…Мы сидели за столом не более двух часов, но в воздухе уже повисло сизое сигаретное облако, газеты были засыпаны рыбьими костями и чешуей, а в канистрах оставалось не более трех литров пива. Все находились в стадии легкого опьянения, сыпали плоскими шутками и старыми анекдотами, слушая преимущественно самих себя. Из обшарпанных колонок хрипел «ДДТ», на который, кроме меня, никто не обращал внимания. Скука. Пиво, рыба, полузнакомая компания и осточертевшие записи — все то же. Надо было предков не слушать, идти на литературный… Ну, не поступил бы сразу — так отслужил бы и все равно… Предки теперь на два года в Венгрию укатили, а я тут сижу и дурею от скуки…
      — Слышь, Серый, что это у тебя за повязка на руке? Металлист, что ли?.. Тогда почему клепок нет?
      Если бы я еще сам знал, что это за повязка! Ну, была там какая-то родинка, так как в шестнадцать лет перед днем рожденья отец мне эту повязку на руку наложил, так я ее больше и не снимал. Батя, кстати, тоже такую носит. Говорит, наследственное, болезнь, вроде саркомы. Не дай бог на эту родинку свет попадет — все, кранты, помереть можно. Правда, я про такую болезнь ни разу не слышал. Но экспериментов пока не проводил — уж больно у отца глаза тогда серьезные были. И сам повязку никогда не снимает. Даже когда купается. Или на медосмотрах…
      — Серега, ты перебрал, что ли?
      — Нет, я в норме.
      — Тогда давай, колись про повязку.
      — Да ничего особенного. Упал в детстве, руку до кости об железяку пропорол. Шрам там жуткий. Лучше и не смотреть.
      — Покажи.
      — Ты что, шрамов никогда не видел?
      — И то правда, Стас, чего ты к человеку пристал?..
      — А мне интересно. Что ж это за шрам такой ужасный, что на него и посмотреть-то нельзя?.. Под пиво.
      Черт бы побрал этого Стаса! Вечно, как напьется, так ему дурь в голову лезет.
      — Слышь, Серый, ты меня уважаешь?
      Ну вот, началось. Сейчас драться полезет. Не хочу я с ним драться.
      — Уважаю.
      — Тогда покажи.
      — Слушай, Стас, я тебя уважаю, но повязку снимать не буду.
      — Почему?
      — Ну, повязку разматывать неохота. Да и тебя наизнанку вывернет, если увидишь. Все пиво пропадет.
      — Не пропадет. Я еще столько же выпить могу. Показывай.
      Тут меня взяла злость.
      — Хорошо. Показываю… — и я показал Стасу фигу.
      — Ах ты козел! Это ты мне!..
      Стас полез через стол, опрокидывая стаканы с пивом, на пол посыпались остатки рыбы, зазвенело разбитое стекло. Сколько раз давал себе слово не пить с малознакомыми людьми! Так этот балбес Колька опять затащил. Теперь в углу помалкивает, пиво сосет…
      Стаса ухватили сзади за штаны и стащили обратно на диван. Стас был весь в пиве, в рыбьей чешуе, красный, как рак, и отчаянно ругался. Ему сунули в руки недоеденный хвост — и Стас утих.
      — Спасибо, ребята.
      — Не за что. А шрам свой мог бы и показать. Может, хоть Стаса стошнило бы…
      — Не стошнило бы, — снова подал голос угомонившийся было Стас. — Ну покажь, жалко, что ли?
      Он привстал и запустил в меня хвостом.
      — И то правда, — отозвался кто-то из угла, — чего ты ломаешься…
      Снять, что ли? На секунду. И сразу обратно завяжу. Самому ведь интересно — считай, девять лет не разматывал… Выпитое пиво подталкивало к подвигам.
      — Ладно, уговорили. Только на минутку — покажу — и обратно замотаю.
      — Об чем разговор!
      — Только шрама там нет никакого. Наврал я.
      — А черт тебя разберет, когда ты врешь! Показывай.
      Я с трудом расстегнул уже основательно приржавевшую застежку (нержавейка, называется!) и стал аккуратно разматывать черную кожаную ленту. Надо будет и вправду заклепок на нее насажать. Пусть думают, что металлист — приставать не будут.
      Кожа под повязкой была неестественно белая, в красных прожилках, и совсем без волос. Ну, однако, папа и намотал! Перестраховщик. Вот хохма будет, если там вообще ничего нет. Ладно, посмотрим…
      — Что это у тебя, Серый? Татуировка? — все с интересом придвинулись к моей руке. И в самом деле, что это? На месте родинки — две пересекающиеся окружности, диаметром с двухкопеечную монету, перечеркнутые крест-накрест. Откуда…
      И тут руку мне словно ожгло огнем. Окружности вспыхнули горячим красным светом, как спираль электроплитки. Нестерпимый жар быстро распространился по всему телу. Перед глазами поплыло, в ушах нарастал звон, окружающее стремительно проваливалось в расплавленную качающуюся пустоту… «Ну вот, предупреждали же!..» — успел подумать я, попытался было отдать приказ несуществующим рукам закрыть проклятую родинку — и это последнее усилие окончательно выбросило меня из реальности…
      Мыслю — следовательно, существую. Не мыслю? Следовательно, не существую…
 
      …Тишина. Нет, не совсем тишина. Часы тикают. За окном, в отдалении, прогрохотал трамвай. Стоп. За каким окном?
      Лежу на чем-то твердом, наверное, на полу. Очень не хочется открывать глаза. Странно, почему так тихо?
      Сквозь ресницы я вижу белый потолок с тонкими витиеватыми трещинками, люстру с одним горящим плафоном… Та же комната. И ничего не болит, даже голова. Может, мне все спьяну привиделось? Так вроде бы не с чего, подумаешь, каких-то три литра «Колоса»…
      Подтягиваю ногу, опираясь руками об пол, при этом влезаю во что-то липкое — а, это Стас стакан с пивом разбил, на стекло бы не напороться! и медленно встаю, поднимая опухшие веки. И тут же хватаюсь рукой за стенку, чтобы не упасть снова.
      Возле дивана, обивка которого была разорвана в клочья, лежал окровавленный Стас, неестественно вывернув голову. Живот его был распорот, часть внутренностей вывалилась на паркет. Правая рука была оторвана по локоть, из культяпки еще сочилась кровь, смешиваясь с пивом из раздавленной восьмилитровой канистры. Вот во что я влез…