Великая Отечественная: цена Победы - Харьков – проклятое место Красной Армии

Подготовку к решению этой задачи немецкое командование начало еще зимой 1941/42 г. Чтобы сохранить выгодные исходные позиции для будущего наступления, Гитлер категорически запретил отвод войск за Днепр и потребовал любой ценой удерживать позиции под Ленинградом, в районах Демянска, Ржева и Вязьмы, Орла, Курска и в Донбассе. Тогда же началось планирование кампании. Уже в директиве ОКВ № 39 от 8 декабря 1941 г. говорилось о создании предпосылок для успешного проведения «наступательной операции против Кавказа»[48]. «Планируя летнее наступление 1942 года, – отмечает Курт Цейтлер, в то время начальник штаба группы армий «А» (в последующем – начальник генерального штаба сухопутных войск. – Авт.), – Гитлер намеревался прежде всего захватить Сталинград и Кавказ. Осуществление этих намерений, безусловно, имело бы огромное значение. Если бы немецкая армия смогла форсировать Волгу в районе Сталинграда и таким образом перерезать основную русскую коммуникационную линию, идущую с севера на юг, и если бы кавказская нефть пошла на удовлетворение военных потребностей Германии, то обстановка на Востоке была бы кардинальным образом изменена, и наши надежды на благоприятный исход войны намного возросли бы. Таков был ход мыслей Гитлера. Достигнув этих целей, он хотел через Кавказ или другим путем послать высокоподвижные соединения в Индию»[49].

Наиболее четко и полно общие цели германского командования в летней кампании 1942 г. были изложены в директиве № 41 от 5 апреля. В ней говорилось: «Как только условия погоды и местность будут благоприятствовать, немецкое командование и войска, используя свое превосходство, вновь должны захватить в свои руки инициативу и навязать противнику свою волю. Цель состоит в том, чтобы окончательно уничтожить живую силу, еще оставшуюся в распоряжении Советов, лишить русских возможно большего количества важнейших военно-экономических центров. Для этого будут использованы все войска, имеющиеся в распоряжении германских вооруженных сил и вооруженных сил союзников»[50].

К решению же о том, на каком участке Восточного фронта сосредоточить основные усилия, где нанести главный удар, Гитлер пришел не сразу, хотя, как мы видим, уже имел определенное мнение на этот счет. А вот у германского генералитета единого мнения не было. И с этим приходилось считаться.

Командующий группой армий «Север» фельдмаршал Кюхлер, к примеру, предлагал отказаться от захвата Кавказа и на первом этапе летней кампании все усилия сосредоточить на северном участке советско-германского фронта с целью захвата Ленинграда[51]. Представители же генерального штаба сухопутных войск, в том числе и генерал-полковник Гальдер, как это следует из записи, сделанной им 4 мая в дневнике[52], продолжая считать наиболее важным московское направление, настаивали на проведении решающего наступления на центральном участке фронта в полосе группы армий «Центр» с целью разгрома наиболее сильной группировки советских войск, захвата Москвы и центрального промышленного района. Сторонники этого варианта плана полагали, что его успешное завершение предопределит исход не только всей летней кампании, но и войны в целом.

Однако Гитлер не соглашался ни с первым, ни со вторым предложением. Он, отмечает известный английский историк А. Кларк, «имел совершенно четкое представление, что собирается предпринять летом 1942 года. Он намеревался раз и навсегда разгромить русских, уничтожив их вооруженные силы на юге страны, захватить наиболее важные экономические районы СССР, а затем решить: следует ли наступать на север в тыл Москвы или на юг в направлении нефтяных районов Баку. Но вместо того, чтобы с самого начала прямо и твердо поставить эту цель перед генеральным штабом ОКХ, он излагал свои стратегические идеи чрезвычайно осторожно, с оглядкой. В результате, хотя план летних операций и был постепенно выработан, Гитлер и генеральный штаб ОКХ толковали его неоднозначно. Эти разногласия так и не были устранены, и их происхождение и история важны для понимания хода битвы за Сталинград и ее катастрофического исхода»[53].

Сложность проблемы выбора направления главного удара отмечал и генерал-фельдмаршал Ф. Паулюс. 8 августа 1948 г. он заявил: «1941 год, как известно, кончился для немецкого командования неудачей. Перед Гитлером возникла дилемма – либо преследовать опять цель занятия Москвы, либо начать наступление на юг; он остановился на последней задаче. Весной 1942 года главным направлением с оперативной точки зрения продолжало оставаться московское. Однако для широкого наступления на Москву не было экономического базиса, и немецкое командование решило поэтому предпринять наступление на юге, чтобы создать эту предпосылку. Гитлер решил обеспечить экономическую базу за счет захвата Донбасса, Кубани, Кавказа, за счет захвата руды, нефти и хлеба. Именно экономические цели заставили временно отказаться от наступления на Москву, хотя Москва оставалась главной оперативной целью».

Причиной отказа верховного командования вермахта начать летнюю кампанию наступлением на московском направлении стало не только стремление решить в первую очередь экономические задачи. Оно не могло не учитывать невыгодного оперативного положения войск группы армий «Центр», фланги которой охватывались советскими войсками, а коммуникации подвергались ударам партизан и советских частей, действовавших в тылу врага. У немецкого командования были свежи в памяти уроки неудачного наступления на Москву в 1941 г. Оно, видимо, учитывало, что немецкие войска нигде не встретят столь сильного сопротивления и такой мощной обороны, как под Москвой. Было и еще одно обстоятельство, которое позднее отметил Кессельринг. Гитлер «инстинктивно страшился идти тем же путем, каким шел Наполеон. Москва оказывала на Гитлера какое-то жуткое воздействие – он опасался именно там вступить в борьбу не на жизнь, а на смерть с большевизмом».

На юге же Красная Армия имела меньше сил, чем в центре. Открытая ровная местность благоприятствовала широкому использованию бронетанковых соединений и авиации, к тому же общее начертание линии фронта создавало выгодное положение для охвата и окружения южной группировки советских войск. Туда же можно было быстрее подтянуть войска из Румынии, Венгрии и Италии, а также части 11-й армии после завершения ими операции в Крыму. Захват Донбасса, Кубани, Нижней Волги и Кавказа серьезно ослабил бы военно-экономическую базу СССР, лишил бы его возможности поддерживать связь с союзниками через Иран. Овладев Кавказом, германское руководство надеялось втянуть в войну против Советского Союза Турцию.

Такова была обстановка к вечеру 28 марта, когда путь автомашине Гальдера преградил шлагбаум ворот № 1 заграждений, окружавших «Волчье логово» – «смеси концлагеря и монастыря», как однажды назвал гитлеровскую ставку ближайший сподвижник фюрера генерал Йодль.

Через час началось специальное совещание, на котором и был окончательно принят план летнего наступления. Присутствовавший на нем заместитель начальника штаба оперативного руководства верховного главнокомандования вермахта генерал-полковник Вальтер Варлимонт впоследствии писал: «…Гитлер, невзирая на постигшие немцев неудачи, вновь возвратился к своей основной идее, которой он придерживался в декабре 1940 года и летом 1941 года. Он снова хотел сосредоточить основные усилия на крайних флангах широко растянутого фронта. Разница состояла лишь в том, что большие потери, которые понесла сухопутная армия и которые не удалось целиком восполнить, вынуждали его ставить перед собой последовательно одну цель за другой, начиная с южного участка, с Кавказа. Москва как цель наступления… пока совершенно отпадала»[54].

Позднее это решение было оформлено в директиву верховного командования № 41 от 5 апреля 1942 г.: «…В первую очередь все имеющиеся в распоряжении силы должны быть сосредоточены для проведения главной операции на южном участке с целью уничтожить противника западнее Дона, чтобы затем захватить нефтеносные районы на Кавказе и перейти через Кавказский хребет». Здесь же решился и вопрос о последовательности достижения целей предстоявшей кампании.

Фельдмаршал Кейтель, говоря о намерениях немецкого командования на лето 1942 г., указывал, в частности, что целью главного наступления на юге являлось: «Выключить Донбасс из военно-экономического баланса России, отрезать подвоз нефти по Волге, захватить главные базы нефтяного снабжения, которые, по нашей оценке, находились в Майкопе и Грозном. Выход на Волгу не планировался сразу на широком участке; предполагалось выйти в одном из мест, чтобы в дальнейшем захватить стратегически важный центр – Сталинград… Вся операция на южном участке фронта должна была закончиться крупным окружением всей юго-западной и южной групп Красной Армии, которые охватывались нашими группами армий «А» и «Б». До начала «главной» операции немецкое командование решило провести ряд частных операций с целью улучшения своего оперативного положения…»[55]

Прежде всего, командование противника считало необходимым очистить от советских войск Керченский полуостров и захватить Севастополь, чтобы освободить 11-ю армию и использовать Керченский полуостров в качестве плацдарма для вторжения на Северный Кавказ через Керченский пролив. Затем группа армий «Юг» должна была уничтожить советские войска, занимавшие плацдарм на правом берегу Северского Донца в районе Барвенкова, выровнять линию фронта по правому берегу этой реки, создав выгодные исходные позиции для последующего развертывания крупного наступления в восточном и юго-восточном направлениях. На западном и северо-западном направлениях предусматривалось разгромить глубоко вклинившуюся в расположение немецких войск 39-ю армию Калининского фронта и предпринять специальную операцию против частей Красной Армии и партизан, действовавших в тылу немецких войск в районе Дорогобужа. После выполнения этих задач противник намеревался нанести поражение основным силам Калининского фронта, выровнять на этом участке линию фронта и устранить тем самым угрозу прорыва советских войск в тыл группе армий «Центр» с северо-запада. Затем срезать выступ Западного фронта на участке Юхнов, Киров, Волхов и разгромить занимавшие его войска (соответственно – операции «Ганновер I» и «Ганновер II», «Ориан» («Ураган»). Этими двумя последними операциями немецкое командование предполагало подготовить условия для удара на Москву.

Чтобы скрыть подготовку крупного наступления на южном крыле Восточного фронта и ввести советское командование в заблуждение, штаб сухопутных войск разработал план демонстрационной операции «Кремль», цель которой – создать видимость сосредоточения основных сил вермахта на московском направлении. Главную же операцию летней кампании 1942 г., исходя из директивы № 41, германское командование намеревалось осуществить путем проведения ряда последовательных операций, взаимно связанных между собой и дополняющих одна другую. Началом операции должно было стать наступление группы армии «Б» (2-я, 4-я танковые, 6-я немецкая и 2-я венгерская полевые армии) на воронежском направлении. Основной ее замысел сводился к нанесению удара по сходящимся направлениям: из районов северо-восточнее Курска и восточнее Харькова с целью окружения и уничтожения советских войск, действовавших на воронежском направлении, и захвата Воронежа.

В дальнейшем танковые и моторизованные соединения должны были развивать наступление вдоль Дона на юг и соединиться в районе Сталинграда с войсками, наступавшими из района Таганрог, Артемовск между нижним течением Дона и Ворошиловградом в восточном направлении. Следовательно, в ходе этой операции, получившей кодовое наименование «Блау», основные силы групп армий «А» и «Б» направлялись на Сталинград. В результате немецкое командование рассчитывало завершить разгром всего южного крыла советских войск, овладеть плацдармами на южном берегу Дона в его нижнем течении для последующего развития наступления на Кавказ, а также захватить Сталинград. Наступление на воронежском направлении и в Донбассе представляло единую стратегическую операцию.

Рассматривая планы немецкого командования на лето 1942 г., следует остановиться еще на одном вопросе. В упоминаемой директиве № 41 есть указание на то, что оборонительные позиции, создаваемые по правому берегу Дона для обеспечения северо-восточного фланга главной ударной группировки своих войск, должны быть оборудованы «с учетом возможного их использования в зимних условиях». Это имело определенный смысл. Дело в том, что, хотя с захватом района нижнего течения Волги и Кавказа командованию вермахта и удалось бы добиться крупных стратегических результатов, тем не менее это не приводило к разгрому советских Вооруженных сил. Такую задачу нельзя было решить, не разгромив центральную, наиболее мощную, группировку советских войск, не овладев центральным промышленным районом. О том, что такая идея существовала у немецкого верховного командования, свидетельствуют показания, данные на допросе 17 июня 1945 г. генерал-фельдмаршалом Кейтелем. Он говорил, что «…предполагалось, в случае успеха в изоляции Москвы от юга, предпринять поворот крупными силами к северу (при таком условии, что наши союзники взяли бы на себя р. Дон). Я затрудняюсь назвать какие-либо сроки для проведения этой операции»[56]. Кейтель не дает прямого ответа, на какое время намечалось наступление на московском направлении. Германскому командованию потребовалось бы значительное время, чтобы перегруппировать войска с юга на центральное направление, подтянуть дополнительные резервы и подготовиться к новому крупному наступлению. Однако ясно, что оно после овладения Сталинградом, Кавказом и Ленинградом рассчитывало сосредоточить основные усилия на центральном участке фронта.

Итак, цель и замысел кампании на Востоке немецкое руководство сводило к тому, чтобы, «…сохраняя положение на центральном участке, на севере взять Ленинград и установить связь на суше с финнами, а на южном фланге фронта осуществить прорыв на Кавказ»[57]. Решение этих задач предполагалось достичь последовательно. Вначале необходимо было создать условия для проведения «главной операции» на южном участке Восточного фронта, то есть улучшить свое оперативное положение, а для этого в течение весны овладеть Керченским полуостровом, Севастополем, срезать барвенковский выступ советских войск, ликвидировать их плацдарм северо-западнее Новгорода, выровнять линию фронта на московском направлении.

Подготовка наступления на южном крыле Восточного фронта началась ранней весной. Командование группы армий «Юг» с первых дней апреля начало усиленно готовить свои войска, чтобы уже в следующем месяце нанести удар по соединениям Юго-Западного фронта, находившимся в барвенковском выступе и в районе Волчанска. Эта операция получила условное наименование «Фридерикус-I». Ее начало намечалось на 18 мая. Войскам группы армий «Юг» предстояло также принять активное участие во вторжении на Кавказ и отчасти в прорыве к Волге у Сталинграда, поэтому группа в быстром темпе пополнялась личным составом, вооружением и боевой техникой. Все пехотные дивизии укомплектовывались до полного штатного состава – 14–15 тыс. человек. Количество боевых машин в каждой танковой дивизии было доведено до 170–185 единиц. К началу операции за счет резервов войска этой группы армий были дополнительно усилены одиннадцатью дивизиями, из них пять (три пехотные и две танковые) находились в районе Харькова против войск Юго-Западного фронта. Значительное пополнение боевыми самолетами получили немецкие Люфтваффе. К началу мая они имели в своем составе 1220 боевых самолетов[58].

Наряду с этим командование вермахта провело ряд важных организационных мероприятий. В частности, первым адъютантам командующих армиями, которые занимались кадровыми вопросами, было поручено установить, соответствуют ли своим должностям командиры частей и подразделений. В докладе, направленном управлению кадров, изложить положение вещей и представить свои соображения, как использовать в дальнейшем не оправдавших надежды командиров и рекомендовать кандидатов на их место, по возможности из соответствующей армии. В каждой армии перед началом наступления был создан резерв командного состава из офицеров всех званий[59].

Как свидетельствуют немецкие документы и показания командующего 6-й армией Ф. Паулюса, цель этого наступления состояла в захвате важного оперативно-стратегического района, который предполагалось использовать в качестве исходного плацдарма «главной операции». Позднее Паулюс писал: «Эта операция должна была в первую очередь устранить непосредственную опасность коммуникациям немецкого южного фланга в районе Днепропетровска и обеспечить удержание Харькова с разместившимися там большими складами и лазаретами 6-й армии. Далее, необходимо было овладеть местностью западнее реки Северский Донец, юго-восточнее Харькова для последующего наступления через эту реку на восток»[60]. Проведение операции «Фридерикус-I» возлагалось на 6-ю армию и армейскую группу «Клейст» (1-я танковая и 17-я армии, 35 дивизий, в том числе 7 танковых и моторизованных).

Барвенковский выступ противник решил ликвидировать ударом по сходящимся направлениям силами двух группировок: первая – 6-я армия, которая переходила в наступление из района Балаклеи на юг; вторая – армейская группа «Клейст», наступавшая из района Славянск, Краматорск в северо-западном направлении. В ходе подготовки операции немецкая группировка на харьковском направлении была значительно усилена. К 12 мая Юго-Западному фронту противостояло 17 дивизий, а Южному – 34 (из них непосредственно 57-й и 9-й армиям – 13 дивизий). Общее соотношение сил и средств на юго-западном направлении было невыгодным для советской стороны. В танках силы были равны, а по количеству людей противник превосходил в 1,1 раза, в орудиях и минометах – в 1,3 раза, в самолетах – в 1,6 раза. Только в полосе наступления Юго-Западного фронта удалось достичь полуторного превосходства в людях и немногим более чем двукратного в танках, среди которых было много легких, со слабой броней и вооружением. По артиллерии и авиации силы сторон были примерно одинаковыми, но враг обладал подавляющим количественным и качественным превосходством в бомбардировщиках.

Глава 3

Юго-Западный к наступлению готов

На 4 мая 1942 г. был намечен переход в наступление (потом, правда, пришлось вносить коррективы), а непосредственная подготовка к нему войск юго-западного направления началась с середины апреля. Ей предшествовал ряд организационных мероприятий. С 8 апреля С.К. Тимошенко, оставаясь главкомом направления, вступил в командование Юго-Западным фронтом. Генерал-лейтенант Ф.Я. Костенко стал его заместителем, И.Х. Баграмян сменил на посту начальника штаба фронта генерала П.И. Бодина, назначенного заместителем начальника Генерального штаба.

Произошли изменения и в составе командований армий. 28-ю возглавил генерал-лейтенант Д.И. Рябышев, 38-ю – генерал-майор К.С. Москаленко. В 57-ю армию, которая вошла в полосу Южного фронта, командармом был назначен генерал-лейтенант К.П. Подлас. Своеобразную характеристику дал ему в своих воспоминаниях Н.С. Хрущев: «Это был очень интересный человек и с интересной судьбой. Его жизнь сложилась трагично… Во время Хасанских событий он находился на Дальнем Востоке и действовал там против японцев. Ему не повезло: приехал туда Мехлис, и Мехлису он не понравился: тот посчитал его предателем и изменником. Его сняли с должности и посадили в тюрьму. Выпустили его, когда началась война. К нам он явился, когда мы еще были в Киеве. Он пока не был переаттестован и носил форму с ромбами на петлицах. Сначала, когда он представился и назвал свою фамилию, я спросил, кто он по национальности? Дело в том, что фамилией недостаточно была выражена его национальность. «Я украинец из Брянской области», – отвечает. Мы его использовали сначала для поручений. Он очень организованный человек: куда его ни посылали, он всегда толково разбирался в деле и произвел очень хорошее впечатление. В результате его назначили командующим 57-й армией. Армия эта была укомплектована неплохо, потому что к моменту ее формирования мы получили для нее дополнительно дивизию и несколько маршевых рот и батальонов»[61].

Как мы уже упоминали, в своих воспоминаниях Н.С. Хрущев не всегда точен. Но высказанная им характеристика Подласа совпадает с мнением других людей. Кузьма Петрович Подлас – участник Первой мировой и Гражданской войн. В Красной Армии командовал стрелковым полком, дивизией, корпусом, закончил курсы «Выстрел» и курсы усовершенствования высшего комсостава при Военной академии имени М.В. Фрунзе. Перед войной был заместителем командующего войсками Киевского Особого военного округа. В июне 1941 г. ему было присвоено звание генерал-майора. Вскоре он стал командующим 40-й армией, которая вела тяжелые оборонительные бои в августе – сентябре в Коростенском и Киевском укрепленных районах, в октябре – на харьковском и сумском, а в конце 1941 г. – на воронежском направлениях.

Все, кому приходилось работать с этим человеком, отмечали его высокие моральные, чисто человеческие и профессиональные качества. Н.Г.Лященко, который в ту пору командовал 106-й стрелковой дивизией (впоследствии – генерал армии. – Авт.), в своих воспоминаниях подчеркивал его простоту и доступность: «…Чудесный, с большим военным опытом человек, появлялся в дивизии, как правило, без звонка и обычно не в штабе, а в каком-либо из полков… Кузьма Петрович подробно расспрашивал батальонных и ротных командиров о системе огня, интересовался организацией наблюдения, связи, поведением противника… с людьми держался просто и непринужденно. Интересовался нашим бытом»[62].

При подготовке наступления требовалось решить немало сложных задач. Одна из них – большая по объему перегруппировка войск, создание скрытно от противника ударных группировок. Кроме того, необходимо было выработать решение во всех звеньях управления, поставить задачи исполнителям, организовать надежное огневое поражение врага. Неослабного внимания требовали вопросы формирования, в частности 28-й армии, доукомплектования соединений, частей и подразделений. Немало сложностей было в вопросах материально-технического обеспечения предстоявших действий.

Войска обоих фронтов в зимних наступательных операциях понесли большие потери в людях, вооружении, боевой технике. В начале марта Юго-Западный фронт был укомплектован личным составом на 62,5 %. Некомплект составлял 143 028 человек. Станковыми пулеметами части были обеспечены всего на 18 % (не хватало 2713), ручными – на 22,5 % (недостаток 22 260), противотанковыми орудиями – на 22,9 % (некомплект 712). Из положенных 394 танков имелось 247, причем их значительная часть находилась в ремонте. Недоставало 253 трактора, 3522 автомашины и т. д.[63] Примерно такое же положение создалось и на Южном фронте – там укомплектованность личным составом достигала чуть более 60 %, станковыми пулеметами – 28,4, противотанковыми орудиями – 24,1, танками – 71,7, автомашинами – 50,7 %[64].

Восполнить в сравнительно короткое время такой огромный некомплект было очень сложно, и командование юго-западного направления рассчитывало на помощь Ставки ВГК в пополнении соединений личным составом до 80 % их штатной численности[65]. Трудно, конечно, было надеяться и на получение 36,5 тыс. лошадей[66], 4331 станкового пулемета, 971 120-мм миномета, 1914 противотанковых орудий[67] и многого другого. Плохо обстояло дело с имуществом связи – одних радиостанций требовалось 23 648[68], многие тысячи единиц телефонных аппаратов, коммутаторов, тысячи километров телефонного кабеля и т. д.

Кроме того, необходимо было не только пополнить, но и усилить авиацию, и прежде всего бомбардировочную. Расчеты показывали – нужно 573 самолета[69]. Танкистам недоставало 281 машины[70].

Требовались, разумеется, и соответствующие резервы – стрелковые дивизии, танковые бригады, артиллерийские полки РВГК, инженерные и мостостроительные батальоны, дорожно-эксплуатационные полки. А кроме того – снаряды, патроны, горючее, продовольствие, запасные части к боевой и транспортной технике, медикаменты и перевязочный материал, фураж для десятков тысяч лошадей и многое, многое другое.

На органы тыла и снабжения легла огромная нагрузка. Все это надо было не только получить, разместить и организовать хранение, но и доставить в войска. Органами центра и соответствующими органами фронтов была проделана большая работа, однако многого выполнить до конца так и не удалось.

Так, согласно распоряжению Ставки ВГК для фронтов юго-западного направления предусматривалось сформировать четыре танковых корпуса – за счет танковых бригад, имевшихся в распоряжении главкома[71]. Практически же было создано всего три. 8 мая, когда стало ясно, что создать необходимые резервы в полосе Юго-Западного фронта невозможно, последовало распоряжение главкому направления и командующему войсками Южного фронта: «В целях создания резервов и образования ударных кулаков для использования их нами на желаемых направлениях в наступательных действиях Ставка Верховного Главного Командования считает целесообразным прикрыться на некоторых участках нашего общего фронта меньшими силами с тем, чтобы сгруппировать освобождающиеся силы и средства в армейских и фронтовых резервах и подготовить их к участию в предстоящих наших наступательных операциях, а также к контрударам на случай неожиданного наступления противника»[72].

Чтобы компенсировать ослабление фронта, предлагалось немедленно приступить к развитию полевых укреплений на занимаемых войсками Южного фронта рубежах на глубину дивизий первого эшелона (до 10–12 км) с готовностью батальонных районов обороны не позднее 15 мая. Однако времени для этого оставалось мало. Выполнить намеченное должным образом не удалось.

Стремясь максимально усилить ударные группировки, маршал С.К. Тимошенко еще в апреле изъял из состава армий Южного фронта ряд частей. Так, командующий 9-й армией генерал-майор Ф.М. Харитонов получил распоряжение направить в 6-ю армию три артиллерийских полка РВГК[73]. Впоследствии, когда противник нанесет мощный удар по 9-й армии, слабость ее артиллерии самым негативным образом скажется на ходе и исходе боев. 10 апреля командующий войсками Южного фронта по приказу главкома начал отправку на Юго-Западный фронт 244-й и 266-й стрелковых дивизий, двух гаубичных и двух пушечных артиллерийских полков[74]. Это также будет иметь негативные для Южного фронта последствия.

Нельзя сказать, что, готовясь к наступлению и рассчитывая на его успех, командование направления не исключало контрмер или даже упреждающего удара со стороны противника, особенно со стороны Славянска, где располагались танковые и моторизованные дивизии армейской группы «Клейст». И Тимошенко, и Малиновский хорошо знали, с кем имеют дело. Ее командующий – Э. Клейст – являлся одним из опытнейших немецких военачальников. За его плечами уже насчитывалось более пятидесяти лет военной службы. Дивизии Клейста прошли по Польше, Франции, Югославии. Его 1-я танковая группа (затем армия) была главной ударной силой врага на южном крыле советско-германского фронта. Впоследствии с ноября 1942 г. Клейст возглавит группу армий «А» (1-я танковая и 17-я полевая армии).

Да и сведения, которые добывала разведка, свидетельствовали о том, что противник проявляет заметную активность в своем тылу перед правым крылом Южного фронта. И туда поступило указание, подписанное И.Х. Баграмяном: «Усилить действия войсковой разведки с тем, чтобы непрерывно иметь данные о частях противника, действующих на фронте. Добиться в каждые 2–3 дня захвата контрольных пленных на участке каждой стрелковой дивизии, особенно на важнейших направлениях: лозовском, красноармейском, славянском, ворошиловском, куйбышевском, ростовском…»[75]

А 16 апреля Военный совет направления уже прямо потребовал от разведки Южного фронта: «Вскрыть подготовительные мероприятия противника к возможному переходу в наступление весной и установить начало и характер перегруппировки войск противника перед фронтом.

Следить за подходом свежих резервов противника из глубины к линии фронта, установить районы сосредоточения этих резервов и вскрыть подготавливаемое противником направление главного удара.

Следить за подвозом всех видов снабжения и особенно за поступлением новых образцов артиллерии, танков и стрелкового оружия.

Следить за мероприятиями противника по восстановлению танковых соединений, за их, возможно, новой организацией, новыми методами применения танков на поле боя»[76].

Неправильно было бы считать, что разведке удалось решить поставленные задачи, однако полученные сведения все же позволяли сделать вывод: противник готовится к наступлению. Особенно это было заметно на смежных флангах 9-й и 57-й армий, то есть там, где его удара больше всего и следовало опасаться. Однако реакция С.К. Тимошенко была весьма своеобразной. Он не придал этим сообщениям должного значения, считая их в значительной мере дезинформацией.

Это не было случайным. Успехи зимнего наступления советских войск у значительной части командного и политического состава породили настроения благодушия и излишней самоуверенности; широкое распространение получило мнение о том, что немцы, мол, после тяжелых поражений не в состоянии проводить широкомасштабные наступательные операции и не смогут добиться того, что им удалось в сорок первом году. Немалую роль сыграла и установка И.В. Сталина «о полном разгроме немецко-фашистских захватчиков в 1942 году». Это, естественно, не могло не коснуться и главкома, и командующих армиями.