Горит - потому что она на костре. Рядом с дядей Капанеем.
Живая - горит. Вся!
– Мама-а-а-а-а! Ма-а-ма-а-а-а! А-а-а-а!..
Хорошо, что я успеваю схватить Капанида за плечи! Хорошо, что дядя Тезей тоже успевает - стать между костром, где горит тетя Эвадна, и Сфенелом. Хорошо, что кто-то догадывается расцепить Капаниду зубы, потому что он весь синий, а глаза - такие же, как у его мамы…
А костер все горит, и дождь все идет…
Кап… Кап… Кап… Кап…
ПЕСНЬ ВТОРАЯ СТРИЖКА ВОЛОС
СТРОФА-1
Что-то маленькое было. То ли кратер, то ли амфора на ножке (критская, с осьминогами). Как раз посреди прохода. - Тр-р-р-ах! Ну, Капанид!
Теперь замереть, застыть. Вдруг не услышат? Стражник далеко, у входа, да только дверь-то открыта! (Они, стражники то есть, дверь в этот подвал не запирают. Потому как за вином сюда ходят. На то и весь расчет был.) - Эй, кто там? Эй!
Услыхали! У-у, Дий Подземный!
– Это я… Сандалий развязался. Ремешок! - виновато бубнит Сфенел.
Шептать он не умеет. Голос такой.
– Да это крысы, господин десятник!
– Крысы? А ну, Ликоний, задница ленивая, проверь! Попались!
Попались? Ну уж нет!
Из окошка, что на задний двор ведет (узкое, еле пролезли), не свет - полумрак. Луна-Селена вот-вот за холмы нырнет, утро скоро…
– Слева пифос. Прячься!
– A-а…Аты?
Отвечать нет времени. Дверь скрипит, в щель огонь факельный рвется… Только бы Капанид в горловину пролез. Вырос он за последний год! Ему, как и мне, тринадцать, а на все шестнадцать выглядит. Во всяком случае, на пятнадцать - точно. Я тоже подрос, но, конечно, не так. Поэтому в горловину (второй пифос, такой же, справа оказался) пролезаю сразу. Теперь дыхание затаить.
Замереть…
Шаги - тяжелые, грузные. Совсем рядом, близко. В глаза - неровный свет. Только бы не заглянул! Психопомп-покровитель, только бы не заглянул!
– Да никого, господин десятник. Крысы проклятые килик1 разбили!
Так, значит, это был килик!
По коридору - наверх. Сандалии - в руках. Это чтобы не стучали - и ремешки чтобы не лопались. На лестнице стражи нет, у дверей - нет…
Она и у входа стоять не должна, но дядя Эгиалей словно чувствовал - распорядился. А вообще-то Пелопсовы Палаты не охраняют. Вот дедушкин дворец (который Новый) - другое дело. Ну и стража у главных ворот. А также на стенах. И на башнях. И еще - собаки.
С собаками нам, между прочим, просто повезло. Капанид, конечно, захватил кусок вяленого мяса, но они тут злые. Злые - и ученые. Еще бы! Ларисса - наш акрополь. Твердыня Аргоса! Ну, ничего. Твердыня твердыней, а мы уже здесь!
"Здесь" - это у высоких двустворчатых дверей. За ними - спальня дяди Эгиалея. Он всегда тут ночует, когда в Лариссе остается. Жена его, тетя Алея, и маленький Ки-антипп, понятное дело, у нас на Глубокой, в Доме Адраста (в том, что рядом с Царским). А ночует он здесь, потому что дядя Эгиалей - лавагет. Сюда, в Пелопсовы Палаты, ему донесения военные присылают.
– Стучим?
Это Капанид - баском. Он уже басить начинает - как его папа. Только бас часто на писк срывается. Как сейчас, например.
Я на всякий случай оглядываюсь. Как там в коридоре? Пусто в коридоре.
А неплохо все-таки! И ворота городские охраняются, и зкрополь, и Пелопсовы Палаты… ~ Стучим!
К и л и к - небольшой сосуд для вина.
Подношу руку в старому дереву с медными цацками, Примериваюсь, чтобы по этим цацкам не попасть (острые!)…
Дверь открывается.
Сама.
– Крысы, значит? Килик разбили?
На дяде Эгиалее - короткий плащ поверх хитона. Серый, какой воины в походе носят. И диадема серебряная. И сандалии красные. Ждал?
– Ну, заходите, разбойники!
Мы переглядываемся. Ждал! Но все равно - пришли!
– Радуйся, лавагет! - запоздало рапортую я. - Эфебы Диомед и Сфенел прибыли согласно приказу… Ай! "Ай!" - это потому, что дядя меня за ухо схватил. А уж у него пальцы крепкие! Вообще-то эфебов за уши таскать не положено. Эфебы - будущие воины. А мы с Капанидом не просто так эфебы, а эфебы на задании. Но как поспоришь, когда ухо…
– Ой-ой!
И мое ухо, и Сфенела тоже. Приходится входить в дядины покои без всякого достоинства воинского. Не шагом строевым, а бегом за собственными ушами.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.
