За тканями шло железо. На серпы с молотами Згур глядел равнодушно, но затем начались ряды оружейников, и тут уж глаза стали разбегаться. Згур поневоле вздохнул. Мать Болот, ему бы серебра побольше! Кинжалы - огр-ские, франкские, лехитские и... неизвестно чьи, но как хороши! Не удержавшись, Згур примерился к одному, самому замечательному, с лезвием синеватого блеска, и с сожалением положил оружие на место. Брони, кольчуги... На сабли и глядеть не стал - от соблазна подальше. Сколько ж войска вооружить можно! И, наверное, вооружают. Та, лица которой он так и не увидел, говорила о трех новых сотнях, которые собрал Палатин. Интересно, против кого?Против лехитов? Или?..
      Згур проснулся рано, как привык - с первыми лучами солнца. Но выяснилось, что в доме у тетушки спят долго - чуть ли не до полудня. Пришлось изрядно поскучать, прежде чем появился сонный Черемош и повел его на завтрак - за тем же столом, с переменами блюд и молчаливыми холопами, стоявшими по углам. А следом за этим - чернявый потянул Згура в город, заметив, что одному ему, волотичу, Валина не знающему, бродить опасно - еще на "бычар" нарвется. А вот вдвоем...
      Они гуляли долго, и Черемош беспрерывно говорил. Згура это вполне устраивало, и вскоре он узнал, какого знатного рода его новый приятель, да не просто знатного, а с серебряной тамгой, а на тамге той Зверь Лютый и сабля без ножен. А батюшка Черемоша не просто войт дубень-ский, а еще и славный воин, что под Коростенем воевал вместе с самим Кеем Уладом, а стоял их отряд прямо в центре, и был его батюшка ранен, но выжил и с победой вернулся, и теперь все его уважают и чтят, ведь те, кто дрался под Коростенем, - люди особые, таких сейчас уже
      мало осталось...
      Згур кивал, стараясь смотреть в сторону. Под Коростенем отец тоже был ранен - копье попало в грудь, а голову разбил удар чекана. Отец был на правом фланге Вечера Потрясения, и вся его сотня осталась там, на страшном мертвом поле, а отец лежал всю ночь, пока кто-то из уцелевших не подобрал умирающего сотника. Отцу тогда тоже было девятнадцать...
      Впрочем, говорить об этом не стоило, да и что толку вспоминать давние счеты? Ведь он сам, сын Месника, пошел добровольцем, чтобы драться под алым Кеевым Стягом. Времена меняются, Светлый Кей Войчемир - не Рыжий Волк Сварг. И хорошо, что сыновья тех, кто насмерть схватился под Коростенем, могут идти по шумной валинской улице и о жизни беседовать...
      С трудом покинув ряды оружейников, Згур попал в медный ряд. Еду выкладывали прямо на землю, на платки да покрывала, и оставалось порадоваться, что тетушка Черемоша столь хлебосольна. Иначе и тут бы не удержался. Дымящаяся похлебка с потрошками, мясо в глиняных горшочках - ладно, но вот раки! Раков Згур любил всегда, в Буселе их было полно, благо река рядом. С детства ловил - и под корягами, и так, прямо у берега. А здешние ракивсем ракам раки: огромные, испугаться можно!
      Итак, к вечеру Згур знал о своем новом приятеле почти все. Почти - ибо про остальное чернявый лишь намекал. Поинтересовался, женат ли Згур, есть ли невеста... А вечером, переодевшись во все новое, собрался куда-то, велев тетушке, а заодно и своему гостю не волноваться. Не к "бычарам" идет!
      И это Згур тоже знал, поэтому и не стал расспрашивать.Опасно, да и зачем? Скажет! Сам скажет!Задумавшись, Згур не заметил, как забрел на самый край торга. Тут уже не было ни горшков с блюдами, ни оружия, ни дымящейся похлебки. Зато народу хватало, и народу престранного. Плащи с темными балахонами, дымящиеся курительницы, какие-то яркие картинки, выложенные прямо на земле...
      - А посеребри ручку, красавчик! - наглая чернокосая девица в цветастом платье схватила за рукав, заглядывая в глаза. - Всю правду скажу! Что было, что будет, чем сердце успокоится...
      Ах вот оно что! Похоже, он забрел аккурат к гадателям - кобникам да чаклунам, наузницам и вельхвам. Згур не любил подобный народ. Не любил - и побаивался. Наверно, потому, что мама очень страшилась злых чаклунов. Но любопытство взяло верх.
      - Скажи сначала, что жена моя поделывает?
      - Тебя ждет. На лавке сидит да пряжу прядет. И радость у тебя - сын будет...
      Згур облегченно вздохнул, освободил рукав от крепкой хватки и засмеялся. Ну конечно! Недаром дядя Барсак говорил, что цена этим кобникам да наузницам битый горшок в торговый день, они и о себе ничего сказать не могут.
      Он пошел, не спеша, отмахиваясь от предложений прикупить приворотного зелья или обзавестись веревкой, спасающей от злых нав. Рука крепко сжимала кошель у пояса - с этим людом держи ухо востро! Пару раз, веселья ради, он спрашивал - то вновь о жене, то о брате, то о братней невесте - и, посмеиваясь, шел дальше. А он их еще боялся!
      - Купи браслет, сотник!
      От неожиданности Згур замер и медленно обернулся. На него глянули подслеповатые старческие глаза. Старикашка, морщинистый, сгорбленный, в каком-то рванье.
      - Браслет, браслет купи. Треть гривны всего! А в том браслете сила великая, добрая, сам искал, сам нашел...
      Все это могло быть случайностью - кмета узнать легко, а с сотником - просто угадать, но на душе стало холодно. Быстро оглянувшись, Згур оттащил старика в сторону.
      - Браслетик, браслетик, - бормотал тот, жалобно мигая. - Добрый браслетик! Та, что носила его, счастливо жила, и счастья столько было, что и в могилу с ней ушло, и этого счастья еще на многих хватит. Я знаю, я кобник, кобник...
      - Погоди! - Згур уже начал успокаиваться. - Скажи сначала, как я с женой своей познакомился?
      - С женой? - Подслеповатые глаза удивленно мигнули. - Так нет у тебя жены, сотник! А с девушкой своей первой ты три года назад встретился. Летом было это, она венок белый надела и платье белое. Потом она тебе еще сказала: "Не бойся, красивый! Хочешь, сына тебе рожу?"
      Вновь стало холодно. Да, три года назад. Он уже был в Учельне, и их сотня отправилась на полночь. Тогда они зашли в маленький поселок...
      - Кажется, свой обед ты заработал, старик... Серебро, впрочем, Згур давать не стал. Отведя кобника в едный ряд, Згур накормил его похлебкой и терпеливо ждал, пока старик, чавкая и жадно глотая, справлялся с горячим варевом. Затем за маленький обрезок серебра прикупил старый, но прочный плащ и накинул кобнику на
      плечи.
      - Спасибо, спасибо, - на подслеповатых глазах выступили слезы, и Згур понял, что кобнику живется несладко. - Спасибо, сотник! А то злые люди меня обижают, обижают, убить хотели, три дня в крови лежал. А потом ушел, далеко ушел, у лехитов бродил, у алеманов, у франков. Теперь сюда пришел, а домой идти страшно, вспомнят обо мне злые люди, вспомнят...
      Домой? И вдруг Згур сообразил: этот старик - волотич!
      Вот как выходит!
      - Злые они, злые! - бормотал кобник. - Один Кей Улад добрый был, меня уважал, село обещал подарить. Да злые люди меня нашли, ножом резали, копьем били... Кей Улад? Згуру показалось, что он ослышался. Какой Улад? Неужели...
      - Так ты служил Рыжему Волчонку, старик? Брату Сварга?
      Згур разом пожалел о потраченном серебре. Вот, значит, кому служил старый негодяй! Это он сейчас старый, а тогда, двадцать лет назад...
      - Служил, служил, - похоже, кобник не обратил внимания на тон, каким его спросили. - Добрый он был, хороший! Его тоже убить хотели. А потом Извир землю тряс, много народу погинуло, и Кей Улад погинул. Предупредить пытался, да, видать, поздно было. А меня убить хотели, Барсак проклятый, все волком смотрел...
      Теперь Згур слушал, не перебивая. Барсак - имя редкое у волотичей. Не о дяде ли Барсаке речь? Он ведь тогда вместе с отцом Край защищал от таких, как этот. Спросить бы...
      - В болоте лежал, кровь вокруг. Упыри заложные собрались, кровь пить стали, да я их отогнал. Потом навы пришли, меня звали, но я слушать не стал. Долго лежал, затем пополз, комары меня ели, пьявки ели...
      Все стало ясно. Старый предатель выжил и теперь боится вернуться, хотя кому он нужен сейчас? Впрочем, нет, таких помнят, почти у каждого то отец погиб, то дед, а то и вся семья...
      - Что еще скажешь, кобник?
      Пора было заканчивать ненужный разговор. Будь кобник помладше, Згур знал бы, что делать. Но не душить же того, кто и так одной ногой в Ирии. Хотя таких в Ирий и не пускают!
      - Скажу, скажу, - кобник заторопился, словно чуя, что сейчас его погонят прочь. - Добрый ты, сотник, да злое дело свершил. Сам злые дела делал, знаю. Прошлой зимой это было, а до сих пор тебя мучит...
      Хотелось сказать: "Врешь!", но горло перехватило. Прошлой зимой... Ночь Солнцеворота, разоренный вражий табор, женщины, брошенные на грязный снег, орущие дети - и окровавленные мечи в руках его ребят. "Всех! Всех! Всех, кто выше тележной чеки!" Трупы лежали всюду - кучами, кое-где кучи шевелились, но раненым спасения не было - зима, вокруг - холодный лес. Тогда это казалось справедливым - ведь из их сотни уцелело всего двадцать два, впереди была тризна, глаза матерей, которым предстояло рассказать об их сыновьях, оставшихся в далекой сиверской земле...
      - Не горюй, не горюй, сотник! - кобник явно что-то почуял. - Все мы во зле живем, зла лишь в Ирии нет, потому как и жизни там нет, а когда жизнь - тогда и зло рядом. И сейчас ты на злое дело собрался...
      Згур смолчал, хотя далось это нелегко. Злое дело? Пусть так! Но кто смеет ему говорить об этом? Проклятый предатель, изменивший Краю и Велге? Нет, врет негодяй! Не может быть злым то, что делается ради родины!
      - И что? - усмехнулся он. - Браслетик твой мне, что ли, поможет, чаклун?
      - Не чаклун я, - старик вздохнул. - Мог рахманом стать, да не пришлось. Кобник я, кобник. А браслет - не для того. В кургане его нашел, три дня копал. В том кургане красавица спит - словно вчера положили. Не с руки снял - у сердца лежало.Стало совсем мерзко. Он еще и могилы разрывает! Вот падаль!
      - А в этом браслете счастья много! Я его на тебя заговорю, какая девушка тот браслет наденет, такая тебя на всю жизнь полюбит, и лучше суженой не найдешь. Всегда любить будет, любовь ее - что пламя ровное, горит да греет, и в Ирии не погаснет. Не приворот это - в привороте счастья нет, боль одна. А это счастье чистое, потому как не ворованное, а подаренное. Треть гривны всего, сотник! Я бы и так подарил, да жить надо, я бедный, бедный, никто меня не слушает... Как звать-то тебя?
      -Згур...
      Собственное имя вырвалось само собой, а кобник уже что-то шептал, крутя в руках маленький мешочек. И Згуру стало страшно. Нет, не зря мама боится, не зря велит держаться от таких подальше! Рука полезла в кошель.
      - Подавись!
      Сгоряча он дал даже не треть - половину (новенькую гривну он разрубил как раз накануне). Старческие руки вцепились в серебро, и Згур, не оборачиваясь, заспешил прочь. Пусть оставит себе мертвый браслет! Не надо такого счастья! Жаль, у дяди Барсака двадцать лет назад рука дрогнула! Или этих кобников простым копьем и не убьешь?
      В доме у гостеприимной тетушки Згура ждал обед о пяти переменах блюд. Черемош уже вернулся, но, странное дело, почти ничего не ел и главное - молчал. Не требовалось особой догадки, чтобы сообразить - с парнем что-то не так. На "бычар" нарвался, что ли? Но на красивом, слегка смуглом лице не наблюдалось ни синяков, ни царапин, к тому же Згур уже знал - дракой такого не испугаешь, скорее раззадоришь. Значит, если дело не в разбитом "грызле" и если Черемош ничего не рассказывает при тетушке...
      Поговорили после обеда. Вернее, говорил Черемош. Как только они зашли в комнату, он с грохотом захлопнул дверь и треснул кулаком об стену.
      - Я... Я его убью!
      Чего-то такого Згур и ожидал. Оставалось узнать, на кого пал гнев горячего парня. Может, какой-то "бычара" просто толкнул сына войта на людном перекрестке?
      - Убью! - Кулак вновь ударил о стену. - Нет, я его на поединок вызову! Я ведь дедич! Згур, ты правила знаешь?
      - Поединков?
      - Да, наставник прав - за ложь приходится платить. Назвался дедичем! Тем более дедичей после Великой Войны в Крае почти и не осталось, а которые уцелели - тихо живут, о правах своих и не вспоминают. Правда, ребята из Кеева войска рассказывали...
      - К старейшине рода идти надо. Или к тысяцкому городскому. Если он разрешит, тогда собирается народ...
      - Нет! - Черемош наморщил нос. - Не годится! По правилам вызванный вместо себя бойца выставить может, особенно если родом знатнее...
      Згур и виду не подал, хотя подумать было над чем. Это кто же знатнее сына дубеньского войта?
      - Я бы его! С третьего удара! Ты как, Згур, на мечах умеешь?
      -Учили...
      Учили его крепко. Жмайло, огромный рыжий сполот, гонял их с раннего утра, приговаривая: "Давай-давай, волотичи, жабы трясинные! Тут вам ваша Мать Болот не поможет!" Наставника прозвали Отжимайло - и было за что. Молодые ребята, первый год как попавшие в Учельню, обижались на "жаб" и "волотичей", требуя, чтобы наставник называл их как положено - "бойцами". На это Отжимайло лишь усмехался в огромные рыжие усы: "Бойцами станете, когда мой удар отобьете. А ну, жабы, бегом!"
      - Учили! - усмешка у Черемоша вышла такая, что впору и обидеться. - А я в Дубене среди наших первый на франкских мечах был! Я б его! Могу и двуручник взять!..
      Оставалось сохранять серьезное лицо, хотя представить себе компанию с серьгами да в лехитских кафтанах, орудующую франкскими мечами, было забавно.
      - Нет, не получится. Не разрешат... Настроение у парня явно испортилось. Згур искоса взглянул на помрачневшего приятеля и решил, что пора.
      - А я уезжать собрался...
      - Домой? - без всякого интереса откликнулся Черемош.
      - Нет, к румам.
      - К-куда?!
      Клюнуло! Теперь - осторожнее, не спеша. Хорошо, что этот разговор он продумал заранее.
      - Ну, понимаешь... Я ведь в Вейске Края служил. Семь лет - не так и мало. Надоело, решил мир повидать. Думал, в Валине службу найду...
      - Ночным сторожем?
      Обидеться? Нет, нельзя. У парня просто привычка такая - над каждым словом язвить. То-то ему с "бычарами" рядом неуютно!
      - Сторожам платят мало. Вначале думал в валинское войско, к Палатину, да не хочется вновь лямку тянуть. Эти дни походил, посмотрел - может, кому охранник нужен. Да все как-то... Палатин во дворец к себе волотича не возьмет, а к купчишке какому-нибудь идти нет охоты.
      - Это верно! - оживился Черемош. - Купчишки - они тоже бычары! Отец из них веревки вьет, а какой дернется - враз в грызло! А что у румов?
      - У румов? - Згур мечтательно улыбнулся. - А у румов - все! Там любой службу найдет! Ведь Рум-город, говорят, Валина в десять раз больше, а Коростеня - во все двадцать!
      - Читал! - Глаза Черемоша блеснули. - Я ведь румский знаю! Не очень, правда, но фолии читать могу. Да, там только б серебро было! Знаешь, какая там жизнь?
      - Не очень, - Згур вновь улыбнулся. - Вот и хочется поглядеть. Наймусь в охрану, поднакоплю серебра...
      - Румы, румы... - задумчиво повторил Черемош. - Да, у румов, говорят, не то, что у нас. Вот, Кошик Румиец жил там, и теперь у Палатина первый человек!
      О Кошике Румийце Згур, конечно, слыхал - как не слыхать! Он и румский учил - не для того, конечно, чтобы фолии читать. Кметово дело простое: "Стой! Бросай оружие! Кто воевода?" Воевода по-румски именовался странным словом "хилиарх". Но хилиарх хилиархом, а пора говорить о главном.
      - Да и не достанут, если что...
      - Как? - Черемош явно не понял, и Згур основательно пояснил:
      - Я ведь не просто так из Вейска ушел. Было дело! В Крае мне оставаться не с руки, да и в Валине, пожалуй, тоже. Если захотят, найдут. А у румов...
      Черемош задумался, затем резко кивнул:
      - Точно! Так ты, значит, со своими разгавкался?
      - Разгавкался, - охотно согласился Згур. - Одному... бычаре в... грызло двинул. А бычара сотником оказался.
      - А! - Узкая ладонь рубанула по воздуху. - Все они, вояки, такие! Мне отец еще два года назад предлагал в войско поступить - десятником. А я решил - ну его! Бычарами вонючими командовать!
      Ну конечно! Згур невольно вздохнул - сам он стал десятником лишь через пять лет - уже в Учельне. И то, если честно, не только благодаря своим заслугам. В Вейске помнили, чей он сын.
      Разговор прервался, и Згур решил, что пока - хватит. Крючок заброшен, остается ждать, клюнет ли. А если нет... А если нет, он вновь встретится с той женщиной, вновь уложит ее на старый плащ - и она сделает так, что чернявому красавцу придется поспешить...
      Згур спал чутко - многолетняя привычка не отпускала, и; когда дверь в маленькую комнатку растворилась, рука сама скользнула к лежавшему наготове кинжалу. Сквозь тьму неярко горел огонек маленького светильника.
      - Згур! Эй, Згур! Ты спишь?
      - Сплю...
      Ответ был под стать вопросу, но сердце дрогнуло. Значит, началось! Черемош и в прошлые дни уходил куда-то за полночь, но тогда он не будил своего гостя.
      - Згур! Згур! - его потрясли за плечо, и стало ясно - разговора не избежать.
      - Я... Я спать хочу... -~ Згур зевнул, всем своим видом показывая, сколь несвоевременно беспокоить соню, но Черемош вновь дернул его за плечо и, пододвинув табурет к ложу, присел рядом.
      - Слушай, Згур... Как... Как лучше к румам попасть? Через Савмат?
      - Савмат?
      Спешить не следовало. Пусть Черемош думает, что гость еще не до конца проснулся.
      Чернявый чуть не застонал от нетерпения:
      - Ну... Ты, помнишь, говорил... К румам...
      - А-а! - Згур махнул рукой. - Тоже мне, забота! Да к торговцам пристану, в охрану наймусь - и приеду. А морем, рекой - какая разница? Торговцы дорогу знают.Похоже, парень несколько растерялся.
      - Да... Конечно, но... Ты же сам говорил, что тебя могут искать. За того бычару, которому ты в грызло двинул. Представь, за тобой приехали сюда, в Валин. Как отсюда к румам побыстрее?
      Светильник горел скверно, но улыбаться было нельзя. Мать Болот, как все просто получилось!
      - Если меня начнут искать, - наставительно начал он, садясь поудобнее, - то найдут быстро. И ни к каким румам мне не попасть. Границу перекрыть легко, тем более у Савмата. И к лехитам не поедешь - Палатин Ивор с ними договор заключил, чтоб беглых выдавать. Разве что на полночь, к аушкайтам или в Ольмин... Поэтому я сразу в лес уйду - в наш, волотичский. Там я каждую тропинку знаю. Пересижу зиму, а весной...
      - Нет-нет! - нетерпеливо перебил чернявый. - Бежать надо сейчас!
      - Мне? - лениво отозвался Згур. - Да ну его, лучше сдамся. Государыня Велга, глядишь, и простит. Извинюсь, виру выплачу - и все дела.
      - Нам! Нам бежать надо! Мне и... - Парень вскочил, опрокинув светильник, и в комнате сразу же стало темно. - Ахты, Извир!..
      Пока Черемош, поминая Извира, Косматого и нав с упырями, возился с огнивом, Згур пытался понять, как лучше поступить. "Догадаться? Или прикинуться, как говорили в Коростене, "опорком"? Нет, опорком лучше!.."
      - Бычары на нас, что ли, пожаловались? Так ведь ссору они начали, убитых нет, а ранен я, а не они. К тому же мы с тобой дедичи, а они...
      - Да Косматый с ними! - вновь перебил чернявый. - А, ладно, все равно все скоро узнают! У меня есть девушка. Мы с ней с детства знакомы, еще с Дубеня...
      Теперь можно было слушать вполуха, тем более эту историю Згуру уже рассказывали. Да, жили рядом, вместе в бабки да во вьюна играли, затем первый раз на теремной лестнице поцеловались, затем в верности клялись под весенними звездами. И-и все. Родители увезли девушку сюда, в Валин. Черемош бросился к отцу, просил послать сватов, но дубеньский войт отказался, велев сыну навсегда забыть о суженой. Горячий парень, понятно, не послушал, помчался в Валин - и узнал, что девушку прочат замуж и дело это, считай, решенное. Значит, одно осталось - бежать вместе, да туда, где не достанут. А достать могут почти везде - родители у его любимой не простые дедичи.
      Згур слушал и кивал, прикидывая, что имен Черемош не называет - все-таки опасается. Молодец, парень! Только придется тебе не только имена назвать, придется в ноги поклониться...
      - Так ты этого жениха убить собирался?
      - Ну... - Черемош, кажется, слегка растерялся. - Это я так... По горячке. Не в нем дело.
      Згур даже отвернулся, чтобы лицо не выдало. Не в нем! А в ком же?
      - На полдень, к Нистру, - он вновь зевнул, как можно убедительнее и с наслаждением растянулся на ложе. - До границы - лесами, потом - через горы, затем - вниз по реке, в Тирис. А туда часто румские галеры заходят, отвезут прямо до Рум города. Хотя нет, все равно нагонят! А не нагонят, сгинете. Места там скверные, вдесятером не пройти. Тем более - с девушкой...
      Он сделал вид, что засыпает, но чернявый не отставал:
      - Вдесятером - не надо! А если... Если втроем! Ты, я и... и она? Ты кмет, драться умеешь, и я тоже. Если что, отобьемся!
      "И я тоже"! Згур поморщился. "Тоже"! Этого бы зазнайку на месяц-другой в Учельню! Или прямо на ледяную равнину Четырех Полей. Нет, туда не стоит, убили бы сразу, жалко парня!
      - Глупости, - невнятно, словно сквозь сон, пробормотал он. - Втроем не проехать... И дюжине не проехать... Так своей девушке и скажи!
      - Нет! - решительно отрезал Черемош. - Ты ей сам это скажешь!
      Возле высокой деревянной ограды было пусто, а над острым частоколом поднимались черные кроны еле различимых в ночной тьме деревьев.
      - Там сад, - шепнул Черемош, кивая на забор. - Раньше пустырь был, но Ивор, как Палатином стал, велел деревья посадить.
      - Собаки небось? - без всякой охоты осведомился Згур. - И стража?
      - И собаки, и стража, - негромко рассмеялся чернявый. - А как же! Да только стража пьет, а собаки спят! Все схвачено, дружище Згур!
      "Схвачено"! К валинским выражениям привыкнуть было нелегко. Да, "схвачено" неплохо!
      - А как же Палатин?
      - Нет его, - удовлетворенно заметил Черемош. - Приедет дня через два. Он у лехитов.Згур вспомнил - точно! На торге об этом и толковали:
      уехал Палатин к лехитам, а зачем, то уж его дело. Значит, Ивор уехал, стража, почуяв волю, принялась за пиво, а то и за румское вино, ну а собак и прикормить можно.
      - Значит, твоя девушка во дворце служит?
      - Ну-у, вроде. Сам увидишь. Ладно, пошли!
      Через забор перелазить не пришлось. Два бревна оказались аккуратно подпиленными, и в щель удалось протиснуться без особых сложностей. Черемош огляделся, ткнул рукой куда-то в темную глубину сада и шепнул: "За мной!"
      Згур на всякий случай поправил кинжал, хотя чутье подсказывало - опасности нет никакой. Пьяного кмета-стражника опасаться нечего, а с собаками его учил обращаться сам наставник Отжимайло. Да, опасности не было, но идти в темный сад почему-то совсем не хотелось.
      Может, виной тому была бессонная ночь. После того как Черемош, еще раз пообещав, что отведет приятеля к своей зазнобе, принес небольшой кувшин с вином и они выпили, Згур попытался заснуть, но сон не шел. И не чернявый был тому виной, и даже не то, что им предстояло. Из головы не выходил проклятый кобник.
      Подумав как следует, Згур понял, что дал маху. Одна Мать Болот да Дий Громовик ведают, Вправду ли мерзкий старикашка ведовством владеет. Вдруг просто угадал? И не серебра было жаль, хотя предателю Края и куска лепешки давать не следует. Кобник напомнил о том, что Згур пытался забыть любой ценой - и не мог. Та ночь, ночь Битвы Солнцеворота, когда они ворвались в табор...
      Згур много раз пытался представить, как должен был поступить. Да, Меховых Личин оставалось еще много, и они были страшны. Рядом с мужчинами сражались старики, мальчики, даже женщины. Тут выбирать не приходилось, Згур видел, что делали враги в захваченных поселках. Но когда он с остатками сотни ворвался в ворота, вперед вышел худой высокий старик в лисьей шапке и первым бросил полированный каменный топор на снег. Личины сдавались,, кидая оружие и становясь на колени. Это было так неожиданно, что кметы замерли, но тут он, Згур, вспомнив приказ Кея, крикнул: "Бей! Всех, кто выше тележной чеки!"
      Потом он рассказал дяде Барсаку, и тот, покачав головой, признал, что Кей был абсолютно прав. Скорее всего Личины просто готовили западню. Ведь их оставалось много, очень много, и стоило остатку Кеева войска втянуться в табор...
      Все так, но Згур не мог забыть, что случилось после его приказа. Не мог! И теперь проклятый кобник вновь заставил не спать ночь. Как хорошо, что он не взял браслет, украденный из могилы! Такой счастья не принесет...
      - Стой!
      Задумавшись, Згур не заметил, как они прошли сад, очутившись возле высокого резного крыльца. Дворец Па-латина, бывший дворец Кеевых наместников, был велик, поистине огромен. Они находились возле главного крыла, но не с лицевой, а с противоположной стороны. Внезапно он вспомнил, что отец тоже бывал здесь. Но тогда шла Великая Война. Что бы сказал сейчас отец, будь он жив?
      - Подожди тут! - Черемош, ткнув рукой в черную тень возле крыльца, шагнул вперед. Згур, неслышно скользнув поближе, замер. Наверно, сыну дубеньского войта довелось потратить немало серебра, чтобы беспрепятственно ходить по дворцу! Не меньше, чем заплатил Згур, чтобы узнать об этом.
      Чернявый взбежал по ступенькам и легко постучал в высокую дверь. Открыли почти сразу. Черемош быстро оглянулся и прошел внутрь.
      Ждать пришлось долго. Згур переминался с ноги на ногу, прикидывая, что будет, ежели сейчас их всех накроет стража. Получалось, что ничего особенного. Скрыть такое просто, достаточно объявить, что ночью двое татей хотели проведать дворцовую кладовую...
      Дверь еле слышно скрипнула, на крыльцо вышел Черемош и махнул рукой. Згур поспешил наверх. Чернявый нерешительно поглядел на него:
      - Она... Она сама с тобой поговорить хочет. Я тут подожду.
      И вновь пришлось сдерживать улыбку. Похоже, в этой парочке верховодил вовсе не сын войта.
      - Как ее зовут?
      Черемош несколько мгновений молчал, не решаясь, затем резко выдохнул:
      - Улада.
      - Как дочку Палатина? - Згур постарался удивиться как можно естественнее.
      - Она... Она и есть дочь Палатина. Улада, дочь Ивора... ...Об этом он узнал еще в Коростене. Правда, тогда Згур еще не ведал, что дубеньского знакомого Улады зовут именно Черемошем. Об этом ему рассказала та женщина - как и о многом другом. Например, о женихе - о том, кого горячий парень хотел звать на поединок. Едва ли дубень-ский дедич смог бы отличиться в бою на франкских мечах, ибо звали жениха Велегостом - Кеем Железное Сердце...
      Огонек свечи с трудом рассеивал тьму, и Згур не сразу смог заметить ту, что ждала за дверью. В первый миг показалось, что перед ним парень - высокий, плечистый, под стать ему самому. Но затем свет упал на лицо, и Згур понял, что ошибся. Девушка - широколицая, длинноносая...
      - Ты и есть этот... наемник?
      Тон был под стать словам - язвительный, полный презрения. Можно было обидеться, попытаться пояснить, что они с Черемошем друзья, но Згур понял - это лишнее.
      - Да, это я, сиятельная.
      Теперь следовало поклониться, но не особо низко - не в ноги и не в пояс. Он - не холоп, не слуга. Достаточно просто кивнуть.
      - Подойди к свету...
      Осмотр длился долго, словно оглядывали кровного скакуна на ярмарке - разве что руками не щупали. Згур стоял молча, руки по швам, ноги - на ширине плеч, для пущей верности представив, что перед ним не ширококостная девица с длинным носом, а сам Отжимайло: рыжие усы, начищенная до невыносимого блеска стальная бронь, красные огрские сапоги. "В-волотич, жаба болотная! Гляди веселей, чучело!" Он даже запоздало пожалел, что верхний крючок рубашки не застегнут того и гляди отжиматься заставят, да не просто, а с полной выкладкой, в кольчуге и шлеме. Ладно, авось пронесет!
      - За что тебя выгнали из войска?
      Не пронесло. Черемош явно успел поделиться байкой о сотниковом "грызле" и, выходит, напрасно. Девица не столь наивна.
      - Я отказался выполнить приказ, сиятельная.
      - Да ну? За это не выгоняют!
      Она не верила, голос стал еще более язвительным, даже злым.
      - Это было на войне...
      Ее глаза на миг оказались рядом, и Згуру почудилось, что на него смотрит кто-то другой - постарше и куда опаснее. Словно он попал в плен, и сейчас его будут допрашивать...
      - На войне? Да ну? Это на какой же?
      Да, он не ошибся. Впрочем, тут его не поймают.
      - У сиверов. Войско Кея Велегоста. Третья сотня Края.
      - Какие войска пришли к Кею Велегосту из Валина? Згур едва не засмеялся. Да, молодец девица! Интересно, обязан ли он знать это? Пожалуй, да. Войско Велегоста было небольшим, за долгий поход удалось не просто перезнакомиться, но и подружиться.
      - Три сотни "коловратов". Первая, синего значка - сотник Удай, вторая, белого - сотник Зорка...
      - Ладно... - ее голос стал мягче, губы улыбнулись. - Странно, ты говоришь правду, наемник... Значит, ты берешься довести нас до Тириса? За сколько?
      И опять можно было спорить, говорить о трудностях дороги, набивать цену. Но Згур уже понимал - Улада куда лучше разбирается в людях, чем ее наивный воздыхатель.
      - Сотня гривен серебром.
      Это было много. Даже очень много, но дочь Палатина лишь пожала широкими плечами.
      - Две тысячи алеманских шелягов? Ты думаешь, я возьму такие деньги с собой?
      Его вновь проверяли. Если он действительно собрался к румам, то, конечно, должен продумать и это.
      - Не обязательно таскать с собой мешок серебра, сиятельная. Достаточно взять долговую запись на кого-то из торговцев из Тириса...
      - Чтобы ты нас в Тирисе и зарезал? Нет, наемник, сделаем иначе. Пятьдесят гривен ты получишь в Тирисе, остальные - в Рум-городе. И учти, записи будут без имени, только я знаю, к кому обратиться за серебром.
      Згур лишь кивнул, мысленно пожалев беднягу Черемоша. Ежели такую взять замуж!.. Впрочем, нет, такую и брать. Случись беда, эта не растеряется, не начнет вопить, увидев дохлую мышь.
      - Я не очень верю тебе, наемник. Но сотня гривен -хорошая гарантия твоей верности. Надеюсь, ты понял, что будет с тобой, если нас поймает Палатин?
      Она сказала "Палатин", а не "отец" или "Ивор". Интересно, почему? По привычке?
      - Догадываюсь, сиятельная.