У этого вечера был привкус тухлятины. И сумерки сгущались гнилые.
      Мотор заглох прямо посреди проселочной дороги. В салоне зависла тишина, чуть сдобренная шорохом шин. Дряхлый "альфа-ромео" восьмидесятого года прокатился по инерции несколько десятков метров, потом угодил колесом в выбоину и встал.
      До населенного пункта Смирново оставалось пять километров. Миша вышел из машины, подпер капот железной распоркой, осторожно подергал провода, потрогал пальцем клеммы аккумулятора. Снова сел за руль и снова включил зажигание. Стартер зачастил свое "тик-тик-тик", но мотор не отзывался.
      Стремительно темнело. Миша вытащил фонарь на длинном поводке, но даже подсвеченные веселеньким белым светом внутренности капота оставались все так же загадочны и темны.
      - Дул бы ты отсюда, - сказали за спиной. Голос был молодой и нехороший; холодея, Миша обернулся.
      Парень был под стать голосу - коренастый, коротко стриженный, с широкой, как бревно, шеей.
      - Чего встал?
      - Машина сломалась, - отозвался Миша как можно спокойнее и независимее.
      Парень подошел. Заглянул в раскрытый капот. Неожиданно мирно предложил:
      - Толкнуть?
      Миша согласился.
      Парень толкал, как паровоз. На живой силе "альфа-ромео" проехал метров пятьсот, потом дорога пошла под гору, и машина покатилась самостоятельно.
      Мотор молчал. Колеса подпрыгивали на выбоинах и кочках, инерция быстро гасла, но автомобиль еще катился, когда фары выхватили из темноты человеческую фигуру. Миша инстинктивно тормознул.
      Парень, Мишин добровольный помощник, стоял теперь перед ним на обочине, и никакими естественными причинами невозможно было объяснить его появление здесь, на пути машины, которую он же минуту назад разогнал с горы.
      - Ну что, не заводится? - спросил парень.
      Миша облизнул сухие губы.
      - А нечего всякую рухлядь по нашим дорогам гонять, - наставительно сказал парень, и Миша, несмотря на страх, обиделся: как можно называть рухлядью бордовый, еще бодренький с виду "альфа-ромео".
      - Пошли, - со вздохом сказал парень.
      - Куда? - шепотом спросил Миша и взялся за ручку, готовясь в случае необходимости быстро поднять стекло.
      - Он заглох, - крикнули откуда-то из-за спины. Миша обернулся.
      Коренастый парень рысью приближался к машине. Он был точная копия первого, вернее, это второй, повстречавшийся на обочине, был копией Мишиного добровольного помощника. У Михаила отлегло от сердца: близнецы.
      - На хутор пошли, - сказал тот, что был впереди.
      - Оно ему надо? - пробормотал тот, что толкал машину. - Может, до Смирнова дотянул бы.
      - Не дотянет, - сказал первый. - Разве что до самого Смирнова толкать?
      И оба посмотрели на Мишу. Совершенно одинаковые, словно единое раздвоившееся существо.
      * * *
      Над столом, в переплетениях винограда, светилась лампочка в подвижном шлейфе мошек, ночных бабочек, прочей летающей живности.
      Хозяина звали Анатолий. Отчества он не сказал, наоборот - просил называть его просто Толей, но на такое панибратство у Миши не хватало духу. Так называемый Толя был немолод, сухощав, под два метра ростом, с печатью давней властности на угрюмом загорелом лице. Так, наверное, выглядят императоры в изгнании или партийные боссы на пенсии. Во всяком случае, имя "Толя" шло ему не больше, чем жирафу розовый бантик.
      Коренастых близнецов звали Вова и Дима, и, вопреки Мишиному предположению, они не были сыновьями хозяина. Ни сыновьями, ни племянниками, а кем они приходились одинокому хуторянину - неведомо. Не то гости, не то наемные рабочие. Миша и не пытался понять. Молчаливая женщина Инна не была хозяину ни женой, ни подругой. Скорее, домработницей, но Миша и в эти отношения не собирался вникать. Не его дело.
      Зато говорливая женщина, явившаяся на хутор из Смирнова, была здесь желанной гостьей, и в разговоре это неоднократно подчеркивалось. Женщину звали Прокофьевна, она была старше всех, но и веселее всех - округлая, подвижная, с румяным морщинистым лицом. Именно она, а не хозяин, доброжелательно расспрашивала Мишу обо всех его дорожных неприятностях, цокала языком, сочувственно кивала головой:
      - Ну, обычное дело, я с мужиками поговорю, у нас механизаторы знаешь какие, на честном слове наловчились ездить, потому как запчастей нет, соляры нет, а работать надо.
      - Так то трактор, - сказал близнец Вова в синей футболке. - А это "альфа-ромео".
      - Какая разница? - удивился близнец Дима в зеленой рубашке. - Лишь бы руки у человека были вставлены как надо.
      - У меня не как надо, - на всякий случай сказал Михаил.
      - Так зачем же рисковать и ездить в одиночку? - спросил Анатолий. Его манера говорить заметно отличалась от речи остальных. Точно: бывший партийный босс, подумалось Мише.
      - Еще повезло тебе, - сказал Вова, - что не в лесу заглох. А то ночевал бы под сосенкой.
      - Повезло, - легко согласился Миша. - Приключение.
      А про себя подумал - упаси меня Боже от таких приключений. Хорошо еще, что поехал без Юльки.
      - Я пойду, - после недолгого молчания сказала наконец Прокофьевна. Поздно уж, Толечка, спасибо тебе за угощение, когда уж ты к нам выберешься...
      - Выберусь, - пообещал Анатолий. Таким тоном и Миша говорил случайным приятелям: созвонимся... И все прекрасно понимали, что никто никому не позвонит.
      Прокофьевна боком вылезла из-за стола - скамейки были вкопаны в землю. Вова и Дима вскочили, как по команде. Анатолий поднялся, пошел провожать к калитке. Молчаливая женщина Инна принялась убирать со стола.
      - Может быть, еще чаю?
      - Ага, - Миша поспешно кивнул. - Сейчас я только прогуляюсь...
      Тропинка была узенькая, а трава вокруг росистая, шаг вправо, шаг влево - и кроссовки мокрые, хлюп-хлюп.
      - Счастливо, Прокофьевна, - сказал хозяин от ворот. - Малым привет передавай.
      - Счастливо и тебе. Спасибо.
      - Сама понимаешь - не за что.
      Прокофьевна хотела еще что-то сказать, запнулась, будто смутившись, вышла за ворота и зашагала по дороге. Глядя ей вслед поверх невысокого забора, Миша поразился, как это ей не страшно. Дорога через лес, километров пять, ночь кругом... И близнецы эти - ну хоть кто-нибудь догадался проводить!
      Невольно задержав дыхание, Миша потянул на себя деревянную дверцу с сердечком. Небо закричало.
      Крик был острый и направленный, крик был подобен иголке, и, нанизанный на ледяное острие, Миша на мгновение ослеп и оглох. Болезненной судорогой перехватило живот, и чудо еще, что, потеряв равновесие, Миша не свалился в поганую яму. Крик иссяк. Миша на ощупь выбрался из сортира. Возвращаясь по узкой тропинке, он несколько раз оступился, так что кроссовки, конечно, промокли. Еще простудиться недоставало. За столом сидел один Анатолий. Близнецы куда-то сгинули, Инна мыла посуду. Мишина чашка стояла полная и уже чуть-чуть остыла.