О том, что полюс холода Северного полушария находится в Оймяконской котловине, знают многие. Но что расположено это место южнее, например, Архангельска, известно даже не всякому специалисту. Еще меньше наших граждан знает, что мы (массово) живем в области с огромным перепадом между летними и зимними температурами. В этом коренное отличие условий жизни России от всех остальных стран, так почему же нигде о нем особо не говорится? А дело в том, что в советских общественных науках считалось ошибочным выпячивать климатические и географические особенности страны. Помните лозунг: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее наша задача». Или песню, уверяющую, что «и на Марсе будут яблони цвести». Ну, если не на Марсе, то на Чукотке выращивание ананасов — дело обычное.
      История эта имеет давнюю традицию.

      Успехи естествознания, опирающегося на опыт, не могли не оказать влияния на развитие представлений об обществе. Более того, в период между XVI и XVIII веками появилось стремление к непосредственному выведению социальных законов из законов механики: должен же существовать единый универсальный закон, охватывающий всю совокупность явлений природы и общества! И, соответственно, считалось, что можно и нужно создать единую, строго дедуктивную, универсальную науку, в которой слились бы все существовавшие области знания.
      Такую науку создать так и не удавалось, а вот идеи о жесткой детерминации явлений в окружающем мире, основанные на успехах развития классической физики, были сформированы. И получили они название Лапласовского, или классического детерминизма, поскольку наиболее полно были сформулированы французским математиком, астрономом и физиком Пьером Симоном Лапласом (1749–1827).
      Суть его в следующем. Допустим, мы будем бросать камень под углом к горизонту, и наблюдать, куда он упадет. Согласно законам классической физики, место падения камня однозначно определяется его начальной скоростью и направлением бросания. Однако реально скорость и направление могут быть заданы только приблизительно, поэтому итоговый результат может быть предсказан с определенной точностью, и чем точнее мы знаем начальные условия, тем достовернее будет конечный результат (плюс-минус километр). В этом и состоял триумф ньютоновской механики, самым впечатляющим моментом которого было детерминистское описание движения небесных тел солнечной системы. Лаплас предположил, что подобное описание может быть распространено на самый широкий круг явлений (и даже вообще на все явления).
      Его приверженность к детерминизму, как ни парадоксально это звучит, позволила ему получить фундаментальные достижения в области теории вероятностей и ее приложений!. Детерминизм, в некотором смысле, исключает случайное вовсе. Поэтому Лаплас и говорил, что случайность всегда является только следствием нашего незнания. Например, она может возникнуть в результате использования приблизительных измерений. Таким образом, по его мнению, траектория каждого атома мира так же детерминирована, как и траектории небесных тел, и это означает, что помыслить альтернативную траекторию некоторого тела можно только всю целиком.
      Правда, ученый понимал и определенную ограниченность детерминизма. Он писал:

      «Ум, которому были бы известны для какого-либо данного момента все силы, одушевляющие природу и относительное положение всех ее составных, частей, если бы он вдобавок оказался достаточно обширным, чтобы подчинить эти данные анализу, обнял бы в одной формуле движения величайших тел Вселенной наравне с движениями легчайших атомов: не осталось бы ничего, что было бы для него недостоверно, и будущее, так же как и прошедшее, предстало бы перед его взором… Все усилия духа в поисках истины постоянно стремятся приблизить его к разуму, о котором мы только что упоминали, но от которого он останется всегда бесконечно далекими».

      Иначе говоря, самим создателем «детерминизма» сознавалось, что для полного успеха его программы нужны не только знания о мире (силы и начальные и граничные условия), но еще и некий гипотетический ум, бесконечно отличающийся от нашего познающего рассудка, обладающий достаточной «аналитической силой».
      Сегодня естествознание уже преодолело не только детерминистский стиль мышления, но и вероятностный, в рамках которого было понято, что вероятность возникает не только тогда, когда мы чего-то не знаем, а принципиально присуща системам. Например, оказалось, что мы не можем с высокой точностью одновременно знать, где находится объект, и каково направление его движения.
      Ныне в естествознании получил большое развитие так называемый «нелинейный» стиль мышления, который дает понять: в процессе эволюции одного и того же объекта имеются как периоды, когда его поведение можно описать, используя только статистические законы, так и периоды, в которые работают детерминистские законы. То есть детерминистское и вероятностное описание поведения систем есть две крайности, переходящие друг в Друга. Это закреплено даже в терминах «нелинейного» стиля мышления: «динамический хаос» и «хаотические структуры».
      Но вот общественные науки в основном и сегодня застряли на детерминистском уровне, что очень сильно тормозит их развитие. И сталкиваясь с ситуациями, когда требуется применение статистических законов, объясняют эту необходимость в чисто детерминистском смысле. А именно считают, что вероятностное описание возникает лишь потому, что мы чего-то не знаем, либо не в состоянии в данный момент охватить умом все многообразие факторов, влияющих на то или иное явление.
      В 1839 году вышел третий том работы Огюста Конта (1798–1857) «Курс позитивной философии», где он впервые использовал термин «социология» и выдвинул задачу изучения общества на научной основе, на основе специализации и кооперации общественных наук и развития эмпирических социальных исследований., Огюст Конт считал, что претензии на раскрытие причин и сущностей должны быть удалены из науки. Она должна не объяснять, а лишь описывать явления и отвечать на вопрос «как», а не на вопрос «почему». С желания этого философа поставить учение об обществе на научную основу началась социология. Но развитие общества все же представлялось социологам-позитивистам в виде более или менее прямолинейной эволюции, а структура его сводилась к механическому соподчинению различных «факторов».
      В социологии XIX века можно выделить несколько различных направлений. Так, географическая школа абсолютизировала влияние географической среды и ее отдельных компонентов (климата, ландшафта и т. п.). Демографическая школа считала главным фактором общественного развития рост народонаселения. Расово-антропологическая школа интерпретировала общественное развитие в понятиях наследственности и борьбы «высших» и «низших» рас. Органическая школа (органицизм) рассматривала общество как живой организм, а его социальное расчленение считала аналогичным разделению функций между различными органами. Социальный дарвинизм видел источник общественного развития в «борьбе за существование».
      Делались попытки объяснить изменение состояний общества воздействием ряда равноправных факторов: экономики, религии, морали, техники, культуры и т. д., определяющих изменение этих состояний, и потому по необходимости абсолютизируемых. Но все это было просто модификацией методов детерминизма и причинности. Поэтому всякий раз такие попытки приводили к ситуации, в которой явление, используемое в качестве фактора, прежде, чем стать причиной, было следствием.
      Думается нам, что попытка вычленить какую-нибудь одну сторону, один фактор из сложного природного процесса и возведение его в абсолют — это тупиковый путь.
      В разных задачах всегда есть факторы, поведение которых определяет ситуацию. А потом меняется фактор, или меняется задача, а вслед за ними и ситуация. Что тут «абсолютизировать»?
      Представим себе, что у нас есть некоторое сборочное производство, а крепежные винты делаются на одном маленьком участке. Недостаток каких-то других деталей можно компенсировать, сосредоточившись на тех изделиях, куда они не входят. Но вот отсутствие этих крепежных винтов парализует всю работу, так как они нужны всем, и ограниченность по этому «ресурсу» является определяющим фактором для данного производства. Было бы неправильно утверждать, что вообще ВСЕ зависит только от этих деталей, но неправильно и приуменьшать их роль. Ведь завтра мы можем получать крепеж с другого завода, или вообще перейти на другой способ крепления (например, приклеивать будем), и «тонким местом» в производстве станет другая деталь.
      С точки зрения нелинейного стиля мышления теория факторов выглядит так. Разные факторы задают начальные условия и некоторые свойства среды, в которой развивается система, и на каждом этапе эволюции играют роль «лимитирующих», граничных параметров развития. Причем развитие разных элементов системы может определяться разными факторами. И это не просто слова: существуют вполне определенные математические методы для выявления первостепенных и второстепенных факторов в каждый момент времени.
      О географии и климате имеется две крайние точки зрения. Согласно одной из них нет никакого влияния географической среды на общество, согласно другой — географическая среда является главной причиной, определяющей ход развития исторического процесса. Представители второй точки зрения и были создателями географического детерминизма.
      Вопрос о влиянии географической среды на физический тип, обычаи, нравы, образ правления, уровень культурного и хозяйственного развития народов и некоторые общественно-исторические процессы интересовал людей достаточно давно. В эпоху Возрождения дошло до попыток противопоставить религиозно-мифологическому мировоззрению идею причинного, естественного понимания жизни людей. При этом природа Средиземноморья считалась наиболее благоприятной для жизнедеятельности людей.
      Теории географической обусловленности общественной жизни стали особенно популярны в период становления капитализма. Это не удивительно, ведь развитие в это время мореходства и открытие новых земель, населенных неведомыми до того народами, дали богатую пищу для «географических» размышлений. Наконец, взгляды на роль географических факторов приняли форму географического детерминизма, который и заменил собой идею о божественном характере законов общественной жизни.
      Жан Боден в работе «Методы легкого познания истории» (1566 год) обосновал мнение, согласно которому общество формируется вне зависимости от воли человека, под влиянием естественной среды. Шарль Луи Монтескье (1689–1755) в работе «О духе законов» развил идеи о влиянии географических условий и климата на жизнь людей, обычаи и нравы народов, на становление хозяйств и даже политического строя различных стран. Климат — решающая причина различных форм государственной власти и законодательства, вот что доказывал Монтескье.
      В дальнейшем географический детерминизм эволюционировал от глобальных сопоставлений общества и природы до специального изучения влияния разных факторов географической среды (климата, почвы, рельефа, водных ресурсов и полезных ископаемых, флоры и фауны, космических процессов и др.) на конкретные общественные процессы и явления (распределение и плотность населения на земном шаре, виды занятий и хозяйственной деятельности, производительные силы, темпы экономического и культурного развития, политический строй, типы социальной организации и др.).
      Английский историк Генри Томас Бокль (1821–1862), под влиянием позитивизма Огюста Конта, взялся за создание многотомной естественнонаучной истории человечества, из которой успел завершить лишь первые два тома — «Историю цивилизации в Англии» (1857–1861). Он подверг критике теологическую трактовку истории, сведение ее к жизнеописанию монархов, полководцев и т. п., и поставил своей задачей открыть исторические законы социального прогресса с помощью индуктивного изучения истории и применения статистического метода, а также проиллюстрировать эти законы на примерах развития некоторых стран.
      Бокль считал, что развитие общества — столь же закономерный процесс, как и развитие природы, но более сложный и многообразный. При этом он стремился вывести эмпирическим путем главные законы истории, настаивая на их универсальности. Полагал, что познание статистических закономерностей в поведении больших масс людей и преобладающей роли экономического фактора более важно, чем коллекционирование биографий великих личностей и событий политической жизни. Преувеличивая влияние географических условий как стимула общественного развития, Бокль, вместе с тем, подчеркивал, что достигнутый уровень экономического благосостояния зависит не от благости природы, а от энергии людей, которая безгранична в сравнении с ограниченностью и стабильностью естественных ресурсов, а тактике от соотношения сил между классами трудящихся и не трудящихся.
      Идеи, намеченные Боклем, были продолжены в конце XIX — начале XX веков. Один из его последователей, немецкий географ и этнограф Ф. Ратцель (1844–1904) выдвинул семь законов пространственного роста государства, утверждая, что растущий народ нуждается в новых землях для увеличения своей численности. Более того, высшее призвание народа состоит в том, чтобы улучшить свое положение. Именно его считают родоначальником столь модного сегодня направления, как геополитика.
      К географическому детерминизму были близки и некоторые русские ученые (например, Л. И. Мечников «Цивилизация и великие исторические реки», А. Л. Чижевский «Земное эхо солнечных бурь»).

      И все же, как же так получилось, что географической «особости» Россииникогда не придавалось значения? Вы легко поймете это, прочитав, как характеризовала советская философия географический детерминизм:

      «Они отрицают саморазвитие общества через борьбу противоположностей, движущие силы общества переносят из общества вовне — в природу, сводят социальные формы движения материи к низшим формам, отрицают общественный характер законов истории, истолковывая их как естественные законы природы. При характеристике экономики они не идут дальше описания того, что производится, не интересуясь тем, как осуществляется производство. Производственные отношения людей с их антагонизмами исключаются из предмета социологии. Сторонники географического детерминизма, как правило, сводят всю проблему взаимоотношений природы и общества к влиянию природных условий на людей и рассматривают общественное развитие как простое приспособление людей к окружающей природе».

      Ясно, что при таком отношении государственной идеологии к географическому детерминизму практически не находилось охотников впрямую связывать процессы, протекающие в стране, с географией. Можно сказать, что у нас господствующим мнением было полное отрицание влияния на общество географических факторов. Вместо знаний и размышлений высшие руководители довольствовались мракобесием и суевериями. Не исключено, что и сегодня еще где-нибудь сохранились плакаты с лозунгом: «Течет вода Кубань-реки, куда велят большевики».
      Но и теперь положение дел не лучше. Хозяйствование, не учитывающее геоклиматических условий, привело к развалу страны и ее экономики. Так вот, реформировать экономику взялись люди, опять не учитывающие эти условия!
      Приобретая бытовую технику, вы прежде всего смотрите техническое описание, чтобы понять, чего можно от этой техники ждать, каких результатов и как добиться. Верхом глупости было бы требование, чтобы пылесос обеспечивал высокое качество звучания при проигрывание аудиодисков. Он этого просто не делает. Но даже если требовать от пылесоса выполнения его пылесосовой работы, надо сначала вникнуть в техническое описание: он бытовой или промышленный, какова его мощность, каков объем пылесборника, чтобы: А) не надорвать его сил, и Б) достичь максимально хорошего результата работы.
      А ведь географические и климатические условия для нашей страны — тоже своего рода техническое описание на нее. При очень хорошем и грамотном хозяйствовании, учитывающем эти условия, мы можем получить вполне приличные результаты. Если же их не учитывать и пытаться прыгать «выше головы», то и результат будет соответствующий. Например, верхом глупости будет выращивание здесь кокосов.
      Хозяйствование ныне ведется из рук вон плохо. Многим кажется, что, улучшив его, мы сможем многого добиться, и иногда можно слышать: «Вот если бы у нас жили немцы, у нас и было бы, как в Германии». Но, к сожалению, при «хорошем» управлении в Германии и «очень хорошем» у нас мы все-таки им проиграем. И понимание этого очень важно.
      Задача сегодняшнего дня — зная технические (географические) параметры страны, провести ревизию того, что мы реально имеем, и на что можем рассчитывать.
      На наше счастье, эта проблема в прошедшие времена не была совсем запущенной. Существовало (и существует) понимание значения географии в развитии России! Это отражено, например, в лекциях В. О. Ключевского, две из которых (третью и четвертую) он целиком посвятил географии. Вот некоторые выписки из этих лекций.

      «Начиная изучение истории какого-либо народа, встречаем силу, которая держит в своих руках колыбель каждого народа — природу его страны.
      В географическом очерке страны, предпосылаемом обзору ее истории, необходимо отметить те физические условия, которые оказали наиболее сильное действие на ход ее исторической жизни».

      О разнообразии ландшафта:

      «Нигде горные хребты, плоскогорья и равнины не сменяют друг друга так. часто, на таких сравнительно малых пространствах, как в Европе. С другой стороны, глубокие заливы, далеко выдавшиеся полуострова, мысы образуют как бы береговое кружево западной и южной Европы. Здесь на 30 квадратных миль материкового пространства приходится одна миля морского берега, тогда как в Азии одна миля морского берега приходится на 100 квадратных миль материкового пространства».

      Об особенностях климата:

      «Но географическая широта слабо влияет на эту разность [температур!. Нигде на обширных материковых пространствах, удаленных от морей, температура не изменяется по направлению с севера на юг так медленно, как в Европейской России, особенно до 50° северной широты ( параллель Харькова). Рассчитали, что ее подъем в этом направлении — только 0,4° на каждый градус широты. Гораздо заметнее действует на изменение температуры географическая долгота. Это действие связано с усилением разности температуры между зимой и летом по направлению с запада на восток; чем далее на восток, тем зима становится холоднее, и различие в зимнем холоде по долготе перевешивает разницу в летнем тепле по широте, с севера на юг».

       Ороли рек:

      «Отметим в заключение еще две особенности русской гидрографии, также не лишенные исторического значения. Одна из них — это полноводные весенние разливы наших рек, столь благотворные для судоходства и луговодства, оказавшие влияние и на побережное размещение населения. Другая особенность принадлежит рекам, текущим в более или менее меридиональном направлении: правый берег у них, как вы знаете, вообще высок, левый низок. Вам уже известно, что около половины прошлого века русский академик Бэр объяснил это явление суточным обращением Земли вокруг своей оси. Мы запомним, что эта особенность также оказала действие на размещение населения по берегам рек и, особенно на систему обороны страны: по высоким берегам рек возводились укрепления и в этих укреплениях или около них сосредоточивалось население. Припомним местоположение большинства старинных укрепленных русских городов по реке Волге».

      О взаимодействии природы и человека:

      «Рассматривая влияние природы на человека, надобно видеть и действие человека на природу: в этом действии также обнаруживаются некоторые особенности последней. Культурная обработка природы человеком для удовлетворения его потребностей имеет свои пределы и требует известной осмотрительности: увеличивая и регулируя энергию физических сил, нельзя истощать их и выводить из равновесия, нарушая их естественное соотношение. Иначе природа станет в противоречие сама с собой, и будет противодействовать видам человека, одной рукой разрушая то, что создала другой, и географические условия, сами по себе благоприятные для культуры, при неосмотрительном с ними обращении могут превратиться в помехи народному благосостоянию. Природа нашей страны при видимой простоте и однообразии отличается недостатком устойчивости: ее сравнительно легко вывести из равновесия.( Выделено нами. — Авт.)
      Человеку трудно уничтожить источники питания горных рек в Западной Европе; но в России стоит только оголить или осушить верховья реки и ее верхних притоков, и река обмелеет. В черноземных и песчанистых местах России есть два явления, которые, будучи вполне или отчасти продуктами культуры, точнее говоря, человеческой непредусмотрительности, стали как бы географическими особенностями нашей страны, постоянными физическими ее бедствиями: это овраги и летучие пески. Рыхлая почва, с которой распашка сдернула скреплявший ее дерновый покров, легко размывается скатывающимися с возвышений дождевыми и снеговыми ручьями, и образуются овраги, идущие в самых разносторонних направлениях. Уже самые старые поземельные описи, до нас дошедшие, указывают на обилие таких оврагов и отвершков.
      Теперь они образуют обширную и запутанную сеть, которая все более расширяется и усложняется, отнимая у хлебопашества в сложности огромную площадь земледельческой почвы. На юге овраги особенно многочисленны именно в обработанной части степи, в губерниях Волынской, Подольской, Бессарабской, Херсонской, Екатеринославской и в Области Войска Донского. Причиняя великий вред сельскому хозяйству сами по себе, своею многочисленностью, овраги влекут за собой еще новое бедствие: составляя как бы систему естественного дренажа и ускоряя сток осадков с окрестных полей, они вытягивают влагу из почвы прилегающих к ним местностей, не дают времени этой почве пропитаться снеговой и дождевой водой и таким образом вместе с оскудением лесов содействуют понижению уровня почвенных вод, которое все выразительнее сказывается в учащающихся засухах.
      Летучие пески, значительными полосами прорезывающие черноземную Россию, не менее бедственны. Переносясь на далекие расстояния, они засыпают дороги, пруды, озера, засоряют реки, уничтожают урожай, целые имения превращают в пустыни. Площадь их в Европейской России исчисляют в 2,5 миллиона десятин с лишком, и эта площадь, по сделанным наблюдениям, ежегодно расширяется на один процент, т. е. приблизительно на 25 тысяч десятин. Пески постепенно засыпают чернозем, подготовляя Южной России со временем участь Туркестана. Этому процессу помогает пасущийся в степях скот: он своими копытами разрывает верхний твердый слой песка, а ветер выдувает из него скрепляющие его органические вещества, и песок становится летучим. С этим бедствием борются разнообразными и дорогими мерами, изгородями, плетнями, насаждениями. В последние годы министерство земледелия повело систематическое укрепление песков посадками древесных и кустарных растений и в пять лет (1898–1902) укрепило более 30 тысяч десятин песков. Эти цифры убедительно говорят о трудности и медленности борьбы с песками».

      Но вот наиболее интересный фрагмент: «Впечатление от русской равнины».

      «Изучая влияние природы страны на человека, мы иногда пытаемся в заключение уяснить себе, как она должна была настраивать древнее население, и при этом нередко сравниваем нашу страну по ее народно-психологическому действию с Западной Европой. Этот предмет очень любопытен, но не свободен от серьезных научных опасностей. Стараясь проникнуть в таинственный процесс, каким древний человек воспринимал впечатления окружавшей его природы, мы вообще расположены переносить на него наши собственные ощущения. Припоминая, как мы с высоты нижегородского кремля любовались видом двигавшегося перед нашими глазами могучего потока и перспективой равнинной заволжской дали, мы готовы думать, что и древние основатели Нижнего, русские люди XIII в., выбирая опорный пункт для борьбы с мордвой и другими поволжскими инородцами, тоже давали себе досуг постоять перед этим ландшафтом и, между прочим, под его обаянием решили основать укрепленный город при слиянии Оки с Волгой. Но очень может статься, что древнему человеку было не до эстетики, не до перспективы.
      Теперь путник с Восточноевропейской равнины, впервые проезжая по Западной Европе, поражается разнообразием видов, резкостью очертаний, к чему он не привык дома. Из Ломбардии, так напоминающей ему родину своим рельефом, он через несколько часов попадает в Швейцарию, где уже другая поверхность, совсем ему не привычная. Все, что он видит вокруг себя на Западе, настойчиво навязывает ему впечатление границы, предела, точной определенности, строгой отчетливости и ежеминутного, повсеместного присутствия человека с внушительными признаками его упорного и продолжительного труда. Внимание путника непрерывно занято, крайне возбуждено. Он припоминает однообразие родного тульского или орловского вида ранней весной: он видит ровные пустынные поля, которые как будто горбятся на горизонте, подобно морю, с редкими перелесками и черной дорогой по окраине — и эта картина провожает его с севера на юг из губернии в губернию, точно одно и то же место движется вместе с ним сотни верст. Все отличается мягкостью, неуловимостью очертаний, нечувствительностью переходов, скромностью, даже робостью тонов и красок, все оставляет неопределенное, спокойно-неясное впечатление. Жилья не видно на обширных пространствах, никакого звука не слышно кругом — и наблюдателем овладевает жуткое чувство невозмутимого покоя, беспробудного сна и пустынности, одиночества, располагающего к беспредметному унылому раздумью без ясной, отчетливой мысли. Но разве это чувство — историческое наблюдение над древним человеком, над его отношением к окружающей природе? Это — одно из двух: или впечатление общего культурного состояния народа, насколько оно отражается в наружности его страны, или же привычка современного наблюдателя перелагать географические наблюдения на свои душевные настроения, а эти последние ретроспективно превращать в нравственные состояния, возбуждавшие или расслаблявшие энергию давно минувших поколений.
      Другое дело — вид людских жилищ: здесь меньше субъективного и больше исторически уловимого, чем во впечатлениях, воспринимаемых от внешней природы. Жилища строятся не только по средствам, но и по вкусам строителей, по их господствующему настроению. Но формы, раз установившиеся по условиям времени, обыкновенно переживают их в силу косности, свойственной вкусам не меньше, чем прочим расположениям человеческой души. Крестьянские поселки по Волге и во многих других местах Европейской России доселе своей примитивностью, отсутствием простейших житейских удобств производят, особенно на путешественника с Запада, впечатление временных, случайных стоянок кочевников, не нынче-завтра собирающихся бросить свои едва насиженные места, чтобы, передвинуться на новые. В этом сказались продолжительная переселенческая бродячесть прежних времен и хронические пожары — обстоятельства, которые из поколения в поколение воспитывали пренебрежительное равнодушие к домашнему благоустройству, к удобствам в житейской обстановки».

      Но нельзя обойти молчанием и то, что, понимая влияние географии и климата на историю страны, В. О. Ключевский не смог сделать следующие из этого выводы при сравнении нас и «Запада». И это естественно. Вспомните, когда вы ищите ключ или очки, то находитесь в полной растерянности. Но вот вы их нашли, и вам сразу стало ясно, как они здесь очутились. И вам даже кажется странным, чего это вы их столько времени искали не там, где надо. В науке это стандартная ситуация. Когда результат получен, становится удивительно, каким «кривым» путем вы к нему пришли. Поэтому очень часто историки науки, зная итоговый результат, позволяют себе смеяться над исследователем прошлого: чего это он не додумался, ведь вывод лежал «на поверхности».
      В конце 1960-х — начале 1970-х годов у нас был популярен фильм «Щит и меч». В нем был эпизод, на который мало кто обратил внимание. Главный герой Иоганн Вайс (артист Любшин) рассуждает с немкой-ефрейтором о том, что она должна будет получить после войны земли для хозяйствования на новых территориях. В результате разговора выясняется, что сама немка хотела бы получить эти земли в Польше, но ей, скорее всего, дадут на Украине. А там для ее птичника, который она хотела бы построить, ситуация хуже, требуется больше затрат. И Любшин меланхолично поддакивает ей, что да, действительно, на Украине холоднее, и потребуется больше затрат на утепление.
      Что интересно, практически никто не обратил внимания на смысл этого разговора. На те выводы, которые из него следуют. Да и вообще мало уделялось внимания изучению географических условий страны.
      И лишь в начале 2000 года вышла книга А. П. Паршева «Почему Россия не Америка», в которой не только было обращено внимание на географию России, но и показано ее влияние на нашу экономику. Эта работа заслуживает пристального внимания.

      Сразу скажем, что книга Андрея Петровича Паршева нам нравится. Очень хорошая книга. Но, к сожалению, у нас есть претензии к изложению материала. Конечно же, что и как излагать — целиком дело автора, но навязчивое повторение тезиса о неконкурентоспособности товаров России по сравнению с другими странами затеняет многие другие мысли, в ней содержащиеся. Известно, что когда мы узнаем что-то новое, то это информация. Если же это нам начинают беспрерывно повторять, то сообщение превращается в шум. А когда его становится много, то возникает задача выделения сигнала (информации) из шума. Вот эту процедуру мы и постарались провести, получив в итоге небольшой конспект книги А. П. Паршева, который и предлагаем вам. Он послужит нам основой для дальнейших рассуждений. А если кто из вас хорошо знаком с этой книгой, то он может перелистнуть четыре десятка страниц и сразу перейти к главе 1.3. Почему не воспринимается книга Паршева?
      Несмотря на кажущуюся простоту изложения, его книга очень сложна, так как насыщена большим количеством идей. Попытаемся сформулировать основную идею, поскольку большинство остальных так или иначе связаны с нею, крутятся вокруг нее, уточняют и показывают возможные следствия.
      Чтобы эта идея стала более понятной, рассмотрим следующую ситуацию. Жизнь нынче тяжелая, и нет ничего удивительно, что кто-то из вас в поисках дополнительного приработка решит покупать, например, помидоры у оптовых торговцев и продавать их в розницу на рынке. Предположим, что розничная цена помидоров 15 рублей за килограмм. А в том месте, где идет оптовая торговля, все продавцы предлагают одинаковые по качеству и по сорту товары. Но только у гостей с юга килограмм помидоров стоит от 5 до 8 рублей, а земляки предлагают по 10–12 рублей.
      У кого бы вы ни взяли помидоры, вы получите доход. Но если брать у южных гостей, то он будет в два раза выше, чем при сотрудничестве с земляками. Вы пришли на рынок заработать, поэтому ваш выбор очевиден. А дальше будет так. У южных гостей выстроится очередь за товаром. Они позвонят своим друзьям и расскажут, что помидоры просто сметают и надо скорее ехать сюда. В итоге ваши земляки, предлагающие товар по вполне приемлемым ценам, останутся один на один со своими помидорами.
      Иными словами, если ваши издержки выше некоторого среднего уровня, то, хотя ваше производство и рентабельно, капитал потечет туда, где издержки меньше средних.Вот в этом и состоит основная идея книги А. П. Паршева.
      А почему же у наших земляков помидоры дорогие? Да по разным причинам — может, пьют много, может, ленивые или жадные, да мало ли что. Но есть среди всех этих причин одна, от них не зависящая, а поэтому и главная: климат, удорожающий производство помидоров. Вот А. П. Паршев на этой причине и остановился, в силу ее объективности и неустранимости. Но это не значит, что других причин нету. Есть. Но они только ухудшают положение, а не улучшают.
      В книге «Почему Россия не Америка» шесть частей, но ее конспект (который займет почти всю первую часть нашей книги), мы уместили в четыре главы. Практически весь конспект — это прямая речь А. П. Паршева, с небольшими нашими пояснениями.
      Начиная изложение, восстановим название, которого, по словам самого автора, достойна его книга: «Об инвестиционной привлекательности российских промышленных предприятий в условиях глобализации».

Валютные поступления в Россию

Теорема

Климат России

Цена строительства

Ресурсы

Технологии

Энергия

Транспорт

Налоги

Зарплата

Производительность труда

Следствия «горькой теоремы»

Запретная тема

За счет чего живет Запад?

Исторические попытки России

Экономика СССР

Реформа

Россия и капитализм

Наш экспорт

Производственные циклы

Военное производство

Автаркия

Необходимые поправки

Внешняя торговля

Собственный рынок

Парадигма

Желания и реальность

«Новые» классы

Те, кто остается

Так повезло нам или нет?

Следствия

      В свое время у нас показывали французский фильм «Бедро Юпитера», по сюжету которого молодой археолог нашел тазовую часть античной скульптуры. Находка, каких много. Существовали специалисты, которые были прекрасно осведомлены о различных фрагментах древних скульптур, найденных до этого времени, но все эти находки оставались просто набором фрагментов. И вот появилась новая, мало значащая часть скульптуры. Но в головах специалистов она сразу сложилась с другими, давно им известными, да так, что если раньше их считали фрагментами статуи Венеры, то теперь оказалась, что это скульптура Юпитера!
      Можно было бы считать, что А. П. Паршев — как раз тот человек, который принес недостающий фрагмент. Но переворота в представлениях людей не произошло! Такое впечатление, что никакой книги и не выходило.
      Кстати, в том фильме был еще один интересный персонаж — торговец крадеными произведениями искусств. Он еще раньше всех ученых знал, что к чему, и использовал это свое знание в своих же интересах. Но это так, к слову.
      Вот характерные отзывы на книгу. Для начала приведем рецензию из НГ Exlibris № 3 от 27.01.2000. Она дана под названием «Запад есть Запад». Автор не указан.

      «Андрей Паршев написал книгу, полную внешне эпатажных идей и броских умозаключений. Запад не будет скупать российские предприятия даже в принудительном порядке, потому что наша экономика обречена на нерентабельность. Россия выпадает из существующей международной системы, поскольку ее нельзя отнести ни к развитым, ни к развивающимся странам. Для того чтобы выжить, наша страна должна четко оградить свою экономику от мировой. Нам не нужны никакие западные кредиты. И вообще, мы не конкуренты с Западом, поскольку у нас совершенно иная этика, да и русские по своей природе неагрессивны. Словом, Запад есть Запад, а Россия есть Россия…»

      Интересно, какой вывод может вынести читатель из этой рецензии? То ли рецензент не читал книги, то ли намеренно искажает суть, чтобы создать превратное представление о ней.
      А вот другая рецензия под названием «Наша хата с краю» автора Сергея Королева, опубликованная в «Образование и Бизнес» № 4 (28) от 8 февраля 2000 года.
      Начало у нее вполне нормальное.

      «Так получилось, что проблема выживания нашей страны в капиталистических „джунглях“ всегда привлекала внимание и публицистов, и экономистов. Увы, работы, посвященные этому вопросу, нередко слишком наукообразны и трудны для понимания читателям-неспециалистам. Книга А. П. Паршева… призвана заполнить это „белое пятно“…вряд ли раньше в рамках одной работы делались попытки увязать конкурентоспособность отечественной экономики и с географическими условиями России (отвратительными.), и со структурой внутреннего рынка (чересчур оригинальной.), и с циничным расчетом западных „партнеров“, и с перенаселенностью страны, по „цивилизованным“ меркам. Кроме того, А. П. Паршев старается найти первопричину наших бед не только в событиях последних лет, но и в просчетах прошлого, давних и не очень. Словом, если не министры от экономики, то дилетанты от экономики наверняка заинтересуются „книгой, написанной простым языком“».

      Далее, похвалив А. П. Паршева за «…свободный, с юморком текст…», автор приступает к критике. Критика такова:

      «Перспективы построения капитализма в „одной, отдельно взятой стране“ действительно представляются туманными. Наверное, не стоит слепо следовать рецептам заезжих корифеев. Сложившаяся за века структура экономики России и в самом деле плохо поддается сращению с миром чистогана. „Мягкая“ автаркия — один из выходов из той ловушки, куда нас загнали мы сами и обстоятельства. Но прежде огульных обвинений всех и вся следует непредвзято оценить опыт соседей, не увлекаясь, как А. П. Паршев, числом выпавших осадков на душу населения и уровнем снежного покрова. Пессимизм всегда плох, а в конце XX века мы можем утешиться еще и тем, что грозный „парниковый эффект“ сулит нам (в отличие от Запада) больше плюсов, нежели минусов. Так что считать раны еще рано».

      Чувствуете, похвалил за «…попытки увязать конкурентоспособность отечественной экономики и с географическими условиями России (отвратительными), и со структурой внутреннего рынка», а в заключение поругал за увлечение «числом выпавших осадков на душу населения и уровнем снежного покрова». Так о чем же эта книга? Читатель рецензии вряд ли поймет. Предположим, что сам автор рецензии тоже не разобрался.
      Но вот рецензия более серьезная. Мы имеем в виду статью С. Г. Кара-Мурзы «Посланец „жареного петуха“», опубликованную в газете «Завтра» № 5 (322) от 1 февраля 2000 года.
      По мнению автора рецензии, в книге говорится о том, что:

      «…нынешние реформы в России под флагом „интеграции в мировую экономику“ невозможны в силу непреодолимых естественных причин — географических условий России, предопределяющих более высокие, чем в других странах, издержки на производство единицы продукции. Есть и другие причины, но Паршев упоминает их вскользь, как производные от главной.
      Усвоим одну причину, по которой Россия не может открыться мировому рынку, об остальных причинах нет нужды и спорить. ( Запомним эту мысль С. Г. Кара-Мурзы.)
      Главная мысль Паршева — вне идеологии, она вытекает из объективных данных, которые накапливались и систематизировались целый век. Эти данные более полны и разносторонни, нежели приведенные в книге, но и приведенных достаточно. Еще полвека назад средний советский человек, в общем, этим знанием располагал — даже в школе основательно изучали экономическую географию. К сожалению, в коллективной памяти это знание не отложилось, поскольку было вытеснено чисто идеологическим мифом научно-технического прогресса, благодаря которому „на Марсе будут яблони цвести“. А главное, за „железным занавесом“, в хозяйстве советского типа, все неплохо работало. „И текли, куда надо, каналы, и в конце, куда надо, впадали“. Казалось, если этот „занавес“ поднять, то все будет так же, только лучше — иномарки украсят наши улицы».

      Затем С. Г. Кара-Мурза указывает и на недостатки. Вот они:

      «Паршев рисует верную картину: продолжая „открываться мировому рынку“, русский народ вынужден будет сократиться до 20–30 миллионов обслуживающего „трубу“ персонала. Россия исчезнет как цивилизация, а значит, строго говоря, и русского народа не будет. Для Паршева это — неотразимый довод за то, что народ отвергнет курс „реформаторов“. Тут я вижу ошибку. Утопия нынешней „активной части“ общества в том и состоит, что каждый надеется попасть в состав этих предназначенных к спасению 20–30 миллионов…
      Второе мое замечание не так очевидно… На мой взгляд, Паршев перегибает палку в своем географическом детерминизме и недооценивает фактор культуры в хозяйстве( Выделено нами. — Авт.). Результаты хозяйства, в том числе издержки производства, о которых говорит автор, гораздо сильнее зависят от того, как мыслят люди и как соединяются в своем труде и общежитии… При этом культура вовсе не является прямо производной от климата, хотя и испытывает его воздействие…»

      Коротко говоря, утверждается, что уж слишком много А. П. Паршев сваливает на географию, а это географический детерминизм. Нельзя преувеличить географический фактор. Опять можно было бы сказать, что рецензент не разобрался с сутью этой работы. Но вот осенью 2000 года появилось письмо самого А. П. Паршева на одной из интернетовских конференций. Приведем небольшую выдержку из него.

      «Начну с замечания про то, что я якобы считаю климат основной причиной наших бед. Это совсем не так, хотя, действительно, главные причины я в книге, вроде бы, не упомянул, по крайней мере, не отранжировал. Приведу их здесь, как я их понимаю.
      Первая причина — вера значительной части населения в некое моментальное чудо: введем рынок (варианты — все приватизируем, вложим сбережения в Телемаркет, отменим налоги) — и завтра же „будет нам счастье“, под которым понимается „западный образ жизни“. И дело не в шкурничестве: все понимали, что приватизировать собственную квартиру — не то же, что приватизировать экспорт нефти, а за снижение налогов горой стоят даже те, кто из этих налогов получает жалованье, т. е. бюджетники. Ликвидировать эту причину, скорее всего, нельзя, с этим придется считаться. Частично положение поправить можно традиционными методами — просвещением народа и разоблачением мифов, хоть дело это и трудное.
      Вторая причина (не главная, но важная — без нее первая такого разрушительного эффекта не имела бы) — нахальная и лживая пропаганда этих самых „чудес“ и этого самого „образа жизни“ наиболее бессовестной частью нашей интеллигенции. Как будто не было печального опыта Особых Экономических Зон (вообще безналоговых), или того периода 1997–1998 гг., когда иностранцы (при тех же самых наших политических рисках, налогах, чиновниках и т. д.) с треском вкладывали в ГКО. Тут нет другого способа, кроме как показать, что эти пропагандисты — жулики и невежды. Это совсем несложно при наличии доступа к СМИ, поэтому-то вся эта мразь и идет на любое преступление, чтобы удержать контроль за телевидением.
      Третья причина — деятельность правительств за последние годы. Причем ответственность за это в „демократический“ период лежит на избирателях и агитаторах. Вот у меня сложилось мнение, что мои сторонники в разных сайтах в 1996 году голосовали в основном не так, как мои противники. Откуда я это знаю, спросите? Птичка начирикала. Так вот, господа хорошие, это ваши правительства, ваши избиркомы, ваши бандиты, ваши коррумпированные чиновники, ваши налоги. Страна и государство — не синонимы, так вот страна — наша, а государство пока, извините, ваше. А что оно в мерзком состоянии — так это истинная правда, уж извините за тавтологию.
      Четвертая причина — непонятная робость хороших и умных людей „назвать корыто — корытом“, как говаривал Филипп Македонский. Например, пишет кто-то на голубом глазу, что Паршев предлагает вернуться в брежневские времена и менять нефть на зерно. И никто из участников, прочитавших мою книгу, не отреагировал, хотя бы в мягкой форме, что-нибудь типа „а Вы, батенька мой, подлец, уж не обижайтесь на меня, старика“ с указанием соответствующей страницы, моей книги. Жаль. Жаль не по конкретному поводу, а вообще, долго же надо людей злить, чтобы они от этой мягкотелости излечились.
      А климат — где-то там, на пятом-шестом местах, рядом с влиянием Запада. Кстати, и чего наши либералы так на климатическую концепцию ополчились, я ведь им своей книжкой спасательный круг бросил — в противном-то случае получается, что реформы этих „танцоров“ только из-за их глупости и воровато-сти провалились, других-то причин нет.
      То, что климат влияет на результаты некоторых видов экономической деятельности, новость только для наших демократов. Даже на Западе это знают. Даже на уровне ВТО принято совершенно официально, что сельскохозяйственная продукция не подпадает под действие соглашений ВТО о свободной торговле: любая страна вправе самостоятельно регулировать пошлины и тарифы на продовольственные товары. Поляки закрылись сейчас от немецкого картофеля запретительными тарифами, и никто им слова не сказал. Все же понимают, что против погоды не попрешь, и не может австралийский фермер со своими 16 ц/га конкурировать на свободном рынке со шведским 70 ц/га. И не только в урожайности дело. Сколько времени в году у нас плодо-консервный завод работает? Помидоры до декабря лежать не станут, пусть их хоть тысяча центнеров. А даже в Венгрии период плодоношения месяца на два больше (желающие могут справиться в „Агроклиматическом атласе“), и за счет маневра сортами и видами можно заводские мощности загружать гораздо полнее. Оборудование покупаешь то же, а производительность его ниже. А почему в ВТО в приложении к другим частям экономики это не принято, и почему в американских учебниках о протекционизме не пишут — отдельный вопрос».

      Вот тебе и на! Климат, оказывается, «где-то на пятом-шестом месте» среди причин нашего всегдашнего отставания. Что же, получается, и сам А. П. Паршев не здорово понимает, что написал в своей книге? Ведь он считал, что настоящее ее название — «Об инвестиционной привлекательности российских промышленных предприятий в условиях глобализации». А главная причина непривлекательности как раз и лежит в географии, а не во всем том, что он теперь перечислил.
      И потом, хватит постоянно кивать на наших людей.Они не лучше и не хуже граждан любой другой страны. Это легко понять особенно сегодня, когда достаточное количество наших граждан разбрелось по разным городам и весям иностранных «отечеств». Они прекрасно встраиваются в любое общество. То же можно сказать и об иностранцах, по той или иной причине оказавшихся у нас. Те из них, кто приживается у нас, принимают и наш образ жизни.
      Похоже, он и сам не понимает, что в России надо не задавать вопрос: «Почему мы живем хуже Запада?», а удивиться: «Почему мы еще живем?» Вот причина, из-за которой столь яркий «фрагмент скульптуры», выставленный А. П. Паршевым на всеобщее обозрение, не привел к массовому прозрению.
      Вообще-то это не единственный недостаток книги. К разбору некоторых из них мы еще вернемся, а сейчас попробуем указать и ряд других причин, почему книга А. П. Паршева не воспринимается.

 
      С кем бы мы ни говорили по поводу книги А. П. Паршева, все выражали некоторую двойственность своего отношения к ней. Мы, конечно, говорим о тех, кто дочитал ее до конца. С одной стороны, им книга нравилась, а с другой — оставалось чувство некоторой неудовлетворенности. Что-то в ней не устраивало.
      Возник вопрос: а готовы ли читатели ее понять?
      Нашу страну считают самой читающей страной мира. Но то, что у нас много читают, вовсе не значит, что все прочитанное понимается. Лет тридцать назад был проведен социологический эксперимент. Очень простой. Испытуемым предлагалось прочитать газетную статью, а затем пересказать ее. Оказалось, только 30 % адекватно поняли текст, а 34 % не поняли ничего. Причем не имели значения ни образование, ни социальный статус — и у дворников, и у академиков результаты были одинаковы.
      Исследования показали, что у большинства людей также отсутствует умение рассуждать. Если их возмущают какие-то простые, понятные и сделанные спокойным тоном утверждения, они не могут связно возразить. Не могут собраться с мыслями, чтобы развить тему или хотя бы явно выразить свое мнение. Это надо всегда помнить, когда приходится сталкиваться с общественным мнением по тому или иному вопросу.
      Сегодня сеть Интернет является местом, где эта проблема проявляет себя во всей своей красе. Считается, что Интернет — это технологии будущего и те, кто там «ползает», его представители. Если это так, то перспективы у нас удручающие. Большинство пользователей «всемирной паутины», считая себя гениями и элитой, берутся судить по любому вопросу, либо совсем не зная проблемы, либо зная поверхностно.
      Как среди них, так и вообще в любой компании, лишь только соберутся двое-трое собеседников, очень быстро любые их рассуждения начинают сходить к выпаливанию «истин», которые неизвестно откуда берутся. Они носят характер не системы логических построений, а высказываний фанатиков. Более того, не держится основная идея разговора, на каждом шагу мысль уходит в сторону, и возникают споры, весьма далекие от обсуждаемой темы. И, в конце концов, вместо решения получается запутывание вопроса.
      Рассуждения идут на уровне «общих положений». Редко делаются сопоставления между разными сторонами явления. Например, при рассмотрении проблемы свободы и дисциплины в образовании постоянно скатываются к крайностям. Либо свобода без границ, либо жесточайшая дисциплина с полной регламентацией любых шагов. Неизменно побеждают крайности в угоду общему положению.
      Но что удивительно, при этом демонстрируется не свобода мысли, а рабское следование модным на данный момент стереотипам. То есть разговор идет в рамках общих настроений.
      У многих существует «магия имени». Это следствие того, о чем мы говорили выше — неумения размышлять и анализировать. Человек слушает чью-то речь и ничего не понимает, но он убежден, что говорящий — человек умный (кстати, эта убежденность возникает обычно не как результат собственного знания, а как отражение чужого мнения). Значит, делает для себя вывод слушатель, он говорит все правильно. В случае, если то же самое произносит некто, с его точки зрения, не заслуживающий доверия, подразумевается, что он «чушь молотит».
      А отсюда проистекает и определенный тип поведения тех, кто называет себя интеллигентами. Для них важна не истина, а желание выглядеть «умным» в представлении начальства и публики. Отсюда тяга ко всему «общепризнанному», (ныне — «западному»), а не истинному.
      У людей очень много стереотипов (предрассудков). Поэтому они, как правило, глухи к возражениям не только со стороны иначе думающих, но и со стороны действительности. В этом им усиленно помогают «специальные люди», используя свойства человеческой психики. Впрочем, и не только человеческой. Известно, что если развести огонь кольцом и в центре поместить бананы, то обезьяна, в принципе, за бананами не полезет. Обычная обезьяна. Но есть, оказывается, среди них такие, называемые обезьянами сильного типа, которые, если захотят получить банан, спокойно сунут руку в огонь и возьмут его. Но что интересно, обычные обезьяны, если они это видят, тут же лезут в огонь за бананами.
      Среди людей таких «обезьян» можно видеть на переходе. Едут машины, народ переминается с ноги на ногу, но стоит. И тут какая-нибудь бабуля, не потому, что такая решительная, а чисто сослепу, начинает движение через переход. И вот за ней уже побежали все. То же самое и в «понимании» речей, статей и книг. Стоит «лидеру» сослаться на мнение какого-то, пусть даже малоизвестного лица, и это «лицо» мгновенно становится корифеем.
      В сообществе может быть и «коллективный лидер». Например, детям в саду выдают сладкую манную кашу, а одному соленую. Затем начинают опрос, какая у кого каша. Все с радостью сообщают, что сладкая. Наконец, доходят до того, у кого она соленая. Тот не только без радости, а даже со слезой в голосе объявляет о том, что у него тоже каша сладкая.
      Это вам ничего не напоминает? А оглашение результатов различных опросов, большая часть которых и не проводилась, перед важными событиями? Всем сидящим перед телевизором сообщают, что каша уже сладкая. Глотая слезы, вы соглашаетесь. Так помимо вас формируют «общественное мнение».
      Этим же занимаются различные «говорящие головы» на телевидении. Сначала о них создают представление как о харизматических личностях — «обезьянах сильного типа». А затем они показывают остальным, «куда надо совать руку».
      Вот посмотрите на так называемых «экспертов», заполонивших все СМИ. Вообще-то они должны разъяснять власти и обществу последствия тех или иных политических, экономических и т. п. действий. А на самом деле они занимаются внушением обществу, что все действия властей правильны, то есть убеждают в правильности поступков тех, кто им платит. Для такой работы нужны вовсе не специалисты и знатоки проблем, им даже вредно знать то, о чем берутся судить. Зато они должны уметь убеждать общество в том, что решение может быть только такое, а никак не другое. Так «синхронизируется» общественное мнение. Формируется искаженное представление об окружающем мире, общественных ценностях. Такие «эксперты», вместе с журналистами, внедряют стандарты мышления и языка.
      Правда, эти методы — не изобретение сегодняшнего дня. Очень многое было создано еще советским агитпропом, а кстати, большинство новых «авторитетов», так или иначе, были связаны с этим ведомством. Они очень убоги в своих рассуждениях. Никакой дискуссионности. Главные их аргументы: «Иного не дано! Так жить нельзя!»
      Известно, что замкнутые сообщества очень быстро деградируют. Происходит это по простой причине. Если благосостоянию данного сообщества ничто не угрожает, то служебный рост в нем связан не с деловыми качествами кандидата, а с личной преданностью начальству. Таким сообществом была наша бюрократия, особенно после Сталина. Поэтому, наблюдая наших нынешних «оракулов», можно представить, куда мы прикатились бы по старым рельсам.
      Технология манипулирования общественным мнением не сводится к простому недопущению «ненужных» новостей в газетах или навязыванию антиисторических и лживых телевизионных «документальных драм». Владельцы масс-медиа демонстрируют и тонкость, и тщательность в дирижировании индустрией развлечений и новостей, которые они представляют нам.
      Например, в том, как подаются новости: какие события подчеркиваются, а какие едва упоминаются, как репортер или ведущий подбирает слова, тон его голоса, выражение лица; формулировка заголовков; подбор иллюстраций — все это работает на уровне подсознания и глубоко влияет на нашу интерпретацию того, что мы видим и слышим.
      Убирают любые сомнения относительно того, что нам думать по тому или иному вопросу. Используя тщательно разработанные психологические методы, управляют нашей мыслью и нашим мнением так, что мы всегда настроены на волну мнения «привлекательных людей», «умного бизнеса», «серьезных депутатов», ими же и создаваемых. Они дают нам понять, как мы должны относиться к различным типам людей и человеческого поведения, представляя этих людей или это поведение в контексте телевизионной драмы или комедии, и заставляя остальных персонажей реагировать на них в нужном им духе. Редко теперь встретишь просто беседу один на один. Все теперь — ток-шоу, разговор идет в присутствии нанятой клаки, вовремя подающей нужные реплики и эмоциональные крики. А вспомните идиотский смех за кадром в некоторых передачах. Это, если угодно, «тренировка» одинаковой реакции на предлагаемые события. Все это разрушает способность к логическому мышлению, то есть к умению строить умозаключения.
      Другой метод оболванивания: одновременно преподносится большой набор фактов, но так, чтобы из него было бы невозможно построить связную картину. Поэтому рекомендуемые выводы имеют вид некого прозрения. Получить их из того, что сообщалось, логическим путем, как правило, невозможно. А значит, таким выводам можно только верить, не рассуждая. «Голосуй сердцем».
      Или, например, берутся разноуровневые аргументы и представляются как равноценные. То есть не соблюдается соразмерность явлений. В результате делается вывод, который можно считать абсурдным, но только если понимать, в чем заключается ошибка. В истории с Медиа-Мостом и Газпромом на равных вываливали информацию о номерах каких-то протоколов, чьих-то подписях и о разъездах Гусинского на фоне рассуждений о защите свободы слова (которая в этой истории вообще ни при чем). Факт, что просто один капиталист живет за счет других и не желает отдавать долги, тонет.
      В аналогиях и метафорах, используемых политиками и журналистами, грубейшим образом нарушаются все пропорции и соответствия. Например, подчеркивается значение законотворческой работы Думы. Закон в представлении обывателя — это набор правил, защищающих его интересы, ограничивающих всевластие отдельных личностей по отношению к нему и к обществу. А в представлении «новых русских», воров и «новых аристократов» — это легитимиза-ция правил, позволяющих им подавлять того самого «обывателя».
      Вводятся некие образы-страшилки. Когда обществом усвоено, что хорошее (или нейтральное) отношение к чему-то позорно, туда начинают загонять оппонентов. Недавний пример: сначала запугали всех саентологами, потом объявили, что адвокат Лужкова как-то раз защищала в суде саентологов (при том, что задача адвоката — защищать любого). И вот Лужкова буквально за уши притянули к «страшилке», о которой только и можно сказать, что это страшилка.
      Люди не могут заметить даже просто противоречивых утверждений. Вот пример, приведенный С. Кара-Мурзой. В программной статье В. Путина о будущем России, опубликованной 30 декабря 1999 года, говорится: «Бурное развитие науки и технологий, передовой экономики охватило лишь небольшое число государств, в которых проживает так называемый „золотой миллиард“».Следующее заявление там же: «Мы вышли на магистральный путь, которым идет все человечество. Альтернативы ему нет».Третье утверждение: «Каждая страна, в том числе и Россия, должна искать свой путь обновления».Три утверждения, и все они попарно несогласованны.
      Для проталкивания нужного мнения сообщают только положительную информацию, изымая отрицательную. Например, А. П. Паршев отмечал, что «…до сих пор я не нашел сопоставлений зарплаты и социальных расходов на душу для производящих стран третьего мира. На коленках у меня лежит монография 2000 года издания: „Конкурентоспособность России в 90-е годы“, творение Института мировой экономики и международных отношений РАН. Все сравнения — по развитым странам Запада, в крайнем случае — Восточной Европы. А по третьему миру — выпадают данные из книжек, хоть ты тресни!»
      Перед либерализацией цен нас уверяли, что в результате цены понизятся (например, что яйца подешевеют в полтора раза, а мясо будет по цене 4 р. 50 к.), хотя экспертные оценки Госкомцен предполагали сорокапятикратное их повышение. Но об этом никто не считал нужным сообщать.
      А вот пример последнего времени. Сегодня много говорят о повышении зарплат, но не обмолвились ни словом об уровне инфляции, которая даже по официальной статистике превышает 20 %. А это значит, что никакого роста реальной зарплаты нет.
      Или другой пример. Годами исполнительная власть тщательно избегала постановки вопроса о проведении целенаправленной промышленной политики, полагая, что рыночный механизм сам определит оптимальную структуру экономики. Не надо быть академиком, чтобы понять: именно «рынок» в последнее десятилетие подталкивает Россию не к развитию высоких технологий, а к всемерной эксплуатации природных богатств. Но вот что говорится в «Основных направлениях», созданных под руководством Г. Грефа. Признав необходимость проводить политику, отвечающую интересам основной части населения и его представлениям о будущем страны, правительство четко сформулировало задачу обеспечить модернизацию российской экономики, перенос центра тяжести на высокие технологии, облагораживание структуры отечественного экспорта за счет увеличения в нем доли товаров обрабатывающей промышленности.
      Конечно, такая «смена вех» давно назрела. С одной стороны, она соответствует желанию большинства россиян вернуть Россию в обозримом будущем в ряды государств, задающих тон в экономической, научно-технической, культурной и политической сферах. С другой стороны, только таким образом Россия может реализовать свой потенциал в информационной экономике, в биотехнологии и некоторых других высокотехнологичных сферах, где она по-прежнему располагает учеными, исследовательскими институтами и производственными мощностями.
      Парадокс, однако, состоит в том, что добиваться поставленных целей правительство собирается почти исключительно методами либерализации хозяйственной деятельности. Предлагается сокращать роль государства в перераспределении валового внутреннего продукта, снижать таможенные пошлины по всем товарным группам до уровня развитых стран, то есть широко открывать рынок для международной конкуренции; якобы в таких условиях наши традиционные экспортные отрасли, словно локомотив, вытащат перспективные производства из кризиса, предъявляя все возрастающий спрос на их продукцию.
      И вот, по сути своей, заявления и программы правительственных экономистов свелись к следующему: поскольку либерализация загубила традиционную отечественную промышленность, надо как можно сильнее и быстрее продолжать либерализацию, чтобы возродилась новая, высокотехнологичная отечественная промышленность.
      Создан новый язык. Идет манипуляция словами и образами. Внедрено огромное количество ложных понятий, до неузнаваемости изменились ключевые понятия. Разгул анархии назван демократией. Криминальный режим — либеральной реформой. Воровство — приватизацией. Украл миллион долларов — удачливый бизнесмен, столп общества. Расстрел танками Парламента — защита демократии. Патриот — враг Родины.
      Язык чисел не менее важен, чем язык слов, а манипуляции с ними не менее опасны. Например, стало общим местом, что при советской власти все было в дефиците. А сейчас наступило изобилие. Но простое сопоставление цифр показывает, что многих товаров у нас стало выпускаться меньше. Например, мяса, молока — в два раза. А то, что они есть на витрине, а купить его вам не по карману — это не дефицит, а изобилие.
      Раньше норма наполнения товаром была 80 дней торговли. Сегодня — 14 дней. 14 дней — изобилие, а 80 дней — дефицит.
      Идет игра с относительными цифрами. Например, нам говорят, что у нас сегодня рост производства 10 %. Как здорово, компенсируем спад 1990 года на 10 %. И все согласны: «Да, компенсируем». Но давайте разберемся. В 1990 году было выпущено 74,2 тысячи металлорежущих станков. Спад за год на 10 %) — это 7420 станков. А в 1998 году этих станков выпущено всего 7600. значит, 10 %) роста — это 760 штук. Компенсируют эти 760 штук потерянные в первый же год реформ 7420, или нет?
      Вообще, наши восторги по поводу нынешнего роста очень сомнительны. В основном, он связан с задействованием тех мощностей, что простаивали из-за «реформ». Таким образом, рост будет лишь до «дореформенного» уровня, да и то вряд ли. Впрочем, из примера со станками видно, что для достижения «дореформенного» уровня при таких темпах «роста» понадобится сто лет ровно.
      В СМИ появилось уж очень много заимствований из иностранных языков. Причины здесь, по крайней мере, две. Первая — это, как ни парадоксально, незнание журналистами русского языка. Они действительно не понимают, в силу своей малограмотности, какому слову в русском языке соответствует тот или иной иностранный термин. Вторая причина — журналист пытается таким образом выделить себя из толпы, придать себе образ причастности к некоторому другому, богатому и счастливому миру, в котором говорят на этом языке. Опасность не только в том, что внедрение в язык этих новых слов выхолащивает его, отсекает от исторических корней. Замена элементов языка ведет к деградации культуры!
      Ведь очевидно, что замена эмоционально окрашенного русского слова «безбожник» на холодное слово «атеист» изменила и отношение к тем, кто отрекся от веры предков, да и вообще от Бога. «Секс» — совсем не то же самое, что любовь. «Сексуальные меньшинства» — вроде бы как уже и не извращенцы. Душегубец переименован в киллера, и наемное убийство стало профессией! Хоть профсоюз киллеров создавай, а вслед за ними и профсоюз путан.
      Так удалось отключить процесс мышления людей от здравого смысла и от традиционного знания. А в результате такого «обучения» населения, как надо правильно понимать тексты, и не поняло большинство читателей книги А. П. Паршева.

      Теперь перейдем к тем, кто книгу понял, но не может ее воспринять по ряду причин.
      Прежде всего, правда их настолько пугает, что они не смеют ее принять, считая, что так не может быть. Помните анекдот про правду? Послали жители одного села своего представителя на поиски правды, чтобы он потом рассказал им, какая она. Мужик долго бродил по земле, преодолел массу препятствий. Но вот, наконец, в какой-то деревне ему сказали, что правда живет на горе поблизости. Мужик собрал все свои силы и полез в гору. На вершине, видит, стоит избушка, неказистая. Входит в нее, а там сидит Правда, но такая страшная, что слов нет. Мужик расстроился: «Столько сил затрачено. Вернусь домой, как сказать сельчанам, что правда такая безобразная? Ведь они ждут, надеются…» А Правда ему в ответ: «А ты им соври что-нибудь».
      Что делать с такими людьми? Возможно, жизнь поможет им поменять свое мнение и осознать действительность, чтобы принимать адекватные меры. Если вы провалились в глубокую яму, то вам не хочется в это верить. Но чем скорее вы осознаете свое положение, тем скорее начнете принимать меры, чтобы минимизировать потери от этого события.
      Есть и те, кто понимает проблему, но им не нравится предложенный способ ее решения. (В общем-то, проблему многие понимают, они чувствуют ее на своей шкуре.) А почему им не нравится предложенный выход? Потому, что не соответствует их желаниям. Не соответствует той стандартной стратегии, к которой они привыкли. Например, врага можно разбить в открытой схватке, потеряв много своих соратников. Причем, в результате этой победы могут быть полностью подорваны силы, необходимые для дальнейшего сопротивления. Но это соответствует духу граждан страны: мы проявили геройство, все выполнили свой долг.
      А можно поступить по-другому. Не вступать в открытую схватку. Держать врага в напряжении, давая понять, что где-то неподалеку находится боеспособная армия, способная разгромить его, как только он зазевается. При этом врага вынуждают постоянно маневрировать, коммуникации постоянно перерезаются партизанами. В результате измотанный враг вынужден покинуть территорию. Это так называемая «стратегия не прямых действий». Что интересно, такие действия приводят к хорошему результату с минимальными потерями, хотя, может быть, и за более длительный срок, но люди недовольны: чего мы тянем, врезать им, как следует…
      Наконец есть читатели, которым трудно воспринять содержание, так как они видят огромное количество несуразностей в окружающей их действительности и искренне считают, что если их убрать, то «погодный фактор» и «эффект огромной территории» можно спокойно преодолеть.
      Действительно, достаточно посмотреть по сторонам, чтобы ужаснуться тому, что у нас происходит. Бюрократизм, лень, жуткое расточительство энергии… Сам А. П. Паршев отмечает, что в более теплой Финляндии ставят тройные рамы в окна, используют шлюзы перед выездами из цехов на улицу, чтобы экономить тепло. Говорит о полезности остекления балконов и лоджий, так как это создает как бы дополнительную стеклянную стенку с солнечной стороны у домов, что также позволяет экономить тепло. А у нас энергию будто нарочно жгут.
      Есть и более странные вещи.
      Позвольте ненадолго отвлечься и сказать несколько слов о термодинамике.

      Известно, что машина Карно — самая эффективная среди всех возможных типов тепловых машин. Ее можно представить в виде цилиндра с поршнем без всяких клапанов, так что во всех циклах многократно используется одно и то же рабочее вещество. У нас должны быть еще два резервуара, в одном из которых для поддержания постоянной температуры Тв, используется энергия, источником которой может быть бензин, мазут, уголь. Температура Тнвторого резервуара поддерживается за счет постоянства температуры внешней среды. Например, машину Карно можно установить на берегу озера, которое будет служить холодным резервуаром с температурой около 290К, а в качестве горячего резервуара можно использовать кипящую воду. Предположим, что вокруг наполненного газом цилиндра поочередно циркулирует вода, то из горячего, то из холодного резервуара. При этом поршень будет совершать поступательные движения. Есть такой параметр: КПД (коэффициент полезного действия), определяющий, какую часть тепловой энергии, взятую из горячего резервуара, можно перевести в механическую.
      Для цикла Карно КПД = (Тв-Тн)/Тв. Так, если резервуарами машины Карно являются кипящая и замерзающая вода, то КПД = (373К-273K)/373 К = 0,27.
      Почти все тепловые электростанции в качестве источника высокой температуры используют кипящую воду. Поэтому их КПД (как было показано выше) не должен превышать 27 %. Однако, если воду нагревать под давлением, то она будет закипать при значительно более высокой температуре. На тепловых электростанциях, работающих на минеральном топливе, используется перегретый пар под давлением с температурой порядка 500 К и выше. При этом добиваются КПД > 40 %. Атомные электростанции, которые используют ядерное топливо, из соображений безопасности работают при более низких давлениях и температурах, поэтому их КПД обычно — 30 %.
      Это значит, что большая часть получаемой из топлива энергии возвращается низкотемпературному резервуару в форме тепла. Эта энергия, в конечном итоге, полностью рассеивается и приводит к нагреву окружающей среды вблизи электростанции, т. е. прилегающих водоемов или атмосферы (если используются градирни). Такой нагрев окружающей среды — нежелательное явление и с ним борются. А ведь нам в наши холода это тепло могло бы пригодится.
      Пойдем дальше. У нас стоят в домах электроплиты и широко продают электрообогреватели. А ведь в рамках того, что мы рассмотрели выше — это расточительство. Действительно, если топливо использовать непосредственно для обогрева здания, то можно достичь КПД почти 100 %), в то время как КПД электростанции, вырабатывающей электрическую энергию для обогрева, составляет лишь около 30 %. Поэтому при электрообогреве то же самое количество топлива, в конечном итоге, дает лишь одну треть тепла. Вспомните, что мы делаем, когда коммунальщики, экономя якобы мазут, не дают нам тепла осенью и весной? Эта экономия оборачивается перерасходом на ТЭЦ. Ведь мы «добираем» тепло с помощью электричества. И при этом очень неэкономно.
      Пойдем дальше. Знаете ли вы, что холодильник выделяет больше тепла, чем берет электричества из сети? На самом деле, это очевидно. Ведь холодильник — своего рода тепловой насос, забирающий тепло от продуктов и передающий его наружу.
      Все процессы расширения и сжатия в цикле Карно обратимы, а потому машину Карно можно заставить работать в обратном направлении. Поскольку все этапы обратимы, то можно ввести коэффициент преобразования холодильника и он будет равен отношению Тд/(Тк-Тн). Он определяет отношение тепла, отобранного от холодного образца, к затраченной на это механической работе. И, как мы уже говорили, он обычно больше единицы.
      Для обычного холодильника температура Тд резервуара холода (испаритель) порядка 260 К (-13 С). Горячим резервуаром служит комнатный воздух, температура которого в окрестности теплообменника Тк = 310 К. При этом коэффициент преобразования холодильника равен 260/(310–260) = 5,2.
      Таким образом, мы видим, что на каждый джоуль электроэнергии, затраченной на работу компрессора, приходится 5.2 Дж тепла, отнятого от холодильной камеры, при условии, что используется эффективный цикл Карно.
      Тепловой насос — это просто другое название холодильника, который, как мы убедились, представляет собой машину Карно, работающую в обратном направлении. Холодильник перекачивает тепло из охлаждаемого объема в окружающий воздух. Если поместить холодильник на улице, то, извлекая тепло из наружного воздуха и передавая его во внутрь дома, можно обогревать его.
      В действительности эффективность бытовых тепловых насосов не достигает и половины теоретического значения. Но в Америке бытовые приборы этого типа уже давно существуют.
      В США и Канаде обычно для обогрева здания используется нефть или уголь, которые сжигаются на месте (преобразуя около 70 % химической энергии в полезное тепло) или на электростанции (с преобразованием около 30 % химической энергии в тепло, идущее на обогрев здания). В этом отношении КПД домашней котельной более чем вдвое превышает КПД электрической системы обогрева. Однако, с помощью теплового насоса можно значительно более эффективно обогревать здание, используя химическую энергию. Поскольку температуры горения нефти и угля довольно высоки, около 85 % химической энергии топлива могут быть преобразованы в механическую. Эту механическую энергию можно затем использовать в идеальном тепловом насосе, подающем тепло в обогреваемое здание.
      Вообще-то удивительно бездарное отношение к использованию энергоносителей в нашей стране понятно. Ведь чем определяется себестоимость того или иного продукта? В конечном итоге затратами на рабочую силу, задействованную на всех этапах его производства. А какие же у нас были эти затраты, если вскоре после внедрения в быт и производство электричества стали в основном использовать труд заключенных? Барак, паек, стандартная одежда, примитивный инструмент. Кстати, одежду для зэков и инструменты для них делали другие зэки. Мало кто знает, что знаменитый строитель каналов и плотин, академик и директор института «Гидропроект», впоследствии носившего его имя, С. Я. Жук, был комиссаром НКВД. Сотрудниками НКВД были и многие его ученики и соратники по водному строительству с широким использованием, скажем прямо, рабского труда. Так было и в освоении нефтяных и газовых месторождений, добычи урана, прокладки трубопроводов и многого другого. Вот оттуда и идет эта расточительность. Сегодня заключенные не только не источник дополнительного дохода, но и себя прокормить не могут, но кое-что от того времени, как видим, осталось.
      То, что себестоимость тех наших продуктов, которые целиком делаются внутри страны, зависит от стоимости рабочей силы, может значить, например, что себестоимость энергии у нас должна быть ниже, чем в Японии, Канаде, части Европы и США, так как цена рабочей силы у нас (при всех индивидуальных издержках, но за вычетом общественных фондов потребления, формируемых за счет налогов с предприятий и рентных платежей) все же ниже, чем у них. А энергию обычно производят внутри страны. Вложений же в основные фонды в последние десять лет никто практически не делал.
      В советское время большая часть экономики работала на ВПК. А на товары народного потребления шло 10–20 % процентов ее мощности. И этого, в общем-то, хватало для более-менее сносного удовлетворения потребностей всего населения.
      Казалось бы, заберем еще процентов 20 % из мощностей ВПК — и заживем лучше, чем на Западе. Такое развитие событий нам и обещали в начале перестройки. Но пока пытались разработать новую технику для легкой промышленности, всю промышленность успешно развалили. То есть не только новых мощностей не появилось, а и то, что было, разрушили.
      Поэтому некоторые читатели считают, что если бы сделали так, как планировали, то все было бы хорошо. А вы — о значении климата?.. Правда, при внимательном чтении это возражение читатели смогут легко себе разъяснить.
      Но в книге А. П. Паршева есть и на самом деле слабые места. К их обсуждению мы и приступим.

      Напомним ее формулировку и основные следствия. Итак, о чем говорит «теорема»:
       «В условиях свободного перемещения капиталов ни один инвестор, ни наш, ни зарубежный, не будет вкладывать средства в развитие практически ни одного производства на территории России».
      Короче говоря, никаких инвестиций в нашу промышленность нет, и не будет.
      А вот какие следствия из нее делает А. П. Паршев.
      1. Вывезенные из России капиталы назад не вернутся.
      2. Утверждения о том, что «инвесторы уже стоят в очереди» — либо свидетельство о профнепригодности, либо наглое вранье.
      3. Обещания «создать благоприятный инвестиционный климат» в условиях свободного мирового рынка реальной почвы не имеют, если только обещающий не собирается направить Гольфстрим по Севмор-пути.
      4. Жизнь из нашей экономики и общества будет уходить по мере износа инфраструктуры и основных фондов, донашивания и проедания запасов. А каждый появившийся у нас доллар немедленно побежит туда, где он сможет получить прибыль. Уцелеют только сырьевые предприятия, и то далеко не все.
      Верна ли эта теорема вообще? Это вопрос не праздный, так как на ней, по сути дела, построена вся книга А. П. Паршева. И хотя он и говорит, что доказательство не строгое и на самом деле свободного рынка нет, а реальный мировой рынок не свободен: он отрегулирован, но не нами — это далеко не все претензии к его теореме. Но начнем по порядку.
      А. П. Паршев прав, никакого свободного рынка товаров нет. Вспомните, например, «стальную» войну против наших производителей в США. Или следующее обстоятельство: по нормам Международной торговой организации (ВТО) странам, входящим в нее, разрешено вводить заградительные барьеры для импортных сельскохозяйственных продуктов.
      Но главная несвобода мирового рынка заключается в несвободе перемещения рабочей силы. Оказывается, американское посольство в Москве не выдает до 20 % запрошенных виз на въезд в США из-за подозрения, что те, кто их просят, собираются там остаться. При этом в той же Москве есть конторы по набору специалистов. В них не очень жалуют экономистов, юристов, врачей, но благосклонны к представителям технических специальностей. А ведь рабочая сила — один из основных компонентов капитала.
      А раз никакой свободной рыночной экономики не существует, то вопрос о достижении ею равновесного состоянии вообще бессмысленный.
      Кстати, если бы был свободный и равновесный мировой рынок, то мировая торговля была бы для нас как раз выгодной. Это можно увидеть на примере, который привел сам А. П. Паршев. Там речь идет об обмене масла на пшеницу. Приведем этот пример, только всех участников обмена поместим к нам поближе.
      Вот Ярославская губерния. Предположим, в ней ходит своя валюта — ярославский рубль (яр. р.). Там очень хорошие пойменные луга. Благодаря этому, там выгодно разводить коров, доить их и делать из молока масло. А пшеница растет, ну, очень плохо. И если яро-славцы будут стараться иметь свой кусок хлеба со своим маслом, килограмм хлеба им будет стоить, как два килограмма масла.
      А вот Саратовский регион в низовьях Волги. Здесь, наоборот, хорошо растить пшеницу, но не очень хорошо производить сливочное масло, а потому хлеб с маслом соотносятся по цене, как 1:10. Пусть там действует саратовский рубль (с. р.). Еще отметим, что в силу природных условий в килограмм масла в Саратове труда нужно вложить меньше, чем в тот же килограмм в Ярославле.
      Итак, Саратов вполне может прожить без Ярославля, а последнему выгоднее покупать хлеб в Саратове, продавая то, чего у него много — масло.
      Ярославцы взяли тонну масла (которую у себя могли бы поменять только на полтонны хлеба) и на барже сплавились в Саратов. Саратовских денег у них, конечно, нет. Но у них есть масло. Вот его они и продали. Продавали чуть дешевле той цены, которая была на рынке. Во-первых, некогда торговаться, а во-вторых, уж очень много надо было продать. На вырученные деньги купили зерна. В итоге получили пусть не 10 тонн зерна за тонну масла, а, скажем, 9 тонн. И повезли этот хлеб домой. А там на каждую тонну хлеба они могут получить две тонны масла. Опять его грузят на баржу — и вниз по Волге. Замерзла Волга — едут в санях.
      Что же произошло? В Ярославле появился хлеб, себестоимость которого меньше своего. Так зачем растить здесь зерно? Все стали заниматься коровами. В результате малопроизводительная деятельность по выращиванию пшеницы заменилась более разумной в данных условиях — животноводством.
      А как дела в Саратове? Там животноводы разорились и перешли к земледелию. И для них тоже это выгоднее, чем заниматься менее рентабельным животноводством.
      Итак, все выиграли. А ведь сначала казалось, что в случае свободной торговли Ярославль завалят и дешевым маслом, и фантастически дешевым хлебом. Ан, нет. Ярославль завалил Саратов маслом. И, что уже совсем удивительно, выгоду от этой торговли получили и в верховьях Волги, и внизу. Суммарные издержки и там, и там уменьшились. Если бы ярославцы закрыли свои границы, защищаясь от экспансии дешевого товара, то суммарные издержки на производство хлеба-масла были бы выше. То есть закрытие границ было бы для них нерентабельным.
      Теперь зададимся вопросом, а будут ли саратовцы инвестировать свои капиталы в Ярославль? Казалось бы, нет. Там же издержки на все выше. Мы говорили в начале, что в Саратове производить масло менее затратно, чем в Ярославле. Свое делать дешевле, может ли быть выгода в ввозе более высокого по себестоимости масла с севера? Но вот теперь они вкладывают средства в зерно, и доход вырос, и ярославцы не подавляют своим менее рентабельным маслом. Ведь они его все равно возили бы на юг и продавали дешевле, чем местный производитель. Им деваться некуда. Им хлеб нужен. А меняться на него с Саратовом выгодно. Оправдываются все их издержки.
      Но как же быть с деньгами? Ведь цены в свободной рыночной экономике — это мера издержек. Значит, в деньгах некоторого третьего региона (например, в московских рублях) в Ярославле все дороже, чем в Саратове? Нет. Обменный курс установится таким образом, что выраженные в этих деньгах издержки на производство товаров, по которым регион имеет относительные преимущества, будут ниже, чем в другом регионе. Например, можно ввести обмен денег по хлебу. В Ярославле масло дешевле хлеба, и поэтому оно будет дешевле в Саратове в пересчете на московский рубль. Но так будет только при соблюдении торгового баланса: сколько продали в нашей валюте, столько и купили.
      В противном случае будет происходить переток валюты, причем так, чтобы сохранять равновесие. Например, яр.р. недооценен относительно общей валюты. То есть масло будет дешевле, чем требуют средние издержки. В Ярославль потечет дополнительная валюта. Ее цена на рынке Ярославля начнет падать и, тем самым, яр. р, начнет расти относительно общих денег. Если же яр.р. будет переоценен, то валюта в Ярославль начнет поступать в меньшем количестве и подорожает. А это значит, что яр.р. относительно этой валюты подешевеет. Вот таким образом будет удерживаться некоторое среднее значение.
      Если перейти от этого условного примера к нашим международным реалиям, то становится понятным, что инвестор может согласиться вкладывать деньги в страну, даже если издержки производства любого продукта в данной стране будут выше минимальных мировых издержек производства этих же продуктов.
      Да это и не новость. Это основа международной специализации труда. Еще Давид Рикардо все это объяснил. Да и А. П. Паршев эти работы знает. Ведь он сам привел реальный пример с маслом и зерном. В чем же дело?
      А в том, что мировой рынок не свободный.В свое время Англия могла выбирать, чем ей торговать на мировом рынке, вином или тканями. Торговать вином она могла бы с меньшими издержками для себя, но выбрала сукно, оставив вино Испании и Португалии. И далее все пошло в духе нашего примера с маслом и зерном. И вывод тот же — всем выгодно. А вот и не всем. Что такое производство тканей в то время? Это развитие передовых технологий. Именно в текстильной промышленности они тогда и находились. То есть англичане говорили, например, испанцам и португальцам: «Вы, ребята, производите вино, а сукна мы вам дадим, сколько надо». В итоге эти две страны сегодня — беднейшие в Западной Европе, а Англия успела развить науку и технику, создала огромную империю и достаточно долго противостояла внешним угрозам. И лишь когда «такими умными» стали США, благосостояние Англии стало ухудшаться. И это тоже результат мировой торговли.
      Иначе говоря, международная торговля — это хорошо. Она снижает общие издержки. Но при этом кто-то очень сильно наживается, а кто-то деградирует. И в советское время (еще совсем недавно) было понимание, какой вред может принести стране развитие экономики только в каком-то одном направлении.
      Вот об этом А. П. Паршев практически ничего не говорит в явном виде, хотя его рассуждения относятся именно к такой ситуации. Нам необходимо развивать новые технологии, но за них нам ничего не дадут, так как в развитых странах они и так есть, и это является их преимуществом.
      Но здесь следует сделать некоторое замечание. Известно, что есть оптимальный уровень налогов, которые собирает государство. Если оно его превышает, то убивает налогообразующую базу и уменьшает свой доход в будущем. Казалось бы, правильное решение — уменьшить собираемый налог, тогда в перспективе это даст увеличение дохода, хотя сейчаси уменьшит его. Но это «сейчас»не дает принять правильное решение и губит вообще все.
      То же происходит и с высокими технологиями. Например, зачем нам космическая техника сегодня? Зачем нам запускать свои спутники? Да их дешевле купить, чем держать целую отрасль. Но космос, если с ним правильно обращаться, может стать тем же источником развития новых технологий, как и текстильная промышленность в свое время для Англии. Кстати, уже есть положительный пример: были вложены инвестиции, и с удовольствием, в наш проект космических стартов с морской платформы. Оказалось выгодным, при всех наших издержках. Просто технологии оказались уникальными, и цены на них — не рыночные.
      Не прав А. П. Паршев, и когда утверждает, что не выгодно вложение наших собственных капиталов в нашу страну. Возможна такая схема вложения. Возьмем товары с существенно разными издержками производства, например, те же масло и хлеб. Наш отечественный богатей вкладывает свои капиталы в масло. И здесь не важно сравнение издержек с мировыми, так как в его схеме есть еще два элемента, которые можно считать продолжением процесса производства масла. Это продажа масла за границей и привоз хлеба, купленного на вырученные деньги. В результате он имеет прирост своих капиталов. И страна выигрывает, поскольку уменьшает издержки на производство хлеба. А ведь в этой схеме у нас масло считалось не конкурентоспособным на внешнем рынке, но вот наш предприниматель продал его не только с выгодой для себя, но и для страны.
      Инвестор, если он захочет иметь доход в иностранной валюте, ее не получит. Он может получить доход только в рублях (поэтому мы говорим про своих, вдруг соблазнятся рублевым доходом). Но если наш инвестор захочет вывозить валюту из страны, то страна в итоге проиграет. Поэтому запрет на вывоз валюты все же нужен.
      Теперь рассмотрим следующий вопрос. А. П. Паршев нас убедил, что издержки производства в России очень большие. Но давайте разберемся, сколько энергии тратится на содержание работников в разных странах. Да, в странах третьего мира меньше, чем у нас. Но по сравнению с Западом — у нас все же меньше. И это происходит из-за другого жизненного стандарта. Да, мы тратим на отопление, и это жизненно важно. А на юге США тратят энергию на кондиционеры, и даже больше, чем мы на отопление. Вы скажете, что без этого они не умрут, поэтому эти траты можно не учитывать. Нет, их надо учитывать. Это их стандарт жизни. Они энергию на это все равно тратят. У них есть еще целый ряд трат на поддержание комфорта. В итоге их работник тратит на свое содержание почти в два раза больше энергии, чем наш. В других странах «золотого миллиарда» поменьше, но тоже больше нашего.
      Вот некоторые цифры. Каждый житель планеты для приготовления пищи, обогрева жилища и других хозяйственных нужд (без учета производства) ежегодно потребляет чуть больше двух тонн условного топлива («тут»), что эквивалентно 7х106 ккал. В 2000 году мы потребим двенадцать с половиной млрд. тут. Однако разным странам достанется разное его количество. США возьмет 25 % от этой величины. ЕС потребит тоже 25 %. А вот Россия потребит всего 11 %, причем сюда входит и то, что она экспортирует. Душевое энергопотребление в США составляет 11,6 тут, в России — 6,5 тут (за вычетом экспорта) в год. В целом энергоемкость ВВП в России составляет 0,14 кг ут/рубль, а в США — 0,38 кг ут/долл.
      Так что, если мы не будем стремиться жить так, как на Западе, то надежда есть. Но нацеливание нашего населения на повышенный комфорт делает эту надежду призрачной.
      Доказательство «горькой теоремы» у А. П. Паршева в основном строится на том, что ситуация на мировом рынке равновесная. Но и это не так. Вовсе не на все товары, пользующиеся спросом, устанавливаются цены, близкие к уровню издержек. Поэтому, имея гибкое производство, можно успешно работать на неравновесном рынке, постоянно переключаясь на выпуск товаров, производство которых еще не достигло насыщения, что позволит продавать их по ценам, существенно превышающим затраты. Однако для этого надо заботится о главном богатстве любой страны — человеческом капитале.
      Но об этом мы поговорим позже, а сейчас зададимся вопросом: а почему мы должны продавать на внешнем рынке обычные товары? Ведь на «Западе» их производство сворачивается. Нам могут возразить, что мы не обладаем достаточной силой, и при переносе этих производств в «третий мир» окажемся уязвимыми. Предположим. Но ведь это две большие разницы — производить товары для себя или для продажи. Зачем нам их продавать, если это нам не выгодно?
      Теперь рассмотрим возможные выходы из создавшейся ситуации. Здесь мы дадим ряд решений, оставив обсуждение оптимального, на наш взгляд, на конец книги.
      Самое простое заключается в следующем. Надо искусственно поднять цену доллара. Этим будет поставлен барьер на пути западных товаров. И, хочешь — не хочешь, придется развивать свою промышленность. Валюта в стране все равно будет от продажи сырья и тех товаров, которые из-за перекоса в цене рубля и доллара станут конкурентоспособными. Кстати, выгодность выхода наших товаров на внешний рынок будет способствовать их развитию до приемлемого уровня конкурентоспособности.
      Есть и другое решение. Сначала устанавливают цены на энергоносители и энергию внутри страны на уровне мировых. При этом налоги на сырье и энергию собираются с компаний на месте добычи и производства. Этот налог есть разница между сохранением приемлемого уровня рентабельности для каждой компании и мировой ценой.
      Собранные деньги идут на повышение зарплат и государственных выплат, чтобы компенсировать повышение цен на энергию и энергоносители для бюджетников и пенсионеров. А частные предприятия сделают это самостоятельно за счет повышения цен на свою продукцию. Таким образом, через некоторый период времени соотношение между внутренними ценами и зарплатами будет восстановлено, практически, на прежнем уровне. Продажа за границу сырья, энергии, товаров первичной обработки будет уже не столь выгодна, а внутри страны появится стимул к энергосбережению, потому что затраты на нее будут, считай, основными. Выигрывать будет тот, кто научится экономить. Многое встанет на свои места. Не будет безудержного вывоза алюминия, минеральных удобрений, производство которых требует больших энергозатрат.
      Но на этом нельзя останавливаться. При таких внутренних ценах, которые естественно вырастут из-за высоких цен на энергоносители и энергию, западные товары просто на корню уничтожат наши. Они будут фантастически дешевыми. Поэтому надо будет сделать второй шаг: установить для покупки валюты сверхвысокий налог. Величина его должна быть такой, чтобы импортные товары, купленные за границей, стали бы по цене соизмеримы с нашими. Конкуренция все-таки вещь полезная. Можно, конечно, эту проблему решить и с помощью таможенных сборов с импортных товаров, но при таком варианте начнут влиять из-за границы, произнося слова о нарушении условий свободной торговли, и другие глупости.
      Теперь, допустим, иностранец привез свой дешевый товар, продал, пошел менять рубли на доллары, а выгоды-то и нет. То же касается и нашего челнока.
      Интересно, что в такой ситуации будет выгодным вкладывать наши капиталы в добычу топлива в арабских странах. Только это надо делать компаниям с преобладающей собственностью государства, впрочем, только у него и будут средства для реализации таких проектов.
      Теперь рассмотрим решение, которое предлагает А. П. Паршев. Суть его заключается в следующем. Нужно восстановить экономический и политический союз не только со странами, составлявшими бывший СССР, но и с государствами бывшего соцлагеря, кроме, пожалуй, Китая и бывшего ГДР. Главное условие такого союза — прекращение утечки капитала за его границы. Основанием для заключения союза служит то, что иначе эти страны останутся на задворках мировой экономики, в силу своей низкой конкурентоспособности. Вместе же они становятся самодостаточными, а также получают преимущества за счет массовости производства, так как общий рынок будет весьма емким. Кроме того, жизненный уровень у них будет повыше из-за лучших, чем у нас, природных условий.
      За счет массовости производства можно будет конкурировать по ряду товаров и на внешнем рынке, а на вырученные деньги покупать то, что у себя производить слишком затратно, либо просто невозможно. В последнем случае можно считать, что издержки на производство этого продукта бесконечны.
      Таков вариант, предложенный Паршевым. Но это очень сложный путь. Многое надо сделать внутри страны, и многое зависит от поведения наших соседей. Осознают ли они выгодности этого пути? И вообще, насколько выгодна слабая автаркия (изоляционизм)?
      Начнем с союза с соседями. Существует представление о том, что между империями или цивилизациями имеются неустойчивые пограничные области, называемые лимитрофами. В начале XX века так были названы те, кого мы сегодня называем Восточной Европой.
      Объективно лимитрофам выгодно торговать с нами, выгодно включаться в наш российский рынок для того, чтобы продавать. Нам это тоже выгодно, но при соблюдении определенных условий, о которых вкратце уже было сказано выше. Чтобы не только продавали нам, но и покупали у нас. При этом нам нужно от них большее разнообразие продукции, а не дублирование нашей. Кроме того, они не должны заниматься реэкспортом ликвидных российских товаров. Это вполне может делать Россия и сама. И последнее, для вхождения в наш рынок нашим партнерам придется ввести довольно строгий режим на экономических границах с Западом.
      То есть, если они предпочтут «свободу» и «Запад», у них будут те же проблемы, что у нас сейчас. И если помнить об ограниченности ресурсов, то первыми, кому обрежут доступ к этим ресурсам, будут как раз эти государства, а если, не дай Бог, какой-то полезный ресурс будет в их единоличном ведении, то судьба Югославии — это лучшее, что может с ними случиться.
      С нами же у них есть возможность образовать некоторый пояс стабильности, правда, в обмен на свободу и понимание разницы между «хочу» и «могу».
      Но с этими «лимитрофами» есть определенные проблемы. В силу того, что они принадлежат к разным культурам (исламу, католицизму, протестантизму и православию), они не могут самостоятельно образовать союз. Поэтому постоянно попадают под влияние более сильных соседей — Турции, Австро-Венгрии, Германии, России. Это создало у них определенный стереотип поведения. Попав под влияние очередной державы, они начинают бороться за освобождение. А метрополия начинает делать дополнительные вложения для удержания своих позиций, будь то увеличение военного присутствия или вложения для повышения их жизненного уровня. Потом они освобождаются, и начинается новый виток. Говоря другими словами, относительно легко установить контроль над ними, но очень сложно его поддерживать.
      Вполне вероятно, что в ближайшее время они попадут под влияние Германии. Зная результат объединения ФРГ с ГДР, их судьбу предсказать легко. Кроме того, пока Германия имеет определенные преимущества из-за малых трат на поддержание своих вооружений; они переложены на США. Став гегемоном в этом регионе, ей придется подтверждать это и соответствующим уровнем обороны, а это дополнительные расходы. Итогом может стать потеря Германией своих экономических преимуществ в регионе. Тут-то и проявится возможная привлекательность союза лимитрофов с Россией. Но мы уже знаем, что они собой представляют, поэтому следует иметь с ними минимальный политический союз и максимальный экономический. То есть не надо лезть к ним с поцелуями, должна быть определенная дистанция.
      Вообще наши соседи должны понимать, что при развале России неизбежно рухнут экономики близлежащих стран, особенно европейских: Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, Польши, Словакии, Венгрии, Румынии. Не говоря уже о странах СНГ.
      Теперь обсудим проблему автаркии.

      Автаркия — это греческое слово, означающее самоудовлетворение. Так называют политику хозяйственного обеспечения страны, стремящейся к созданию замкнутой, самообеспечивающейся экономики.
      Из книги А. П. Паршева следует вывод (хотел он этого или нет), что нам очень выгодна автаркия, поскольку, лишь только мы вступаем в экономические отношения с другими странами, как начинаем нести экономические потери. Конечно, Паршев понимает, что автаркия — тоже не подарок; такое состояние несет определенные потери для страны; — и он формулирует условия, при которых автаркия возможна. А его план союза с лимитрофами показывает, что идею автаркии, внутри которой действуют рыночные отношения, он сам рассматривает серьезно.
      Что ж, можно составить математическую модель функционирования закрытой экономики. Суть ее заключается в достаточно простых предположениях. Процесс развития материальных благ ограничивается наличными ресурсами (куда входит сырье, энергия, люди и т. д.). При этом достаточно взять ограничение только по одному наиболее затратному ресурсу, который естественно станет определяющим.
      С другой стороны, произведенные блага потребляются, и процесс потребления также имеет предел. Нельзя потребить больше, чем произведено.
      Мы рассмотрим простейшую модель, в которой только через механизм взаимодействия спроса и предложения учитывается как прямая, так и обратная связь процессов производства — потребления и экономическая структура общества.
      Ясно, что за этой простотой стоят многопараметрические процессы, которые через ряд констант определенным образом входят в модель. Дополнительная сложность этой модели заключается в том, что, приближаясь к уровню исчерпания ресурса, она переходит в стохастический режим. При этом теряется управляемость, так как реакция системы на вполне определенное возмущение становится непрогнозируемой. Это подобно лотерее, когда в ответ на покупку билета вам может выпасть как выигрыш, так и проигрыш. Характер производства и потребления (рыночные, распределительные или смешанные) также учитываются в модели через ее параметры.
      В моделях наиболее интересными являются участки, где система попадает в устойчивые стационарные состояния. Они важны потому, что система, находящаяся в этом состоянии, может оставаться там, даже если будут приниматься не оптимальные управленческие решения, грозящие риском вывода ее из этого положения. А если в результате этих действий система не покинет область устойчивости, то она вернется опять в исходное состояние.
      В большинстве современных экономических моделей, претендующих на количественное описание, явно или неявно предполагается существование единственного устойчивого равновесного состояния, при отклонении от которого общество возвращается к нему под влиянием рыночных процессов или регулирования. При этом не учитывается тот факт, что на самом деле может существовать несколько равновесных состояний с различными экономическими показателями. Среди них могут быть и неблагополучные. В этом случае оптимальным поведением системы будет не удерживание ее в данном устойчивом состоянии, а переход в оптимальное (наиболее благоприятное) устойчивое состояние. (Подробнее — в главе «Методологические основы прогнозирования» в последних разделах книги.)
      Кроме устойчивых стационарных состояний возможно устойчивое циклическое поведение системы. Примером такого поведения может служить модель динамики производства и потребления. Допустим, в обществе есть потребность в каком-то товаре. В ответ на возникший спрос начинает увеличиваться производство товара, и происходит это до тех пор, пока спрос не начинает падать. Тогда производство постепенно сворачивается, пока опять спрос не потребует его увеличения. И так далее. Такое поведение достаточно устойчиво, малые же вариации не меняют общий его характер.
      Какая ситуация реализуется — зависит от параметров системы в момент ее перехода в режим автаркии. Она может оказаться и в благоприятном, и в неблагоприятном положении. В зависимости от темпов развития, при переходе к автаркии может вообще отсутствовать устойчивое решение. Кстати, нулевое состояние, когда страна стремится сохранить какой-то уровень развития, тоже неустойчиво.
      Еще надо иметь в виду, что в нашей модели ухудшение ситуации не может длиться до полного уничтожения общества. Оно ограничивается тем уровнем его благосостояния, ниже которого поддержание жизни общества становится невозможным. Причем, для нашей страны — это нарушение ее целостности, то есть момент, когда затраты на коммуникации превысят доходы общества. Для маленькой страны — это порог, за которым доходы общества не покрывают расходы на поддержание государственности.
      Итак, в результате эволюции системы возможны переходы из одного состояния в другое. Эти переходы могут быть как результатом внутренних усилий системы (правильной или неправильной стратегии производства и потребления), так и результатом внешнего воздействия (либо в виде инвестиций, либо в виде затрат системы против внешней опасности). И если переход из состояния 1 в состояние 2 требует больших усилий, то обратный переход достаточно просто осуществим при неразумности общества. Это значит, что устойчивость этих состояния разная, а также фазовый объем этих состояний разный.
      Во всех случаях переходы между состояниями носят гистерезисный характер.
      Есть еще одно слабое место при нахождении системы в состоянии автаркии. Не имея совсем или имея в малой степени экономическую связь с внешним миром, вряд ли удастся избежать информационного общения. А информационное воздействие можно отнести к параметрическому. Само по себе оно несет малую энергию, но последствия от его применения могут носить катастрофический характер, способный разрушить устойчивое состояние. Например, сформировав не соответствующий уровню производства тип потребления, оно введет общество в критическое состояние. В результате система потеряет управляемость.
      Мы ведь помним, как информация о чудесной жизни на «Западе» разрушила советский образ жизни, привела к кризису и развалу страны. Русские рабочие и служащие от этого не стали жить так же красиво и богато, как немецкие или американские поп-звезды. Но ведь это было невозможным и без развала существовавшей на тот момент советской экономики. Какую бы автаркию мы ни предусматривали, наступит сходный момент и для нее. Конечно, информационному воздействию можно противостоять, но надо понимать, что потребуются определенные затраты труда. И общество должно быть готово такие затраты нести.
      Например, есть проблема с уборкой улиц. Хотите иметь их чистыми, нанимайте специальных людей для этой работы, а на оплату их труда собирайте деньги со всех. А можно воспитывать каждого члена общества так, чтобы он убирал за собой, а несколько раз в году устраивать то, что называется «субботником». По деньгам это, может быть, и дешевле, но ведь воспитание — тоже труд. Да еще надо иметь в виду, что воспитание моральных норм — процесс существенно более медленный, чем экономические изменения.