В это мгновение Джульетта поняла, что все равно будет любовно хранить воспоминания об их недолгой встрече, пусть по сравнению с поведением Джеффри даже выкрутасы налакавшегося валерьянки котенка показались бы образцом рассудительности. А Джеффри, вспомнит ли он о ней, если голову его переполняет безумие?
– Только остерегайтесь приграничных разбойников. Они вряд ли станут вас беспокоить, когда вы отъедете подальше от города. Это шайка трусливых подонков, так что если они станут вам угрожать, просто порешительнее наставьте на них револьвер.
– О приграничных спорах я прекрасно знаю. Но вот «подонки», Джульетта? «Револьвер»?
Как странно: Джеффри говорил очень тихо, так что она едва могла его расслышать, и тем не менее от его голоса вибрировало все ее тело. Ни один мужской голос не вызывал в ней такого дивного волнения.
– Твой дар Божий не помог тебе понять эти слова? – спросила она, чтобы скрыть трепет.
– Руке Божьей никогда не мешает немного помочь. Она спрятала улыбку.
– Подонок… Ну, это такое ругательство… Но не неприличное. А что такое револьвер – это все знают, Джеффри.
– Все, кроме меня. – Его лицо потемнело от горькой улыбки. – Я сожалею, что должен отправиться на квест, и это не позволяет мне задержаться и понять множество странных вещей, которые здесь попадаются.
Ох уж эти мужчины и их драгоценные квесты! Джульетта слишком хорошо с ними знакома. Ведь и сейчас она бьется над тем, чтобы осуществить мечту Дэниеля! Она слышала о самых разных мужчинах, отправлявшихся на Запад, не зная самых элементарных вещей. Но все равно у нее больно сжалось сердце при мысли о том, что Джеффри предпримет свой таинственный квест, не имея представления об огнестрельном оружии, когда кругом бродят индейцы и приграничные разбойники.
Ей пришлось прижать пальцы к губам, чтобы тут же не предложить ему задержаться здесь хотя бы до тех пор, пока не научится владеть револьвером. Но она все-таки справилась со своим порывом. А что, если он обманывает? Может, Джеффри д'Арбанвиль сейчас и вправду немного не в себе, но он не производит впечатления неумехи, которого только что доставил сюда прибывший с востока поезд. Этот сильный мужчина казался настолько глубоко уверенным в себе, что трудно было поверить, чтобы он никогда не стрелял из револьвера.
Прекрасно, Джульетта устроит ему испытание. Единственным наследством, оставшимся от Дэниеля, был прекрасный охотничий револьвер. Он пылится без дела в ящике ее туалетного столика. Внутренний голос попытался шепнуть ей, что только полная идиотка станет вооружать сумасшедшего, пусть даже подаренное ею оружие заставит его хоть изредка вспоминать о ней. Но Джульетта безжалостно подавила в себе все сомнения.
– Я приготовлю вам позавтракать перед отъездом, – предложила она. – А потом принесу «кольт» мужа. Посмотрим, как хорошо вы сможете с ним обращаться и подарил ли вам Бог способность метко попадать в цель.
Казалось, при мысли о стрельбе в цель Джеффри повеселел. Он согнул руку, словно уравновешивая что-то, и смерил Джульетту таким взглядом, что у нее чуть ноги не подкосились.
– Господь даровал мне немало грозных талантов, Джульетта. Полагаю, что смогу вас удивить.
Глава 5
Джеффри не стал хвалить роскошную еду, которую Джульетта предложила ему на завтрак, поскольку она явно намерена была убедить его в том, что все это просто стыдно было ставить на стол. За исключением капитана Чейни больше никто не составил им компанию, хотя Джеффри знал, что в округе множество крестьян. Ему было необычайно странно спокойно сидеть за таким столом, когда ничьи замурзанные руки не тянулись, чтобы тайком стащить лакомый кусочек с его тарелки, и псы не рылись в камыше. Да и камыша на полу не было – деревянные полы у Джульетты были чисто выметены.
Вилки… Она вытащила целую горсть этих редких вещей и положила одну перед Джеффри, одну – перед недовольным капитаном Чейни, который сел за стол раньше них, и одну взяла себе. Ломти аккуратно нарезанного и прекрасно поджаренного бекона лежали поверх похожей на гробницу штуки, которую Джульетта называла плитой. Тут были яйца – столько, что хватило бы на настоящий пир, – для него одного. А хлеб был белее того, что выпекали лучшие пекари короля Эдуарда. А еще на столе стояла какая-то занятная желтоватая каша, которую она назвала кукурузной – ее одной хватило бы, чтобы насытиться.
Соль была не в солонице, а в странном приспособлении, с помощью которого можно было высыпать поверх еды ровную порцию приправы.
Был подан чай и этот сарацинский напиток – кофе, который Джеффри полюбил, пока был оруженосцем во время крестового похода, а став рыцарем, больше, к сожалению, не пробовал.
И сахар.
И сладкое под названием «ленивый пирог», благоухавшее корицей, мускатным орехом и специями, незнакомыми его обонянию.
И все подавалось на тонких тарелках, напоминавших прекрасный фарфор, но только без обычной глазури.
Джеффри отпил большой глоток кофе, а потом начал рассматривать кружку. Только одна страна могла бы похвастаться таким преизбытком предметов роскоши.
– Китай, – пробормотал он.
– Нет, это простой фаянс на каждый день, – отозвался капитан Чейни, жуя кусок бекона.
У Джеффри мгновенно пропал весь аппетит. Было страшно неприятно, что какой-то простолюдин чувствует себя совершенно спокойно и уверенно, говоря такую чушь, а Джеффри д'Арбанвиль при этом мучается от недоумения и неловкости. Надо будет положить этому конец – раз и навсегда.
– Показывайте ваш «кольт», если думаете, что можете сравниться в меткости с опытным рыцарем. Пора выйти на турнирное поле, – объявил он. Ударив ладонями о стол, он вскочил на ноги, в очередной раз опрокинув табурет.
– Вам бы следовало отодвинуться от стола, прежде чем вставать, – с ухмылкой заметил капитан Чейни.
– Ха!
Швырнув ему в лицо это оскорбление, Джеффри возмущенно ушел в конюшню за Арионом и своим оружием.
Ребекка Уилкокс стояла у окна, бедром прижав тазик с водой к подоконнику, чтобы освободить обе руки. Если кончики ее пальцев будут красными и морщинистыми, Джозайя не заподозрит, что она весь последний час стояла, глядя в щелку между занавесками.
Он никогда напрямую не запрещал ей смотреть в окно, никогда не приказывал безвылазно сидеть в доме, пока он уходит на работу. Но за долгие годы она усвоила, что ей и Робби лучше, если она сидит в четырех стенах как клуша и притворяется, что ее ничто не интересует. При виде ее сморщившихся от воды пальцев и горы перемытой посуды, что свидетельствовало о том, как она много поработала, Джозайя, может быть, не потребует, чтобы она рассказала подробно, по часам, чем занималась целый день. И, может быть, он не станет до сумерек вглядываться в пыльный двор, выискивая там следы другого мужчины.
А может, и станет. Очень это трудно – любить мужчину, который тебе не верит.
Она смотрела на прерию в той стороне, где лежал Брод Уолберна, ожидая, когда на горизонте покажется темное пятно. Она рискнула понаблюдать еще несколько секунд, пока пятно не превратилось в группу людей, состоявшую, за исключением Алмы Харкинс из одних мужчин. Алма имела несчастье до конца этого месяца квартировать у Уилкоксов. Приближавшиеся раскрыли рты в бесшумном крике и яростно жестикулировали…
Ребекка не увидела в толпе Робби: видимо, он остался помогать мисс Джей. Это взбесит Джозайю, но Ребекке всегда легче было переносить его ярость, когда мальчика не было рядом и можно было не опасаться того, что гнев отчима обрушится и на ее ребенка. Ребекка кинулась к мойке, пока ее не успели разглядеть через окно. Услышав громкие голоса и шум шагов во дворе, она облила высохшую посуду чистой водой, чтобы казалось, будто она только-только закончила ее мыть.
– Кофе, хозяйка.
Переступив порог, Джозайя отдал приказ, словно вошедший в ресторан посетитель. В его голосе незаметно было и тени радости от того, что он снова видит жену после часовой отлучки.
– Да, хозяин.
Хотя в голосе Джозайи не было тепла, но сейчас в нем не ощущалось и враждебности, и Ребекка позволила себе чуть-чуть успокоиться.
– Вечер добрый, миссис Уилкокс. Привет вам. Кофе пахнет прекрасно.
Столпившиеся позади Джозайи соседи обращались к ней с приветствиями, до которых сам Джозайя никогда не снисходил. Ребекка обернулась и изобразила давно отработанную улыбку, не слишком радушную, хотя испытала неимоверное облегчение из-за того, что эти люди здесь и немного отвлекут Джозайю. Все они смотрели на ее мужа так, как обычно люди смотрят на врача, собирающегося прописать неприятную, хотя и спасительную дозу хины. Ребекку всегда изумляло, что люди, которым и в голову бы не пришло назвать Джозайю Уилкокса своим другом, обращаются к нему за всевозможными советами.
– Значит, мы решение приняли.
Джозайя пожирал глазами то одного, то другого соседа, словно выясняя, кто осмелится ему противоречить, а потом остановил взгляд на Алме Харкинс.
Большинство из присутствующих что-то забормотали, соглашаясь с хозяином дома, но Алма некрасиво покраснела.
– Не могу сказать, чтобы мне это нравилось. Ребекку охватило любопытство, но она по опыту знала, что ей не следует проявлять интереса к делам Джозайи. Сохраняя на лице неискреннюю улыбку, она разлила выдохшийся кофе в три имевшиеся в их доме жестяные кружки и подала их: первую Джозайе, а следующие две самым старшим мужчинам Брода Уолберна. Остальным придется ждать своей очереди, но судя по тому, насколько мало внимания везучие обратили на свои кружки, остальным лучше было бы отправиться за кофе к себе домой.
– Я просто не понимаю, почему я должна это взять на себя, – возражала Алма. – Я школьная учительница, так что вполне естественно, что ко мне обращаются с… с самыми разными вопросами. Да если только станет известно, что я шпионила за беднягой Джеффри д'Арбанвилем, мне вообще перестанут доверять!
– Если это станет известно кому? – поинтересовался Берти Уолтере. – Сейчас в комнате присутствуют люди почитай что из каждой семьи в Броде Уолберна. Мы все знаем, что вы затеяли.
– Это ради блага города, – добавил Бин Тайлер. – Джозайя верно сказал: этот Джеффри может оказаться приграничным разбойником. Может, его заслали разнюхать, как защищен город.
Ребекка стерла со стола несуществующее пятно, скрывая от присутствующих свой интерес. Она бы все отдала, лишь бы пойти накануне вечером вместе с Джозайей и прочими жителями Брода Уолберна поглядеть на незнакомца. Она не сомневалась, что жены других мужчин там были, но ведь им не придется потом целый месяц выслушивать, как их ревнивые мужья вслух гадают, не вызвала ли супруга к себе этого незнакомца тайным письмом – или он прибыл на свидание, назначенное десятью годами ранее.
– Все равно это нехорошо, – упорствовала Алма. – Я ему, похоже, по… Я хотела сказать, в городе есть и другие незамужние женщины, знаете ли. Например, мисс Джей. Почему бы нам не пригласить его на пикник вдвоем? Так я бы чувствовала себя гораздо лучше.
– Мисс Джей не признает такой пустой траты времени, как пикники, – сказал Берти.
– И она поселила его у себя, так ведь? Откуда нам знать, может, она с ним заодно, – добавил Джозайя.
Ребекка восхищенно слушала, как Алма, не испугавшись гнева Джозайи, встала на защиту мисс Джей.
– Как вы посмели сказать такое, Джозайя Уилкокс! Мисс Джей не станет связываться с приграничными разбойниками после того, что произошло с ее мужем и родителями!
– Может, и нет. – Ребекка готова была поклясться, что в голосе ее мужа послышались нотки неохотного извинения, но он мгновенно снова перешел в нападение и заговорил настолько резко, что уж теперь-то никто не осмелился бы ему перечить. – И вообще вы – единственная незамужняя женщина, которая живет на средства города! Замужней женщине приглашать его на пикник неприлично. Казалось бы, вы должны ухватиться за возможность быть полезной теперь, когда школу распустили до конца лета.
Алма так решительно захлопнула рот, что даже зубы у нее щелкнули. Ребекке страшно хотелось бы отважиться протянуть руку и ободряюще сжать пальцы школьной учительницы или хотя бы шепотом дать совет Алме: уступить и сделать то, чего хочет Джозайя. Алме придется прожить в его доме самое большее еще несколько недель, а потом пусть он только попросит ее о чем-нибудь – она сможет прищелкнуть пальцами у него под носом! От этой мысли Ребекка одновременно ободрилась и ужаснулась: сама-то она приговорена, по сути, к пожизненному заключению.
– Ну это же просто пикник, Алма, – начал уговаривать ее Берти.
– А уж поесть вы определенно любите, – прибавил Бин Тайлер.
– О!
Последнее замечание настолько возмутило Алму, что она лишилась дара речи. Джозайя, никогда не упускавший удобного шанса, снова принялся убеждать школьную учительницу:
– Приятный денек на солнышке, Алма. Можете взять любые припасы из нашей кладовки. Расспросите его, что он ищет и сколько намерен здесь оставаться. Только и всего.
– Вы же знаете, что я не стал бы поддерживать плана, который мог бы представлять для вас опасность, правда, мисс Алма? – Сказав эти слова, Бин закашлялся, словно они дались ему нелегко.
– Ну ладно. Но предупреждаю вас: вы все почувствуете себя ужасно глупо, когда окажется, что он всего-навсего актер, который из-за ушиба головы ненадолго потерял память. – Покраснев еще сильнее, Алма не стала скрывать осуждения. – Я надеялась, признаюсь, очень сильно надеялась, что он доставит нам всем удовольствие, устроив представление.
– Представление? – Берти весь сморщился от волнения. – Не знаю, Джозайя, здесь страшно скучно. Может, мы немного поторопились?
– Он может актерствовать после того, как докажет, что ничем не угрожает городу, – не сдавался Джозайя. Остальные мужчины неохотно согласились.
– Хорошо. А теперь прошу меня извинить: мне надо составлять планы уроков на следующий учебный год. – Неизящно фыркнув и встряхнув головой, Алма прошествовала мимо Бина Тайлера в сторону своей комнаты в задней части дома.
Завершив дело, мужчины не высказали охоты задержаться в обществе Джозайи. Ребекка едва успела пролепетать слова прощания, как осталась наедине с мужем. Их разделял только стол с тремя кружками остывающего кофе.
Как всегда, когда Ребекка оказывалась наедине с молчаливым и совершенно непонятным гневом мужа, его худое, как хлыст, тело почему-то начинало казаться гораздо более сильным. Он напоминал ей великолепную чистокровку, напрягшуюся в ожидании стартового выстрела. Теперь ей трудно было вспомнить то время, когда она не замечала этих пугающих черт его характера: когда-то она была совершенно заворожена копной иссиня-черных волос и глазами, казавшимися такими темными на фоне его худого лица. Ведь на самом деле они были не черные, а темно-синие! Но в те дни Джозайя Уилкокс улыбался и бережно ее обнимал. Как охотно она согласилась с его планами внести все сбережения в Вегетарианскую компанию и отправиться на неосвоенные земли Канзаса!
«Твое прошлое ничего не значит, Бекки. А мальчика я буду любить, как своего собственного». Он повторял эти слова так часто, что Ребекка не могла ему не поверить. Она утешалась его уверениями и не сомневалась в том, что все, о чем она мечтала для себя и своего сына, осуществится через ее любовь к Джозайе Уилкоксу.
– И что ты думаешь об этом Джеффри д'Арбанвиле, хозяйка? – спросил Джозайя. Его резкий тон настолько не соответствовал ее нежным воспоминаниям, что она невольно содрогнулась.
Она не могла смотреть мужу в лицо, зная, что его зоркий взгляд будет выискивать хоть малейший след интереса, который она может испытывать к таинственному пришельцу. И пусть ее любопытство будет совершенно невинным – он все равно усмотрит в нем нечто предосудительное. За годы, прошедшие со времени их женитьбы, все пошло необъяснимо плохо: обещания Джозайи забыть о ее прошлых проступках уступили место неумолимой и непрощающей ревности. Сейчас Ребекка пыталась найти какую-нибудь невинную фразу, чтобы его успокоить.
– Я не могу высказывать мнение о человеке, которого никогда не видела.
Собственные слова показались ей достаточно безобидными, но Джозайю Уилкокса они привели в полную ярость.
– А, так теперь тебе захотелось с ним встретиться? – издевательски осведомился он, совершенно исказив смысл ее ответа. – Может, этот сладокоречивый пришелец разрядился и прикидывается, чтобы скрыть, кто он на самом деле? Может, моя жена сможет узнать в нем кого-то из своего прошлого?
– Ох, Джозайя! – прошептала Ребекка, раздираемая гневом и отчаянием. Когда она наконец перестанет надеяться на то, что муж осознает всю беспочвенность своей болезненной ревности? И когда она перестанет сокрушаться из-за этого? Когда, наконец, ее любовь, постоянно подтачиваемая этими обвинениями, не выдержит и окончательно улетучится?
– Ну так посмотри на» ту занавеску! – с едким сарказмом продолжал изумляться Джозайя. – Похоже, сегодня кто-то провел немало времени, глядя в окно, хозяйка!
Свинцовая тяжесть легла Ребекке не сердце, когда она заметила, что ее пальцы оставили небольшую неровность на боковом шве: из-за того, что они были влажными, край мешковины немного растянулся.
– Я… я смотрела, не идешь ли ты. Чтобы кофе был готов.
– Да неужели?
Всего два слова, невинная фраза, но Ребекка знала, какие слова он хочет произнести на самом деле. «Лгунья. Бесстыдная шлюха». Иногда… иногда от всей этой несправедливости ей просто хотелось лечь и умереть. Но тогда Робби останется на милость отчима. А Джозайя уже никогда не узнает, как сильно она на самом деле его любит.
– Ужин готов, если хочешь, – с трудом выговорила она. Горло больно сжалось.
– Буду ожидать чего-то совершенно необыкновенного, раз ты целый день его готовила. – Направившись к двери, он кинул ей, не оборачиваясь: – Я выйду проверить двор. Подай все через пятнадцать минут.
– Да, хозяин.
Пятнадцати минут было мало, чтобы и накрыть на стол, и выставить ужин – вегетарианские блюда, тщательно приготовленные в расчете на то, чтобы хоть немного смягчить тяжелый нрав Джозайи. Ей нельзя было терять ни минуты, но Ребекка не могла пошевелиться, чувствуя полное бессилие, словно ее парализовал укус змеи. Она стояла совершенно неподвижно, пока в комнату не вернулась Алма, на лице которой была написана такая жалость, что Ребекке на секунду захотелось забыть обо всех условностях, наплевать на брачные узы, уложить вещи ребенка и сбежать.
Алма ободряюще похлопала Ребекку по руке.
– Будь он хоть приграничный разбойник, хоть актер – да кто угодно, но похоже, этот Джеффри тут всех расшевелит.
– Ох, Алма, я вовсе не хочу ничего расшевеливать. – Ребекка устремила взгляд на, стоявшие на плите кастрюли, борясь с непривычным желанием вышвырнуть их все на улицу, в грязь, чтобы Джозайе было что найти. – Ты же видела, каков бывает мой муж, если ему что-то не нравится. Тебе оставаться у нас уже совсем недолго. Не знаю, что я буду делать, когда некому будет встать между нами.
– Ты могла бы пригласить мисс Джей на чашку кофе.
– Что?!
Алма принялась собирать столовые приборы.
– Вы с мисс Джей друг на друга сильно похожи.
– Ничуть. – Пораженная словами Алмы, Ребекка тяжело опустилась на стул. – Мисс Джей ответственная и независимая. Она ни секунды бы не стала терпеть припадки ревности Джозайи.
– Мисс Джей очень сильная – как и ты. И как и тебя, муж поставил ее в неприятное положение. И она терпит – точно так же, как и ты.
– Господи, я всегда восхищалась мисс Джей. – Схватив сложенную салфетку, Ребекка принялась ею обмахиваться. После стольких лет жизни с человеком, который был о ней ужасного мнения, ей казалось немыслимым поверить в то, что у нее есть достойные восхищения черты, роднящие ее с мисс Джей Уолберн. От такой мысли ей стало не по себе и в то же время как-то радостно. – А теперь если бы ты еще сказала мне, что Джозайя очень похож на Джеффри…
– Ну, раз ты сама заметила это сходство… – Алма озорно улыбнулась, не обращая внимания на протестующий вскрик Ребекки. – Я еще не встречала такой пары героев: полны самых безумных идей – и при этом без всяких на то оснований. Похожи как две капли воды, Ребекка, просто как две капли воды.
– Мне бы такого в голову не пришло, но, пожалуй, ты права, Алма. Хотя какой мне от этого прок – не знаю.
Алма склонила набок голову и ласково улыбнулась Ребекке.
– Раз я приглашаю Джеффри на пикник, мне надо испечь торт. Что мне лучше сделать: разложить все составляющие по отдельным кастрюлькам или все-таки разбить несколько яиц и перемешать их с водой и сахаром, пока они не будут напоминать дорожную грязь после дождя?
Легкомысленная болтовня Алмы вызвала неуверенную улыбку Ребекки.
– Конечно, все надо сбить.
– Может, твоя проблема именно в этом, Бекки? Ты столько лет осторожничаешь, чтобы яйца не разбились, а сахар не растаял в воде. Может, тебе пора делать все немного иначе?
– Тебе всегда удается говорить по-учительски, – шмыгнула носом Ребекка, пытаясь не расплакаться. – Торты ведь не всегда получаются, знаешь ли.
– Да, но вкус у них всегда сладкий, даже если они комковатые и плоские.
С этими словами Алма опустила взгляд на свою пышную грудь, а потом возвела глаза к небу.
Ребекка не смогла не захихикать. Господи, ну до чего же приятно смеяться! И приятно знать, что в тебе есть хоть какая-то сила. Может, в теории Алмы относительно сбивания есть зерно истины!
– Хуже ведь уже некуда, правда?
Она задала этот вопрос с напускной веселостью – так она всегда говорила с Джозайей. И, как и Джозайю, Алму эта веселость нисколько не обманула.
– Всегда может стать еще хуже, Ребекка. Но время от времени – достаточно часто, чтобы мы не оставляли надежды, – происходит нечто чудесное, и тем, кто готов пойти на риск, становится лучше.
Глава 6
Джеффри шел рядом с Джульеттой, ведя на поводу Ариона. Его скакун, явно оправившийся после вчерашнего ужасающего прыжка в пропасть, мотал головой и недоуменно фыркал всю дорогу до поля для турниров. И вполне понятно, что Арион испытывал недоумение, – Джеффри и сам плохо понимал, что происходит. Несмотря на свое обещание, Джульетта не принесла никакого оружия, чтобы проверить его меткость. Да и никакого поля для воинских упражнений он не видел. Где столб с мишенью, где кольца, в которые можно направить меткое копье? Этот кусок пастбища внешне ничем не отличался от бесконечных акров с густой травой, качавшейся на ветру, если не считать одного гнилого пня, торчавшего из дерна.
– Вот один!
Казалось, Джульетта безмерно обрадовалась, увидев этот пень. Она бросилась к нему и пригнулась, а потом стала шарить в траве, пока не отыскала камешек, который пристроила на неровном крае пня.
Вернувшись к Джеффри, она бросила критический взгляд на Ариона.
– По-моему, вам следовало оставить вашу лошадь в конюшне. Если вы говорите правду, то она никогда не была под огнем и может испугаться.
Джеффри весь ощетинился. Он не знал, о каком огне говорила Джульетта, но они с Арионом частенько шли в атаку под настоящим ливнем греческого огня. Джульетта всю дорогу уговаривала его вернуть Ариона в стойло, словно рыцарь может продемонстрировать свое умение поражать мишени, не сев верхом на коня, способного предвидеть все его движения! Может, сама не имея обученного коня, она хочет поставить Джеффри в столь же невыгодное положение? Но чтобы подвергать сомнениям смелость Ариона!..
– По-вашему, Ариону не хватает храбрости в бою?
– Я уверена, что он очень отважен. И все же я на вашем месте покрепче держалась бы за его уздечку. – Она казалась озабоченной, когда вынула из кармана одну из уже виденных Джеффри трубок с костяной ручкой. Похоже, что здесь у каждого были такие штуки – приятно будет узнать, для чего они служат. Поднеся ее к лицу, Джульетта принялась поворачивать ее в разные стороны. – Дэниель, мой муж, научил меня защищаться, но я редко этим пользовалась. Пока вы седлали коня, я его почистила. Хотите стрелять первым? Дэниель приобрел этот револьвер у полковника, который его разработал. Он всегда говорил, что когда люди поймут, насколько это хороший револьвер, то все начнут пользоваться именно «кольтами».
Право, он никак не мог понять, чего она хочет. Он должен бросить этот предмет в камень?
– Покажите мне вы, Джульетта, – сказал он. Кивнув головой, она подняла револьвер до уровня носа и, прищуря один глаз, посмотрела поверх него на камешек: так капитан Чейни смотрел на Джеффри во время их первой встречи в конюшне. Возможно, Джульетта собиралась замахнуться и швырнуть странный предмет, как диск… Джеффри так этого и не узнал, потому что она успела только чуть шевельнуть одним пальцем – и громовой рев разорвал тишину. Одновременно с диким грохотом, непонятно откуда, взялось облако едкого дыма: казалось, сама земля раскололась на части, позволив осквернить воздух испарениями ада.
– Кровь Господня!
Проклятие Джеффри почти заглушило пронзительное ржание Ариона, однако сейчас рыцарю было не до испуганно рвущегося коня. Джеффри надо было любой ценой защитить Джульетту от напавших на них невидимых врагов! Он бросился на нее и повалил на землю, постаравшись упасть на вытянутые руки, чтобы основная часть его веса пришлась на них. Тем не менее оба тела весьма плотно прижались друг к другу, особенно их нижние части; Джеффри ощутил под собой тугие женские груди, которые терлись о его грудную клетку, когда Джульетта извивалась под ним. Она отчаянно пыталась освободиться, так что этот проклятый узел у нее на голове развязался и волосы свободно рассыпались по плечам. Окликая Джеффри по имени, Джульетта умоляла позволить ей встать.
– Не двигайтесь, я не понял, откуда они нападали, – предостерег он ее. Дышал он тяжелее, чем следовало в данных обстоятельствах. Совершенно недопустимо, чтобы плотское желание давало о себе знать в тот момент, когда даме грозит непонятная опасность! При следующей встрече со священником ему придется исповедаться в таком нерыцарском поведении.
– Никто на нас не нападал, Джеффри.
– Кровь Господня, женщина, придержите язык, иначе они нас заметят! Я еще никогда не встречался с врагом, у которого столь страшное оружие.
– Джеффри, выслушайте меня! Никто на нас не нападал. Этот шум устроила я. Я выстрелила из револьвера. Смотрите. – Джульетта с трудом высвободила руку и сунула револьвер ему под нос. Из открытого конца трубки поднимался легкий дымок, в котором Джеффри ощутил ту же едкую вонь, что наполнила воздух сразу же после громового раската.
– Это вы вызвали этот немыслимый шум, Джульетта, с помощью револьвера?
Она быстро кивнула, и ее шелковистые волосы скользнули по его рукам. Полное отсутствие в ней страха убедило Джеффри в том, что она говорит правду. Этот грохот, который, по словам Джульетты, устроила она сама, заставил бы большинство женщин впасть в ужас, кричать и рвать на себе волосы. От пришедшей уверенности в том, что поблизости не прячется неизвестный враг, Джеффри следовало испытать радость и облегчение, а вместо этого он почувствовал себя круглым дураком: лежит, уткнувшись носом в землю, из-за проклятого фокуса, который наловчились применять эти странные люди!
Как же, видимо, про себя потешается над ним Джульетта!
Джеффри хотел отодвинуться от нее, но им овладело полное нежелание покидать свое мягкое ложе. Джульетта выпростала руку, чтобы помахать перед ним револьвером, в результате чего Джеффри еще сильнее прижался к ней животом, и хотя их разделяло несколько слоев материи, рыцарь хорошо ощущал, как под ним приподнимается и опадает женское тело. Чуть заметный цветочный аромат, напоминавший запах мыла, которым пользовались они оба, исходил от Джульетты, перебивая все другие запахи, и на секунду Джеффри совершенно забыл об испытанном унижении и смятении.
Джульетта ощутила быструю смену его настроений – от бесстрашного защитника к недоумевающему безумцу, а потом к страстному мужчине. Она понимала, что ей следует оттолкнуть этого неотесанного громилу и встать с земли. Господи! А что, если кто-нибудь увидит, как вдова Уолберн валяется по прерии со своим сумасшедшим постояльцем?!
К несчастью для ее репутации, тело Джульетты отказалось повиноваться настоятельным приказам ее ума. Вместо того чтобы решительно оттолкнуть Джеффри, ее рука почему-то легла ему на плечо. Вместо того чтобы произнести резкие слова, ее язык робко скользнул вдоль губ, которые отчего-то вдруг пересохли. Существовало бесконечно много причин, по которым благоразумная и рассудительная женщина, каковой она себя считала, должна была бы оскорбиться бесцеремонности, с которой он повалил ее на землю и теперь не давал подняться.
Но вместо этого Джульетта вся трепетала от мысли о том, что при звуке выстрела первой мыслью Джеффри было защитить ее. Даже и сейчас он укрывал ее своим огромным мускулистым телом, бережно держа в объятиях, подставив свою спину возможным врагам, словно рыцарь, который защищает даму своего сердца. И при этом совершенно не важно, что опасность оказалась чисто мнимой, плодом его больного воображения!
Она услышала тихий выдох, и в следующую секунду у ее плеча возникла бархатистая голова, оттолкнувшая Джеффри в сторону.
– Арион! Твоя нога!
Джеффри разразился потоком непонятных слов, наполненных таким ядом, что Джульетта без труда догадалась: это проклятия. Ей и самой хотелось бы пробормотать несколько слов покрепче, хотя Джульетта плохо понимала, почему у нее возникло такое желание, когда Джеффри стремительно отодвинулся от нее и присел на корточки около своей проклятой лошади.
– Боюсь, он растянул связку на передней ноге.
С мрачным лицом Джеффри прижимал пальцы к распухшему месту чуть повыше копыта Ариона.
– Я же говорила вам – лучше оставить его в сарае.
– Да, говорили. – Покачав головой, он вздохнул. – И для чего вы устроили такой шум, Джульетта?
Она постаралась как можно грациознее встать с земли, что оказалось весьма непросто – ноги у нее ослабели, пока Джеффри д'Арбанвиль лежал на ней всем своим телом.