Модьун удивленно смотрел на людей-животных. Прежде чем он смог заговорить, человек-медведь сказал веселым голосом:
      — Может быть, вы захотите пойти с нами завтракать?
      Приглашение было радушным. И Модьун не колебался. Ему, действительно, нечего было делать до приезда Судлил из-за барьера. Ему пришло в голову, что, может быть, интересно совершить путешествие по планете; когда он снова присоединится к человеческой расе, от него потребуют отчет. Но путешествие может подождать. По крайней мере, сначала он позавтракает. Модьун улыбнулся.
      Он вышел на крыльцо. Повернулся. Закрыл за собой дверь. Снова повернулся. И на этот раз пожал руки каждому человеку-животному. Неррл оказался последним. Неррл сказал:
      — У нас масса времени. Заседание комитета не возобновится до одиннадцати.
      Этот день тоже выдался ясным. Когда они отошли, Модьун глубоко вдохнул и обнаружил, что воздух чистый и свежий. Модьун непринужденно спросил:
      — Как прошло вчерашнее слушание?
      Ответом было четыре негодующих вздоха.
      — Напыщенные гиены, — жаловался Дуулдн.
      Другие выражали те же чувства, и из их слов вскоре выяснилось, что им не разрешили высказать свое мнение лишь потому, что они не были одеты, как положено; поэтому они сидели среди публики и расстроенные слушали, а неуместные свидетельства в пользу их точки зрения поставили их в глупое положение перед комиссией.
      — Мы уверены, что сегодня этому будет положен конец, — пробормотал Дуулдн мурлыкающим голосом.
      Быстрый взгляд его глаз — намек на ярость ягуара, о чем свидетельствовал яркий румянец на щеках, придавали его словам определенную свирепость.
      Помня, что сказал Нунули — цель для большого корабля уже выбрана, — Модьун почувствовал жалость к своим спутникам. Тут его что-то словно подтолкнуло.
      — Почему бы мне не пойти с вами? — предложил он. — Я хотел бы сам посмотреть на этих людей-гиен. Я не буду выступать. Только понаблюдаю.
      Модьун сказал правду. Он, действительно, хотел посмотреть на них.
      Четверо людей-животных были в восторге.
      — Мы хотели бы, чтобы вы рассказали им о Нунули, — сказал Иггдооз.
      — Но он должен найти другую одежду, — проворчал Руузб. — Оденьтесь так, как мы.
      — Я не собираюсь выступать, — повторил Модьун.
      Они позавтракали, нашли для Модьуна костюм, и он поспешил вместе с другими на улицу, где мчались автомобили. Почти сразу подъехал автомобиль, и они сели.
      Целью их поездки оказалось высокое здание в центре города. Они поднялись на лифте на верхний этаж. В коридоре на лицах спутников Модьуна появилось выражение подобострастного уважения. Скоро они шепотом сообщили о своих намерениях восьмифутовому человеку-гиене, который стоял перед закрытой двойной дверью, ведущей, вероятно, в зал заседаний. Человек-гиена кивнул, попросил соблюдать тишину и очень тихо открыл дверь достаточно широко, чтобы они могли войти по одному.
      Модьун сидел сзади и смотрел поверх множества голов странных существ. Здесь было даже несколько мелких насекомых, конечно, не носильщиков. Выяснилось, что они тоже явились сюда, чтобы отстаивать свою точку зрения. Модьун не слушал их доводов и поэтому не понимал, что они хотят.
      Его внимание приковала к себе комиссия: одни люди-гиены. Удивительно. Модьун чувствовал сильное желание подойти к ним поближе. Он видел, что ближе всего подходили те, кто выступал, и поэтому решил, что должен как можно больше узнать о людях-гиенах, если собирается оспорить право комитета принимать решение. А почему бы нет?
      Поэтому, когда Неррл высказал свои страстные доводы и был отпущен, Модьун сделал ему знак рукой, чтобы он подошел. И шепотом сказал ему, что передумал и хотел бы, чтобы его имя записали в список выступающих.
      Человек-лиса, который наклонился, чтобы выслушать его просьбу, выпрямился в полный рост, семь и три четверти фута, и громко сказал с удивлением:
      — Конечно, мы запишем ваше имя. Мы хотим, чтобы вы рассказали им о Нунули.
      Его голос прозвучал громко и беспокойно, и секретарь собрания резко постучал по столу, призывая к порядку и тишине. Но в нужное время Модьун оказался на месте оратора. Тогда один из членов комитета вежливо обратился к нему:
      — Здесь сказано, что вы обезьяна. Я видел обезьян и считаю, что вы не совсем похожи на обезьяну.
      — Есть много видов обезьян, — Модьун повторил аргумент, выдвинутый в машине одним из его товарищей.
      — А к какому виду относитесь вы? — настаивал спрашивающий.
      Модьун не обратил внимания на вопрос. Ему было интересно поближе увидеть правящих животных Земли. Люди-гиены, которых он видел раньше, возле столовой и в своей спальне позавчера, в своем болезненном состоянии были неподходящим объектом для изучения.
      Модьун предполагал, что, наверное, так же трудно изучать человека, страдающего жестокими желудочными спазмами или артритом.
      Поэтому теперь он внимательно осмотрел своего собеседника.
      Действительно, разница существовала… и она сразу бросалась в глаза.
      Хотя внешне председательствующий напоминал обычных измененных животных. Форма головы у него была как у настоящей гиены, но только… как другие животные, гиены напоминали зверя, породившего их. Как и у других людей-животных, выражение лица человека-гиены было почти человеческим, таким тщательным было биологическое приближение к человеческой форме.
      Но существовала разница — неуловимая, но очевидная. Модьун ощутил их превосходство. Логика людей-гиен была проста: они управляют планетой, поэтому стоят выше.
      В голове Модьуна возник вопрос: знают ли гиены, что они служат агентами инопланетной расы? Был ли сознательным союз с Нунули? Ответ на этот вопрос нельзя было получить от человека-гиены при данных обстоятельствах.
      Когда цепь ощущений завершила свой путь в мозгу Модьуна, он решил прямо бросить вызов имеющемуся порядку вещей.
      Он сказал:
      — Не могли бы вы процитировать мне указания людей, позволяющие человеку-гиене рассматривать вопросы, подобные этому?
      В публике началось волнение. Шарканье ног. Даже тяжелое дыхание и бормотание. Председатель опустил молоток, требуя тишины. Член комитета, который ораторствовал ранее, поднял брови и откинул голову, потом сел в прежнее положение и сказал:
      — Ваш вопрос не относится к тем, по которым этот комитет может выносить решения. Мы работаем по указанию правительственного департамента, и круг вопросов, которые мы рассматриваем, строго ограничен. Вас удовлетворяет этот ответ?
      Модьун вынужден был молча согласиться. Он не заботился о том, кому бросал вызов, ведь он обнаружил, что противостоит второстепенной организации. Это была одна из тех — не бесконечных, но кружных — цепей — вроде разговора с компьютером вместо человека, который его программировал,
      — совершенно бесполезное действо.
      И еще Модьун подумал, что гиены — джентльмены.
      Действительно, все выглядело очень цивилизованно и благопристойно. Модьун понял, что не может испытывать вражды ни к кому, кто достиг их уровня культуры.
      — В таком случае у меня теперь нет других аргументов, — заявил Модьун комитету.
      Когда он поднялся, чтобы сойти с помоста, человек-ягуар выкрикнул из публики:
      — Эй, а как насчет Нунули?
      Очевидно, для человека-гиены это было слишком. Председатель в ярости опустил молоток. Стремительно вошли люди-гиены в форме. Через несколько минут комнату заседаний освободили от публики и в коридоре зачитали сообщение, что заседание продолжится сегодня в три часа дня.
      Когда Модьун пошел с друзьями к лифту и завернул за угол, то увидел, что множество людей-гиен в форме блокировало коридор в сотне футов впереди. Когда зрители и выступающие, которые присутствовали на заседании, подходили к этому живому барьеру, каждый останавливался и что-то говорил. Во всех случаях, которые наблюдал Модьун, ответ оказывался удовлетворительным, и ответившему разрешали пройти по узкому проходу, сделанному между двумя рядами людей-гиен в форме.
      Маленькая группа из пяти существ должна была ждать своей очереди. Неррл, который стоял впереди, сказал, обернувшись назад:
      — Они спрашивают у каждого его имя. Как только получают ответ, разрешают пройти.
      У человека-гиены, который задавал вопросы, было суровое лицо; в одной руке он держал какие-то бумаги. После того как Модьун произнес обезьянью версию своего имени, офицер посмотрел на свои бумаги и сказал официальным тоном:
      — Вы не можете произнести свое имя по буквам?
      Модьун терпеливо проделал это. Существо еще раз изучило бумаги, которые были у него в руке.
      — Это для вас, — сказал человек-гиена.
      Он протянул документ Модьуну. Тот взял, но спросил удивленно:
      — Для меня? Что это?
      — Повестка.
      — Какая повестка? — заинтересовался Модьун.
      Человек-гиена рассердился.
      — Прочитайте, — ответил он. — Тогда вы узнаете, что это такое.
      Он махнул рукой другому человеку-гиене в форме. Вся группа застыла.
      — Направо! Марш! — скомандовал командир.
      Звук их шагов быстро затих.
      Модьун стоял рядом с Руузбом, другие трое его спутников смотрели на него.
      — Что это было? — спросил Руузб. — Что он дал вам?
      — Повестку, — ответил Модьун.
      — Что?
      Модьун протянул повестку человеку-медведю. Медведь посмотрел на сложенную бумажку, затем медленно и громко прочитал сверху: «Государство против Модиунна». Он поднял глаза.
      — Модиунн — это вы, все правильно, — сказал он. — Но кто это «государство»?
      Модьун не смог подавить улыбку.
      — Государство — это правительство.
      Он замолчал. Его улыбка погасла, когда до него дошел смысл собственных слов. Наконец, он сказал:
      — Вероятно, это относится к людям-гиенам, захватившим власть.
      Он увидел, как бледно-розовое лицо Дуулдна нахмурилось.
      — Вы задали на заседании хороший вопрос, Модиунн. Какое право люди-гиены имеют решать, куда должен направиться космический корабль?
      Теперь он хмурился. Мускулы его челюстей странно двигались. Он сжал зубы с почти металлическим звуком и закончил:
      — Я никогда раньше не думал об этом.
      — Да, это был хороший вопрос, — сказал Руузб. — Вы и я, черт возьми,
      — он посмотрел на человека-ягуара — можем же сражаться с дюжиной людей-гиен, без поддержки? Почему же они говорят нам, что делать?
      Модьун быстро посмотрел на одного и другого: двое сильных людей-животных. У обоих лица раскраснелись, очевидно, внутри они кипели. Человек подумал: «Дикость, действительно, скрыта не так глубоко». Он был удивлен, но…
      Для него это оказалось решающим. Лучше думать о том, что он говорит, в будущем. Очевидно, попытка возбудить этих людей-животных не приведет ни к чему хорошему, потому что они могут только волноваться.
      Вслух он сказал:
      — Успокойтесь, друзья. Давайте не возбуждаться. Это не нужно.
      Прошла еще минута. Их лица стали бледнеть. Дуулдн протянул руку и взял документ из руки Руузба.
      — Давайте посмотрим, — сказал он.
      — Подождите, — возразил человек-медведь.
      Но его реакция была слишком медленной. Его друг забрал у него повестку и развернул ее. Человек-ягуар посмотрел на первые слова внутри и, казалось, на несколько минут онемел от того, что увидел. Затем он прочитал вслух: «Вызов в суд по уголовному делу».
      — Уголовному? — повторил Неррл.
      Все четверо людей-животных мгновенно отошли от Модьуна. Остановились и посмотрели на него.
      Теперь на их лицах было замешательство.
      Модьун сказал:
      — Как я могу быть преступником в мире, где нет преступлений?
      — Да, — сказал Руузб. — Он прав. Что он мог сделать?
      — Ну, я не знаю… — Это с сомнением произнес человек-лиса. — Если человек-гиена говорит, что он преступник, то, наверное, это правда.
      Неожиданно он сказал:
      — Очень хорошо спорить о том, как им удалось войти в правительство. Но факт остается фактом: они правят нами.
      Модьун сказал Дуулдну:
      — Там написано, в чем меня обвиняют. В чем же?
      — Да, — сказал Руузб, — прочитайте.
      Человек-ягуар снова поднес листок к лампе и произнес мягким глубоким голосом:
      — Обвинение — да… вот оно… Повреждение выхода компьютера, проникновение незаконным путем в помещение для приезжих…
      Он мигнул.
      — Эй, это несерьезное преступление.
      Он снова посмотрел на повестку.
      — Здесь говорится, что вы должны предстать перед судьей в следующий… вторник… До тех пор — послушайте — всех честных граждан призывают не общаться с обвиняемым. Это относится к нам, честным гражданам. Поэтому, — он кивнул Модьуну, — вы должны пробыть в одиночестве только до следующего вторника.
      Он поспешно сложил повестку и протянул Модьуну. Все признаки его недавнего бурного возмущения исчезли. Он сказал:
      — Ну, друзья, лучше нам уйти отсюда.
      Модьуну же он сказал:
      — Увидимся в следующий вторник, дружище.
      Он ушел; за ним последовал Неррл, который небрежно кивнул, прощаясь. Руузб и Иггдооз колебались. Человек-медведь неуверенно проворчал:
      — Вы не можете просто так бросить друга в беде.
      Модьун вновь подтвердил свое решение не втягивать этих существ в свои дела.
      — Только до следующего вторника, — подтвердил он. — Тогда увидимся.
      Казалось, эти слова необходимы человеку-медведю и человеку-гиппопотаму, чтобы успокоить их. Было видно, что они почувствовали облегчение, и пожали ему руку почти с благодарностью. Затем они поспешно отправились за своими товарищами.
      Тем временем Модьун, шагая в том же направлении, пришел к шахте лифта. Четверых друзей там уже не было. Вокруг вообще никого не было. Когда подъехал следующий лифт, Модьун увидел, что и тот пуст. Удивительно. Тем не менее он собирался войти, но мысль об отсутствии людей-животных там, где пять минут назад их было очень много, заставила Модьуна подумать об опасности.
      «Я лучше пойду вниз пешком», — решил он. Он помнил, что Нунули коварный тип.
      Было бы обидно, если бы лифт застрял по пути вниз, вместе с ним. Чтобы спастись, он должен был нарушить еще несколько законов… Когда Модьун спускался по первому пролету лестницы, он подумал, что у него слишком сложная реакция на простую ситуацию.
      «Я полагаю, — вздохнул он, начиная спускаться по второму пролету из тридцати трех, — что именно так люди должны были все обдумывать много лет назад, когда существовала конкуренция, интриги и все такое».
      Спускаясь по третьему пролету, Модьун почувствовал отвращение к жизни снаружи барьера. Может быть, он должен сделать то, что хочет Нунули: вернуться за барьер и забыть все это безумие.
      Но, спускаясь по четвертому пролету, он с грустью подумал:
      «Я обещал Дода. И, кроме того, через несколько недель приедет Судлил».
      Поэтому ему ничего не оставалось делать, как только спускаться вниз еще по тридцати пролетам.
      Что он и сделал.
      Когда он добрался до вестибюля, то принял решение.
      Он все сознавал.

8

9

10