— Глядите, милые мои мальчики и девочки. Окруженные с колыбели любовью и теплотой, воспитанные в гуманизме, с молоком матери всосавшие непреложную истину, что человек — это самая большая ценность, глядите и постигайте вашу недавнюю историю. О публичных казнях вы читали, как о чем-то далеком, варварском, но видеть не приходилось: в исторических фильмах эти кадры стыдливо заменяют облетающей листвой и траурной музыкой, чтобы не травмировать вашу нежную психику. Петля, гильотина, электрический стул — вы думаете, это исчезло, кануло? Да, кануло, но вот перед вами новое и, несомненно, совершенное орудие казни. Вы жаждали контакта с инопланетянами? Глядите, глядите во все глаза, вот он, контакт!»

Он оторвался от бинокля и искоса взглянул на Буслаева. Цивилизатор, бледный и злой, яростно жевал кончик собственной бороды, его широкая грудь ходила ходуном.

«Поняли вы теперь, ради чего ушли в космос, ради чего проводите вдали от Земли лучшие годы? Глядите же, и пусть это зрелище придаст вам силы и изгонит сомнения».

Шары остановились на уровне груди приговоренных, и тотчас их тела вздрогнули, забились в судорогах. На экране отчетливо было видно, как гнутся и шатаются перекладины.

Двадцать минут продолжался этот кошмар. Бледные земляне застыли, не в силах оторваться от экрана. Перед ними был не просто кусок чужой жизни. Им давали урок, который надо было запомнить навсегда. И по-прежнему стояли не шелохнувшись отряды ящеров, глядя на сжигаемые тела.

Потом башня втянулась обратно в корабль, ящеры в золотистых панцирях исчезли первыми, и пластины унесли отряды в черный провал, который немедленно после этого закрылся.

А еще через несколько минут огромный диск оторвался от планеты. Он не разогревал реакторы, как земные звездолеты, не ревел, сотрясая землю. Медленно и плавно, без единого звука взмыл он в небо и, наклонившись, стремительно скользнул к солнцу. Очевидно, ящеры специально выбрали этот маршрут, чтобы затруднить наблюдение. Ракеты провожали корабль несколько часов. Он так и не вошел в подпространство, и через полтора миллиона километров ракеты оставили слежение и вернулись обратно.

— Скатертью дорожка! — сказал Буслаев и в сердцах плюнул. — Хорошо бы сейчас под горячий душ.

У всех было такое ощущение, будто они соприкоснулись с чем-то мерзким.

— К сожалению, грязь с души так просто не смоешь, — вздохнул в ответ Козлов.

А через два дня Такрия провожала Ирину. Она улетала вместе с Козловым. Здесь ей больше делать было нечего.

Накануне Сергеев вызвал ее к себе.

— Подведем итоги.

Ирина молча опустилась в кресло. Профессор про себя отметил, как изменили ее эти дни. Лицо осунулось, глаза смотрели твердо и холодно, в уголках губ прорезались тоненькие морщинки. «Да, нелегко даются такие уроки», — подумал он, выдвигая ящик стола и доставая большой конверт.

— Здесь отзыв о вашей работе. Самый лестный. Своим открытием вы прославили себя.

— Перестаньте! — почти крикнула Ирина. — Зачем вы так, будто я только что прилетела… Слава! За что? За неудавшийся контакт? Или за то, что столько времени не могла отличить живое существо от искуственно созданного механизма? Да, любой другой на моем месте сразу понял бы это. Академик нашел, что я все делала неправильно. Да и вам понадобился всего один опыт, а я…

— А вы провели всю подготовительную работу, чтобы я это понял, — спокойно сказал профессор. — Да и академик ругал вас в чисто воспитательных целях, поскольку в его глазах вы все еще студентка, а на деле он гордится вами. Ведь как-никак вы его ученица. Впрочем, я даю отличный отзыв не за результаты вашей работы. Астробиологию они никак не обогатили. Есть кое-что интересное для биоников, но вы же не собираетесь заниматься этим в дальнейшем.

Что ж, вас постигла неудача, с каждым может случиться. Но не каждый разглядит эту неудачу в… как это писали раньше?.. в сияющих лучах славы. Не каждый поймет свою ответственность — ответственность ученого за результаты, к которым может привести его работа. А вы поняли. Я внимательно наблюдал за вами все эти дни и знаю, что говорю. Скоро ваше имя станет известно каждому жителю Земли. Вы будете слушать его по радио и телевидению, на каждом шагу наталкиваться на свои портреты. У вас не будет отбоя от почитателей. Ведь вы разрешили старинный спор, доказали, что разум во Вселенной не замыкается в человекообразной оболочке. Вы столкнули человечество с иным разумом, с иной психологией, с иными, не похожими на нас существами. Вы показали землянам те опасности, которые их ожидают в космосе. И если раньше эти опасности только предполагались с большей или меньшей степенью вероятности, если кое-кто легкомысленно отмахивался от них, считая, что высокоорганизованные существа обязательно должны договориться, то вы заставили людей повзрослеть. В этом смысле неудавшийся контакт послужил отличным уроком.

Но вы и сами повзрослели, коллега. — Он смолк на мгновение, окинув ее добрым, понимающим взглядом. — Когда вы прилетели к нам, вы были просто девчонкой, помешанной на романтике. Теперь вы молодой серьезный ученый, которому можно доверить судьбы людей. И вот я пишу… — Он вытащил из конверта плотный лист, неторопливо развернул. — Где это?.. Ага, вот: «Достойна присуждения степени кандидата биологических наук за открытие превращения кибернетических механизмов в живые существа под влиянием изменения окружающих условий». — Он помолчал, давая ей осознать услышанное, потом неожиданно спросил: — Кстати, каким это образом Буслаева укусила гарпия?

Ирина смутилась:

— Он очень неосторожный. Я попросила поймать детеныша, чтобы… чтобы проверить одну идею.

— Вот-вот, поэтому я и пишу: «Прошу направить в распоряжение такрианского отряда для проведения биологических исследований»… Ну что вы, что вы! Товарищ ученый! Слезы-то зачем? Ну успокойтесь, успокойтесь…

Он ласково погладил ее по голове.

— Спасибо вам, Валерий Константинович, вы очень добры, — сказала Ирина, вытирая глаза. — Но я не вернусь на Такрию. У меня другая цель. Попрошу в академии подходящую планету и переселю туда гарпий. Хочу помочь им стать разумными… и гуманными.

Несколько минут Сергеев молча смотрел на нее.

— Не можете забыть?

— Никогда не забуду. Я твердо уверена, что эти… чудовища просто жертвы неблагоприятно сложившихся условий. Ошибка природы. Высший разум не может быть антигуманным. И я докажу это, сделав из таких страшных хищников, как гарпии, разумных гуманоидов. Разумеется, они станут разумными уже после меня… но все равно.

— Да, все равно, — задумчиво сказал профессор. — Мы бросаем семена, а пожинать придется другим. Но ведь от правильного посева зависит урожай.

Он закурил трубку, положил бумагу в конверт, заклеил его, надписал адрес.

— Не стану менять ни одного слова, но не стану и отговаривать вас. Вы взяли на себя страшно трудную задачу, хочу верить, что она окажется вам по плечу. А об этих забудьте. Они исчезли, и больше мы не встретимся. Космос велик.

Так же думала и Ирина. И ни она, ни Сергеев не могли даже предположить, каким страшным образом им предстоит снова встретиться с ящерами на Планете Гарпий.

…И вот он наступил, день отлета. Устремленная в небо сигара земного корабля окружена людьми. Здесь и цивилизаторы и аборигены. Ирине протягивают цветы, много цветов, она уже не может удержать их, и яркие бутоны сыплются под ноги.

Буслаев сквозь толпу пробивается к ней. Он хочет что-то сказать, но только разводит руками. Впервые у него такой растерянный вид.

— Не горюй, борода! — говорит Ирина. Она старается улыбнуться, но улыбка почему-то получается грустная. — Я еще вернусь сюда за гарпиями. А потом, кто знает, может, и ты прилетишь ко мне… в отпуск.

— Никаких отпусков! — рычит цивилизатор, потрясая кулаками. — Я понял, в чем мое призвание: гарпии. Все равно такриоты больше в нас не нуждаются. А тут есть возможность сыграть роль господа бога: сотворить из животного человека по образу и подобию своему. Так что улетай куда хочешь, хоть па край света. Я все равно найду тебя, на любой планете, в любой точке Вселенной, клянусь своей бородой!

— Ладно! Только не клянись бородой, не рискуй. Оставь для встречи. Почему-то в последнее время мне стало нравиться это… украшение. — Она смотрит на его растерянное от счастья лицо и невольно смеется. — И вот еще: когда-то ты неровно дышал к моему мобилю. Оставляю его взаймы. Вернешь, когда меня отыщешь.

Новая волна с букетами разъединяет их. Ирина отмахивается от цветов, хочет еще что-то сказать Буслаеву, но что скажешь, когда вокруг люди! И, привстав на цыпочки, она кричит ему через головы провожающих:

— До встречи!

Мимико откровенно плачет. Патриция крепко жмет Ирине руку.

— Не забывай, — говорит она. — Прилетай. Здесь тебя ждут.

И показывает на трех девочек-такриоток. Они стоят рядышком, все трое в спортивных брючках и свитерах. Они смеются и машут руками.

Ирина проглатывает горячий комок, подкативший к горлу. Буба отказалась лететь на Землю. Она остается на Такрии, здесь она нужнее.

И это было последнее, что видела Ирина на Такрии, пока тяжелая крышка люка не захлопнулась за ней, — три тоненькие девичьи фигурки, приветливо машущие руками.