Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Остаться в живых…

ModernLib.Net / Детективы / Валетов Ян / Остаться в живых… - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 3)
Автор: Валетов Ян
Жанр: Детективы

 

 


– Спасибо, – сказала она голосом пай-девочки. – Мне куда?

– Садись вперед, – буркнул недовольно Пименов, устраиваясь возле румпеля. – Берешь блокнот и пишешь, что я тебе говорю.

– Уже начинать?

– Не умничай. Запишешь не афоризмы, а результаты промеров. Олег, отвяжи швартовый.

– Понял! – отозвался Ельцов. – Есть, отвязал! Лови веревку, Пима!

– Это называется – конец! – сообщила Изотова, откровенно веселясь. – И надо говорить: лови конец! Или – держи конец! Звучит забавно! Эй, Пима, держи конец!

Прочный капроновый тросик упал в лодку.

Пименов включил передачу, мотор перешел на басовое звучание, и «Адвенчер», пританцовывая на волнах, отвалил от борта «Тайны».

– Класс! – сказала Изотова, оглядываясь по сторонам. – Море, ветер и солнце! Как мне вас не хватало!

За день лежания на солнце (с небольшим перерывом на легкий перекус), она, благодаря крему, не обуглилась, а лишь слегка подрумянилась, как булочка на противне у хорошей хозяйки. Кожа на плечах хоть и подгорела, но не приобрела нездоровый красноватый оттенок, лицо словно разгладилось и на щеках стал виден нежный золотистый пушок, совсем как на кожице созревшего персика.

Лодка летела по воде, иногда подпрыгивая настолько высоко, что винт мотора какие-то доли секунды рассекал воздух. Ельцов, стоя у борта «Тайны», помахал им рукой и тут же судорожно ухватился за леера – бот чуть-чуть качнуло. Ленка же, сидящая на носу надувной лодчонки, скачущей в облаке брызг, словно резиновый мячик, напротив, была весела и вела себя так, будто всю жизнь провела на корабле, а не прожила последние десять лет у другого моря – мелкого, неторопливого, холодного.

Они подошли вплотную к скале. «Мини-медведь», брюхо которого поросло густыми, как настоящая медвежья шерсть, водорослями и мелкими ракушками, нависал над ними черным, высоким боком. Проход между банкой и скалой был узковат, метров пятнадцать на глаз, но дальше мель резко забирала вправо, открывая синюю глубокую воду.

– Был такой фильм, – внезапно произнесла Изотова, когда Губатый сбавил скорость и мотор перешел с рева на воркование, – «Искатели приключений». Помнишь, Леша? Там еще Делон играет, молоденький совсем… Они там бриллианты в Африке ищут, в море… Девка такая там, длинноволосая, художница…

– Помню.

– Я от него всегда балдела, раз двадцать смотрела в «Клубе Моряков». Пленка старая, царапанная, клееная-переклеенная… Я все время плакала, когда ее убивали. Рыдала, как дура. Она такая красивая, а они вдвоем несут ее на руках – мужчины, которые ее любили, и потом хоронят в море. И когда они отпускали скафандр, и он тонул под красивую мелодию – веришь – я ей завидовала.

Ленка вдруг громко расхохоталась, запрокидывая голову на длинной тонкой шее.

– Представляешь – я этой мертвой дуре завидовала! Ее застрелили походя, бессмысленно, и утопили тело в вонючем резиновом гондоне со стеклышками, а я, вместо того, чтобы завидовать тем, кто взял куш и остался в живых, завидовала курице, которая весь фильм не могла выбрать между двумя мужиками и, в результате, спала в одиночестве! Не-ве-ро-ят-но!

– Ты изменилась, – произнес он.

Глядя на нее, он испытывал странное чувство – влечение и брезгливость одновременно. Проблема заключалось в том, что влечение было гораздо сильнее и существовало вне зависимости от его мыслей и того, что она говорила. А брезгливость постоянно нуждалась в подпитке, словно пересыхающий источник.

– О, да… Я изменилась. Ты даже не представляешь себе, как сильно я изменилась, – сказала она. – И ты изменился. Все изменилось. И в Клубе Моряков уже нет кинотеатра. А история осталась.

– Точно, – ответил Губатый. – История осталась. Я недавно смотрел по кабелю. И ты знаешь – с удовольствием. Хорошая история, про любовь, про дружбу, про чувство долга, про самопожертвование. И еще – про судьбу. Мы с тобой, случаем, не о разных фильмах говорим?

– Каждому – свое, – отрезала она. – Проехали.

– Тогда – записывай.

Он нажал кнопку на портативном GPS, ставя первую метку – хлебную крошку, как сказала Изотова.

– Номер один, – он скосил глаза на экран эхолота. – Пять и восемь метра.

Лодка медленно скользила вдоль скалы.

– Номер два. Шесть и три метра.

По направлению к берегу дно вначале опускалось до отметки в десять и три десятых метра, потом резко шло вверх и выходило на ровное, как стол, плато, усыпанное валунами и осколками скал вплоть до узкой береговой линии.

Галька, покрывавшая весь берег равномерным, разглаженным волнами, слоем была достаточно мелкая и самого среза, там, где вода лизала пляж, превращалась в подобие каменной перловой каши, не по вкусу, естественно, а по размерам.

Пименов втащил «Адвенчер» на сушу до половины длины. Изотова выскочила из лодки до того, как он успел подать ей руку, и стоя в воде по колено, с удовольствием ополоснула лицо кристально чистой влагой.

– Ну? – сказала она. – Что будем делать? Искать могилу? Петь песни? Купаться? Или потанцуем?

– Оглядимся.

Скалы с моря не казались настолько высокими. Теперь же, когда они стояли у самого основания уходящей вертикально вверх скалы, стало понятно, что никакой тропы здесь и близко нет. А, может быть, и не было уже и в 29-ом. Стена, нависающая над ними, явно имела отрицательный угол наклона и была покрыта трещинами, глубоко врезающимися вглубь породы. Теперь стало понятно отчего случился оползень, скрывший под собой пляж на противоположном конце бухты, и относительная закрытость и недоступность бухты для туристов, которых развелось в округе великое множество. Для того, чтобы спуститься сюда с пятидесятиметровой высоты, нужно было иметь, как минимум специальное снаряжение. Благодаря этой особенности рельефа на скалах не было надписей типа «Киса и Ося были здесь» или «Вася Краснодар 98». От бухты веяло безлюдьем. Это было настолько неожиданно, что даже пугало.

Берег осыпался, а потом – море размывало обрушившиеся куски, перемалывало их своими огромными челюстями, обсасывало влажным, хлюпающим ртом. Древесные стволы, упавшие вниз, оно дробило о скалы и выплевывало на берег кусками. Под белым южным солнцем они медленно превращались в сухой плавник, похожий на белесые кости вымерших животных.

А еще – море отрыгивало на берег мусор, который бросали в него люди. И здесь его было предостаточно, хотя, конечно, поменьше, чем в населенных местах. Разбитые о камни осколки стекла превращались в зеленые округлые «галечки», с матовой шершавой поверхностью, раскисала в кашицу порванная в клочья бумага, а вот пластиковые бутылки и обрывки полиэтиленовых пакетов никуда не девались и лежали у кромки воды, словно пена. Здесь, на удалении от людных мест – даже в ясную ночь Дообский маяк казался отсюда одной из звезд на небе – эти испражнения человеческой цивилизации выглядели особенно противоестественно.

Но на берегу не было видно ни следов от костров, ни других признаков того, что тут останавливались люди. И это было хорошо.

Пименов прошелся вдоль скалы, глядя вверх. Ни трещин, ни осыпей не было видно. Хотя, конечно, образоваться они могли мгновенно, и глазом не успеешь моргнуть. Берег был недостаточно широким, чтобы спрятаться от шторма – волны прибоя, перекатившиеся через банку, смыли бы стоянку и людей в море за считанные секунды. Ночевать на берегу было можно, то только при спокойной воде – шторм в три балла мог стать смертельной угрозой.

– Ну, как? – спросила Изотова. – Здесь будет жить наш Робинзон?

– Только если не будет ветра, – ответил Губатый. – Надо поставить «Тайну» вдоль скалы, там, где поглубже. Там и место тихое, и подхватить его, в случае чего, можно сразу.

– Классное местечко!

– Да уж…– протянул Пименов. – Местечко действительно неплохое. Пошли, посмотрим, что там, слева, ближе к оползню.

– Хочешь поискать валун? – Изотова смешно сощурилась, задвигала бровями, из-за чего очки на носу заерзали вверх и вниз. – Возле которого похоронили Чердынцева?

– Что-то сомнительно мне, – признался Пименов, – что мы валун найдем. Смотри, сколько земли съехало в море! Но ошибки быть не может, могила там. Это она – бухта, где утонула «Нота», если ваши бумажки не врут…

– А если наши бумажки не врут, что мы делаем дальше?

Они брели по берегу, направляясь к оползню по самой кромке прозрачной, как стекло воды.

– Дальше? Дальше я начну обследовать акваторию, – отозвался Губатый. – И учить вас нырять понемногу. Потому, что один я не справлюсь до скончания века. И еще – мы должны детально поработать с картой, с рисунком этого матроса, со свидетельскими показаниями. Привязаться к месту. Тут очень сложное дно и любая подробность, уточняющая точку крушения, будет нам в помощь.

– А что, если бумажки врут? – спросила она останавливаясь.

– Тогда… – Пименов пожал плечами. – Тогда я угроблю сезон, перезимую, а следующим летом снова буду возить отдыхающих рыбачить…

– И никогда сюда не вернешься?

Пименов улыбнулся и покачал головой.

– Под Балаклавой искали «Принца» – военный английский пароход с грузом золота, затонувший еще в середине ХIХ века. Искали не один год, и не один раз организовывали экспедиции. Контору целую – ЭПРОН – чекисты создали под эту лавочку. Все хотелось новым хозяевам старое золотишко найти. Подняли со дна моря разной всячины – на миллионы золотых рублей. У нас в Цемесской со дна потопшие корабли поднимали. И на Черном, и на Балтийском, и на Северном – везде шарили. Даже карты составляли – где и что лежит, да на каких глубинах. Я к тому рассказываю, Лена, что историй слышал массу, от серьезных людей слышал – не было на памяти тех, с кем я говорил, таких находок. Так что, как начали нырять в двадцатые под Севастополем, так и сейчас ныряют – сокровище ищут. Так оно было, я в том уверен и документов со свидетельскими показаниями в руках передержал – массу. Не глупее нас люди были, а экипированы гораздо лучше… Но «Принца» не отыскали, и золота не обнаружили.

– Это ты мне пуговицу ко лбу пришиваешь? Чтобы я губу не раскатывала?

– А, понимай, как знаешь… – отмахнулся Леха. – Изотова, скажу тебе честно, приедь ко мне Ельцов в одиночку – был бы напоен водкой до усирачки и выгнан нах… Вместе с идеей. Это занятие для тех, у кого другого дела нет.

– Значит, ты поехал из-за меня? – переспросила Изотова. – Лестно! Я горжусь тобой! И деньги тут не причем?

– Да не будет там денег, – буркнул Губатый мрачно. – И не из-за тебя я поехал…

– Неужели из-за Ельцова? – хохотнула она. – Пима, ты меня пугаешь!!!!

– Не будь дурой, – огрызнулся беззлобно Пименов. – Все проще. Лотерейный билет, как ты говоришь… Я его купил. Шанс, о котором потом будешь жалеть всю жизнь. Его надо брать, этот шанс, потому, что такое предлагают только несколько раз в жизни.

Они подошли к самому оползню: рыжая глина, пластинки слюды, сланец, ствол дерева… Сосны или, скорее, как определил Губатый, пихты со светлой, золотисто-коричневой корой, торчащий из завала. Еще валуны, осколки скал, ветки…

– Чаще всего, – сказала Изотова совершенно серьезно, – такой шанс дают только один раз. Или, вообще, не дают никогда. Я это знаю точно, на собственном опыте. Говно жрать – это сколько угодно – налетайте, дорогие, кушайте – хоть каждый день! А вот так, чтобы круто все переменить! Чтобы сразу на 180 – из грязи да в дамки – не доводилось. У меня это первый случай. У Кузи – тоже. Так что – будь что будет, но попробовать надо! Тут я тебя понимаю.

– Я сам себя не понимаю, – буркнул Пименов, рассматривая завал.

Если описанный матросом валун и был здесь, то убедиться в его наличии можно было при помощи пары экскаваторов и бульдозера. Такой техники в распоряжении Пименова не было. Значит, могиле отважного исследователя предстояло остаться погребенной под толщей камня и земли.

Оползень сошел давно – точно Губатый определить бы не смог, но то, что случилось это лет тридцать назад, а то и больше – можно было поручиться. Нижние слои слежались до полного окаменения, скальные обломки море заполировало до потери угловатости, а вот сверху грунт был сравнительно свежим, и дерево еще хранило золотистые оттенки жизни, не превратившись в солено-белый, грязный плавник.

Склон жил своей жизнью – проседал, обрушивался, рыдал камнепадами и ночевать здесь, особенно в этой части прибрежной полосы, было безрассудством.

– Ну и? – спросила Изотова. – Чего стоим? Чего ждем?

– У моря погоды. Стоянку сделаем на берегу, но с той стороны, – он махнул рукой в направлении, откуда они только что пришли. – Так даже удобнее. «Тайну» поставим в проходе, кормой к берегу, на случай ежели задует по-настоящему. Для твоего супружника и для тебя поставим палатку. Я останусь на судне.

– У меня нет морской болезни.

– Я заметил.

– Я не хочу спать в палатке. Терпеть не могу!

– Ну, мое дело предложить, – сказал Пименов, пожимая плечами. – Сами разберетесь. Что-то мне сомнительно, что Олег оставит тебя на борту, еще и со мной наедине. Он, кстати, знает о том, что мы с тобой спали?

Они пошли обратно, и Губатый считал про себя шаги – по десятку. Это было просто – держать ритм.

– Знает, – ответила Изотова. – Конечно. Он и тогда знал. Все порывался тебе в морду дать, да все не складывалось. То возможности не было, то настроения… То ты под руку не попадался. Ну, знаешь, как бывает?

Она приостановилась и, приставив ко лбу ладошку «козырьком», оглядела горизонт: со стороны Туапсе к Новороссийску шел контейнеровоз. Его силуэт был прорисован на фоне синего неба четко, как в старой игре «Морской бой» – когда-то в Клубе Моряков стоял такой автомат. За пятнадцать копеек можно было потопить десяток кораблей.

– Тогда он меня ревновал… – продолжила Ленка.

– А сейчас не ревнует?

– Как сказать… Ревнует, наверное. Только я об этом не знаю.

– Не говорит?

– Не-а. Не говорит. А говорил бы – я бы все равно не знала.

– Не понял?

– А что тут понимать? Да, плевать мне на это. Ревнует – не ревнует – его вопрос. Правды Ельцов все равно не говорит никогда. Не его стиль.

– Так даже? Между собой вы сами разберетесь. А вот наш договор?

Она рассмеялась.

– Ну, так за его выполнением будешь следить ты! Чего опасаться!? А ты, Пима? Ты всегда говоришь правду?

Пименов на мгновение задумался.

– Наверное – нет. А вот в основном – да. Когда у меня нет причин для того, чтобы врать.

– Ох, и заливаешь же! Как может у человека не быть причин для вранья? А своему налоговому инспектору?

Губатый вполне искренне удивился.

– А ему-то зачем? Я ему денег дал – и все. Дальше мы с ним против государства. Он сам все сделает – в его же интересах, чтобы я доился постоянно.

– А жене?

– Лена, – сказал Пименов с укоризной, – ты же знаешь, что у меня нет жены!

– Ладно, замяли…

– Замяли, так замяли… Я только одного не пойму – зачем ты об Олеге плохо говоришь? Он твой муж, в конце концов… Вы оба мои партнеры. А ты предупреждаешь, что Ельцову верить – себе дороже. Кто я тебе? Да, никто!

На глаз они прошли половину бухты – по счету тридцать пять десятков шагов.

– Никто, – подтвердила она. – Временный попутчик. Приятное воспоминание. Что тебе от моих разговоров? Ты же не замышляешь против него чего-нибудь плохого?

– Я? – переспросил Губатый удивленно. – Слушай, Изотова, это не пиратский роман. Это деловое предприятие, не более…

– Точно, – съехидничала Ленка. – Как это я раньше не догадалась! У нас же артель! «Китайский жемчуг» называется! Слушай, неужели ты изменился, Леша!? Да тот Пименов, которого я знала, уже бы трахнул меня там, в рубке, раза три, как минимум, и выкинул бы Кузю за борт, кормить рыбок. И при этом ни на минуту не угрызался бы муками совести!

– Ты меня ни с кем не путаешь?

– Я? Путаю? – она даже рассмеялась. – Люди не меняются, Пименов. Ты был циничный и жадный к жизни тип. Воспитание у тебя было такое. И я думаю, что таким же и остался, как бы ты не изображал из себя целку.

– Спорить не буду, – сказал Губатый. – Уж целкой меня назвать никак нельзя. Но выбрасывать кого-то за борт, чтобы переспать с тобой, вовсе необязательно. Хоть я и не пылаю нежными чувствами к Ельцову, это не значит, что я хочу его утопить. Давай не будем обострять отношения, Лена. Есть дело, его надо сделать. Прошлого не воротишь, да и что надо воротить, я, честно говоря, не пойму. Был ли мальчик, Изотова? А, может, никакого мальчика и не было?

– Ты о чем? – переспросила Изотова с недоумением. – Какой мальчик? У нас с тобой, что ли?

– Проехали, – улыбка у Губатого получилась кривоватая. – Конечно, Лена, у нас с тобой никакого мальчика не было.

– А… – протянула она. – Что-то я тебя, Пименов, не пойму. Ты, часом, головой не бился? Странное у нас с тобой положение получается. Ты на меня только глянешь – у тебя уже все, как минарет – небо подпирает. А как до дела – ты в кусты. Обет давал, что ли? Или своему счастью не веришь? Ну, дело, конечно, твое… А мне нравится, как ты на меня смотришь! Знаешь, как в молодости, когда нельзя, но хочется так, что зубы сводит… Спорим, что не выдержишь, а, Пима? Ну, не такой ты железный, как хочешь показать…

Губатый пожал плечами.

– Время покажет…


И время показало, что железобетонных людей нет. В особенности, когда тебя намеренно дразнят. На исходе недели Пименов, глядя на аппетитный зад Изотовой, возлегающей на люке, мысленно материл себя последними словами – и за то, что ввязался в это безнадежное, как теперь казалось, дело, и за то, что вовремя не поддался соблазну.

Отношения между Ельцовым и Ленкой были достаточно странными. В них не было ни нежности особой, ни заметной привязанности. Было, правда, некоторая чувственность, но назвать ее таковой язык не поворачивался.

Ельцов не смог спать на судне. Если днем, занимаясь работой, он еще как-то отвлекался от мучительных, выворачивающих желудок на изнанку, симптомов морской болезни, то ночью, уже страдал на полную катушку. Они даже ужинали на берегу – готовить приходилось на походной газовой горелке со сменными баллонами, а потом Губатый заводил мотор и отправлялся ночевать на «Тайну».

Над бухтой светила круглая, как сыр, луна. На воде лежала дорожка из мерцающего неверного света. Шуршали, набегая на берег, волны и горьковатый запах водорослей, напоминающий запах разгоряченного женского тела, вился над качающимся, словно колыбель, корабликом.

Слышимость ночью была такая, словно палатка стояла не в полусотне метров, а прямо на баке. Звуки любовных игрищ побронзовевшей от августовского жаркого солнца парочки, не давали Пименову уснуть далеко за полночь. Изотова и в молодости была шумной во время любви, а тут, наверняка зная, что Губатый может расслышать все, кроме тихого шепота, расстаралась вовсю. Плохо было то, что Леха был человеком не лишенным воображения и мог в деталях представить себе все происходящее в палатке, тем более что звуки давали об этом вполне достаточное представление.

Ленка исполняла такое, что струнный квартет умер бы от зависти. Ельцов был на подпевках, но именно его хриплые стоны заставляли Губатого грызть губы от ярости и задыхаться от распирающей его зависти. Иногда Ленка устраивала показательные купания в костюме русалки сразу после ночного концерта, и каждый божий день утром – она все хорошела, напитываясь солнечным светом и морской силой, а, может быть, это просто казалось, измученному желаниями Пименову. Во всяком случае, зябкая питерская бледность ушла с ее лица, тело стало кофейным от здорового загара. Брови и волосы выгорели, Ленка окрепла и подтянулась, и в ней более не угадывался анемичный столичный житель.

Ельцов тоже изменился в лучшую сторону, но к исходу дня Губатый с удовольствием, которому сам удивлялся, видел, что морская болезнь одолевает Олега с новой силой и выбеливает его щеки, покрывшиеся редковатой щетинкой.

Изотова училась погружаться с энтузиазмом новичка, быстро ухватывала приемы и тонкости водолазного мастерства и на третий день уже плавала на десятиметровой глубине совершенно свободно. Она любила море, и море любило ее – такие вещи Пименов чувствовал кожей. В противном случае он бы не дал ей такой свободы под водой. Сказывался опыт – через его руки прошло столько начинающих, что Губатый вполне мог доверять своей интуиции.

Ельцов подобного рвения не выказывал, но азы освоил быстро, и для работы на подхвате вполне годился, правда Пименов ощущал, что Олег погружений побаивается и, каждый раз входя в воду, заставляет себя выглядеть беззаботным. В его шутках чувствовалась некоторая натужность, попытка скрыть то, что ныряние удовольствия ему не доставляет.

За пять дней они обследовали совсем небольшой кусок дна.

Лоция не врала: рельеф здесь был сложным – перепады глубин, свалы, большое количество острых обломков скал, о которые порвать костюм было – раз плюнуть. А нырять без костюма было холодно и опасно. Те скудные сведения, которые они могли почерпнуть из имеющихся в наличии документов, не могли сузить район поиска. Составленная с помощью эхолота точная карта глубин тоже не обнадеживала. Было, по крайней мере, три перспективных участка, которые лежали на глубине более пятидесяти метров – фактически недоступные для них из-за отсутствия специального оборудования. На «Тайне» был скафандр для глубокого погружения, но удовольствие от спуска на дно в этой банке для консервов Пименов решил оставить на последний момент.

Скалы под водой были живописны чрезвычайно. Гряда, начинавшаяся сразу же за скалой, ограничивающей бухту слева, постепенно уходила вниз – туда, где солнечный свет мерк, и в сгущающейся тьме сновали серебристыми торпедами головастые кефали. Вода была прозрачной – здесь практически не попадался песок. Только камни громоздились друг на друга – огромные и маленькие, обросшие коричневато-зелеными водорослями и скользким морским мхом.

После провала дно опять поднималось, но уже в двух кабельтовых от береговой линии, и, если судить по свидетельствам выживших – трагедия произошла где-то здесь. «Нота» шла от мыса Дооб, погасив огни, и держалась берега – летние ночи в этих краях светлые, особенно в полнолуние, и шкипер не хотел стать легкой добычей.

Лоция тех лет, а Ельцов не поленился скопировать архивный экземпляр Адмиралтейства, была не столь подробной, как нынешняя, но достаточно достоверной. Глубины, в основном, соответствовали тем, что были нанесены на карту, берег же, что вполне естественно, за это время существенно изменился.

Склонившись над картой, Пименов старался представить себе, какой курс прокладывал капитан пакетбота в тот роковой вечер. Какой бы курс проложил он сам? По всему выходило, что капитану «Ноты» нужно было блюсти золотую середину – от берега не удаляться, чтобы сохранить относительную скрытность передвижения, но к берегу и не приближаться – налететь на каменную банку означало потерять корабль.

Сам бы он – Губатый прикинул размеры «Ноты», ее осадку – пошел бы так. Его рука прочертила возможную траекторию и замерла под недоуменными взглядами соратников. Но капитан был профессионал, мореплаватель, военный… А он, Леха Пименов – никто. Самоучка, купивший права на вождение судна через барыг, учивший правила навигации у себя на диване, в родительской квартире, а не в морской школе. Уж больно разные могут быть подходы!

Но логика должна быть одна – это Губатый понимал четко. Пусть и без специального образования, но зато с десятью годами опыта за спиной, он был готов поручиться, что шкипер вел судно так или почти так, как предполагалось.

– Вот тут, если описание не врет, и я правильно представил себе их курс в эту ночь.

Он очертил на карте неровный кружок.

– Только, чтобы все понимали – тут ошибка в половину сантиметра даст результат метров четыреста на натуре. Это большой кусок дна даже для настоящей исследовательской экспедиции, а уж для нас – так просто фантастика.

– Мы все это время искали не в том месте? – спросил Ельцов.

Выражение лица у него было, как у мальчугана, у которого злые дядьки отобрали совочек.

– Мы учились нырять, – терпеливо объяснил Пименов. – Не для сертификата, для себя. Чтобы не сдохнуть там, – Губатый резко тыкнул пальцем вниз, в днище. – А там сдохнуть – это как два пальца об асфальт! Я не об этом говорю, а о целесообразности всего проекта. Повторяю, для того, чтобы что-то найти, надо перелопатить такую территорию…

– Ты это уже говорил, – перебила его Изотова. – На сколько у нас хватит продуктов?

– Еще на неделю, если не ловить рыбу.

– А если ловить?

Пименов усмехнулся.

– Ну, тогда в зависимости от того, сколько поймаем. И когда вам от рыбы станет тошно.

– Не волнуйся, – сказал Ельцов. – За те бабки, что мы можем отхватить, я не только рыбу – водоросли жрать буду!

– Сухари, пищевые концентраты, соль, сахар, специи у нас есть. Воды еще в достатке, и в бухте есть источник. Чай, кофе, консервы… – перечислил Губатый. – Вот как у вас сигаретами – не знаю…

– Меньше будем курить, – отрезала Ленка. – Я за то, чтобы оставаться, без заходов в порт.

– Логично, – поддержал ее Пименов. – Пока нам везло с погодой, но в конце августа могут быть шторма.

Ельцов кивнул.

– Я тоже – за.

– Тогда решено, – произнес Пименов поднимаясь. – Олег, займись рыбалкой. Самодур в рундучке, на юте. Налови мелочи на уху. Мы с Леной отметим на GPS зону поиска и промеряем глубины. Потом я погружусь для пробы.

– Оставляете меня дежурным по камбузу? – сказал Ельцов дружелюбно. – Я, как рыбак – не очень…

– Ты и как аквалангист не очень, – съехидничала Изотова. – Так что давай – лови рыбу.

Прозвучало это грубовато, но вместо Изотовой, почему-то, неловкость почувствовал Губатый. Наверное, из-за свойственного всем мужикам чувства солидарности. Чувство это было только от сердца, а потому глупым. Достоин или недостоин брат по полу заступничества – в такие моменты почему-то не волновало.

– Ладно. Ты попробуй, потренируйся, всему можно научиться. А я вечером нырну, поохочусь. Завтра поставим снасть на катрана. А то осточертело консервы жрать, а мясо в морозилке – все-таки не свежая рыбка.

Ельцов кивнул и побрел к рундуку на корме за снастью. Выглядел он точь-в-точь, как ослик Иа – для полного соответствия не хватало только хвоста с бантиком и грустно свисающих ушей. Впрочем, все это легко можно было представить.

А Изотова, в облегающей футболке и своих излюбленных красных трусиках исчезающего размера, уже волокла к лодке заправленные баллоны с воздухом. Мышцы под гладкой кожей кофейного цвета вздувались и перекатывались, выступивший пот придавал телу легкий блеск, а запах, который уловили ноздри Губатого, когда она прошла мимо него, практически коснувшись плечом, был сладок и приятен. Так пахнет только тело женщины, которую ты хочешь.

Он зашел в рубку за регулятором и консолью – это оборудование он в прокат не сдавал. Это было его, собственное, купленное у моряков с танкера «Бургас», естественно провезенное контрабандой – новое, «Scuba Pro»[12] практически последней модели. Для Ленки он захватил облюбованный ею комплект – из прокатных, но вполне приличный, не затертый и не обслюнявленный до неузнаваемости..

– Костюмы брать? – спросила Изотова, заглядывая в рубку.

Губатый кивнул головой.

Вода была теплой – градуса 24 у поверхности, если не врал температурный датчик. Глубже, естественно, было холоднее, и надо было одеваться. На глубины ниже 10 метров он опускаться не планировал, а если и понадобится – то только в одиночку. Но здесь не Египет – и на десяти метрах можно окоченеть. И для работы – а она, в основном, будет завтра, после промеров и подготовки, после того, как он нанесет координаты на карту и разобьет участок на квадраты – костюмы придется надеть.

Солнце уже перевалило зенит, когда они отметили на GPS основные точки, ограничивающие участок поиска. С одной стороны он заканчивался длинной каменной грядой из крупных, как слябы, валунов, начинавшейся у самой банки и уходившей на северо-запад, в неизвестные морские глубины.

А глубины притаились тут же: сразу за валунами – здесь эхолот показывал от семи с небольшим метров до добрых пятидесяти. А свал, с которого ползла вниз гряда, тянулся метров на триста – триста пятьдесят в море, аж до глубины в шестьдесят два метра.

Вообще, мест с такими ямами на участке было три – замучаешься нырять. И только северо-востока тянулось уже обследованное ровное каменное дно, усыпанное крупной, серо-белой галькой, на котором можно было разгуливать, как по бульвару, и дырчатая банка в середине бухты, на которой можно было купаться, ловить рыбу, загорать на крупных мшистых валунах, торчащих из воды, и ничего не разыскивать.

На этом приятности заканчивались. А начинались суровые будни кладоискателей, которые во всех странах считаются людьми, может быть, и не без изюминки в характере, но явно без царя в голове.

Треть участка, на котором могла затонуть «Нота», и который Губатый вчера так легко очертил на карте, лежала на глубинах от 20 до 40 метров , треть на пару десятков метров глубже, а еще треть была сравнительно мелководной.

Естественно, на мелководье ловить было нечего – разве что крупного лупоглазого бычка, кефальку и стайки осторожной «султанки». Самое интересное располагалось там, где прозрачная вода, только что осветленная ярким солнцем до полной бесцветности, как блондинка пергидролем, вдруг приобретала густой синий оттенок, становилась холодной и недружелюбной. Или еще ниже, в темных провалах, из которых взлетали к свету серебристые веретена «лобанов»[13].

Неутешительная, надо сказать, получалась картина. Хороший, укомплектованный экипажем водолазный бот, судно технической поддержки со всеми этими новомодными примочками – сонары, радары, автоматические телекамеры плюс три недели времени, – и на дне не осталось бы даже ржавой банки, которая не была бы нанесена на карту. А с его, с позволения сказать, экипажем…


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4