Мелеагр с Теламоном,
Рядом с Идасом — Линкей,
Вот Геракл, вот Анкей,
Полидевк и Кастор рядом,
Братья Зет и Калаид,
Обводя героев взглядом,
На корме Орфей стоит.
На дворе уже темно,
Мы идем искать руно! 
 
      Примерно на «Полидевке и Касторе» рыжий беглец кубарем скатился в небольшую ложбину, вскочил на ноги и побежал по дну, подыскивая укрытие.
 
      «Пусть попробуют меня найти! Так спрячусь, что до вечера искать будут! А кто близко подойдет — я его из засады стрелой-молнией! ба-бах!».
      Взбираясь по противоположному склону ложбины, Одиссей заприметил глубокую рытвину. «Или, может, еще подальше забраться?!» — Давай сюда! Тут тебя в жизни не найдут! Рыжий дернулся на голос, вскидывая свой игрушечный лук.
      На верху склона стоял мальчишка. Ровесник или чуть постарше. Кучерявый; кучерявый настолько, что сам Одиссей рядом с ним был, будто лис рядом с ягненком. Этого мальчишку, одетого в нарядный хитончик без рукавов, Одиссей уже видел раньше. Впервые — в отцовском мегароне, на вручении дедушкиного лука; второй раз — в страшном сне про Ламию. И оба раза что-то в лице мальчишки казалось Одиссею странным.
      Неправильным.
      Однако сейчас сыну Лаэрта было не до разглядывания лиц.
      — Давай, забирайся, — кучерявый нетерпеливо дернул рукой. — А то увидят.
      Во второй руке мальчишка тоже держал маленький игрушечный лук, а за спиной его висел колчан со стрелами.
      Не заставив себя упрашивать, Одиссей через мгновение оказался рядом с кучерявым.
      — Сюда! — Новый знакомец схватил его за руку, увлекая в просвет между двумя терновыми кустами. Терн рос настолько тесно, что, того и гляди, от наглецов одни клочья останутся! Однако между кустами дети проскользнули вьюнами, ни разу не оцарапавшись, и вскоре оказались на просторной поляне, сплошь окруженной шипастым частоколом.
 
      …память!
      Лишь сейчас, по возвращении на твой берег, я могу назвать по имени чувство, пожаром охватившее тогда маленького ребенка.
      Я любил терновник, любил, как любят мать, отца, вожделенную игрушку или еду, подкрепляющую готовые угаснуть силы. Я любил терновник, и шипы бережно коснулись детской кожи, а ветви расступились воинами, пропускающими вперед своего владыку.
      Так случилось.

* * *

      — Тут они нас не найдут! — радостно сообщил кучерявый.
      — Ага! — кивнул рыжий, оглядываясь по сторонам. — А я тебя видел уже. Тебя как зовут?
      Кучерявый на миг запнулся, словно прикидывая, и Одиссей еще успел удивиться: разве можно забыть собственное имя?!
      — Знаешь, зови меня Телемахом, — наконец представился кучерявый с откровенной гордостью. — Далеко Разящим.
      — А я Одиссей! Сердящий Богов. Сын басилея Лаэрта, — выпятил в ответ грудь наследник итакийского престола. — Ты здесь с кем играешь?
      — С тобой, — пожал плечами Телемах.
      — А ты один?
      Одиссей плохо понимал, как можно играть одному. С друзьями куда интереснее!
      — Один.
      — Без взрослых?! — совсем уж изумился рыжий баси-ленок. — Тебя отпустили?
      — Отпустили.
      — Здорово… — Зависть оказалась горькой на вкус. — А меня одного не отпускают еще. С нами няня Эвриклея. И Эвмей, мой лучший раб. Только он заснул. Кажется.
      Телемах ухмыльнулся:
      — Ну и пусть дрыхнет, соня!
      — А давай с нами! — щедро предложил Одиссей. Наверное, кучерявому наскучило одиночество. Надо обязательно принять его в игру!
      — Потом… — неопределенно протянул Телемах. — Когда-нибудь. Лучше мы с тобой из луков постреляем.
      Только сейчас Одиссей обратил внимание на лук Телемаха. Лук был маленький, детский, ненамного больше, чем его собственный — зато сделан так, что зависть выросла выше Олимпа! Получше иного настоящего! Тут тебе и хитрый изгиб, и полировка, и резьба — цветы всякие, и листики, в придачу разукрашены, как папина клумба! И накладки костяные, и даже тетива — подумать только! — разноцветная!
      Радуга, не тетива!
      — Ух ты! — не удержался Одиссей. Но тут же не преминул похвастаться:
      — А у меня настоящий лук есть! Во-о-от такенный! Мне его дедушка Автолик подарил! А тебе твой тоже дедушка подарил?
      — Нет, мне — папа, — Телемах ухмыльнулся чему-то своему.
      — Хороший у тебя папа!
      — Ага. Мой папа — ого-го! Ну что, давай стрелять?
      — Давай! А куда?
      — А вон видишь — камень? А на камне — фигурка деревянная.
      — Вижу.
      В дальнем конце поляны действительно возвышался бесформенный ноздреватый камень. И на нем стояла фигурка — отсюда не разглядишь, чья. Но Одиссею на миг показалось: фигурка не деревянная, а золотая. Наверное, солнечный луч шутки шутит.
      Оказывается, Телемах успел заранее подготовить мишень.
      — Стреляй!
      — Далеко-о-о… — протянул Одиссей; но, тем не менее, вскинул лук, натянул его до упора и выстрелил.
      Для игрушки-самоделки и мальца ростом в два локтя это был отличный выстрел. Тростинка-стрела с наконечником, обмотанным полоской меха, ткнулась в подножие камня.
      — Я ж говорил — далеко! — развел руками Одиссей.
      — Он говорил! — обидно расхохотался Телемах. -Смотри!
      Кучерявый поднял свой разукрашенный лук. Медленно оттянул тетиву — и Одиссей даже не понял, в какой момент короткая стрела с бутоном розы, закрепленным вместо наконечника, прянула к цели.
      Просто была стрела на тетиве — и нет ее.
      Просто стояла мишень на камне — и уже не стоит.
      Исчезла. Как ветром сдуло.
      До камня мальчишки добежали одновременно. Искусно вырезанная и позолоченная фигурка юноши-лучника валялась на траве, стрела — рядом, а во рту юноша закусил алый бутон.
      — Ну конечно, из такого-то лука… — со слезами в голосе протянул Одиссей.
      — Хочешь, дам стрельнуть? — великодушно предложил кучерявый.
      — Ага!
      Стрела была поднята, мишень установлена на место, и Одиссей радостно схватил Телемахов лук вместе с новой стрелой — красноголовкой.
 
      …Все вещи несут на себе отпечаток своих хозяев. Владельцев. Или мастеров, кто их сделал. Все, без исключения.
      Но иногда это проявляется особенно сильно.
      У меня ощущение «вещности» почему-то связано в первую очередь с луками.
      Я почувствовал дрожь в теле, когда впервые взял в руки лук, завещанный мне дедом, Волком-Одиночкой. И то же самое произошло, когда я впервые коснулся лука кучерявого Телемаха.
      Нет, не то же самое.
      Иначе.
      Мир налился красками, заиграл солнечным глянцем, умытый нянькой-дождем; мир заулыбался мне — и я невольно улыбнулся в ответ. Я любил этот мир! дождь! свет! Мне было хорошо в нем! И я не хотел обижать деревянного лучника-мишень, пронзая его своей стрелой — я выстрелил, любя.
      Как не дано большинству.
      Мишень качнулась и медленно завалилась на бок — стрела лишь игриво ткнула фигурку в бок, уносясь дальше.
      Дескать: ну что же ты? Догоняй!..
      — Неплохо для начала, — покровительственно заявил кучерявый Телемах. — Потом я тебе покажу, как надо стрелять по-настоящему!
      И я совсем не обиделся на покровительственный тон, словно почувствовал — мальчишка имеет на это право.
      Хотя, конечно, тогда я ни о чем таком не думал.
      — А ты мне дашь пострелять из своего настоящего лука? — сразу поинтересовался Телемах.
      Гордость наполнила меня до краев. Лук кучерявого просто замечательный — но дедушкин лук все равно лучше!
      — Конечно, дам! — великодушно пообещал я.
 
      Впоследствии я сдержал слово.

* * *

      — Ты где прятался? Мы тебя искали-искали… Одиссей покосился в сторону терновника.
      — Вон там.
      — Врешь! Мы тут все облазили! Не было тебя там!
      — Там терн… не пролезешь… — Антифат вдруг запнулся, глядя на указанный Одиссеем проход. — Не было тут тропинки! Не было!
      — Это у тебя глаз нету! Вот она!
      За кустами все оказалось по-прежнему: ноздреватый бесформенный камень, истоптанная трава — только кучерявый Телемах с фигуркой-мишенью куда-то исчезли.
      — …Не заметили! — сокрушался Эврилох. — Голос даже твой слышали! Ты нас дразнил! Слепыми совами и этими… землеройками. По шее тебе за это надо…
      Ему, Одиссею, — по шее?! От какого-то Эврилоха?! Во-первых, никого он не дразнил, а во-вторых…
      — А ну, попробуй!
      — И попробую!
 
      Подоспевшей Эвриклее с трудом удалось разнять драчунов — пора было идти обедать.

ЭПОД

ПЕСНЬ ВТОРАЯ
ОДИН ЖЕНИХ, ОДНА СТРЕЛА И ДЮЖИНА КОЛЕЦ

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.