.А.R. будет сражаться с Тьмой
      и
      2) Если капитан Джеймс Марриотт эгоист или майор Луфтелет не смирит свое самолюбие, то корабль D.А.R. не будет сражаться на стороне Мортона.
      Отсюда следует:
      I) если Дэвид Керк станет полковником Мортоном, то:
      (а) ирски и диамондианцы примут мирные предложения Мортона и
      (б) несколько диамондианских проституток станут полковником Мортоном
      II) если капитан Марриотт одержит верх, то:
      (а) оружие Лозитина будет нейтрализовано и
      (б) Изолина Феррарис станет полковником Мортоном
      III) если корабль D.А.R. вступит в бой, то:
      (а) Тьма сохранит свою власть и
      (б) все люди станут Мортоном.
      Ответы: (I) Да (II) Да (III) Да.

      «Серые мысли под серым небом… Из своего окна Христомена видела над потемневшими крышами Нового Неаполя вершину Везувия-2, который непрерывно извергал клубы дыма. Глядя на этот далекий дым, она видела в нем то, что заполняло ее мысли, как человек, который ищет возникающие в его уме образы в пляшущем пламени костра», — прочел Мортон.
      Дальше он не смог читать, потому что машина неожиданно нырнула в воронку от снаряда и, подпрыгнув, выскочила из нее. Кроме того, с тех пор как Мортон оказался на Диамондиане-6, он ни на чем не мог надолго сосредоточиться, и был не в состоянии напрягать свое внимание.
      Мортон на мгновение закрыл глаза и несколько раз (надеясь, что это будет замечено) моргнул, сильно зажмуриваясь: он в очередной раз пытался прогнать из своего сознания неотвязную тьму. Это короткое усилие, которое потом придется повторять весь день, успокоило Мортона — в десятитысячный раз с тех пор, как он приземлился на Диамондии в составе Комиссии по Переговорам.
      Тьма внезапно рассеялась, словно с Мортона сняли тяжелый груз. Полковник вдруг почувствовал себя почти нормально и словно стал легче. Он бросил взгляд на лейтенанта Брэя, который вел машину. Ходили слухи, что этот молодой офицер разведки, недавно прикомандированный к новонеаполитанскому управлению, пишет романы, но сейчас Мортон впервые прочел образец его прозы.
      — Что, люди, в самом деле, читают такие невероятные истории? — спросил он, вернувшись к мыслям, которые прервала тьма.
      Худое лицо Брэя сморщилось.
      — Трудно сказать, — признался он. — Примерно тридцать таких книг опубликовано, а тридцать других не приняты, хотя они не хуже и не лучше тех. По-моему, все зависит от мнения редактора-землянина и от того, насколько он будет рад, что получил рассказ, так сказать, прямо с места событий — из экзотического города, где происходит действие. Этот рассказ будет называться «Новый Неаполь, Диамондиана».
      Мортон покачал головой и почувствовал, что улыбается, а этого уже давно с ним не случалось.
      — А какой у вас сюжет? — спросил он.
      — Диамондианка, богатая наследница, подхваченная бурей войны, влюбляется в солдата-землянина, — стал рассказывать лейтенант, — но на самом деле он миллиардер, который записался в армию простым солдатом. Так ему захотелось. А она всегда была против войны.
      Мортон попытался представить то, о чем писал Брэй, и не смог. Потом он попробовал мысленно увидеть, как лейтенант Брэй без устали работает, чтобы найти подходящие слова для этой истории. Это показалось ему еще более невероятным. Мортон вздохнул и удобнее уселся на своем месте.
      — Почему вы не напишете вместо этого о той работе, которую мы здесь делаем?
      Теперь вздохнул Брэй.
      — Все спрашивают меня об этом. Честно говоря, наша работа не слишком увлекательная тема. Если смотреть правде в глаза, задача, ради которой мы здесь — начать быстрый вывод с этой планеты войск Земной Федерации, — просто ужасна. Мы же прекрасно знаем, что, как только мы уйдем, ирски перережут всех людей на Диамондиане. Надеюсь, моя повесть будет напечатана раньше, чем произойдет эта трагедия.
      — Нет никаких причин считать, что ирски кого-нибудь убьют, — решительно запротестовал Мортон, сам не слишком веря своим словам. Это была официальная точка зрения, и Мортон счел своим долгом высказать ее. В конце концов, он член Комиссии по Переговорам.
      — Например, эта девушка, с которой вы сейчас встретились, Изолина Феррарис, — снова заговорил Брэй. — Думаю, она достаточно красива для тех, кто любит такой тип внешности. Кажется, ее мать была с Земли, из Италии, и умерла при родах. Теоретически Изолина должна быть идеальной героиней для романа. А что на самом деле? Она диамондианская националистка. Она сделала из своего тела оружие. При виде этого можно прийти в отчаяние и опасаться, что у здешних людей душевные качества стали лишь видимостью. А ее отец поддерживает связь с отрядами мятежников, действующими в этом секторе. Так что нам придется вступить в борьбу с разгневанной молодой женщиной. Кроме того, все здешние службы безопасности напуганы и всей своей силой обрушились на сепаратистов, убивают их, а те из-за этого больше не верят нам. И у нас еще думают, что диамондианцы в своем большинстве здравомыслящие люди и готовы сдаться без сопротивления, чтобы мы не платили такие огромные налоги!
      — Основная их масса действительно здравомыслящие люди.
      — Но не эти, полковник, — возразил лейтенант. — Представьте себе интригу, где участники — сотня мелочных и злобных эгоистов, которые думают лишь о себе и ни на мгновение — о несчастных налогоплательщиках Федерации. Ни один из них не способен благородно пожертвовать собой, как наследница из моего романа.
      Вдруг голос Брэя оборвался. Машина вильнула в сторону, сделав опасный разворот посреди плотного потока автомобилей, но лейтенант сумел справиться с рулем и остановил ее, поставив вплотную к красному бордюру тротуара. Брэй даже не взглянул на Мортона: выпрямившись на водительском сиденье, он моргал.
      Мортон онемел от изумления и лишь ошеломленно смотрел на него. Лейтенант вел себя точно так же, как чуть раньше он сам!
      Тем временем Брэй уже начал приходить в себя. Мортон с опозданием понял, что должен бы удивиться странному поведению лейтенанта.
      — Что с вами? — спросил он.
      Полковнику показалось, что его молодой спутник сжался в своем кресле, но, когда Брэй ответил, его голос не дрожал.
      — Я как раз собирался сегодня поговорить об этом с вами, полковник. Я был счастлив поехать с вами потому, что получил возможность довериться вам. Но мое состояние бывает разным по силе, и я ждал серьезного приступа. Только что вы были его свидетелем.
      — Ваше состояние? — пробормотал Мортон, следя за тем, чтобы не выдать себя.
      Последовала долгая пауза. Потом Брэй объяснил:
      — Время от времени что-то словно затопляет мое сознание.
      — А что именно вы ощущаете? — спросил Мортон, стараясь дышать ровнее и чувствуя, как сильно бьется от нетерпения его сердце.
      — Как вам объяснить…
      — У вас не возникает впечатления… Вы не чувствуете чего-то вроде темноты?
      — Вот именно темноты! — воскликнул Брэй. — Как будто что-то внешнее, какое-то существо пытается…
      Тут он снова замолчал, подбирая подходящие слова.
      Мортон вспомнил о тьме в своем собственном сознании. Что это такое? Ответ подсказало слово, которое только что произнес лейтенант.
      СУЩЕСТВО! Господи, боже мой, неужели это возможно?
      На мгновение Мортон почувствовал ужас человека, попавшего в катастрофу. Чтобы избавиться от него, полковник применил свое старое средство: стал осматриваться вокруг и ориентироваться.
      В этот раз испытанное лекарство не помогло, оттого что усилие Мортона было таким же неосознанным, как душевное смятение, которое его вызвало. Тем не менее, полковник осознал, что по-прежнему находится на Виа Рома. Мимо него и Брэя с бешеной скоростью проносились машины. У всех водителей были лихорадочные взгляды и блуждающая улыбка на губах.
      Мортон, не отрываясь, смотрел на это движение еще не вполне осмысленным взглядом, и постепенно ему становилось легче. Бешеное биение сердца прекратилось, страх отступил, и полковник понял, что думает о существе не как о новой беде, а как о давно знакомой проблеме, над которой уже когда-то серьезно размышлял.
      Рядом с ним лейтенант Брэй снова заговорил своим обычным уверенным тоном. Тревога почти не чувствовалась в его голосе.
      — Я снова и снова говорю себе, что мне надо побывать у психиатра, но боюсь, что это будет записано в мое личное дело и повредит мне. Поэтому я все время откладываю осмотр на потом.
      Мортон, который и сам думал, не сходить ли к врачу, несколько раз кивнул, признавая справедливость этих доводов. На самом деле положение было еще хуже, чем опасался Брэй. Мортон знал, что в армии вопросы решались способом рутинным и чудовищно жестоким одновременно. Психиатрами на отдаленных планетах были, как правило, совсем молодые врачи. Они попадали в эту глушь на стажировку и быстро приучались не делать даже попыток кого-нибудь лечить, чтобы не потерять свою репутацию. Поэтому больного сразу же направляли в военный госпиталь в другую часть Вселенной. То, что проделывали там с невинной жертвой, и то, как это отражалось на ее карьере, давало все основания дрожать от страха тем немногим, кто мог что-то услышать потом о больном.
      Мортон сильно боялся, что должность Брэя, а может быть, и его собственная не достаточно высоки, чтобы спасти их от такой судьбы. Эти мысли совсем не приводили полковника в восторг.
      Вдруг он не только снова заметил уличное движение, но и узнал место, где они с Брэем находились.
      — Музей вон там, чуть подальше, — сказал Мортон. — Вы можете высадить меня там. Дальше я пойду пешком.
      Пока машина под управлением Брэя осторожно двигалась вперед, полковник заговорил снова:
      — Прежде всего, не рассказывайте никому о вашем состоянии, по крайней мере, до того, как мы снова побеседуем о нем. И не ходите к психиатру.
      Брэй молча кивнул, не отрывая взгляда от дороги. Лишь через минуту или две, остановившись перед музеем, он осмелился спросить, и в его голосе чувствовалась тревога:
      — Полковник, вы вполне уверены, что можете идти на встречу с этой девшей совершенно один? Эти диамондианцы — банда отпетых убийц.
      — Мы — их последняя надежда, — успокоил его Мортон. — Убедить нас остаться — их единственный козырь. Каждому понятно, что невозможно создать воздушный мост такого масштаба, чтобы вывезти с планеты полмиллиарда жителей. Так что диамондианцам во всех отношениях невыгодно раздражать нас.
      Его ответ, похоже, не убедил Брэя.
      — Могу я осмелиться спросить вас, полковник, чего вы надеетесь добиться прямыми переговорами с кликой этого генерала Феррариса?
      — Хорошо…
      Вдруг Мортон замолчал: ему внезапно пришла в голову тревожная мысль. Полковник вспомнил, что не получил четких указаний от Поля Лорана, председателя Комиссии по Переговорам. Лоран лишь сказал ему: «Чарлз, в сущности, мы ничего не можем сделать. Наша комиссия носит громкое имя, которое ничего не значит. Мы здесь не ради переговоров, а ради того, чтобы вывести с этой планеты войска Земной Федерации, и должны направить все усилия именно на это независимо от того, будут с нами вести переговоры или нет. И все-таки действуйте так, словно наша цель действительно переговоры. Так мы, может быть, сумеем решить нашу задачу».
      В общем, это напутствие не было многообещающим. Не знаю как, но я уже увяз в этих переговорах гораздо больше, чем разрешали его инструкции», — подумал Мортон. В глубине души он мечтал с помощью переговоров разрешить ужасный диамондианский конфликт.
      — Не будьте слишком циничным, лейтенант. И не возражайте, что все эти отряды состоят из убийц. Мне доложили, что генерал Феррарис и его дочь установили контакт с крупным отрядом ирсков и направили туда представителей для переговоров о мире. Вот почему я здесь. Мы хотели бы узнать подробности этой операции, и я подумал, что самый простой путь для этого — спросить их самих. Почему бы и нет?
      — А! — недоверчиво вздохнул Брэй.
      Мортон не стал продолжать и сменил тему разговора.
      — Сверните налево вон там, — полковник вытянул руку, показывая, где именно. — Улица Авеначчо находится сразу за ботаническим садом. По ней вы доедете до Каподочино-Корапо, это километров десять, максимум двенадцать, если я правильно помню. Там я встречусь с вами сегодня вечером, и мы вместе поедем в имение Феррарисов. Завтра в двенадцать часов дня мы начнем наблюдать за перекрестком в Корапо. С двенадцати до вечера мы будем выборочно останавливать и проверять автомобили. У нас есть данные, что в это время на нескольких машинах будет возвращаться к себе мирная делегация.
      Тут нужно было добавить «надеюсь», но Мортон сдержался и уверенно продолжил:
      — Не забывайте: наша цель не торпедировать переговоры, а выяснить, каков их истинный характер. Если мы правильно используем наши способы устрашения, члены делегации почти наверняка ничем не покажут, что мы учинили им допрос. При их гордости… По-моему, решение для Диамондианы должно основываться, прежде всего, на логике. Что до капитана Марриотта — он командует базой Корапо… На чьей он стороне? — вот что я хотел бы узнать.
      Брэй пообещал сделать все, чтобы выяснить это, но в его голосе не чувствовалось особого энтузиазма. Судя по выражению лица, он думал о другом. Было похоже, что он чем-то озадачен.
      — Полковник, — вдруг заговорил он, — уже почти две тысячи лет техника и наука управляют миром. Но и сейчас, в три тысячи восемьсот девятнадцатом году, человечество все так же склонно к буйству и бунту. Как могло случиться, что до сих пор никто не изобрел таблетку, которая превратила бы всех этих сумасшедших диамондианцев в цивилизованных людей?
      Мортон не смог сдержать улыбку, хотя вопрос оторвал его от размышлений.
      — У меня есть ответ, но не знаю, верен ли он.
      — Какой ответ?
      — Люди продолжают думать по правилам той логики, которую раньше называли современной, но их внутренняя сущность, как и Вселенная, построена по законам другой логики, определенной.
      — Честное слово, похоже, что вы правы, — медленно и сквозь зубы проговорил Брэй.
      Тем не менее, по мальчишескому лицу лейтенанта было видно, что он не удовлетворен ответом. Брэй встряхнулся и повернулся к шоссе, словно ожидая, что Мортон выйдет из машины.
      Но Мортон сидел неподвижно: его мысли приняли новое направление, и вывод, следующий из них, ошеломил полковника.
      То, что Брэй тоже чувствует Тьму в сознании, — информация первостепенной важности! Возможно ли, что кто-то нацелил на них обоих устройство, воздействующее на психику?
      До сих пор все это казалось Мортону не очень опасным. Но то, что от Тьмы пострадали именно два офицера разведки, должно иметь какой-то смысл.
      «Может ли Тьма влиять на другие события? Нет, это невозможно!»
      Диамондианские националисты должны отступить на второй план: то, что происходит в его уме и в уме Брэя, важнее, чем они. И в частности, он должен немедленно выяснить, страдает ли той же болезнью еще кто-нибудь.
      В мысли полковника проник голос Брэя.
      — Что-то не так, полковник?
      Странно, голос доносился словно издалека. Это мгновенно привело сознание Мортона в боевую готовность; видимо, начиналась еще одна из его бесчисленных схваток с существом. И полковник быстро проговорил:
      — Лейтенант, отмените приказы, которые я вам сейчас дал. Девушка может подождать. Меня интересует то, о чем вы мне только что рассказали, — ваше недомогание. Отвезите меня обратно в штаб.
      Еще не кончив говорить, Мортон почувствовал, что затоплявшая его сознание масса Тьмы в этот раз была очень большой. Такое иногда случалось. Он попытался сопротивляться.
      Это было последнее, что он сумел вспомнить потом.

      Лейтенант Брэй окаменел от изумления, когда увидел, тело его начальника обмякло и полковник медленно соскользнул на пол, под щиток управления. Затылок Мортона уперся в край сиденья, рот был открыт. Тело не могло падать дальше и остановилось, скрючившись в этом тесном углу.
      Только в это мгновение, ни на секунду раньше, Брэй подумал: «О господи, он убит!»
      Лейтенант в ужасе склонился над неподвижным телом своего начальника и замер, не позволяя себе никаких других действий и лишь наблюдая за происходящим.
      Жгучий ветер, название которого Брэй никак не мог запомнить, дул с залива, принося с собой жару и влагу моря.
      Обливаясь потом, молодой офицер подумал, что, если при покушении и был какой-то шум, он не смог бы его расслышать. Даже выстрел из пистолета, наиболее вероятного оружия в этом старомодном Новом Неаполе, был бы заглушен ревом автомобилей.
      Из этого лейтенант сделал вывод, что никто, кроме него, не мог заметить происшедшего несчастья, и понял, что ему в любом случае придется принимать решение самому. Брэй дрожащей рукой нащупал под щитком маленький рычаг и нажал его так, словно это был курок пистолета. Гибкая крышка из графитового волокна бесшумно выдвинулась из своего гнезда. Раздался щелчок — она сомкнулась.
      Теперь лейтенант был защищен от всего, кроме прямого попадания бомбы. Он тщательно осмотрел тело Мортона, пытаясь найти рану, и не нашел ничего, но заметил, что полковник дышит. Он жив!
      Брэй выпрямился, открыл дверь, спрыгнул на землю, обежал вокруг машины и распахнул другую дверь. Через несколько секунд он вытащил Мортона из машины и уложил его на тротуар.
      Второй осмотр подтвердил, что на теле полковника не было никакой раны, что его сердце билось нормально, и дыхание было ровным.
      Но Мортон не проявлял никаких других признаков жизни и не приходил в себя. Тем не менее, молодой лейтенант немного успокоился. Для Брэя мир был таким, каков он есть, — не больше и не меньше, не лучше и не хуже, и Диамондиана не была исключением. Лейтенант снова выпрямился и на мгновение задержался возле неподвижного тела. Теперь, зная, что полковник жив, он уже не чувствовал ни панического страха, ни тревоги.
      Брэй заметил, что Мортон и в бессознательном состоянии казался сильным. Мускулы лица не расслабились. Перед лейтенантом лежало воплощение решимости — человек, сбитый с ног, но ожидающий возможности ответить на удар. Красивая голова, тело стройное, но не худое… Брэй постоянно поддерживал свою спортивную форму, был худощавее и, разумеется, моложе, но когда он, борясь с Мортоном, наносил ему удар, то каждый раз сам отлетал назад, как мяч от стены. Молодой офицер предполагал, что полковнику около сорока лет и, значит, его спортивная форма и здоровье достигли высшей точки. От этого было еще тяжелее видеть его в таком состоянии.
      Думая об этом, но, не давая печали сломить себя, Брэй начал что-то насвистывать, глядя на многочисленных прохожих. Сначала он видел только диамондианцев. Все они были похожи на скандинавов или, вернее, англичан. Никто из них явно не собирался помочь Брэю. Лейтенант представил себе их разговоры:
      — Посмотрите, кто там лежит — офицер Федерации!
      — Вижу. Он из Комиссии по Переговорам: видите, какие у него погоны?
      — Тогда, синьор, пусть он выкручивается сам.
      Или:
      — Посмотрите на этого беднягу офицера!
      — Не вмешивайтесь в это, мой друг, а то не успеете оглянуться, как окажетесь в Комиссии по Переговорам, которая не ведет никаких переговоров, и будете зря терять время, как они.
      И, наконец:
      — Вы думаете, он умер?
      — Будем надеяться, что да. Может быть, его смерть заставит всех этих бездельников из Федерации понять, какой станет жизнь Диамондианы после их ухода.
      Брэю казалось, что он угадал мысли торопливо проходивших по тротуару диамондианцев. Едва взглянув на него и Мортона, все они тут же ускоряли шаг.
      Лейтенант бывал в домах у некоторых диамондианцев и потому знал, что люди Диамондианы относились к Комиссии по Переговорам крайне негативно. Их горечь выражалась то в оскорблениях, то во вспышках ярости, а время от времени в немотивированных преступлениях — не говоря уже о действиях профессиональных убийц.
      Думая об этом, Брэй продолжал стоять на прежнем месте, плохо представляя себе, что он должен сделать. В это время к нему подошли два ирска, одетые в рубахи с зелеными полосками — знак друзей диамондианцев — поверх толстого нижнего белья. Они помогли лейтенанту перенести Мортона на заднее сиденье машины и предложили проводить Брэя и отвезти полковника в военный госпиталь.
      Лейтенант отрицательно покачал головой. Он отказал им автоматически, потому что знал, в каких отношениях ирски находятся с диамондианцами. Несомненно, миллионы ирсков в этой части самого большого из трех материков Диамондианы были тем, чем казались, — приветливыми и радушными существами. Когда первые земные поселенцы обнаружили ирсков на Диамондиане, это был большой народ, мирно живший на развалинах своей древней цивилизации.
      С самого начала ирски вели себя с ними очень дружелюбно и всегда были готовы помочь людям в их делах. И когда позже комиссии Земной Федерации прибыли выяснить последствия этого, они обнаружили, что диамондианцы сначала позволили ирскам помогать, а потом переложили на них всю работу. Первые ревизоры покачали головами и улетели, но другая комиссия, которая прибыла позже, успокоила совесть всех недовольных приказом платить ирскам за их труд наравне с людьми.
      Результаты этого постановления поразили всех. Вначале туземцы не знали, что делать со своими деньгами. Потом они пристрастились к диамондианской еде. До этого у ирсков не было никакого видимого источника пищи, и вдруг они стали объедаться пиццей, сосисками, сыром, макаронами и гамбургерами. Закусочные зарабатывали огромные деньги. И когда ирски ели, их странные, диковинные для диамондианцев лица все время сохраняли забавную гримасу, которую люди, в конце концов, стали считать улыбкой.
      Два ирска, которые только что помогли Брэю, выставляли напоказ эту улыбку. Но сегодня уже нельзя было доверять всем ирскам, и нужно было остерегаться даже тех из них, кто носил рубахи с зелеными полосками. «Значит, никто из них не заслуживает моего доверия», — решил лейтенант.
      В конце концов, подумал он, эти ирски, может быть, втайне были счастливы помочь Комиссии по Переговорам именно потому, что она не вела переговоров.
      Он вежливо отказал этим двоим:
      — Очень вам благодарен, но у моего друга просто легкое недомогание, и он очень скоро придет в себя.
      Оба ирска пробормотали своими нежными голосами извинения и ушли. По дороге они несколько раз оборачивались назад и улыбались. Брэй принял решение и вернулся в машину.
      Еще неделю назад Брэй заметил, что Мортон часто моргает и скрывает это: всегда старается отвернуться в такие моменты. Это происходило примерно каждые пять минут. Брэй попытался сам закрывать глаза с такой же частотой. Сначала он отмечал пять минут по часам, потом отмерял наугад, но ничего не получилось. Какая-то автоматическая сила заставляла Мортона закрывать глаза через такие равные промежутки времени.
      Сейчас Брэй был потрясен. В его уме раз за разом прокручивались одни и те же мысли. Мортон еще раз моргнул и тут же потерял сознание. Теперь надо было решить, что можно в этой обстановке сделать для полковника.
      Брэй не мог найти ответа на этот вопрос и пришел к выводу, что, по крайней мере, пока лучше всего просто ждать. Как долго будет продолжаться это ожидание, он не имел никакого представления. Чувствуя себя философом и очень мужественным человеком, Брэй, уверенный, что скоро узнает о том, что случилось, больше, стронул машину с места и вскоре стал еще одним сумасшедшим водителем в бешеном потоке машин на улицах Нового Неаполя.
      Приехав в Корапо (так называли это место диамондианцы) живым и невредимым только по божьей милости, лейтенант припарковал свою машину возле военного поста Земной Федерации, но не на стоянке. Потом он затемнил прозрачные панели — боковые, переднюю и заднюю. Теперь Мортона нельзя было разглядеть снаружи, а старательно закрытая на ключ машина — достаточно надежное убежище для лежащего без сознания человека, особенно если на ней установлена специальная аппаратура против воров.
      Солнце уже касалось горизонта, когда Брэй отошел от машины и направился к зданию поста Земной Федерации.
      Здание поста было одноэтажным, старого стиля. Оно совершенно не сочеталось со старомодной архитектурой города. Местные эстеты и фанатики культуры, должно быть, возмущались по этому поводу. Но даже если бы к лейтенанту не вернулась способность вспоминать, он сумел бы догадаться, что были какие-то особые причины построить пост именно так. Брэй спросил себя, знал ли Мортон, что на Диамондиане существует такая казарма.
      Сам Брэй слышал только неопределенные разговоры о зданиях этого типа, но знал, что они строились из особых материалов, имели уникальные свойства и возводились только на планетах, где требовалась максимальная защита. Значит, кто-то отнес Диамондиану-6 к этой категории. Брэй зашагал к зданию, удивляясь, что Марриотту, который считался подозрительным, доверили командовать таким постом.
      Охранники в форме, стоявшие у двери, отдали честь Брэю небрежно. Это явно значило, что они не беспристрастно относятся к конфликту на Диамондиане. Если такое становилось известно начальству, виновных после возвращения с планеты увольняли из армии. Армии не нужны люди, потерявшие воинский дух, по какой бы причине это ни произошло.
      По правде говоря, сам Брэй тоже не был беспристрастным. Но тесты доказали, что он в силах отрешиться от своих чувств и быть объективным при поиске решения проблемы, а не становиться частью этой проблемы. Именно в последнем Мортон подозревал Марриотта.
      Пройдя по освещенному коридору в глубь здания, Брэй нашел Марриотта в его кабинете. Командир размещенной в Корапо части, высокий, красивый черноволосый мужчина, принял Брэя довольно холодно.
      — Я попросил подать нам обед сюда, лейтенант: здесь мы сможем говорить, не боясь, что нас подслушают. А теперь, лейтенант, как насчет того, чтобы попробовать это прекрасное диамондианское вино?
      То, что Марриотт два раза упомянул его звание в двух коротких фразах, обнадежило Брэя. Он сказал себе, что Мортон правильно понял характер Марриотта, послав к нему, капитану, на обед для разведки лейтенанта. Полковник понимал, что командир базы почувствует себя обезоруженным перед старшим по званию.
      Хозяин и гость выпили вина, пообедали и снова выпили. Вечер только начинался.
      Брэй, который благодаря своему крепкому, как сталь, желудку мог много выпить, оставаясь трезвым, притворился, что постепенно пьянеет.
      Молодой офицер должен был признаться себе, что капитан сбивал его с толку. Для недиамондианца Марриотт слишком долго жил на Диамондиане. По сведениям разведслужбы, он прибыл на эту планету в возрасте двадцати шести лет. Вначале он только учился то в одном, то в другом диамондианском университете.
      Восстание ирсков началось через четыре года после его появления здесь, а оно продолжалось уже десять лет. Значит, Джеймсу Марриотту должно быть сорок лет.
      На этот возраст капитан и выглядел. От невоздержанной жизни его щеки покрылись сетью красных прожилок. С первого своего дня на Диамондиане Марриотт проявил себя большим женолюбом. В личном деле капитана было записано, что однажды он заявил: «Диамондианские женщины слишком рвутся замуж. Чтобы их терпеть, нужно быть закоренелым холостяком».
      В последующих донесениях было сказано, что Марриотт переключился на проституток, которые заполнили улицы с начала войны.
      Странно, но он вступил добровольцем в экспедиционный корпус Земной Федерации. Высшее командование было просто счастливо получить в свое распоряжение человека с такой великолепной подготовкой и так хорошо знающего Диамондиану. Можно только удивляться, что такой ценнейший специалист застрял в Корапо, в этом тупике для всякой карьеры. И в усердии, с которым он сейчас поил лейтенанта Лестера Брэя, было что-то неестественное.
      Что он затевал? Брэй решил, что должен обдумать это, и попытался найти ответ, но не смог.
      Когда уже стемнело, Марриотт заявил:
      — Время уже позднее. Нас ждут, а диамондианцы придают большое значение вежливости и точности.
      Брэй тяжело поднялся из-за стола и, пошатываясь, прошел через комнату. Краем глаза он увидел, что Марриотт наблюдает за ним, не скрывая своего презрения. Брэй небрежно поставил ногу, споткнулся и едва не упал, но, когда капитан захотел его поддержать, оттолкнул Марриотта размашистым движением и нечленораздельно, словно язык еле ворочался у него во рту, пробормотал, что не нуждается в помощи.
      Оба офицера вышли из здания через заднюю дверь. Брэй, притворяясь, будто ничего не видит, рассмотрел, что они находятся во дворе, огороженном высокой решеткой, где стоит много бронированных машин под охраной одного часового.
      Когда Марриотт и этот солдат помогли Брэю взобраться в одну из машин, капитан, наклонился к окну и объявил своему гостю:
      — Я кое-что забыл. Устраивайтесь поудобнее, я отлучусь всего на минуту.
      Потом он захлопнул дверцу.
      Капитан отсутствовал не меньше десяти минут. За это время Брэй, продолжая играть для охранника роль пьяного, нашел возможность выяснить, что все стальные двери и ставни машины были прочно закрыты на засовы. Лейтенант подумал, сможет ли он в случае неудачи взломать один из засовов с помощью пистолета.
      Его размышления оборвало возвращение Марриотта, который сел рядом с ним и стронул машину с места. Он не извинился за свое слишком долгое отсутствие.
      По дороге в имение Феррарисов Брэй иногда пел и тихонько бормотал о том, что, вероятно, во всей Вселенной не существует ни одного действительно важного события.
      — Все на свете лишь энергия. Человек — только сгусток энергии в замкнутом контуре. И меньше чем через сто лет все сгустки, которые сейчас живут — «проявляют себя», унесутся прочь, и растворятся в бесконечном пространстве-времени.
      Затем Брэй очень убежденно заявил, что историю отношений между этими элементами энергии обычно пишут одиночные замкнутые контуры. С течением времени они тоже исчезают или совмещаются друг с другом.
      — Так что, — пел Брэй, — по-настоящему не имеет никакого значения, превратят ли ирски сегодня в пыль результаты всех половых актов на Диа-мон-ди-а-не…
      Эту песенку Брэй напевал, уже раскинувшись на диване в большой комнате дома Феррарисов и смутно осознавая, что вокруг него стоит десяток людей, большей частью мужчин, — смутно потому, что он закрыл глаза, как человек, который борется со сном. Он не понимал, почему он находится здесь. Мортон приказал узнать правду о Марриотте любой ценой, но было трудно понять, почему эти люди согласились потратить весь вечер на гостя, который сейчас должен был казаться им самым неотесанным пьяницей, какого они когда-либо видели.
      Могут ли эти диамондианцы при их горячем нраве ответить на грубость силой? Брэй чувствовал свое тело, развалившееся в самой оскорбительной позе, какую он смог принять, и ему показалось, что очень скоро пойдет речь о его наказании.
      В тот момент, когда это пришло лейтенанту на ум, он почувствовал рядом с собой движение. А потом…
      Брэй заметил, что все вдруг замолчали. Наконец кто-то наклонился над ним.
      Это был момент, которого лейтенант ждал. Он раскусил твердую капсулу, которую держал во рту на этот случай. С легким шумом, похожим на вздох, оболочка раскололась на языке. Капля жидкости, находившаяся внутри, мгновенно превратилась в отвратительный, вызывающий тошноту газ. Брэй очень часто учился выпускать это вещество изо рта, но все-таки его самого чуть не вырвало.
      Как всегда, лейтенант пожалел того, кому в лицо попадет струя этого газа. Он услышал над собой полный отчаяния слабый крик — голос был мужской. Кто-то споткнулся и едва не упал. Потом один из мужчин, видимо тот же самый, грубо выругался.
      Какая-то женщина стала шепотом отчитывать его. Но мужчину явно уже убедила вонючая струя, вылетевшая изо рта Брэя. Он громко ответил:
      — Не беспокойтесь за него.
      Брэй захрапел.
      — И на такого мы рассчитывали, что он нас спасет! — воскликнул другой мужчина.
      Брэй услышал приближающийся шум легких шагов. «Это Изолина», — подумал он. Женщина заговорила удивительно молодым голосом:
      — Он похож на ребенка, а уже стал омерзительным пьяницей.
      — Должно быть, Комиссия по Переговорам выбирала своих людей из отбросов армии. Где еще можно найти таких, чтобы сидели сложа руки, когда у них на глазах уничтожают пятьсот миллионов людей.
      Это был голос Джеймса Марриотта. «Итак, — подумал Брэй, — я только что узнал, ради каких принципов он стал сотрудничать с повстанцами».
      Услышав выдавшие капитана слова и узнав, что Джеймс Марриотт действительно совершил то, в чем его заподозрили, Брэй выполнил свое поручение. Ему оставалось лишь выйти отсюда живым.
      — А где другой? — спросила молодая женщина. — Он должен был увидеться со мной утром.
      Значит, это действительно была Изолина.
      — Но, — продолжала она, — те, кто наблюдал за ним, сказали мне, что он потерял сознание и лежал на тротуаре в ста метрах от моего дома. Никто не знает, что с ним стало после того, как его подняли и положили в машину.
      — Не тревожьтесь о Мортоне, — отозвался Марриотт без малейшего волнения. — Он был в машине этого жалкого ничтожества, которое находится перед вами, и я отправил его в госпиталь. Туда же я отправлю и этого, если мне разрешат это сделать.
      — Вы хотите сказать…
      — Разумеется, с приказом для наших людей отослать обоих в какую-нибудь военную больницу подальше отсюда, — со смехом ответил капитан.
      Один из местных мужчин вздохнул.
      — Это наилучший способ. У меня сложилось очень неприятное впечатление, что Мортон узнал слишком много и нам следует действовать.
      Чья-то рука грубо схватила Брэя за ногу.
      — Помогите мне тащить этого типа, — проворчал голос Марриотта.
      Это движение было таким неожиданным, что Брэй едва не подскочил на месте. Но он сумел мгновенно овладеть своими рефлексами, превратил инстинктивный рывок во враждебный удар ногой и пробормотал несколько ругательств по адресу людей, которые живут на Диамондиане всего триста лет и еще не потеряли охоты выдавать себя за землян. Сейчас, в 3819 году от рождества Христова, уже давно известно, что даже на Земле практически невозможно найти настоящего землянина. Без всякого сомнения, диамондианцы съели достаточно гамбургеров, и это делает им честь, они старались воссоздать старую культуру Земли, но подлинная Земля, веселая, приветливая, чудесная Земля прошлых веков полностью исчезла за тысячелетие смешения рас.
      — И все-таки лучше видеть, как диамондианцы выдают себя за землян, чем не найти никого, кто продолжил бы древние традиции Земли, — напевал Брэй.
      Похоже, окружающие считали его болтовню нормальной для пьяного человека. Брэя подняли и отнесли в машину Марриотта. Пока его несли, лейтенант имел время обдумать то, что перед этим услышал о Мортоне. При мысли о полковнике он приходил в отчаяние, с которым не вполне мог справиться. Он был изумлен, когда узнал, что наблюдатели были расставлены от городского особняка Феррарисов до Виа Рома и музея.
      Потом ему в голову пришла другая мысль. Возможно ли, что Марриотт сам вынес Мортона из его машины? Может быть, капитан сделал это как раз за те десять минут, на которые отлучился перед отъездом? При этой догадке к Брэю вдруг вернулся его обычный оптимизм. Если Марриотт сделал это сам, это одно из тех чудесных совпадений или, вернее, одна из счастливых случайностей, о которых мечтают офицеры разведки. Как у всех офицеров, машина Брэя была оборудована огромным количеством приборов. Среди охранных систем, установленных на ней, был радиопередатчик, работающий на частоте, гипнотизирующей человека, наклонившегося над замочной скважиной в момент взлома дверцы. Передатчик был запрограммирован на передачу такому человеку нечеткого приказа.
      Если Марриотт был человеком у замка, кто-то должен был помочь ему поднять бесчувственного Мортона. Многочисленные тесты уже давно показали, что загипнотизированный человек в течение этой временной путаницы в уме не может действовать один.
      Помнит ли он, что произошло? Не похоже, чтобы помнил. Но, возможно, это позволит Брэю взять верх над капитаном.
      Размышления лейтенанта прервали тихие голоса, зазвучавшие вокруг машины.
      — Не понимаю, какая нам польза от того, что мы ушлем этих двоих с нашей планеты? — говорила Изолина Феррарис.
      Один из мужчин тихо рассмеялся.
      — Это только игра, мое дорогое дитя. Нам совершенно все равно, что будет с этими двумя пешками. Они ничто.
      — Мы тоже скоро будем ничем, — возразила Изолина. — Тогда зачем все это? Две тени сражаются тенями мечей. Если у вас такие шутки, то… Оставьте в покое этих двоих! — приказала она, повысив голос.
      — Изолина! Прошу вас, не надо!
      — Вы знаете, какова моя политика: больше никаких необдуманных действий. Никаких бесполезных боев, вызванных гневом, — отозвался юный голос. — Вы сказали мне, что, вполне возможно, разведка Комиссии по Переговорам узнала, что наша мирная делегация отправилась на встречу с ирсками, готовыми заключить договор, и хочет узнать, в какой степени это может помешать выполнению ее задачи. Я потеряла на этих двоих целый вечер, а сейчас вы говорите, что они ничто!
      — Речь идет не об этом, — проворчал тот же мужчина. — Мы просто хотели помочь Джимми, который посчитал, что это лучший способ избавиться от них. Они следили за ним, подозревали его.
      — А я уверена, что Комиссия по Переговорам всегда знала и знает, что в ее армии есть десятки тысяч Джимми Марриоттов, которые против вывода войск Земной Федерации. И я также знаю, что все эти изменники, вместе взятые, заинтересуют ее разве что на одну-две минуты, — с глубоким презрением бросила Изолина.
      Брэй был поражен верностью ее анализа, но к случаю с Марриоттом он не относился. То, что человек с такой прекрасной подготовкой и на таком низком посту пошел на контакт с руководителями диамондианских противников войны, требовало объяснения.
      Самым важным было то, что эта молодая женщина, похоже, обладала большей властью, чем кто-либо представлял себе или подозревал. Она говорила как главная. Это немного пугало Брэя.
      Однако сейчас первоочередным делом было доказать, что Марриотт действительно сотрудничает с повстанцами.
      В этот момент Марриотт сам дал о себе знать — заговорил, не вполне сумев скрыть, как он расстроен:
      — Хорошо, хорошо, пусть будет по-вашему. Я жертвую собой. Я оставлю это жалкое существо протрезвляться в моем кабинете. Но что касается полковника Мортона, то, вероятно, уже слишком поздно: он в госпитале и вряд ли пришел в себя. А я не в силах остановить машину, когда она уже запущена. Вы все согласитесь, что будет выглядеть очень смешно, если один из нас вдруг попытается остановить силы, которые сам привел в действие… Брэя я оставлю заложником до утра.
      Девушка, видимо, признала свое поражение, поскольку, помолчав, неохотно пробормотала:
      — Надеюсь, ваши действия против человека с таким положением, как у полковника Мортона, не возбудят подозрений. Пьеро проводит вас, а утром убедится, что лейтенант Брэй действительно свободно покинул ваш кабинет. Но, — неожиданно добавила она, — меня волнует вопрос, почему этот молодой человек сам не отвез своего начальника в госпиталь. Как вы устроили, что Мортон потерял сознание?
      — Что значит «мы»? Мы совершенно ничего не сделали, — запротестовал один из мужских голосов.
      Молодая женщина, должно быть, покачала головой или сделала неопределенный жест, потому что, когда она заговорила, в ее голосе чувствовалась покорность судьбе.
      — Вы… Вы меня ошеломили! Я была уверена, что все это подстроил Марриотт, а оказалось, что нам нужно разгадывать тайну.
      Судя по голосу, Изолина удалялась от Брэя. Несомненно, она возвращалась домой.
      — Мне придется поговорить с отцом и попросить его применить к некоторым из вас, его процедуры, обостряющие ум. Как мы можем быть уверены, что это не новая техническая выдумка ирсков?
      Дверь дома закрылась, и голос оборвался, словно обрезанный ножом. Через несколько секунд машина Марриотта тронулась с места.
      Брэй, бесцеремонно брошенный на заднее сиденье, мог лишь плыть по течению событий и терпеливо переносить то, во что он впутался.
      По дороге к военному посту Корапо он притворился, что проснулся, а когда машина въехала во двор за зданием поста, сделал вид, что окончательно опомнился.
      — Вам будет лучше провести эту ночь здесь, — сказал ему капитан Марриотт с хорошо разыгранной заботливостью, как будто у его гостя был выбор.
      Брэй согласился с ним: у молодого офицера были к капитану вопросы, которые звучали бы естественнее, если бы их задал вполне протрезвевший человек. А задать их станет легче, если сейчас Брэй не будет слишком протестовать.
      Кроме того, в этот поздний час лейтенант не мог ничего сделать для Мортона: заговорщики из госпиталя, куда его увезли, конечно, установили там охрану, ночью еще более надежную, чем днем.
      Итак, Брэй закончил этот день в удобной постели в комнате для друзей капитана Марриотта.

      На следующее утро, входя в столовую, Брэй заметил, что капитан, видимо, не выспался: он был бледен и взгляд у него был не вполне сосредоточенный.
      — Вам нездоровится? — вежливо спросил Брэй.
      Лейтенант был полон надежды: он догадался, в чем причина недомогания Марриотта: это последствия вчерашнего открывания дверцы в машине.
      — Нет, что вы, я в полном порядке, — заверил Марриотт и широко повел рукой. — Садитесь, лейтенант.
      Брэй подчинился. Пока ирск в форме комнатного слуги — жилете с зелеными полосами — подавал завтрак, за столом не прозвучало ни слова. Марриотт несколько раз открывал рот, чтобы заговорить, но в последний момент менял решение. Пока хозяин дома не отрываясь глядел на стену, Брэй бегло осмотрел его и убедился, что Марриотт явно находится под гипнотическим воздействием.
      К лейтенанту Брэю вернулся его обычный оптимизм: может быть, он найдет возможность заключить сделку, которая спасет Мортона. Брэй решил попытать счастья и уверенным естественным голосом спросил:
      — Значит, все эти люди, которые были там вчера вечером, и есть знаменитые диамондианские пацифисты?
      Марриотт был застигнут врасплох.
      — Это люди доброй воли, самые простые люди, каких десятки миллионов на Диамондиане.
      Сказав это, капитан снова впал в апатию. Брэй обдумал эти слова. Сам он ни разу не встречал «простых» диамондианцев.
      — Кто эти ирски, с которыми они устанавливают контакт? Кого они представляют?
      По словам Марриотта, переговоры велись с большой группой ирсков, которые объявили себя друзьями диамондианцев и, как говорили пацифисты, обещали использовать мощные силы против непримиримых ирсков. Брэй думал, что это объяснение притянуто за уши.
      — Вы действительно считаете, что делегация диамондианцев сейчас находится на пути к месту переговоров с представителями ирсков? — спросил он.
      Удивление и недоверчивый тон собеседника, наконец, привели в себя Марриотта.
      — Разумеется, да, лейтенант, — подтвердил он резко и снисходительно. — Я же вам говорю, что это очень искренние люди, которые всерьез намерены добиваться мира. Встреча действительно должна произойти сегодня рано утром.
      — Значит, она произошла, и с этой делегацией не случилось ничего плохого?
      — Видите ли…
      Марриотт немного помедлил, потом неохотно продолжил:
      — Диамондианцы могут быть очень разными. Они очень умны, они строят прекрасные здания, они пишут лучшую во Вселенной музыку, они понимают толк в жизни и женщинах и очень талантливы, но…
      — Но что?
      — Никто ничего об этом не знает, — искренне признался Марриотт.
      На это Брэю явно нечего было ответить. Оба офицера молча позавтракали, и лейтенант начал понимать, что скоро у него возникнет проблема. Как он должен поступить, когда вернется в свою машину и обнаружит, что Мортона в ней нет?
      Может быть, настал момент заговорить о сделке, найти компромисс? И Брэй решительно начал:
      — Похоже, вам сегодня нездоровится, капитан. Марриотт немного помедлил, потом выпрямился. По выражению лица капитана было ясно, что он принял решение.
      — Лейтенант, нам нужно поговорить об одном деле. По поводу вашей машины…
      Брэй понял, что они с капитаном настроились на одну волну, и стал ждать продолжения.
      — Вчера вечером, — решительно заговорил Марриотт, — один из моих подчиненных, осматривая при выполнении своих обязанностей машины, припаркованные возле нашего здания, обнаружил в вашей машине человека, очень похожего на труп…
      Брэй спросил себя, какой способ осмотра позволил преодолеть практически непрозрачное затемнение, которое он установил, чтобы помешать посторонним видеть внутренность своей машины, но не стал размышлять об этом, так как Марриотт продолжал говорить:
      — Мы, конечно, патрулируем весь город, но все машины, которые стоят в радиусе двухсот метров вокруг этого здания, мы осматриваем более подробно и с применением специальных средств. Разумеется, мы ищем спрятанные бомбы или другие смертоносные устройства, которые могли бы разрушить или сильно повредить наш маленький пост.
      Это было достаточно логично.
      Так вот, мы вынесли этого человека из машины и отправили в госпиталь.
      — А кто открыл дверь моей машины? — спросил Брэй.
      Взгляд темно-серых глаз капитана вонзился в выражавшие полнейшую невинность глаза Брэя.
      — Я сам, лейтенант.
      — Тогда, капитан, нужно как можно скорее размагнитизировать вас.
      — Я вас не понимаю. Что вы имеете в виду? — встревоженно спросил Марриотт.
      — Извините. Это наш технический жаргон разведчиков. Имеется в виду гипнотическая настройка на другого человека.
      Брэй сделал вид, что внимательно рассматривает Марриотта, словно впервые заметил у него мелкие признаки гипноза.
      — Я вижу у вас симптомы внутреннего конфликта, капитан. Вы, должно быть, очень плохо провели ночь.
      В глазах Марриотта сверкнул гнев, потом они округлились. Было похоже, что капитан ждет продолжения. Брэй объяснил ему природу гипноза и в заключение сказал:
      — На вашей стадии человек ощущает путаницу в мыслях, а потом другая личность постепенно занимает место первой.
      Марриотт медленно кивнул. Ему, похоже, было не по себе.
      — Значит, дело в этом аппарате, — пробормотал он. — И освободить человека от гипноза должен тот же механизм, который его загипнотизировал.
      Брэй поднялся с места.
      — Пока вы будете записывать название госпиталя, куда вы отправили того человека, я схожу за своим аппаратом и освобожу вас.
      Чуть позже Марриотт написал на карточке нужное название, и офицеры расстались по виду друзьями.
      — Я буду вам признателен, если вы сообщите мне, удались ли переговоры. Мне трудно поверить, что отдельные группы вроде этих могут решить проблему, но я желаю им удачи. До свидания и спасибо, — сказал Брэй.
      Он вышел, нашел свою машину и поехал в указанный Марриоттом госпиталь. Лейтенант хотел спасти Мортона, но плохо представлял себе, как сделать это. Еще меньше идей на этот счет у него осталось, когда он узнал, как и подозревал, предчувствуя несчастье, что Мортона нет в этом госпитале.
      Где же полковник? И в каком состоянии?

      Какая катастрофа могла произойти с мирной делегацией диамондианцев в самом центре диких джунглей сырой и жаркой части одного из континентов Диамондиане-6?
      В этом отдаленном краю никто не жил, даже ирски. Так что с нормальной точки зрения все должно было пройти прекрасно. Две делегации — диамондианцев и ирсков — должны были встретиться и достичь согласия. Поскольку каждая из них представляла «молчаливое большинство» своего народа, они разрешили бы конфликт на своей планете без недавно прибывшей с Земли Комиссии по Переговорам.
      Так было в теории.
      Фронт проходил примерно в ста пятидесяти километрах к северу, в горах с более прохладным климатом, где диамондианцы умело вели короткие наступательные операции, провоцируя ирсков, не способных понять военную хитрость такого рода.
      Значит…
      В тропиках Диамондианы, в лесу, который назывался Овраг Гиюма, тянулся день. Солнце начинало спускаться горизонту. Сейчас оно было на расстоянии четырех своих диаметров над самыми высокими вершинами поднимавшихся на западе гор и продолжало опускаться. Группе диамондианцев казалось, что мир вокруг постепенно угасает от потери сил и ему нужна долгая ночь, чтобы подготовиться к новому дню.
      Невозможно было обмануться сильнее: мир джунглей не засыпал. Он просыпался, и долина уже на три четверти ожила. Нетерпеливые джунгли едва ли не слишком торопились встретить наступающую ночь. Повсюду уже протянулись тени, а там, где лес был гуще всего, почти ничего не было видно. Маленькая речка, поившая всю эту буйную растительность, местами почти исчезала под растениями, которые она питала. Тысячи лиан тянулись к этому потоку воды, и только их собственные ветви мешали им окунуться в него. Река текла с севера и прежде, чем оказаться здесь, пересекла травянистую равнину, преодолела двадцать километров извилистого пути по оврагу и вырвалась на другую равнину, где духота была еще сильнее.
      Мирная делегация людей, подошедшая с северо-востока, не видела никакой причины соблюдать осторожность здесь, вдали от поля боя между диамондианцами и ирсками, и кто-то предложил:
      — Встреча возможна не раньше утра. Что, если мы немного поохотимся?
      Вся делегация пришла в восторг от этой идеи. В конце концов, это диамондианцы затратили огромные деньги, завезли сюда с Земли всех этих животных. Какой прекрасный случай получить немного пользы от вложенного капитала!
      Присутствие людей уже вызвало беспокойство среди обитателей джунглей. Их обычное поведение изменилось.
      Дикий кот, почти взрослый зверь мраморной окраски, чуть больше домашнего кота, вдруг почувствовал запах людей и шагнул назад в тот момент, когда собирался прыгнуть на землеройку. Токи, идущие от кошачьих мышц, вспугнули грызуна, и тот исчез под гнилой веткой. Кот, разозленный, убежал в чащу.
      За четыреста метров от этого места два ягуара вошли в лес, поднявшись из саванны, где провели день, и почувствовали слабый незнакомый запах. Они напряглись, у каждого приподнялась верхняя губа, обнажая клыки. Потом оба зверя отступили назад, исчезли в овраге и бесшумно бежали до тех пор, пока отвратительный запах не перестал их тревожить.
      Все одиннадцать диамондианцев лежали на краю пропасти, прижав к плечу наведенные на цель ружья. На другой стороне оврага стояли две серны. Во время жары они лежали в тени, а теперь проголодались. Несколько мгновений их силуэты — две черные фигуры — были видны на вершине скалистого пика. Серны недоверчиво нюхали воздух, высоко подняв рогатые головы. В этом положении они были идеальными мишенями.
      Одиннадцать ружей почти одновременно произвели двенадцать выстрелов.
      В любом другом месте было бы довольно трудно понять, почему ни одна пуля не попала в цель. Но тут произошла цепочка событий, типичная для диамондианцев.
      Один из охотников вдруг решил, что обязательно должен застрелить серну. Поэтому он, по-прежнему лежа у края оврага и нацеливая ружье на противоположный склон, стал наблюдать за своими товарищами и не смотрел на цель. Это был светловолосый молодой человек маленького роста и весь в рыжих веснушках, по имени Хоакин.
      Благодаря присущей диамондианцам остроте чувств он за несколько секунд до выстрелов увидел, как указательные пальцы стали сгибаться, касаясь курков. Движения были быстрыми и умелыми: это были опытные стрелки.
      Хоакин выстрелил первым — и промахнулся, потому что не смотрел на дичь.
      Все остальные так же, как Хоакин, были выбраны в мирную делегацию потому, что были выдающимися стрелками. Но, к несчастью, они были также диамондианцами. При звуке первого выстрела десять сердец раздулись от ревнивой мужской зависти. Этого оказалось достаточно: ружья отклонились в сторону, и пули прошли мимо цели.
      В этот момент главный виновник промаха выстрелил снова. На этот раз Хоакин промахнулся не потому, что был диамондианцем. В мире есть и другие силы, и в этот момент одна из них взяла над ним верх.
      Поскольку Овраг Гиюма не находился на линии фронта, выстрелы оказались полной неожиданностью для десяти тысяч ушей, которые еще никогда не слышали подобного шума. Это был трескучий звук поразительной силы, отразившийся от скал множеством изменчивых отголосков.
      Два недавно бежавших от людей ягуара, великолепные трехлетние хищники, сейчас ползком пробирались вдоль оврага. Они подскочили, обернулись назад, потом снова начали взбираться на склон.
      Десяток других кошачьих, пара покрытых панцирями тапиров, обычная выдра, выдра без когтей, два хорька, сотня белок, индийские мангусты, несколько сот пестрых птиц, среди которых были зеленые голуби, обычные дикие голуби, серебристые и калиджские фазаны, и тысячи других существ, которые жили в овраге, неподвижно замерли, когда этот шум грубо ворвался в их уши, а потом снова отправились по своим делам.
      Среди диких животных, обитавших в овраге, сильнее всех отреагировали на стрельбу те две серны, в которых целились охотники. Звуки выстрелов ничего не значили для них, но свист пуль, отскакивавших от скал, заставил их нервы напрячься. Серны испустили тревожный крик и стали взбираться на отвесную скалу, находившуюся позади них. До вершины было больше тридцати метров, но серны уже были только движущимися тенями на фоне серо-коричневых скал. Через несколько секунд животные добрались до гребня и исчезли.
      Все это произошло между первым и вторым выстрелами низкорослого светловолосого солдата, и во второй раз Хоакин промахнулся потому, что цель уже двигалась.
      Некоторые из его товарищей сразу угадали, что произошло, и задыхались от ярости. Другие пытались понять, в чем дело. К несчастью этих людей, делегация ирсков уже укрывалась за стеной кустарника в нескольких метрах от места, где появились серны. Особые способности ирсков позволили туземным миротворцам сделать так, чтобы лесные животные не заметили их.
      Но град пуль, посланных диамондианцами, встревожил ирсков.
      И тут всех охватило типично диамондианское безумие. Наиболее взбешенные неудачей диамондианцы стали поворачиваться во все стороны, выкрикивая обвинения и ругательства. Остальные мгновенно поняли, что произошло, и включились в ссору. Все они забыли, где находятся. Полные ярости голоса, отражаясь от скал по всей долине, усиливались, порождали множество отголосков, и казалось, что в Овраге Гиюма собралась целая армия.
      Один из диамондианцев осознал опасность и с большим трудом заставил замолчать своих перевозбужденных товарищей. Но было слишком поздно: звуки будто бы многочисленных голосов уже разгорячили даже самых нерешительных среди ирсков. Уверенные, что с полным правом защищаются от врага, туземцы метнули в самый центр группы диамондианских миротворцев малогабаритное Оружие Дуальда.
      Сгустки энергии понеслись по всем направлениям. Словно тысячи крошечных осколков металла разлетелись во все стороны.
      И каждый из этих осколков попал в кого-то из людей. Все, кроме одного, умерли мгновенно. Уцелел лишь виновник этого хаоса: в момент взрыва Хоакин по причине, известной одному богу, стоял, пригнувшись, за большой скалой.
      Он бросился на землю и дождался, пока прекратится свист освободившейся энергии. Потом он ушел, ни разу не взглянув назад.

      Человеку, который пробирается в самой гуще джунглей — то идет, то ползет на животе, — нужно много времени, чтобы попасть из пункта А в пункт Б. Поэтому, когда Хоакин наконец остановился, уже достаточно долго царила тишина и на западе солнце опускалось за горизонт.
      Ветер, который, проделав немалый путь, достиг оврага и несся вдоль него, легкими порывами раскачивая ветви и заставляя дрожать листву, немного освежил душный зловонный воздух долины.
      Единственный уцелевший участник диамондианской мирной делегации добрался до группы кривых деревьев и укрылся под ними. Сидя на корточках под переплетающимися ветвями, Хоакин оглядывал зубчатую вершину холма, которая поднималась в тридцати метрах над его головой.
      Его положение казалось безнадежным. Вначале Хоакин думал, что спасся невредимым, но скоро обнаружил, что его плечо сильно кровоточит: один из энергетических «осколков металла» ранил его. А уже наступала ночь.
      Раненный, Хоакин стал лесным зверем. Ему понадобилось много времени, чтобы понять это, потому что все его силы и вся воля были направлены на то, чтобы сантиметр за сантиметром тащить свое тело по ночной чаще.
      Хоакин не знал даже, в каком направлении он идет: вокруг него была только чернота ночи, и Хоакин ощущал только ее и свои движения.
      Наконец Хоакин обессилел. Он лег в траву и лежал неподвижно, оглушенный шумом собственного тяжелого дыхания. В этот момент ему и пришло на ум, что теперь он беззащитен против капризов дикой природы этого края.
      Хоакин также понял, в каком направлении он бессознательно шел: к реке. Ему была нужна вода! Жажда заглушала все мысли. Рот и горло Хоакина пересохли, язык распух, в теле не осталось ни капли влаги. Тут он, должно быть, потерял сознание…
      Очнулся Хоакин внезапно, словно от толчка. Было ясно, что он долго пролежал без чувств, потому что на востоке, где раньше он видел одни звезды, теперь сияла луна. Его лица касалось горячее дыхание, и на Хоакина смотрела пара желтых глаз, горящих, словно два фонаря. Голова зверя оставалась невидимой в темноте.
      Хоакин отпрянул и резко замахнулся. Ладонь больно ударилась о голову хищника.
      — Убирайся! — крикнул Хоакин.
      Удар был не очень сильным, и голос не очень громким, но глаза отодвинулись от человека. Теперь, когда зверь стоял не так близко, Хоакин разглядел, что это был шакал.
      — Значит, ты набирался храбрости, чтобы вонзить зубы мне в горло, да? Пошел прочь! — рявкнул на него Хоакин.
      Несмотря на внезапный приступ ярости, молодой солдат успокоился, увидев, что опасность была меньше, чем он думал. Хоакин засунул в кобуру пистолет, который уже наполовину вытащил, огляделся вокруг и увидел второго шакала. Без сомнения, это была самка первого. Она не сводила с Хоакина глаз.
      При виде второго зверя Хоакин вздрогнул от страха. Больше он не решился отдаваться на волю случая.
      Хоакин почувствовал, что потерял слишком много крови и умрет, если не найдет воду. Он с трудом заставил себя подняться и пополз к реке на коленях. Луна скрылась за лианами, потом медленно поднялась на небо, а он упорно продолжал ползти. Через полчаса Хоакин вдруг услышал перед собой в темноте журчание реки.
      Он лихорадочно заторопился, но не смог ускорить движение, только слон или танк могли бы прорваться через массу переплетенных между собой лиан, которые прокрывали берег реки. Хоакин устало пошел вдоль реки по ее течению.
      Вдруг он оказался перед омутом, где жил крокодил. Прибрежная грязь приятно холодила горевшие от начинавшегося жара ладони. Хоакин наклонился, чтобы напиться, качнулся вперед, и несколько капель его крови упали в воду. Течение принесло эту кровь к длинному бревну, которое лежало, наполовину утонув в грязи, в шести-семи метрах от берега.
      Бревно ожило и бросилось на Хоакина, не поднимая волн. В лунном свете на нем загорелись две маленькие искры — глаза. Хоакин, отдыхавший после сделанного усилия, смотрел на это таким слабым интересом, что не сразу осознал происходящее. Только в следующее мгновение он с изумлением подумал: «Крокодил! Я должен его убить!»
      Снова его охватила ярость. Молодой солдат автоматически прицелился в глаз зверя и почувствовал, что все это происходит с ним, а не с кем-то еще, только тогда, когда звук выстрела отозвался в долине сотнями отголосков. Это эхо словно ударило Хоакину в лицо и разбудило его.
      Тогда он с изумлением увидел, что вода словно кипит от рывков огромного подстреленного зверя. Хоакину не понадобилось усилие воли, чтобы уйти прочь от этого кошмарного чудовища. Для этого были нужны только физические силы.
      Казалось, что лагерь и безопасность были очень далеко.
      На время джунгли оставили Хоакина в покое. Он был жив и шел наудачу по тропе, которую протоптали звери.
      От выпитой воды к Хоакину вернулась способность думать, и он сказал себе, что должен во что бы то ни стало добраться до базового лагеря мирной делегации прежде, чем оставшиеся там участники переговоров тоже погибнут в засаде.
      Теперь, когда ум повстанца снова стал ясным, он начал бояться, что джунгли помешают ему выполнить эту задачу. Еще несколько часов назад Хоакин был надежно защищен, был выше всех угроз и опасностей, но теперь ирски грубо столкнули его крепкое коренастое тело на уровень леса.
      Какая-то тень заслонила луну. Хоакин упал на живот и сжался в комок. Потом он разглядел, что это было всего лишь облако, но страх не прошел. Джунгли вдруг ожили: наполнились шепотами, вздохами, шуршанием, свистом и скрипом. Хоакин услышал мягкие тихие шаги и рычание, похожее на тигриное: они то приближались, то удалялись.
      Он лежал все на том же месте почти без сознания и вдруг почувствовал, что кто-то стоит рядом с ним и смотрит на него. Сначала Хоакин решил, что это ирск, но когда поднял голову, то обомлел от страха: перед ним была светящаяся прозрачная фигура. Хоакин видел через нее джунгли.
      Молодой солдат задрожал от ужаса: он вспомнил старинные рассказы о том, что на закате бесы и призраки ирсков спускаются на землю, раскачивают ветки деревьев, взбаламучивают воду в прудах и кричат так, что невозможно описать.
      Это прозрачное существо молча приблизилось к Хоакину, наклонилось над ним и пробормотало несколько слов. Хоакин был хорошим католиком и сразу понял, что находится в полной власти беса и должен терпеть все его причуды. Он мысленно заткнул себе уши, то есть твердо решил не слушать ни единого слова призрака, и, тем не менее, смутно понял, что тот просит его что-то пообещать. Хоакин был так слаб, что послушно согласился сделать все, что пожелает призрак, но при этом мысленно добавил положенные в таких случаях оговорки.
      Звук его голоса и, возможно, движения светящегося существа обратили в бегство трех ходивших поблизости диких свиней. Те бросились к тропе, и Хоакин должен был отскочить в сторону, чтобы не столкнуться с ними. Все же одно из животных, пробегая, отдавило ему своими копытами правую ногу. Когда Хоакин опомнился настолько, что смог обернуться назад, светящаяся фигура уже исчезла.
      Не обращая внимания на острую боль, молодой солдат вскочил на ноги и побежал. Через сто метров он стал шататься, потом ноги Хоакина стали заплетаться. В конце концов, он упал, не в силах идти дальше.
      Его мозг, лишенный всякой физической поддержки, ослаб еще больше, чем тело. Когда маленькая пальмовая виверра вскрикнула около Хоакина, тот закричал во все горло, ругая зверька.
      Весь следующий час Хоакин полз как автомат, крича и вопя при каждом звуке джунглей.
      Патруль, вышедший из лагеря мирной делегации, нашел Хоакина в ста метрах от этой укрепленной базы. Как раз перед этим Хоакин в пятый раз выстрелил по огромному листу, который качался под ветерком перед самым его носом.
      Из множества грехов, которые Хоакин совершил в этот день, далеко не самым малым было решение ничего не говорить о встрече с дьяволом в ночных джунглях. Спасенного напоили и накормили, перевязали ему рану, и через час его ум заработал в полную силу. Как только Хоакин смог говорить, он рассказал выдуманную историю о предательстве ирсков, в которое теперь сам начинал подсознательно верить.
      Делегация ирсков со своей стороны, разумеется, сообщила на свой командный пункт, что попала в засаду. Поэтому было уже поздно разбираться в случившемся с помощью здравого смысла.
      Естественно, арьергард диамондианской делегации потребовал срочно прислать подкрепления Генерала Филиппа Феррариса, который находился в своем штабном кабинете, это очень встревожило, потому что идея мирных переговоров принадлежала его дочери. Все же он послал в лагерь тысячу парашютистов. Они были сброшены в овраг на рассвете и обнаружили там мощно вооруженную роту ирсков, которая бесшумно пришла туда ночью ускоренным маршем: ирски опасались нового предательства со стороны людей.
      В девять часов утра в Овраге Гиюма уже шел ожесточенный бой. Судя по докладам, смерть косила солдат повсюду. Диамондианский генерал решил сдержаться и ничего не сообщать дочери о ее поражении, пока не станет известен исход сражения.
      Пока происходили все эти события, с Мортоном случилось вот что. Накануне днем вокруг него были…

      Даль и тьма!
      Звезды… знакомые созвездия. Мортон понял, что видит созвездия, окружающие Диамондиану, и то, куда входит она сама. И что он смотрит на них — тут Мортон окаменел от изумления — из глубины космоса.
      Продолжая с все большим изумлением разглядывать звезды, Мортон вдруг почувствовал странное беспокойство, словно рядом было что-то угрожающее ему, на что он должен взглянуть. Он попытался повернуть голову: оказалось, что он идет по улице в компании довольно плохо одетых ирсков.
      Мортон смутно подумал, что не позволит втянуть себя в новые глупости.
      — Нет, вы не получите Оружие Лозитина!
      Мортон понял — и посчитал это мгновенное вхождение в обстановку совершенно естественным, — что эти два ирска-националиста пытаются убедить его передать войскам восставших то, что они называли «разрушительной силой Тьмы».
      Ирски-повстанцы шли рядом с ним скользящей походкой и изящно жестикулировали всеми щупальцами, страстно возражая против его точки зрения на этот вопрос.
      Они считали, что для ирска позор быть союзником людей и наступит день, когда всех ирсков, которые сотрудничают с диамондианцами, объявят врагами планеты.
      — И в этот день ты будешь в списке предателей. Лозитин! А это решение, если оно будет принято, означает смерть для всех ирсков, носящих зеленые полосы, на всей Диамондиане.
      — Так что подумай хорошо, Лозитин. Неужели тебе так хочется, чтобы твои братья ирски стали тебе врагами в этот день? А он не за горами: он наступит через несколько часов после ухода экспедиционных войск Федерации.
      Мортон улыбнулся и покачал головой.
      — Оставьте меня в покое, понятно? — ответил он. — Вам понадобилось много мужества, чтобы спуститься со своих гор. Но вам надо бы быть сдержаннее и подумать о вашей семье, которая будет в отчаянии, если с одним из ее любимых сыновей случится несчастье.
      Слово «семья» показалось ему особенно важным, так как его ум задержался на этом слове.
      Потом Мортон снова увидел себя на улице. Он смотрел, как те же два ирска уходят прочь. Походка и жесты выдавали гнев и раздражение обманувшихся в своих надеждах повстанцев. Мортон заметил, что улыбается. Когда он уходил с этого места, ему показалось, что он знает что-то, ускользнувшее от внимания националистов. Он решил какой-то вопрос, а те еще даже не поняли, что этот вопрос существует и должен быть решен.
      Мортон пытался понять, что это за тайна, известная ему одному, и вдруг со всей остротой осознал свое положение.
      — Что происходит? Где я?
      Он попытался остановиться и оглядеться вокруг, но не смог сделать это. Он не мог даже повернуть голову.
      Он ощущал свои ноги, которые продолжали шагать по улице. Видимо, это была улица какого-то поселка. Место показалось Мортону знакомым. Должно быть, это одна из двухсот диамондианских общин, в которых он побывал с тех пор, как вступил в должность.
      Но какая? И как он сюда попал?
      «И ведь я сидел в машине с лейтенантом Лестером Брэем. Как же я могу быть… где-то еще, о господи?
      Кто идет по улице? Это не я.
      О господи, я больше не я!»
      Мортона охватило совершенно незнакомое ему до сих пор чувство: он оцепенел от страха. А пока он позволял ужасу охватывать себя, тело… — как назвал его тот ирск?.. да, Лозитин… — тело Лозитина продолжало спокойно шагать под ним, вокруг него, сквозь него, совершенно не чувствуя странности этой ситуации.
      «Мое имя Чарлз Мортон, а не Лозитин», — автоматически подумал полковник.
      Мортону нужно было чем-то подтвердить, что он существует, и он еще раз попытался остановить чужое тело. Но Лозитин продолжал медленно ставить одно щупальце перед другим, выпрямляя их при каждом шаге так, что они становились твердыми, как кости. При такой походке щупальца выдерживали его вес так же естественно, как человеческие ноги.
      Наконец Мортон отказался от попыток управлять телом ирска и ограничился тем, что следовал за движениями Лозитина. Тот скоро вошел в магазинчик скобяных товаров и сразу же направился в комнату за лавкой. Там он снял свою куртку с зелеными полосами, надел блузу тоже с рисунком из зеленых полос, вернулся в магазин, встал за прилавок и начал обслуживать покупателей, в основном крестьян-диамондианцев.
      «Эта сумасшедшая история, конечно, через секунду-другую окончится», — подумал Мортон.
      Но секунды превратились в минуты, потом в часы. Мортон заметил, что все больше и больше следует за движениями и словами Лозитина.
      «Как будто я сам говорю и действую».
      Это показалось полковнику опасным, и он попытался сопротивляться.
      К концу дня он вновь подумал о беседе Лозитина и двух ирсков-националистов относительно оружия предков.
      «Только этого нам не хватало! Новое оружие в этой преступной войне, и еще более мощное, чем все, которые мы знаем…
      Невероятно, но этим оружием владел ирск — друг людей, скромный продавец скобяных товаров в большой деревне в центре того континента Диамондианы, где жили люди и климат был умеренным.
      По крайней мере, умеренным его назвали Мортону еще по дороге на эту планету. Здесь он быстро узнал горькую правду: умеренный климат на Диамондиане означал температуру выше сорока градусов в тени!
      Часы пробили шесть раз. Шесть часов вечера — время закрытия магазина.
      Симпатичный молодой ирск снял блузу, надел курку, попрощался с двумя другими продавцами-ирсками и с хозяином, разговорчивым диамондианцем, вышел на улицу и зашагал той же дорогой, по которой пришел в магазин в час завтрака.
      Ослепительное диамондианское солнце, сверкающее, как голубовато-белый бриллиант, опускалось на западе за холмы, и повсюду ложились длинные тени. Лозитин шагал не спеша и, наконец, дошел до квартала ирсков на краю поселка.
      Увидев вокруг себя со всех сторон древние развалины, Мортон пришел в восторг. До военной службы он был архитектором и всегда мечтал изучить древнейшую цивилизацию ирсков. До сих пор у полковника не было такой возможности: слишком много дел по службе.
      Еще больше Мортон восхитился, когда заметил, что Лозитин направляется к самому большому дому, стоящему в центре квартала. К несчастью полковника, для Лозитина это место было привычным и тот почти не смотрел на окрестности своего дома. Более того, Лозитин отвернулся от самых интересных частей здания, и поэтому Мортон не смог разглядеть, как было восстановлено то, что он, за неимением более подходящего слова, мысленно назвал пластмассой.
      «Будет очень интересно когда-нибудь выяснить, как мог разрушиться такой прочный материал и как его восстановили», — подумал Мортон.
      Полковник мгновенно забыл о своем отчаянном положении и с нетерпением ждал момента, когда он, наконец, увидит изящно украшенный интерьер ирского дома: до сих пор он видел внутренность таких домов только на фотографиях и в журнальных иллюстрациях, дававших очень слабое представление об убранстве дома в целом.
      Мортон представил себе сначала парадную прихожую, а потом другие великолепные комнаты. Его надежды тут же рухнули.
      «Эй! Куда он идет?» Вместо того чтобы войти в большую дверь, Лозитин направился по заросшей травой дорожке, огибавшей волшебное здание. Через заднюю дверь он вошел в маленькую комнату с красивым сводчатым потолком (да, форма потолка подобрана так, чтобы запахи выходили через отверстие, оставленное в крыше, это очень интересно). Комната почти полностью была занята машинами-автоматами.
      Кухня. Или комната, переделанная в кухню.
      Мортон покорился судьбе и был готов заинтересоваться тем, что видел. Но Лозитин был у себя дома и не обращал ни малейшего внимания на обстановку комнаты. Он слегка коснулся одной из стен. Панель раскрылась, и Лозитин вынул из-за нее тарелку — подумать только, с чем — с пиццей. Затем он сел за стол и с рассеянным видом съел этот ужин. Мортон заметил, что прозрачные стены потемнели: наступила ночь.
      Приход ночи грубо вернул полковника к мыслям о его собственном положении.
      «Скоро настанет время ложиться спать. И что будет тогда? Усну ли я тоже?»
      У одной из дверей, ведших в глубину дома, послышался легкий шум. Когда Лозитин повернулся к двери, в комнату входила девушка-ирска.
      Лозитин вежливо встал и приветствовал ее:
      — Желаю тебе прекрасного вечера, Аянтса.
      Молодая ирска сделала нетерпеливый жест и сухо спросила:
      — Бойцы сопротивления говорили с тобой?
      — Вот как, они приходили сюда? — удивился Лозитин, который чувствовал себя неловко. — Аянтса, тебе и твоему отцу надо бы вести себя осторожнее и не слишком вмешиваться в дела этих воинственных дилов («дил» означало «ирск мужского пола» на языке ирсков). Ты же знаешь, у диамондианцев нет ни капли жалости.
      Девушка задумалась. Она в нерешительности стояла перед дверью, и, поскольку Лозитин смотрел ей в лицо, Мортон мог разглядывать ее, сколько хотел. За немногие недели, проведенные на Диамондиане, он старался больше узнать ирсков и поэтому смог понять, что, по представлениям своего народа, Аянтса была редкостной красавицей. Ее губы были чуть тоньше обычного, а глаза чуть больше среднего размера и скорее зеленые, чем синие. Удлиненная узкая голова, очень тонкое точеное тело и плавные очертания ручных и ножных щупалец придавали внешности Аянтсы благородное изящество.
      Но Лозитин по неясной полковнику причине, казалось, не замечал этой красоты и не интересовался теми сладостными удовольствиями, которые она обещала. Это сильно раздражало Аянтсу.
      Ее подослали сюда, чтобы соблазнить этого паренька, с проницательностью разведчика сообразил Мортон. Ирски — враги диамондианцев — составили этот немного смешной, но такой простой заговор, чтобы скомпрометировать владельца Оружия Лозитина.
      — Их доводы не заставили тебя задуматься? — спросила красавица.
      Лозитин улыбнулся и ответил:
      — Моя дорогая Аянтса, я принадлежу к тому большинству ирсков, которое намерено помочь восстановить на Диамондиане закон и порядок. Я имею в виду человеческий закон. Поскольку мы, ирски, столько лет полностью находились под влиянием диамондианских людей и учитывая их повышенную чувствительность, эта задача не будет легкой. Ты сама пример этого, потому что, сражаясь против диамондианцев, все же ешь их еду, а не пользуешься энергетическими методами, которые позволяли ирскам жить и питаться до появления здесь людей. Подумай также о том, что только что произошло в Овраге Гиюма. Я мысленно протестовал против поспешных действий нашей делегации. Ничем другим нельзя объяснить то, что там случилось. Но мой протест только крошечная капля разума в океане временного безумия. Очень трудно предсказать, что теперь произойдет, но у меня нет на этот счет никаких иллюзии.
      — Прекрасно, — ответила девушка и вышла, закрыв за собой дверь.
      Когда она ушла, Лозитин вложил свою тарелку в щель в стене. Потом он открыл вторую дверь. Она выходила на галерею, где было так темно, что из всех предполагаемых красот Мортон смог разглядеть лишь несколько серебристых лепных украшений. Полковнику показалось, что он разглядел большую изогнутую лестницу, которую поддерживали почти невидимые нити из какого-то серебристого материала.
      К этой лестнице и направился Лозитин. На первой площадке молодой ирск остановился и посмотрел на большую запертую дверь, находившуюся слева от него. Дверь была едва заметна в полумраке.
      Лозитин думал: «Не заглянуть ли туда? Убедиться, что все в порядке с…»
      С кем или чем, для Мортона осталось непонятно: он не смог проникнуть в глубинный подтекст этой мысли.
      Что бы ни находилось в комнате, оно было важным для Лозитина. Тем не менее, он обуздал свои чувства и взялся за перила. Мортон подумал, что ирск станет подниматься по ступенькам. Но Лозитин не сделал ни одного шага и уже был наверху! «Боже мой!» — потрясение подумал Мортон, когда осознал, что Лозитин перенесся с места на место практически мгновенно. Изящные пальцы-щупальца коснулись перил, и ирск мгновенно оказался на верхней площадке.
      Больше у Мортона не было времени думать об этом: Лозитин прошел мимо многих теней, которые, видимо, были дверями, и вошел в маленькую комнату в дальнем конце коридора.
      Там были кровать, стол, маленький шкаф и ковер. Все это едва можно было рассмотреть в темноте. Насколько Мортон мог судить, мебель и ковры были земные. Лозитин разделся, не зажигая света, лег в постель, и какое-то время лежал без сна со спокойной улыбкой на губах.
      По крайней мере, Мортон думал, что на лице Лозитина была загадочная улыбка ирсков, а чувствовал он счастье, покой и расслабление
      Вытянувшись в своей постели, Лозитин думал: «Что плохого в том, чтобы быть диамондианцем? Каждый должен кем-то быть, а они самый артистически одаренный народ, какой когда-либо существовал».
      Улыбка исчезла с его лица, мышцы этого лица напряглись, и Лозитин тихо заговорил, обращаясь — к кому? — к кому-то неизвестному:
      — Вы совершаете большую ошибку, сделав то, что сделали, и, упорствуя в своем заблуждении. Только сегодня ко мне подошли ирски-мятежники и требовали у меня Оружие Лозитина. Просят ли они его от вашего имени? Поскольку вы уже подчинили себе Тьму, я не удивился бы, если бы вы оказывали на них давление, чтобы заставить меня отдать в ваши руки оружие моих предков. Его действительно можно использовать как дополнение к Тьме, но его подлинное назначение — защитить народ ирсков в случае реальной опасности. Я хотел бы спросить вас, что вы выиграете. Вы, у которого так мало надежды остаться в живых? Мне такое властолюбие кажется бессмысленным.
      Лозитин помолчал, ожидая ответа, потом продолжил:
      — Как? Вы не ответили даже из вежливости? Хорошо. Если это ваш ответ, я распространяю и на вас свою защиту с помощью двойника. Прощайте.
      С этими словами Лозитин повернулся на бок и мирно заснул.
      А Мортон проснулся в больничной палате.

      Полковник Чарлз Мортон нашел за раздвижной дверью свою форму. Все его оружие исчезло из тайников мундира. Мортон сердито выругался, хотя это его не удивило. Конечно, оружие лежало где-то под замком вместе с другими его личными вещами.
      Успокоившись на этот счет, полковник подошел к окну и неумело попытался поднять штору устаревшего типа. Проклятые новонеаполитанцы! Что у них за страсть восстанавливать старый Неаполь во всех подробностях, даже его неудобства!
      Внезапно штора поднялась сама и свернулась в рулон над окном с громким щелчком. Мортон подскочил на месте, но быстро забыл свое изумление, когда выглянул в окно, выходившее на восток.
      Диамондианское солнце висело над старинными домами. Любуясь панорамой города и оживленным движением на улицах, Мортон сообразил, что находится на самом верхнем этаже больницы и солнце поднялось над крышами примерно три часа назад, что в Новом Неаполе означало девять часов утра.
      «Похоже, я нахожусь тут со вчерашнего дня», — с беспокойством подумал он. Не было никаких причин считать, что этот срок был больше. Тревожило полковника другое: что с ним произошло прежде, чем он оказался в этой постели? Между потерей сознания в машине лейтенанта Брэя и пробуждением на следующий день в больнице могло произойти многое. Кто его осматривал за это время и что обнаружил?
      Эти тревожные мысли продолжали кружиться в уме Мортона, пока он подходил к стоявшему рядом с кроватью телефону. Его комната явно не была отключена от коммутатора, потому что его сразу же соединили с городской сетью. Мортон позвонил в свой кабинет и нашел там своего секретаря, техника-сержанта Струзерса,
      — Вот что я хочу, чтобы вы сделали, — приказал Мортон. — Слушайте: возьмите мою машину и приезжайте за мной в… — тут он остановился, чтобы прочесть название больницы, написанное мелким шрифтом на диске телефона, — в больницу Инкурибили, к задней двери.
      Струзерс пообещал все исполнить, и Мортон положил трубку. Этот разговор очень успокоил полковника, но выйти отсюда было явно непросто.
      Упорно обдумывая план побега, Мортон снова снял трубку. Через несколько секунд, преодолев благодаря своему высокому званию барьер из секретаря и медсестры, полковник объяснял доктору Эндрю Герхардту, психиатру, что с ним случилось, и просил доктора о встрече сегодня же в тринадцать тридцать. В заключение Мортон сказал:
      — Я уверен, доктор, что этот случай относится к вашей компетенции, и предпочел бы, чтобы меня не лечили врачи вашей больницы.
      Когда доктор Герхардт ответил, в его молодом голосе звучала именно та горечь, которую Мортон хотел у него вызвать. Врач стал убеждать его, что, по всей видимости, его болезнь — не функциональное расстройство.
      — Если у вас возникнут хотя бы малейшие трудности в этом отношении, можете сослаться на меня, — заявил он.
      Мортон положил трубку уже в хорошем настроении. Он был готов добиваться своего от Герхардту любой ценой, а это оказалось проще простого. Во время бритья полковнику пришла в голову еще одна мысль: с самого пробуждения он ждал очередного наплыва Тьмы с мучительной тревогой и каждый раз, когда она угрожала затопить его мозг, боялся снова быть… перенесенным куда-то.
      Этот страх рассеялся: прошло больше двадцати минут, он перенес четыре прилива и отлива Тьмы и после каждого из них оставался самим собой.
      В тот момент, когда Мортон думал об этом, на него нахлынула ее очередная волна. Полковник замер, ожидая, пока пройдет этот приступ, а потом с восхищением подумал, как велики возможности приспособления у человеческого организма. «Как мы быстро привыкаем жить в странном мире, в мире безумия».
      Мортон уже оделся и теперь поправлял перед зеркалом фуражку, когда зазвонил телефон. Звонил лейтенант Брэй. Молодой офицер задыхался от спешки и рассыпался в извинениях. Наконец Мортон понял из его прерывистых фраз, что Брэй приехал вместе со Струзерсом, что они сейчас находятся внизу, у задней двери, и готовы помочь полковнику бежать из больницы. Когда смысл этих слов дошел до Мортона, полковник оживился и воскликнул:
      — Послушайте! Это может получиться! Это была задача на побег его любимого типа. Сколько раз Мортон, в свободное время, решая для забавы такие задачи! Восхищенный этим полковник направился к двери комнаты.
      Через несколько секунд он был в коридоре, ярко освещенном рядом круглых фонарей, укрепленных на потолке. Около десяти человек ходили взад-вперед по прибитой к полу ковровой дорожке, имевшей около двухсот метров в длину, мимо выкрашенных в ярко-желтый цвет дверей и стен, и еще три человека вышли из разных дверей, пока Мортон быстро, но без спешки шел туда, где, по его предположению, был выход.
      Наблюдали за ним эти люди или нет? Узнать это было невозможно, но Мортон начал беспокоиться, когда двое мужчин из первой группы вошли в лифт вместе с ним. — Мортон встал в дальний угол лифта и оперся спиной о стенку. Похоже, эти двое не действовали вместе, потому что они стояли отдельно друг от друга, оба задумавшись о чем-то. Это были хорошо сложенные светловолосые и коренастые диамондианцы. Должно быть, они пришли к кому-то из больных. Это было немного странно в этот утренний час, и Мортон немного встревожился, когда вспомнил, что во всех больницах часы посещений бывают только днем и вечером.
      Он поднял взгляд на световое табло над дверью и прочел, что его комната находится, как он и угадал, на самом верхнем, двенадцатом этаже.
      Лифт поехал вниз и остановился на восьмом этаже. Дверь автоматически открылась, и за ней оказался мужчина, толкающий перед собой пустое кресло на колесиках. Когда он вошел в кабину, два диамондианца и Мортон расступились, освобождая ему место, и прижались к одной из стенок.
      Санитару с креслом было около тридцати лет, он был довольно красив и вид имел достаточно решительный.
      Убедившись, что его перевозочное средство надежно установлено в кабине, он дождался, пока дверь закрылась и кабина снова стала спускаться, и не спеша произнес:
      — Друзья, мы теряем время.
      Эти слова упали, как топор палача, и звучали угрожающе, как сигнал к нападению. Мортон был один против троих и потому быстро сказал:
      — Я сдаюсь.
      Сказал ли он правду? Позволит ли он делать с собой все, что им захочется? Мортон не был в этом уверен. Он стал ждать, еще не зная, что сделает В следующий момент.
      Молодой санитар с креслом вынул из кармана шприц.
      — Садитесь в это кресло, полковник, и примите это успокоительное средство.
      Яд? Мортон сомневался в этом: им не нужно убивать его, и никто из них не похож на фанатика. Значит, речь шла не об отравлении.
      И Мортон, не говоря ни слова, сел в кресло, закатал рукав и проследил взглядом за тем, как человек со шприцем протер его кожу спиртом и умело вонзил иглу.
      Когда укол был сделан, санитар или ординатор выпрямился и сказал:
      — Сначала лекарство, которое я вам сейчас ввел, лишит вас возможности говорить и двигаться. Потом, полковник, вы уснете и пробудете без сознания примерно восемь часов. В это время к вам придут и зададут вопросы. От души советую отвечать на них правдиво.
      Это было смешно, но и опасно. Мортон успел с грустью сделать вывод, что телефон его комнаты был подключен к пульту прослушивания и, значит, у него с самого начала не было ни одного шанса вырваться отсюда.
      Лифт остановился, двери открылись, и один да первой пары выкатил кресло с Мортоном в большой вестибюль. Когда Мортон увидел это, его сердце сжалось: полковник понял, что его комната находилась во флигеле, откуда он не мог легко добраться ни до выхода, ни даже до главного здания, где его ждали Брэй и Струзерс.
      Похитители Мортона вели себя так, словно речь шла об обычной перевозке больного.
      — Спасибо, доктор, — сказал один из них.
      — Я провожу вас до машины, — беспечно ответил «доктор».
      Так он и сделал. На этом коротком пути навстречу им попадались люди, в том числе две медсестры. Все они, похоже, посчитали эту картину вполне нормальной. Потом Мортон и его похитители оказались за воротами и после этого на стоянке, где их ждал небольшой фургон.
      Два коренастых молодых человека подняли кресло с Мортоном в машину и установили его в задней части фургончика. Один из них сел рядом с Мортоном, а другой за руль. Они попрощались с врачом и отъехали от больницы. Врач, настоящий или мнимый, следил за машиной взглядом, пока она выезжала из ворот и поворачивала на узкую улицу. Через несколько секунд полковник и два его похитителя ехали по какому-то извилистому проезду Нового Неаполя.
      Это было последнее, что Мортон смог вспомнить потом: в следующий момент его тело обмякло и он потерял сознание во второй раз меньше чем за сутки.

      Фургон промчался по проезду и скоро выехал на широкий проспект. Два диамондианца, увозившие Мортона, что-то тихо напевали в восторге от того, что успешно выполнили задание.
      — Изолина будет довольна, — сказал водитель, повернувшись к своему товарищу.
      На несколько секунд он доверил судьбу машины и пассажиров своему ангелу-хранителю. А тот, конечно, тоже смотрел в другую сторону, потому что, когда водитель повернулся обратно и снова взглянул на шоссе, он оказался перед выбором: продолжать нестись вперед и тут же умереть или рискнуть сменить ряд и вклиниться между машинами в промежуток, который для любого разумного человека был бы не шире метра. Но в глазах этого парня один метр, должно быть, растянулся до десяти, и он, вполне уверенный в этом, великолепнейшим образом врезался в соседний ряд. В соседнем ряду на расстоянии чуть ли не в целый километр заскрипели тормоза, а потом по божьей милости и по волшебству промежуток между машинами расширился настолько, что автофургон уместился в нем.
      Было утро, небо было стального цвета, и воздух уже стал жгучим, что предвещало жару через один-два часа. Похитители Мортона добрались до большого бульвара.
      Водитель въехал туда так, что взвизгнули шины, на той же скорости, что и другие сумасшедшие за рулем, которые влетали на эту магистраль и старались поладить с одним и тем же поворотом, оставляя его то спереди, то сзади, то сбоку от себя. Вопль шин не смог разорвать небеса, но сделал для этого все возможное.
      Водитель сморщил нос, почувствовав едкий запах паленой резины. Он старался набрать максимальную скорость, ударяясь бампером о бамперы соседних машин, когда его товарищ, сидевший сзади, сказал с волнением в голосе:
      — Джордже, нас преследуют.
      — Кто, Пьетро?
      — Несколько тачек, и в них полно чертовых ирсков в этих пижамах с зелеными полосками — друзей диамондианцев.
      Фургон увеличил скорость и перешел в левый ряд.
      — Они по-прежнему едут за нами, Пьетро? — спросил водитель.
      — Да.
      — Не волнуйся, я от них живо оторвусь, сейчас увидишь.
      Через минуту фургон, нацеленный водителем, влетел, как пуля в мишень, в пересекавшую проспект улицу. Маневр был рассчитан так, что три автомобиля ирсков не успели повторить его и вихрем пронеслись вперед через перекресток. Джордже промчался по маленькой улице, повернул направо на ближайшем перекрестке, потом снова направо и опять оказался на бульваре, с которого ускользнул минуту назад. Молодой диамондианец снова набрал прежнюю бешеную скорость, и через несколько минут он и его пассажиры оказались у ботанического сада. Если бы Мортон был в сознании, он узнал бы это место: здесь он был с Брэем накануне.
      Отсюда водитель на полном ходу повернул фургон во вторую поперечную улицу, свернул влево на третью, и наконец въехал на узкую улочку. Здесь он, стирая покрышки, влетел в широкий двор за большим двухэтажным домом.
      Оба похитителя Мортона спрыгнули на землю. Водитель подошел к своему товарищу, дожидавшемуся его сзади машины, они почти без труда подняли кресло с Мортоном, поставили его на круглые плиты двора и, не останавливаясь даже, чтобы отдышаться, покатили кресло к дому.
      На первом этаже была большая массивная дверь, но у боковой стены был бетонный пандус, позволявший попасть сразу на второй этаж. Именно к нему похитители подвезли Мортона. Оба едва не выбились из сил, пока вкатывали бесчувственное тело по этой крутой наклонной дорожке. Они потели, пыхтели, останавливались, чтобы отдышаться, но в конце концов добрались до верха. Тот, которого звали Джордже, постучал в дверь.
      Сперва за дверью стояла тишина, потом послышался звук приближающихся шагов. За стеклом, занимающим верхнюю часть двери, показалась изящно одетая молодая женщина в крошечной зеленой шапочке и оглядела троих прибывших.
      — Везите его сюда, — наконец сказала она, понижая звонкий от природы голос.
      Затем женщина открыла дверь и держала ее, пока Джордже и Пьетро вкатывали кресло в комнату. В доме стоял полумрак, а под его высокими потолками даже сохранялась прохлада. Молодая хозяйка дома забежала вперед маленькой группы и открыла другую дверь.
      — Сюда! Кладите его на постель у окна, — приказала хозяйка.
      Когда мускулистые молодые люди повернулись, чтобы направиться к выходу, Изолина Феррарис — это была она — внимательно оглядела их сквозь ресницы: она инстинктивно не доверяла диамондианским мужчинам. Потом она спросила:
      — Все прошло хорошо?
      — Еще бы! — ответил Джордже.
      Пьетро, который уже приоткрыл рот для такого же ответа, закрыл рот и кивнул.
      — Трудностей не было? Никаких проблем?
      — Все прошло как по маслу, — заявил Джордже с самой невинной улыбкой, и молодые подчиненные Изолины вышли из комнаты.
      Когда они оказались одни во дворе, Пьетро, немного обеспокоенный, спросил у Джордже:
      — Ты не думаешь, что надо было сказать ей про ирсков, которые гнались за нами?
      — Кто же рассказывает такое женщине! — отрезал тот. — И потом, мы же оторвались от них, верно?
      Затем Джордже ушел, не дожидаясь ответа и всем своим видом выражая полнейшее презрение к глупому и малодушному Пьетро, который ничего не понимает в жизни.
      А в комнате Изолина, наклонившись над лежавшим без сознания Нортоном, долго глядела на него, потом покачала головой, язвительно улыбнулась и тихо произнесла:
      — Диамондиана не самое безопасное место в мире для члена Комиссии по Переговорам. Вы согласны, полковник? Оказаться без сознания два раза за одни сутки! Так вот, меня тревожит первый раз. Как это произошло? Мы были бы сумасшедшими, если бы позволили увезти вас с вашей планеты, не узнав об этом случае немного больше. Она повернулась и пошла к двери.
      — Сегодня вечером я вернусь, и советую вам найти правильные ответы на мои вопросы.
      С этими словами Изолина открыла дверь и вышла из комнаты.
      Маленькие изящные часы на комоде медленно пробили семь раз. К этому времени в комнату проникла жара диамондианского дня. На лице лежавшего в кровати человека заблестели капли пота, но он не шевелился и не |подавал никаких признаков жизни до самого вечера. Сияющий свет — таким было первое ощущение Мортона. Это ощущение долго оставалось единственным, но полковник осознал, что он думает, вернее, может мыслить. Понемногу оцепенение покидало Мортона. Он почувствовал мурашки сначала в ногах, потом во всем теле. Чувства Мортона медленно просыпались, и наконец он смог открыть глаза, Мортон понял, что лежит на боку лицом к окну. Он мог видеть только ветви дерева за окном и кусок комнаты: вышивку, висящую на стене у окна, кресло в углу под лампой и книгу на нем.
      «Может быть, через минуту я смогу повернуться и увидеть остальную часть комнаты и дверь. А тогда…» — подумал он.
      Мортон смутно надеялся, что возможность управлять своим телом вернется к нему до того, как кто-нибудь придет, но тут дверь за его спиной открылась, и кто-то вошел в комнату.
      Мортон пошлялся повернуться, но не смог. Он чувствовал, что мышцы сокращаются, но им не хватало сипы.
      Полковник смирился с этим и стал ждать.
      Какое-то время не было слышно ни звука. Потом женский голос тихо и достаточно мягко произнес:
      — Изолина Феррарис. Я хотела бы поговорить с вами о вашем вчерашнем обмороке.
      Мортон приоткрыл рот и с удивлением услышал свой голос, громко произносящий «да». Ободренный этим успехом, полковник еще раз попытался сдвинуться с места, и опять безуспешно. Мышцы не напрягались, но волю свою он мысленно напряг, заставляя себя сказать правду. У народа Диамондианы оставалось, говоря иносказательно, «пятнадцать минут до полуночи» — совсем немного времени до катастрофы. Это было неподходящее время для хитростей. Накануне Мортон был намерен попытаться убедить эту девушку правдиво ответить на его вопросы о мирной делегации. Он считал, что искренность всегда вызывает уважение. В сущности, неважно, поверит или нет Изолина в его фантастический рассказ.
      — Я желаю лишь одного — рассказать вам во всех подробностях о том, что со мной произошло, кроме одного имени, которое я вам не назову, по крайней мере до тех пор, пока не буду убежден, что вам можно доверять, — сказал он вслух.
      Полковник рассказал Изолине о своем невероятном приключении. Имя Лозитина он не открыл, а названия деревни не знал.
      После того как он закончил, в комнате долго стояла тишина. Было невозможно угадать выражение лица Изолины. Мортон мог догадываться о нем только по голосу, звучавшему у него за спиной, а голос молчал. Он спросил себя, что может думать о таком невероятном рассказе диамондианская женщина, и не смог представить себе этого.
      Мортон наугад задал вопрос:
      — Какой-нибудь ученый когда-нибудь говорил, что физические характеристики этой планеты могут изменяться?
      На это он получил ответ:
      — Тьма — всего лишь какая-нибудь энергетическая машина. Это хоть немного утешает.
      Заявление Изолины было из числа тех, на которые нельзя ответить сразу. Было похоже, что Изолина считает пустяком устройство, способное на расстоянии лишить человека чувств и перенести его сознание (его «я») в ум другого лица. Если Мортон не ошибался, это действительно было энергетическое поле, и такое огромное, что оно окутывало всю планету. Его самого такая мысль вовсе не утешала.
      — Такую машину, о которой вы говорите, было бы слишком трудно обслуживать. Я не удивился бы, если бы логическое определенное число у нее было больше чем сто, а это уже фантастика.
      Изолина захотела узнать, что такое определенная логика.
      Мортон покачал головой: момент был неподходящий для того, чтобы читать лекции по истории логики. Он ограничился ответом:
      — Это термин, означающий все то, чем математическая система с точки зрения логики отличается от совокупности природных явлений. В математике есть понятие «множество» — совокупность сходных между собой объектов, которые рассматриваются как одинаковые, как двойники друг друга. В природе же «двойников» не существует. Самый яркий пример того, как реально различаются между собой члены одного множества, — группа диамондианцев.
      Подавляя дрожь, Изолина ответила, что прекрасно понимает, о чем он говорит.
      Мортон закончил свой анализ достаточно мрачно:
      — Итак, нужно узнать, какие команды даны этой машине. Что она должна сделать в случае катастрофы?
      Молодая женщина молчала. Тогда Мортон заговорил снова:
      — То, что ирск, в чьем уме я находился, сказал своей подруге о несчастье с мирной делегацией в Овраге Гиюма… Что это могло значить?
      — Я сейчас позвоню отцу, — тихо и быстро проговорила Изолина и вдруг заявила: — Тут что-то не так, встреча должна была произойти только сегодня утром, а ваш ирск говорил о ней так, словно она произошла уже вчера.
      Мортон не мог объяснить ей этого. Оба снова помолчали. Потом Изолина решительно заговорила:
      — Думаю, лучше будет перейти к моей собственной роли во всем этом. Полковник, я женщина, которая старается обеспечить себе поддержку самых влиятельных людей в войсках Земной Федерации. Я начала с нижней ступени лестницы — например с… неважно с кого. Но сейчас я достигла вершины, и как раз поэтому вы находитесь здесь.
      Говоря это, она обошла постель, встала между Мортоном и окном и начала рассматривать полковника. Мортон видел много фотографий Изолины Феррарис, поэтому теперь у него не осталось ни малейшего сомнения: это действительно была она.
      На ее лице молодой патрицианки была легкая циничная улыбка.
      — Полковник, что вы думаете о женщине, которая спит с десятком мужчин в месяц?
      Мортон спокойно погрузил свой взгляд в глаза, которые вызывали его на осуждающий ответ. Поскольку Мортон почти не знал Изолину и не чувствовал к ней никакой привязанности, он смог объективно оценить ее внешность. Дочь генерала Феррариса была очень красива, еще красивее, чем на фотографиях. У нее были правильные черты лица, сияющие голубые глаза и молочно-белая кожа. Во взгляде Изолины было, может быть, слишком много волнения, щеки слегка покраснели, словно ей было немного стыдно, но выражение лица было решительным. Перед Мортоном была молодая женщина с прекрасным телом и восхитительным лицом, которая собиралась воспользоваться этими своими достоинствами, чтобы победить и выжить.
      И полковник ответил:
      — Зная, что любая женщина желает прежде всего истинной любви, я могу лишь сожалеть, что жизненные обстоятельства лишили вас этого чувства. Но вы напомнили мне об одном моем друге. Он следил здесь, на Диамондиане, за судьбой двух женщин, непривлекательной и очень красивой, которые пошли на ту же сделку с совестью, что и вы. Не знаю почему, но он беспокоился в основном о судьбе красавицы и совсем не волновался за некрасивую. По моему мнению, некрасивая тоже мечтала о любви и втайне надеялась однажды найти ее.
      Брови Изолины сдвинулись, и она с недоумением взглянула на Мортона.
      — Что означает это сравнение?
      — Поскольку вы очень красивы, я слишком сильно беспокоюсь о вашей судьбе, и в этом я несправедлив к той некрасивой женщине. Я отдаю себе отчет, что ничем не лучше своего друга.
      — Ах, вот что! — рассмеялась Изолина. — Я обнаружила, что мужчины могут беспокоиться о моем будущем, но это не мешает им участвовать в моем грехопадении. Этими словами я даю вам понять, что, как только ваше тело будет в силах действовать и все его органы без исключения начнут функционировать, то есть через два или три часа, я лягу с вами в эту кровать, надеясь, что вследствие этого вы станете другом народа Диамондианы.
      Мортон ничего не сказал: его ум на мгновение отключился от происходящего.
      Молодая женщина заговорила снова:
      — Почему бы вам не попытаться заснуть? Может быть, проснувшись, вы получите приятный сюрприз.
      — Я хотел бы принять ванну. Я больше не могу без этого, — сказал Мортон.
      Между бровей у Изолины появилась складка.
      — Я это вижу. Сейчас я пришлю к вам Джорджа с тазиком.
      — Прекрасно. И скажите ему, чтобы он поторопился.
      — Он также может помочь вам раздеться, — добавила Изолина и ушла.

      Второй раз Мортон очнулся от сна уже в самом безмятежном состоянии духа. Он лежал на спине и теперь видел всю эту старомодную комнату в неаполитанском стиле с высокими потолками и сложными украшениями. Он был полностью раздет и накрыт очень тонким одеялом, а рядом с ним лежала молодая черноволосая диамондианка. Мортон увидел, что ее плечи, с которых соскользнула простыня, были голыми, и сделал вывод, что на женщине не было никакой одежды.
      Женщина лежала на боку спиной к Мортону, но, должно быть, почувствовала его взгляд, потому что повернулась к полковнику лицом. Разумеется, его догадка оказалась верна — это, была Изолина Феррарис.
      Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Мортон и Изолина лежали рядом, но их тела не соприкасались. А потом…
      — Ваши рассуждения о том, что все женщины надеются встретить настоящую любовь, разбудили во мне чувства, которые я считала ушедшими навсегда, — сказала она.
      Мортон продолжал смотреть на нее. Он знал много женщин. Когда будущему полковнику едва исполнилось двадцать лет, он случайно открыл способ побеждать феминистские организации: девушка, с которой он был помолвлен, отказалась покинуть свою родную планету, когда Мортона перевели оттуда. Поскольку брошенный жених имел склонность к экспериментам, он тут же решил проверить на практике приобретенный опыт. После этого каждый раз, когда Мортон встречал очаровательную девушку, привязанную к своему дому, он начинал ухаживать за ней и заключал с ней помолвку (которая была чем-то вроде пробного брака сроком на два года). Каждый раз в начале совместной жизни девушка твердо решала следовать за ним, когда он будет обязан уехать, но в конце двадцатого месяца великая страсть ослабевала, невеста отказывалась покинуть свою семью и сама разрывала помолвку. Поскольку Мортона ни разу нельзя было обвинить ни в дурном обращении с девушкой, ни в том мужском шовинизме, который вызывает протесты феминистских лиг, молодой офицер ничем не рисковал: он не оказывался на дурном счету у начальства и свободно мог найти себе новую невесту на новом месте службы.
      Мортон сыграл в эту игру с девятью невестами. Две причины положили конец этим хитроумным комбинациям.
      Во-первых, Мортону перестало нравиться то, что он делал. Это добродетельное чувство появилось за четыре года до его прилета на Диамондиану. Он жил в спокойном безбрачии, когда появилась вторая причина: женщины стали сами подходить к нему на улицах. Они умело я изобретательно обходили правила союзов, чтобы броситься в его объятия.
      К несчастью, на Диамондиане таких женщин не было. Но теперь у Мортона была Изолина. Судя по ее рассуждениям на тему любви, эта женщина не ждала от него быстрых действий. По всей видимости, она хотела лучше запечатлеть свой образ в его душе. Мортон позволил ей это, сказав себе, что тем временем он сможет немало узнать.
      Изолина заговорила:
      — Когда эта война кончится, я отправлюсь в Дамаск. Вы понимаете почему?
      Мортон не смог удержаться от улыбки, услышав ее простодушный обет. Этой поездки, конечно, никогда не будет. Он ответил, переводя символику Изолины в слова:
      — Возвращение к морали и, как я полагаю, к жизни в уединении, забвение всего, что происходит сейчас. Я бы посоветовал вам съездить в Рим и получить благословение папы.
      Она засмеялась — сначала весело, потом немного истерически, под конец горько.
      — Боюсь, что моя история слишком известна, чтобы я могла ее скрыть.
      Выражение лица Изолины снова изменилось: она опять была спокойна, но лицо оставалось розовым — краска волнения не совсем сошла с него.
      — Полковник, — медленно заговорила она, — позвольте мне напомнить вам о вашем долге. Когда я освобожу вас, я буду чувствовать себя спокойнее, если вы сохраните воспоминание о том, что обладали мной. Вот так. Когда вы сделаете это, можете уходить.
      Оба довольно быстро возвратились к реальной жизни. Обстановка и момент были не совеем те, на которые надеялся Мортон, но близкие к ним.
      — Что ваш отец сказал вам о ситуации в Овраге Гиюма?
      К удивлению полковника, Изолина ответила сразу:
      — Я звонила в его штаб. Мне сказали, что отец отправился туда. Я не хотела ставить его в неловкое положение, задавая вопросы его подчиненным.
      Мортону этот ответ показался уловкой, но тогда Изолина хитрила очень неумело: было трудно поверить, что ее отец не имел свободной линии связи, по которой дочь могла найти его где угодно. И печаль во взгляде Изолины выглядела убедительно.
      Тем не менее Мортон должен был обязательно добраться до сути этого дела.
      — Если катастрофа произошла, что вы думаете о словах моего дружественного ирска? Могли диамондианцы сделать какую-то оплошность?
      Эти слова вызвали гримасу на прекрасном лице Изолины. По нему словно прошла волна, захватившая все мускулы, которые мог видеть Мортон.
      — Диамондианцы…
      Голос Изолины прервался, словно невысказанные слова душили ее.
      — Вы не можете себе представить, что такое наши мужчины, — снова заговорила она. — Они…
      Изолина снова замолчала, и ее лицо сморщилось.
      — Вы не можете этого представить, — повторила она. В этом было столько отчаяния и старой как мир тоски, что Мортон положил руку на обнаженное плечо Изолины и нежно потянул ее к себе.
      Молодая женщина без колебания бросилась к нему на грудь, и их тела в первый раз коснулись друг друга. Потом Изолина обвила Мортона руками и изо всех сил сжала его в своих объятиях.
      — Не знаю, что вы сделали, но вы вернули меня себе самой. Может быть, я воспользуюсь этим, чтобы измениться, и прекращу игру в поддельную проститутку.
      Если эти слова были хитростью, Изолина была великолепной актрисой. Мортон поверил ей, хотя циничное сомнение слегка кольнуло его душу. Поэтому то, что последовало дальше, прошло не так фальшиво, как опасался Мортон, и когда их ласки достигли кульминации, он чувствовал неподдельное влечение, а Изолина прекрасно изобразила экстаз. Мортон не желал верить, что это была лишь профессиональная игра «поддельной проститутки».
      Наконец Изолина со вздохом оторвалась от него.
      — Это… этого я не забуду никогда, — прошептала она.
      — Ну… — заговорил Мортон и вдруг замолчал.
      Где-то в доме раздался душераздирающий крик. Кричал мужчина. Этот вопль оборвался почти так же быстро, как возник. В дышавшей смертью тишине Мортон почувствовал, что тело прижимавшейся к нему женщины вытянулось как струна. В следующее мгновение Изолина, отбрасывая одеяла, спрыгнула с постели и бросилась к комоду. Она уже выдвигала один из его ящиков, когда дверь распахнулась и в комнату ворвались шесть или семь ирсков. Они скользили и волнообразно извивались — это у ирсков заменяло бег — и были вооружены маленькими энергетическими пистолетами.
      Нападавшие могли бы выстрелами раздробить Изолину на атомы, но один из них, видимо командир, крикнул во все горло:
      — Хватайте ее! Держите!
      Приказ был выполнен с ошеломляющей быстротой: ирски находились на пороге комнаты, а через тысячную долю секунды два из них стояли по бокам Изолины и держали ее.
      Мортон, который во время молниеносного вторжения успел встать с кровати, вспомнил, как Лозитин мгновенно поднялся по лестнице своего дома.
      «Неужели эти существа могут везде так перелетать с места на место?»
      Командир ирсков осмотрелся, потом подошел к креслу, внимательно оглядел Мортона и сказал ему:
      — Вот ваша одежда, полковник. Одевайтесь, и быстро!
      Его тон не располагал к разговору, и Мортон примерно через три минуты после того, как вскочил с кровати, уже был одет и обут. Это не был его личный рекорд, но результат был неплохой.
      — Вы пойдете с нами, полковник, — заявил ирск и, повернувшись к своим подчиненным, скомандовал: — Ну, пошли! Уходим!
      — Женщину куда? — спросил один из них. — Мы всех здесь перебили. Ее нельзя оставить.
      — Ты что, не видишь, что это его подружка? — раздраженно ответил командир. — Думай хоть немного!
      Ирск-солдат, судя по всему, подчинился, но все же сказал:
      — Ты не думаешь, что нам стоит посмотреть, что она хотела взять из ящика?
      Нападавшие открыли ящик и обнаружили в нем два маленьких автоматических пистолета. Ирски, охранявшие Изолину, взяли их — каждый по одному — и отошли от своей пленницы. Изолина, которая застыла неподвижно, когда ее схватили, не пошевельнулась и теперь, лишь подняла глаза и сказала:
      — У полковника Мортона были неприятности с явлением, которое он называет Тьмой и которое, кажется, перенесло его сознание в ум ирска.
      При этих словах все замерли.
      — Вот поэтому мы и увозим Мортона, — ответил командир. — Когда это произошло, он узнал больше, чем мы думали, а в результате у нас возникла проблема, которую трудно решить.
      — Ирски столько лет жили, судя по всему, в полном согласии с диамондианцами, и за все это время никто из нас совершенно ничего не слышал о подобном явлении. Что такое эта Тьма? Почему ее держали в секрете? И почему она поместила сознание полковника Мортона в мозг ирска, дружественного к диамондианцам?
      — Когда мы это узнаем, может быть, у нас тоже будет что сказать! — отрезал командир отряда,
      Но молодая женщина настаивала:
      — Значит, все-таки существует что-то, о чем вам запрещено говорить?
      Какое-то время все молча смотрели на нее. Наконец командир ирсков щупальцем сделал Мортону знак выходить и одновременно ответил Изолине:
      — Нам нечего вам сказать: Тьма не для людей.
      После этого Мортон вышел из комнаты. Двое из его похитителей шли впереди него, а остальные четверо сзади. Последний из них закрыл дверь.

      Мортон снова оказался на лестничной площадке, которая была залита ярким светом люстры, висевшей над лестницей.
      Все произошло так быстро, что у него до сих пор не было времени думать. В его уме была лишь одна мысль — выйти из этой комнаты, пока эти существа не изменили свое мнение и не убили Изолину. Но теперь…
      Теперь, стоя здесь, Мортон спросил себя: «А что же я?»
      Больше суток он был игрушкой в чужих руках. Сначала им завладела Тьма. Потом его недолгая мнимая свобода в больнице. Почти сразу же после этого его похитили диамондианские заговорщики и держали его в своей власти до ночи… Кстати, который час? Одиннадцать или даже двенадцать ночи, подумал полковник.
      Конечно, в те минуты, которые он провел в объятиях Изолины, он, может быть, действовал свободно и по собственной воле. Но вот он снова в плену, на этот раз у восставших ирсков.
      «Могу ли я что-нибудь сделать? Могу ли я сам принять решение?»
      Например, нельзя ли выяснить, почему этим ирскам понадобилось взять его в плен? И, не загадывая, что будет дальше, полковник спросил:
      — Чего вы, собственно, хотите от меня?
      Вместо ответа командир ирсков указал ручным щупальцем на лестницу и приказал:
      — Сюда!
      Мортон не стал спорить и спустился вниз, как ему было приказано. У подножия лестницы он увидел первый труп — тело пожилой женщины, должно быть гувернантки или горничной, потому что она была в форме. Женщина лежала скрючившись, и потому трудно было понять, каким оружием она была убита.
      На первом этаже Мортон, подчиняясь новому властному жесту командира ирсков, зашагал дальше — как он думал, в переднюю часть дома. Бросив взгляд налево, внутрь комнаты, большая дверь которой была открыта, он увидел трупы пяти или шести мужчин и трех женщин. Коми та была слабо освещена, и, кроме мертвых тел, в ней находилось более десяти ирсков. Группа, которая вела Мортона, остановилась. Два отряда соединились, и один из тех, кто спустился с Мортоном, спросил:
      — А где остальные?
      — Еще внизу. Мы тут нашли целое гнездо: тридцать пять мужчин и одиннадцать женщин только в доме, — с довольным видом ответил командир второй группы.
      — Прекрасно, — ответил тот, кто привел Мортона. — Но теперь ты должен приказать своему дилу (он употребил это слово в значении «мужской отряд») подняться наверх: мы нашли того, кого искали.
      Он указал на Мортона.
      — Гм! — отозвался второй. — Ну вот, я позвал их.
      Скользя по полу, он подошел к Мортону, встал перед ним и приготовился заговорить, но пленник опередил его:
      — Я вхожу в Комиссию по Переговорам. Чего вы хотите от меня такого, о чем мы не можем говорить более дружелюбно?
      Если ирск и удивился этим словам, по его лицу это не было видно. Он объявил Мортону торжествующим тоном:
      — Полковник, мы взяли вас в плен по причине, которая не имеет никакого отношения к переговорам. Мы знаем, что вы и некий ирск стали духовными братьями, но мы совершенно не знаем, как исправить нечто другое, произошедшее из-за этого. Вот почему мы должны увезти вас с собой, чтобы изучить эту проблему и действовать так, как окажется нужным.
      — Только что вы молча вызвали своих товарищей. Мне кажется, что вы все можете связываться друг с другом телепатически.
      — Это не совсем так, — объяснил ирск. — Тут действительно участвует ум, — он слегка стукнул себя по лбу, — но, кроме мозга, нужно еще кое-что — то, что мы держали в тайне от людей. И здесь с нами без спора соглашаются даже ирски с зелеными полосами на одежде — друзья диамондианцев.
      — Что это за причина? — спросил Мортон.
      Повстанец медлил. Полковник внутренне сжался, ожидая ответа: он чувствовал, что сейчас узнает, насколько верна его интуиция.
      Внезапно ирск заговорил:
      — Диамондианцы слишком неустойчивы эмоционально и умственно. Они разрушили бы нашу систему, поэтому мы не могли открыть ее вам.
      — У меня сложилось впечатление, что в наше время восставшие ирски тоже излишне эмоциональны, — иронически возразил Мортон.
      Его собеседник признал это:
      — Близость к диамондианцам подействовала на нас, как зараза: наш народ, жизнь которого была совершенно спокойной и мирной, стал таким же страстным и склонным к насилию, как диамондианцы.
      — То, что вы сказали, правда, и если ирски теперь тоже дают волю своим чувствам, почему вы сами не разрушили свою систему мысленной связи?
      — Не думайте, что мы не беспокоимся об этом. Именно поэтому вы нам и нужны.
      Мортон хотел заговорить, чтобы выразить свое изумление, но ирск движением щупальца приказал ему молчать.
      — Мы поговорим обо всем этом позже, а сейчас вас вызывают к видеокому.
      Это было настолько нелепо и неожиданно, что Мортон сначала потерял дар речи, а потом смог лишь ошеломленно переспросить:
      — Меня? Меня зовут к видеокому?
      Но он служил в разведке и потому произнес это так тихо, что никто, кроме него самого, не расслышал. Не сказав больше ни слова и скрывая свое недоумение, полковник прошел в указанную ему комнату и там немало времени молча и неподвижно рассматривал того, кто глядел на него с экрана видеокома.
      Это был темно-русый мужчина с серыми глазами на узком лице, который язвительно улыбался. Мортон узнал капитана Марриотта, командира военного поста Каподочино-Корапо.
      — Вы помните меня? — прозвучал голос Марриотта.
      — Прекрасно помню, — сухо ответил Мортон.
      Но, ответив, полковник задумался: было совершенно неестественно, что Марриотт надеялся быть узнанным человеком, который видел его только раз и очень недолго.
      Мортон отметил про себя, что ожидал увидеть Марриотта скорее на стороне диамондианцев, чем на стороне ирсков.
      — В этом деле я на стороне всех, возможно даже, что и на вашей, полковник. Если бы жизнь продолжалась вечно, никому не пришлось бы решать, где он хочет провести остаток своих дней. Когда я узнал о положении на Диамондиане, я наконец понял, что нашел свое пристанище.
      Мортон лихорадочно пытался вспомнить короткие встречи, которые у него были в первые дни после прилета на эту планету, во время его быстрой поездки по Диамондиане для знакомства с обстановкой. Наконец он озадаченно произнес:
      — Когда я расспрашивал вас, что я спросил такого, что могло вас обеспокоить?
      — Это был не вопрос, а ваша решительность, — ответил Марриотт. — Я вдруг почувствовал, что вам я не смогу заговорить зубы.
      — Почему вы не стали моим духовным братом, чтобы узнать мои планы?
      Марриотт помолчал, потом ответил:
      — Я никогда не интересовался этим явлением потому, что у меня была на это причина, — вот все, что я вам скажу. Как бы то ни было, я рискнул подключить вас к сети срочной связи ирсков, которую вы называете Тьмой, в надежде, что в решающий момент смогу управлять вами. Это было самой большой ошибкой в моей жизни, — закончил Марриотт, и лицо его на мгновение исказила гримаса.
      — Это вы отправили меня в больницу?
      — Да.
      — И когда Изолина похитила меня оттуда по своим причинам… — Мортон не стал договаривать.
      — Меня предупредили, и я послал по вашим следам ирсков, — ответил Марриотт.
      — Зная, что они убьют всех, кроме нее? — В голосе Мортона звучала ярость.
      Человек на экране пожал плечами.
      — По правде говоря, я не знаю, что ответить. Мне было важно лишь одно — снова завладеть вами… Я не давал им приказа убивать. Все ирски и диамондианцы убийцы в душе. Правда, это я десять лет назад стал учить ирсков отличаться друг от друга, поэтому я предполагаю, что отчасти несу ответственность за это. (Он нахмурил брови.) Они были все как одно существо, объединенное с этой системой, находящейся наверху в небе. Фактически она состояла из миллиарда расположенных рядами ирсков-двойников. Моим первым преобразованием было введение способа идентификации, основанного на подчеркивании личных имен ирсков: имя произносится преувеличенно четко. К несчастью, когда ирски приобрели индивидуальность, у них не было другого примера, кроме диамондианцев. Так что мое доброе дело было недостаточно продумано.
      — Короче говоря, — добавил он, снова пожимая плечами, — я ведь сказал им: «Не причиняйте никакого вреда Изолине». Большего я сделать не мог. Видите ли, после того, как я подключил вас к Тьме, произошел не один неприятный случай, а два. Первый возник, когда она, не советуясь ни с кем, сделала вас духовным братом Лозитина, ирска, под контролем которого находится средство, способное уничтожить Тьму.
      — А второй? — спросил Мортон.
      — Второй случай произошел, когда меня посетил ваш подчиненный.
      С некоторым смущением капитан рассказал, как он взломал дверь машины Брэя, и признался:
      — Я не остерегался и попался на техническую уловку в виде небольшого приборчика. Из-за этого произошло временное смещение вашей и моей индивидуальностей, а в этом, мой дорогой полковник, нет ничего приятного. Так что мне нужно было действовать быстро. Может быть, будет достаточно удалить вас с этой планеты, но я в этом сомневаюсь.
      Мускулы розового лица капитана были напряжены. У Мортона сложилось тревожное впечатление, что Марриотт верил в то, о чем рассказывал.
      — Послушайте, капитан, если вы искренне добиваетесь мира на Диамондиане, я на вашей стороне. Я хочу, чтобы переговоры возобновились, и если бы вы смогли начать их и добиться успеха там, где я потерпел неудачу, я оказал бы вам любую поддержку. Но прошу вас, не говорите загадками. Скажите мне, какие у вас проблемы, и я помогу вам их решить.
      На лице смотревшего с экрана вдруг снова появилась прежняя злая усмешка.
      — То, что произошло здесь, вызывает у людей не желание сотрудничать, а другие, значительно менее добрые чувства. Произошло то, что вы стали вместо меня главой правительства ирсков, то есть Тьмы.
      «Я задал дурацкий вопрос и получил на него самый фантастический ответ», — подумал Мортон.
      Тут он заметил, что Марриотт снова начал говорить:
      — Даже если у вас нет ни малейшего представления о том, как извлечь выгоду из вашего нового высокого положения, по вашему виду я заключаю, что вы не откажетесь от него с легким сердцем. Так что же вы узнали от Лозитина? — резко спросил капитан. — Соблаговолите вы сообщить это нам или нет?
      На экране было видно, как заблестели глаза Марриотта: он сильно волновался. У самого Мортона тоже кружилась голова. Он лихорадочно искал мысль, за которую мог бы ухватиться.
      — Послушайте, — сказал он наконец медленно и успокаивающим тоном, — правительственные дела моя специальность. Я умею расстраивать заговоры, у меня даже есть диплом, который это доказывает. Признаюсь, что мне довольно трудно представить себе Тьму в роли правительства, но я понимаю, что это возможно. Если моя мысль верна, то я предвижу, что к ней можно применить основные положения теории свержения властей. В таком случае я знаю, чем теоретически может быть Оружие Лозитина, Это может быть только…
      Тут Мортон замолк, потому что Марриотт вдруг сильно побледнел и сделал ему знак остановиться.
      — Тише! Ни слова больше, полковник! Тьма может улавливать мысли тех, кто находится на поверхности планеты, в особенности мысли, оформленные словами. Не раскрывайте ничего!
      Мортон мрачно кивнул.
      — Если система свержения может быть использована, предварительное знание об этой операции не принесет никакой пользы свергаемому правительству. Тем не менее я согласен умолчать о деталях, если это успокоит вас. Но не забывайте, что в науке все действует автоматически.
      На этом разговор, видимо, закончился, потому что помощник командира ирсков сказал Марриотту:
      — Капитан, нам пора уходить — полковнику Мортону и мне. Все это будет улажено на уровне начальства. До свидания.
      Марриотт снова улыбнулся, но невесело, и сказал Мортону:
      — Тьма манипулировала вами так, словно больше не подчиняется своей старой программе Махала. Это позволяет думать, что у нее есть система самозащиты, о которой я ничего не знаю, но которая, несомненно, действует по принципу «сомневаешься — уничтожай». До свидания.
      — Подождите! — крикнул Мортон. — Вы употребили новое слово, «Махала». Что это…
      Но экран уже погас.
      — Сюда! — приказал его похититель. — Они наконец подошли, — и вывел Мортона из комнаты.
      «Они» была третья группа — более двадцати ирсков, которые поднялись по одному из подвального этажа и собрались в прихожей особняка. Отряд явно готовился к быстрому отходу, и было похоже, что все повстанцы боялись выходить.
      Их было слишком много, и это создавало трудности: если такую большую группу ирсков увидят соседи или — еще хуже — если кто-то видел, как они вошли сюда, положение могло стать опасным.
      Мортон ждал, пока командиры трех групп тихо совещались между собой. Они быстро решили вызвать сразу все машины, которые стояли у ботанического сада, где шоферы-ирски, как думали повстанцы, не очень рисковали обратить на себя внимание.
      На глазах у восхищенного Мортона машины были вызваны мысленно. Шоферы явно сообщили о своем прибытии тем же способом, потому что кто-то вдруг открыл дверь. Два ирска схватили Мортона и приказали ему:
      — Бегите ко второй машине!
      Полковник не стал сопротивляться. Он побежал с ними по широкой террасе, потом по обсаженной деревьями лужайке. По пути Мортон, к своему разочарованию, заметил, что перед особняком росли еще и густые кусты, совершенно скрывавшие сад от глаз соседей.
      Мортон и два его охранника выбежали на улицу в тот момент, когда первый шофер-ирск останавливал свою машину перед воротами дома Феррарисов. Вторая машина шла сразу за первой. Через несколько секунд полковника втолкнули на ее заднее сиденье. Один из охранников сел рядом с ним, второй впереди, возле шофера.
      Одна за другой подъезжали остальные машины, постепенно весь отряд повстанцев погрузился в них. И тут Мортон осознал три факта сразу. Первое — краем глаза он увидел большую группу людей на холме, второе — он разглядел, что это были солдаты Земной Федерации, вооруженные автоматами. Третий факт был очень простым: одно из правил разведслужбы. Если находиться в тесном пространстве и на тебя нацелено много стволов, бросайся на землю. И Мортон мгновенно, почти так, словцо он был одним из ирсков и скользил на щупальцах, упал на пол машины.
      Там он и лежал, сжавшись и дрожа, пока автоматы изрыгали треск и смерть. Вокруг себя он слышал со всех сторон рев работающих на полную мощность двигателей — было похоже, что некоторым из водителей удалось увести машины.
      Но тот автомобиль, где был он сам, не двигался. Ирск, сидевший рядом с Мортоном, и два других повстанца постарались выпрыгнуть из машины, как только заметили, что пошли в засаду. Мортон предположил, что все они использовали уже знакомый ему сверхскоростной способ перемещения. Он не мог сказать, кому это удалось, а кто попал под пули.
      Мортон по-прежнему лежал, притаившись между сиденьями, когда почувствовал, что кто-то подходит к его машине и наклоняется, чтобы заглянуть внутрь.
      Он осторожно повернул голову — и столкнулся нос к носу с лейтенантом Брэем.
      Облегчение, которое испытал полковник в этот момент, выразилось не совсем обычным образом: в порыве благодарности он сказал своему подчиненному:
      — Во всей этой истории самым ужасным было чувствовать себя бессильным, полностью зависеть от чужой воли. Теперь, наконец…
      — Но… — заикнулся было Брэй и тут же замолчал. Лейтенант сдержался и не сказал, что единственный средством спасти полковника было арестовать его.
      Брэй смутился и решил: не сейчас, я расскажу ему об этом позже.

      Брэй очень долго ждал Мортона у заднего выхода больницы Инкурибили, и, в конце концов, понял, что у полковника что-то не получилось с побегом.
      Он и Струзерс, сидя в машине, печально строили догадки, перебирали разные варианты и наконец решили, что им нужна помощь.
      Но кто же захочет помочь члену Комиссии по Переговорам?
      Прежде всего Брэй решил не обращаться в саму Комиссию. Если узнают, что начальник разведслужбы Комиссии по Переговорам оказался в таком положении, его могут выслать с Диамондианы.
      Нет, лейтенант не мог так подвести Мортона.
      По той же причине Брэй сказал себе, что будет неразумно связываться со штабом войск Земной Федерации. Там не захотят иметь никаких дел с Комиссией по Переговорам.
      На какое-то время Брэй задумался, не в силах найти решение, потом неохотно попросил Струзерса отвезти его обратно во дворец Комиссии. Там, по-прежнему пытаясь решить задачу, как выручить Мортона, лейтенант занялся делами, которые, по его мнению, могли оказаться важными, когда (и если) он выручит полковника.
      В разведке Комиссии по Переговорам было пять капитанов и три майора. Один майор и два капитана были более или менее близкими друзьями лейтенанта Лестера Брэя. Из двух других майоров один, по фамилии Саттер, от души ненавидел всех лейтенантов, и в особенности Брэя, которого считал самонадеянным и дерзким.
      Поэтому Брэй испытывал некоторое удовольствие, когда чуть позже в то же утро велел доложить о себе этому офицеру и со всей искренностью в голосе, на которую был способен, сообщил ему, что ночью ему позвонил полковник Мортон («Полковник не хотел беспокоить старшего офицера, например вас, господин майор»).
      Мортон, как объяснил Брэй, желал иметь информацию о мирной делегации диамондианцев. Получил ли кто-нибудь приказ обыскивать машины в секторе Каподочино-Корапо?
      Голубые глаза майора Саттера были похожи на две ледышки. Единственный из всех офицеров, он, когда Комиссия по Переговорам прибыла на Диамондиану, взял на себя труд убрать из своего кабинета местный письменный стол и установить там металлические шкафы для картотеки, металлический письменный стол и кресло из хромированной стали. Эта лишенная украшений сверкающая мебель не сочеталась с остальной обстановкой комнаты, высоким потолком и изящно украшенными стенами, но майор, похоже, не замечал этого.
      У него был резкий и высокий голос, который прекрасно звучал бы из вычислительной машины. Своим обычным ничего не выражающим и совершенно не дружелюбным тоном майор Саттер ответил:
      — А когда полковнику передадут эту информацию, что он с ней сделает? Он сказал об этом?
      — Он думает, что вернется в свой кабинет в конце дня, господин майор, и он хотел бы найти отчет у себя на столе, когда приедет.
      Худой и узколицый майор отвернулся от своего посетителя, показывая, что прощается с ним.
      — Очень хорошо, лейтенант, я передам ваше сообщение.
      Брэй не поддался на его игру.
      — Господин майор, какой ответ мне передать полковнику через сержанта Струзерса, если полковник позвонит узнать, как решается этот вопрос?
      Саттер не ожидал, что попадет в такую западню.
      — Как только я получу информацию, я сообщу об этом непосредственно Струзерсу и дам ему необходимые указания. Это все, лейтенант, — сухо заявил он.
      — Спасибо, господин майор.
      Брэй отдал Саттеру честь, вытянув руку как можно прямее и щелкнув каблуками, как следовало делать перед офицерами такого типа. Потом он вышел из комнаты пятясь и с самым почтительным в мире видом. Саттер, который прекрасно понял его поведение, в этот момент всем сердцем ненавидел. Брэя, но и не подозревал, что распоряжение, которое он только что получил, было выдумкой, существовавшей только в изобретательном уме лейтенанта. Такое было выше понимания майора Саттера.
      Тот же спектакль Брэй разыграл перед майором Луфтелетом. В этом майоре не было ничего особенно неприятного. Это был один из самых безликих и посредственных людей. Было трудно понять, как он при своем тупоумии мог попасть в разведку. Его единственным преимуществом были некоторые познания в технике. Луфтелет был педантичен, обращал много внимания на мелкие детали информации, и его страсть придираться к мелочам иногда злила сослуживцев.
      Брэй, снова сделав вид, что вопрос задает Мортон, пожелал узнать подлинное назначение здания, в котором Марриотт устроил свой командный пункт, и почему оно построено в поселке, явно не имеющем стратегического значения.
      Старый офицер сидел за одним из местных письменных столов, деревянным и украшенным тонкой резьбой. Несколько секунд он сосредоточенно молчал, словно созерцая глубины своей души. От майора исходило ощущение сверхчувствительности, словно внутри него находился кто-то другой, выдающийся человек, который знает больше, мыслит яснее и обладает более острыми чувствами, чем обычные смертные.
      Брэю стало немного грустно, когда после такой подготовки из уст майора Луфтелета прозвучал высокопарный и неумный вопрос:
      — Какова ваша квалификация, лейтенант, что вы вообще решаетесь говорить о таких специальных технических вопросах?
      — Господин майор, моя квалификация не играет роли. Разумеется, я кое-чему учился и имею институтский диплом, как все здесь. Но с вашим отчетом буду знакомиться не я, а полковник Мортон.
      После этого лицо майора довольно долго отражало смесь противоречивых чувств. Казалось, он сомневался, что кто бы то ни было может понять то, что знает он, однако во взгляде майора было смирение человека, который в конце концов понял, что на этом свете нет правды. Наконец все его тело приняло позу, выражавшую понимание, что в мире существуют офицеры выше его, которые занимают важные посты; может быть, эти офицеры и не имеют достаточной квалификации для своих постов, но все же занимают их И Луфтелет покорно и тихо ответил:
      — Очень хорошо! Я составлю… э-э… краткое изложение функций, которые может выполнять это здание. Скажите полковнику, что это будет не технический отчет того уровня, который я мог бы представить лицу с такой же высокой квалификацией, как моя, — с важностью добавил он, — но…
      Луфтелет остановился на середине фразы, и Брэй быстро произнес:
      — Господин майор, я уверен, что вы не слишком низко оцениваете многосторонние научные познания полковника Мортона и его способность понимать сложные чертежи электронной аппаратуры.
      Эти слова, казалось, испортили Луфтелету настроение: майор помрачнел и покачал головой. Брэй воспользовался его молчанием, чтобы отдать честь и выйти из комнаты.
      Что теперь? Оставалось, конечно, только ждать.
      Брэй уселся в своем крошечном кабинете, который про себя называл бывшим чуланом для метел, и попытался понять, сделал ли он что-нибудь полезное.
      Размышляя над этим, он следил, как стрелки стенных часов медленно двигались вперед. Так продолжалось с 12.23 до 18.10.
      В тот момент, когда наступивший вечер окрасил Диамондиану в серый цвет, Брэю пришла в голову очень простая мысль: его задачу можно решить только хитростью, и он был поражен, что не нашел этого решения раньше.
      Когда Брэй объяснил свой план Струзерсу, секретарь подскочил на месте и запротестовал:
      — Лейтенант, я вам клянусь, что если вы не будете соблюдать осторожность, то в рекордный срок добьетесь, что полковника вышлют с этой планеты!
      — Нам нужна помощь, и единственный способ ее получить — это задействовать силы порядка,
      Брэй велел Струзерсу снова отвезти себя в больницу. Там он имел короткую беседу с неким доктором Фондье, врачом-диамондианцем, и тот сильно рассердился, узнав, что пациент самовольно покинул больницу, хотя даже не был зарегистрирован в ней официально.
      Именно доктор Фондье в своем негодовании задействовал те силы порядка, что привели Брэя и солдат Земной Федерации к дому, который, по мнению лейтенанта, должен был находиться под усиленным наблюдением.

      Согнувшись пополам, Мортон вылез из машины и вздрогнул: земля вокруг него была усеяна трупами ирсков.
      — Вернемся в дом, — пробормотал он. Солдаты и техники оказались там раньше их: когда полковник и лейтенант входили в особняк, те уже поднимались из подвального этажа, вынося другие трупы — убитых ирсками диамондианцев. Мортон узнал тела Джордже и Пьетро — единственных людей, которых он видел в этом доме, кроме Изолины, и единственных известных ему людей, связанных с ней.
      Изолины здесь не было, поэтому Мортон послал Брэя и одного из солдат на верхние этажи, чтобы найти ее. Изолины не оказалось и там. Это было ударом для Мортона. Он встревожился, сам поднялся по лестнице в сопровождении Брэя и внимательно обыскал комнату Изолины, выясняя, нет ли какого-нибудь тайного хода, по которому она могла убежать. Когда он обнаружил «черную» лестницу, выходившую во двор, это предположение сменилось другим, более правдоподобным и усилившим его тревогу: «А если она вышла отсюда и наткнулась на убегающих ирсков?»
      Но взвод пехотинцев Земной Федерации, посланный осмотреть узкую улочку за особняком, не нашел там ни одного трупа. Это утешило полковника.
      Теперь у Мортона наконец появилось время проанализировать свои чувства. Он с огорчением пришел к: выводу, что Изолина, отдавшись ему, достигла своей цели: сейчас он беспокоился именно о ее судьбе.
      Мортон понял, что его покорили не воспоминания о ее жгучих ласках, а ее врожденная честность и ум. Прямые вопросы, которые она задала убийцам, показывали, что она быстро справилась со страхом. Это было достаточно смешно, но он подсчитал, что если цифра, которую Изолина сама назвала ему, верна, то за пять лет у нее было от шестисот до семисот любовников, и все же у него не хватало сил упрекать Изолину.
      — Где бы она ни была, — сказал он вслух, — если она знала, куда пойти, и смогла сделать это, она должна действовать рационально. У этой молодой особы есть голова на плечах, и она поступает так, как ей подсказывает разум. Значит, если мы сможем угадать, какие выводы в высшей степени умная молодая диамондианка могла сделать из того, что ей известно о событиях этой ночи, мы узнаем, куца она направилась отсюда.
      Мортон почувствовал на себе удивленный взгляд Брэя.
      — Кажется, эта молодая женщина произвела на вас впечатление, полковник, — заметил лейтенант.
      — По тому рассказу, который я услышал от вас о вашей поездке в имение Феррарисов, я решил, что на вас она тоже произвела впечатление, — отбил удар Мортон.
      Это была чистая правда.
      — Для диамондианки Изолина… — заговорил Брэй. Мортон неуверенным тоном прервал его:
      — Куда вас приведет рациональный анализ, если он будет основан на том, что я вам сказал?
      Брэй неохотно признался, что в этом случае он не может действовать рационально.
      Поскольку этот короткий диалог не дал никаких результатов, оба замолчали. Потом Брэй снова заговорил:
      — Эта история с Лозитином… Судя по тому, что вы мне только что рассказали, мы должны как можно скорее найти его и расспросить.
      — Хорошая мысль, — одобрил Мортон.
      — Возможно, я смог бы поехать туда завтра. Как называется этот поселок?
      — Не имею ни малейшего представления.
      Это положило конец разговору. Мортон решительно расправил плечи и повернулся к Брэю.
      — Полагаю, совесть вас не замучит, если мы оставим солдат Федерации убираться здесь без нас?
      Перед тем как ответить, молодой офицер с силой моргнул и подождал, пока Мортон проделает то же самое. После этого Брэй подмигнул своему начальнику и широко улыбнулся. Эта озорная выходка была такой неожиданной, в ней было столько непринужденности и жизненной силы, что Мортон улыбнулся в ответ. Потом его лицо стало суровым.
      — Идемте, — сказал он. — В этой больнице есть врач, которого я хотел бы допросить, и, может быть, подходящий момент для этого сейчас, пока в моем распоряжении этот армейский отряд.
      Брэй не сдвинулся с места.
      — Честное слово, полковник, — дипломатично сказал он, — я полагаю, что сейчас подходящий момент сообщить вам небольшую подробность, которую я скрыл от вас.
      Выражение его лица и тон были такими странными, что Мортон, который уже отошел от лейтенанта, медленно вернулся, встал перед ним и спросил:
      — В чем дело?
      Брэй объяснил и в заключение сказал:
      — Теперь вы понимаете, что находитесь под арестом, возможно, потому, что этот врач покрывает кого-то или всех.
      Они снова поднялись по главной лестнице и теперь стояли на ее верхней площадке. Вокруг них солдаты в серо-зеленой форме войск Земной Федерации уносили на носилках трупы, подметали под и вытирали кровь мокрыми губками.
      Мортон долго и задумчиво смотрел на это, потом взглянул на Брэя, заставил себя улыбнуться и сказал:
      — В такой обстановке что мешает нам обоим спокойно уйти отсюда, лейтенант?
      — Весь сектор оцеплен, полковник. Нас схватят.
      — А, вот как…
      — Интересно будет увидеть, чем все это кончится. Мортон с определенной долей черного юмора должен был признать, что эта фраза была весьма слабым комментарием к его сложным и запутанным действиям на Диамондиане.

      Несмотря ни на что, Мортон сумел правильно оценить замечание Брэя. Он не чувствовал себя слишком подавленным, когда немного позже ехал в машине вместе с Брэем под конвоем взвода солдат Федерации на мотоциклах.
      — Мне просто будет нужно устроить больничному начальству что-то вроде очной ставки с доктором Герхардтом, — сказал он, не давая никаких разъяснений.
      Вокруг полковника и лейтенанта раскинулся ночной Новый Неаполь. Из-за войны улицы не освещались, и вокруг было темно, как в аду, только в аду не было такого невероятного потока машин. Похоже, что все, кто целый день носились по улицам на своих маленьких шумных автомобилях, выехали в этот вечер отдохнуть на тех же маленьких шумных машинах
      И что еще хуже, все они ехали наугад, совершенно без огней и по неосвещенным улицам. У ангелов-хранителей, наверное, было много работы — защищать праведных и карать грешных. Каждые пять минут в темноте был слышен ужасный лязг и скрежет столкнувшихся машин: еще один враг господа получал по заслугам.
      Прямо перед их машиной в непроницаемой черноте вдруг послышался оглушительный грохот врезающихся друг в друга железных листов. Их автомобиль сделал головокружительный разворот и замер на месте.
      Послышались чьи-то жалобы, яростная ругань и обвинения Загудели сигналы и слились в невыносимую какофонию.
      — Ну что же… — решительно сказал Мортон и выглянул в окно, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте.
      Впереди справа он смутно различил силуэты множества остановившихся машин. В другом ряду, слева от него, машины медленно двигались вперед, подавая беспрерывные сигналы. Дальше справа виднелись старинные особняки, похожие на черные привидения в этом мире мрака.
      «Через час или два, — подумал Мортон, — огромная диамондианская луна зальет бледным светом эту жуткую картину. Но сейчас, да еще при этом шуме…»
      Кошачий концерт сигналов перешел в истерическое крещендо. Сейчас или никогда!
      Мортон осторожно открыл дверцу и тихо потянул Брэя за рукав. Его молодой спутник удивился и сначала стал сопротивляться, но через несколько секунд оба были на мостовой и, цепляясь друг за друга, на ощупь отыскивали между неподвижными машинами дорогу к относительно безопасному тротуару. Затем они быстро пошли вперед.
      — Утром мы позвоним в больницу, — заявил Мортон и добавил. — Может быть.
      Полковнику начало надоедать все это, он был в ярости и совершенно не был расположен говорить разумно с потерявшими разум людьми. Но он знал, что его злоключения еще не кончились.
      Анализируя свое поведение, Мортон вдруг понял, что его раздражение порождено современной логикой, и сказал Брэю:
      — Мой профессор старался научить нас воспринимать противодействие окружающего мира по законам определенной логики. Он считал, что человека, верного старой логике, которую называют современной, всегда можно узнать по его поведению перед лицом несчастья. Такие люди, по словам моего профессора, в глубине души верят, что в мире существуют двойники, совокупности одинаковых объектов. Если бы они могли освободиться от этого внушенного им представления, говорил он, эти люди поняли бы, что в науке все бесконечно изменчиво, но автоматично. Каждый процесс слегка отличается от другого, но то, что существует — существует, и все. Он замолчал, потом продолжил:
      — То, с чем мы столкнулись здесь, на Диамондиане, это простая задача типа загадки. Теоретически, если мы найдем решение этой задачи, то, что следует из нее, произойдет автоматически, и мы одержим нечто вроде мгновенной победы.
      — Извините меня, полковник, но мгновенная победа сразу на целой планете, которая полна диамондианцев и их двойников — ирсков, мне кажется совершенно невозможной, — почтительно возразил Брэй.
      — Что ж… на первый взгляд вы совершенно правы: пятьсот миллионов диамондианцев с их пылким характером и миллиард неустойчивых ирсков. И тем не менее во всех них есть своеобразная чистота.
      Брэй заметил, что, по его мнению, слово «чистый» совершенно неприменимо к тем диамондианцам, которых он знает.
      — Может быть, женщины… Но, — быстро добавил он, — я всегда остерегался бывать у диамондианок.
      На этот раз Мортон невольно или сознательно не обратил внимания, что прерывает лейтенанта:
      — Меня беспокоит прежде всего это духовное братство, — сердито бросал он в темноту ночи. — Лозитин ни на мгновение не почувствовал моего присутствия под своим черепом, не заподозрил, что я наблюдаю его глазами. Однако Марриотт и его друзья ирски знали, что Тьма поместила меня в сознание Лозитина. И с вами, и со мной Марриотт вел себя очень беспокойно: он был зол, обманут в своих надеждах, саркастичен, но ирски говорили с ним вежливо. Тем не менее они вели себя так, словно вопрос о моем снятии с должности главы их правительства еще не решен. Меня должны были куда-то отвезти, допросить, и, может быть, тогда они приняли бы решение относительно меня. Из всего этого я делаю вывод, что в ближайшие дни мне тоже придется делать выбор. Значит, главный вопрос, который встает…
      Брэй, продолжая идти, ждал продолжения мортоновского монолога. После нескольких секунд вежливого молчания молодой офицер повысил голос, чтобы его можно было услышать среди рева машин, и сказал:
      — Полковник, я очень хотел бы узнать, что это за главный вопрос.
      Ответа не было.
      Брэй замер на месте. Потом, шепотом ругая себя, он вытянул перед собой руку и повел ей из стороны в сторону, ощупывая ночной мрак. Рядом не было никого; лишь тропический ветерок ласкал его кожу и приподнимал полы френча.
      Продолжая стоять на том же месте, Брэй попытался вспомнить все, что было перед этим. «Слышал или видел я что-нибудь после того, как он кончил говорить?»
      У темноты бывают разные оттенки. Диамондианская ночь в этот момент была черной, как чернила, в ней поблескивали лишь кузова автомобилей. Удивительно, как мало от этих бликов пользы в городе, где столько матовых поверхностей.
      Вдруг Брэй вспомнил, что время от времени различал силуэт полковника на фоне… чего? темноты? Черное на черном фоне — это же невозможно!
      Продолжая задавать себе эти вопросы, Брэй медленно возвращался назад прежним путем. Он шел осторожными широкими шагами, словно ощупывал тротуар ногой.
      Лейтенант удивился тому, как много ему пришлось пройти — он отшагал не меньше пятидесяти метров, прежде чем его нога наткнулась на неподвижное тело.
      Кто это был? Брэй был почти уверен, что Мортон. Лейтенант наклонился и провел рукой по одежде лежащего, ища знакомые пуговицы, погоны и нашивки полковничьего мундира. Все это было на месте, значит, это был Мортон.
      Брэй отыскал бессильную руку и нащупал на ней пульс. Он был медленный. Шестьдесят ударов в минуту, посчитал наугад Брэй, чувствуя огромное облегчение и сострадание.
      «Бедняга Мортон, — думал лейтенант, — уже полтора дня его почти все время держат без сознания. Это, наверное, слишком большая нагрузка для одного человека».
      И молодой адъютант решил, что такой ряд неудач и столько обмороков подряд означают, что Мортон недолго проживет.
      Тем не менее Брэй был не вполне уверен, что на тротуаре лежал без движения именно полковник Чарлз Мортон. Он поклялся себе, что теперь всегда будет носить с собой все мелочи, которые рекомендует иметь под рукой учебник для разведчиков. Например, лампу-авторучку, которая сейчас лежала у него в машине, и другие чудеса науки.
      Брэй был молод, самоуверен и франтоват и потому считал ниже своего достоинства набивать карманы и подкладку своего мундира этим хламом. И вот теперь он оказался без радиостанции, без устройства для вызова полиции, без… в общем, безо всего. Все это было у него в машине, но не при себе. Он мог позвонить из телефона-автомата, если сумеет найти его в этой темноте.
      Брэй даже не попытался искать телефон. Он просто сел рядом с лежавшим без сознания человеком, который еще дышал, и печально сказал себе, что должен остаться здесь до утра. Он не обращал, как Мортон, большого внимания на мелочи и потому не знал, что скоро над крышами Нового Неаполя поднимется огромная диамондианская луна или, по крайней мере, ее четверть. Поэтому примерно через полчаса жизнь преподнесла ему радостную неожиданность: сначала слабый свет-предвестник, потом надежду и наконец желтый месяц, похожий на покрытый туманом осколок второго солнца, который осветил все, что окружало Брэя, и направил свои косые лучи вдоль проспекта. Лунный свет не без иронии показал лейтенанту, что телефонная будка находилась от него менее чем в пяти метрах.
      Брэю понадобилась всего минута, чтобы подтащить к ней бесчувственного Мортона. А потом…
      Брэй позвонил во дворец, где располагался штаб Комиссии по Переговорам. Коммутационный компьютер соединил его с кабинетом сержанта Струзерса, и наконец в трубке зазвучал сонный баритон мортоновского секретаря.
      Через час Струзерс приехал к Брэю на автофургоне Комиссии. Учитывая безумное движение на улицах, это было очень быстро. Ворча и вздыхая, лейтенант и сержант перенесли Мортона в эту машину, отвезли его во дворец и внесли в комнату Брэя. Там они раздели бесчувственное тело, уложили его на кровать и накрыли одеялом. Сделав это, лейтенант Брэй, который по-своему обдумал ситуацию, в общих чертах объяснил Струзерсу свои планы на завтрашний день и затем отослал спать этого достойного служителя, бледного, но покорного судьбе.

      Волна Тьмы нахлынула на Мортона. Она была мощнее обычного, но полковник мог говорить и ясно мыслить, поэтому ограничился тем, что на мгновение закрыл глаза. А потом он оказался… в небытии.
      Мортону показалось, что он висит в пустоте, где ничего не может разглядеть. Это было похоже на слепоту, но не совсем: темнота была скорее серой, чем черной.
      Мортон все еще думал, что идет с Брэем среди ночи по улице Нового Неаполя: переход из черного мира в серый был не очень заметен. Поэтому его тревожило в основном то, что он мог… воспринимать со стороны что-то, что казалось ему его собственным живым телом. Мортон протянул руку, словно желая отодвинуть серую мглу, как занавес, потом открыл рот и наудачу спросил: — Где я? Лейтенант Брэй, вы здесь? Он захотел продолжить вопросы, но вдруг с изумлением понял, что не слышит ни малейшего звука. Моргов чувствовал, что говорят: его губы, челюсти и язык двигались. Он видел силуэт человека, наклонившегося Над чьим-то телом, но не слышал ни одного шороха, ни одного отголоска. Тишина как после смерти.
      Мортона охватил панический страх. Справившись с ним, полковник почувствовал, что находится посреди огромного пространства, и заметил слабо светящуюся россыпь звезд сбоку от себя.
      «Ах, вот оно что: я наверху, как в прошлый раз», — подумал он.
      Теперь Мортон перестал волноваться: он был уверен, что Тьма погружает его в чужой ум. «Буду ли я снова Лозитином?» — попытался угадать полковник.
      Он не смог сдержаться и устало подумал, что все это напрасная трата времени. Проблемы, которые разделяют противоборствующие стороны, решаются переговорами. Господи, ну почему эти местные жители не могут встретиться и предъявить друг другу разумные требования?
      Прошло еще какое-то время — не слишком много, может быть, минута. И вдруг в уме Мортона зазвучал голос — незнакомый баритон.
      «Полковник Чарлз Мортон, тот вы, который находится здесь и кажется вполне живым, — энергетический двойник вашего тела, которое вы только что видели со стороны. Этот двойник может говорить и слышать чужую речь. То, что ваше настоящее тело сейчас находится без сознания, — одна из причин, по которым люди не могут быть допущены в мысленное объединение ирсков. Когда ирски подвергаются энергетическому импульсу первого уровня или получают мысленное сообщение, они не теряют сознание. Поэтому их двойники могут согласовывать с ними свои действия, в том числе покидать их тела и возвращаться в них. И то, что говорят и делают двойники ирсков, воспринимается подлинным телом, оставшимся на той планете, что под нами».
      Мортон почувствовал сильное облегчение. Нет, больше, чем сильное, — безграничное: кажется, он наконец узнал правду. Наконец-то появилось разумно мыслящее существо, с которым можно говорить, подумал он, и быстро заговорил:
      — Благодарю вас за разъяснение. Но то, что люди в этих случаях теряют сознание, кажется мне лишь незначительной трудностью, которую вы, должно быть, в силах преодолеть. Слышали ли вы мою беседу с капитаном Джеймсом Марриоттом?
      «Да. Именно поэтому вы находитесь здесь на этот раз. Я хочу, чтобы вы проанализировали для меня, что такое Оружие Лозитина».
      — А, вот в чем дело! — произнес Мортон и замолчал: он вдруг почувствовал, как неумолимо это существо идет к своей цели.
      В этом не было ничего разумного. Полковник немного помедлил, потом решил быть правдивым и объяснил:
      — Сейчас, когда я смотрю на обширное энергетическое поле этой планеты как на правительство, мое знание теорий свержения власти позволяет мне думать, что вы не сама Тьма и не правительство, а лишь их часть.
      Поскольку ответа не последовало, он продолжал так же спокойно и размеренно, как начал:
      — Мне сказали, что один человек стоял во главе правительства ирсков и что сейчас я, другой человек, заменил его. По аналогии с этим вы, несомненно, центр управления или глава одной из служб. Во всех известных мне правительствах есть много служб или министерств. Из того, что вы занимаете высокий пост, я делаю вывод, что вы должны быть соединены с официальными системами связи и подчиняться программе, которая требует, чтобы вы в чрезвычайных ситуациях брали на себя обязанности главы правительства. Верно ли это?
      Ответ, как и раньше, прозвучал у Мортона, в голове.
      Тот же бесстрастный голос заявил:
      «Полковник Чарлз Мортон, я оживил вашего двойника не для того, чтобы вы получали от меня информацию. До того как я вас освобожу, вы должны сделать для меня два дела: вы проанализируете Оружие Лозитина и вы пообещаете, что поможете мне истребить диамондианцев. Вы согласны?»
      Слова голоса попали в мозг, уже готовый сопротивляться фантастическому окружению. Но этот внезапный ультиматум был еще невероятнее всех предыдущих неожиданностей диамондианской головоломки! Молчание затягивалось. Сначала Мортон чувствовал только изумление. Потом возникла первая слабая реакция — мысль: «Автомат. Ни малейшего признака разума».
      После этого в течение многих часов Мортон без всяких объяснений отказывался дать какие-либо обязательства относительно диамондианцев. Но, безумно желая выиграть время и одновременно пытаясь найти способ управлять этим совершенно безумным существом, полковник выполнил то, что и сам собирался сделать, — анализ Оружия Лозитина.
      — Правительство, — сказал он, — сохраняет власть благодаря лояльности большинства граждан к бюрократическому аппарату. В данный момент вы, элемент этого аппарата, продолжаете работать так, словно ваше правительство по-прежнему находится у власти. Это похоже на ситуацию, когда выборное правительство распущено, но налоговые инспектора продолжают рассылать свои уведомления, а гражданские и уголовные суды заседать. Никто не платит налоги и не является в суд, но народ еще считает, что все эти официальные здания и чиновники — нечто реальное.
      Здесь правительство — энергетическое поле. Я понимаю, что как его предполагаемый глава я подключен к энергетическому центру поля — точке управления. Я также думаю, что вы не можете физиологически отключить меня от него, так как вы лишь глава одной из служб. Но поскольку я не знаю, как пользоваться этим центром управления, элемент этого центра, то есть вы, можете действовать от имени Тьмы. Если вы пожелаете подтвердить или опровергнуть то, что я вам сейчас сказал, я выполню анализ Оружия Лозитина
      «Довольно хитрый ход, — подумал Мортон, — но свяжет ли он (или оно) мою потребность в информации с моим анализом, который он (оно) желает получить?» «Ваш анализ совершенно верен», — объявил баритон. В других обстоятельствах Мортон торжествовал бы, но не теперь, когда его тело лежало без чувств среди ночи на тротуаре в Новом Неаполе, а его «я» могло кое-как мыслить в энергетическом двойнике тела.
      Мортон справился со своей тревогой и продолжал: — В древности завоеватель, который покорял какой-нибудь народ, начинал с того, что устанавливал свою власть в захваченной стране с помощью войск. Это не всегда оказывалось легко: повсюду были патриоты, боровшиеся против оккупационных армий, вспыхивали восстания, которые нужно было подавлять силой. Эта методы были заменены другими, которые изобрели первые теоретики коммунизма. Пришедшая на смену система требует, чтобы каждый гражданин завоеванной страны или планеты сделал выбор. Прежнее правительство не смещают. С его руководителями обычно обращаются вежливо и, как правило, не причиняют им никакого вреда, разве что находятся причины осудить нескольких из них за прежние преступления.
      Завоеватель создает в захваченной стране структуру, которой дает невинное название, например Центр Политического Просвещения. Власть такого ЦПП основывается на очень простом факте: он контролирует все возможности получить работу в стране. Никого не принуждают идти в ЦПП, но тот, кто не пойдет, будет умирать от голода и окажется бездомным. Каждый гражданин быстро выясняет, куда он должен обратиться, чтобы получить еду и крышу над головой. Узнав на собственном опыте, что такое муки голода, он спускает в своем сердце патриотический флаг и покорно бежит прослушать курс лекций в ЦПП.
      Совершенно очевидно, — заключил Мортон, — что Оружие Лозитина — это эквивалент ЦПП для ирсков. Значит, недостаточно заранее знать, что такая система существует, чтобы защититься от нее.
      «Эта система в последнее время использовалась для завоевания какой-нибудь планеты?»
      — Только в отдаленных областях космоса, жители которых после колонизации не сохранили связь с Земной Федерацией. В этих случаях изоляции люди ведут себя с естественным автоматизмом, и вскоре кто-то, посчитав, что та или иная общественная система больше подходит для его народа, силой вводит тот порядок, в который верит… но сейчас, когда такие методы слишком хорошо известны, при этом проливается меньше крови, чем раньше. Когда мы сталкиваемся с такой ситуацией, мне часто поручают свергнуть эту больную паранойей власть и установить то, что сейчас принято почти во всем мире: право личности периодически выбирать себе общественную систему, будь это свободное предпринимательство или жизнь в коммуне. Жителям Диамондианы никогда не предлагали такого выбора. Среди диамондианцев никогда не было ни малейшего движения в пользу такого права, несомненно, из-за наличия неисчерпаемого источника дешевой рабочей силы — ирсков. На этом мой анализ завершается.
      «Думаю, что в качестве первого шага вы, несмотря ни на что, должны помочь мне истребить диамондианцев. Потом я помогу вам выиграть выборы у Марриотта, а затем…»
      Это было уже слишком, и Мортон сдавленным голосом воскликнул:
      — Но, бог мой, в конце концов, что один человек может сделать, чтобы уничтожить пятьсот миллионов людей?
      «…затем, — невозмутимо продолжал голос, — мы вдвоем завладеем Оружием Лозитина».
      Мортон с бьющимся сердцем подумал: «Это действительно автомат». Он приоткрыл рот, чтобы сказать этому лишенному всякой разборчивости в средствах существу, куда оно может убираться, но вдруг вспомнил одно слово из безумного заявления голоса и крикнул:
      — Выборы! Какие выборы?
      «Все в недоумении и спрашивают себя, каким образом вы внезапно оказались подключены к центру управления правительства ирсков. Капитан Джеймс Марриотт объяснил это искусственным смешением личностей. Но ирскам, у которых индивидуальность заключена в именах, это трудно понять. Они опросят вас обоих, а потом народ ирсков большинством голосов примет решение. Ирски никогда не были вполне довольны капитаном Джеймсом Марриоттом, поскольку он, кажется, преследует свои собственные цели».
      Для человека с такой подготовкой, как у Мортона, эти слова «великого существа» были информационной золотой жилой. Но он сдержался и замкнулся в молчании, запретив себе даже думать.
      Баритон продолжал:
      «Я уверен, что вы победите на этих выборах, если поможете мне истребить диамондианцев. Капитан Джеймс Марриотт отказался сделать это…»
      Чувство, которое охватило Мортона, когда ему в третий раз сделали это ужасное предложение, было полностью порождено иррациональной современной логикой. Он прекрасно понимал, что злиться на машину глупо, и все же его голос повысился, и он визгливо крикнул:
      — Убирайся к черту, грязный убийца!
      Тьма ответила:
      «Периодически я буду спрашивать вас, изменили ли вы свое решение. Когда вы примете мои условия, то сможете вернуться в свое настоящее тело».
      Как только она договорила эти слова, на Мортона, по-прежнему висевшего в пустоте, опустилась непроницаемая тишина.
      Через одинаковые промежутки времени эта тишина нарушалась и в голове полковника звучал все тот же баритон:
      «Вы приняли решение?»
      И каждый раз Мортон твердо отвечал:
      — Изменений нет.

      Когда ирски увели Мортона на первый этаж новонеаполитанского особняка ее семьи, Изолина торопливо оделась, нашла третий пистолет, выскользнула в коридор и на цыпочках подбежала к пандусу, спускавшемуся во двор. Через несколько секунд она спешила по переулку к своему личному автомобилю.
      Вскоре она была в относительной безопасности в бешеном потоке машин на широком проспекте. И тут перед Изолиной встал вопрос: куда ехать? с кем связаться прежде всего?
      Первым ее безотчетным порывом было обратиться к отцу. Поскольку Изолина была дочерью генерала, в ее машине была установлена специальная аппаратура, поэтому молодой женщине было достаточно только подумать. Немного поколебавшись, она мысленно произнесла слова, которые связали ее со штабом отца. Затем Изолина потребовала связать ее с командным пунктом генерала Феррариса возле Оврага Гиюма. Когда из видеокома зазвучал знакомый голос (экран не зажегся, это означало, что генерал, вероятно, был в постели с женщиной), Изолина рассказала отцу, что произошло. Она заметила, что, когда говорила о некоторых убитых из обслуги дома, у нее на глазах появились слезы. Это было не похоже на нее.
      Можно подумать, что генерал Феррарис долгие годы ждал, пока его дочь проявит в чем-нибудь слабость или, как сказал бы он сам, женственность. Он тут же повысил голос как истинный диамондианец и гневно закричал Изолине, что она должна наконец понять, что ей пора вернуться в семейный дворец и жить там в безопасности и в стороне от войны, как положено женщине.
      Слушая его пронзительный крик, Изолина подумала: «Бедный папа, он действительно беспокоится за меня».
      Но, кроме того, она услышала кое-что, что ее поразило, ее отец был не такой человек, чтобы ограничиться словами, он действовал, и под конец разговора он выкрикнул, что пошлет в их имение отряд десантников и отправит ее домой «сегодня же ночью».
      — Оставайся в имении до их прибытия и слушайся отца, поняла? — приказал он.
      Это было совершенно типичное отношение диамондианского мужчины к женщине. И так же типично было то, что генерал прекратил связь раньше, чем его дочь успела запротестовать
      Разумеется, после этого для Изолины стало невозможно уехать в имение.
      Неожиданно ей пришла в голову мысль: «Марриотт! Уже не один месяц я хочу разгадать, кто он такой. Теперь у меня появился хороший предлог».
      И вскоре она называла свое имя охраннику, стоявшему на часах перед уродливым военным постом Земной Федерации в Каподочино-Корапо. Меньше чем через минуту к ней вышел капитан Мариотт в домашнем халате. Он был бледнее, чем помнила Изолина, а взгляд его беспокойно блуждал. Тем не менее капитан встретил ее горячими изъявлениями дружбы и приказал капралу провести Изолину в ту самую комнату для друзей, которую за два дня до того занимал Брэй.
      Потом Мариотт ушел к себе, переоделся и послал к Изолине охранника, который, постучав в дверь гостьи, передал ей, что капитан просит ее спуститься в его кабинет, где для нее уже приготовлен стакан вина. Изолину позабавила вежливость Марриотта, однако она поняла, что это почтительное обращение оберегает ее репутацию, но не ее тело. Значит, сегодня ночью она займется проституцией, и клиентом будет Джимми.
      По крайней мере у нее есть крыша над головой на эту ночь и предлог находиться в здании поста, где она наконец получит возможность следить за человеком, по поводу которого у нее возникает все больше вопросов. Это Мариотт организовал первую мирную встречу между ирсками и диамондианцами в Овраге Гиюма и теперь готовил вторую.
      Сидя в кабинете Марриотта и глядя в его сжавшееся от напряжения слишком худое лицо, Изолина рассказала капитану почти все. В частности, она умолчала о любовном эпизоде между ней и Мортоном, но почти дословно повторила фразы, которыми обменялись ирски и полковник по поводу Тьмы.
      Во время рассказа она маленькими глотками пила вино. Когда молодая женщина закончила, сказав почти все, она откинула голову на спинку кресла и вдруг почувствовала непреодолимое желание спать.

      Брэй остался в своей комнате рядом с бесчувственным Мортоном.
      Тихо насвистывая, он снял полковничьи знаки различия с мундира Мортона и положил их в карман. За ними туда же последовали аптечка и кошелек его начальника.
      Сделав это, Брэй лег на пол и какое-то время слушал звуки новонеаполитанской ночи, влетавшие в комнату через открытое окно. Далекий гул машин на улицах отдавался у него в голове. А ближе щебетали ночные птицы, которых, как почти всех других земных животных, диамондианцы ввезли с родины своих предков.
      Наконец Брэй заснул как примерный мальчик-лейтенант.
      А наутро…
      Тело Мортона не изменилось. Он по-прежнему лежал на кровати, дышал ровно, но не подавал никаких других признаков жизни. И ни малейшего признака, который мог бы подсказать, где находилось сейчас его сознание.
      В уме Лозитина? Сам не зная почему, Брэй сомневался в этом.
      Лейтенант приколол к двери комнаты записку для служанки-ирски: «Не убирайте в этой комнате, пока вам этого не прикажут».
      Потом он шел по широкому коридору и, встречаясь с другими военными, вежливо обменивался с ними положенными приветствиями. В Комиссии по Переговорам работало около семисот человек. Служащие и рядовки солдаты занимали маленькие спальни, в каждой по несколько человек. Офицеры и гражданские начальники имели в этом большом дворце отдельные комнаты. Диамондианки-проститугки уже захватили здание Комиссии, я теперь эти агрессивные молодые особы с дерзким видом выходили из разных комнат и направлялись к ближайшему выходу.
      — Ты как, свободен сегодня вечером? — отважно спросила Брэя одна довольно красивая девица. Лейтенант молча продолжал идти своей дорогой. Где он будет сегодня вечером, даже где он будет сегодня в полдень, — тайна Господа Бога, как говорят диамондианцы.
      Кроме того, Брэй вовсе не желал компрометировать себя. Каждый день два или три сотрудника Комиссии не появлялись на работе, и никому не удавалось выяснить, что с ними стало.
      Вначале это утро было для Брэя таким же, как любое другое: быстрый завтрак в офицерской столовой, возвращение в свой кабинет в глубине дворца и разбор последних телеграмм с диамондианско-ирского фронта.
      А в них говорилось, что после полного затишья, которое продолжалось почти с самого прибытия Комиссии по Переговорам на Диамондиану, военные действия возобновились и ожесточенный бой шел в спокойном до сих пор районе, который называется Овраг Гиюма.
      Брэя это сильно взволновало. Так вот что вышло из этой встречи! На несколько секунд ему стало грустно. Неужели какая-то новая безумная выходка этих проклятых диамондианцев превратила переговоры о мире в резню?
      Брэй погрузился в печаль ненадолго: почти сразу лейтенант вынырнул из нее благодаря обнадежившей его другой мысли: Лозитин знал о бойне в овраге уже через несколько минут после того, как она началась. Это говорит об очень многом. Люди всегда остаются людьми, но если эта связь не вроде телепатии, а она явно не телепатическая, то что же это?
      Думая об этом, Брэй просмотрел свою почту. Ничего интересного.
      А он думал, что прибытие почты станет границей… между чем и чем? Брэй плохо представлял. Пожалуй, он ожидал чего-нибудь, чем сможет воспользоваться, чтобы ускорить ход событий.
      Лейтенант вспомнил одну подробность своего разговора с Мортоном и подготовил меморандум:
      «Кому, всем сотрудникам Комиссии по Переговорам
      От кого: полковника Чарлза Мортона
      Мы получили несколько донесений о том, что ряд лиц страдает болезнью, признаки которой таковы: больной периодически теряет сознание, но не испытывает никаких других неприятных ощущений. Люди, страдающие этим заболеванием, имеют склонность с силой закрывать глаза…»
      Тут перо Брэя повисло в воздухе: он подумал, что, если, когда Мортон очнется, закрывание глаз с силой будет объявлено признаком болезни, у полковника могут возникнуть трудности. Брэй вычеркнул эту фразу и закончил гак:
      «Каждый, кто обнаружит у себя этот симптом, должен немедленно явиться к полковнику Мортону или лейтенанту Брэю и ни в коем случае не обращаться к врачу».
      Благодаря Струзерсу очень скоро выправленный вариант этого документа оказался в центре мгновенных размножений и рассылки документации; «мгновенные» означало, что примерно через пять минут меморандум оказался на столах у всех, кто работал в Комиссии. Точнее, почти у всех: Брэй посчитал за лучшее не включать в список адресатов господина Лорана и его коллег с высших должностей.
      Брэй стал ждать. Шесть минут… десять… двадцать. Никто не пришел. Лейтенант был ошеломлен: неужели Тьма использует и перемещает одного Мортона?
      Молодому офицеру было очень жаль, что для поиска поселка, где работал Лозитин, у него был всего один след: Мортон смутно вспомнил, что уже бывал там.
      Еще раз повторив в уме вчерашнюю беседу с Мортоном, Брэй вызвал к себе светского молодого человека по фамилии Керк, занимавшего довольно высокую должность и имевшего слабость к диамондианским проституткам, и попросил его найти ирска по имени Лозитин, продавца из магазинчика скобяных товаров в одном из двухсот поселков, «названия которых, — сказал Брэй в заключение, — вы найдете в маршруте инспекционной поездки полковника Мортона».
      Увы, предположение лейтенанта, что этот молодой чиновник умен, тут же подтвердилось. Немного пухлое чувственное лицо Керка приняло задумчивое выражение, и голова с густой каштановой шевелюрой медленно качнулась справа налево в отрицательном жесте.
      — Лейтенант, — заявил Керк хорошо поставленным голосом, — через десять минут после того, как мы начнем поиски, и диамондианцы и ирски будут знать, что мы делаем. Какие неприятности могут у нас возникнуть, если они это выяснят?
      По правде говоря, об этом Брэй ничего не знал. Но он подумал, что будет неразумно позволить диамондианцам узнать, какого ирска ищет Комиссия по Переговорам.
      — Дайте мне подумать, — сказал он.
      Керк отошел к двери, постоял в нерешительности возле нее и вернулся.
      — Я давно хотел поговорить с вами. Что вы скажете о том, чтобы прогуляться со мной в город сегодня вечером? Себе я уже нашел проституточку. Могу я позвонить ей и сказать, чтобы она привела подружку для вас?
      Брэй смутно вспомнил, что Керк был из знатной семьи, и поэтому не стал раздумывать. Для Лестера Брэя соглашаться на встречи не составляло никакого труда, вот являться на них часто бывало труднее.
      — Согласен, — ответил он.
      Когда Керк ушел, Брэй позвонил психиатру Герхардту. Ответившей на звонок секретарше он сказал, что он полковник Мортон, и с облегчением услышал, что доктора Герхардта нет в кабинете.
      Таким образом он смог, по-прежнему под именем Мортона, извиниться, что не смог прийти на осмотр, и пообещал снова позвонить, чтобы договориться о новой встрече.
      Довольный собой, Брэй положил трубку, откинулся в кресле — и в этот момент почувствовал легкое головокружение. Он с силой закрыл глаза и сказал себе: ну, похоже, я действительно здорово устал.
      Через несколько минут он снова почувствовал это головокружение и опять закрыл глаза. Открыв их, он осознал, что он сейчас сделал, и испугался.
      Какой это был страх!
      Брэй никогда не узнал, сколько времени он, молча и дрожа, боролся с этим страхом, восстанавливая ясность ума. За это время его глаза несколько раз автоматически закрывались. Наконец Брэй смог на нетвердых ногах дойти до ванной комнаты, находившейся рядом. Там он смочил лицо холодной водой.
      Затем Брэй вернулся в кабинет Мортона, сел там и попытался взять себя в руки. «Хорошо, я тоже болен этой болезнью. И что теперь?»
      Пока он так сидел, минуты утра продолжали уноситься прочь, и ни во внешнем мире, ни в уме Брэя не появилось никакого ответа на этот вопрос.
      Но Брэй почувствовал, что совершенно обессилел и ему нужно что-то, но что, он не знает. Поэтому в конце дня он отправился в город с Керком.

      Выйдя из дворца Комиссии, Брэй и Керк сели в ирское такси, на котором, как объяснил Керк, они должны были приехать в «современный» квартал Нового Неаполя. Там Керк должен был встретиться со своей проституткой, красавицей диамондианкой по имени Марианна. Она обещала привести для Брэя одну из своих подруг, которую звали Мария.
      — У тебя будут трудности с Марией, — предупредил Керк. — Она будет злиться на тебя, как большинство диамондианских проституток.
      Марианна, пояснил он, тоже была сердитой в первый четверг. Вот чем она была для Керка: его четверговой девушкой на вечер. Естественно, он не хотел, чтобы она знала, что у него есть другие девушки в других кварталах на каждый вечер недели, иначе она снова стала бы сварливой.
      — В первый четверг, — рассказывал Керк, — она дала мне то, что я купил: свое тело, но ни капли нежности. Во второй четверг я впервые старательно ухаживал за ней. Этим и несколькими намеками на свое состояние я расплатился, и она была дружелюбной. Сегодня вечером мы, должно быть, увидим полную капитуляцию.
      Чем дальше Керк развивал эту мысль, тем неуютнее становилось Брэю. «Только этого мне и не хватало, — думал он. — Враждебно настроенная девушка вдобавок ко всему, что уже на меня свалилось!»
      Как бесчисленное множество молодых людей в населенной людьми Галактике, Брэй провел годы наибольшего любовного пыла в борьбе с плотно сомкнутой цепью феминистских союзов. Эта система отстранила его от всех женщин, за исключением трех молоденьких дурочек и пяти-шести дам достаточно зрелого возраста. Эти последние нервно дарили ему всего одну ночь, и то благодаря случаю, когда Большая Сестра поворачивалась к ним спиной на необходимые два часа. В таких стесненных обстоятельствах пять из его девяти любовных опытов, в том числе три последних, закончились частичной неудачей. Воспоминание об этом постепенно поблекло за пять месяцев, прошедших с последнего свидания. Принимая приглашение Керка, Брэй, естественно, полагал, что на Диамондиане нет феминистских союзов и он не рискует столкнуться с девушкой, чье поведение выбьет его из колеи.
      А теперь вдруг оказалось, что он уже ни в чем не уверен. Брэй внезапно испугался возможного результата своего предприятия. Если ему не хватит мужской силы с Марией, она расскажет это Марианне, а та Керку, и все сотрудники Комиссии по Переговорам узнают о его позоре. Некоторые из них будут счастливы услышать, что у него трудности.
      Брэй с тревогой думал о том, что ждет его в ближайшем будущем, и прежде всего ему пришел на ум вопрос:
      — Почему проститутки на Диамондиане такие сердитые?
      — От гордости, — ответил Керк. — Они занимаются любовью сколько хотят, они имеют всех любовников, о которых может мечтать девушка, и еще получают за это деньги, но могут обвинять мужчин, что те заставили их опуститься до уровня животного. Это же просто мечта любой девушки, разве не так?
      Брэй был потрясен: поведение Керка было для него совершенно новым. Но раздумывать над этим было некогда: ему только что пришла в голову прекрасная мысль.
      — Почему бы нам не разыграть перед Марианной маленькую комедию: скажем ей, что ты — это я, а я — это ты.
      — Чего ради?
      — Разве она не почувствует себя обязанной перенести свое дружелюбие на меня? — спросил с надеждой Брэй.
      — Послушай, а ведь это неглупо!
      Брэй ждал, что он еще скажет, приняв скромный вид, но в душе делал усилия, чтобы не слишком возгордиться собой.
      — Понимаю, — рассмеялся Керк, — с женщинами ты такой же циник, как я. Это будет роскошная игра!
      Брэй, который за немногие годы своей взрослой жизни получил свою долю несчастий как возмездие за грехи злоупотреблявших женским доверием мужчин предыдущих поколений, еще не имел случая стать циником. Но он был игроком.
      — Я буду Керком, ты Брэем, — заявил он. — Мы сделаем вид, что ты что-то вроде моего агента. Может получиться что-то интересное.
      — Это будет просто здорово! — со смехом подтвердил Керк.
      Он достал свой бумажник и быстро отсчитал Брэю крупную сумму денег.
      — Не забывай, — великодушно заявил он, — что за этот вечер плачу я, а ты мой гость. Но нужно сделать вид, платишь за все ты. Остаток вернешь мне потом.
      Через несколько секунд после заключения этой сделки Керк вытянул руку и объявил:
      — Вот и они!
      Брэй взглянул в указанном направлении и увидел у края тротуара двух девушек. Обе были одеты достаточно вызывающе: в короткие платья-халатики, красное у одной, синее у другой. Такси остановилось, оба молодых человека выпрыгнули на тротуар, и Керк представил девушкам Брэя.
      Марианной оказалась та, что в синем. Она была очень красива, и ей было не больше девятнадцати лет. Ее подруга Мария была того же возраста и тоже красива, но с более пышными формами. Как и предсказывал Керк, основная разница между девушками была в том, что Мария имела сердитый и враждебный вид, а Марианна нежно бросилась Керку на шею.
      Молодые люди договорились, что обменяются именами ближе к середине вечера. Поэтому Брэй подал руку Марии, а Керк обнял Марианну, и они для начала отправились в ресторан «Корсика», где плата за столик достигала эквивалента восьми федеральных долларов на человека, а обед стоил не меньше двенадцати франков, и застолье украшали знаменитые оперные певцы.
      До знакомства с Керком Марианна ни разу не бывала в «Корсике». Брэй сразу понял, что она была настолько наивна, что питала иллюзии насчет этого члена Комиссии по Переговорам, который, как ей казалось, оценил ее красоту, и даже воображала себя будущей миссис Дэвид Керк с кольцом на пальце.
      Было несомненно, что молодой Керк, который имел много денег и свободного времени, добивался от обычно враждебно настроенных к мужчинам диамондианских проституток искренней и пылкой привязанности, безграничного желания доставить ему удовольствие. Семь его девушек — по одной на каждый вечер недели — уже подпали под его обаяние, по крайней мере так он сказал Брэю. Так что теперь на глазах у лейтенанта Керк был обнят, обласкан и сексуально возбужден — в общем, подготовлен к ночным утехам плоти.
      После изысканного обеда обе пары отправились в театр Сан-Карло, поскольку Керк, помимо своих телесных вожделений, был еще тонким знатоком искусства. В его глазах Сан-Карло был настолько точной и прекрасной копией старинного неаполитанского театра, что кучи мусора, наваленные перед дверью каким-то безответственным диамондианцем, мгновенно оказались чем-то совершенно неважным. Керк шепнул Брэю, что диамондианцы, бесспорно, с незапамятных времен создавали рядом с грязью красоту, рождая ее из своих мрачных душ.
      Театр Сан-Карло был роскошным. Его постановки, предназначенные для солдат и офицеров Земной Федерации, были чем-то вроде поп-опер, но, несмотря ни на что, музыка и игра актеров оставались типично диамондианскими, и этого было достаточно Керку и его девушке на вечер. Даже Мария в конце концов увлеклась спектаклем и несколько раз игриво садилась на колени к Брэю.
      Во время антракта Керк объявил:
      — Дорогие девочки, я и мой друг должны вам кое в чем признаться.
      Затем он сообщил девушкам то, что подсказал ему Брэй.
      Им понадобилось время, чтобы понять его. Девушки сначала сдвинули брови, напрягая свой ум, потом удивились, наконец Мария взглянула на Брэя и, показывая на Керка, проговорила:
      — Вы хотите сказать, что вы — это он?
      Марианна запротестовала.
      — Но… но я же знаю тебя уже три недели, — сказала она Керку.
      — Ну да, только я не я, а он.
      Его мысль быстро дошла до Марианны. Девушка пришла в недоумение, соскочила с колен Керка, вернулась в свое кресло и растерянно взглянула на Брэя.
      — Так Дэвид Керк — это вы?
      Брэй улыбнулся в ответ.
      — Ну да. У меня есть привычка посылать моего приятеля Брэя к девушкам для разведки. Он сказал мне, что вы были просто великолепны. Поэтому я надеюсь, что вы не сердитесь и вам все равно, что вместо него вы пойдете со мной, потому что я содержу Брэя и, конечно, я же плачу и за этот вечер. Вы согласны?
      Наступила тишина, которую наконец нарушила Мария:
      — Конечно, согласны. Мы с Марианной всего лишь уличные девицы и спим с тем, кто нам платит. Верно, Марианна?
      Марианне явно было трудно опомниться от удивления. Она взглянула на Керка.
      — Ты и правда этого хочешь?
      — Для этого я здесь и был, — весело ответил тот, — искал своему шефу Дэвиду девушку, которая ему по-настоящему понравится.
      После этого вечер стал для Марианны явно менее приятным. Она делала над собой усилие: много смеялась, гладила Брэю щеки и обнимала его так же горячо, как раньше Керка. Но ее взгляд оставался грустным и беспокойным.
      Около одиннадцати часов вечера четверо спутников, немного менее веселые, чем вначале, подъехали к дому, в одной из квартир которого жили Марианна, Мария и еще одна проститутка. Брэй заплатил за такси, повернулся, собираясь следовать за остальными, и увидел, что Керк с силой моргнул. Лейтенант подскочил на месте от изумления: до сих пор он не замечал у Керка никаких признаков болезни Мортона.
      По правде говоря, молодой чиновник в этот момент вряд ли встревожился из-за мгновенного недомогания. Но через пять минут, когда они поднялись по лестнице на третий этаж, новый наплыв той же тьмы и рефлекторное моргание внезапно заставили его вспомнить о меморандуме полковника Мортона, где говорилось как раз об этом.
      Вспомнив это, Керк пришел в ужас: из меморандума можно было сделать вывод, что его недомогание — признак какой-то тяжелой болезни. Дэвид Керк был не таким человеком, чтобы позволить подобному пустяку испортить себе вечер, но все-таки ему было не по себе оттого, что какая-то чернота заливает ему мозг каждые пять минут, когда он наслаждается ласками молодой сговорчивой диамондианки.
      Как Мортон и Брэй до него, Керк начал приспосабливаться к этому неудобству, но вдруг его захлестнула более мощная волна тьмы.
      За недолгое время, что Мария торговала своей любовью, она уже видела, как на ней умер клиент — от закупорки сосудов. И потому, когда партнер вдруг навалился на нее мертвым грузом, она немного испугалась.
      — Мистер Брэй, — шепнула она.
      Ответа не было.
      Молодой женщине потребовалось огромное усилие, чтобы сбросить с себя это тело, но наконец оно перекатилось на бок, и Мария, отчаянно крича, вбежала в гостиную. После ее вопля в квартире какое-то время стояла тишина, потом из двух других комнат послышался шум: люди там торопливо задвигались. Первым в гостиной появился пожилой мужчина с заметным брюшком, потом Брэй в кальсонах и последними две другие девушки. — Замолчи, — обеспокоено шепнули они обе Марии. Та успокоилась и объяснила, что еще один мужчина умер в ее объятиях.
      Все пятеро, толкаясь на пороге, прошли следом за Марией в ее комнату. Брэй с облегчением увидел, что Керк дышит.
      — Вы должны позвать врача, — нервно заговорил клиент с брюшком, — только подождите, пока мы с моей молодой подружкой уйдем отсюда.
      Как реалист, он явно исходил из того, что ему и Брэю совершенно незачем компрометировать себя в этом деле. Затем он вернулся со своей девушкой в ее комнату, несомненно для того, чтобы завершить прерванный акт и заплатить за него, потом оделся и ушел.
      Брэй спустился вниз и позвонил Струзерсу. Вдвоем они с трудом перенесли бесчувственное тело Керка в автофургон и отвезли во дворец. Притворившись пьяными, они сумели, поддерживая Керка, пройти без затруднений мимо беспечных охранников, так же дотащили молодого чиновника до его комнаты, раздели его, уложили в постель и ушли, закрыв за собой дверь на ключ.
      — Что вы думаете с ним делать? — с беспокойством спросил Струзерс.
      Брэй усталым голосом ответил, что эта проблема может подождать до утра.
      — Но мы сделаем что-нибудь, найдем какой-нибудь разумный выход, — успокоил он верного сержанта.
      Струзерс вышел, опустив голову, Брэй дождался, пока он исчез в коридоре, и поднялся в комнату Мортона, от которой имел ключи. Там он наконец разделся и с наслаждением лег в огромную постель.
      В предыдущую ночь лейтенант спал тревожным сном на ковре своей комнаты, уступив свою постель Мортону. Теперь он сумел отогнать от себя сомнения, отметив, что у него хватило силы духа сообразить подняться в эту великолепную комнату, а это явно хороший признак. Это доказывает, что он еще находится в достаточно хорошей форме и оправился от всех последних событий. Но, отдаваясь этим успокаивающим мыслям, Брэй чувствовал какую-то пустоту в сознании, что-то вроде дыры в уме, и еще оцепенение, которое грозило овладеть всем его телом.
      Лейтенант смутно понимал причину этой тоски: ему нечего было делать, он не знал, кем или чем заняться; все было бессмысленно. Три возможных действия, которые пришли ему на ум, пока он лежал здесь, среди роскоши в стиле старой Земли, не смогли его успокоить. Эти варианты были: Марриотт, мирная делегация диамондианцев, Лозитин.
      Выяснить все, что можно, о Марриотте (как? Это было не очень ясно), навести справки о мирной делегации диамондианцев (это было нелегко) и, разумеется, разыскать Лозитина,
      На рассвете Брэй наконец заснул и несколько часов проспал как убитый.

      Утро наступило слишком быстро для Брэя. Он, ворча, с трудом заставил себя вылезти из постели и отправился взглянуть на тех двоих, кто лежал без сознания. Их состояние не изменилось. Брэй в обоих случаях мысленно ждал какой-нибудь физиологической катастрофы и теперь заботливо укрыл толстыми одеялами обоих лежавших. Это было все, что он мог сделать для них.
      Потом лейтенант без аппетита съел первый завтрак. — Миссис Брэй, — сказал он вслух своей матери, которая была так далеко, — Диамондиана не самое безопасное место для твоего «дорогого малыша».
      Через несколько минут, направляясь в свой кабинет, Брэй понял, что говорил с отсутствующим человеком, а для него это был безошибочный признак психического расстройства.
      Лейтенант стал ждать. Он ждал потому, что был не в состоянии строить планы. Что может сейчас произойти? Об этом он не имел ни малейшего представления.
      Вдруг на его столе зазвонил телефон — часть видеокома. Брэй вскочил с места и быстро схватил трубку. На другом конце провода заговорил Струзерс, который сообщил:
      — Секретарь мистера Лорана хотел бы поговорить с полковником Мортоном.
      — Соедините его со мной, — ответил лейтенант Брэй, а про себя добавил «Естественно».
      Секретарь чрезвычайного посла торжественно объявил Брэю, что миротворческие силы Земной Федерации предоставили начальнику разведслужбы право допросить последнего захваченного в плен мятежника-ирска.
      — Это свидание, о котором полковник Мортон просил вскоре после прибытия сюда. Мы наконец смогли получить разрешение.
      Разговор с пленным ирском был назначен на двенадцать часов дня.
      Словно со стороны Брэй слышал собственный голос, автоматически объяснявший, что Мортон должен позвонить с минуты на минуту и, разумеется, придет на допрос. В это время его мысль бурлила: лейтенант пытался вспомнить, почему Мортон пожелал побеседовать с пленным ирском.
      Но это было не так уж важно. «Вот оно, — подумал Брэй. — Вот то, чего я ждал».
      Пока Брэй справлялся со своим волнением, секретарь снова сурово заговорил:
      — Ждут только самого полковника Мортона, и никого другого. Хорошо объясните ему это.
      — Он придет, — заверил Брэй и машинально добавил: — Если пожелает Бог. Лейтенант Брэй решил идти на допрос один.
      Через несколько минут, снова до краев полный бодрости и решительности, он заглянул в кабинет Струзерса и осторожно объяснил сержанту, что лучше было бы кому-нибудь постоянно дежурить перед дверью Мортона, чтобы отгонять посторонних.
      — А «разумный выход» из ситуации с мистером Керком и с полковником? — спросил Струзерс.
      Вот проблема, от решения которой Брэй хотел уйти.
      — Посмотрим днем, — уклончиво ответил он. Струзерс мрачно покачал головой, а молодой лейтенант вышел в коридор, прошел в личную комнату Мортона и ; заперся там В ванной он проделал над своей формой радикальную операцию Еще раньше Брэй отпорол свои погоны и снова пришил, добавив на них лишнюю полосу. Теперь он спорол свои лейтенантские нашивки и заменил их теми, которые снял с мундира Мортона
      Закончив это превращение, молодой офицер взглянул на себя в зеркало и вздрогнул. Лицо, которое смотрело на него, было худым, загорелым, довольно красивым Брэй надеялся, что выглядит старше своих двадцати двух лет. « Лейтенант оценил эту ситуацию философски. Что случится, если его обман раскроется? Трудно представить, что Комиссия легко очнется от своей спячки и вообще обратит внимание на что бы то ни было. Эта мысль подняла его настроение.
      Брэй немного удивился, обнаружив в коридоре ждавшего его Струзерса
      — К полковнику Мортону пришел профессор-диамондианец, — тихо сказал сержант. — Он говорит, что у него назначена встреча,
      — Диамондианец? — изумился Брэй.
      Струзерс показал ему настольный рабочий дневник полковника, открытый на нужной странице. Брэй взглянул на часы: 10.15. В дневнике он увидел это же время, а рядом прочел имя профессора Луиджи Покателли и несколько слов, написанных рукой Мортона: «Хорошо знает жизнь ирсков».
      Лейтенант пожал плечами. В конце концов, времени у него хватало. И это было что-то серьезное, а не пустяк.
      — Пошлите его в кабинет полковника. Я войду через другую дверь.
      Профессор Покателли оказался улыбчивым диамондианцем: редкие светлые волосы и приятная улыбка на широком лице. Как только Брэй закрыл за собой дверь, он понял причину этой улыбки, увидев, как профессор вынимает из кармана гранату той модели, которая использовалась в войсках Земной Федерации при наступательных операциях. По-прежнему улыбаясь, Покателли произнес с напряжением в голосе:
      — Вы пойдете со мной, иначе я взорву эту гранату и мы оба погибнем. Я умру счастливым, зная, что отдаю жизнь за народ Диамондианы, — провозгласил он словно на сцене. — А вот вы… — и замолчал.
      Маленькие щупальца страха постепенно вползали в сознание Брэя. Его ум как бы отшатнулся от угрозы, и лейтенант мысленно сплюнул, если так можно выразиться, умственную желчь. Под конец Брэй замер, словно загипнотизированный, перед мыслью, которая пришла ему на ум: «Каждый день мы теряем трех сотрудников Комиссии, и сегодня одним из троих буду я».
      Шок от этого не прошел, но Брэй взглянул в лицо своему страху и от этого внутренне немного оттаял. Лейтенант начал обдумывать, что он может сделать.

      Брэй по-прежнему стоял в роскошном кабинете Мортона — комнате с резным блестящим потолком, почтя сверхъестественной красоты окном с изящной росписью на раме, массивной дверью, выходившей в прихожую, где находились секретарь Струзерс и большая группа служащих.
      Перед ним был письменный стол, достойный короля, а по другую сторону этого стола стоял коренастый, одетый в темно-синий костюм диамондианец, только что вынувший из кармана серо-коричневый круглый и расчерченный на клетки предмет, который легко узнал бы любой, кто хоть раз видел наступательную гранату.
      В голове Брэя мелькнула новая мысль: он вспомнил слова Керка, мелкого чиновника Комиссии, о том, как быстро диамондианцы и ирски могут обнаружить, что он и Брэй пытаются добыть сведения о Лозитине.
      Его слова явно почти полностью относились к информации о диамондианцах и. несомненно, также ирсках, которых просили явиться в Комиссию по Переговорам.
      Здесь, в Новом Неаполе, множество заинтересованных людей, несомненно, очень быстро выяснили бы, что кому-то назначена такая встреча, и это заставило бы их задуматься, а может быть, толкнуло бы и на заговор. Как можно извлечь пользу из встречи, если о ней стало известно? Человек, сумевший проникнуть в святая святых такой организации, как Комиссия по Переговорам, был бы сильнейшим козырем. Зная этого человека и время встречи, заговорщики и убийцы могли быстро наметить различные способы использования этой ситуации в своих интересах
      Внезапно Брэй вспомнил проституток, заполнявших дворец каждую ночь во все большем количестве, и ошеломленно подумал: «Наш дворец — просто решето!»
      Несколько мгновений, которые он уделил этой мысли, быстро истекли. Потрясение прошло, и он начал говорить и делать то, что было необходимо.
      С разрешения своего похитителя Брэй просунул голову в главную дверь и сказал Струзерсу.
      — Мы с профессором уходим. Я увижусь с вами позже.
      Если сержант и удивился, то вида не подал.
      — Могу ли я позволить себе спросить вас, господин полковник, куда вы направляетесь?
      — Я еду посмотреть некоторые доказательства, — без труда нашелся Брэй. — Я позвоню вам оттуда.
      — Хорошо, господин полковник.
      В коридоре, шагая возле диамондианца с грозной улыбкой, который держал руку в кармане куртки (конечно, на гранате, чеку которой был готов выдернуть), Брэй проделал эксперимент: он мысленно вызвал множество людей — целую маленькую толпу.
      «Все, кто увлекается телепатией и экстрасенсорикой и кого я постоянно встречаю в этих зданиях (по мнению Брэя, это относилось к пятидесяти процентам сотрудников Комиссии)! Вот для вас случай прийти на помощь коллеге и доказать существование вашей системы связи».
      Он продолжил свое телепатическое сообщение так;
      «Дело не в том, что я боюсь, как бы от меня не отвернулась удача, но все-таки мне было бы чертовски приятно знать, что кто-то в курсе, где я нахожусь, и может прийти мне на помощь при серьезной неприятности».
      В продолжение всего их пути по бесконечным величественным переходам увеличенной копии Дворца Земли, стоявшего на берегу моря, Брэю казалось, что никто не бросил на них даже взгляда и точно так же вроде бы никто не заметил его спутника, хотя тот бросался в глаза.
      Профессор Покателли явно сильно волновался: его глаза как-то странно блестели и были похожи на два черных влажных солнца. Рот его тоже блестел, и хотя во всем дворце работали кондиционеры, пот крупными каплями выступал на лбу профессора и стекал по его лицу.
      Эту деталь его внешности уж точно должен был кто-нибудь заметить, но ни один человек не обратил на нее внимания
      Наконец они вышли из дворца, и наступила очередь Брэя потеть, когда палящий жар «умеренной» зоны Диамондианы обрушился на него с безоблачного неба Профессор неловкими легкими толчками направил лейтенанта к крошечному автомобилю, стоявшему у края тротуара в пятидесяти метрах от дворца. За рулем сидел смуглый диамондианец немного моложе, чем Покателли. Не говоря ни слова, этот человек откинул одно из передних сидений, чтобы Брэй мог сесть сзади. Профессор сел рядом со своим пленником. Тут же маленький, но мощный мотор взревел, и машина рванулась с места.
      Если не считать спрятанной в кармане профессора ручной гранаты, после этого поездка была обычной бешеной гонкой по улицам Нового Неаполя Брэй, который довольно плохо знал этот большой город, скоро окончательно потерял дорогу. Он смирился с этим и удобнее устроился на своем сиденье. Профессор в это время говорил без остановки, и вскоре Брэй не без изумления понял, что темой его монолога были ирски. Только и было слышно: ирски то, ирски это.
      Лейтенант снова сел прямо, показывая свой интерес к лекции Покателли: ему давали информацию, и этот рассказ, несомненно, сильно увлек бы Мортона. Брэй вспомнил о запертой комнате в доме Лозитина и спросил о ней:
      — Позвольте задать вам вопрос. Что могло быть там внутри?
      — Его мертвые родственники, его предки, — ответил профессор Покателли
      — Вы смеетесь надо мной.
      — Вовсе нет Видите ли, ирски верят, что никто из них не умирает по-настоящему. Поэтому они сохраняют оболочку, то есть тело. Почти все эти тела спрятаны где-то в безопасном месте и, очевидно, никогда не покидают его. Но мы имеем свидетельства людей, которые видели некоторые из этих пустых оболочек блуждающими по лесам. Их, должно быть, миллиарды, но большая часть хранится в каком-то неизвестном нам месте.
      Брэй закрыл глаза и попытался перевести понятие «живые мертвецы» на язык энергетических явлений. Ему это оказалось трудно, потому что он уже давно отказался от веры в потусторонний мир и жизнь после смерти. Однако Брэй мог представить себе, что эта метафизика сильно действовала на диамондианцев-католиков.
      Его собственный прозаический и практический ум немедленно переключился на реальную возможность: какая-нибудь особая энергия, выделяемая ирсками. Могли они научиться преобразовывать ее в духовную форму, чтобы дурачить верующих диамондианцев?
      Брэй вдруг понял, что эта тема слишком важна, чтобы обдумывать ее, когда то, что заменяет тебе кресло, несется с сумасшедшей скоростью по улицам Нового Неаполя. Он открыл глаза и сказал:
      — Я хотел бы увидеть одну или несколько этих оболочек. На что они способны в действительности?
      — Ну, естественно, они могут убивать, — был ответ.
      — А что еще? — Этот вопрос Брэя слился со вздохом, выражавшим покорность судьбе, и потому прозвучал невнятно.
      — Они имеют и другие способности, — заверил профессор.
      Разговор об ирсках даже на таком уровне вдруг надоел Брэю. Его мнение об этом народе сильно понизилось. Все это напоминало первобытные суеверия, а он устал, невыносимо устал от примитивных умов.
      Ему пришла в голову другая мысль.
      — И все ирски, которые убиты на войне, тоже еще живы? — спросил он.
      — Поскольку мы, диамондианцы, сожгли их трупы, этот вопрос заслуживает подробного рассмотрения. Ирски утверждают, что эти убитые живы, но, по моему мнению, они могут быть лишь тенями, слабо различимыми оболочками.
      В этот момент машина остановилась у тротуара на одной из улиц «старого» города. Брэй прежде всего заметил рады грязных лавочек, мусор, обжигающий воздух и тошнотворный запах гниения.
      Все диамондианцы говорили одновременно и никто не слушал другого. Гул голосов почти заглушал рычание маленьких бешеных автомобилей.
      — Бесспорно, — сказал Брэй, — корень диамондианской проблемы в том, что все существа таковы, какие они есть. Люди, высадившись на этой планете, столкнулись с местным миром, нарушили сложившийся в нем порядок, и с тех пор он навсегда перестал быть прежним.
      — Надеюсь, что ваши слова не упрек диамондианцам, — отозвался профессор Покателли, показывая Брэю, куда идти.
      — Вовсе не упрек, — искренне заверил его Брэй. — Я очень люблю диамондианцев. Все их любят. Вот почему мы все так обеспокоены. Что я должен делать?
      — Сюда! — показал профессор на ворота, которые вели в сад маленького замка, и сказал: — Ради вашей любви к нашему народу и вашей тревога за него, полковник Мортон, мы во что бы то ни стало должны удержать под своим влиянием слишком пылких молодых людей, пока вы будете рядом с ними.
      «Вот именно, во что бы то ни стало», — подумал Брэй. Это оказалось невозможно.
      Когда они входили в большой зал, десять-двенадцать диамондианцев разного возраста встали со своих мест. Трое из них были в деревенском доме Феррарисов два дня назад вместе с Мариоттом. Эти молодые люди сразу узнали Брэя, и в их взглядах вспыхнула ярость.
      Когда шум прекратился, профессор Покателли был совершенно подавлен свалившимся на него горем. Теперь он был в собственных глазах лишь полным идиотом, который позволил «мальчишке» выдать себя за полковника. В этот момент кто-то направил на Брэя пистолет, и наступил момент истины. Окончательно убедило лейтенанта выражение лица профессора: отрешенность человека, бессильного перед катастрофой. Как ни странно, тот, кто так театрально захватил Брэя в плен в кабинете Мортона, несколько минут был на его стороне.
      Профессор отвернул свое пухлое с вздернутым носом лицо от пленника, вздохнул, пожал плечами с видом глубокой печали, и Брэй быстро произнес:
      — Господа, прежде чем вы совершите непоправимое, позвольте мне рассказать вам все.
      Вооруженный убийца — у него было очень длинное худое лицо — чуть заметно расслабился и, подчинившись кивку одного из диамондианцев, которого звали Марк, убрал пистолет в кобуру.
      — Больше всего, — мягким тоном заговорил Марк, — нас интересует, что случилось с Изолиной. Но мы с удовольствием примем и любую другую информацию.
      Брэй был правдивым: час истины пробил — в переносном смысле — еще полчаса назад, и он не мог терять ни минуты. Для этих диамондианцев убийство человека не было чем-то, способным потревожить их совесть.
      Так что Брэй рассказал им все или почти все. Он рассказал о тьме в уме Мортона и в его собственном уме и подробно описал перемещение сознания, которому подвергся Мортон.
      Имя Лозитина Брэй не назвал: это была слишком ценная информация, к тому же он не видел необходимости сообщать его. Затем он описал, как ирски пощадили Мортона потому, что называли его своим «духовным братом», и пощадили также Изолину потому, что ошибочно посчитали ее подружкой полковника. Наконец Брэй рассказал о второй потере сознания Мортоном и сообщил, где находится тело полковника.
      Во время своего невероятного рассказа Брэй с тревогой спрашивал себя, действительно ли эти люди верят ему. Вдруг его прервали.
      — Фердинанд, найди наш автофургон, — приказал Марк.
      — Понял, иду!
      Фердинанд тут же выбежал из комнаты, а Марк повернулся к Брэю. Глаза диамондианца горели от возбуждения.
      — Мы отправляемся за Мортоном, — сказал он. — Мы привезем его тело на вертолете к месту переговоров, вызовем туда новую мирную делегацию, покажем Мортона ирскам и потребуем у них объяснений.
      — Но… — слабо запротестовал Брэй.
      Он хотел сказать: «Но как вы вынесете его из комнаты и пронесете по коридорам? Мы легко смогли войти с ним к себе лишь потому, что заставили охрану поверить, будто он слишком много выпил».
      Однако Брэй не сказал этого.
      В фургоне, сидя связанным на стуле, лейтенант осознал, что эти люди сумеют завладеть телом Мортона, и его сердце сжалось. Пока он исповедовался перед ними, ему и в голову не пришло, что Мортон мог не быть в безопасности в хорошо охраняемом дворце Комиссии по Переговорам.
      Из бледного Брэй стал желтым, как воск, у него закружилась голова. Потом лейтенант почувствовал, что ему развязывают ноги. Через несколько секунд он встал. Его ноги дрожали, но не слишком сильно, так что он смог устоять на них.
      Комната слегка кружилась у Брэя перед глазами. Жара на улице казалась чем-то далеким, не имеющим никакого отношения к его собственной горящей коже. И наконец…
      Все эти ощущения были, разумеется, более или менее оправданы обстановкой. Они действительно сумели войти, и никто не попытался их остановить. Но Брэй, более или менее пришедший в себя, подменил Мортона. Четыре диамондианца вынесли из комнаты бесчувственное тело Дэвида Керка, пронесли его по широкому коридору, где была целая толпа народа, и ждали, пока Брэй в сопровождении Марка и Фердинанда расписывался в журнале выходов.
      — Мы везем его в больницу, — спокойно объяснил лейтенант.
      Безразличные ко всему сотрудники охраны равнодушно оформили разрешение на выход. Когда они закончили, Брэй повернулся к Марку:
      — Теперь, господа, если вы не против, я должен вас покинуть.
      После этого лейтенант повернулся к диамондианцам спиной и побежал, так как иногда он мог рассуждать здраво в затруднительном положении.
      Через минуту, ожидая лифта, он позволил себе оглянуться. Маленькая группа мужчин с носилками исчезла. «Хорошо, — подумал Брэй, — а теперь…» Он поднялся в кабинет Мортона и сказал Струзерсу: — Сержант, свяжитесь с людьми Федерации и скажите им, что полковник Мортон очень извиняется, что его задержали, но в тринадцать тридцать он обязательно придет допросить пленного ирска. Затем позвоните доктору Герхардту и договоритесь с ним о приеме в… в четырнадцать сорок пять для меня, то есть для полковника Мортона. Скажите, что это срочно.
      И Брэй вышел так же быстро, как произнес эти слова.

      Когда Брэй оказался на улице, удушающая жара лишила его сил. Брэй тихо застонал, но все-таки сумел добраться до автостоянки, не пропитавшись потом, как губка.
      Он сел в великолепную машину Мортона, в которой был кондиционер, и доехал, как принц, до Палаццо Реале, где находился штаб войск Земной Федерации.
      Как множество других новонеаполитанских копий старинных земных зданий, великолепный Палаццо Реале, памятник испанской оккупации старой Италии, «воспроизведенный» в Новом Неаполе, был в пять раз величественнее и крупнее, чем оригинал.
      Брэю пришлось подавить смутное неприятное беспокойство, когда он называл у окошка в двери имя Мортона: теперь это была вражеская территория для человека, Которого только вчера вечером арестовали по ордеру, выданному в этом самом здании.
      Но, как и надеялся Брэй, левая рука войск Земной Федерации не знала, что делает правая, и его впустили без труда.
      Вскоре он оказался на одном из подземных этажей дворца перед закрытой дверью, за которой был слышен приглушенный шум борьбы. Шум прекратился. Брэй открыл дверь и увидел то, о чем догадывался: ирска силой затолкали в прозрачную клетку, стоявшую перед столом для допросов. Дверь этой клетки была заперта на засов, а все ее стенки были небьющимися и гладкими внутри, без малейшего выступа, за который могло бы зацепиться щупальце. Солдаты, которыми командовал молодой лейтенант, красный от напряжения, явно в результате борьбы с заключенным, отошли в глубь зала, встали в ряд, повернулись на сто восемьдесят градусов, как положено по уставу, вышли строевым шагом через заднюю дверь и закрыли ее за собой.
      Когда взвод войск Федерации ушел, Брэй разложил перед собой на столе свои заметки и перебрал в уме средства, с помощью которых он надеялся убедить пленного заговорить.
      Лейтенант чувствовал на себе неподвижный презрительный взгляд пленного. Когда он сам поднял глаза, то сделал это внезапно и уперся взглядом в глаза ирска.
      — Вы видите, — заговорил Брэй, — что я не диамондианец и не офицер Земной Федерации. Я вхожу в Комиссию по Переговорам.
      Лицо пленного выражало только отвращение: он не задумался над словами Брэя.
      — Ничто из того, что я собираюсь вам сказать, никаким образом не может оскорбить ваши чувства ирска, верного своему народу.
      Взгляд остался недоверчивым, но стал несколько менее враждебным. Ирск по-прежнему молчал.
      — Нам известно о существовании Оружия Лозитина. Что мы с ним сделаем, будет зависеть от вас — от того, согласитесь ли вы отправиться вместе со мной к Лозитину, услышать от него самого, что он намерен передать нам свое планетарное оружие, и сообщить об этом своему командиру.
      Брэй стал ждать, не сводя глаз с пленного. Ирск выдержал его взгляд. Оба долго молчали.
      — Я только что передал беспощадным убийцам то, что вы мне сейчас сказали, — наконец ответил ирск.
      Брэй чуть не задохнулся и потерял дар речи, так он был взволнован. Это была потрясающая победа! За два дня своего плена этот ирск не пожелал сказать своим похитителям ни одного слова, даже ругательства, и отверг все попытки вступить с ним в контакт. Брэй был всего лишь человеком и потому должен был сделать усилие, чтобы скрыть свое ликование.
      Удастся ли его план? Выяснит ли он то, что хотел узнать?
      Брэя беспокоило главным образом то, что, выложив свои два элемента информации — имя Лозитина и намек на оружие, — он сказал все, в чем был уверен.
      Лейтенант, конечно, знал, что Лозитин живет в деревне. Еще он знал, что Лозитин работает в магазинчике скобяных товаров и живет в двухэтажном ирском доме в восьми минутах ходьбы на запад от магазина. И что поселок, где он живет, окружен горами. Только Мортон мог заметить эти подробности. Больше у Брэя совершенно ничего не было.
      Брэй призвал на помощь всю свою волю и мысленно приказал ирску: «Скажи что-нибудь. Что-нибудь конкретное. Назови деревню, ты ведь думаешь, что я уже знаю, где живет Лозитин».
      Ирск поднял одно из своих щупалец и шевельнул им так, словно отбрасывал навязчивую мысль о чем-то незначительном.
      — Я удивлен, что вы готовы зря потратить время на поездку в южные горы, но беспощадные убийцы согласны, чтобы я сопровождал вас. Они только что пытались связаться с Лозитином, но он, как всегда, отказывается принимать мысли бойцов Сопротивления, поэтому они хотели бы, чтобы я благодаря вам выяснил, верно ли то, что вы мне сейчас сказали. Разумеется, — небрежно добавил он, — раз я в плену, это лучшее, что я могу сделать, пока диамондианцы не увели меня на казнь.
      — Диамондианцы не уведут вас! — заверил Брэй. Во взгляде ирска снова появилось презрение.
      — Вы не знаете их так, как я. Комиссии по Переговорам совершенно ничего не известно о том, как наши пленные исчезают из тюрем Земной Федерации, а появляются на одну-две минуты спиной к стене перед взводом диамондианских солдат!
      Эту сторону жизни на Диамондиане Брэй всегда старался не замечать. Что происходило на самом деле? Правда ли то, что сказал ирск? В таком случае за эти казни отвечают пособники диамондианцев, причем на уровне старших офицеров.
      Брэй расправил плечи, сжал зубы и напряг все свои мышцы, борясь с бешеным гневом, который охватил его при этой мысли. Этим он займется позже.
      — Как вас зовут?
      — Мы все получили приказ не называть свои имена, — ответил ирск, но в его словах не было убежденности.
      — Это особая ситуация, — настаивал Брэй. — Может быть, мы уйдем отсюда только поздно вечером, а если я буду знать ваше имя, я смогу сделать так, чтобы вас до тех пор не выкрали отсюда.
      Молчание, и потом:
      — Мое имя… Зооланит.
      Настал момент принимать решение. Брэй протянул руку к кнопке, находившейся перед ним на столе, но не мог решиться нажать ее.
      «Они отправят его на казнь», — подумал лейтенант и поднялся с места.
      — Будет лучше, если вы пойдете со мной немедленно, — объявил он, потом посмотрел на часы и добавил: — У меня назначена еще одна встреча.
      Затем Брэй мужественно подошел к клетке. Не тратя времени на раздумье, он отодвинул засов и открыл дверь, потом отошел в сторону, но всего на метр или два, и Зооланит вышел наружу.
      — Мы должны быстро найти мне рубашку с зелеными полосами, чтобы меня можно было принять за друга диамондианцев, — сказал ирск.
      — Ждите меня в машине, а я схожу и куплю вам рубашку, — спокойно ответил Брэй. — Какой у вас размер? Когда Брэй задавал этот вопрос, они были уже в коридоре и быстро шли к лестнице, которая вела на первый этаж и к выходу.
      То, что было дальше, показалось Брэю невероятным. Все прошло так, как он обещал: он оставил Зооланита сидеть, пригнувшись, в глубине машины, а сам зашел в магазин и купил рубашку и куртку с зелеными полосами. Когда он вышел оттуда, машина была на месте и ирск в ней. Зооланит торопливо надел рубашку и куртку и с довольным вздохом сел впереди рядом с Брэем.
      — Так я чувствую себя лучше, — сказал он. — Куда мы едем теперь?
      — Я должен увидеться по делу с одним психиатром. Мне придется оставить вас в машине, когда я поднимусь поговорить с ним.
      — Вы позволите мне выключить кондиционер, пока вас не будет? — спросил ирск. Брэй от всего сердца ответил «да».

      — Полковник, — весьма дипломатичным тоном заявил Брэю молодой психиатр, — я вполне готов выписать вам направление, где будет сказано, что вы переутомились и нуждаетесь в отдыхе в военном госпитале на Сириусе Б-12.
      Герхардт был высоким нескладным молодым человеком, его глаза прятались за очками в толстой оправе.
      Он нагнулся над своим письменным столом, взял ручку и приготовился писать.
      — Это вам подходит? — спросил он и тут же начал выписывать направление. Словно вопрос был пустой формальностью, словно он был уверен, что любой военный с радостью ухватится за такую возможность, или, что казалось Брэю более вероятным, словно он поддерживал связь с тем отделом военного командования Земной Федерации, в котором знали об аресте Мортона и получили приказ сделать именно то, что он предлагал.
      — Ни в коем случае! — взбунтовался Брэй.
      Перо скользнуло по бумаге и поднялось вверх. Врач поднял голову. На его молодом лице было удивление.
      — Что? — ошеломленно произнес он, потом выпрямился и торжественно заговорил: — Я, со своей стороны, считаю, что…
      Брэй встал, протянул руку к листку с направлением и схватил его. Психиатр не хотел выпускать из рук свою бумагу, но Брэй вырвал ее силой. Потом лейтенант без труда продолжал удерживать врача на расстоянии вытянутой руки. Герхардт размахивал руками и бормотал угрозы, но Брэй не слышал его, потому что читал документ.
      Направление было отпечатано на машинке. В нем было сказано то же, что молодой врач только что объявил на словах. Герхардту оставалось лишь поставить подпись, что он и начал делать, когда ему помешало внезапное противодействие Брэя.
      — Ну и ну! — заговорил лейтенант. — Вы это уже полностью подготовили на основе только того, что я сказал вам по телефону! Если вы всегда ставите диагноз на расстоянии, даже не осматривая пациента, то очень может быть, что я попрошу отослать вас отсюда для повышения квалификации, чтобы вы освоили другую профессию. Ведите себя спокойно и выслушайте меня, вам понятно?
      Молодой врач перестал суетиться. В глазах его вспыхнул огонек, и его взгляд скользнул сперва по двери, потом по кнопке вызова, словно врач подсчитывал свои шансы на помощь.
      Ничто в поведении Герхардта не показывало, что он признает за Брэем право быть выслушанным, но тем не менее он сел на место, притворяясь, что совершенно успокоился, и даже смог улыбаться, глядя на то, как Брэй разорвал листок — бланк, озаглавленный «Перемещение кадров», — и бросил обрывки на стол. Сделав это, Брэй тоже сел, но оставался начеку и внимательно наблюдал за сидевшим перед ним противником, который был болен неврозом, — ведь что такое решимость, следуя заведенному порядку, совершить насилие над человеком (пусть это делается по чьему бы то ни было приказу), как не одна из типичных форм невроза. Тем или иным способом Брэй должен был пробить эту броню рутины, предрассудков и приобретенных понятий, которые чувствовались в поведении Герхардта, складке его губ, выражении его лица, его взгляде.
      «Я должен передать информацию в мозг этого человека, — подумал Брэй, — должен дать ему понять, что его подлинные знания, если их будет можно отделить от его безумия, будут крайне полезны».
      Прежде всего надо попытаться получить его помощь, не прибегая к угрозе. И Брэй спросил:
      — Доктор, вы умеете применять гипноз?
      Выражение молодого лица изменилось: теперь на нем читалось снисходительное превосходство.
      — Сожалею, но в вашем случае я не стал бы рекомендовать гипноз…
      Брэй понял, что врач еще не воспринял его информацию и подчинялся только своим инструкциям. Это привело лейтенанта в бешенство.
      «Мне придется драться, чтобы выйти из этого дома», — подумал Брэй. Это будет бой между грубыми приборами психиатров и аппаратурой разведчиков, которую Брэй этим утром нехотя переложил в свои карманы.
      Он с грустью подумал, что из-за профессиональной гордости Герхардт не позволит манипулировать собой. Значит, нужно быть готовым ко всему, даже к борьбе с противниками такими же опасными, как мнимый полковник Мортон.
      У Брэя не было выбора, и он нанес первый удар в схватке, которая, как он думал, будет молниеносной. До сих пор он под столом незаметно держал руку на рукоятке своего табельного пистолета. Теперь Брэй вынул пистолет из кобуры и поднял его над столом.
      — Доктор, я прошу вас сопровождать меня в маленький поселок в юго-западных горах. Там вы будете должны загипнотизировать одного ирска. Вы можете поехать со мной либо добровольно, потому что страдаете от бездействия, либо в качестве пленного. Выбор за вами, а потом мы посмотрим.
      Реакция Герхардта была неожиданной: Брэй увидел, что лицо сидевшего перед ним молодого врача стало белым как мел.
      Он испуган!
      Брэй был ошеломлен. Возможно ли, что Герхардт настолько неопытен, что еще ни разу не испытал на себе насилия?
      Было очень похоже, что это так. Какой наивный злодей, подумал лейтенант, до того наивный, что его первая реакция была смешна своей откровенностью. Вдруг лицо Герхардта снова приобрело нормальный цвет. Врач сильно оживился.
      — Я должен собрать свои гипнотические средства, — сказал Герхардт.
      «Позже, когда он станет немного старше, он уже не выдаст себя так по-детски», — подумал Брэй, ища оправдание для врача.
      Пока Герхардт собирался, Брэй был готов к любым случайностям. Но гипнотический пистолет был наконец уложен в портативный футляр… и не был использован. Брэй взял футляр, а деморализованный Герхардт в это время уже выходил в коридор впереди своего похитителя.
      Они прошли по коридорам больницы сестер Божественного Милосердия мимо бесконечного числа раненых. Взгляд молодого психиатра за толстыми стеклами очков тревожно блуждал по сторонам, на щеках Герхардта выступили пятна.
      Герхардт и Брэй вышли на крыльцо больницы и оказались перед типично земным пейзажем. На переднем плане стояли на прибрежных высотах грязнейшие домишки. Выше них вдоль вытянувшегося полумесяцем пляжа располагались белые колоннады и темно-зеленые сады. Покрытые виноградниками вершины Вомара с дворцами и виллами и венчавшая их гора Касмольди, которая поднималась к небу как колокольня, служили великолепным задником для этой панорамы.
      Как обычно, у Брэя почти не было времени восхититься этими чудесными проявлениями гения диамондианцев.
      Он торопливо подтолкнул своего пленника к служебной машине Мортона и заставил сесть сзади.
      Брэю понадобилось несколько секунд, чтобы жестами объяснить Зооланиту, что он должен пересесть на другое место, и шепнуть ирску, что тот должен следить за врачом и защищать Брэя, который поведет машину, от любых насильственных действий, которые может задумать Герхардт.
      Берясь за руль, лейтенант подумал: не похоже, чтобы этот доктор Герхардт был способен нанести ему удар исподтишка. Этот молодой негодяй, может быть, в силах тайком нападать на больные или слабые жертвы, но еще не дорос до борьбы с решительным противником.
      Может быть, дорастет позже. Брэй очень верил в человеческое мужество, но знал, что это мужество часто надо подвергнуть испытанию, чтобы оно проявилось.
      Он как раз и собирался устроить такое испытание молодому врачу.
      Все трое вернулись во дворец Комиссии по Переговорам, поднялись на лифте на крышу и нашли там вертолет, который был заказан на имя полковника Мортона. Брэй сделал Зооланиту знак сесть за штурвал. — Не знаю, смогу ли я доверять вам, когда мы будем в воздухе, так что лучше, чтобы пилотом были вы. Я полагаю, вы умеете водить летательные аппараты?
      Вопрос был лишним: уже при своем появлении здесь много веков назад люди обнаружили на Диамондиане цивилизацию, устремленную в небо. Ирски имели небольшие аппараты, которые летали… но только если их вели ирски. Когда туземцев спрашивали об этом, они с улыбкой подносили одно из щупалец ко лбу и отвечали: «Для этого тоже нужен мозг».
      Летательные аппараты, которые строили люди, управлялись механически, с помощью комплекса двигательных систем и антигравитации. Но Брэй не удивился, когда ирск сделал жест, соответствующий пожиманию плечами, и ответил «да».
      Они сели в вертолет — Герхардт и Брэй сзади, Зооланит впереди. В этот момент Брэй заговорил:
      — Вон там, над ветровым стеклом, — карта южных гор. Эта маленькая красная точка — мы. Она будет перемещаться, показывая, где мы летим, так что вы сможете следить за нашим курсом. Может быть, вы хотите получить еще какие-нибудь пояснения?
      Ирск наклонился вперед:
      — Гм, — пробормотал он и положил конец щупальца на точку, которую Брэй плохо различал со своего заднего сиденья, но положение которой смутно угадывал.
      — Это здесь, — сказал ирск, но не произнес название деревни (что было уже неважно в этих обстоятельствах). — Итак, если мы возьмем курс на северо-северо-восток, мы должны попасть туда.
      Больше Брэй не осмелился сказать ни слова. Он чувствовал одновременно торжество и стыд: именно эта врожденная наивность ирсков сделала их рабами диамондианцев, а теперь он сам ведет себя с ирском так же, как местные люди. Он ведь это ради доброго дела, сказал себе Брэй.
      Через несколько секунд вертолет поднялся в воздух, и Брэй освободился от чувства вины перед Зооланитом — и перед Керком тоже — так, как всегда делал в подобных случаях: задвинул эти чувства в тот участок мозга, который он называл «психиатрической службой» и который был складом для эмоций катастрофического характера.
      Вертолет пролетел над тремя маленькими горными цепями и опустился на деревенскую площадь. Двадцать восемь минут быстрого полета — меньше трехсот километров, подумал Брэй.
      Был еще день. По правде говоря, спрыгивая на землю, Брэй не удержался, бросил взгляд на часы — и пришел в восторг.
      — Лозитин, должно быть, еще на работе, — сказал он.
      Оба спутника оживились. Доктор Герхардт высунулся из двери вертолета:
      — Теперь вам буду нужен я?
      — Да, — ответил Брэй, делая ирску знак остаться за штурвалом.
      Когда психиатр вытащил свое нескладное тело из кабины, Брэй заглянул внутрь и сказал Зооланиту:
      — Я вижу отсюда магазинчик скобяных товаров в конце улицы. Оставайтесь в вертолете: на этом первом этапе операции мне нужен только доктор Герхардт.
      Ирск, похоже, был сбит с толку. Он явно ожидал, что будет сопровождать Брэя на первую встречу с Лозитином, и теперь, должно быть, мысленно связался с «беспощадными убийцами», потому что какое-то время молчал. Затем Зооланит спросил:
      — Значит, вы доверяете мне аппарат?
      Именно в это Брэй хотел заставить его поверить. Оставшись один в вертолете, Зооланит должен почувствовать себя в безопасности, зная, что в принципе может убежать, если захочет. Опыт показал, что такие ситуации были выше понимания ирсков. «Он не сдвинется с места, как цыпленок под гипнозом», — с надеждой подумал Брэй.
      — Вы приведете его сюда? — снова задал вопрос Зооланит.
      — Разумеется, — ответил Брэй.
      Потом лейтенант и врач, не оборачиваясь, пошли по маленькой улочке, вымощенной плитками из заменителя камня. Круглые мнимые булыжники были прекрасно видны через покрывавший их сверху прозрачный материал, гладкий, но упругий. Идти по нему было легко, ноги скользили, и мостовая была похожа на свой оригинал, но тот, кто шел по ней, не рисковал вывихнуть себе лодыжку.
      Деревня, название которой Брэй по-прежнему не знал, была похожа на все маленькие поселки, которые он повидал во время инспекционной поездки Мортона, но он не помнил, чтобы они с полковником приезжали сюда. Несколько прохожих остановились, чтобы посмотреть на садящийся вертолет. Но это зрелище вряд ли было здесь слишком необычным: пока двое прибывших подходили к зевакам, те уже отвернулись и разошлись с отстраненным видом людей, у которых есть дела получше.
      Шагая по улице, Брэй обратил внимание, что на западе у подножия гор лежали длинные тени. С этого самого места, подумал он, ирски-повстанцы спустились, чтобы подойти к Лозитину на этой самой улице, а Мортон в это время был в уме Лозитина, все видел и все слышал. Фантастика!
      Размышления Брэя оборвались, потому что его спутник приглушенно вскрикнул. Брэй быстро обернулся — и замер как вкопанный: Герхардт стоял неподвижно на метр или два сзади в позе, выражавшей упрямство.
      — Больше я не сделаю ни шага, пока не буду знать, о чем идет речь! — заявил врач.
      — Ах, вот оно что… — произнес Брэй. — Ну конечно…
      Лейтенант сказал себе, что до сих пор он вел себя недостаточно осмотрительно. Он подал врачу сумку с гипнопистолетом и, стараясь, чтобы голос звучал ободряюще, объяснил, чего хочет. Выражение лица Герхардта оставалось озабоченным. Тогда Брэй торопливо закончил:
      — Это совершенно безопасно. Я отвлеку его, а вы выстрелите в спину.
      Слова, которые лейтенант выбрал, потрясли его самого. В таком виде его поступок выглядел действительно ужасно. Но один взгляд на психиатра успокоил Брэя: Герхардт, похоже, почувствовал огромное облегчение. Врач выпрямился и ответил слегка дрожащим голосом:
      — Можете рассчитывать на меня, полковник.
      Это был как раз любимый образ действий молодого врача. Брэй оставил его перед витриной магазинчика. Входя туда, лейтенант нисколько не боялся предательства: Зооланит отвечает за вертолет, Герхардт в ближайшее время не в состоянии бежать и, несомненно, не знает, что ирск наблюдает за ним. Прекрасно…
      В магазине Брэй быстро осмотрел мелкие инструменты, выставленные на продажу, выбрал один и подошел к находившейся в глубине кассе. В помещении не было ни одного человека и лишь один продавец-ирск, который принял у Брэя деньги и завернул покупку. Когда продавец подал Брэю пакет, лейтенант вежливо спросил у него:
      — Как вас зовут?
      Это был Лозитин.
      В шесть часов Лозитин вышел из магазина и направился к своему дому. Он не сделал десяти шагов, как появились Брэй и Герхардт. Брэй загородил ирску дорогу и очень вежливо сказал ему.
      — Мы хотели бы поговорить с вами, господин Лозитин.
      Лозитин остановился и стал вежливо ждать, что последует дальше. Брэй представился Мортоном и заявил:
      — Без вашего ведома Тьма поместила «я» другого лица — не могу подобрать более подходящих слов — в ваше сознание. Это произошло несколько дней назад. Мы хотели бы побеседовать с вами об этом случае.
      Поведение Лозитина изменилось.
      — Я только что попытался связаться с беспощадными убийцами, но они отказываются от всякого контакта со мной, — медленно проговорил он. — Из этого я заключаю, что они не хотят мешать выполнению вашего плана. Поэтому я советую вам не действовать слишком поспешно.
      Было уже поздно пока Брэй говорил, Герхардт оказался сзади Лозитина Врач не стал ждать, он даже не слушал их разговор или слишком волновался, чтобы слышать его, — и пустил в ход гипнопистолет. Сначала он выстрелил в Лозитина, а потом, не останавливаясь, слегка повернулся и выпустил такую же дозу гипнотизирующего вещества в Брэя.
      Притворный страх… Герхардт гордо улыбнулся, наслаждаясь представившимся случаем — тем мгновением, которого часто хватает, чтобы человек потерял бдительность.
      Вдруг улыбка исчезла с его лица. Герхардт ощутил ужасную слабость, ноги перестали его держать. Он почувствовал, что падает на тротуар, и одновременно смутно разглядел тонкую блестящую струйку жидкости или газа, которая ударила в него из мундира Мортона.
      Головокружение грубо оборвало машинальную попытку Герхардта определить, что это за газ.

      Керк внезапно обнаружил, что находится в каком-то преддверии потустороннего мира. Он ничего не видел, но чувствовал свое тело, по крайней мере ему казалось, что чувствует.
      Керк очень хорошо помнил, что произошло. Он был в своем любимом положении — лежал на красивой девушке, какой — ему было безразлично: Мария стоила Марианны. Вдруг волна темноты стала сильнее и мощнее, Мария исчезла, и он повис в пустоте.
      — Я болен?
      Керк задал себе вопрос вслух, по крайней мере попытался — и не услышал ни звука. Вокруг него была полнейшая тишина Сколько он ни повторял потом эти и другие слова, ничего не изменилось. Тогда Керк пожал плечами и стал покорно ждать, что будет.
      Он никогда не узнал, сколько времени прошло. Часы? Дни? Догадаться было невозможно. А вот вопрос, как долго это будет продолжаться, вдруг решился — какой-то голос, баритон, спросил у Керка:
      — Вы приняли решение?
      Голос звучал близко от Керка, значит, обращался к нему. «Решение? — подумал Керк. — По поводу чего?» Недолгое замешательство, слабое желание разыграть простачка и спросить, что это значит.
      Но так как он был Дэвидом Керном, то, разумеется, не мог совершить такой промах. Едва Керк успел сказать себе, что, возможно, кто-то услышал его голос и, значит, он может говорить с этим кем-то — а на это понадобилось всего несколько секунд, — он спросил:
      — Не могли бы вы повторить мне, какое именно решение я должен принять и по поводу чего?
      Баритон объяснил:
      — Вы должны пообещать мне, что поможете истребить диамондианцев.
      — Ну конечно, обещаю. А что еще? — ответил Керк.

      В то самое мгновение, когда эти роковые слова были произнесены, Мортон внезапно проснулся в незнакомой комнате. Он лежал в чужой постели и глядел на потолок, которого он до сих пор ни разу не видел. Полковника охватил ужас: он был свободен, но… но помнил, что обещал Тьме помочь ей уничтожить всех диамондианцев.
      «Это смешно, — сказал себе Мортон, — я ни за что не сделал бы такое». Тем не менее, вставая с кровати, Мортон почувствовал дрожь во всем теле — давно знакомый внутренний сигнал, который он ощущал, когда совершал что-то, чего не должен был делать. Неужели это правда, неужели он действительно согласился, потому что это был единственный способ вырваться из-под власти чудовища, которое держало его в плену? Мысль полковника запуталась: он вспомнил, что думал то же самое, когда соглашался.
      Но ведь неизбежно настанет момент, когда Тьма поймет, что он собирается взять назад свое обещание. И что будет тогда?
      Думая об этом, Мортон уже стоял перед маленьким письменным столом и рассматривал лежавшие на нем письма. Он понял, что находится в комнате Брэя, и почувствовал облегчение: значит, его привезли сюда с того тротуара и прятали. Значит, никто ничего не знает. «Милый старина Брэй!» — с нежностью подумал полковник.
      Мортон нашел свою форму и заметил, что нашивки с нее спороты. Одевшись, он поднялся в свою комнату, смутно удивляясь тому, что думает о Дэвиде Керке. Для него этот молодой человек был только именем; Мортон лишь помнил, что у Поля Лорана среди секретарей был один, которого звали Дэвид Керк.
      Странно, что он вспомнил о нем сейчас. Может быть, это одна из частей головоломки? В этом случае он скоро найдет объяснение всему.
      В ванной, рассматривая в зеркале свое бледное и осунувшееся лицо, Мортон несколько раз подумал о Поле Лоране. В этом не было бы ничего необычного, если бы не навязчивость этой мысли.
      Полковник позвонил в кабинет посла, договорился о встрече с ним в одиннадцать часов, а потом, умирая от голода, спустился в столовую. Было начало девятого.
      Благодаря своему высокому званию Мортон имел доступ в отдельный малый зал столовой, откуда открывался вид на море. Он сел возле широкого окна и, ожидая, пока его обслужат, стал смотреть на покрытую туманом водную гладь, за которой в ясную погоду был виден Сорренто.
      Диамондианское море изо всех сил подражало земному в приливах и отливах. Поскольку местная луна была гораздо больше земной, волны, разбивавшиеся о берег, были огромными и их удары были похожи на грохот гигантских пушек, расчеты которых получили команду стрелять, когда хотят. Результат потрясал и оглушал человеческий ум.
      Однако сейчас этот чудовищный шум больше успокаивал, чем раздражал Мортона. Ему казалось, что в тихом углу он начал бы думать и, конечно, сошел бы с ума через несколько минут.
      Это море не для маленьких суденышек, подумал Мортон и мысленно улыбнулся: на самом деле, как он слышал, здесь было трудно и крупным кораблям — они постоянно плавали в достаточно сильный шторм.
      Окончив завтрак, Мортон вышел из столовой и по коридорам и роскошным внутренним дворикам направился в глубь комплекса дворцовых зданий: его кабинет и жилые комнаты помешались настолько далеко от моря, насколько было возможно.
      Постепенно стены заглушили удары волн. Мортон улыбнулся, не в силах удержаться от приятного воспоминания как все радовались, когда он потребовал, чтобы его поместили в задних комнатах! В неразберихе, сопровождавшей въезд, высшие чины Комиссии по Переговорам устроили тихую протокольную битву за помещения. Победители получили комнаты с видом на море, и теперь для них начинался кошмар. А для него…
      Входя в свое служебное помещение, Мортон слышал щелканье компьютеров и приглушенные голоса в других кабинетах Но, за исключением этого, вокруг царила чудесная тишина.
      Полковник вежливо поздоровался со своим секретарем сержантом Струзерсом, который пробормотал в ответ что-то нечленораздельное.
      Через секунду Мортон уже вошел в свой личный кабинет и бросился в свое уютное кресло. Прежде всего он просмотрел почту и ознакомился с донесениями, которыми был завален его письменный стол. Так Мортон узнал о двух запросах, сделанных Брэем от его имени.
      Доклад о беседе с Хоакином просто заворожил полковника. Когда единственного уцелевшего члена первой мирной делегации диамондианцев арестовали, он был загипнотизирован так быстро, что даже не понял, что его гипнотизируют, и потому совершенно ничего не помнил об этом. Вся горестная история гибели его товарищей и его блужданий по джунглям была изложена в докладе, включая роль самого Хоакина в каждой ее части.
      Саттер, которому был поручен допрос, указал в заключительной части доклада, что Хоакин в джунглях испытал «некие галлюцинации», но не написал, какие именно. Мортон вызвал его по селектору.
      Входя, Саттер внешне был очень спокоен и не отказался сесть в кресло, на которое указал ему Мортон, но голубые глаза майора выражали недоверие.
      — Господин полковник. Вы ведь не думаете всерьез, что я должен был терять время, подробно записывая фантазии человека, находившегося в шоке! Это дело медицинской службы!
      Мортон тоже не стал терять время.
      — Имеете вы какое-нибудь представление о том, что сказал Хоакину светящийся силуэт, который он… э-э… вообразил себе?
      Как полковник и ожидал, ответ был отрицательный, и он тут же задал следующий вопрос:
      — Где сейчас Хоакин?
      — Мы выполнили обычную процедуру. Он считает, что находился под наблюдением врачей. Вчера вечером его отпустили. Он сказал, что хочет вернуться к себе домой, и был намерен уехать сегодня рано утром.
      — А где его дом?
      — В Новом Риме.
      Во время последовавшего за этим молчания Саттер, должно быть, начал беспокоиться, потому что рискнул продолжить:
      — Мы могли бы послать кого-нибудь, кто дождется там Хоакина и, когда Хоакин приедет, отвезет его обратно на вертолете.
      — Сколько времени это займет?
      — Правду говоря, мне надо подумать… От Нового Неаполя до Нового Рима целый день езды. Думаю, мы сможем забрать Хоакина около двенадцати ночи и доставить его сюда около четырех часов утра. Тогда мы передадим его в ваше распоряжение.
      — Спасибо, майор, — медленно и спокойно проговорил Мортон. — Не могли бы вы принять необходимые меры и привезти сюда Хоакина?
      Когда Саттер ушел, Мортон долго неподвижно сидел за своим письменным столом, время от времени покачивая головой. «Ах, современная логика! — думал он. — Если бы теория была верна! Все было бы так просто».
      Но, к несчастью (тут он вздохнул), мир и все живое подчиняются законам определенной логики, где для каждого процесса возможно бесконечное множество вариантов. Поэтому шансы успеть увидеться с Хоакином раньше, чем понадобятся его ответы, очень малы. Те сведения, которые можно было бы так легко получить от этого человека, Мортон должен попытаться добыть трудным путем не позже середины дня.
      Подумав об этом, полковник выбросил Саттера из своего ума и начал читать отчет Луфтелета. Мортон посчитал этот документ недостаточно подробным. Поскольку полковник собирался в час дня отправиться в Каподочино-Корапо для решительного разговора с Мариоттом, он снова воспользовался селектором и вызвал к себе Луфтелета.
      Майор тоже был в своем кабинете. Через несколько минут, волоча ноги, он вошел к Мортону и с покорным вздохом сел в кресло рядом с полковником. Мортон, думавший лишь о своих планах, неразборчиво пробормотал «добрый день» и дружески взмахнул рукой. В другой руке он держал доклад Луфтелета, Не поднимая взгляда, полковник сказал:
      — Вы упомянули здесь, что военный пост Корапо может создать сильное магнитное поле. Но вы не указали параметры этого поля в гаммах. Можете вы вспомнить эти цифры сейчас, хотя бы приблизительно?
      Тут Мортон вдруг замолчал: краем глаза он заметил, как его посетитель чуть не подскочил на месте. Это движение означало, что майор всеми силами сопротивлялся вопросу. Мортон с удивлением взглянул на Луфтелета и подавил вздох, вспомнив, с кем имеет дело.
      Майор впился взглядом в своего начальника, тело и лицо Луфтелета напряглись и сжались — он приготовился обороняться.
      — Так знаете вы эти цифры? — настаивал на своем Мортон.
      Луфтелет напрягся еще сильнее.
      — Господин полковник, позвольте мне почтительно заметить, что отчет, который я составил для вас, достаточно подробен для любого лица, не обладающего моей технической квалификацией. Я…
      Тут майор растерянно замолчал: на лице его начальника было такое выражение, какого Луфтелет еще ни разу не видел.
      Правду говоря, Мортон чувствовал неукротимую злость: в этот критический момент, когда каждая секунда могла быть решающей, этот тип упрямо твердит по канцелярскому шаблону свою чудовищную чушь.
      В течение бесконечных часов Мортон был вынужден терпеть противодействие жизни, наносившей ему одно поражение за другим, и за все время этих следовавших одна за другой катастроф он ни разу не имел возможности схватиться с врагом.
      В один миг законы определенной логики, подчинение которым делало Мортона в любой ситуации вежливым, великодушным и не прибегающим к насилию человеком, были отброшены. Он дал ярости, порожденной современной логикой, победить себя и сделал то, чего не делал никогда, — ударил подчиненного.
      Мортон выпрыгнул из кресла, словно выброшенный катапультой, пролетел короткое — меньше метра — расстояние, отделявшее его от Луфтелета, и обрушил свой кулак на упрямо вздернутый подбородок майора.
      Луфтелет исчез: его кресло опрокинулось и накрыло майора, который упал вместе с ним.
      Толстый ковер заглушил звук падения. Майор на секунду потерял сознание и лишь потом вскрикнул. Когда он пришел в себя, Мортон, удивленный своим поступком, но не чувствовавший угрызений совести, помог лежавшему на животе Луфтелету встать и одновременно поднял кресло.
      Потом полковник повернулся к своему столу, схватил отчет Луфтелета, потряс им у него под носом и стал спрашивать сквозь стиснутые зубы:
      — Где закреплены магниты? Где, собственно, расположено это энергетическое поле? Какова его формула? И каково назначение вот этой группы молекулярных схем?
      На первый, грубо брошенный в лицо майору вопрос Мортон получил в ответ попытку заслониться от нового удара, на второй — виноватое бормотание, на третий — неразборчивые слова Четвертый вопрос вызвал к жизни более понятный ответ: к майору Луфтелету вернулась способность ясно мыслить, потому что он сказал:
      — Господин полковник, я протестую…
      Пятый вопрос Мортона был:
      — Каково определенное логическое число?
      На это Луфтелет ответил:
      — Сто тридцать восемь тысяч, господин полковник.
      Мортон потерял дар речи.
      Так он дошел до конца своего допроса двумя путями сразу: через потрясение из-за огромного числа, которое было названо, и через внезапное ощущение, что майор будет сопротивляться дальнейшим вопросам — и чем дальше, тем сильнее. Не говоря ни слова, Мортон схватил Луфтелета за воротник мундира, вытащил из кресла и без заметного усилия проволок до двери. Открывая ее, полковник процедил сквозь зубы:
      — Будьте готовы к двенадцати дня сопровождать меня на эту базу в Корапо. Разрешаю вам не извиняться за ваше неслыханно дерзкое поведение.
      — Но, господин полковник, это ваше поведение…
      Луфтелет, должно быть, увидел выражение лица Мортона, потому что замолчал, побледнел и пробормотал:
      — Я буду готов, господин полковник.
      Как только Мортон выпустил воротник майора, тот, шатаясь, вышел из комнаты, прошел мимо Струзерса и исчез за дверью передней.
      Мортон подошел к Струзерсу.
      — Где лейтенант Брэй?
      Струзерс решил, что говорить всю правду слишком рано. Мысли его были в большом беспорядке.
      — Я не видел его сегодня, господин полковник, — ответил техник-сержант, и это была чистейшая правда. Мортон рассеянно покачал головой и заговорил снова:
      — Из записки, лежавшей на моем столе, я понял, что Брэй выполнил несколько дел от моего имени. Поэтому я думаю, что мне стоит сходить в конец коридора и прослушать там запись всего остального, что он сделал. Когда Брэй появится, скажите ему, что мне нужно с ним поговорить
      Уже идя к двери, Мортон добавил:
      — И попросите подготовить для меня один из больших воздушных аппаратов. Я хочу вылететь через десять минут.
      — Хорошо, господин полковник.
      Через несколько минут, читая расшифровку сделанных аппаратурой записей, Мортон с восторгом обнаружил среди них несколько длинных разговоров. Он быстро просмотрел их и отметил имена: профессор Покателли, Дэвид Керк, Зооланит и («Вот чего не ожидал!») доктор Герхардт. Миниатюрные приемопередатчики на молекулярных схемах, скрытые в его и Брэя знаках различия, записали все четко и с хорошей громкостью.
      Взгляд Мортона упал на многозначительную фразу: система воздушного слежения прекрасно зарегистрировала маршрут вертолета, который Брэй, использовав власть полковника Мортона, заказал через Струзерса. Здесь же Мортон нашел название маленького горного поселка, где уже бывал раньше. Через несколько минут Струзерс вызывал для него справочное бюро и соединялся по телефону с магазином скобяных товаров. После этого Мортон взял у него трубку и попросил разрешения поговорить с Лозитином.
      Ему ответил какой-то диамондианец. Когда Мортон представился, голос в трубке сказал очень встревоженно:
      — Лозитин сегодня утром не пришел на работу, и у нас есть причины думать, что он стал жертвой нападения ирсков-мятежников.
      Похоже, что у нападения есть свидетель — человек, который в это время смотрел в окно. Он не очень хорошо понял, что произошло, но он видел все, что случилось после того, как Герхардт упал рядом с лежавшими без сознания Брэем и Лозитином. Подробности случившегося не были зафиксированы аппаратурой, потому что никто в это время не говорил.
      Вертолет, который вел Зооланит, быстро подъехал по мостовой к магазину, ирск в рубахе с зелеными полосами спрыгнул на землю, подтащил все три тела к вертолету, внес их в свой аппарат, через несколько секунд снова сел за штурвал и взлетел с деревенской улицы.
      Свидетель с опозданием предупредил военный пост диамондианцев, и поиски в воздухе вертолета, в котором летели эти четверо, оказалась безрезультатными.
      Мортон поблагодарил своего собеседника и положил трубку. Снова просмотрев расшифровку, он понял, что сейчас вертолет приземлялся и находится поблизости от Оврага Гиюма.
      «Один человек может помочь другому, но всему есть границы», — с горечью подумал Мортон. Что он может сделать на таком расстоянии для безрассудного Брэя? Сейчас и еще несколько часов — ничего.
      У полковника было тяжело на сердце: он чувствовал, что назревает развязка и катастрофа вот-вот начнется.
      Затем ему в голову пришла другая мысль, которую Мортон не сразу решился привести в исполнение. Но, понимая, что, может быть, у него уже не будет времени вернуться сюда, в зал SRD, он решил проверить подозрение, которое возникло у него, когда он понял, что Брэй несколько раз выдал себя за полковника Мортона и что
      Керк в тот момент, когда потерял сознание, притворялся Брэем.
      Мортон осознавал, что логика его рассуждений была в буквальном смысле «черно-белой». Если он прав, то он обязан сделать то, что задумал; если же он ошибается, несколько человек будут страдать из-за этого в ближайшие дни.
      «В такой критической ситуации это не может быть препятствием».
      И колебания Мортона закончились.
      Он вызвал по видеокому доктора Жерома Фондье из больницы Инкурибили. Как только врач назвал свое имя, компьютер SRD послал в его мозг сверхзвуковые колебания, которые немедленно овладели его нервными центрами. Под влиянием этого гипноза Фондье назвал Мортону два имени: офицера войск Земной Федерации, который приказал арестовать полковника, и врача, который сделал Мортону укол, вызвавший потерю сознания.
      После этого Мортон приказал доктору Фондье:
      — Увольтесь из больницы, откройте кабинет в бедной квартале и посвятите себя его несчастным жителям — лечите их практически бесплатно. Вы сделаете это под именем… слушайте внимательно… под именем полковника Чарлза Мортона.
      И Мортон закончил связь, не чувствуя ни малейших угрызений совести. В круг «Мортонов» должно было войти достаточно много диамондианцев. А демократический ум Мортона требовал, чтобы среди них были люди всех взглядов. Какой патриот мог быть лучше, чем Фондье?
      Такие же указания полковник дал второму врачу-агенту диамондианских повстанцев, которого звали Луис Гавиота. Офицеру войск Земной Федерации, некоему полковнику Эксетеру, Мортон сказал:
      — В течение пяти дней вы будете утверждать, что вы полковник Чарлз Мортон. Оставляю на усмотрение ваших подчиненных решить, к чему это вас приведет.
      Последним действием Мортона в зале SRD была команда компьютеру, которая должна была значительно увеличить число полковников Мортонов. Мортон приказал:
      — Выберите десять тысяч пятьсот мужчин-диамондианцев из всех слоев общества, столько же из военнослужащих всех званий ниже полковника из войск Земной Федерации и пять тысяч проституток. Половину этих людей отберите здесь, в Новом Неаполе, а остальных в различных областях Диамондианы, расположенных как можно дальше одна от другой. Скажите всем этим людям, что у них будут временные проблемы с самоидентификацией: каждый из них будет убежден, что он полковник Чарлз Мортон. Они не должны никому говорить об этом, но будут испытывать тяжелый внутренний конфликт. Скажите каждому из них, что для того, чтобы отменить эту команду, он или она может позвонить в SRD — дайте им для этого необходимые телефоны, — но не раньше чем через пять дней считая с настоящего момента. В момент звонка вы будете снимать гипноз с того, кто звонит, и он или она снова начнет чувствовать себя самим собой.
      Как правило, во время войны власть начальника действующего в районе боев отделения разведслужбы ограничивалась военнослужащими со званиями не выше майора, и даже при отдаче им команды майору сигнал об этом мгновенно передавался по межзвездной связи на отдаленные компьютеры. Произнеся особый пароль, начальник разведки мог распространить свою власть на старших офицеров, но обычно такая команда включала системы аварийной сигнализации на отдаленных главных постах. Вводя в свой список полковника Эксетера, Мортон воспользовался этим кодом. Возможно, у него потребуют, объяснений и соберется совет.
      Больше всего Мортона волновало, что он совершенно не представлял себе, как включить Изолину в группу, носящую имя «полковник Мортон». Компьютер вызвал по видеокому все места, где она могла находиться, и повсюду получил ответ: здесь ее нет.
      Как жаль!

      Мортон выпрыгнул из вертолета возле деревни Нусеа. Он стоял на земле и чувствовал под ногами ее твердую поверхность. И на этот раз, оглядываясь вокруг, он смотрел своими собственными глазами, воспринимая окружающее своими собственными органами чувств.
      Пейзаж, который он видел, был ему странно знаком. Слева раскинулась ирская деревня со всеми ее яркими красками и маленькими колоколенками над домами. Мортон машинально стал искать взглядом двухэтажный дом Лозитина и почти сразу нашел его. Даже на таком расстоянии этот дом выглядел вполне реальным и массивным. Не то чтобы в первый раз он казался призрачным, но разница была. Мортон понял причину этого: со временем в его сознании то, что он видел посредством чужого мозга, становилось реальным.
      Несколько минут ходьбы — и полковник оказался перед дверью, в которую, по его мнению, Лозитин должен был войти в тот вечер. Дверь открылась. В следующее мгновение перед Мортоном оказалась девушка-ирска — та самая, которую Мортон в прошлый раз видел глазами Лозитина. Мортон почувствовал то же волнение, что и тогда, и должен был силой заставить себя делать то, что обязан был сделать. Мортон предположил, что девушка уже мысленно сообщила «беспощадным убийцам» о его приходе. Продолжая стоять на пороге дома Лозитина, он спокойно спросил:
      — Вас зовут Айеанантатасееа?
      Он не стал называть девушку уменьшительным именем, а произнес ее имя целиком, как это делали ирски.
      Туземная красавица, похоже, удивилась, что он знает, кто она. Дрогнувшим голосом она спросила:
      — Вы знаете меня?
      Мортон успокоил ее:
      — Не пугайтесь, я не диамондианец. Я из Комиссии по Переговорам.
      — Все-таки вы человек, а я ирска, — ответила Аянтса, но тем не менее, кажется, почувствовала облегчение и стала немного менее враждебной. — Мы разные, и переговоры ничего не могут в этом изменить.
      — Хорошие переговоры — это когда ищут, в чем на самом деле состоит проблема, и находят ее решение. Вот почему я хотел бы заглянуть в эту комнату.
      И, не дожидаясь ответа, Мортон вошел в дом, оттеснив хрупкую девушку. Не оставляя ей времени на размышления, он указал на ту дверь в глубине прихожей, на которую Лозитин многозначительно смотрел в тот вечер.
      Для Аянтсы это был новый удар.
      — Ох, нет! Это комната предков Лозитина!
      Имя «Лозитин» она произнесла полностью, по-ирски: Леоозаеетуеина.
      — Он здесь? Лозитин?
      — Нет, он не вернулся вчера вечером.
      Мортон, у которого были серьезные причины думать, что Лозитина здесь нет, и не дожидался ее ответа: он уже шел по замечательному сверкающему полу. Когда Аянтса произносила последнее слово, Мортон уже опустил ладонь на деревянную ручку в виде птичьего клюва. Потом он повернулся к молодой ирске.
      — Один вопрос: кто или что находится в этой комнате?
      Изящный рот приоткрылся, на лице Аянтсы отразились отчаяние и тревога.
      — Там родители и предки Лозитина! Что бы вы подумали о том, кто захотел бы потревожить могилы ваших родителей?
      — Мне говорили, что те, кто находится там, не мертвы в человеческом смысле этого слова, и мой долг требует, чтобы я выяснил, что это значит, — твердо сказал Мортон. — Это особенно важно в случае Лозитина, поскольку он в силах уничтожить Тьму.
      Молодая ирска, видимо, покорилась, поняв, как много ему известно, потому что больше не протестовала. Мортон быстро открыл дверь, вошел и закрыл ее за собой.
      Несколько секунд он неподвижно стоял на пороге и оглядывался вокруг.
      Комната была большая. Занавески, ковры и драпировки почти полностью скрывали отливавший радужным блеском материал стен, пола и потолка. Обстановку дополняли мебель в стиле диамондианцев и несколько скрытых светильников.
      На кушетках и креслах сидели еле различимые… призраки ирсков.
      Это были немые светящиеся фигуры — восемь дилов и одиннадцать адил («адила» значило «ирска-жинщина» на ирском языке, «дил» — мужчина). Они выглядели мертвыми, и каждая фигура была прозрачной.
      Это было похоже на сон. Тем не менее Мортон не колебался. У него была идея насчет того, что означало существование этих странных светящихся созданий, поэтому он направился к свободному креслу, поставил его напротив пожилого призрака-дила и удобно уселся.
      «Я уверен, что светящаяся фигура из джунглей заговорила с Хоакином и попыталась получить от него ответ. Значит, эти существа могут контактировать с людьми», — подумал полковник и громко сказал:
      — Я глава правительства ирсков, и я хотел бы задать вам некоторые вопросы.
      Последовало долгое молчание. Потом голова призрака медленно повернулась, и огромные прозрачные глаза взглянули на Мортона. Губы, до которых нельзя было дотронуться, раздвинулись. Из них не вырвалось никакого звука, но в уме Мортона зазвучал очень ласковый мужской голос. Он произнес:
      «Если вы входите в наш круг, ваш двойник услышит то, что я говорю, и передаст вам мои слова…»

* * *

      Мортон закрыл за собой дверь «комнаты предков» и долго смотрел на Аянтсу.
      — Сколько в среднем живут ирски? — спросил он. Настроение молодой адилы снова стало враждебным.
      — Все знают, что мы живем около пятисот диамондианских лет, — ответила она.
      Мортон уже слышал эту цифру. Но он всегда старался проверять факты и источники информации. А срок жизни ирсков вызывал у него сейчас сильный интерес.
      — Это очень много. Чем вы можете объяснить, что ирски живут так долго?
      — Раньше благодаря Тьме мы находились в идеальном согласии друг с другом. Но в наши дни это согласие оказалось под угрозой. И нужно действовать очень быстро: в последнее время ирски начали умирать молодыми, едва дожив до ста тридцати лет. Все обеспокоены этим.
      — Может быть, в этом виновата война, — рискнул высказаться Мортон. — Может быть, восстание вредит здоровью ирсков.
      — Лучше война, чем рабство! — отрезала Аянтса.
      — История свидетельствует, что ирски дружески приняли первых поселенцев-людей и помогли им.
      — Эти чистые души ни на мгновение не могли представить себе, что их родная планета скоро будет захвачена людьми, — сурово ответила ирска.
      Мортон был прагматиком.
      — Как бы это ни случилось, это случилось. Теперь все должны научиться смиряться с тем, что уже существует.
      — Это невозможно! — воскликнула Аянтса. Потом она спросила: — Вы оставались в этой комнате полчаса. Что вы узнали?
      — Я узнал, — ответил Мортон, верный своему принципу всегда говорить правду, — что самая старшая из «живых после смерти» предков Лозитина — милая и непорочная Утеетенбораста и что она принадлежит всего лишь к пятому поколению его предков. Поскольку родословные ирсков обычно тянутся в прошлое по меньшей мере на миллиард лет, как получилось, что род Лозитина начинается только с нее? Вот почему я пришел сюда — мне показалось странным, что одна комната может вместить входящих во Тьму двойников всех предков ирска.
      Тут он замолчал, потом в тишине продолжил:
      — Там находятся двойники предков всего за две тысячи лет. Как вы объясните это?
      — Тьма появилась две тысячи лет назад, — просто ответила Аянтса.
      Такая возможность уже приходила Мортону на ум, и все же подтверждение, услышанное от Аянтсы, удивило его. Итак, это существо кем-то создано… «Только этого нам не хватало, — подумал Мортон, — еще одна огромная сила, способная изготовить что-то, обладающее такой гигантской мощью, как эта штука там наверху».
      Он собрался с силами и продолжил:
      — Еще два вопроса. Во-первых, почему эти двойники находятся здесь, а не на своих местах в магнитном поле?
      — Десять лет назад, когда мой народ в конце концов поднял восстание против своих угнетателей-диамондианцев, многие из тех, кто не восстал, как Лозитин, забрали двойников своих родственников из Тьмы, чтобы уберечь их от ее влияния, потому что Тьма могла повредить их в своем беспокойном самостоятельном развитии, — нехотя ответила Аянтса.
      — Второй вопрос: где Оружие Лозитина? — продолжал Мортон.
      — Его хранит двойник Лозитина, — медленно сказала ирска.
      — Вы хотите сказать… он там? — воскликнул Мортон, указывая на комнату, откуда только что вышел. — Я только что видел его двойника?
      — Конечно, нет…
      Она вдруг замолчала. Было похоже, будто что-то в тоне Мортона внезапно убедило ее. Аянтса отвернулась от полковника, скользящими шагами подошла к двери в комнату предков и осторожно открыла ее одним щупальцем.
      Вдруг Аянтса замерла на месте, потом покачнулась. Будь она человеком, Мортон решил бы, что она пошатнулась и едва не упала в обморок. Но Аянтса собралась с силами, отвернулась от двери и опять подошла к Мортону.
      — Можете вы поговорить с ним? — спросил полковник. — Мне он не захотел ответить.
      — Нет, он не принимает сообщений.
      — Если Оружие не под охраной двойника Лозитина, то где оно может быть?
      Аянтса не имела об этом ни малейшего представления и, кажется, была в шоке.
      — Я чувствую, что случилось что-то ужасное, но что, я не знаю, — сказала она с безумной тревогой в голосе.
      Мортон, который чувствовал то же, что она, и, кроме того, ощущал, как уходит время, поблагодарил Аянтсу, попрощался с ней и ушел.
      Через несколько минут он посадил свой вертолет на крышу дворца. Чтобы дойти до своего кабинета, он потратил почти столько же времени, сколько на перелет из Нусеа в Новый Неаполь.

      Одиннадцать часов. Наконец-то.
      Пока Мортона вводили в кабинет его превосходительства, полковник еще раз вспомнил, что только рядовые сотрудники Комиссии, сержанты и он сам со своими подчиненными, занимавшие райские уголки в задней части дворца, могли хорошо спать по ночам в этом здании, стоявшем на берегу моря.
      Напомнило ему об этом то, что его превосходительство выглядел так, словно не выспался: он постоянно тер глаза.
      О Мортоне было доложено, дверь за ним закрылась, и полковник стал ждать, пока человек, сидящий за письменным столом, заметит его: хозяин кабинета был, похоже, поглощен работой над каким-то документом. Мортон воспользовался вынужденным ожиданием, чтобы рассмотреть Великого Человека.
      Лицо хозяина кабинета было длинным, очень бледным и умным («изысканное», подумал о нем Мортон). Глаза слегка прищурены, губы приоткрыты, темно-каштановые волосы едва начали седеть на висках. Когда Мортон за несколько месяцев до этого дня познакомился с ним, то решил, что ему лет пятьдесят. Хозяин кабинета был по происхождению француз и звали его Поль Лоран. Это был чрезвычайный посол Земной Федерации на Диамондиане и глава Комиссии по Переговорам.
      Мортона удивило и заинтересовало при знакомстве с послом и беспокоило до сих пор одно обстоятельство: когда полковник впервые увидел Лорана, ему показалось, что он уже знаком с послом и где-то видел его раньше.
      Когда? Где? И почему ему так трудно вспомнить человека с такой бросающейся в глаза внешностью.
      Лоран еще раз протер глаза, потом встал из-за стола навстречу Мортону и любезно улыбнулся.
      — А, это вы, Чарлз! — заговорил он. — Верховное командование очень желало, чтобы я взял с собой хотя бы одного человека, чьи мускулы в трудных обстоятельствах работают на бросок вперед, а не на бегство. Итак, что вы натворили?
      Этот вопрос был для Мортона камешком, брошенным в пруд воспоминаний о том, что он сделал, но полковник уклонился от ответа.
      Помимо прочих дел, он был здесь для того, чтобы поговорить о Марриотте, но к этой деликатной теме он хотел подойти обходным путем.
      — Ваше превосходительство, — быстро ответил он. — Относительно нашего присутствия здесь… меня больше всего беспокоит, что у нас, кажется, нет плана. А также — почему мы не привезли на эту планету наше новейшее оружие, если не считать того, которым оснащено здание поста в Корапо. Солдаты, несомненно, догадываются, а офицеры знают, что к ним относятся несправедливо.
      — Вы что же, намекаете, что силы Земной Федерации должны были бы прийти сюда для того, чтобы помочь людям восстановить их господство на Диамондиане?
      Вопрос был направлен в самую суть проблемы. Это удивило Мортона: он не ожидал такой проницательности от члена сонной Комиссии.
      — Конечно, нет, — ответил он.
      — На этой планете, — снова заговорил Лоран, — мы имеем дело с ситуацией, которой нет в других мирах Галактики. Феминистские союзы никогда не имели здесь сторонников, а если эти сторонники и существуют, то не заметны. Надо вам сказать, что я хорошо изучил ваши доклады на эту тему.
      Мортону эта тема показалась второстепенной, и он стал ждать продолжения. Лоран слегка улыбнулся.
      — Тем, что произошло на Диамондиане, мы обязаны излишней мужественности восхитительных диамондианских мужчин, и будет довольно трудно выставить эту мужественность на суд общества.
      Мортон, который хотел как можно скорее отправиться в Каподочино-Корапо, решил, что наилучший способ сэкономить время — дать понять, что он прекрасно знает об отклонениях от нормы в отношениях между мужчинами и женщинами на Диамондиане. Он высказал это очень кратко, а потом, немного поколебавшись, выразил убеждение, что силы Земной Федерации не хранят нейтралитет, как обычно, а включились в схватку и борются за то, чтобы воздать всем должное по законам Федерации.
      — У меня сложилось впечатление, господин посол, что по неизвестной мне причине офицеры и солдаты Земной Федерации встали в этой войне на сторону диамондианцев и что, хотя верховное командование на Аркгуре-9 благоволит скорее к коренным жителям этой планеты, федеральные войска, которые находятся на диамондианском театре военных действий, ведут себя совершенно иначе.
      Пока Мортон говорил все это, ему казалось, что его собеседник внимательно рассматривает его и слегка улыбается. Когда полковник закончил, Лоран покачал головой. Разумеется, заметил посол, эта война имела много последствий, и одно из них — вот ответ на недоумение Мортона по поводу позиции вооруженных сил Земной Федерации — то, что миллионы диамондианских девушек в один миг перешли от неопытности в любви к положению проституток, враждебно настроенных к клиентам, но готовых на все. Таким образом, по мнению Лорана, Диамондиана стала раем для мужчин, и войска Федерации, прибывшие сюда, нашли во всех городах, где их разместили, продажных женщин всех типов, о которых может мечтать мужчина
      — И, как вам известно, Чарлз, нигде, кроме этой планеты, нет домов терпимости. Феминистские союзы повсюду установили свои законы в такой степени, что для мужчин жизнь стала адом. Мы можем быть уверены, что диамондианцы не позволили цивилизации учинить такой разгром в отношениях, определяющих место женщины в обществе. А когда ирски перестали делать всю работу, это тут же создало такое тяжелое положение в экономике, что девушки были вынуждены торговать собой, чтобы выжить. Вы, конечно, заметили, что наш собственный дворец стал похож на публичный дом.
      Великий человек замолчал, словно ждал комментариев. Но Мортон ничего не ответил. Он чувствовал, что плохо рассчитал время, что надо было прервать посла раньше. Эти мысли были более чем уместны. Поразительно, как Лоран, который, насколько Мортону было известно, никогда не выходил из дворца, смог столько узнать.
      — Чарлз, мы очень виноваты перед вами за то, что держали вас в неведении. Извинить нас может то, что все, кто открыто передвигался по городу, как вы, могли по неосторожности позволить противнику прочесть их мысли. Чарлз… в магнитном поле, которое окружает эту планету, есть кое-что необычное.
      Сердце Мортона сильно забилось: он не был подготовлен к такому признанию. Спокойный разговор — и вдруг…
      Невероятно, но они в один миг зашли так далеко! В самой глубине души Мортона забрезжил слабый луч надежды, но беспокойство не проходило: интуиция подсказывала ему, что признания Лорана опоздали на двенадцать часов.
      — Четырнадцать лет назад, когда положение на Диамондиане начало беспокоить верховное командование на Арктуре-9, мы завербовали молодого физика и внедрили его сюда для изучения этого магнитного поля. Все время своего исследования он носил при себе защитную аппаратуру. Десять лет назад ему дали сверхмощную защиту — здание типа D.А.R. и официальное прикрытие — маленькую командную должность начальника передового военного поста в Каподочино-Корапо. Физика зовут Марриотт, и, согласно его докладам, он нашел возможность в какой-то мере установить контроль над здешним магнитным полем.
      Тревога Мортона усилилась. «Неужели все мои старания были зря?» Он почувствовал на себе тяжелый взгляд и услышал серьезный голос:
      — Сегодня утром мы не смогли связаться с Марриоттом, Чарлз. Вот почему я ввожу вас в курс. Не могли бы вы срочно отправиться туда и узнать, что произошло?
      — Месье… — Это было все, что смог сказать Мортон. Он был слишком ошеломлен и только начинал очень смутно осознавать, что посту угрожает катастрофа. Голос Лорана доносился до него словно из глубины туннеля.
      — Возможно, вы задавали себе вопрос, почему некоторые мои лучшие помощники и я сам никогда не покидаем эту часть дворца. Дело в том, что это крыло здания защищено от воздействия планетарного энергетического поля. Мы связаны с защитной системой поста Корапо.
      Мортон медленно выпрямился. К. нему, вернулась ясность ума. Он пробормотал, повторяя за послом, как эхо:
      — Это крыло… защищено?
      Значит, вот почему Тьма до сих пор не тронула их.
      Он с новой надеждой огляделся вокруг, рассматривая сверкающую комнату. Если это так, то и он сам сейчас защищен. Может быть, если он скажет Лорану правду в этом защищенном месте, он не рискует вызвать немедленный ответ со стороны Тьмы?
      Раньше чем Мортон смог принять решение, он услышал, что Лоран говорит ему.
      — Особенно нас обеспокоило то, что сегодня ночью защитное поле, которое Марриотт установил для нас, внезапно исчезло. Крайне необходимо, чтобы вы как можно скорее отправились туда и разобрались в этом на месте.
      В тот момент, когда Лоран замолчал, он зажмурил глаза и замер. Это оцепенение продолжалось довольно долго. Выйдя из него, посол снова обратился к Мортону;
      — Извините меня: все это, кажется, отразилось на моем самочувствии, и я периодически чувствую головокружение. Кстати, я заметил, что вы, кажется, страдаете тем же заболеванием.
      Это соображение было высказано не вовремя: в тот момент Мортон был не в состоянии говорить. Лоран продолжил:
      — И еще вот что. Чтобы развеять скуку весьма тоскливого ожидания, я забавлялся небольшой умственной игрой — представлял себя полковником Чарлзом Мортоном.
      Он дружески улыбнулся настоящему Мортону и пояснил:
      — Прочитав один из ваших докладов, я не мог заснуть и представлял себе, что вижу те события, которые вы описывали. Признаюсь, я даже пробовал повторить ваши движения. Я пытался, просто для упражнения своего ума, мысленно прожить вашу жизнь, такую, какой я ее представлял. Судя по докладам, которые лежат у меня на столе, — добавил он, похлопывая ладонью по пачке бумаг, — мои усилия не увенчались успехом. Если верить этим обвинениям, в последние дни вы совершили кое-какие небольшие правонарушения: побег из больницы, похищение пленного ирска и…
      Мортон открыл рот от удивления.
      Посол улыбнулся и поднял руку.
      — Не надо ничего объяснять сейчас. Однако я уверен, что, когда наступит время, вы сможете взглянуть в глаза своим обвинителям и сказать им, что офицеры секретных служб иногда бывают должны действовать быстро. Вы свободны, полковник.
      Мортон не сдвинулся с места. Он спросил:
      — Вы верите Мариотту?
      Долгое молчание. Потом глаза на бледном лице немного расширились.
      — Он человек, и потому, само собой разумеется, на нашей стороне.
      В свою очередь немного помедлив, Мортон покачал головой.
      — Очень хорошо, я буду действовать так, словно это правда.
      Несмотря ни на что, он не мог решиться уйти. Наконец он прямо спросил:
      — Ваше превосходительство, где мы с вами встречались раньше?
      Молчание. Серые глаза посла расширились и пристально взглянули на Мортона. А потом…
      Лоран встал и быстро вышел из-за огромного сверкающего стола, протягивая Мортону руку.
      — Вы дошли до этого! Поздравляю вас, полковник!
      Через секунду он схватил руку Мортона и крепко пожал ее. Сделав это, посол сообщил Мортону некоторые подробности о том, что вопрос полковника показывал в отношении степени его развитости как последователя определенной логики.
      Внезапно Мортон отшатнулся от собеседника.
      — Господин посол! Вы хотите дать мне понять, что вам около четырехсот лет?
      — Да, — спокойно ответил тот. — И то, что вы узнали меня, а я заподозрил это, как только вы вошли в мой кабинет, означает, что вы можете быть приняты на первый уровень братства определенной логики. Я счастлив за вас, полковник. Так бывает всегда: тысячи часов работы — и наконец клетки начинают выстраиваться как нужно.
      — Но, — робко попытался не согласиться Мортон, — где же мы встречались раньше? Почему я не могу этого вспомнить?
      Лоран еще раз успокаивающе улыбнулся.
      — Мы никогда не встречались до последнего времени, Чарлз. Я кажусь вам давно знакомым потому, что люди определенной логики автоматически узнают друг друга. Вы, разумеется, уже испытали тягу к себе женщин… Однако, — уже серьезнее добавил он, — я должен вас предостеречь: нас так же легко убить, как остальных людей. Но если мы не погибаем насильственной смертью, то можем надеяться на весьма продолжительную жизнь.
      Мортон призвал на помощь всю свою силу воли: за чистейшую правду, которую открыл ему Лоран, тот заслужил в ответ столь же полную искренность.
      — Теперь моя очередь предостеречь вас, господин посол. Пытаясь быть мной, вы, возможно… подключились… к моему двойнику там наверху, в магнитном поле. Честно говоря, я еще не знаю, к чему это может привести.
      Сказав это, Мортон повернулся и вышел из кабинета.

      Мортон отправился в Каподочино-Корапо вместе с Луфтелетом. На протяжении всей дороги движение было очень оживленным. В очередной раз наблюдая, как улыбающиеся водители на предельной скорости пересекают двойную желтую линию, Мортон подумал: не может быть, чтобы и через тысячу лет эти маленькие машины так же мчались, словно сумасшедшие.
      Но определенная логика, разумеется, убеждала его, что эти автомобили всегда будут ездить по улицам (конечно, при лучшем общественном строе) и что за рулем всегда будут сумасшедшие Конструкция межсредного мотора, который стоял на всех этих машинах, не изменялась более тысячи четырехсот лет. Он, конечно, сильно шумел, но работал на азоте — «мертвой» части воздуха, на горючем, которое всегда будет бесплатным. Трудно представить себе какое-нибудь усовершенствование в этой конструкции. Может быть, однажды какой-нибудь гений придумает, как заставить эти ужасные маленькие механизмы работать молча.
      Через минуту после отъезда Мортон попытался усмирить Луфтелета.
      — Над силлогизмами Аристотеля смеялись еще задолго до двадцатого века, однако они не лишены определенной чистоты. Когда их применяют там, где этого требуют обстоятельства, в подходящем контексте, они оказываются достаточно верными.
      Ответа не было. Старый майор, сидевший за рулем, мрачно смотрел на дорогу, но Мортону показалось, что на его липе смутно отразилось презрение. Мортон упорно продолжал:
      — Большую часть того, что мог доказать силлогизм, все знали и без него. То, что он не мог доказать, тоже знали. Поэтому в древние времена образованные люди за неимением лучшего применяли эту систему там, где она применима. Жизнь была достаточно простой. Мрачной, но простой. Так человеческий мозг перешел границу между системой и реальностью. Логику, которая в двадцатом веке пришла на смену силлогистической системе, смело назвали современной, словно ее открыватели наконец нашли истину. Разумеется, это было неверно.
      Эта логика основывалась на принципе «или-или»: «там, где находится Эдуард, Мэри не находится». Такой подход, как тогда говорили, был крайне полезен в больших компьютерных системах обмена информацией. Это были времена, когда инженер, если ручка, реле или транзистор не работали, мог, разозлившись, крикнуть: «Господи, пусть нам принесут другой элемент К2В!»
      А потом в двадцатом веке наступил тот роковой день, когда все компьютеры в мире отказались работать. Газеты позже сообщили об аварии. Это явно было не совсем верно, но так показалось людям.
      Много дней ученые разбирались в кошмарном порождении логической системы, основанной на математике, — система утверждала, что не существует десятка совершенно одинаковых яиц иди транзисторов, короче говоря, не существует «серии».
      Это было неверно.
      В день этой всеобщей аварии (авария ли?) все яйца на Земле приняли гордый вид и заявили; «Я тоже индивидуальность!»
      Разумеется, предметы и системы, которые провозгласили это, были не яйца, а сложные американские и западноевропейские изделия, полностью механизированные и электронные. Ни одна логическая система не могла работать с таким количеством уникальных объектов. Так вот, определенная логика, по законам которой работают современные вычислительные системы начиная с двадцать девятого века, состоит в том, что…
      Размышления Мортона вдруг резко оборвались: он был сброшен из мира мысли на землю, в Новый Неаполь. Перед ним было настоящее пиршество для глаз.
      Их маленькое злобное механическое чудовище только что взобралось на очередной зеленый холм. На этот раз Мортон не увидел новых жмущихся один к другому домов: город кончился. Суша почти исчезла, и слева раскинулась бескрайняя водная гладь. Над ней сияли лучи мягкого света, отражавшиеся в переливающейся опаловым блеском воде. Мортон залюбовался горизонтом и прозрачным, как хрусталь, морем, а когда увидел сверкающую искру — остров Капри, который обычно был скрыт туманом, у него перехватило дыхание от восторга.
      Это напомнило Мортону, как Марриотт сказал ему, что наконец нашел место, где хотел бы провести остаток своих дней. Марриотт, конечно, принял это решение уже достаточно давно. Но полковника Чарлза Мортона такие мысли никогда не тревожили по-настоящему.
      Вдруг он почувствовал искушение. «Почему бы и нет? — спросил он себя. — Почему бы не жениться на этой девушке?» В конце концов, он тоже не ангел. Он занимался любовью со многими женщинами и достаточно долго, по крайней мере до того дня, когда его метод вдруг стал ему противен.
      Провести всю жизнь в восхитительном Новом Неаполе было бы… Что такое? Еще раз его мысль мгновенно остановилась. Мортон на долю секунды закрыл глаза. «Я схожу с ума, — в ужасе подумал он. — О господи, вся эта планета просто кипящий ад!»
      Полковник уселся поудобнее и стал глубоко дышать. Немного успокоившись, он догадался, что теперь в его кольце мысленной связи были и другие лже-Мортоны и их коллективные чувства уже влияли на него. В тот момент, когда полковник осознавал это, великолепное море исчезло из глаз. Они обогнули вершину, проехали вдоль нескольких маленьких холмов, спустились по длинному склону и оказались по соседству с Каподочино-Корапо.
      Следуя указаниям Мортона, Луфтелет поставил машину так близко к военной базе, как позволяли другие припаркованные машины. Оба офицера вышли из автомобиля. Луфтелет направился прямо к двери поста, а Мортон перешел через улицу, обернулся назад и стал рассматривать странное маленькое здание.
      Оно было темного цвета и казалось каким-то сплющенным. Чтобы вписаться в горный пейзаж, оно должно было бы иметь крышу со скатами и высокие островерхие башенки. Но оно их не имело. Крыша была из какого-то бурого металла, стены из чего-то, похожего на волнистые тусклые листы железа Окон не было.
      Здание казалось достаточно высоким, а внутри было наверняка много комнат. Так, вероятно, могла бы выглядеть казарма. Но большим или маленьким был пост, не играло никакой роли: Мортон знал, что размер здания значит ничтожно мало, когда в одном кубическом сантиметре могут уместиться тысячи сопротивлений, проводов, транзисторов и других элементов электроники. Внутренняя и внешняя обшивки этого здания были созданы из искусственного материала, сверхустойчивого к ударам, ко всем видам энергии и так далее — короче говоря, практически ко всем отрицательным воздействиям. Между двумя слоями этого невероятно стойкого материала находилась такая сложная сеть приемников, передатчиков и детекторов, что ни один человеческий мозг не смог бы охватить ее целиком. Более ста строительных компьютеров работали вместе, чтобы спроектировать это здание.
      Довольно неприятно так поздно обнаружить, что начальником этого поста был назначен Джеймс Марриотт — человек, который имеет впечатляющие дипломы по физике, но совершенно лишен чувства верности…
      Через минуту Мортон вошел в дверь поста. Еще через несколько секунд, вручая подчиненным Мариотта приказ о том, что обязанности командира поста целиком и полностью переходят к нему, Мортону, он узнал, что Мариотт покинул базу на рассвете и до сих пор не вернулся.
      — Он велел нам вызвать санитарный вертолет, господин полковник, и увез на нем больную.
      — Больную?
      — Да, господин полковник, женщину, она была без сознания.
      — Вы знаете имя этой женщины?
      — Оно записано у меня здесь, — пробормотал охранник, наклоняясь над своим списком. — Она приехала позавчера вечером. Вот, Изолина Феррарис.
      «Значит, вот где она укрылась. Ну и ну!» — подумал Мортон.
      Он не мог найти этому никакого объяснения. Немного сбитый с толку этой новостью, Мортон обошел некоторые рабочие комнаты поста, ведя за собой Луфтелета. Они обнаружили, вернее, Луфтелет обнаружил, что из всех цепей была отключена лишь одна — та, которая окружала защитным полем дворец Комиссии по Переговорам. «Сделано ли это сознательно?» — спросил себя Мортон. Этот вариант явно был первым, который приходил на ум.
      Похоже, ничего серьезного. Выходка Мариотта выглядела почти жалкой Однако она заставляла думать, что Мариотт отрезал себе все пути к отступлению. Мортон, дождался, пока Луфтелет опустил четыре рубильника, включавшие эту цепь.
      — Дворец снова защищен? — спросил он. Луфтелет пустился в долгие и малопонятные объяснения. Мортону понадобились весь его ум и все внимание, чтобы сделать вывод, что эта галиматья означает «да». Он подавил в себе желание еще раз попытаться пробить брешь в обороне этого не желавшего контактировать с ним сумасшедшего человека. В конце концов Мортон предпочел пройти по сверкающему коридору в аппаратную. Ему хватило одного взгляда, чтобы смутное желание проверить, в каком состоянии находится собранная здесь техника, испарилось: длинная узкая комната была так набита различными приборами, что свободным оставался лишь небольшой проход у боковой стены.
      «В нашем мире мы просто вынуждены полагаться на заслуживающих доверия техников», — невесело подумал Мортон. Через несколько минут он снова встретился с Луфтелетом в личном кабинете Мариотта. Выбора нет, неохотно подумал Мортон, и к тому же до глобальной катастрофы на Диамондиане оставалось совсем немного времени. Может быть, в случае с Луфтелетом старый как мир прием — напоминание об ответственности — даст результат, которого не смогли достичь доводы разума.
      — Майор Луфтелет, вы останетесь здесь и будете командовать этим постом, пока не получите новых указаний. В случае возвращения официального командира поста, капитана Марриотта, вы временно будете его начальником.
      — Слушаюсь, господин полковник! Я прикажу прислать сюда мою деловую документацию.
      — Считаете ли вы нужным сказать мне еще что-нибудь перед тем, как я уйду отсюда?
      Осматривая приборы и устройства управления, собранные в здании поста, Луфтелет заметил много особенностей его автоматики, но посчитал их слишком «техническими», чтобы обращать на них внимание Мортона. Поэтому он ответил
      — Нет, господин полковник.
      После этого отрицательного ответа майор выпрямился и стоял очень спокойно. Его взгляд был ясным, и лицо выражало полнейшую безгрешность. Весь облик майора дышал душевной чистотой добродетельного человека, который очень умен и знает предел возможностей менее мудрых, чем он, людей, а потому ведет себя по отношению к ним со всеми спокойствием и сдержанностью вежливого человека.
      — Прекрасно, — сказал Мортон.
      Луфтелет проводил его до выхода. Мортон открыл дверь, даже переступил одной ногой через порог — и вдруг повернулся к Луфтелету, который остановился возле охранника В последний момент полковник интуитивно почувствовал, что должен сделать все на свете, чтобы найти вопросы, которые заставили бы его подчиненного ответить содержательно
      — Если я приведу в действие всю эту машину, будет ли она работать в полную силу?
      — Она в рабочем состоянии, господин полковник.
      — Автоматика здания будет работать как единое целое и выполнит то, для чего была создана? Другими словами, если исходить из названного вами числа 138000, это здание сможет продержаться в рабочем состоянии в течение девяти минут, сражаясь против всего на свете?
      — Так точно, господин полковник, — подтвердил майор.
      Что-то в поведении этого человека продолжало тревожить Мортона.
      — Не повторите ли вы мне, что происходит, когда здание находится в рабочем состоянии?
      Луфтелет терпеливо рассказал это Мортону. Полковник услышал точно то же, что понял в первый раз. И все же тон майора, поведение и манера говорить снова вызвали у Мортона беспокойство. Он сделал последнее усилие.
      — Майор, — искренне заговорил он, — вполне возможно, что в час «Ч» я действительно отдам этой чудесной технике команду перейти в боевое положение. Если в этот момент она не сработает правильно, мы рискуем потерять эту планету, а вы, если аппаратура поста не отреагирует в точности так, как должна, самое меньшее предстанете перед военным советом. Хорошо подумайте об этом и скажите мне, действительно ли вам совершенно нечего добавить. Можете не сомневаться — я сейчас говорю с вами на эту тему в последний раз.
      Если настойчивый тон начальника и подействовал на майора, это не было заметно. Луфтелет с достоинством ответил:
      — Господин полковник, если мне когда-либо придется предстать перед военным советом и я получу возможность обратиться к равным мне специалистам, чтобы они подтвердили мои познания в технике, я буду полностью оправдан. Именно это вы хотели узнать?
      — В определенном смысле — да.
      Мортон отошел от майора и направился к своей машине. Но по пути к ней он еще раз обернулся назад и остановился.
      Полковник помнил, как много всего он еще должен сделать до вечера, но все же решил потратить время и осмыслить результаты поездки на пост. Он попытался убедить себя, что Луфтелет фактически сказал именно то, что он желал от него услышать.
      Превратил ли он руками майора это здание в оружие, на которое сможет рассчитывать как на помощь против надвигающейся бури?
      Мортон с сожалением пришел к выводу, что нет.
      Он почувствовал себя подавленно и понял почему: его беспокоило, что он не выполнил ни одной из задач, которые поставил себе, выезжая на этот пост. Второе намерение — разобраться, что представляет из себя Марриотт, естественно, оказалось невыполнимым, раз капитана не было на месте.
      «Если бы я хота бы мог управлять своим взаимодействием с моим двойником в магнитном поле», — сказал себе Мортон. В тот момент, когда у него возникла эта мысль, полковник почувствовал: то, что он обдумывал, возвращаясь из Нусеа, возможно. Быть двойником! Позволить себе что-то вроде умственных челночных рейсов в виде зрительной иллюзии. Мортону даже показалось, что он мог бы проверить это предположение и при этом попытаться найти лейтенанта Брэя. А потом, точно узнав, как это делается, он сможет искать Марриотта,
      На долю секунды полковник забыл, что должен быть настороже, и в его уме зазвучал знакомый баритон:
      «С вами говорит Оружие Лозитина по Системе Махала. Я и Махала заключили между собой союз. Мы хотели бы точно знать, где вы сейчас находитесь».
      — Что? — ошеломленно спросил Мортон.
      Майор Луфтелет соображал не слишком быстро и потому, когда его начальник упал, лишь смотрел, оцепенев от изумления, на привалившееся к косяку двери тело.
      Не веря своим глазам, майор заморгал, прочищая зрение (с мыслью, что бог восстановил справедливость и очень быстро отомстил за него), и услышал, как часовой вызывает дежурного лейтенанта.
      Через минуту Мортон был перенесен в комнату охранников и часовой снова стоял у телефона, вызывая санитарный вертолет.
      Разумеется, Луфтелет педантично выполнил свой долг дождался, пока санитары-ирски погрузили бесчувственное тело Мортона в свою машину, и проследил взглядом за вертолетом, когда тот взлетал.

      Мортон почувствовал, что лежит на боку. И тело, в котором он находился, должно быть, спало, потому что он потянулся и проснулся.
      В его уме возникли мысли Дэвида Керка.
      «О-о! — заговорил баритон. — Это подает нам надежду на будущее: вы наметили как цель лейтенанта Брэя, а установили духовное братство со специальным секретарем Дэвидом Керком. Система Махала и я считаем, что эта способность, если ее можно будет развить и присоединить к вам других представителей человеческого рода, позволит нам распространить власть Системы Махала на всю человеческую Галактику».

* * *

      Знакомая пустота. Первое чувство — изумление, отчасти сковавшее ум. Последующие действия Мортона, как он осознал позже, были относительно разумными. Во-первых, он сделал верный вывод, что оказался в этом неприятном положении из-за того, что его выбор способа перемещать свое сознание из тела в двойник был правильным. Кроме того, — и это было еще важнее — его подключение к Дэвиду Керку доказывало, что старания внести путаницу в ум или механизм Тьмы оказались успешными.
      Все, кого выбрал компьютер — диамондианцы, диамондианки и солдаты Земной Федерации, всего десять тысяч человек — фантастическое количество, — были теперь элементами «серии» полковников Чарлзов Мортонов. Немного пугало Мортона то, что Тьма считала это хорошим. Но, во-первых, она заблуждалась, а во-вторых, ее целью было установить свое господство над всем живым во Вселенной. Когда сюда прибыли первые поселенцы-люди, ирски были полностью уравнены между собой. Все ирски были для Тьмы одним существом, хотя и сохраняли подобие индивидуальности благодаря своим странным именам, не похожим одно на другое. Значит, они выжили, различаясь только именами.
      Но к тому, что сделал он сам, этот опыт не был применим. Все эти люди носят одно и то же имя… Он спрятался. Теперь она (или они?) не сможет найти его, Мортона, настоящего.
      Мортон был восхищен этим, но, несмотря ни на что, к восхищению примешивалось сомнение. Есть ли у него что сказать Дэвиду Керку? Мортон не мог придумать совершенно ничего.
      Полковник решительно вызвал в своем уме нужный образ: мысленно увидел себя «наверху» в магнитном поле. Мгновенно он оказался там, в сером тумане, Сработало!
      Восторг от победы был таким огромным, что Мортон долго не мог ни делать что-либо, ни думать о чем-нибудь. Наконец большим усилием воли он погасил это счастливое возбуждение и в первый раз подумал о последствиях соглашения между Тьмой и Оружием Лозитина Набравшись смелости, Мортон задал вопрос:
      — Как вы заключили союз?
      Его вопрос был оставлен без внимания — вместо ответа баритон сам задал вопрос:
      «Где ваше тело?»
      За этим последовала пауза, которая превратилась в долгое молчание. «Если я отвечу им правду, это мне не повредит: я в здании поста Корапо, в единственном месте, где Тьма не может до меня добраться».
      Но эта мысль сменилась другим чувством, которое заставило Мортона молчать. У Мортона в его работе профессионала-разведчика было правило — никогда не давать информацию возможному противнику. Применительно к данной ситуации это означало воздержаться от любых необдуманных действий. Воздержаться от любых действий вообще.
      Мортон почувствовал, что малейшая ошибка в его рассуждениях будет гибельной. «Вспомни, — сказал он себе, — что это существо требует истребления всех диамондианцев до единого».
      После этого ум Мортона заполнили размышления, которые удерживали его там, где он был.
      «Обдумай все свои возможные действия, даже самые незначительные, но ничего не делай, не будь нигде и жди, — приказал он себе. — Твердо верь, что угроза геноцида реальна. Поэтому оставайся там, где находишься, до тех пор пока…»
      До каких пор — об этом он не имел ни малейшего представления.

      Изолина проснулась и сразу же почувствовала, что находится в полете. Впереди сидели два ирска, один из них был за штурвалом. Возле ее сиденья, спинка которого была откинута, что превратило его в кушетку, сидел хмурый с виду Марриотт.
      Осматриваясь, Изолина, должно быть, шевельнулась, потому что Марриотт повернулся и внимательно посмотрел на нее.
      — Вы проснулись, — констатировал он, хотя никакой пользы от этих слов не было.
      Быстрый ум Изолины уже понял, что произошло.
      — Этот стакан. В нем было снотворное! — обвинила она Мариотта.
      Физик печально кивнул.
      — Я посчитал, что разговор ни к чему ни приведет, — сказал он.
      В этот момент молодая женщина почувствовала насторожившие ее сигналы своего организма: непривычную вялость, слабость и сильное желание сходить в ту комнату, что находится рядом с ванной.
      — Сколько времени я пробыла без сознания? — спросила она.
      — Сегодня пошел второй день. Я не знал, что с вами делать, — неохотно ответил Мариотт.
      Изолине было нужно время, чтобы хорошо осмыслить эту информацию и почувствовать потрясение от того, что так много часов прошло незаметно для нее. Однако она уже снова начинала размышлять. Ее следующий вопрос вел ее прямо к цели. Она не стала интересоваться мелкими промежуточными тайнами, а прямо спросила:
      — Что вы знаете о Тьме?
      На этот раз колебание Мариотта было незаметным. Слегка дрожащим голосом он рассказал молодой женщине о том, как Мортон победил его. Изолина не могла, опомниться от его рассказа.
      — Вы хотите мне сказать, что полковник Мортон уже два дня подключен к центру управления Тьмой и остается подключенным к нему сейчас?
      — Я поступил необдуманно, когда взломал дверь в машине лейтенанта Брэя, — признался Марриотт. — Но дело в том, что я хотел заставить Мортона покинуть эту планету уже давно, после тех вопросов, которые он мне задал, когда только что прибыл сюда. Я сказал себе, что этот человек опасен для моих планов.
      Изолина задумалась. Казалось, ее беспокойство стало сильнее. Вдруг у нее возникла мысль:
      — Но когда я виделась с полковником Мортоном, он, наверное, уже был подключен к центру управления Тьмой. Не похоже, чтобы это принесло полковнику много пользы.
      — Я уверен, что он не имеет ни малейшего представления о том, что ему надо делать, и, не собираюсь объяснять ему это. Но сам я все потерял, — сказал Мариотт.
      — Что вы потеряли? Что такое эта Тьма?
      — А что такое правительство?
      — Группа лиц, которые управляют.
      — Нет, — с невеселой улыбкой возразил Марриотт, — правительство — это ваше согласие дать управлять собой.
      — Но это же смешно! Это значит, что там, наверху, на самом деле нет ничего!
      — Вы правы.
      — Так это и есть Тьма?
      — Совершенно верно.
      — Тьма — ничто?
      — Понимаете… правительство сильно настолько, насколько велико согласие, которого оно добивается от своего народа. В случае ирсков, когда миллиард энергетических двойников их тел входит в магнитное поле этой планеты, эта сила оказывается колоссальной.
      — Тогда, что не в порядке?
      — Диамондианцы.
      — Что вы хотите этим сказать?
      Марриотт лихорадочно объяснил ей, что большая возбудимость диамондианцев постепенно вызвала сходную реакцию у сверхчувствительных ирсков, и возникавшая при этом летучая эмоциональная энергия, естественно, воспроизводилась «в поле наверху».
      — Поврежден сам механизм поля. Это как если бы армия и чиновники вышли из-под контроля, и каждый стал делать, что хочет. Если вы можете себе представить, что все диамондианцы этой планеты стали неуправляемыми…
      — Но мужчины такие и есть! — возразила Изолина.
      Лицо Марриотта осветилось усталой улыбкой.
      — Нет, мое милое дитя, это лишь впечатление, которое может время от времени возникать у женщины с сильной интуицией. На самом деле диамондианцы прекрасно поддаются управлению.
      — Ирски тоже, даже еще лучше!
      — Двойники выделяют в магнитное поле слишком много энергии, могу вас в этом заверить, — заявил Марриотт.
      Быстрый ум Изолины снова сделал скачок вперед.
      — Что теперь будет?
      Прежде чем Марриотт смог ответить, их вертолет начал резко снижаться.
      — Что происходит? — крикнул Марриотт, наклонившись к пилоту.
      — Мы должны приземлиться у границы Оврага Гиюма. Женщину надо связать и нести на носилках, — ответил второй ирск.
      — Кто отдал такой приказ? — холодно спросил Марриотт.
      — Мгдаблтт. Он со своими войсками занял ваш аппарат.
      — Ах, вот оно что…
      Марриотт откинулся на спинку сиденья. У него было мрачное лицо человека, подавленного тяжелым горем. Изолина вопрошающе взглянула на физика. Наконец он нашел в себе силы изобразить на лице улыбку и ответил молодой женщине:
      — Я свергнутый король, и сейчас меня вдруг заставили шагать в строю, как любого другого.
      Какое-то время оба человека — мужчина и женщина — молчали. Потом Изолина осторожно выпрямилась, подняла спинку сиденья, превратив его в кресло. Похоже молодая женщина чувствовала себя неспокойно.
      — Овраг Гиюма? — негромко и быстро спросила она. — Это сейчас самое опасное место на всем фронте. Что мы там будем делать?
      — Там находится корабль, — сказал Марриотт со своей невеселой улыбкой. — Когда я в первый раз покорил Систему Махала…
      — Покорили что?
      — В конце концов, вы же не думаете, что магнитное эле так и называется «Тьма» в честь того, что человеческий мозг как бы проваливается в темноту на те пять минут, когда ускоряется пульс? Что бы там ни было с Системой, но несколько лет назад ирски захватили один из самых больших межпланетных кораблей диамондианцев. Я велел закопать его под одним из утесов в Овраге Гиюма. Это был своего рода мой штаб, что-то вроде королевского дворца.
      Мысли Изолины мчались намного быстрее слов Марриотта, перебирая все возможности, которые раскрывали перед ней объяснения физика. Вдруг она прервала его:
      — Значит, именно поэтому вы устроили так, чтобы мирные делегации встречались в этом овраге?
      — Кто мог предположить, — тяжело вздохнул Марриотт, — что они вступят друг с другом в бой и развяжут такую войну, что мое отдаленное убежище окажется в центре самых ожесточенных боев между ирсками и диамондианцами? Уверяю вас, этого я не предвидел.
      — Но…
      Изолина замолчала: она внезапно увидела через полупрозрачные стенки вертолета вместо неба, которое было за ними до сих пор, холм, поляну и сверкающую воду ручья.
      Легкий толчок аппарат приземлился. В дальнем конце поляны появились ирски — около десяти бойцов, которые бежали к маленькому вертолету.
      Изолина испугалась и потеряла надежду на спасение.
      — Джеймс, почему вы поставили меня в такое опасное положение?! — воскликнула она.
      — Эти существа такие же, как диамондианцы: в том, что вы дочь генерала, они видят возможность какого-то выигрыша в будущем. Поэтому они настояли на своем.
      Изолина помолчала, потом вдруг поняла смысл его слов и в тоске и тревоге спросила:
      — Перед тем как я дам им связать себя, не попросите ли вы, чтобы они разрешили мне сходить… в ванную?
      — Вам придется довольствоваться кустами, — предупредил Марриотт.
      — Да, конечно, мне все равно куда, только поскорее!

      Огромное и жгучее диамондианское солнце взошло в это утро над планетой, катившейся, если можно так сказать, в пропасть катастрофы. Его огненные лучи ударили по Новому Неаполю, и люди, выходившие из своих кондиционированных домов, вздрогнули при мысли о душном утре, об изнурительном дне, о прокаленном жарой вечере.
      Эти лучи зарывались в листву джунглей Оврага Гиюма, где группа диамондианцев с трудом продвигалась по тропе в полумраке под густыми кронами деревьев. Это был небольшой отрад примерно из тридцати человек; двое из них несли носилки с лежавшим без чувств Дэвидом Керком, которого все они считали полковником Чарлзом Мортоном из Комиссии по Переговорам. Накануне участники мирной делегации диамондианцев получили от своих проводников-ирсков такие указания: идти как можно быстрее вперед к такой-то поляне и там дождаться конца дня. Затем по сигналу делегаты должны были бежать к космическому кораблю. Внутри него должна была произойти встреча договаривающихся сторон.
      Никто не должен был иметь при себе оружия. Никаких исключений, ничего, даже крошечного ножа.
      — Мы не желаем повторения ошибки, сорвавшей первую встречу, — передали ирски.
      Руководители диамондианцев дали слово, что все придут безоружными.
      Приходя в себя на носилках, Дэвид Керк вспомнил, что однажды, довольный собой, подумал вслух: я знаю, что пробуждение Дэвида Керка никогда нельзя спутать с пробуждением от сна обычного человека. Дэвиду было около двадцати восьми лет, и уже примерно десять лет (с тех пор, как он нашел свое собственное решение задачи, как победить феминистские союзы, — денежное) он каждое утро возвращался к жизни рядом с хорошенькой проституткой или другой доступной женщиной.
      «Без лишнего хвастовства можно сказать, что я, Дэвид Керк, аморален всегда — и бодрствующий, и спящий», — подумал молодой чиновник, наслаждаясь этой мыслью. Аморален до того, что даже в моменты перехода от сна к бодрствованию, когда сознание работает нечетко, та детская чистота, которая бывает в душах даже самых закоренелых преступников, была совершенно чужда Дэвиду.
      Первыми чувствами Керка, когда Мортон разбудил молодого секретаря, случайно включив механизм духовного братства с ним, были потрясение и удивление: приоткрыв глаза, Керк увидел джунгли. Через несколько секунд Керк с изумлением понял, что его руки и ноги связаны. А потом его природная хитрость взяла верх над остальными чувствами.
      Она не дала Керку ни заговорить, ни назвать свое имя. Напротив, Керк снова закрыл глаза и стал обдумывать эту странную ситуацию
      Но Керк не смог никого обмануть: у диамондианцев острые глаза, от которых не ускользает ни одна подробность того, что они видят. Все, кто окружал носилки с Керком, увидели, как он приоткрыл глаза, и обменялись многозначительными взглядами.
      Новость была передана по цепочке командирам колонны, те пришла взглянуть на Керка и тоже с понимающим видом покачали головами, заметив с типично диамондианской остротой восприятия, что сон того, кого они считали полковником Чарлзом Мортоном, был притворным. — После короткого совещания колонна остановилась посреди джунглей. Носилки были опущены на землю. Проводники-ирски вежливо ждали в стороне, а глава делегации, два его адъютанта, два из четырех юридических советников, связной офицер (диамондианский полковник) и его адъютант (капитан) окружили своего заложника. После того как Дэвида Керка слегка встряхнули и два раза строго прикрикнули на него: «Полковник Мортон, мы знаем, что вы проснулись», он открыл глаза, принял как должное имя, которым его назвали, и пожелал переговорить наедине с равным себе по званию — диамондианским полковником. Остальные с огорчением отошли в сторону. Находчивый Керк сообщил этому офицеру, что его, «Мортона», отец «стоит» сто миллионов федеральных долларов (что было верно относительно Дэвида Керка) и не пожалеет большого выкупа за любимого сына. Поэтому пусть полковник, собрат по оружию, освободит его, и как можно скорее. Он, «Мортон», дает свое слово полковника, что деньги — около миллиона — будут переданы тайно.
      Естественно, его диамондианский коллега начал умело торговаться, чтобы удовлетворить и других членов своей группы. Он предложил Керку-Мортону безопасность в обмен на деньги и на объяснение причины, по которой ирски так хотели завладеть главой разведки Комиссии по переговорам. Причина этого очень простая, объяснил Керк: на самом деле это он, Мортон, благодаря своему происхождению из богатейшей семьи был подлинным представителем для переговоров, неофициальным послом. Ирски узнали об этом. Понимая, что никакой договор не будет подписан, если с ним не согласится полковник Мортон, они решили силой вырвать у него согласие на новые миротворческие меры, не зная, что он хочет только одного — дать свое согласие на любые мирные переговоры.
      Эти признания были переданы остальным членам делегации и показались им вполне правдоподобными. Похитители мнимого Мортона успокоились. Напряжение исчезло, они были счастливы и говорили себе, что теперь успех их задачи обеспечен.
      Ближе к концу дня появился разведчик-ирск. Он недолго поговорил с ирсками-проводниками. Потом, получив разрешение у диамондианских руководителей, он подошел к Дэвиду Керку, наклонился над ним и спросил у Керка, действительно ли тот полковник Чарлз Мортон из Комиссии по Переговорам.
      Дэвид, разумеется, ответил утвердительно. Когда его ответ был с помощью Тьмы передан по мысленной связи делегации ирсков, ожидавшей разведчика, а от нее группе ирсков, которая надеялась вот-вот увидеть подлетающий вертолет с Лозитином и «настоящим полковником Мортоном» (лейтенантом Брэем) на борту, возникла путаница, в которой ни один ирск не мог разобраться, так как никто из них не обладал нужными для этого умственными способностями.
      Тем не менее, поскольку ирски в своих отношениях с людьми были учениками диамондианцев и реагировали так, как сделали бы их учителя, они очень обрадовались, что скоро и настоящий, и ложный Мортон будут в их власти, и с удовлетворением сказали себе, что тогда смогут быстро выяснить, кто из двоих настоящий.
      Однако каждый из этих ирсков немного встревожился, вспомнив о третьем Мортоне, — его вез санитарный вертолет, который скоро должен был приземлиться. Что ж, в любом случае скоро в их распоряжении будет и третий.

      Естественно, Герхардт не очень хорошо понял, что с ним произошло. Он кое-что знал о применявшейся в разведслужбах новой сверхсекретной технологии, по которой защитное устройство срабатывало автоматически при определенных изменениях в биении сердца разведчика, но до сих пор сам ни разу не испытывал на себе действие одного из таких устройств. Герхардт не имел защиты против подобной ловушки и потому попал в нее.
      Поскольку примененный метод не был рассчитан ни на то, чтобы убить, ни даже на то, чтобы действовать долго, врач открыл глаза меньше чем через полчаса после того, как потерял сознание, и увидел такую обстановку: он в вертолете, Зооланит за штурвалом, два других их спутника лежат рядом без сознания.
      Над этими двумя Герхардт постарался установить полный контроль — такой, чтобы они проснулись не раньше, чем через час и, разумеется, оставались под гипнозом еще несколько дней.
      Зооланит, не поворачивая головы, сказал врачу:
      — Доктор, у меня ваш химический пистолет и револьвер полковника. Я везу вас всех в Овраг Гиюма.
      Движением щупальца ирск небрежно указал на Лозитина.
      — Это его мы должны были захватить. Но мы интересуемся также полковником Мортоном. Кажется, полковников Мортонов несколько, и наши руководители получили от Тьмы указание уничтожить ложных Мортонов, так как они создают путаницу.
      Герхардт не мог усвоить сразу так много информации, поскольку не имел нужной подготовки. Так как он был не таким человеком, чтобы признаться в своем невежестве, если мог это невежество отрицать, он не попросил пояснений.
      На мгновение он подумал, не изобразить ли страх, но отказался от этого и предпочел спросить:
      — А я? Почему бы вам не высадить меня где-нибудь?
      Но Зооланит получил приказ и относительно него.
      — Ваши знания и подготовка могут быть нам полезны для устранения того, что ваше химическое оружие сделало с этими двумя.
      — Для этого я вам не нужен, — ответил врач. — Они проснутся самостоятельно через час.
      Герхардт не надеялся заставить ирска пересмотреть уже принятое решение и оказался совершенно прав: Зооланит не обратил на его слова никакого внимания.
      Вертолет продолжал лететь. Герхардт сидел тихо. Он не чувствовал ни радости, ни печали, ни гнева. В свои двадцать шесть лет (он выглядел моложе) Герхардт, насколько он знал себя, не имел никаких личных чувств — только знания и реакции, выработанные при обучении. Реакции Герхардта были буквально впечатаны в его нервную систему искусственными энергетическими силами, связанными с нервными импульсами его тела и мозга.
      На ситуацию, подобную той, в которой он находился сейчас, полагалось реагировать отсрочкой всех реакций.
      Значит, ждать И Герхардт ждал, но не с пустотой в мозгу. У него была привычка перед приходом пациента обдумывать историю его болезни. Сейчас молодой врач не ждал больного, который должен был прийти за консультацией, но положение Брэя и Лозитина было похоже на положение его пациентов. Герхардт обдумал каждое слово Зооланита, а также все, что подразумевалось в этих словах, и выбрал промежуточное решение: «Я позволю им обоим верить, что они свободны».
      Когда двое спавших проснулись и позже, когда аппарат приземлился и все четверо сошли на землю, Герхардт оставался в состоянии сознательного бездействия и нарушил его только раз: во время пути по джунглям нашел способ шепнуть Брэю-Мортону, что ложные Мортоны будут убиты.
      В конце концов, что делать?
      Герхардт не принял на этот счет никакого решения. «Отложить решение на потом! — приказал он себе. — Отсрочить реакцию! Ждать!»

      В первый раз, когда Мортон стал искать духовного брата, он выбрал целью Мариотта. Это была проверка, и полковник ничего не сказал. Он только наблюдал.
      Джунгли… и случайно он попал в сознание Мариотта в ключевой момент. Большая группа ирсков-партизан бежала через поляну, на ней стоял Марриотт около носилок, которые держали еще два ирска. Марриотт смотрел на приближавшуюся группу повстанцев, поэтому Мортон видел краем его глаза лишь верх носилок и мог только догадываться, кто лежал на них.
      Полковник сказал себе, что это, должно быть, Изолина.
      В тот момент, когда дилы-повстанцы появились на поляне, санитары поставили носилки на траву. Это движение отвлекло внимание Мариотта от повстанцев, он повернул голову и опустил глаза. На носилках действительно лежала Изолина.
      Она казалась печальной и беспомощной. Прекрасная диамондианская «поддельная проститутка» потерялась в джунглях, где она не могла применить свое тело себе на пользу.
      Боялась ли она? Взгляд ее глаз был тусклым, но скорее от слабости, чем от страха… может быть, это была апатия. Тем не менее в те несколько мгновений, когда Мортон мог наблюдать за Изолиной, он почувствовал, что молодая женщина отнюдь не побеждена: что-то в поведении Изолины говорило, что она внимательно смотрит вокруг, оценивает обстановку, наблюдает и слушает. Она даже села на носилках, чтобы взглянуть на тех, кто подходил.
      Марриотт тоже выпрямился. Мортон посчитал важным признаком, что дилы-повстанцы не обращали внимания на своего свергнутого правителя и говорили только с ирсками, которые несли Изолину.
      — Это действительно подружка того, у кого есть духовный брат? — спросил один из восставших.
      — Да.
      Спросивший дил, скользя на щупальцах, подошел к молодой женщине и наклонился над ней.
      — Как вы думаете, что попытается предпринять ваш друг, полковник из Комиссии?
      Марриотт снова повернулся к носилкам, так что Мортон смог не только услышать этот обмен репликами, но и увидеть говоривших. По лицу Изолины было ясно видно, что она насторожилась, как только ирск обратился к ней. Молодая женщина явно размышляла. После недолгого раздумья она ответила:
      — Полковник Мортон связан с разными видами деятельности Комиссии по Переговорам. Какой из них вы имеете в виду?
      — Произошла некоторая путаница при определении места, где находится настоящее тело полковника Мортона. В обычных условиях такая ситуация была бы желательной, поскольку взаимозаменимость облегчает для Тьмы управление большими группами. Однако в данном случае мы должны найти способ точно определить, какой полковник Мортон настоящий. Можете ли вы помочь нам, дать какую-нибудь подсказку?
      По лицу Изолины было видно, что этот вопрос был для нее трудным. Но она не имела никакого намерения признаться в этом, потому что быстро произнесла:
      — Как знают все, Комиссия по Переговорам находится здесь для того, чтобы позволить ирскам победить, поэтому настоящим будет тот полковник Мортон, который положительно относится к победе ирсков в этой войне, если только ирски не совершат действий, способных восстановить против них членов Комиссии.
      Мортон должен был признать, что ответ Изолины Феррарис был очень умелым. Теперь его еще сильнее тревожило, что он не может придумать, как спасти ей жизнь.
      Мортон снова попытался стать духовным братом с четверкой Брэй, Герхардт, Лозитин и Зооланит, выбрав как «точку зрения» доктора Герхардта.
      Впечатление спокойного внутреннего мира без эмоций. Окружающая обстановка: заросли деревьев, узкая тропа, густой тропический лес. Молодой психиатр шел позади Лозитина и, хотя их разделяло всего несколько метров, постоянно терял из виду молчаливого ирска среди этой плотной массы растений.
      Мортон слышал за спиной Герхардта звуки. Несомненно, этот шум создавали Брэй и Зооланит, но с того момента, как Мортон подключился к сознанию психиатра, тот ни разу не обернулся назад.
      Холодность этого человека была достойна восхищения. Герхардт действительно нисколько не был обеспокоен ситуацией, в которой оказался.
      При втором контакте с этой маленькой группой Мортон разместился в уме Лозитина, и это было неудачно: мозг ирска следил за тропой в густых зарослях и, похоже, действовал автоматически, на уровне подсознания. Во время своей учебы Мортон занимался химией, но ни разу не видел такого полного стирания личности.
      Ему было горько видеть, что ирск, который казался ему такой большой силой оттого, что в своей нынешней жизни владел Оружием Лозитина, вдруг стал ничем. Но, видимо, это было именно так: любезный и великодушный противник мятежа, неутомимый труженик теперь был настолько близок к нулю как самостоятельная величина, насколько это возможно для живого существа.
      «Могу ли я освободить его от гипноза?» — спросил себя Мортон. Так как полковник еще не был готов действовать и ограничивался наблюдением, к тому же не имел точного плана, который можно было бы противопоставить могучей власти противника, он лишь подумал это, но ничего не сделал.
      Скоро можно будет начать борьбу с небесным гигантом. Скоро, но еще не сейчас.
      Вернувшись в магнитное поле, Мортон сказал себе: то, что он может выбирать духовных братьев по своей воле, — явная победа. С высоты этого наблюдательного пункта, оставив свое тело в постели в военном здании в Корапо (что предпочтительнее) или в какой-нибудь соседней с ним больнице, он способен связаться с кем угодно, разумеется, кроме любого конкретного члена огромной серии Мортонов.
      Полковник еще два раза попытался связаться с Брэем. В первый раз он оказался в уме местного мужчины, который шел по улице незнакомого Мортону большого диамондианского города. Несколько минут Мортон наблюдал за внутренним миром диамондианца, потом вздрогнул и вернулся обратно.
      Второй раз он установил духовное братство с солдатом федеральной армии, который занимался сексом с проституткой. Это было интересно, но отбило всякое желание продолжать. Мортону было совершенно необходимо побеседовать с Брэем, но было похоже, что шанс на это один из десяти тысяч, значит, невозможно.
      Куда еще можно направиться, кто был бы полезен? С кем нужно связаться? Мортон несколько раз попытался мысленно увидеть двойника ирска у Оврага Гиюма — то светящееся существо, которое говорило с Хоакином после истребления мирной делегации диамондианцев.
      Все старания оказались напрасными, и это немного удивило Мортона. Но неудача явно указывала, что враг еще не высадился по-настоящему на этой планете, потому что из всех, с кем Мортон мог стать духовным братом, он (не считая этой безуспешной попытки) был не способен думать ни о ком, кроме Марриотта.
      «Должен ли я переговорить с Марриоттом?» Полковник снова быстро принял решение: еще рано.
      Когда он во второй раз подключился к Герхардту, уже наступала ночь и был новый ключевой момент.
      Маленькая группа дошла до вершины какого-то холма, и теперь перед ними открывалась панорама Оврага Гиюма, который Мортон и рассчитывал увидеть.
      Все остановились. Герхардт сделал это, чтобы отдышаться после подъема. Через очки психиатра Мортон видел густые джунгли, уже потемневшие от длинных теней под клонившимся к закату солнцем. Деревья сливались в туман, местами серый, местами черный или зеленый. Этот туман тянулся до самого горизонта, который был дальше, чем представлял себе Мортон.
      Тени, густые заросли, далекие утесы… «Иногда, — подумал Мортон, — мы склонны робеть перед световыми годами и огромными расстояниями между звездами и забываем, что участок джунглей размером около двадцати километров в длину и пяти километров в ширину — достаточно большая площадь, особенно для того, кто идет пешком».
      Вид скал, вершины которых Мортон рассматривал человеческими глазами Герхардта, очень успокоил полковника. Тьме будет нелегко найти человека в этом бескрайнем диком пространстве, решил Мортон.
      Он мысленно спустился вместе с группой вниз по крутому склону и оставался с ними, когда эти четверо добрались до ровной открытой площадки, которая еще не была дном оврага. Вдруг перед четырьмя путниками сверкнула молния. Лозитин, шедший впереди Герхардта, остановился, взял врача щупальцем за руку и настойчиво потянул эту руку вниз, заставляя его броситься на землю. Пока Герхардт ложился в высокую траву, к нему подполз Брэй. Через несколько секунд настала очередь Зооланита укрываться, и он тоже пригнулся. В наступившей тишине, которая продолжалась примерно минуту, Мортон пытался возобновить в памяти звук, который ударил в уши Герхардту.
      Тренированные чувства полковника подсказали ему, что это был шум энергии: звук, который может издать металл, когда чудовищная сила высвобождает поток электронов, протонов или других частиц.
      Но среди шумов энергии есть мирные и грозные. В том звуке, который Мортон мысленно пытался снова услышать во всей полноте, было что-то неприятное, зловещее, словно гремучая змея встряхнула своим хвостом-погремушкой, но хвост был стальной.
      Сила Тьмы!
      Мортон внезапно понял, что молния была световым эквивалентом этого звука. Продолжая свое сравнение, он представил себе эту молнию в виде змеи, которая ужалила землю одним неуловимо быстрым движением своей сверкающей стальной головы.
      После таких странных мыслей правда могла поставить в тупик было непросто заставить свой ум свернуть на верную дорогу и понять, что явление, которое они все только что видели, было, вероятно, ударом мощной смертоносной энергетической силы, которой ни в коем случае нельзя было пренебрегать, гигантским электрическим разрядом, но все-таки вполне реальным — «вещественным», если так можно сказать о ней.
      Мортон ждал, чувствуя, что психиатр — это невероятно! — по-прежнему оставался бесстрастный, словно окаменел. Молчание нарушил Брэй.
      — Что это такое? — шепнул он.
      Оба ирска ничего не знали. Зооланит в конце концов сказал:
      — Я сейчас мысленно говорил с Мгдаблттом. Он тоже ничего не знает и очень хотел бы допросить полковника Чарлза Мортона.
      Настоящий полковник Чарлз Мортон, услышав эти слова ушами Герхардта, решил, что настало время действовать. Наступала ночь. Его наблюдательный пункт давал ему ценнейшую возможность думать, смотреть и пользоваться фантастическими возможностями духовного братства.
      При этих условиях что он должен сделать прежде всего? Совершенно очевидно — поговорить с Марриоттом.
      И Мортон-дух, Мортон-эктоплазма покинул ум Герхардта. Между ним и Марриоттом было четыре-пять километров по прямой, а фактически — несколько световых лет.

      Будь правдивым!
      И двойник Мортона громко произнес в мозгу Марриотта:
      «Капитан, я сейчас установил с вами духовное братство. Мне нужно поговорить с вами».
      За этим последовало долгое молчание. Во время этой паузы Мортон смог заметить, что знакомая ему группа ирсков из Сопротивления, два ирска с носилками Изолины и Марриотт шли по тропе у подножия утеса, Марриотт шагал последним.
      Физик шел быстро. Теперь он замедлил шаг, отстал от остальных и проговорил:
      — Чего вы хотите от меня?
      «Можем ли мы вместе найти какой-нибудь способ победить… — Мортон помедлил, не решаясь произнести следующие слова, но колебался всего две секунды… — Систему Махала? Вы ведь видели фейерверк, который она только что устроила, или я ошибаюсь?»
      Первая реакция Марриотта поразила полковника: у физика задрожали губы и выступили слезы на глазах. Мортон удивился, что может так непосредственно чувствовать эмоции другого человека. Но он чувствовал их и был озадачен их силой.
      — Мы все находимся в величайшей опасности, — зашептал Марриотт. — То, что мы сейчас видели, очень слабый пример того, на что она способна. Скоро вся Диамондиана будет лежать в развалинах. Войска Земной Федерации будут истреблены. И даже ирски могут не выжить. Сейчас я не могу объяснить, почему это еще не произошло, но я точно знаю: наша единственная надежда — что я смогу вернуть себе контроль над Тьмой, который проиграл вам.
      Мортону показалось, что в словах Марриотта скрывалась попытка победить его. Но, к несчастью, он также чувствовал, что физик говорит правду.
      Полковник снова обратился к Марриотту:
      «Почему бы нам не обсудить это? В тот вечер я сказал, что готов вам помочь. Может быть, мы смогли бы аннулировать выбор, сделанный в мою пользу, и просто вернуть вам контроль? Можем ли мы это сделать? Я только этого и хочу. Позволят ли это ирски?»
      У Марриотта вырвался короткий презрительный смешок, похожий на лай. Мортон был поражен мгновенной сменой чувств физика — тот в один миг перешел от ужаса к цинизму.
      — Когда я был господином ирсков, они у меня не имели права на свое мнение, — надменно заявил Марриотт. — Если вы говорите искренне и если мы сумеем найти способ вернуть мне контроль так, чтобы вы не узнали, как устроена моя система управления, они тоже ничего не смогут возразить.
      Услышав эти слова и тон, каким они были сказаны, Мортон подумал о Марриотте то, что уже думал раньше: «Этого человека действительно нелегко любить». Но сейчас Мортон должен был отбросить этот фактор. Он в свое время знал немало невыносимых людей, но каждый из них в решающий момент оказывался на стороне человечества.
      Итак, у Мортона не было выбора: нужно было довериться Марриотту.
      «Согласен, — быстро сказал полковник. — Но скажите мне, раз вы представляете такую угрозу для Тьмы, почему она не уничтожила вас после вашего свержения?»
      — Вы не понимаете Тьму. С ее точки зрения, это логично: сейчас я уже не угрожаю ей. Кроме того, я все еще связан с защитными системами Корапо. К тому же Тьме трудно убивать людей по выбору; она привыкла уничтожать большие группы, а не отдельных индивидов. Она, вероятно, знает, где находятся все большие города, и начнет с того, что разрушит все постройки, в конструкцию которых входит железо или сталь, то есть практически все дома и другие здания на планете. Потом она взорвет все скалы, содержащие железо. Представьте себе, что вы идете по сельской местности, вдруг земля поднимается у вас под ногами и вы мгновенно взлетаете метров на тридцать вверх. Вот что мы видели сейчас. И в тот же момент произошел мощный электрический разряд.
      Голос физика стал хриплым. Он как будто забыл о своих спутниках, шедших впереди, заговорил слишком громко, и его услышали. Ближайший к Марриотту ирск остановился и обернулся назад. Его большие синие, подернутые влагой глаза внимательно взглянули на Марриотта. Потом ирск снисходительно произнес:
      — А, понятно, — к вам пришел духовный брат. Вы, значит, не можете говорить с ним шепотом, как делаем мы все?
      И, не дожидаясь ответа, скользящими шагами пошел вперед.
      Марриотт прошептал:
      — Мы очень близко от моего корабля. Где находится ваше тело?
      Почувствовав, что Мортон не решается ответить, физик начал настаивать:
      — Мне нужно знать, где вы находитесь, чтобы выполнить то, что я должен сделать.
      «Что, если я скажу это вам, когда вы будете готовы?» — предложил Мортон, чтобы выиграть время. Капитан тут же согласился.
      — Но это значит, что вы должны оставаться со мной, чтобы я туг же мог связаться с вами, когда настанет этот момент.
      Это требование ошеломило Мортона, потому что было как головоломка. Полковник сказал себе: куда я ни повернусь, повсюду повторяются эти головоломки.
      Правду говоря, он не представлял себе, куда он сейчас мог бы перенестись. Он очень хотел устроить короткий разговор с Изолиной, когда найдет способ помочь ей. Но это было все, что он мог придумать.
      Поэтому, сделав в своем уме эту единственную оговорку, Мортон принял предложение Марриотта и из-за этого не попал на встречу, предназначенную ему судьбой.

      Через полчаса после этого разговора начало смеркаться. Лозитин, который по-прежнему шел первым, остановился, потом повернулся к Герхардту и в этот момент, похоже, снова стал самим собой. Своим нежным голосом ирск сказал:
      — Сюда кто-то идет — двойник кого-то, но не ирска.
      Брэй и Зооланит, поравнявшись с Лозитином и Герхардтом, остановились. Все четверо взглянули на тропу, где было уже темно, и увидели… демона.
      Немного дальше и выше этой светящейся фигуры еще не погас день, поэтому она была плохо видна. Голова двойника не была ни человеческой, ни ирскской, но все же имела яйцевидную форму. В эти первые мгновения Брэю показалось, что он увидел кого-то вроде льва. Глаза были большие, круглые и широко расставленные, золотистого цвета.
      Это существо остановилось меньше чем в пяти метрах от маленькой группы и заявило странным голосом, похожим на шепот:
      — Полковник Чарлз Мортон, я желаю говорить с вами. Подойдите.
      Требованию, выраженному так прямо, было невозможно противиться. Брэй неохотно сделал несколько шагов вперед.
      Ночь наступала быстро, и в полумраке вечерних джунглей глаз уже плохо различал отдельные предметы. Брэй разочарованно пробормотал сквозь зубы себе под нос, как ему не повезло, что эта встреча произошла в такой неудачный момент. Но через пять минут было бы еще хуже.
      Брэй мог видеть только силуэт призрака, который был на целую голову выше его. Призрак, похоже, был невещественным: Брэй видел сквозь него ствол большой пальмы, перед которой тот стоял, терпеливо ожидая собеседника.
      Брэй подошел к светящемуся силуэту на расстояние чуть больше метра, но был не в силах сделать еще хоть один шаг. «Вот совершенно новая ситуация, — подумал лейтенант, — до сих пор такого ни с кем не случалось». Он вспомнил слова профессора Покателли: «Они могут убивать».
      Призрак не убил Брэя. Призрак заговорил с ним и сказал своим шелестящим голосом.
      — Я двойник одного из создателей Системы Махала. Мой оригинал покинул эту планету более двух тысяч лет назад, я же, его копия, остался в этой части космоса, чтобы быть наставником и руководителем.
      Мой долг — поставить вас в известность, что Система Махала господствует над этой частью Галактики. Те, кто против этого, должны умереть. Те, кто согласятся, станут составной частью Системы. Наша конечная цель — включить все живое в Галактике в сеть Системы Махала. Когда десять лет назад капитан Джеймс Марриотт заменил меня, он сделал это таким способом, который не включил аварийную сигнализацию в отдаленных центрах Махалы.
      — Какой это был способ? — отважно спросил Брэй.
      — Он правил через мое посредство…
      У Брэя на мгновение закружилась голова. Потом он сделал усилие, чтобы понять этот ответ. И наконец подумал: «Боже мой, Марриотт был чем-то вроде управляющего дворцом или первого министра на древней Земле, который командовал королем и действовал от его имени».
      Он мгновенно понял, почему при этих обстоятельствах Мортон не имел возможности напрямую попасть в центр управления Тьмой: получить туда доступ можно было только через это существо.
      То, что сумел сделать Марриотт, произвело впечатление на Брэя. Какой остроумный способ управлять огромной системой!
      Это чувство продолжалось только один миг что-то в поведении Марриотта беспокоило лейтенанта. «Он сделал это ради себя», — был тревожный вывод Брэя.
      Двойник стоял в полумраке на тропе и молчал, пока Брэй думал обо всем этом. Нарушил молчание лейтенант, который быстро спросил:
      — Что мы теперь будем делать?
      — Освободите меня!
      — Вы хотите, чтобы я освободил вас из-под власти Марриотта?
      — Да.
      — Что вы сделаете, когда будете свободны?
      — Кто мог представить, что в мире может существовать такая форма жизни, как диамондианцы?! — с горечью воскликнул призрак. — Сначала я, разумеется, ограничивался тем, что не замечал их. Но десять лет назад, когда начались беспорядки, это стало невозможно. Следовательно, диамондианцы должны быть устранены.
      — Вы хотите сказать — истреблены?
      — Да.
      Молодой офицер собрал всю свою волю и сказал то, что должен был сказать:
      — Люди; где бы они ни жили, никогда не потерпят того, что вы требуете. К тому же человечеству невыгодно позволить, чтобы кто-то другой вернул себе контроль над этой частью Галактики и заставил беспрекословно подчиняться или убил всех разумных существ, живущих здесь. Политика… Махалы уничтожать всех своих противников — неприемлемая для людей жестокость. Хорошо разъясните это вашему начальству.
      Во время последовавшего за этими словами молчания Брэй в ужасе подумал: «Я сейчас объявил войну от имени всего человечества! Что ж, пусть так и будет!»
      Ему пришла в голову другая мысль: не это ли призрак сказал Хоакину? Боже, какой промах!
      На глазах у Брэя туманный призрак повернулся и стал удаляться по тропе. Через несколько секунд он исчез.
      Возвращаясь к своим спутникам, Брэй почувствовал, что дрожит. Правду говоря, эта встреча разочаровала его. Как ни глупо это было, она показалась Брэю слабым лучом надежды. Теперь этот луч исчез.

      Прошло еще около двадцати минут. Четыре путника внезапно вышли из леса на большую поляну, рядом с которой тек ручей.
      К ним приближались какие-то тени, Зооланит быстро шепнул остальным:
      — Не сопротивляйтесь. Мы прибыли на место, и я сказал им, кто вы.
      Оба человека быстро увидели, что подходившие были ирсками. Туземцы сразу же бесцеремонно схватили щупальцами Герхардта и Брэя. Лейтенант без спора дал связать себе руки и ноги, одновременно то же было проделано с врачом.
      Брэй не успел вздохнуть, как был связан. Потом его грубо толкнули. Лейтенант стал падать, но раньше, чем он успел коснуться земли, щупальца подхватили его и положили на носилки, которые тут же качнулись и тронулись с места.
      Темнота вокруг Брэя была непроницаемой, но он скоро почувствовал, что его внесли в закрытое помещение. Был ли это космический корабль, о котором ему говорили раньше? Глаза Брэя различили слабый блеск металла. Значит, действительно корабль.
      Бесконечный коридор (корабль, очевидно, был большим), потом скрип распахнутой двери и яркий свет. Брэя внесли в зал, который показался ему громадным. Слева от лейтенанта за длинным столом ждали чего-то, стоя или сидя, более двадцати диамондианцев. Это было то, что Брэй успел охватить одним взглядом. Он увидел блестящие глаза, потные багровые лица и в тот же момент почувствовал, что его несут в глубину зала, где у стены, в которой было несколько открытых дверей, стояло много ирсков. За несколько секунд, пока его переносили, Брэй успел окинуть взглядом остальную часть зала. Сбоку от него стоял в стороне от других человек, который выделялся среди собравшихся в корабле людей тем что не был похож на диамондианца и был одет в военную форму. Брэй узнал капитана Джеймса Марриотта. Узкое длинное лицо командира поста Корапо казалось очень бледным в слепящем свете ламп. Брэй бросил взгляд на стоявшие возле Марриотта носилки, но не смог увидеть, кто на них лежал: было похоже, что это женщина.
      Ближе к диамондианцам стояли другие носилки, на которых липом к Брэю лежал мужчина. Это был Дэвид Керк.
      Брэй не успел рассмотреть еще что-нибудь: ирски наклонили его носилки, подняв один конец, и грубо вывалили лейтенанта на пол. Брэй приземлился на свои связанные ноги и оказался в стоячем положении перед ирском в теплой одежде, которую эту существа носили, когда путешествовали по зоне «умеренного» климата.
      В те несколько секунд, за которые Брэй быстро рассмотрел эти подробности, он еще и старался сохранить равновесие. То, что ноги были связаны, мешало ему, но эти ноги устояли, пока он, подпрыгивая, наклонялся вперед, потом назад, потом вбок, чтобы правильно распределить вес своего тела. Наконец он справился с этим. Стоя неподвижно и пытаясь отдышаться, Брэй вдруг почувствовал, что в этом зале можно задохнуться от жары. Пот ручьями стекал по его телу. Духота была такой, что Брэй даже испугался. Он задышал чаще, жадно вытягивая из воздуха кислород для своих горящих легких.
      Больше всего Брэя беспокоило чувство, что он должен во что бы то ни стало взять в свои руки всю эту ситуацию. Ему пришлось собрать все свои душевные силы. Сверхчеловеческим напряжением воли он отстранил от себя физические неудобства и спросил у стоявшего перед ним ирска:
      — Могу ли я кое-что сказать?
      Дил долго и без улыбки рассматривал его — у ирсков это означало враждебность. Потом он взглянул поверх пленника и крикнул:
      — Марриотт, этот человек действительно полковник Мортон?
      Мортон, который следил за вновь прибывшей группой глазами Марриотта, сказал в мозгу капитана:
      «Не выдавайте его: я уверен, что Система Махала намерена уничтожить настоящего полковника Чарлза Мортона, поэтому наилучшая зашита — поддерживать путаницу».
      Сказав это, он с мучительной тревогой стал ждать, что будет дальше.
      Марриотт подошел к Брэю и встал перед ним. Физик цинично улыбался и, несомненно, узнал молодого лейтенанта, который несколько дней назад приезжал на пост Каподочино-Корапо.
      Наконец Марриотт повернулся к предводителю ирсков.
      — Как вы знаете, я ученый, и потому я не могу дать вам абсолютно точный ответ. В случае полковника Чарлза Мортона мы имеем дело с начальником разведслужбы Комиссии по Переговорам. Итак, вот что мне известно.
      Затем физик точно описал свои встречи с Мортоном и Брэем и закончил так:
      — Мне известно лишь то, как они сами называли себя. Если этот человек утверждает, что он полковник Чарлз Мортон, у меня нет никакого способа доказать или опровергнуть это.
      Затем Марриотт вернулся на прежнее место у носилок Изолины. В этот момент настоящий Мортон сказал в его мозгу:
      «Спасибо. Я сам не смог бы ответить лучше».
      — У меня есть один простой принцип, — прошептал Марриотт. — Когда имеешь дело с ирсками или диамондианцами, чтобы создать путаницу в их мозгах, нет ничего лучше правды.
      Наступило молчание, которому, казалось, не будет конца. Предводитель ирсков как будто уснул. Вдруг он выпрямился и сделал знак своим подчиненным. Кто-то снова грубо толкнул Брэя щупальцем. Как и в первый раз, лейтенант едва не упал, но его вовремя подхватили и уложили на носилки.
      Дил-командир сделал новый знак. Брэя отнесли в глубину и швырнули носилки на пол радом с теми, на которых лежала женщина, с такой силой, что толчок встряхнул все тело Брэя.
      — Посмотрите сюда, мисс Феррарис. Тот ли это человек, которого вы знали под именем Чарлза Мортона?
      Женщина повернула голову. Это действительно была Изолина. Она долго разглядывала молодого офицера, потом покачала головой.
      — Я знала этого человека под именем лейтенанта Лестера Брэя.
      Брэй остался лежать там, где лежал, потому что физически не мог сделать ничего другого. Но его ум вдруг пришел в сильное возбуждение: эти люди говорили правду, и Тем не менее их ответы не изменяли ситуацию. Вспомнив слова Мортона, что диамондианская дилемма относится к типу головоломок, Брэй не смог удержаться от того, чтобы проверить, верно ли это.
      Он повернулся к Керку и крикнул ему:
      — Керк! Скажите им, кто я!
      Предводитель ирсков проследил за его взглядом, но явно не понял, к кому были обращены эти слова, потому что спросил:
      — С кем вы говорите?
      — С этим молодым человеком на носилках. Предводитель спросил у Керка:
      — Как вас зовут?
      — Я полковник Чарлз Мортон, — уверенно ответил Керк, сверля взглядом Брэя.
      Ничего не сказав на это, предводитель подошел к носилкам Керка, наклонился над ним и, указывая одним из щупалец на Брэя, спросил:
      — А кто такой этот?
      Вопрос дала, похоже, не был трудным для Дэвида Керка. Молодой чиновник ответил сразу и четко:
      — Это Дэвид Керк, специальный секретарь нашей разведслужбы.
      В допросе наступила пауза. Она затянулась. Наконец молчание прервал командир ирсков.
      Внезапно несколько ирсков заговорили одновременно с ним. Предводитель что-то крикнул им в ответ.
      Диамондианцы за длинным столом занервничали: стали громко говорить и жестикулировать.
      Из общего шума вырывались отдельные слова, бессвязные обрывки разговора: «Это что-то невозможное! Каждый из них притворяется кем-то другим!»
      Предводитель ирсков опомнился первым. Внезапно он выпрямился, словно прислушиваясь к чему-то, потом объявил:
      — Два санитара несут сюда бесчувственное тело третьего полковника Чарлза Мортона. Я только что сказал им, чтобы они вошли.
      Прошла минута. Диамондианцы полушепотом говорили между собой, качали ногами. Вдали послышалось гудение какой-то машины.
      Дверь, через которую недавно внесли Брэя и ввели его, спутников, открылась. Вошли два ирска с носилками, на которых лежало тело мужчины в военной форме. Мортон, с изумлением наблюдавший за этой сценой глазами Марриотта, увидел перед собой знакомую фигуру. Он не сразу узнал ее, потому что точка зрения была совершенно новой — Мортон видел ее не на кадрах кинопленки, не отраженной в зеркале. Он смотрел на самого… Заблокируй мозг! Не думай об этом! «Кто-то вызвал „скорую помощь“, — наконец подумал Мортон. А работу на санитарном транспорте, разумеется, поручали только ирскам. Два санитара, которые держали носилки, были одеты в куртки с зелеными полосами, указывавшие, что они входили в Общество Друзей Диамондианского Народа, Мортон помрачнел, отметив это: столько миллионов ирсков в одежде с зелеными полосами заполняют все места, где живут Диамондианцы.
      Их охотно приняли там, потому что они работали. С точки зрения диамондианцев, лучше было иметь кого-то, кто соглашается работать за тебя, и надеяться, что все обойдется, чем снизойти до того, чтобы работать самому.
      А если эти ирски в рубахах и куртках со знаками дружбы вдруг повернут против тех, кто им поверил?
      Мортон задал этот вопрос Марриотту. Физик шепнул в ответ
      — Ни один ирск не находится полностью вне своей общины. Они все пользуются большей частью своих служб. Поэтому, когда вас случайно доверили этим двоим, они, несомненно, выполнили обычную проверку и спросили, кто такой полковник Чарлз Мортон. Естественно, стало известно, кого они везут.
      «По-моему, в этой ситуации самый логичный выход — чтобы я вернулся в собственное тело. Иначе они догадаются, что это настоящий Мортон, потому что его двойник находится вне тела Прежде чем покинуть вас, мне нужно сообщить вам еще одну новость — последнюю».
      Мортон рассказал все, что знал о том, как Оружие Лозитина взяло на себя контроль над центром управления Тьмой, и закончил так:
      «Ваш план, который должен остаться между нами, каким бы он ни был, должен учитывать это».
      К своему полному изумлению, полковник заметил, что Марриотт, похоже, почувствовал облегчение от его рассказа.
      — Слава богу, — прошептал физик. — Это объясняет, почему действия против этой планеты были такими незначительными. Я ожидал, что Махала все взорвет, но Оружие Лозитина было предусмотрено как дополнительный контроль над ней. Оружие не находится ни на стороне диамондианцев, ни на стороне ирсков, но оно запрограммировано против уничтожения.
      «Значит, этой проблемы больше нет?»
      — Я могу решить этот вопрос с закрытыми глазами, — заверил Марриотт.
      «Несомненно, вот человек, который должен быть главнокомандующим во время кризиса», — подумал Мортон. Еще раз Мортон почувствовал, что физик поразил и восхитил его. И еще раз Марриотт вызвал у него беспокойство. «Боже мой, если бы я мог ему верить! Как бы я хотел довериться этому гению!» Именно так — Марриотт, несомненно, был гениальным человеком.
      Мортон спросил:
      «Теперь я могу вас покинуть?»
      — Я пытался придумать, куда поместить вас, пока я буду делать кое-что, что хотел бы сохранить от вас в тайне. Ваше собственное тело — определенно наилучший вариант. В таких обстоятельствах вам не нужно возвращаться.
      Прекрасно. Уверенность на уровне загадки. Однако, возвращаясь в свое тело, Мортон сделал еще одну остановку.

      «Вот, без сомнения, моя последняя возможность спасти Изолину», — подумал он.
      Решив так, Мортон стал духовным братом Изолины и сказал ей.
      «С вами говорит полковник Чарлз Мортон. Не делайте удивленное лицо. Если вы хотите говорить со мной, шепчите».
      Тело молодой женщины, которое окружало со всех сторон Мортона-двойника и проходило сквозь него, напряглось Но, хвала небу, у ее ума тоже была быстрая реакция, и потому Изолина ограничилась тем, что стала ждать.
      «Изолина, — снова заговорил Мортон, — события развиваются очень быстро. Поэтому я пойду прямо к цели. Хотите ли сейчас выйти за меня замуж? С этого момента стать моей женой и в душе считать себя мадам Чарлз Мортон? Шепните мне ваш ответ».
      — О боже мой! — вздохнула Изолина Феррарис. — Как вы можете шутить в такой ситуации?
      «В вашем уме есть что-то, что с огромной силой привлекает меня. И потому я спросил себя: почему я обязан жениться на идиотке? Почему бы не взять в жены умную женщину?»
      — Но ведь я переспала по меньшей мере с четырьмя сотнями мужчин, — простонала Изолина.
      «По моим подсчетам их было больше восьмисот, — шутливо возразил ей Мортон. — Вы будете мне верны, если мы поженимся?»
      — Верна целиком и полностью, — искренне ответила она. — С этого момента всем своим сердцем я принадлежу вам одному. Ни один другой мужчина никогда не будет мной обладать.
      «Этого мне достаточно, — заверил ее Мортон. — Но вот что еще… и слушайте меня внимательно. Возле порта, к югу от дворца Комиссии по Переговорам, есть маленький ресторанчик. Он называется „Турин“. Если когда-нибудь мы потеряем связь друг с другом, ждите меня там каждое утро в десять часов».
      Молодая женщина окаменела от изумления.
      — Вот самый фантастический приказ, который мне когда-нибудь давали. Это просто чепуха!
      «Это будет очень важно, если я когда-нибудь сумею спутать вас с собой в уме одного существа. Не забудьте название: „Турин“.
      Мортон не позволил себе почувствовать стыд перед Изолиной. Возможно, он на самом деле испытывал к ней все те чувства, о которых говорил ей притворно, но сейчас главное было то, что «мадам» Чарлз Мортон может занять интересное место в «серии» Мортонов.
      Если это не так или если по какой-либо причине Изолина не сумеет принять умом свое новое имя, весьма вероятно, что она будет обречена на гибель.
      Закончив этот разговор, Мортон не стал терять времени и тут же с помощью иллюзии перенесся в свой двойник в магнитное поле, а потом в собственное тело.
      Он оставил Изолину во власти чувств, типичных для диамондианских женщин.
      Разумеется, она отбросила мысль, что брачный союз, заключенный лишь мысленно, — это настоящий брак.
      Изолина, обычно такая быстрая, внимательная и подвижная, заинтересованная только настоящим моментом, во время всех событий, происходивших потом в этом зале, была полностью сосредоточена на своем плане замужества. Несомненно, слова людей и ирсков отпечатывались в ее остром мозгу. Но предложение Мортона в переносном смысле нанесло ей смертельный удар.
      Патриотизм Изолины улетучился. Роль «серого кардинала» при отце больше не существовала для нее. Ее верность диамондианским партизанам растворилась в пустоте. Судьба диамондианского народа была забыта. Умом Изолины владела одна мысль: она может выйти замуж, несмотря на все, что она сделала.
      Это было опаснейшее проявление диамондианской женской натуры, но Изолина уступила этому чувству, а ее ум в это время ослабил свой контроль.
      Когда к Изолине вновь вернулась способность мыслить, молодая женщина не нашла ничего лучше, как участвовать в безумных планах, которые ей предлагали.

      В Новом Неаполе было около восьми часов вечера. Сержант Струзерс сидел в своем кабинете, и лицо его было мрачным. Он пожелал остаться на своем посту потому, что очень волновался из-за лейтенанта Брэя и полковника Мортона и думал: «С минуты на минуту зазвонит телефон и полковник или лейтенант заговорит со мной».
      В тот момент, когда Струзерс повторял это себе в десятый раз, пол под ним закачался.
      Струзерс был опытным человеком. Он сразу же решил, что это землетрясение, и спрятался под свой стальной письменный стол.
      В находившемся по соседству университете специальные приборы показали, что вокруг одного из задних флигелей дворца Комиссии образовалось магнитное поле. Оно было таким мощным, что огромные стальные балки, поддерживавшие изготовленный из бетона, камня и дерева фундамент, были вырваны из земли и взлетели в воздух на несколько метров.
      Потом магнитное поле исчезло так же мгновенно, как возникло. В тот же миг четыре этажа флигеля рухнули.
      Во время падения почти все металлические балки скрутились в жгуты. Некоторые куски флигеля упали на землю почти целиком, но так случилось лишь в нескольких отдельных местах. Все остальное было раздавлено, взорвалось или разбилось.
      Среди девяти человек, которых нашли живыми в развалинах, был Струзерс.
      Прежняя клиника доктора Фондье (где он собирался практиковать под именем полковника Чарлза Мортона) была маленьким легким одноэтажным зданием, длинным и узким. Он уже много лет владел этой клиникой. Она была для Фондье убежищем, где он мог укрываться во время бесчисленных моментов того напряжения, которому были подвержены все диамондианские мужчины. И, естественно, здесь был кабинет для приема больных.
      В глубине здания была довольно богато обставленная комната с кроватью для состоятельных больных, которые могли пожелать ненадолго прилечь. Апоплексический директор больницы Инкурибили был в глубине души добрым человеком и потому давно имел привычку предоставлять эту постель некоторым бедным уличным девицам для дневного сна. А если усталая проститутка случайно находилась в кровати самого добряка-врача, причем совершенно голого, то, в конце концов, врач-диамондианец должен где-то скрываться, когда не находится в своем кабинете, где ему положено проводить большую часть времени.
      В тот первый вечер, когда клиника впервые открыла свои двери под новым названием, большая вывеска «Бесплатная медицинская помощь» привлекла много больных. В восемь часов вечера они уже больше часа ждали доктора в коридоре.
      Так что, когда все старые дома, занимавшие противоположную сторону улицы, вдруг задрожали, оторвались от земли (вместе с фундаментом) и в буквальном смысле взлетели на воздух, было много свидетелей.
      Трех-, четырех-, пятиэтажные дома действительно подпрыгнули и оказались в воздухе. Поскольку эти постройки были старыми и довольно ветхими, их металлические каркасы тут же начали извергать из себя этажи, потолки, мебель и жильцов под гром, в котором слились скрип дерева, глухие удары, взрывы и вопли.
      Густое облако пыли, штукатурки и цемента окутало клинику доктора Фондье — полковника Чарлза Мортона. Пациенты мгновенно забыли о своих болезнях и разбежались кто куда. Что же до самого милейшего доктора, то он, повесив вывеску, ушел по делу, как поступил бы любой диамондианский мужчина. Нетрудно понять, что именно поэтому он не был у себя в час катастрофы.
      Удар по клинике Фондье был второй почти удавшейся атакой Тьмы против первого попавшегося из полковников Мортонов. Остальные удары были нанесены один за другим на протяжении примерно двадцати пяти минут и направлены против примерно трехсот других полковников Мортонов. Каждый раз ущерб был ужасающим. В каждом случае жертвы насчитывались сотнями. Но при каждом ударе Тьма промахивалась больше чем на два километра. Поэтому большая часть лже-Мортонов узнала об этих катастрофах только позже, и ни один из них не догадался, что это в него целился нападавший враг, который был не способен попасть во что-либо мельче горы.
      В 20.22 по новонеаполитанскому времени это массовое уничтожение прекратилось так же внезапно, как началось.

* * *

      За несколько минут до восьми часов вечера Мортон открыл глаза в своем собственном теле. Он лежал на спине, над ним висела люстра. Вдруг она закачалась, по крайней мере так показалось Мортону. На самом деле ее движение объяснялось проще: Мортон был на носилках, и его куда-то несли.
      Полковник подумал о далекой Земле, о своих матери и сестре, живших в старом доме их семьи. Они сошли бы с ума от ужаса, если бы могли увидеть сейчас своего Чарлза. Он и сам был встревожен. Но даже в самые тяжелые кризисные минуты своей жизни полковник Мортон никогда не мучился сожалением о том, что сделал.
      За те секунды, пока его проносили через огромный зал космического корабля, он собрался с силами и призвал на помощь то, что часто называл своим военным мужеством, — воодушевляющую силу иной природы, чем биологические инстинкты человека. Но было верно и то, что он смог собрать свои силы потому, что верил в то, о чем не знал никто другой. «Современная логика! — подумал полковник. — Только этой ночью или, может быть, еще пять дней ты будешь существовать так, словно математические серии не ложь и люди взаимозаменяемы».
      Додумывая это мысленное напоминание себе, Мортон почувствовал, что его носилки опускают на пол перед дилом, который вел себя как глава беспощадных убийц. Мортон заранее почувствовал, что сейчас начнутся бесполезные задержки и проволочки. А он был убежден, что он и Марриотт должны действовать, и действовать быстро.
      Встревоженный этим предчувствием, полковник все же владел собой и обратился к «королю» ирсков:
      — Мгдаблтт, сейчас происходят важнейшие события, и с вами должны обсудить их немедленно.
      Ирск перевел на него ледяной взгляд своих голубых глаз.
      — Когда вы пришли в себя? Несколько секунд назад еще были без сознания. И я буду вам признателен, если вы не станете пользоваться укороченным диамондианским вариантом моего имени.
      — Прошу прощения, — извинился Мортон, но в глубине души вздохнул.
      Он с уважением относился к этим растянутым до бесконечности необычным именам ирсков. Они, несомненно, усилили у ирсков остатки их индивидуальности. Но сейчас было неподходящее время для полного имени.
      — Мугадааабеебеелатата, — с трудом выговорил Мортон, — по моему мнению, было бы в высшей степени желательно, чтобы я немедленно вернул Марриотту контроль, над Тьмой. Существует способ, позволяющий сделать это, и я хотел бы, чтобы вы облегчили возвращение Марриотту этой власти. Согласны ли вы? После этого мы сможем переговорить.
      В этот момент из группы ирсков, собравшихся в глубине зала, раздался пронзительный визгливый крик:
      — Я считаю, сомнений больше нет, — вот настоящий полковник Чарлз Мортон!
      Мортон удивленно моргнул: он почти забыл об этом главнейшем вопросе. Полковник должен был мысленно вернуться назад и подумать, прежде чем вспомнил, что ирски не блещут умом и достаточно медленно понимают что бы то ни было. Ему пришлось еще раз столкнуться с этой проблемой.
      Прежде чем полковник успел сказать хотя бы слово, предводитель гневно повернулся к наглецу, посмевшему вмешаться в его разговор, и во все горло закричал на него:
      — Молчи, воды тебе в рот!
      — Легко кричать на других, но ты тоже не открыл Диамондиану! — отозвался тот.
      Предводитель выкрикнул новое ругательство и получил другое в ответ.
      Мортон с мучительной тревогой смотрел на этих двоих, которые, обезумев от ярости, орали друг на друга. Предметом ссоры был он, и это нужно было учитывать.
      Полковник торопливо начал искать способ отвлечь внимание от крикунов и погасить излишнее возбуждение, которое грозило прорваться вспышками гнева во всех группах собравшихся: ирски шевелили щупальцами, а все сидевшие диамондианцы встали.
      Глядя на них, Мортон подумал: «Ну конечно, ради этого мы и находимся здесь. Лучший способ отвлечь их — правда».
      Мортон стал нетерпеливо ждать подходящего случая. Он беспокойно наблюдал за обстановкой в заде. И наконец…
      Когда оба ирска, красные от ярости, остановились, чтобы передохнуть, Мортон крикнул:
      — Мы все тонем в стакане воды. Настало время начать наши переговоры о мире!
      Вождь ирсков, похоже, даже не заметил, что говорил уже не его оскорбитель. Он резко повернулся к Мортону и обрушил на него свой гнев.
      — Мы, ирски, больше трех веков ждали милости от диамондианцев и подбирали крошки с их стола! — возмущенно прокричал предводитель.
      — Этого больше никогда не будет, — пообещал Мортон, — но в наши дни ирски стали подвижными, как ртуть, и сделались похожими на худших из диамондианцев.
      — Вас никто не просит нас учить — мы и так ученые, — сухо ответил ему ирск. — Нам не нужна ваша помощь.
      — Нравится вам это или нет, я уже пляшу в этом хороводе: я вхожу в Комиссию по Переговорам.
      — Вы снимаете с нас последнюю рубашку. Почему бы вам не вернуться к себе?
      — Я не могу так легко покончить с этой работой — мой долг все предусмотреть. Кто наливает вино из бочки, сперва должен сделать для нее пробку.
      — Вы мастера только говорить! Вся Комиссия по Переговорам сидит сложа руки!
      — Наша задача — «ударить и по обручу, и по бочке» — воздать по заслугам обеим сторонам, а на это никто не соглашается.
      — Это вы, непробиваемые, похожи на железные бочки, когда ведете себя так, словно беспристрастие — правильное решение!
      — Какое вино в бочке есть, такое из нее и льется. Принимайте нас такими, какие мы есть.
      Положение, которое создалось после того, как Мортон произнес эти слова, было логическим следствием предыдущих событий. Все, что кричал полковник, говорилось без настоящего раздражения, а Мгдаблтта явно душил гнев. И вот предводитель ирсков окончательно задохнулся от возмущения, не в силах подобрать слова. Теперь оба молчали.
      В этой неожиданно наступившей тишине Мортон громко и четко изложил свой план установления мира на Диамондиане.
      — Прекрасно! — крикнул он изо всех сил. — Посмотрим в лицо правде. Пусть ирски контролируют все те области Диамондианы, которые называют жаркими землями. Диамондианцы пусть владеют горами и побережьем моря. Ирски с зелеными полосами на одежде пусть получат право оставаться там, где живут, или покинуть эти места по своему желанию.
      Едва Мортон замолчал, поднялся целый хор протестующих криков.
      Мортон побледнел, когда понял, что эти визгливые вопли вырывались из глоток как ирсков, так и диамондианцев.
      Все были против. Все были возмущены. Его предложение — глупость. Кем он их считает — детьми?
      Мортон не стал тратить время на выяснение, каким дерьмом они считают его самого. Попытка отвлечь их удалась. Но еще важнее было другое: в первый раз за всю историю ирсков и диамондианцев кто-то сумел полностью изложить проект установления мира. Что этот раз был первый, не было сомнения, так как в эти десять лет насилия и убийств все были полны такого мстительного гнева, что было невероятно, чтобы кто-то мог предложить публично: установим границы между территориями враждующих сторон так, как они сложились фактически.
      А он справился с этим и одновременно получил возможность, которой дожидался. Вокруг него со всех сторон люди и ирски орали и ругались. Каждый думал лишь о себе. Мортон выбрал момент, чтобы стать духовным братом Марриотта,
      «Можем мы начать сейчас? — спросил он. — У меня такое впечатление, что это поле наверху делает все возможное, чтобы отыскать и убить меня и не остановится, пока не сделает это или пока мы не подчиним его себе. Умоляю вас, действуйте!»
      Сказав это, он вернулся в собственное тело.
      Лежа на носилках, Мортон с огромным облегчением увидел, что Марриотт подходит к Мгдаблтту. Физику не сразу удалось привлечь к себе внимание предводителя ирсков, но в конце концов они смогли переговорить друг с другом тихо. За это время делегация ирсков успокоилась и вскоре замолчала. Диамондианцам для того же понадобилось больше времени. Но когда Марриотт наконец зашагал к носилкам, на которых лежал беззащитный Мортон, физик как будто хорошо держал в руках свою публику.
      Марриотт поднял руку, делая знак доктору Герхардту и Лозитину. Психиатр подошел со своим обычным отстраненным и безразличным видом. Лозитин подчинился без слов и остановил взгляд на Мортоне, но, казалось, не видел его. Марриотт освободил Герхардта от веревок, потом вынул из своего кармана гипнотический пистолет и передал его врачу.
      — Я взял его у Зооланита. Я хочу, чтобы вы загипнотизировали двоих. Сначала Лозитина.
      Психиатр ответил, что Лозитин уже находится под гипнозом, и медленно спросил:
      — Чего вы хотите?
      — Подчините его мне, — ответил Марриотт с жесткой улыбкой, — тогда я шепотом передам вам свои указания.
      При этих словах физик бросил на Мортона взгляд, полный торжества.
      — Это нужно сделать именно так: я не хочу позволить вам узнать мой метод.
      С этим у физика не возникло никакой проблемы. Но пока Марриотт отворачивался от Мортона, тот закрыл глаза, стал духовным братом Лозитина и услышал, как Марриотт шепчет:
      — Когда я хлопну в ладоши, вы освободитесь от гипноза и снова возьмете на себя управление Оружием Лозитина.
      — Я понял, — пробормотал Лозитин.
      — Вы хорошо понимаете, что оно запрограммировано на то, чтобы зависеть от вас, — настаивал Марриотт.
      — Да, я это знаю, — безвольно и глухо повторил Лозитин. Мортон торопливо покинул сознание ирска, и, когда Марриотт снова повернулся к Герхардту, полковник снова был в собственном теле.
      — Теперь, — приказал капитан-физик, — разрядите этот гипнотизирующий пистолет в полковника Мортона.
      Мортон чуть не задохнулся от возмущения. Он открыл рот, чтобы объяснить, что гипнотизирующие препараты действуют на него лишь несколько секунд. Сделать это ему помешало то, что, приподнявшись для протеста, он увидел диамондианцев и ирсков. Мортон отметил, что все глаза, и серые и синие, жадно следят за этой сценой и неестественно блестят, и с отчаянием и тревогой осознал, что эти люди и ирски не понимают, что происходит.
      Но прежде, чем он успел осознать это до конца, почти одновременно произошло несколько событий.
      Герхардт все так же бесстрастно поднял свое оружие и навел его на Мортона, но нажал лишь один из двух курков. Мортон, который изо всех сил напряг свои мышцы, готовясь противостоять химическому шоку, не почувствовал ничего. Это удивило полковника, и, когда Марриотт стал наклоняться над ним, чтобы прошептать инструкции для действий под гипнозом, Мортон опередил его и зашептал сам:
      — Марриотт, слушайте! Гипноз на меня не действует. Как мы можем проделать это иначе? Я готов на все.
      Потрясение, которое вызвали эти слова у Марриотта, было, наверное, фантастическим по силе.
      По тому, как растерян и подавлен был физик, было ясно, что он не знал другого решения. Вся кровь отлила от его длинного узкого лица. Выпрямившись, Марриотт пошатнулся. И его сознание явно отключилось, потому что он автоматически хлопнул в ладоши под ухом Лозитина.
      Мортон был ошеломлен. «Это же полностью освобождает Тьму от власти, которую имело над ней Оружие Лозитина!»
      У полковника внезапно не осталось выбора, и он вызвал в уме одиннадцать мыслей-кодов, которые приводили в действие здание D.А.R. в Каподочино-Корапо.
      Прежде чем он успел передать управление зданием Марриотту, единственному, у которого была нужная квалификация, чтобы управлять его аппаратурой, один из членов диамондианской делегации вынул из кармана пистолет и нажал на курок. Пуля выбила шприц-пистолет из руки Герхардта. Гипнотизирующее оружие упало на пол, покатилось и разбилось на куски о вентиляционную решетку. Над осколками поднялось серебристое облачко газа, которое тут же всосал находившийся под решеткой вентилятор.
      Герхардт холодно улыбнулся.
      — Я сам как раз пытался придумать, как мне это сделать, — сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно.
      Врач даже не попытался пошевелить онемевшей от удара ладонью. Он застыл на месте и стал ждать.
      За тысячу километров от них, в поселке Каподочино-Корапо, маленький только на вид военный пост D.А.R., который столько лет находился под командованием капитана Джеймса Марриотта, вступил в бой.
      Здание было уже раньше приведено в боевую готовность от имени Марриотта, и теперь Луфтелет ввел его также от имени капитана-физика. Майор решил, что Марриотт понимал систему защиты поста и оставил ее включенной на свое имя явно в расчете, что она будет передана под управление какого-нибудь опытного специалиста. Луфтелет мог лишь согласиться с этим суждением всей своей властной душой и подчиниться воле Мариотта.
      …Первое, что осознал Марриотт после шока от неудачи, — отраженные реакции альфа — и бета-волн своего мозга на действие защитной системы. Почувствовав их, физик поднял голову: к нему вернулась слабая надежда. Он мгновенно понял, что произошло.
      Марриотт был потрясен. Он почувствовал небывалый душевный подъем, необъяснимую уверенность в том, что на краю поражения он все-таки вырвет у судьбы победу. «Это задержит Тьму на то время, которое мне нужно».
      Думая так, физик уже бежал к выходу. Поскольку Марриотт был своим для всех в зале, никто не попытался его задержать.
      Но его бегство вызвало растерянность и замешательство, и все замерли на своих местах. Немая сцена продолжалась несколько секунд. За этот короткий промежуток времени Мортон овладел собой и увидел человека с пистолетом, стоящего в центре комнаты. Кто это был? Какую должность занимал в делегации?
      Он выглядел как диамондианец. Мортон должен был довольствоваться этим: разбираться подробнее у него не было времени.
      Делегация ирсков воспользовалась этим моментом, чтобы отступить на несколько шагов. Диамондианцы, разумеется, не могли понять, что означало это одновременное движение стольких существ.
      И каждый из делегатов-людей, в том числе руководители, бросился кто к мешку, кто к куртке, а некоторые сунули руку в карман. Еще один миг — и все без исключения потрясали спрятанным до сих пор оружием. Было похоже, что все забыли, для чего они находятся на этом корабле.
      Мгновенно был перевернут стол, и диамондианцы бросились на пол, упали на колени или пригнулись, укрываясь за этим щитом.
      Прошло несколько секунд — никто не шевельнулся. Все ирски словно растаяли в воздухе — они ускользнули своим сверхскоростным способом через открытые двери, которые были у них за спиной. Мортон разглядел Лозитина, который направлялся к другой двери, выходившей наружу. Никаких следов Марриотта не было видно.
      В этой ситуации раздалось несколько выстрелов. Кто стрелял — установить было невозможно, но пули зловеще засвистели, отскакивая от металла и непробиваемой пластмассы стен.
      На глазах у бессильного что-либо сделать Мортона все обезумели. Он лежал на полу, такой же беззащитный против шальных пуль, как все остальные. В это время Мортон заметил, что диамондианский полковник вылез на четвереньках из-под стола и направился к Дэвиду Керку Местный офицер вынул из кармана нож, перевернул Керка на живот и перерезал связывающие его веревки. Молодой человек встал, растер себе запястья, потом попросил у своего освободителя нож. Тот без колебаний дал его Керку
      Дэвид подбежал к Брэю и освободил его. Через несколько секунд они уже оба бежали к Мортону, но тот покачал головой
      — На мне наручники, — со вздохом объяснил он. — Освободите мисс Феррарис!
      Брэй и Керк не могли этому поверить. Они перевернули Мортона и обнаружили, что на него действительно надели наручники. Ни один нож не мог освободить полковника от металла, сковывавшего его запястья.
      По знаку Брэя Керк побежал с ножом к Изолине. Пока Керка не было рядом, молодой лейтенант торопливым шепотом рассказал своему начальнику о том, что случилось в овраге описал встречу с двойником из Махалы и пересказал содержание своего разговора с ним.
      Когда он кончил, вернулся Керк. Вид у него был встревоженный.
      — Она ранена в живот, теряет много крови, — сообщил он.
      В этот момент Изолина застонала, потом крикнула срывающимся голосом:
      — На помощь! Помогите мне!
      Брэй бросился к ней. Мгновенно оказавшись у носилок, он наклонился над Изолиной и взглянул на нее. Назад он вернулся очень бледным.
      — Доктор Герхардт, вы можете что-нибудь сделать?
      Психиатр подошел к раненой, присел возле носилок и стал осматривать Изолину. Не вставая с места, он повернул голову и крикнул:
      — Где эти санитары?
      — Сейчас я их приведу! — ответил лейтенант Брэй. Он уже бежал к двери, когда Мортон понял его намерение и закричал изо всех сил:
      — Брэй! Вернитесь! Вас убьют!
      Молодой офицер не взглянул назад, словно ничего не слышал, и исчез за одной из задних дверей, через которые бежали из зала ирски.
      Прошла минута, потом две и три.
      Вдруг молодая женщина перестала всхлипывать.
      — От плача нет никакой пользы, боль можно переносить и молча, — сказала она.
      Потом Изолина повернула голову. Ее глаза, почти такие же большие и влажные, как у ирскских женщин, и совсем такие же синие, пристально взглянули на Мортона.
      — Чарлз, что будет с диамондианцами? — невнятно спросила она.
      Мортон не смог ответить: беда случилась так неожиданно, что он еще не опомнился от потрясения. Вместо ответа он спросил:
      — Куда вы ранены?
      Изолина думала, что пуля пробила низ ее живота и раздробила одну из костей таза.
      Это смерть! Мортон почувствовал, что Изолина не выживет.
      На мгновение его сознание словно накрыла тьма — мрак горя, не такой густой, как Тьма Системы Махала. Эта трагедия была такой бессмысленной! Мортон почувствовал, что в его душе поднимается ярость, порожденная современной логикой. Но как только он осознал это, ярость исчезла.
      Полковника беспокоила мысль, что он должен что-то сделать в связи с последним рассказом Брэя, но он лишь сказал Керку:
      — Перенесите меня к ней.
      Керк и один из диамондианцев поставили носилки Мортона рядом с теми, на которых лежала Изолина.
      За короткое время, пока это происходило, в уме Изолины возникла мысль, типичная для диамондианской женщины: «Пока я лежу здесь раненая, мне не составит никакого труда выйти замуж…»
      Да, выйти замуж за Мортона, подумала она. Изолина считала, что умрет, но это желание оказалось сильнее предчувствия конца и сделало молодую женщину безумной или гениальной. Изолина не чувствовала никакого стыда, не осознавала, что такой порыв неразумен и не соответствует ситуации.
      От нанесенного ей удара, от потрясения, которое Изолина испытала, почувствовав смертельную угрозу своему телу, все остатки здравого смысла покинули ее вместе с вытекающей кровью. И молодая женщина с изумительной простотой сказала тому, кто обещал стать ее мужем:
      — Чарлз, я хотела бы умереть под именем мадам Чарлз Мортон.
      — Полковницы мадам Чарлз Мортон, — уточнил он.
      Священник, сопровождавший диамондианскую делегацию, начал брачную церемонию без особого энтузиазма. Мортон узнал это поведение — то же было на Земле во время второй свадьбы его матери. Католический священник, соединяя католичку с некатоликом, выполнял лишь необходимый минимум обрядов, явно считая, что Бог не благословляет по-настоящему такой союз.
      Церемония закончилась быстро.
      Прошло еще тридцать секунд.
      Вернулся Брэй. За ним шли санитары,
      Позже Мортон вспомнил, как санитары наклонились над Изолиной и как он сказал Брэю:
      — Я попытаюсь стать духовным братом с этим двойником из Махалы. Постучите по дереву!
      Из того, что было потом, он помнил только окутавший его блестящий туман и свое последнее усилие спасти еще одного человека — свой крик Герхардту:
      — С этого момента вы полковник Чарлз Мортон!

      Частичное бегство животных из Оврага Гиюма началось вскоре после начала боевых действий между крупными силами ирсков и диамондианцами. В тот первый вечер выстрелы лишь возбудили нервы животных и заставили сжаться их мышцы. Несколько голубей, которым раньше приходилось во время перелетов состязаться в ловкости с охотниками, открывавшими сезон, улетели навстречу заходящему солнцу, как только начало темнеть, и две берберийские утки, покинув свои гнезда, направились на север.
      На этом миграция в первый день закончилась.
      Как ни странно, для большинства птиц самым страшным оказался тот выстрел, который сделал ночью Хоакин по крокодилу. Шум растревожил их и заставил нервничать. Несколько ночных птиц улетели сразу же, однако новая группа голубей отправилась в путь лишь после восхода солнца, когда началась первая непрерывная перестрелка.
      Серебристые фазаны — хорошие бегуны, и потому они не стали тратить силы на то, чтобы подниматься в воздух, а побежали через лесную чащу на юг, к большой травянистой равнине.
      Одна фазанья курочка неожиданно выскочила из зарослей рядом с десантником-диамондианцем, присевшим за скалой. Он свернул птице шею так быстро, что та не успела даже вскрикнуть.
      Курочка была единственной среди животных жертвой этой первой схватки.
      Когда ружейные выстрелы уже раскатывались в утреннем воздухе, два ягуара — те, которые недавно уходили от людей, — беспокойно заворочались на своей травяной постели. Потом по обоюдному согласию животные встали и бесшумно направились к югу. Они были в ярости.
      Большая часть мелких диких кошек, все белки, выдры и барсуки ограничились тем, что немного отошли от слишком шумного места. Кокосовый медведь, который спустился на дно оврага, чтобы провести там день, взобрался по косогору обратно наверх и зашагал на восток своей тяжелой походкой.
      Днем, во время шедшей с перерывами артиллерийской дуэли, большая часть животных покинула лишь ту часть оврага, где треск ружейной пальбы диамондианцев был оглушительным: овраг был их домом, другого они не знали. Как крестьяне в другие времена и на других планетах, животные затаились в своих маленьких жилищах — под веткой, в выемке скалы, на дне оврага, — пока армии, как волны, разбивались о ряды противника и откатывались назад у них над головами.
      Десантники-диамондианцы находили время, чтобы стрелять по всем зверям и птицам, которых видели, и за долгие часы боя некоторые из обитателей оврага были убиты, а другие ранены, что было еще хуже.
      Во второй вечер животный мир Оврага Гиюма был в сильном волнении. Все животные были несчастны. Большинство из них чувствовали горе, но некоторые — гнев, в числе разгневанных были два ягуара. Эти крупные звери лежали в засаде, готовые к прыжку, не знали, на кого наброситься, в какую сторону нанести удар, бить лапами, рвать копями и зубами, кого сожрать. На третью ночь по тропе мимо них бежал человек, коли не видел вокруг себя ни леса, ни лесных зверей. Он давно привык к цивилизованной жизни, что дикие животные казались его хитрому и изобретательному уму нереальными.
      Марриотт был испуган. Он боялся, что те, кого он оставил в космическом корабле, погонятся за ним и схватят его раньше, чем он доберется до маленького подземного бункера, который он построил вскоре после того, как закончил свой обширный проект захвата единоличной власти над той огромной силой, что находилась в небе.
      «Почему люди умирают за идеи?» Этот вопрос Марриотт задавал себе довольно часто и всегда отвечал на него: «В этом нет смысла».
      Десять лет назад он страдал, когда увидел, что ласковые ирски превратились в убийц, и все же не нашел в себе сил отказаться от власти, которая вызывала столько нарушений в Системе Махала.
      Тогда он понял, почему не смог это сделать. «Жажда безграничной власти! Это сильнее рассудка. От власти я никогда не откажусь!»
      Так Марриотт примирился со своим безумием, как это сделали многие тираны до него. И потому теперь он знал, что должен сделать.
      В бункере он сядет в летательный аппарат, поднимется в воздух и своим взлетом приведет в действие ядерную бомбу.
      Сколько гектаров джунглей уничтожит бомба вокруг себя, сколько разумных существ — людей или ирсков — и животных погибнут? Марриотту это было безразлично. Для него имела значение только его собственная жизнь. Чужие жизни ничего не значили. Для Марриотта по-настоящему существовал только он сам. Остальные были лишь тенями, которые рано или поздно должны исчезнуть. Тогда почему им не исчезнуть совсем?
      Прыжок ягуаров был совершенно бесшумным. Бежавший человек на одно ужасное мгновение увидел, словно при вспышке молнии, огромную кошачью голову, желтые горящие глаза и клыки, блеснувшие под приподнятыми в оскале губами.
      Смерть от острых как бритва когтей и зубов, способных одним ударом раздробить затылок или плечо, наступает почти без боли. Самец напал первым, но самка последовала за ним так быстро, что за сорок пять секунд они разорвали тело Марриотта в клочья.
      Они прекратили свой пир только тогда, когда внезапно увидели светящееся существо, подходившее к ним по тропе. Тогда ягуары перестали рвать мясо, злобно зарычали в бешеном зверином гневе, потом отступили и растворились в темноте ночных джунглей.
      Спугнувшее хищников существо на было похоже ни на ирска, ни на человека. Ростом оно было по меньшей мере на тридцать сантиметров больше, чем ягуары в длину. Его яйцевидная голова совершенно не была похожа на человеческую, а прозрачное тело отливало серебром.
      Лицо его на первый взгляд сильно напоминало морду льва. Круглые золотистые глаза были очень широко расставлены. Если у этого существа были уши, то они располагались не по бокам этой благородной головы. Существо выглядело очень умным, способным к глубоким чувствам, восприимчивым, но… не таким, как люди и ирски.
      Оно возникло из ничего на этой тропе и подошло к месту, где лежало то, что осталось от Марриотта. Туда уже подбегал шакал. Зверь сел возле добычи и стал пристально смотреть на непрошеного чужака глазами, такими же желтыми, как у того.
      Мортон стал духовным братом светящегося существа и спросил у него:
      «Как мы можем установить отношения, при которых люди, ирски и Система Махала могли бы мирно ужиться?»
      — У меня нет полномочий заключать такие соглашения, — ответил двойник. — Мой оригинал вернется сюда примерно через две тысячи лет, и тогда вы сможете поговорить со мной об этом.
      «Если это ваше последнее слово, то мне придется держать вас под контролем по методу Марриотта», — заявил Мортон.
      — Мне нужно ваше разрешение, чтобы связаться для консультации с нашим ближайшим центром. На это может понадобиться довольно много времени.
      «Хорошо, я предоставляю вам столько времени, сколько нужно. Даю вам это разрешение, а потом мы еще побеседуем с вами», — сказал Мортон.
      После этого он покинул двойника.

      Была ночь.
      Лейтенант Лестер Брэй вошел в большую дверь дворца Комиссии, не заметив, что задний флигель почти полностью разрушен. Брэй плохо помнил, как он вернулся в Новый Неаполь. В его уме была путаница и кружились мысли, не имевшие ничего общего с его предыдущим опытом. Еще он смутно понимал, что по дороге потерял свою военную форму и теперь был одет во что-то вроде брюк и рубашку.
      Тем не менее он до некоторой степени сохранял присутствие духа. Поскольку он был Брэем, он небрежным жестом поприветствовал одного из часовых, бросил, на ходу: «Привет, Пит!» — и хотел войти во дворец, словно был одним из гражданских служащих.
      — Эй, вы! Подождите! — окликнул Брэя толстяк, сидевший за письменным столом. Его голос, вначале выражавший удивление, под конец перешел в сердитое ворчание.
      Брэй остановился с изумленным видом.
      — Кто вы такой? — рявкнул охранник.
      «Ну зачем поднимать столько шума?» — подумал Брэй. Он повернулся, приняв огорченный вид, но говоря себе, что часовые никогда не знали его по-настоящему, а раньше он свободно входил во дворец лишь потому, что носил магический мундир. Он внушительным тоном назвал свое имя, добавив:
      — Получилось так, что сегодня я одет в штатское. Поэтому, если вы позволите… — и хотел уйти.
      В этот момент из двери прихожей, над которой светилась надпись «Офицеры охраны», вышли два солдата. Они схватили Брэя и отвели его назад к столу.
      Через несколько секунд из комнаты охраны вышел лейтенант федеральных войск.
      — Что происходит? Вы ведь звонили, — спросил он. Толстяк показал пальцем на Брэя.
      — Этот диамондианец говорит, что он лейтенант Лестер Брэй.
      Брэй машинально повернулся посмотреть, о ком идет речь, — и не увидел никого. В этот раз его ум оказался недостаточно быстрым.
      — Какой диамондианец? — спросил Брэй.
      — Вы.

* * *

      В шесть часов утра чрезвычайный посол Лоран, который допрашивал Брэя, сказал ему:
      — Надеюсь, теперь вы поняли, что вы диамондианец, гражданское лицо, вам около тридцати лет, и по документам, обнаруженным в вашем бумажнике, вас зовут Пьер Маньян.
      Лоран взял в руки пачку бумаг и продолжил:
      — Здесь есть расшифровка записи передвижений лейтенанта Лестера Брэя, и все это кажется мне достаточно фантастичным. Но в последнем донесении говорится, что он был в вертолете, который позавчера ночью приземлился на границе Оврага Гиюма. Лейтенант, очевидно, находился в это время в плену и под действием химического гипноза.
      — Совершенно верно, господин посол. Я был там с доктором Герхардтом, дружественным ирском по имени Лозитин и ирском-повстанцем по имени Зооланит. Никого из них я не видел после нашего прибытия на место. Нас отвели в космический корабль, и последнее, что я помню, — в зал, где я находился, внесли на носилках полковника Мортона. У него были связаны руки и ноги. Что же касается гипноза, то благодаря подготовке, полученной в разведслужбе, я, разумеется, сумел освободиться от него, и он с самого начала не имел большого значения.
      Лоран взял другой документ, просмотрел его, поднял глаза от листа и произнес:
      — Офицер федеральных войск, майор, вчера вечером вошел в больницу, где работает доктор Герхардт, и направился прямо в его кабинет. Майора арестовали, но он упорно продолжает утверждать, что он доктор Герхардт. А здесь, — сказал посол, беря еще одну бумагу, — сказано, что вчера вечером, вскоре после вашего прихода, на нашей проходной появилась проститутка-диамондианка и сказала, что она Дэвид Керк. Охранники сначала решили, что она хотела подняться наверх к Керку (слабая горькая улыбка), что было бы логично. Но она настаивала на своем. Поэтому ее тоже арестовали и допросят позже. Лоран бессильно развел своими красивыми руками.
      — Что вы думаете об этом… э-э… лейтенант?
      За эти несколько минут ум Брэя оправился от потрясения.
      — Я думаю, господин посол, чтобы сделать выводы из всего этого, мы должны собраться вместе — Керк, Герхардт и я.
      Лоран нашел эту идею превосходной. Потом, немного поколебавшись, посол сказал:
      — У меня здесь лежит доклад майора Луфтелета. Майор сообщает мне, что вчера вечером начиная с двадцати часов двадцати двух минут здание известного вам поста сражалось с магнитным полем, окружающим Диамондиану. Считаете ли вы, что время совпадает?
      Какое-то время собеседники молча смотрели друг на друга. Наконец Брэй вздохнул.
      — Почти совпадает, месье. Что произошло?
      — Если я верно понимаю Луфтелета, а это не всегда легко, то схватка продолжалась чуть меньше восьми минут сорока пяти секунд, что, по его словам, очень близко к пределу, заданному определенным логическим числом здания.
      — Значит, здание выиграло бой?
      — Луфтелет готовит доклад о его результатах, но должен вам признаться, лейтенант, — то, что случилось с вами, не дает мне уверенности, что победа здания была полной. Кстати, руководствуясь траекториями передвижения полковника Мортона и лейтенанта Брэя, я направил одно из наших спецподразделений в Овраг Гиюма. Несколько минут назад мне передали оттуда донесение: наши люди обнаружили очень крупный объект, закопанный у подножия одного из утесов. Можно сделать вывод, что это космический корабль, о котором вы упоминали. Попытки установить контакт с теми, кто может находиться внутри, не удались. Наши люди продолжают свою экспедицию, соблюдая осторожность.
      Брэй немного помолчал, потом тихо спросил:
      — Во всех этих бумагах есть хотя бы слово о полковнике Мортоне или подсказка, где он может быть?
      — Нет, ничего.

      Мортон разглядывал незнакомую девушку, которая нерешительно переступила порог ресторанчика «Турин», и вдруг уверенно пошел ей навстречу.
      — Изолина? — спросил он.
      Женщина была стройной и изящно сложенной, с черными волосами и выражением природной отваги на лице — сейчас это выражение исчезло. Глаза незнакомки удивленно остановились на Мортоне.
      — Да, — шепнула Изолина. — Но кто вы такой?
      Ее собеседник улыбнулся толстыми губами.
      — В данный момент, если верить зеркалу, в которое я, дрожа, смотрел несколько минут назад, я коренастый, курносый и толстогубый диамондианец с жирной кожей и карими глазами, ростом всего метр шестьдесят. Но характер у меня достаточно веселый. Я хозяин маленького торгового дела в «старом» городе и обременен длинной и тощей женой с колючим языком. Она любит кричать на меня, потому что я не всегда возвращаюсь домой по вечерам. Но поскольку я диамондианец, я ее не слушаю. Я ее неплохо выдрессировал и теперь счастлив. Но на самом деле, — добавил он, открывая в улыбке два ряда ослепительно белых зубов, — я полковник Чарлз Мортон.
      — Чарлз, что случилось? — воскликнула девушка. Мортон взял ее за руку своей новой рукой, большой и толстой, и повел в зал.
      — Давайте сначала поужинаем. У меня с собой бумажник, набитый деньгами, так что нам не придется ограничивать себя.
      Ресторанчик был маленький — всего двенадцать столиков в нишах, и лишь три столика были заняты. Двое диамондианцев — низенький коренастый мужчина и стройная молодая женщина заняли места в стороне от остальных посетителей. Усевшись, Мортон улыбнулся Изолине.
      — Вы не слишком пострадали, — сказал он, рассматривая ее. — Посмотрим… Девятнадцать с половиной лет, очень черные волосы, тонкие черты лица и восхитительная фигура — столько достоинств, что с ними вы легко сможете зарабатывать себе на жизнь. Что до меня, то если вспомнить, что диамондианские мужчины одни из самых красивых в мире, мне повезло меньше.
      — Прекратите шутить! Что все это значит?
      — Это современная логика.
      Изолина растерянно смотрела на него.
      — Понятие взаимозаменимости деталей распространилось на живые существа, — просто сказал Мортон.
      Изолина продолжала глядеть на него, ничего не понимая, и явно чувствовала себя неспокойно.
      — Сегодня вы… Как вас зовут сегодня? Вы открыли ее? — спросил Мортон, показывая на ее сумочку.
      — Да. Меня зовут Мария Кастанья, и я проститутка,
      — Мария? — повторил Мортон, поморщившись, потом пожал своими жирными плечами. — Полагаю, что это еще больше упрощает процесс: на этой планете миллионы Марий. В данный момент около пяти тысяч проституток и столько же мужчин, из которых половина офицеры войск Земной Федерации, а половина диамондианцы, как я, взаимозаменимы с вами и со мной.
      — Но как это может быть? И что такое эта современная логика?
      Мортон терпеливо объяснил Изолине, что десять тысяч человек были теперь как десять тысяч транзисторов.
      — Все мы элементы одного типа, скажем, UT-01. Сами мы, поскольку для нас доступна определенная логика, видим, что мы отличаемся один от другого, но для Тьмы мы представляем собой одно существо. — Он еще раз улыбнулся, показывая крупные зубы, и пожал плечами. — Никто никогда не говорил, что современная логика неверна. Просто ее область действия ограничена: она связывает в одно целое схожие объекты, чтобы каждый из них мог выполнять функции другого. Это выглядит нормально, разве не так?
      — Ради бога, перестаньте шутить! — воскликнула Изолина, — Как вы можете так легко относиться к этому?
      — Как говорит старая пословица, я живу в ладу с этим миром, каким бы он иногда ни был.
      — Но где мое настоящее тело? — сердито спросила Изолина.
      При этой внезапной вспышке гнева официантка, которая шла к ним принять заказ, повернула назад. Мария-Изолина отвернулась от нее. Когда официантка отошла достаточно далеко, молодая женщина с болью в голосе повторила:
      — Где оно?
      Мортон внимательно и серьезно посмотрел на нее.
      — Я как раз надеялся узнать от вас некоторые подробности на этот счет. Каково ваше последнее воспоминание?
      — Последнее, что я помню, — как Марриотт и ирск убегали через двери, — ответила молодая женщина.
      Тут она неожиданно замолчала, ее большие карие глаза стали круглыми от удивления, и она спросила:
      — Почему они это сделали?
      — Подумайте как следует. Вы помните свадебную церемонию?
      Красивая черноволосая собеседница Мортона наморщила лоб, напрягая память. Вдруг от изумления ее глаза чуть не вылезли из орбит.
      — О господи! Вы хотите сказать, что она была на самом деле?
      Мортон облегченно вздохнул.
      — То, что вы сейчас сказали, доказывает, что мой анализ был верен: только что вы сумели преодолеть самопроизвольную потерю памяти. Теперь я лучше понимаю, что произошло. Думаю, нам всем очень повезло.
      — Что вы хотите сказать?
      — Пуля, которая попала в гипнотический шприц-пистолет, выбила его из руки Герхардта, пистолет подкатился к вентилятору, тот всосал примерно пол-литра мощного гипнотического средства и сначала погнал его с воздухом в нижние этажи, где укрылось большинство ирсков. Я уверен, что этот состав усыпил их всех. Возвратившись наверх, газ, должно быть, скопился в некоторых воздухоприемниках, которые не оборудованы фильтрами против примесей этого рода. Я знаю, что фильтров нет, потому что секретные службы держат под наблюдением производство таких изделий и ни разу не позволили никому тайно продать на сторону свою технику. Значит, газ постепенно поднялся обратно к нам, и даже мое собственное тело из-за того, что он подается постоянно, должно быть, еще пропитано им и потому не может автоматически освободиться от его воздействия. То же, видимо, происходит и с лейтенантом Брэем.
      — Но, — осмелилась сказать Изолина, — мы… мы же здесь.
      — Мы представляем собой новый фактор, — ответил Мортон.
      Изолина, похоже, не услышала его.
      — Что теперь с нами будет? — простонала она.
      — Каждый раз, как вы изменитесь, ищите меня здесь. Да… Так все должно наладиться. В конце концов, пятьдесят процентов из нас находятся здесь, в Новом Неаполе, так что статистика очень благоприятна.
      Огромные карие глаза пристально смотрели на него.
      — Но что это значит? О чем вы говорите?
      — Прошу вас, Изолина, не твердите «что это значит», как безмозглая диамондианка. Нас в этом кольце десять тысяч. Со временем нас может стать еще больше. Завтра вы рискуете проснуться в теле полковника федеральной армии, хотя до сих пор в кольцо пошел только один из них.
      И Мортон прибавил, словно извиняясь:
      — Мне очень тяжело, что я выбрал всех женщин кольца среди проституток, но я не нашел в себе силы включить добродетельных диамондианских жен и матерей, этих несчастных рабынь, в кошмар ежедневных или еженедельных превращений, хотя это произойдет достаточно быстро… Послушайте, вы представляете себе, как мы будем вечно искать друг друга в этой путанице меняющихся тел? Понравилось бы это вам?
      Изолина, должно быть, только сейчас вдруг осознала произошедшее. Ее нежное лицо изменилось: на нем снова было выражение дерзкой отваги. И еще на этом лице был восторг. Она схватила Мортона за руку.
      — Да, да! Боже мой, конечно, да! — и, внезапно придя в ужас, добавила: — Но нам нужен какой-то способ связываться друг с другом… номер телефона…
      Мортон накрыл своей большой пухлой ладонью тонкие пальцы, вцепившиеся в его руку.
      — Изолина, успокойтесь. У нас есть место встречи — этот ресторан. Значит, в нужное время мы сможем сделать все остальное, все, что понадобится. Согласны ли ВЫ остаться моей женой в этих обстоятельствах?
      Молодая женщина приоткрыла рот, чтобы сказать «да», и ее глаза заблестели от восторга. Вдруг этот блеск погас, и глаза затуманила влага.
      — Но завтра я буду уличной девицей в Новом Неаполе, а вы окажетесь далеко в Новом Милане или на фронте с войсками Земной Федерации.
      — Да, это возможно.
      — Вы, разумеется, ограничили этот эксперимент во времени?
      Лида Мортона помрачнело.
      — Внушения о том, как освободиться от гипноза, не всегда действуют, как предполагается. Вероятнее всего, все люди из кольца получили команду связаться с 5М5 через пять дней, и с этого времени все они будут в прямом контакте полностью освобождены от гипноза.
      — А что тогда? Мне кажется, после этого все будет просто?
      — Сегодня рано утром я был там. Вся эта часть дворца Комиссии разрушена. Компьютер, хотя и металлический, был подброшен вверх примерно на тридцать метров. А когда он упал, десять миллионов предохранителей перегорели, — пояснил Мортон.
      Выражение затуманившихся глаз Изолины было странным.
      — Значит, это может продолжаться вечно?
      Мортон не ответил, а поднял руку, делая ей знак замолчать, и шепнул:
      — Подождите! Меня сейчас подключили к фантастической беседе.
      В его мозгу заговорил шелестящий голос: «Система Махала А-24-69-73-2 вызывает Универсальный Регион, Локальный центр „Примус“. Поступило сообщение о проблеме RОD. Ряд инцидентов логического типа вызвал кризис на уровне загадки. Срочно требуется помощь или совет».
      (Ответ: Помощь абсолютно невозможна: системы группы А-24 расположены на периферии уровня 69 и находятся за пределами досягаемости средств прямой связи. Ваша очередь, Второй!)
      Диамондианская Система Махала описала события, которые привели к путанице с Мортонами, и в заключение спросила:
      «Какие советы вы можете дать?»
      (Решение: Случай, когда устройство управления не может идентифицировать объект, никогда не предусматривался. Следовательно, применяйте вариант 96-Т.)
      «Не преувеличиваете ли вы?»
      (Проверка: Первый вариант — истребление всего вида?)
      «Потерпел неудачу».
      (Проверка: Уничтожение первоначального устройства управления?)
      «Сделано невозможным с помощью средств приоритетного доступа».
      (Решение. Предписывается вариант 96-Т.)
      «Отлично».
      Мортон почувствовал на себе тревожный взгляд молодой женщины.
      — У вас странный вид, — заметила она.
      — Подождите! — повторил Мортон. — Это еще не кончилось.

      Хорошо знакомый Мортону женский голос пробормотал:
      — Не знаю, что со мной такое. Я, кажется, вот-вот упаду в обморок.
      Мортон повернулся, прошел через ярко освещенную кухню к зеркалу и взглянул в него. В стекле отразилось лицо его сестры Барбары (значит, это не зеркало). Она внимательно оглядела себя, потом сказала:
      — Какая я бледная, просто ужас: ни кровинки в лице.
      Тогда Мортон понял, что происходит.
      «Но она же на Земле!» — подумал он. Этот мысленный протест был очень слабым, и почти сразу же его заглушила невероятная правда. Возникла другая мысль, такая огромная, что не умещалась в сознании: «Больше семисот световых лет!»
      «Так вот за что боролся Марриотт! — сказал себе Мортон. — Всемогущество, связь с кем угодно во всем мире — для него одного».
      Потом, во время этого сеанса связи, которым Мортон теперь управлял сам, его ум, проникаясь грандиозностью этого открытия, с каждым мгновением расширялся, разбухал, увеличивался в объеме как новорожденная Вселенная после первоначального взрыва.
      — Барбара, это я, твой брат Чарлз, — сказал Мортон вслух. — Я говорю с тобой с помощью нового метода: передаю слова прямо в твой мозг. Сядь куда хочешь и говори вслух как обычно, я смогу тебя услышать.
      В тот момент, когда Мортон где-то произносил эти слова, он почувствовал, что ему будет еще проще услышать сестру, чем он сказал: в определенном смысле он был Барбарой, Как в первый раз мысли Лозитина, мысли сестры проносились в его уме словно его собственные.
      Мортон-Барбара побежал: Чарлз чувствовал себя совершенно так, как если бы бежал сам. Они оба (брат-сестра), задыхаясь от бега, бросились на очаровательную маркую скамейку, стоявшую в оконной нише на кухне. Усевшись, Барбара воскликнула:
      — О господи!
      — Что случилось? — спросил женский голос в соседней комнате.
      — Скажи ей что хочешь, — шепнул Мортон. — Я не знаю, как долго мы сможем поддерживать эту связь.
      (Впрочем, связь казалась достаточно надежной.)
      Барбара справилась с этой проблемой самым простым способом: когда в кухню вошла говорившая — немолодая женщина, — сестра Мортона просто властным жестом запретила ей задавать вопросы.
      — Чарлз, это невероятно?
      Слово «невероятно» было слишком слабым, но у Мортона не было временя на объяснения.
      — У меня не было выбора: я должен был либо вызвать тебя по межзвездной связи, либо использовать этот новый метод. (Потом он решился на ложь.) Я хотел только, как обычно, узнать, что у вас нового.
      В прошлом в критические моменты или тогда, когда он не был абсолютно уверен в том, как будут развиваться события, Мортон звонил своей семье по телефону именно в это время.
      Без колебаний он продолжил:
      — Я хотел узнать, все ли там… то есть я хочу сказать здесь… в порядке.
      Барбара уже опомнилась от потрясения.
      — Откуда ты говоришь?
      — Я по-прежнему на Диамондиане.
      — Как идет война? Легкий вопрос.
      — Военная тайна. Мама по-прежнему живет со своим вторым мужем?
      — Мама единственная идеальная жена, которую я знаю, — ответил нежный женский голос. — Ни малейшего подозрения, если он не ночует дома. А вот я — другое дело. Вчера Люк позвонил мне — хочет, чтобы мы снова сошлись. Я послала его к черту! Вот тебе моя супружеская жизнь, — с горьким смехом закончила Барбара.
      — Советы психиатров иногда помогают женщинам правильно обращаться с такими, как Люк.
      — Я отказываюсь играть в эти жалкие игры!
      — Тогда вообще не разговаривай с Люком.
      — Но я ведь люблю его, — простонала Барбара. Мортон торопливо прервал ее.
      — Нам нужно кончать разговор, — сказал он и озадаченно добавил: — Не пойму я некоторых мужчин. Отчего они такие?
      — Не знаю, — отозвалась Барбара и мужественно добавила: — До свидания, Чарлз!
      — о свидания. Поцелуй за меня маму.
      — Обязательно поцелую. — И кухня на далекой Земле вдруг исчезла. Кусок настоящей, совершенно реальной жизни сменился пустотой.
      Пустота ожила и стала…
      Это «я-ты-вы-все» стало Мортоном.
      Мортон смутно чувствовал, что его сознание растеклось по космосу вокруг шестой планеты диамондианского солнца и по ее поверхности.
      Мир вокруг него… осветился. Сначала вспыхнуло несколько ярких точек, потом их стало больше. Вначале казалось, что они были относительно близко. Потом они стали охватывать все большее пространство, загораться все дальше. Разница расстояний в один миг четко обозначила границы этого озаренного светом мира, и Мортон понял, что смотрит на полный звезд Космос.
      Вдруг он увидел под собой нечто фантастическое — планету, сияющую множеством огней. Но планеты такими не бывают, удивленно подумал Мортон. Они покрыты туманом, окутаны облаками. Как правило, атмосфера обитаемого мира — это туман, который скрывает все, кроме самых крупных возвышенностей и гор. Города на этом расстоянии обычно не видны.
      Но сейчас он со всех сторон видел вокруг себя слабо светящиеся линии. Они как будто опускались на поверхность находившейся прямо под ним планеты. Эти линии были почти невидимы, но их было так много, что казалось, будто все пространство вокруг Мортона слабо светится. Мортон попытался понять, почему ему так долго показывают эту гигантскую панораму, — и вдруг все расплылось у него перед глазами. То, что он видел, удвоилось, утроилось, учетверилось.
      В первое мгновение его зрительные нервы едва выдержали такое напряжение: две поверхности планеты, потом три, потом четыре, потом бесконечно много. Число светящихся линий тоже умножалось. Мортон попытался представить себе то, что он видел, как несколько изображений, наложенных одно на другое. Он заморгал глазами, пытаясь лучше разглядеть многослойную панораму.
      Это оказалось невозможным.
      «Мне дают понять, что Тьма может одновременно видеть все поверхности планеты и слить в своей памяти все виды Диамондианы в один образ», — подумал Мортон. От него самого Система Махала явно не могла требовать так много. Тогда чего она добивается?
      Может быть, если он будет считать эти виды зрительными образами и выберет из них один, а остальным позволит потускнеть…
      Мортон попытался это сделать.
      Тут же он четко увидел часть планеты — Северный полюс. Мортон решительно вернулся к туманящей зрение общей картине и выполнил операцию «уточнения» по-иному. На этот раз он увидел бескрайнее море.
      «Я угадал!» — с торжеством подумал он.
      В тот же момент Мортон услышал звуки. Это были голоса, миллионы голосов.
      Очень давно, еще учась в университете, он однажды подключился к одному из тех «пучков» сообщений, с помощью которых телефонные вызовы передавались через межзвездное пространство. Принцип этой передачи — использование радиоволн в качестве несущего луча, по которому «пучки» передавались со сверхсветовой скоростью, восхитил Мортона-студента, а передача тысяч вызовов в одном пучке была, как выражался его профессор, «изящным решением».
      Тот, меньший хор голосов, который он услышал тогда, напоминал шум в большом переполненном зале, где все говорили одновременно, ожидая начала концерта.
      Сейчас Мортон слышал что-то похожее, только голосов было еще больше.
      В изумлении он подумал: «Неужели я сейчас слышу все слова, которые в этот момент произносят там, внизу?»
      Такая возможность не умещалась в его уме и была слишком огромной, чтобы ее можно было обдумать за то малое время, которое у него было. Мортон задал себе вопрос, способен ли он еще управлять своими действиями.
      В кабинете посла Лорана зазвонил видеоком, и чей-то голос доложил:
      — Сообщение от поисковой группы, господин посол!
      Лоран быстро снял трубку. Наступило молчание — он слушал того, кто говорил на другом конце провода. Потом, бросив взгляд на Брэя-диамондианца, он задал в трубку вопрос:
      — А тело лейтенанта Лестера Брэя? Рядом со мной стоит человек, которому это будет особенно интересно.
      Наконец Лоран положил трубку и серьезным тоном сообщил:
      — Обнаружен только один труп — тело мисс Феррарис. Спасатели вошли в корабль, надев противогазы, и нашли там около шестидесяти ирсков и людей, которые все были без сознания. Единственный, кто исчез, — Мортон. Предполагают, что в воздухе распылено примерно пол-литра гипнотизирующего газа, а этого в таком ограниченном пространстве достаточно, чтобы усыпить их всех на несколько дней.
      Мертвенно-бледное лицо посла постепенно приобретало обычный цвет, и выражение этого лица было радостным.
      — Я велел доставить их всех сюда. Думаю, скоро мы сможем начать мирные переговоры. И в данных обстоятельствах, поскольку большая часть делегатов находится под гипнозом, я очень надеюсь на удачу. Мне кажется, что это полное и окончательное решение военной части той головоломки, о которой вы говорили…

* * *

      Мортон вновь оказался в знакомом ресторанчике напротив Марии-Изолины Кастанья-Феррарис.
      — Что с вами было? Уже два раза приносили счет, — шепнула она.
      — Кажется, решение 96-Т означает вот что: местная группа абонентов Махалы отныне должна подчиняться моим приказам, а через две тысячи лет кто-нибудь прибудет сюда посмотреть, позволю ли я совершиться тому, чего они хотят. Я буду должен уволиться из армии и остаться на Диамондиане. Что вы думаете об этом? Как вам нравится идея сделать всех людей взаимозаменимыми с полковником Чарлзом Мортоном?
      Пока он говорил, черноволосая молодая женщина оживилась. Вдруг она встала с места, быстро обошла стол и упала на колени коренастому смуглому диамондианцу.
      — Господину Чарлзу Мортону и его супруге пора удалиться в укромный уголок и там воспользоваться своим уединением. Но одно я могу сказать тебе точно.
      — Что же?
      — Такой план, как тот, что предлагает эта Махала, никогда не будет принят диамондианцами.
      Сказав это, она прижала в поцелуе свой изящный рот к толстым губам Мортона.

      На Земле через несколько недель.
      Заведующий художественной частью некоего журнала V постучал в дверь своего шефа — главного редактора, вошел к нему и почтительно положил на его стол рукопись.
      — Я получил новый рассказ лейтенанта Лестера Брэя. С Диамондианы.
      — Слушайте, это ведь там только что подписали тот мирный договор! Покажите-ка мне это!
      Глаза шефа искрились радостью, когда он читал: «Серые мысли под серым небом… Из своего окна Христомена видела над потемневшими крышами Нового Неаполя вершину Везувия-2, который непрерывно извергал клубы дыма…»
      Широко улыбаясь, главный редактор поднял взгляд на своего молодого помощника.
      — Нет, вы только послушайте! Какой местный колорит! Это непременно нужно поставить в ближайший номер! Это же фантастическая сенсация — мы первые опубликуем такой материал! Рассказ очевидца — да с этим мы прогремим на весь мир! Вы согласны?
      — Конечно, шеф!