В первый день лета Юстин нашел пять мертвых воронов. Все трупы выглядели одинаково: клюв разинут, перья на боках слиплись, а на cпине выпали, образовав круглую кровавую проплешину.
      — Наездники, — сказал дед, когда Юстин рассказал ему о находке. -Вчера вот только подумалось... — и помрачнел. На другой день Юстин нашел крысу. На боках у нее явственно виднелись следы маленьких шпор, спина, сбитая седлом, кровоточила; тем не менее крыса не спешила подыхать и, завидев Юстина, уползла под порог.
      Дед всю ночь просидел, запершись в своей каморке, и к утру дом провонял едким и кислым. На рассвете Юстин получил пригоршню лягушачьих костей, моток шелковой нитки, один деревянный гребень, один железный — и объяснения, как всем этим пользоваться. Пока Юстин ходил по саду, разматывая нить, выламывая зубья из деревянного гребня и зарывая лягушачьи кости, дед возился с домашней живностью — метил спины уткам, курам, козам, поросенку и кошкам.
      — Огонька я тоже на всякий случай пометил, — сказал дед, когда усталый Юстин мыл руки во дворе.
      Огонек был волкодавом, и когда его передние лапы ложились Юстину на плечи, пес смотрел на человека сверху вниз. Смывая мыло с твердых широких ладоней, Юстин думал, каков же должен быть наездник, чтобы укатать Огонька.
      — Дед... А человека они могут укатать?
      — Человека не могут, — сказал дед после паузы. — Свинью, бывало, укатывали. Теленка... А человека — нет. Разве что Королева... Королева наездников. Та — может...
      Юстин улыбнулся, давая понять, что оценил шутку.
      Четыре ночи ничего не происходило; на пятую Юстин проснулся не то от звука, не то от прикосновения, не то от дурного сна.
      А может быть, от едва слышного звона натянувшейся шелковой нитки.
      — Стой! — рявкнул дед. — Сам не ходи... Вместе...
      Бесновался на цепи Огонек.
      Они выскочили в сад, вооруженные — Юстин косой, а дед вилами. Прямо у порога что-то прыснуло из-под ног; Юстин отшатнулся и едва не напоролся на вилы, тогда дед на полуслове оборвал заклятье-оберег, выругался и забормотал снова. Слова его вплетались в шелест ветра, от слов качалась трава и прыгал по стволам свет фонаря. Юстину показалось, что кто-то глядит из-за деревьев, что свет отражается в маленьких равнодушных глазах; прямо над головами мелькнули три или четыре нетопыря, ветер стих, наваждение исчезло.
      Дед отбросил вилы и взял у Юстина фонарь. Поднял повыше; в нескольких шагах валялась дохлая крыса, снежно-белая посреди вытоптанной травы, со жгутом спутанных ниток на шее.
      — Сказано — на чьей земле наездник коня переменит, тому счастья семь лет не будет, — сообщил дед мрачно. — У нас они уже на семь семилетий изменялись, не меньше... Чтоб им провалиться, сволочам!
      — А может, обойдется? — спросил Юстин, осторожно трогая пальцем острие косы.
      — "Обойдется", — безнадежно буркнул дед. — За наездниками всегда саранча идет, вот помяни мое слово... Горевестники они. Ненавижу.
      Дед подошел к крысе. Поднял за шелковый жгут, рассмотрел дыры от шпор на боках; отбросил под куст смородины:
      — Навернулся наш сторожок... Слушай, Юс, не в службу, а в дружбу. Надо караулить, ничего не поделаешь, нельзя, чтобы они тут, как у себя дома... Посиди до утра. Я тебе фуфайку принесу.
      x x x
      Под утро Юстин проснулся от сырого холода. Костер превратился в кучу пепла; Юстин плотнее завернулся в дедову фуфайку, встал сперва на четвереньки, потом, потирая затекшую спину, поднялся в полный рост. Вокруг стояла тишина, не смела пискнуть ни единая пичуга, и Юстину припомнились дедовы слова: горевестники... За наездниками всегда саранча идет, помяни мое слово...
      Он вспомнил, как накануне козы отказывались идти на луг, жались друг к дружке и истошно мекали. Как не выходили из дому гулены-кошки, а куры, спокойно бродившие по двору, ни с того ни с сего вдруг устроили такой гвалт, будто они были уже в желудке у хорька. Да, незавидная судьба — шпоры в бока и бег до смерти...
      Юстин рывком оглянулся. Ему оказалось — вот-вот на шею свалится с ветки беспощадный любитель быстрой езды, разорвет рот невесть откуда взявшимися удилами...
      Ветки покачивались, будто успокаивая. Среди листвы виднелись маленькие, едва начавшие вызревать яблоки.
      Юстин закинул косу на плечо — и медленно двинулся в обход огромного сада, их с дедом единственного достояния, их гордости и кормильца, вечной заботы, их сада, короче говоря...
      Он шел и думал о наездниках. О том, что вся их короткая жизнь -забава. Что они забавы ради гоняют на птицах и крысах, на собаках, волчатах и летучих мышах. И, скорее всего, у них нет никакой Королевы. Зачем им Королева? Каждый из них сам себе король...
      С другой стороны... Не бывает дыма без огня, верно? Пусть все, кто якобы видел Королеву, врут... Но ведь люди, случается, пропадают невесть куда, был — и нету... Может быть, те, пропавшие, и видели Королеву на самом деле? Просто никому не успели рассказать?
      Прямо над головой у него закачалась ветка, дернулась, обрушивая на Юстина редкий дождик росы. Он вскинул голову; в кроне старой черешни, как в зеленом шаре, сидела девушка.
      Лицо ее было белое и круглое, слишком большое для наездника. Шея, плечи, тонкие руки, подол светлого платья; Юстин напряженно искал взглядом перепончатые крылья. Если только за спиной прячутся складки, то...
      Девушка покачнулась, теряя равновесие. Уперлась в ветку босыми ногами; Юстин разглядел очень тонкие, нежные ступни, круглые пятки, два ряда круглых пальчиков — будто четки.
      Она сидела, насупившись; с каждой секундой небо становилось все светлее и светлее, и Юстин уже мог видеть, что незнакомка не так бледна, как показалось вначале. Что щеки ее — румяные, кончик носа — розовый, а волосы — каштановые. И еще он видел, что ей неловко — и оттого она злится.
      — Ты косарь? — спросила она наконец. — Шел траву косить? Вот и иди себе...
      Голос у нее был будто бы простуженный — низкий и хрипловатый.
      — Я хозяин этого сада, — сказал Юстин. — И этого дерева.
      — Значит, это твою черешню я ем, — спокойно подытожила девушка. -Будь добр, иди своей дорогой. Я сейчас слезу.
      Ветка качнулась; девушка потеряла равновесие, пытаясь прикрыть подолом круглое колено:
      — Ну, что уставился? Иди отсюда!
      — Черешня у нас еще не созрела, — сказал Юстин.
      — Это внизу не созрела... А здесь, на верхушке, вполне уже хорошенькая... Ай!
      Юстин отбросил косу и бросился ей на помощь — однако в последний момент воровка ухитрилась приостановить падение. Снова взобралась на ветку, залезла еще выше; с высоты насмешливо взглянула на Юстина:
      — Поймал?
      — Пеняй на себя, — сказал Юстин. — У нас с ворами знаешь как? Голая домой пойдешь. В смоле и в перьях.
      Круглопятая девушка засмеялась — хрипловато и низко, точь-в-точь Королева наездников:
      — Сперва поймай.
      — А я обожду, — Юстин сел на траву. — Куда мне спешить... Девушка в ветвях притихла.
      — Спешить некуда, — Юстин растянулся, подложив под голову ладонь. -Скоро дед мой придет, собаку приведет... Собачка до вечера посторожит. А вечером сама, как груша, свалишься.
      — Ну-ну, — сказала девушка, без особой, впрочем, уверенности в голосе. И почему-то посмотрела на светлое небо, подернутое перышками облаков.
      Юстин задумчив.о изучал ее круглые пятки; нет, эти пятки не знают, что такое горячая дорога, острые камушки, что такое стерня. И если хорошенько поискать под деревом...
      Долго искать не пришлось. Пара туфелек, кожаных, не особенно маленьких, но очень ладно сшитых, небрежно валялась в траве под кустом.
      — Дорогие, — сказал Юстин, разглядывая находку.
      — Не твои, — отрезала круглопятая.
      — Конфискую за потраву, — сказал Юстин. — Тебе ни к чему, все равно голая домой пойдешь...
      — Ну и дурак, — сказала девушка. В низком ее голосе неожиданно прорезались высокие нотки, нервные такие петушки.
      И снова воцарилось молчание. Юстин уселся на траву, а потом и растянулся, закинув руки за голову.
      — Тебя как зовут? — спросила круглопятая девушка.
      — Юстин.
      — А меня Анита...
      Она замолчала, ожидая продолжения диалога; Юстин жевал травинку. Ему было интересно, как круглопятая станет выкручиваться дальше.
      — А я наездника видела, — сказала девушка. — Прямо сегодня. Вот близко, прямо как тебя.
      Юстин нахмурился:
      — Где?
      Девушка неопределенно махнула рукой — закачались ветки:
      — Там... На берегу. Маленький, мне по колено. В кожаном колпаке. Глаза зеленые. Рот здоровый, как у лягушки. Золотые шпоры. Вскочил на ворону и -фьють...
      — Врешь, — разочарованно сказал Юстин. — Не могла ты его так рассмотреть. "Золотые шпоры"... Про золотые шпоры и так все знают.
      — Не вру, — обиделась девушка. — Впрочем, не хочешь верить — так и не верь...
      — Жаль, что ты не Королева наездников, — неожиданно для себя сказал Юстин.
      Девушка покачнулась на своем ненадежном насесте:
      — Что?
      Юстин понял, что не помнит, как ее зовут. Надо же, ведь она минуту назад назвала свое имя! А из-за этих проклятых наездников он все позабыл...
      — Э-э-э, где же солнце? — озабоченно пробормотала девушка, глядя вверх.
      — А тебе зачем?
      — Погреться хочу, — буркнула девушка.
      — Замерзла? Погоди, то ли еще будет. Может, и дождик к обеду соберется...
      — Слушай, чего ты ко мне пристал? Удавить готов за пару ягодок? Все вы, крестьяне, такие жадные...
      — Я не крестьянин, — сказал Юстин.
      — А кто?
      — Садовник.
      — Не все ли равно? Садовники тоже жадные...
      Юстин разглядывал подошвы ее туфель. Нет, в этом она не могла прийти издалека.
      — Откуда ты взялась?
      — Ниоткуда. С неба упала.
      Юстин огляделся. Никакой лошади — и даже следов ее пребывания -поблизости не было.
      — Ты одна? — спросил Юстин почему-то с беспокойством.
      — Одна, — помолчав, сказала девушка. — И вступиться за меня некому. Так что издевайся как хочешь.
      — А как ты приехала? Ты по дороге не шла, у тебя туфли чистые и подошвы тоненькие... Морем?
      — Морем, — согласилась девушка, но снова после крохотной паузы, и эта заминка не понравилась Юстину.
      — Знаешь что? Добром слезай.
      Девушка демонстративно поболтала ногами:
      — Мне и здесь неплохо.
      — Плохо, — сказал Юстин с нажимом. — А будет хуже... Ты, надеюсь, не русалка?
      — Королева наездников, — фыркнула круглопятая. —Да хоть ведьма. Как тебе будет угодно.
      Она смотрела на небо, и Юстин смотрел тоже. Почему-то представился ворон размером с быка, верховая птичка, камнем падающая из поднебесья...
      — Что ты там забыла? На небе?
      — Ниче...
      Вероятно, круглая пятка все-таки соскользнула с тонкой ветки. Девушка на вид была изящной и легкой — однако, падая, опрокинула Юстина, будто деревянную плашку. Вместо того чтобы поймать летящий и вопящий предмет, Юстин послужил ему периной при падении.
      Было больно. Девушка не нарочно заехала ему коленом в живот и локтем в зубы, и он был очень рад, когда она слезла с него и проворно отпрыгнула в сторону.
      — Королева наездников, — пробормотал он, с трудом поднимаясь.
      — Извини, — сказала она и отступила на два шага. Туфли ее валялись там же, где Юстин их уронил. Теперь он поднял их, сложил подошва к подошве и сунул под мышку.
      — Отдай, — сказала круглопятая, переминаясь с одной босой ноги на другую.
      — Сейчас, — хмыкнул Юстин.
      Девушка протянула руку:
      — Дай.
      — Не дам. Босиком не убежишь.
      Девушка мельком взглянула на небо — тучи тем временем сгустились, солнце не проглядывало.
      .— А я и так не убегу. — сказала она почти шепотом. — Давай, мажь меня дегтем... Чего уж там. Вперед.
      Юстин нахмурился. Помолчал, глядя круглопятой в глаза; бросил ей туфли тем мгновенным плавным движением, каким дед учил его метать ножи:
      — На!
      Она поймала. Проглотила слюну; обулась, нарочито не глядя на Юстина. Выпрямилась, вскинула подбородок; Юстин сроду не видел благородной дамы, но подумал в эту минуту, что именно так, вероятно, благородные дамы и выглядят...
      — Прощай, — сказала девушка так горделиво и таким низким голосом, что Юстин подумал: пробасила.
      — Прощай...
      Она повернулась и пошла прочь. Не шла — выступала, будто по ковровой дорожке; на десятом шаге споткнулась о корень и чуть не упала. Зашипела от боли.
      Обернулась.
      Юстин стоял, не двигаясь с места.
      x x x
      — У тебя поесть найдется?
      — А что, черешни не сытные?
      — Дались мне твои черешни... У меня ноги вон все исцарапанные. И колено болит.
      Юстин остановился:
      — Слушай, откуда ты взялась? Среди ночи, под утро? Одна? Отсюда до ближайшего хутора целый день топать, если пешком... А до города все два дня... Где твой экипаж? Где твоя лодка?
      — Лодка?
      — Но ты же сказала, что морем добралась?
      Девушка некоторое время пыталась придумать убедительную ложь. Не придумала. Поморщилась:
      — Давай присядем.
      И она уселась прямо на траву, требовательно уставилась на Юстина снизу вверх, и он вынужден был последовать ее примеру. Девушка посмотрела, насупившись, Юстину в глаза, вытащила откуда-то из-за пояса маленький ножик и, вспарывая траву и землю, очертила вокруг себя и Юстина широкий круг.
      Последовала долгая пауза.
      — Это зачем? — спросил наконец Юстин.
      — Это у меня привычка такая, — серьезно ответила девушка. — Так вот, что же я хотела тебе сказать... У тебя поесть найдется?
      — Хлеб, — медленно сказал Юстин. — Сыр... Но это все в доме, а там дед... Деду про тебя говорить или как?
      Девушка опустила глаза:
      — Нет, деду про меня лучше не говорить... А у вас в доме нету такой штуки, чтобы погоду предсказывать?
      — Есть паук заговоренный... На сегодня дождь обещал.
      Девушка застонала. Помотала опущенной головой, так что коротко — до плеч — остриженные волосы закачались светлым шатром:
      — У-у-у... А на завтра?
      — Он дешевый, — сказал Юстин. — Только на один день предсказывает.
      Помолчали.
      — Ты забыл, как меня зовут, — сказала девушка.
      — Ага, — признался Юстин.
      — Анита.
      — Вот теперь точно не забуду.
      — Это хорошо, что я тебя встретила, а не деда, — серьезно сказала Анита.
      — Дед тоже добрый, — нерешительно возразил Юстин.
      Анита хмыкнула. Некоторое время было очень тихо.
      — Птиц не слышно, — сказал Юстин. — Плохо.
      — Наездники, — сказала Анита. — Я... Слушай, ночью страшно было. Их в саду вашем гоняло штук шесть.
      — Ага, — сказал Юстин. — Мне дед велел сторожок наладить, так они сторожок сорвали...
      И опять стало тихо.
      — А вот почему люди наездников боятся? — спросила Анита. — Ну ладно, они могут загнать курицу, поросенка там... если не намазать заговоренной смолой. Ну, ворон загоняют... Крыс... А люди почему боятся?
      — Горевестники, — коротко ответил Юстин. — И потом... Птиц нет, саранча приходит. Яблоки созреть не успеют, про вишню я уж молчу... А зачем ты круг нарисовала?
      — Это такой символ доверия, — сказала Анита. — Ты меня за черешни свои простил... Ну и я тебе благодарна. Так, в общем.
      — А откуда ты взялась?
      Анита вздохнула:
      — Слушай... Будь другом. Принеси мне поесть, а заодно посмотри, что там твой заговоренный паук показывает. А я тебя здесь обожду. Хорошо?
      Юстин помолчал, потом без слов поднялся и пошел к дому. Дед был в сарае; не окликая его, Юстин потихоньку вошел в дом, отрезал хлеба, сыра и кусочек колбасы, налил в небольшой кувшин молока и, подмигнув Огоньку, пустился в обратный путь.
      На полдороги вспомнил, что забыл посмотреть на паука. Возвращаться не стал; тучи, против ожидания, перестали сгущаться и даже слегка разошлись, так что в голубое окошко брызнул на какое-то мгновение луч солнца...
      Потом серые перья сомкнулись снова.
      Когда Юстин. со свертком и кувшином, добрался до места, где оставил Аниту — там уже никого не было. Только пустой круг, нарисованный ножом.
      x x x
      — Дед... А когда круг рисуют на земле — это зачем?
      Дед скосил на Юстина здоровый глаз:
      — Да разные заклятия бывают... От чужого уха, или от чужого глаза, или от дурного помысла. А тебе зачем?
      — Да так, — сказал Юстин, и дед не стал расспрашивать. Вздохнул только и вернулся к своей работе — рубашку штопал.
      — Да так, — повторил Юстин виновато. — Девушка тут была...
      Дед поднял бровь.
      — Да, — Юстин поерзал. — И главное, непонятно, откуда взялась. Ноги нежные, туфли господские, новенькие. Ни экипажа, ни лошади, платье такое, будто только что из дому. На берегу следов нет... Я специально на берег ходил. Песок нетронутый с прошлого дождя...
      — Горевестники, — сказал дед, пряча лицо глубоко в бороду. — Так я и знал.
      — Так ведь нету никакого горя...
      — Девушка ниоткуда — это не радость, сынок. Радость — это когда девушка настоящая, здоровая, усталая, потом пахнет; когда ты знаешь, чья она и откуда пришла... А это не девушка, сынок, это мара, или русалка, или еще какая-то гадость, ты вот что... Давай-ка оберег тебе сочиню какой-нибудь.
      — Она живая, — растерянно возразил Юстин. — Ноги расцарапала... И тяжелая такая...
      Дедова бровь поднялась еще выше.
      — Она на меня с дерева упала, — виновато пояснил Юстин.
      Здоровый дедов глаз смотрел пристально, слепой — отрешенно.
      x x x
      Всю следующую неделю шел, иногда прекращаясь, дождь. Трава в саду поднялась по пояс; паук-предсказатель упрямо сидел в левом нижнем углу паутины, что во все времена означало облачность, дожди и непогоду.
      Дед все-таки уехал на ярмарку. Угнездился в телеге, прикрывшись от неприветливого неба куском рогожки, и Юстин на несколько дней оказался ответственным за все хозяйство и всю скотину.
      Поздно вечером, закончив наконец-то все дела и забравшись на холодную печку — они с дедом никогда не топили летом, — Юстин долго мерз, кутался в отсыревшее одеяло, стучал зубами и, вспоминая Аниту, сжимал в кулаке изготовленный дедом оберег — смолистый шарик с торчащими из него перьями.
      Наутро небо было чистое, ясное, и прежде чем паук-предсказатель успел перебраться из левого нижнего угла в правый верхний, весь двор и весь мир оказались залитыми солнцем.
      — Стой!
      Девушка вздрогнула и остановилась. Платье на ней было уже другое -зеленоватое, с высокими пышными рукавами.
      — Не ходи сюда, — сказал Юстин. — Откуда ты снова взялась? С неба?
      — Извини, — сказала девушка, чуть помолчав. — Я думала... Ну если я так тебя возмущаю самим своим видом — я уже ухожу.
      — Погоди, — сказал Юстин в замешательстве. — Я только хотел... Ты нежить?
      — Что? Опять?! Королева наездников я, ты сам сказал... Прощай.
      — Да погоди ты! — рассердился Юстин. — Я по-человечески с тобой... Я тебе колбасы принес. Я ее сам нечасто ем. А тебе принес — хлеба, сыра, молока... колбасы... А ты куда девалась? И как после этого поверить, что ты не нежить?
      — А, — Анита запнулась. — Я в самом деле... Ты извини. Мне надо было быстро уйти... — и она опустилась на траву, прямо где стояла, и приглашающе похлопала по земле рядом с собой.
      Юстин потрогал оберег на шее — и сел. Анита тут же вытащила свой ножик и заключила их обоих в круг.
      — Мне надо было уйти, — повторила Анита. — Понимаешь... Я человек, такой же, как и ты. Можешь мою руку потрогать — теплая... Это что у тебя, оберег? Я его хоть на себя надеть могу, и мне ничего не сделается. Потому что я человек.
      — А куда ты девалась? — мрачно спросил Юстин.
      Анита вздохнула:
      — Ну, есть у меня один... способ... Я на солнце смотрю.
      Юстин невольно поднял глаза к ясному небу. Зажмурился:
      — Я тоже иногда смотрю... Через стеклышко. Ну и что?
      Анита кивнула, будто обрадовавшись:
      — Вот-вот... Через стеклышко. И я...
      Она коснулась цепочки на шее — на цепочке болталось закопченное стеклышко, очень темное, круглое, с отшлифованными краями.
      — Я смотрю через него на солнце, и оно переносит меня домой, -шепотом объяснила Анита. — А если солнца нету... Я тогда, помнишь, когда наездники... Я на закате не ушла, хотела поближе на них посмотреть. А утром были тучи... А если тучи, я не могу попасть домой. И если бы я тогда, в тот просвет, солнце не поймала — неделю мне тут сидеть, а отец... Он, в общем, не понял бы.
      Юстин молчал. Смотрел на круглое стеклышко.
      — Это заговор? — спросил наконец.
      Анита усмехнулась:
      — Скажешь такое... Это не заговор. Это магия.
      — Да? — Юстин повел лопатками, будто от холода.
      — Ничего особенного, — с напускным равнодушием сказала Анита. -Посмотришь — и дома...
      — А можно мне посмотреть?
      Анита отпрянула. Быстро спрятала стеклышко за вырезом платья:
      — Ты что, хочешь оказаться у меня дома?
      В голосе у нее был такой ужас, что Юстин помрачнел:
      — А что?
      — Ничего, — сказала Анита. — Просто... ни к чему это.
      — А оно только к тебе домой переносит?
      — Отсюда — да, — кивнула Анита. — Из дома — в любое... место. То есть, конечно, не в любое, но во многие места. Надо захотеть. Если старое место — то вспомнить. Если новое — представить.
      — Значит, — сказал Юстин, — значит, сегодня ты захотела вернуться сюда?
      Анита отвернулась:
      — Да... Чего особенного?
      — А зачем? За черешнями? Понравилось?
      Она покосилась на него почти неприязненно:
      — Знаешь, если все время шутить одинаково, то шутка становится чем-то совсем другим, тебе не кажется?
      — Ну извини, — сказал Юстин, чувствуя себя дураком.
      — Мне здесь понравилось, — сказала Анита просто.
      И в полной тишине этого утра они замолчали. Надолго.
      Анита сидела вполоборота к Юстину. Русые волосы были не распущены, как в прошлую встречу, но аккуратно подобраны гребнями. В мочке розового уха поблескивала зеленая искорка-серьга. Анита смотрела мимо Юстинова взгляда -вдаль.
      — Знаешь, — сказал Юстин, — наверное, тебе не следовало вот так, сразу, открывать свою тайну кому попало. Другой человек мог бы... обидеть тебя. Отобрал бы стеклышко, разбил...
      Анита удивленно на него покосилась:
      — Ты думаешь, я дура? Я же вижу, с кем говорю... Ты же мне колбасу принес, вот какого лешего ты потащил колбасу незнакомой воровке? А?
      — Наверное, ты права, — смущенно согласился Юстин. — Наверное...
      Снова замолчали.
      — А я один остался, — сказал Юстин. — Дед уехал на ярмарку... Раньше завтрашнего вечера и ждать нечего.
      — Слушай, — после паузы сказала Анита, и голос у нее был почти торжественный. — Покажи мне, как вы живете, а?
      x x x
      Юстин опасался, что Огонек не примет нежданную гостью — но тот, хоть и не радовался особенно, команды послушался и убрался под порог, звеня цепью.
      Анита, как оказалось, совсем не боялась собак.
      Она восхищалась козами, курами, она заглядывала в печь, с восторгом брала в руки грубые тарелки и миски, залезала на лавку, чтобы понюхать пучок сушеных трав под потолком:
      — Здорово!
      Юстин стеснялся их с дедом дома — убогого, не очень чистого, сырого и темного. Юстин не понимал, где должна была вырасти девушка, с таким интересом разглядывающая печной ухват. Против Юстинового опасения, дедовы "штучки" (заготовки для оберегов, лягушачьи кости, перья диковинных птиц, клубки цветных ниток и заговоренный воск) нимало Аниту не заинтересовали. Расписные деревянные ложки увлекли ее куда больше; правда, за все время, пока Анита изучала дом, двор и сарай, между ней и Юстином не было сказано и двух слов — Анита всякий раз останавливала Юстина, когда тот пытался что-то объяснить:
      — Потом...
      Потом они вышли во двор, Анита изъявила желание сесть на землю, и Юстин подстелил ей рогожку. Анита дождалась, пока рядом усядется Юстин, и вытащила свой ножик,
      Юстин смотрел, как она вырезает круг. Краем сознания прошла мысль, что к дедовому возвращению надо будет затереть след ножа на земле.
      — Спасибо, — сказала Анита. — Жалко, что печку растопить нельзя. Мне хотелось бы посмотреть, как туда дрова бросают.
      — А у тебя дома, — осторожно спросил Юстин, — печку топят чем?
      Анита перестала улыбаться. Подумала, потрогала кончик носа:
      — У меня дома печки вообще нету. Про мой дом давай не говорить, ладно?
      — Это немножко нечестно, — сказал Юстин. — Я же тебе все показал... Все, что у меня есть.
      — Ну да, — Анита нервно скомкала подол. — Конечно, это не очень честно... но только что поделаешь? Есть такое слово — "нельзя". Слышал когда-нибудь?
      — Но ведь мы же в кругу, — напомнил Юстин. Девушка насторожилась:
      — А что ты знаешь про круг?
      — А что мне надо знать?
      Анита отвернулась:
      — Ничего не надо знать. Не твое это дело. Просто мне захотелось сегодня прийти... Сюда. Я и пришла. Скоро уйду.
      Мимо сидящих прошла рыжая курица. Походя склюнула какого-то жучка. На куриной спине уродливым черным пятном лежала заговоренная дедом смола.
      — У тебя отец строгий? — предположил Юстин.
      — Да, — нехотя отозвалась Анита.
      — А мама есть?
      — Нету... Слушай, мне правда скоро пора.
      — А я не буду тебя расспрашивать. Сиди спокойно.
      Анита вдруг улыбнулась:
      — Да нет, спрашивай, я не боюсь. Если не смогу ответить, так и скажу.
      Юстин понял, что волнуется.
      — Твой дом далеко? — начал он осторожно. Анита кивнула:
      — Да. Наверное. А может быть, не очень.
      Юстин помолчал, выбирая вопрос.
      — Твой дом... там всегда светит солнце?
      Анита посмотрела удивленно:
      — Нет. Там вообще нет...
      И она зажала себе рот рукой.
      — А как же ты тогда смотришь через стеклышко? — спросил Юстин, ощущая неприятный тяжелый холод в груди.
      — А я там не на солнце смотрю, — сказала Анита глухо.
      — Это под землей? — спросил Юстин,
      — Может быть, — вздохнула Анита.
      — Твой отец...
      Анита резко подняла голову, взглянула на солнце, зажмурилась:
      — Мне пора, Юстин. В прошлый раз, когда я опоздала, мне такое было... Лучше сейчас уйти, а то вон туча ползет, смотри!
      И Юстин поддался на детскую уловку. Глянул туда, куда указывала Анита, а когда обернулся снова — рядом с ним уже никого не было.
      Вообще никого. Только куры.
      На цепи скулил Огонек.
      x x x
      Дед вернулся на другой день. Едва посмотрев в его здоровый глаз, Юстин понял, что новости плохие.
      — Худо с торговлей?
      — Какая уж торговля! — Дед стоял, привалившись к стене, и безучастно смотрел, как Юстин распрягает лошадь. — Пришли наездники — быть беде, помнишь мои слова?
      — Что случилось-то? — Юстин старался говорить как можно небрежнее, в то время как руки почему-то начинали дрожать. Лошадь, которую дед обычно щадил, теперь чувствовала себя плохо: мокрая, заморенная, со следами батога на спине.
      Ее немилосердно погоняли.
      — Наш-то войну затеял, — проговорил дед глухо.
      Юстин не стал переспрашивать. "Наш" — означало "князь".
      — Войну, — продолжал дед с отвращением. — Жди рекрутского набора!
      В голосе его звучал ужас, который не удавалось скрыть.
      x x x
      — Что ты делаешь? — спросила Анита.
      Юстин с трудом разогнул спину. Посмотрел вверх; увидел щегольские кожаные туфли, ноги, стоящие в траве у свежевырытой ямы, так близко к краю, что осыпались черно-рыжие комья.
      — Что ты делаешь? — повторила Анита обеспокоено. — Это что, могила? Кто-то умер?
      — Это моя могила, — сказал Юстин нехотя.
      — Что?!
      Прежде чем он успел возразить, она легко спрыгнула к нему, на дно ямы, в глину.
      — Что? Ты что, Юстин?
      Ему захотелось успокоить ее. Потому что она действительно испугалась не на шутку.
      — Рекрутский набор, — объяснил он мягко. — Приедут вербовщики, а дед им мою могилу покажет. Нет, — он улыбнулся, — пустую. Но могилу надо соорудить по всем правилам, чтобы вербовщики поверили.
      Анита нахмурилась. Посмотрела вниз, на грязную лопату в Юстиновых руках; подняла взгляд:
      — Рекрутский...
      — Рекрутский набор, — со вздохом повторил Юстин.
      Анита без слов попыталась выбраться из ямы, но влажная земля проминалась под носками туфель, и ноги соскальзывали, оставляя борозды на стенке Юстиновой могилы. Он помог ей; под светлым платьем, сшитым из очень тонкой, очень мягкой материи, напрягалось теплое тугое тело, и когда Анита выбралась наконец наверх, Юстину стало жаль, что дозволенное прикосновение закончилось.
      Потом он увидел, что на светлом платье остался след его грязных ладоней. Ему сделалось неловко.
      — Я тебя запачкал...
      — Ерунда, — Анита села на траву.
      Юстин выбрался следом — чумазый, потный, смущенный. Молча сел рядом; Анита обвела на земле круг — и сразу же заговорила:
      — Рекрутский набор — это в солдаты?
      — Да. Наш затеял войну... Снова. Наш князь.
      Анита свела брови. Выпятила нижнюю губу:
      — Что-то я слышала... Ты думаешь, вербовщики поверят?
      Юстин пожал плечами:
      — Надеюсь... Вот живи мы с дедом в поселке или на хуторе — тогда некуда было бы деваться, только в леса уходить... А так — может быть, и поверят. Ты же им не скажешь? — спохватился он вдруг.
      Анита обиделась. Юстин смутился снова:
      — Ты... это...
      Она сидела рядом, и на платье ее ясно виднелись следы его ладоней. Юстин потер руки одна о другую; ладони помнили прикосновение и не хотели забывать. Разозлившись, он несколько раз громко хлопнул в ладоши — чтобы хоть болью прогнать воспоминание.
      — Ты кому хлопаешь? — улыбнулась Анита, и Юстин понял, что она не сердится.
      — Я глупость брякнул, — признался он честно. — Тебе платье... замазал. Дома ругаться не будут?
      Анита покачала головой:
      — Не заметят. Я ведь иногда, если из дома переношусь и место перепутаю, так в ручей падаю или в болото... И такая домой возвращаюсь — ну просто хоть к лешему в дупло!