Госсейн кивнул.
— Хорошо, доктор, — сказал он. — Я буду ждать вас через пять минут. Если вы не вернетесь, я преодолею брезгливость и пущу Прескотту пулю в лоб.
Кэр невесело рассмеялся.
— В таком случае мне лучше немного задержаться.
Смех его затих у выхода. Он скользнул в полуоткрытую дверь и исчез в темноте и тумане.
Госсейн посмотрел на часы.
— Сейчас десять минут пятого, — сказал он Прескотту и вынул пистолет.
Мелкие капли пота появились на висках Прескотта, стекая по щекам. Это натолкнуло Госсейна на мысль. Он вновь взглянул на часы. Секундная стрелка, стоявшая на отметке десять, приближалась к сорока пяти. Прошло тридцать пять секунд.
— Одна минута, — сказал Госсейн.
Физиологическое время — это нескончаемый поток изменений в клетках и тканях организма. Но время психологическое зависит от самых неожиданных обстоятельств, и каждый воспринимает его по-своему. В стрессовой ситуации оно меняется. Продолжительность его зависит от ощущений человека на данный полный круг. Соответственно прошла одна минута.
— Две минуты, — сказал Госсейн непреклонным тоном.
Хриплым низким голосом Прескотт проговорил:
— Если Кэр не дурак, он вернется через пять минут. Но агент, с которым я на связи, болтливый идиот. Примите это во внимание и не будьте слишком поспешны.
Когда прошло полторы минуты, пот лился с Прескотта градом.
— Три минуты, — сказал Госсейн.
— Я говорю правду! — запротестовал Прескотт. — Зачем мне лгать? Все равно мы вас схватим, рано или поздно. Одна, две, три недели — какая разница? После слов Кэра мне стало ясно, что у вас практически нет шансов контролировать свой дополнительный мозг. Это все, что мы хотели знать.
Госсейн испытывал любопытное ощущение, слушая венерианина и одновременно рисуя перед собой картину предрассветного тумана, в котором исчез доктор Кэр. По его часам психиатр отсутствовал ровно две минуты.
— Четыре минуты! — сказал Госсейн и внутренне содрогнулся. Если Прескотт не выдержит, то очень скоро. Он возбужденно наклонился вперед, еле удерживаясь от готовых сорваться с языка вопросов.
— Есть еще одна причина, по которой я сказал правду, — продолжал бормотать Прескотт. — Теперь я уже разуверился, что даже супермен в состоянии помешать инопланетному военному вторжению, которое вот-вот начнется. По-моему, в вашем случае мы просто перестраховались.
Часы Госсейна показывали двенадцать с половиной минут пятого. Согласно психологическому времени, которое ускорила нервная система Прескотта, пять минут, данные ему на время отсутствия доктора Кэра, прошли. «Слишком быстро», — подумал Госсейн. Заставив время течь вдвое скорее, он тем самым лишил Прескотта возможности испугаться по-настоящему. Но жалеть было поздно. Если этот человека сломается, то только сейчас.
— Пять минут прошло, — решительно заявил он и поднял пистолет. Лицо Прескотта приняло странный, синеватый оттенок. — Я даю вам еще одну минуту, Прескотт, — свирепо сказал Госсейн. — И если вы мне не ответите или Кэр не вернется, прощайтесь с жизнью. Я хочу знать, где «X» или кто-нибудь другой из заговорщиков достали приспособление, с помощью которого им удалось испортить Машину? И где оно находится в данный момент?
Закончив говорить, он посмотрел на часы, как бы подчеркивая лимит оставшегося времени. Он удивленно вздрогнул, на какую-то долю секунды забыв о Прескотте. Четырнадцать минут пятого! Прошло четыре минуты! Ему стало как-то не по себе, он впервые ощутил, что психиатра на самом деле нет слишком долго. Посмотрев на серое лицо Прескотта, он немного успокоился.
— Генератор Пространства находится в комнате Патриции Харди, — ответил галактический агент слабым, неровным голосом. — Он встроен прямо в стену.
Казалось, Прескотт сейчас потеряет сознание от непосильного нервного напряжения. Похоже, он говорил правду. Генератор Пространства (странное название в какой-то мере подчеркивало, что он не лжет) должен находиться рядом с Машиной и вполне естественно, подальше от нескромных взоров. Почему бы не у Патриции Харди? Госсейн подавил желание принести детектор лжи. Ведь Прескотт считал, что на карту поставлена его жизнь и любая заминка могла все испортить. Но он не отказал себе в удовольствии еще раз взглянуть на часы. 4 часа 15 минут. Госсейн посмотрел на входную дверь. Теперь время стало его врагом. Он начал понимать, что испытывал Прескотт. Усилием воли он заставил себя вновь продолжить допрос.
— Откуда вы достали Генератор Пространства? — спросил он.
— Его привез с собой Торсон. Нелегально. Лига запрещает им пользоваться, кроме как при транспортировке, и…
Скрип двери заставил его умолкнуть. Тело Прескотта обмякло, на губах появилась глупая улыбка. В комнату торопливой походкой пошел доктор Кэр.
— Нельзя терять ни минуты, — произнес он. — Светает, и туман рассеивается. Я сказал им, что мы улетаем. Пойдемте.
Он схватил кожаный саквояж, помог засунуть кляп в рот Прескотту и выпрямился.
Госсейн, успевший опомниться от неожиданности, спросил:
— Но куда?
Кэр был весел, как мальчишка, которого ожидало интересное приключение.
— Мы воспользуемся моим личным робопланом и вообще сделаем вид, что ни о чем не подозреваем. А вот куда мы летим, я надеюсь, вы не будете настаивать, чтобы я упомянул эту маленькую деталь при мистере Прескотте, верно? В особенности если учесть, что я собираюсь выкинуть его ботинки где-нибудь на окраине города.
Через пять минут они поднялись в воздух. Госсейн глядел в клубящийся туман, и в душе у него поднималось ликование.
Им удалось бежать.
18
Усевшись поудобнее в кресле робоплана, он посмотрел на доктора Кэра. Глаза психиатра были открыты, но он явно клевал носом.
— Доктор, — спросил Госсейн, — на что похожа Венера? Ее города, я имею в виду.
Кэр наклонил голову, чтобы лучше видеть своего спутника, но не обернулся.
— О, они очень похожи на земные, разве что выстроены с учетом более мягкого климата. Из-за высоких облаков никогда не бывает слишком жарко. И дождь идет только в горах. Но каждую ночь травы равнин сгибаются под тяжестью обильной росы. И когда я говорю «обильной», можете не сомневаться, что ее вполне достаточно для орошения почвы. Вам это хотелось узнать?
— Не совсем. Меня интересуют научные достижения. Вы продвинулись дальше Земли?
— Конечно нет. Любое открытие, сделанное на Венере, немедленно становится достоянием Земли. В некоторых исследованиях Земля значительно опередила Венеру. Что тут удивительного? У вас больше людей, а специализация дает возможность даже среднему уму — или просто сумасшедшему
— изобретать новое.
— Ясно. — Госсейн весь превратился в слух. — Тогда скажите мне, как можно объяснить с точки зрения научных достижений Венеры и Земли существование одной личности в двух физических телах?
— Понятия не имею, — устало ответил доктор Кэр. — Утром разберемся.
— Лучше сейчас, — настаивал Госсейн. — Может ли наука дать ответ на подобный вопрос?
— Не знаю. — Психиатр нахмурился. — И это не вопрос, Госсейн, а проблема. Вы хотите, чтобы я одним махом раскрыл все тайны бытия. Кому удалось осуществить столь радикальный процесс? Я не сомневаюсь, что в Солнечной системе проводились подобные биологические эксперименты, но не могу объяснить, как удалось одновременно создать два тела и дополнительный мозг!
— Подумайте о том, — мягко сказал Госсейн, — что обе враждующие стороны имеют определенные преимущества. Загадка моего странного бессмертия разрешена человеком, выступающим против группы, создавшей Генератор Пространства. И тем не менее, доктор, тот, кто стоит за нами, боится. Ведь обладай он реальной силой, то давно бы выступил в открытую.
— Гм-м, в этом что-то весть.
— Доктор, — не желая прерывать разговор, продолжают Госсейн, — если бы вы могли принимать решения на самом высоком уровне, вплоть до судеб планет, как бы вы поступили, узнав, что галактическая империя собирается захватить Солнечную систему?
— Я бы поднял народ, — мгновенно ответил Кэр. — Нуль-А учение еще не проходило испытания боем, но я уверен, что он себя покажет.
Прошло несколько минут, прежде чем Госсейн вновь прервал молчание.
— Куда мы летим, доктор?
Впервые за все время полета доктор Кэр оживился.
— Три года назад я случайно оказался в небольшом домике на берегу озера, — сказал он. — Тихое, пустынное место, где я прожил несколько месяцев. Там так хорошо работалось, что я, не думая, оформил покупку. К сожалению, мне так и не довелось туда вернуться. — Он грустно улыбнулся. — Уверен, что нас там долго никто не потревожит.
— Понятно, — с трудом ответил Госсейн.
Он сидел в кресле, прикидывая, сколько времени прошло с начала полета. Примерно полчаса. Не так и плохо. Человек, который всего за тридцать минут приходит к выводу, что легкий путь ему заказан, далеко продвинулся в совершенствовании своей личности. А как приятно представить, что ты лежишь часами на песчаном пляже, ничем не занимаясь, и тренируешь свой мозг под руководством знаменитого ученого. Только этого никогда не будет.
Перед его глазами возник изолированный от всех дом доктора Кэра. Поблизости наверняка имеется деревня, ферма, может быть, рыбачий поселок. Три года назад целиком поглощенный научном работой психиатр вряд ли обращал внимание на свое окружение. Он много читал и прогуливался по пустынному берегу, а если навстречу попадался прохожий, он мог рассеянно пройти мимо или просто забыть о встрече. Но это отнюдь не означало, что сам он оставался незамеченным. И когда двое людей поселятся в доме сразу после убийства президента Харди, их появление, несомненно, покажется подозрительным.
Госсейн вздохнул. Нет, не пристало ему заниматься собой и загорать на пляжах, когда почва планет сотрясается под сапогами захватчиков. Он искоса посмотрел на доктора. Голова Кэра была откинута на спинку кресла, глаза закрыты. Грудь регулярно опускалась и поднималась в такт дыханию. Госсейн тихо позвал:
— Доктор!
Спящий не шевельнулся.
Госсейн подождал еще минуту, затем подошел к панели управления. Развернув робоплан по широкому кругу, он включил автопилот, потом вернулся на место, вынул блокнот из кармана и написал:
«Дорогой доктор, извините, что покидаю вас так невежливо, но даже хорошо, что вы спите, иначе мы, наверное, проспорили бы до утра. Мне очень хочется пройти у вас курс обследования и научиться контролировать дополнительный мозг, но есть вещи более спешные. Читайте страничку объявлений в вечерних газетах. Я буду подписываться „Гость“. Если возникнет необходимость в ответе, подпишитесь „Небрежный“.
Он положил записку на панель управления и пристегнул лямки одного из ангравитационных парашютов. Через двадцать минут в тумане показался атомный маяк Машины. Госсейн настроил автопилот на прежний курс и, когда робоплан, описывая широкую дугу, пролетел над едва различимыми зданиями президентского дворца, нажал на кнопку двери.
В ту же секунду он летел в предрассветной мгле.
19
Лейбниц сформулировал постулат непрерывности действия как общий принцип. Закон Ньютона гласит, что сила притяжения действует на расстоянии.
Г.У.
Ангравитационный парашют был продуктом нуль-А мышления в чистом виде. Его создатель просто сел за стол и сознательно и намерение разработал математические принципы, послужившие основой при конструировании аппарата. Его действие основывалось на законе притяжения, который гласил, что два предмета, находящиеся в пространстве, падают по направлению друг к другу, причем основное падение приходится на предмет с меньшей массой. Эту тенденцию можно изменить, только приложив силу со стороны, что являлось не просто опасным, но и требовало непомерных затрат энергии. Оставались еще последователи Аристотеля, кричащие о возможности падения «наверх», которые путались в собственных объяснениях и абсолютно не понимали законов семантики. Неньютонова физика, наука реального мира, признавала тенденцию двух тел к встречному падению одним из законов природы и просто меняла их ядерные структуры, чтобы замедлить полет или изменить направление.
Ангравитационный парашют напоминал металлическую упряжку с кожаными подушечками в тех местах, где на тело приходилась наибольшая нагрузка. Им можно было довольно легко управлять.
Соответственно, принципиально новое устройство успешно соперничало с электрическим мотором, паровой турбиной и атомными двигателями звездолетов. Нажимая нужные кнопки, Госсейн без труда приземлился точно на балконе спальни Патриции Харди.
Ему хотелось сначала побеседовать с Машиной, но он прекрасно понимал, что любая попытка такого рода обречена на провал. Наверняка ее охраняли более ревниво, чем королевскую сокровищницу в древние времена. Но никому не придет в голову, что он осмелится вернуться в президентский дворец — по крайней мере, Госсейн очень на это надеялся.
Он слегка подогнул колени, смягчая удар, потом быстро выпрямился. Парашют расстегнулся от движения его руки. Он аккуратно положил его на пол. Балконные двери распахнулись со скрипом, но Госсейн не собирался осторожничать.
Его план заключался в быстроте, неожиданности и знании расположения комнат.
Пока еще он не решил, как поступить с Патрицией Харди, и внезапно ему пришло в голову, что она наверняка считает его виновником смерти отца. Ничего не поделаешь, все равно отступать сейчас было поздно.
Подойдя к кровати, он навалился на девушку всем телом, зажимая ладонью ром. Быстро связав ее по рукам и ногам, использовав простыню вместо кляпа, он встал и включил свет.
— Извините меня за грубость, — сказал он, посмотрев на нес. Госсейн действительно чувствовал себя неловко. К тому же он рассчитывал, что, после того, как обнаружит и уничтожит Генератор Пространства, Патриция поможет ему выбраться из дворца.
Он увидел, как она неожиданно посмотрела поверх его головы, и резко повернулся. В открытых дверях стоял Элдред Крэнг.
— На вашем месте я бы не делал глупостей, — сказал он. Его карие глаза блеснули отраженным светом. Он стоял в небрежной позе, абсолютно спокойно, между двумя охранниками с бластерами в руках.
— Вы сглупили, Госсейн, решив, что робоплан сможет незаметно пролететь над дворцом сегодня ночью. Однако я приготовил вам сюрприз. Прескотта нашли и освободили, и на основании его доклада я уговорил Торсона разрешить мне поступить с вами по моему усмотрению.
Госсейн молчал, ожидая, что последует дальше, но перед ним забрезжил луч надежды. Крэнг, тайный нуль-А последователь, УГОВОРИЛ Торсона. Госсейн считал, что положение Крэнга слишком шатко, и он ничем не может помочь, боясь попасть в немилость, но сейчас…
— Нам пришла в голосу мысль, — продолжал Крэнг, — что неизвестному, который ввел вас в Игру, было безразлично, убьют вас или нет. Более того, мы уверены, что он запрограммировал это убийство, считая вашу миссию завершенной после того, как мы обнаружили дополнительный мозг. Вы немедленно появляетесь на сцене во второй раз, теперь на Венере, с тем, чтобы выполнить неведомое вам очередное ограниченное задание. Не скажу, какое, но смею вас уверить, вы его выполнили. И вновь этот неизвестный бросает вас на произвол судьбы. Вывод напрашивается сам собой. Должно существовать третье тело Госсейна, которое появится, как только второе будет уничтожено.
Он улыбнулся. Глаза его сверкнули.
— Человеку, стоящему за вами, Госсейн, приходится нелегко. Совершенно очевидно, что он не может выпустить в свет одновременно двух одинаковых людей. С одной стороны, задача фантастически сложная; с другой — слишком велика вероятность, что каждый из вас реализует свои возможности и начнет производить дублей, не менее могущественных, чем оригинал. Это — колоссальный риск, и не мне вам говорить, к чему приведет такая тактика.
Крэнг с сожалением покачал головой.
— Торсон возражал, настаивая, что вас надо упрятать в надежную тюрьму, но я продолжаю утверждать, что смерть и тюрьма — две стороны одной медали. И то, и другое послужит сигналом к появлению Гилберта Госсейна III. Мы предпочитаем, чтобы у нашего неизвестного космического шахматиста не оставалось шансов ввести в Игру новую фигуру. Итак, руководствуясь здравым смыслом, мы просто решили отпустить вас на свободу, не поставив никаких условий и не сомневаясь, что вы сумеете позаботиться о собственной безопасности.
Госсейн ожидал какого угодно приговора, но только не этого. Свобода! Он никогда особенно не рассчитывал на помощь Крэнга, и действительность превзошла все его ожидания. Вот только немного странно, что галактический агент, уверовавший в нуль-А путь развития, возражает против появления Госсейна III. Неожиданное заявление, благоприятное с его точки зрения, застало Госсейна врасплох.
— Что вы решили?! — переспросил он.
— Ваше дело закрыто, — коротко ответил Элдред Крэнг. — Обвинений, вам предъявленных, больше не существует, о чем оповещены все полицейские участки. Ваш недоразвитый мозг не предвещает никакой опасности, а помещать нашим планам невозможно даже теоретически. Слишком поздно. Вы можете говорить все, что угодно и кому угодно.
Он повернулся. Манеры его были непринужденны, и казалось, он начисто забыл о существовании некоего Госсейна.
— Этого человека, — сказал он охранникам, — надо отвести в приготовленную для него комнату, накормить и выдать одежду. Он может оставаться во дворце до девяти часов утра, но если пожелает уйти раньше, не чините ему никаких препятствий.
Госсейн пошел вслед за охранниками. Он побоялся заговорить с Патрицией Харди, не осмелился поблагодарить Крэнга из страха, что Торсон может подслушивать. Когда в девять часов утра Госсейн вышел из дворца, стоял ясный, погожий день, хотя местами еще клубился туман.
20
Нервная система человека реагирует неодинаково, когда клетки организма находятся в угнетенном или возбужденном состоянии. Но если последнее давно научно обосновано, первое представляет особый интерес, поскольку процесс торможения до конца не изучен, а механизм действия ингибиторов, существование которых ни для кого не секрет, останется не вполне ясным.
К.М.К.
Оказавшись на улице, Госсейн сказал сам себе:
— За мной наверняка следят. Не может быть, чтобы Торсон так просто взял и отпустил меня на свободу.
Он был единственным человеком, севшим в автобус на остановке. Стоя у заднего стекла, он глядел, как убегает назад серый тротуар. Примерно два квартала за ними ехала то ли черная, то ли синяя легковая машина. Госсейн вздохнул, когда она свернула на боковую улицу и исчезла за поворотом. Вдалеке за дворцом показался спортивный автомобиль, который очень быстро обогнал автобус, остановившийся перед поднявшей руку женщиной. Не обращая на единственного пассажира никакого внимания, она села на переднее сидение, но Госсейн исподтишка следил за ней до тех пор, пока она не сошла через несколько остановок.
«Может быть, — решил он, — они просто знают, что мне некуда идти, кроме как в отель и к Машине».
В гостинице, где Госсейн оставил не только багаж, но и двести долларов наличными, клерк сказал, подтолкнув в нему регистрационную книгу:
— Распишитесь.
Такой возможности он не учел. Мысленно представив, какой может оказаться тюрьма, он взял ручку и четко расписался, улыбаясь собственной смелости.
Клерк исчез за перегородкой и примерно через полминуты появился с ключом в руке.
— Вы ведь знаете дорогу, — заметил он.
Мысли Госсейна были далеко. «Даже подпись не изменилась, — подумал он и покачал головой. — Если когда-нибудь ему придется выслушивать объяснения, он позаботится о том, чтобы они были до конца ясными и понятными».
Он провел в камере хранения десять минут, копаясь в чемоданах. Больше всего его интересовали три костюма. Если ему не изменяла память, в одном из них он установят термостат на 66 градус вместо привычных 72 по Фаренгейту.
Два ртутных столбика стояли на отметке 72, третий на 66. Он быстро снял брючную пару, выданную ему во дворце, и переоделся. Костюм сидел как влитой. Госсейн вздохнул. Несмотря на свидетельство собственных глаз, ему трудно было привыкнуть к мысли, что мертвец в лаборатории дворца и он сам были одним и тем же лицом.
Он нашел деньги на месте, там, куда вложил их, между листами книги. Отсчитав семьдесят пять долларов десятками и пятерками, Госсейн запер чемоданы, закрыл сейф и вернул ключи клерку. Оказавшись на улице, он почти сразу же услышал голос автомата по продаже газет и вспоминал те нелепые обвинения, которые были предъявлены ему вчера вечером. Как и следовало ожидать, заголовки пестрели сообщениями о смерти президента, но тон статей резко поменялся.
— Госсейн оправдан… Проводится тщательное расследование… Администрация признает, что сразу же после убийства в правительственном заявлении были допущены грубые ошибки… Джим Торсон, наиболее вероятный кандидат в президенты, требует… согласно закону…
Они больше не думали о возмездии, отказывались от своих слов. Точно рассчитанный ход людей, чувствовавших за собой неограниченную силу. Они заронили в мозг толпы искру подозрения в Венере и Машине и, когда потребуется, они раздуют из нее пламя.
В самом конце первой страницы, на второй полосе в глаза Госсейну бросился заголовок:
НИКАКИХ НОВОСТЕЙ С ВЕНЕРЫ Радисты докладывают, что сегодня утром им не удалось наладить связь с Венерой
Заметка привела Госсейна в угнетенное состояние. Только теперь он начал понимать, что вновь оказался на Земле, один среди пяти миллиардов ее обитателей, которые знали о текущих событиях только из газет и радиопередач. Более того, он потерял надежду что-либо изменить, ведь его лишили даже права рисковать собственной жизнью. Сколько глупостей он наделал, прямо как в мелодраме! Надо же было ему сунуться в президентский дворец именно в ночь убийства! Так мог поступить лишь умалишенный, но никак не Гилберт Госсейн, обязанный предусмотреть последствия подобного шага. И, конечно, они не подпустят его к Машине и на пушечный выстрел!
Но никто не остановил его. Он шел к сверкающему шпилю по пустынным аллеям. Ничего удивительного, после двадцати девяти дней Игр отсеялось примерно девяносто процентов соревнующихся. Зайдя в одну из экзаменационных кабинок, Госсейн прикоснулся к металлическим контактам, налаживая связь, и стал терпеливо ждать. Примерно через полминуты из громкоговорителя раздался голос:
— Ситуация ясна. Что вы намерены предпринять?
Вопрос потряс Госсейна. Как ни обидно было ему признаться в этом, он пришел получить совет, выслушать очередные инструкции. Будущее представлялось ему настолько туманным, что говорить о каких-то намерениях просто не имело смысла.
— Я растерялся, — признался он. — За короткое время мне многое пришлось пережить. Я испытал страх смерти, ни на секунду не имел покоя, старался что-то предпринять на благо общества. И вдруг все это оказалось ненужным. Я волен делать, что захочу. Моей жизни ничто не грозит. Я вновь вынужден зарабатывать себе на хлеб и заниматься прочими обыденными вещами. Единственный мой план заключался в том, чтобы обратиться к ученым из Института Семантики, а потом найти доктора Кора. Жителей Венеры необходимо предупредить о грозящей, им опасности.
— Они уже знают, — сказала Машина. — Шестнадцать часов тому назад на планету было совершено нападение. В операции участвовали пять тысяч космических кораблей с двадцатью пятью миллионами солдат на борту. Они…
— ЧТО? — воскликнул Госсейн.
— В настоящий момент, — сказала Машина, — все большие города Венеры находятся в руках захватчиков. Первая стадия битвы завершена.
Руки Госсейна бессильно упали с металлических контактов. Отчаяние, охватившее его, пересилило чувство глубокого уважения, которое он питал к Машине.
— И ты не предупредила их! — вскричал он вне себя от ярости. — Чудовище!
— Насколько я понимаю, — ответил бесстрастный голос, — вы уже слышали о Генераторе Пространства. Я не в состоянии выступать публично, пока он на меня направлен.
Госсейн, готовый разразиться новыми проклятьями, умолк и стал слушать дальше.
— Электронные системы моего мозга, — продолжала Машина, — необычайно сложны и могут надежно функционировать лишь при правильном распределении потока энергии. Он должен быть прерывистым — только тогда я в состоянии управлять рабочими и нерабочими схемами в нужной последовательности. Генератор Пространства мешает возникновению очередных импульсов, блокирует определенные каналы. Таким образом он создает помехи, нарушает все мои коммуникации с внешним миром, не позволяя осуществлять контроль над фотоэлементами, тиратронами, усилителями, которые постоянно находятся под нагрузкой.
— Но ведь ты разговариваешь со мной. Значит, это возможно!
— С отдельным человеком — да, — сказала Машина. — Использовав резервы, я могу сообщить о заговоре нескольким людям одновременно. Допустим, я так и сделаю. Допустим, они начнут кричать, что Машина обвиняет правительство в саботаже. Прежде чем им поверят, Торсон достанет еще один Генератор Пространства, и все будет кончено. Нет, мой друг, мир слишком велик, и любой преступник, имеющий доступ к радио и газетам, добьется за один час больше, чем я за год. И пока у меня не появится шанс выступить публично, я предпочитаю молчать.
— Но что же нам делать? — недоуменно спросил Госсейн.
— Лично я — бессильна.
Госсейн почувствовал какой-то подвох.
— Ты хочешь сказать, что все зависит от меня одного? — спросил он.
— Я не уверена, — ответила Машина, — понимаете вы или нет, насколько блестящий анализ дал Крэнг сложившийся ситуации.
Госсейн задумался, вспоминая разговор во дворце. Крэнг нес какую-то ахинею о причинах, по которым они не собираются его убивать, и…
— Послушай, — воскликнул он, — не хочешь ли ты сказать, что я должен покончить с собой?
— Будь на то моя воля, — торжественно произнесла Машина, — я уничтожила бы вас в ту самую секунду, как открылась дверь. Но в мои схемы встроены ограничения, которые позволяют убить человека только в том случае, если он нападет на меня.
Госсейн, никак не ожидавший, что Машина неожиданно может стать его врагом, изумленно вздохнул.
— Я не понимаю, что происходит, — сказал он. — Ты говоришь серьезно?
— Вы выполнили свою миссию, — ответил бесстрастный голос, — и должны уступить место третьему, более совершенному Госсейну. Не исключено, что со временем вам удастся научиться пользоваться дополнительным мозгом. Но у нас нет времени, а Госсейн III получит такую возможность, как только обретет сознание.
— Но ведь это просто смешно, — нервно сказал Госсейн. — Я не могу покончить с собой. — С большим трудом он взял себя в руки. — Почему… третий Госсейн должен появиться на свет обязательно после моей смерти?
— Процесс и мне не совсем понятен, — ответила Машина. — После того, как мы виделись с вами в последний раз, мне сообщили, что физическая смерть одного из тел воспринимается электронным устройством, которое автоматически передает сигнал в следующее тело. Механика довольно проста, что же касается биологии — мне трудно разобраться.
— Кто сообщил? — напряженно спросил Госсейн.
Наступила короткая пауза, потом из раскрывшейся щели выпали письмо.
— Я получаю инструкции по почте, — сказала Машина. — Ваше второе тело доставили на грузовике, и к нему была приложена эта записка.
Госсейн развернул небольшой лист бумаги и прочитал несколько строк, отпечатанных на машинке:
«Отправьте тело Госсейна II на Венеру и оставьте в лесу рядом с домом Прескоттов. Когда он уйдет оттуда, пошлите робоплан, который должен будет высадить его у дома-дерева Крэнга, с приказанием сдаться в плен. Проинформируйте его относительно Венеры и примите все необходимые меры предосторожности».
— Никто и никогда не проверял грузы, которые я отправляю на Венеру, — сказала Машина. — Ваша транспортировка прошла без осложнений.
Чувствуя непонятную слабость, Госсейн перечитал записку.
— И это все, что ты знаешь? — с трудом проговорил он.
Казалось, Машина колеблется.
— С тех пор я получила еще одно письмо, в котором сказано, что скоро мне будет доставлено тело Госсейна III.
Госсейн побледнел.
— Ты лжешь, — хрипло прошептал он. — Ты говоришь это только для того, чтобы я покончил с собой.
Он умолк. Получалось, что он оказался вовлеченным в идиотский спор о необходимости самоубийства. Зачем обсуждать, по какой причине он не собирается так поступать? Чушь какая-то. Не говоря ни слова, он встал, вышел из кабинки и пошел прочь от здания Машины.
Весь день он не знал, куда ему деться. Он старался ни о чем не думать, не поддаваться отчаянию. Только к вечеру его нервы постепенно стали успокаиваться. Он чувствовал себя усталым и несчастным, но уже мог здраво рассуждать. Машина даже не предложила ему попробовать уничтожить Генератор Пространства, наверное, заранее обрекая такую попытку на провал.
Обедая, он представил себе, что можно сделать. Первым делом надо позвонить Патриции и назначить ей свидание во дворце. Неужели он не сумеет убедить ее выделить ему хотя бы несколько минут наедине? Нет, он просто обязан что-то предпринять.
Он направился к видеофону, как только встал из-за стола. После короткой паузы на экране возникло се лицо. Увидев Госсейна, она просияла и тут же торопливо произнесла:
— В вашем распоряжении всего одна минута. Где мы встретимся?
Когда он ответил, она нахмурилась, покачала головой, потом задумчиво посмотрела на него.
— По-моему, это очень рискованно, — медленно сказала она, — но если вы не боитесь, я согласна. Значит, завтра, ровно в час. И не попадитесь на глаза Прескотту, Торсону или мистеру Крэнгу.
Госсейн заверил ее, что будет крайне осторожен, попрощался и повесил трубку. И, конечно же, попался на глаза Прескотту.
21
Знаменитый ученый викторианской эпохи сказал:
