Глава 4

Джеффри пробудился, когда на востоке только-только забрезжила тонкая серая полоска на фоне черной ночи, возвещая о приближении рассвета. Чтобы не разбудить Джульетту и капитана Чейни, наткнувшись на что-нибудь в незнакомом доме, рыцарь поднял удивительно подвижное стекло и протиснулся в маленькое окно.

Джеффри сомневался, чтобы что-то могло заставить его остаться в этих местах. И все же лучше было не испытывать своей решимости, заставляя Джульетту встать с постели. Сонная, теплая и растрепанная, она стала бы для него слишком сильным соблазном. Не важно было, кто она: ведьма, соблазнительница или просто женщина. Кто бы она ни была, но она порождала в нем ужасающую слабость, так что ради спасения собственной души ему следует поскорее умчаться отсюда на Арионе. Низко пригнувшись, Джеффри пробежал к конюшне, бесшумно ступая по толстому упругому дерну.

Арион приветственно заржал, и Джеффри показалось, что более отрадного звука он еще никогда не слышал.

Он ощупал все стены каждого стойла, но не нашел ни единой свечи или факела, или огнива, чтобы их зажечь. Опомнившись, он обругал себя за несообразительность: конечно же, для Джульетты естественно закреплять эти необходимые вещи на том уровне, до которого сможет дотянуться сама! Он снова начал ощупывать стены, на этот раз ниже: необходимо было найти какой-то способ осветить темную конюшню. Однако ему не удалось найти ничего, кроме какой-то штуки из металла и стекла, от которой разило недогоревшим углем: по форме он определил, что она похожа на ту, которую Джульетта назвала лампой. Когда он задел ее рукой, в ней что-то заплескалось, покрыв его руку вонючей маслянистой жидкостью.

Он продолжал ощупывать стены, прибавив к объектам своих поисков тряпку, чтобы вытереть руки, и тут его пытливые пальцы наткнулись на живую человеческую плоть.

Несмотря на внезапный сильный испуг, реакция Джеффри была мгновенной: он издал душераздирающий вопль, прибегнув к боевому рыцарскому приему – в случае неожиданной атаки противника самому ошарашить его внезапным резким криком, – и бросился лицом вниз на устланный соломой пол. Однако он не услышал ни свиста стрелы, ни пения тетивы, ни взмаха разрезающего воздух меча – только явно детский возглас ужаса и стук маленького тела, упавшего рядом с ним в грязь.

– Джефф… Джеффри? – проскулил кто-то.

– Робби? – Джеффри поспешно поднялся на ноги, вглядываясь сквозь предрассветный полумрак в бледное пятно испуганного личика Робби. – Кровь Господня, будь у меня на поясе меч, ты бы уже остался без головы!

– Извините. Я тут решил пообщаться с вашим конем, чтобы ему не было скучно. Я еще никогда не видал такого коня.

Неловко получилось: перепугал мальчишку самым ужасающим боевым кличем, да еще плюхнулся на землю, словно заостроженный лосось. Но трогательная забота юнца об Арионе напомнила Джеффри, в каком странном месте он оказался: здесь не было под рукой оруженосцев, чтобы ухаживать за скакуном рыцаря, помогать рыцарю одеваться или освещать ему путь в темноте.

– И как поживает Арион? – спросил Джеффри, вставая и стряхивая солому и грязь с рубашки и брюк, которые внушали Джульетте столько забот.

– О, просто великолепно! Сейчас зажгу лампу, чтобы вы сами посмотрели!

Джеффри услышал негромкий скрежет, а потом до его носа донесся тот же сернистый запах, который исходил и от его пальцев. Послышалось громкое царапанье – и у кончиков пальцев Робби расцвело пламя.

– Кровь Господня! Да это же бесовское колдовство! Джеффри взмахнул рукой, чтобы сбить адский огонь с пальцев Робби, но мальчик прикрыл пламя рукой.

– Господи, Джеффри, па рассказывал мне: так легко дурачить краснокожих – чиркни спичкой, и они в ужасе! А я ему еще не верил! Может… Может, он правду говорит про вас? Вы никакой не рыцарь, вы краснокожий – вот вы кто!

Джеффри отнюдь не считал свою кожу красной и не мог понять, почему это так важно для паренька и его отца. Пока Робби подносил огонь к лампе, бросая на Джеффри укоризненные взгляды, тот пытался сообразить, каким образом цвет его кожи мог повлиять на отношение к нему. Ни о каких краснокожих он никогда не слышал. Чернокожих мавров еще встречал, и говорят, у китайцев кожа совсем желтая, а что до красной…

Тут он вспомнил о легендарном императоре Карле, отбиравшем в свои войска только тех людей, которые в минуты опасности не бледнели, а краснели. Видимо, слова Робби несли на себе печать детской проницательности и имели прямое отношение к боевым подвигам Джеффри. Такая мысль необычайно обрадовала рыцаря.

– Ну вот.

Робби перенес почти весь огонь, который держал между пальцами, на торчащий из лампы фитиль, а остальное пламя стряхнул. Мальчик установил пустотелую стеклянную трубку над горящим фитилем и повесил лампу на гвоздь. Конюшня осветилась приятным и ровным светом.

– Чем питается пламя? – вопросил Джеффри, не спуская с лампы подозрительного взгляда.

Робби изумленно уставился на него.

– Нефтью, конечно. Керосином. Кажется, мисс Алма говорила, что его добывают из угля.

– Ага! – Торжествующий крик Джеффри эхом разнесся по конюшне. Он обвиняюще ткнул пальцем в испуганно сжавшегося мальчика. – Наконец-то я поймал хоть одного из вас на открытой лжи! Про уголь мне известно все, и в твоей лампе я не вижу ни единого его куска. И любому дурню известно, что уголь так ярко не горит – он тлеет красным огнем. Объясни, для чего тебе понадобилось меня обманывать?!

Обычно смугленькая мордашка Робби смертельно побледнела. Не успел Джеффри ничего сказать по этому поводу, как мальчуган с испуганным воплем выскочил из конюшни.

Беспричинно огорчившись своей резкости с ребенком, Джеффри направился к стойлу Ариона, раскидывая ногами пучки соломы.

– У мальчика нет задатков хорошего оруженосца, – проворчал он.

– У мальчика нет любящего отца.

Мягкий голос у него за спиной заставил Джеффри резко обернуться. Джульетта стояла, прислонившись к дверному косяку, и была именно такой соблазнительно сонной и растрепанной, как он и опасался. Волосы ее в беспорядке рассыпались по плечам. На ней было какое-то широкое белое одеяние, которое, несмотря на многочисленные складки, ухитрялось намеком показывать скрытое под ним гибкое женственное тело. На плечи Джульетта набросила шаль, которую сжимала у шеи своими тонкими изящными пальцами. Джеффри похлопал Ариона по холке, радуясь тому, что за крупным телом коня женщина не увидит, как отреагировала на ее приход нижняя часть тела рыцаря. Джеффри шире расправил плечи, заметив, что на его наряде с чужого плеча все еще видны солома и грязь.

– Похоже, вы решили меня преследовать, – сказал он.

Опытная соблазнительница отреагировала бы на такие слова манящей улыбкой и игривыми словами. Какая-то непослушная часть существа Джеффри надеялась, что появление Джульетты говорит о попытке обольщения, и в то же время сокрушалась о том, что эта женщина взяла на себя такую роль.

В ответ на его замечание Джульетта небрежно пожала точеными плечами.

– Я хозяйка этого заведения. Я имею право знать, что происходит в моем собственном сарае. – И к этому возмутительному заявлению она прибавила слова под стать его собственным: – Похоже, вы намерены выкрикивать оскорбления в адрес всех, кого видите.

Можно подумать, что он стал бы тратить свой самый лучший боевой клич на этих простолюдинов!

– Вы еще не слышали моего настоящего ора.

– Рыка?

– Рычат львы, Джульетта.

Тут Джеффри инстинктивно стал подражать повадкам благородного зверя и мягким пружинящим шагом двинулся на «жертву». Однако «жертва» явно не испугалась «хищника» и сама пошла на него.

– Крика? Вопля? Воя? – вызывающим тоном требовала уточнить Джульетта, все ближе подходя к Джеффри.

– Глядя на меня, вы видите только необузданного дикого зверя, Джульетта?

К этому моменту они оказались так близко, что его дыхание шевелило ей волосы, и, Господь свидетель, рыцарь вдруг позавидовал всем диким созданиям, которые могут учуять свою пару и запросто соединиться с ней – и ничто на свете им не помешает.

– Я вижу перед собой волка в овечьей шкуре. Актера! – И Джульетта презрительно фыркнула, охладив его первобытный пыл. – Притворялись, будто не умеете как следует одеваться, будто не знаете, как надо говорить по-английски… А сейчас вы только посмотрите: все пуговицы застегнуты как надо, и разговариваете так, что за вами и на курьерском поезде не поспеть. И к тому же прицепились к ребенку! Надо признать, вы талантливы. Мне почти что стало вас жаль.

– Вам почти что стало жаль? – переспросил Джеффри д'Арбанвиль, расправляя свои плечи на весь их богатырский размах. – Меня?!

В нем все говорило о недоверии к ее словам – его поза, откровенная самоуверенность. На секунду пыльный сарай словно исчез, и Джульетта представила себе толпу затихших зрителей, окружившую залитую солнцем арену турнира, и Джеффри, торжествующе стоявшего над поверженным противником.

Она отогнала созданную своей фантазией картину, и в то же время не могла поверить в то, что этот самонадеянный тип, которого она видит перед собой, еще совсем недавно был тем самым сбитым с толку незнакомцем, вспоминала его нежные объятия. На секунду… на секунду он показался ей именно таким человеком, которого смело можно назвать рыцарем.

Но это было невероятно! Джульетта украдкой взглянула на его пояс. Кожаный ремень, аккуратно продетый во все петли, заправленная в брюки рубашка… Она вспомнила его узкий кожаный жилет, так туго охватывавший те же самые мускулы… Тот же человек. Она скользнула взглядом по мощным рукам, плотно обтянутым рукавами рубашки, одолженной у капитана Чейни. Тот же человек.

В вороте рубашки был виден только верхний край постоянно висевшего у него на шее медальона. Взгляд Джульетты переместился выше, к его чувственным губам – губам, которые еще вчера приникали к ней с отчаянной жаждой, вскоре превратившейся в нечто еще более сильное, еще более необоримое. Те же губы. Тот же человек. И в то же время другой…

– Так я внушаю вам сочувствие, Джульетта? – снова спросил Джеффри, и его низкий хрипловатый голос пробудил в ее душе ответный трепет.

Она покачала головой.

– Я думала, вам нужен друг.

Если он сейчас засмеется, она не переживет этого! Джульетте следовало бы держаться от него подальше – играть сухую, вечно недовольную вдову, какой ее все и считают. Ей следовало не изменять своей замкнутости, которую она столь старательно культивировала, и радоваться, когда он сядет верхом на коня и ускачет вдаль. Кому как не ей знать, к чему приводит потворство случайной симпатии, а тем более ее узаконивание: все кончается тем, что тебя сковывают клятвы, которые нельзя нарушить.

К несчастью, с тех пор как прошлым вечером ее поцеловал Джеффри, в ее груди словно поселился какой-то озорной бесенок. Никогда прежде Джульетта не теряла дара речи в присутствии постояльца. Никогда прежде не лежала без сна, трепеща от странно интимной мысли о том, что грубо сложенные стены ее дома отделяют их двоих от остального мира. В этих стенах она дышала тем же воздухом, которым дышал Джеффри, внимала тем же звукам, которые слышал он; они ощущали одни и те же запахи – воск, которым Джульетта полировала мебель, рагу, которое она приготовила на обед, смесь ароматных трав, которые она собирала сама.

– Ты хотела быть мне другом, Джульетта? – Джеффри склонил голову набок. От света лампы на четких чертах его лица играли золотые блики. Губы его тронула грустная улыбка. – Людям моего звания дружбу предлагают очень редко.

Она ощутила укол жалости. Естественно, переезжающему с места на место актеру трудно приобрести друзей.

– Может быть, вам следовало бы приобрести иное звание, заняться другим делом?

В ту же секунду с лица Джеффри исчезли бесследно вся мягкость и грусть. Он сделал резкий вдох и выпрямился, словно Джульетта смертельно его оскорбила.

– Рыцарство – это святая обязанность. От нее нельзя отказаться только для того, чтобы тебя окружало приятное общество.

Рыцари, вечно эти его рыцари! Ну одно можно сказать в пользу Джеффри – он последователен, чего не скажешь о ней. С минуты их встречи она мечется от одной крайности к другой, словно ива под порывами сильного ветра. Хоть Джульетта и пытается держаться твердо, но улыбка Джеффри легко склоняет ее в одну сторону, а слова – в другую, словно насмехаясь над ее решимостью не поддаваться его влиянию.

– Вы обещали, что больше не станете говорить о прошлой жизни. – Эти слова заставили ее вспомнить о том, в чем она недавно его обвинила. – И кроме того, пусть вы и актер, но лгать не умеете. Если бы вы хотели, чтобы мы поверили вашим сказкам…

– Это не сказки!..

– …то вам не следовало сегодня утром одеваться так, словно вам прекрасно известно, как одеваются нормальные люди.

– Наблюдательность – это одно из важнейших качеств, которые должен выработать в себе рыцарь. – Он одарил ее торжествующе-суровым взглядом. – Я внимательно рассмотрел мужчин, толпившихся у вас на кухне, и сегодня оделся так, как они.

Джульетта мысленно признала, что он быстро нашел убедительный ответ. И тут же улыбнулась, уверенная, что он не сможет столь же легко ответить на другое обвинение.

– А как насчет вашей манеры говорить? Вы время от времени употребляете какое-нибудь странное слово и коверкаете произношение, но язык наш вы выучили очень быстро.

– Конечно. – Он скрестил руки на груди и посмотрел на нее сверху вниз, сумев одновременно выразить взглядом заносчивость и оскорбленное достоинство. – Это у меня дар от Бога.

– Ха!

– Ха? – Он наклонился, так что его нос оказался всего в нескольких дюймах от ее лица, приподнял бровь и чуть заметно улыбнулся. – Принимая во внимание ваш веселый возглас, можно подумать, что вы сомневаетесь в том, что я освоил ваш язык.

– Когда люди вот так говорят «ха», это не признак веселья, – сообщила ему она.

– Значит, это оскорбление?

– Можно сказать и так.

– Ха! Можете меня проверить, Джульетта. Вызовите того монгольского воина, которого вы приветствовали вчера. Даю вам слово рыцаря, что не знаю ни слова на его варварском наречии. Но мне понадобится совсем немного времени, чтобы целиком освоить его язык. Я покажу вам свой дар, «аговорив по-монгольски еще до исхода дня.

Джульетта невольно отступила на шаг. Его поддразнивание настолько ее ошеломило, что она с трудом понимала, о чем он говорит. Монгольский воин? Джульетта отошла на несколько шагов, и это помогло ей немного успокоиться – она догадалась, что речь идет об охотнике за бизонами, который накануне помог ей спасти Джеффри.

– В наших местах о монголах не слышали, – попыталась объяснить ему Джульетта. – Мы тут обычно встречаем осейджев, потаватоми, канзасских индейцев…

– И кто теперь рассказывает сказки? – Джеффри укоризненно погрозил ей пальцем. – Этот воин не был индийцем.

– Конечно, был! Это обыкновенный индеец.

– Джульетта! – Он строго покачал головой и невесело рассмеялся, словно вспомнил что-то неприятное. – Мне как-то пришлось провести целый месяц в отвратительном климате Индии. Сравнивать этого воина с индийцем – все равно что назвать китайца египтянином.

Чем больше времени она с ним говорила, тем безумнее он казался. Хотя утреннее солнце уже било жаркими лучами в дверь конюшни, Джульетта поплотнее закуталась в шаль, жалея, что вышла следом за Джеффри в сарай, жалея, что не позволила ему просто сесть на лошадь и уехать, – тогда о его безумии можно было бы просто позабыть. Было бы приятно хранить в сердце воспоминание о диковинном госте, время от времени воскрешая его образ – когда ночи покажутся ей бесконечными, а одиночество ощутится тяжким грузом. Тогда она могла бы вспоминать теплые и жадные губы Джеффри, прикосновение его пальцев к ее коже, когда он изучал ее пуговицы, и это воспоминание не было бы отравлено мыслью о том, что она трепетала от ласки сумасшедшего.

– Не хочу показаться негостеприимной, но если вы и ваш конь оправились после перенесенного вами, то я бы советовала вам отправляться в путь. Сюда со дня на день должен прибыть отряд солдат из Форт-Скотта, и для них понадобятся все мои комнаты.

Сухие и резкие слова Джульетты звучали непривычно жестко. Но, возможно, ей это просто показалось. В последнее время она говорила, словно глупенькая и легкомысленная барышня, и звучал при этом не ее обычный, уверенный и спокойный голос, а какое-то его бледное подобие. Может, именно поэтому возвращение к обычной деловой манере речи вдруг отдалось в ее ушах спесивым гнусавым диссонансом – словно чопорная старая дева бранит провинившегося ребенка.

Не может быть, чтобы она всегда говорила так противно. Это просто невероятно! Ведь Джульетта совсем недавно научилась сдерживать свою порывистость, а до этого ей говорили, что голос ее звенит серебряным колокольчиком. Странно, как она могла об этом забыть?

– Должен признаться, меня удивляет: как это вы позволяете мне уехать, если ваш лорд направил солдат, чтобы взять меня в плен?

Джульетта вдруг встревожилась. Бессонная ночь и этот ненормальный рыцарь словно сговорились, чтобы лишить ее сил. Неужели ему действительно хотелось, чтобы она вызвала солдат для его допроса? Ничего не говоря прямо, он сумел убедить ее в том, что он действительно актер. Человек не выходит на подмостки, если не стремится всегда быть в центре всеобщего внимания.

– Джеффри, солдаты приедут сюда просто потому, что здесь им удобно останавливаться на отдых. Вы их не интересуете. Они даже не знают, что вы здесь.

– Вы не сообщили своему лорду о том, что в его окраинной деревне появился рыцарь, принесший присягу другому?

Казалось, Джеффри был изумлен тем, что Джульетта не доложила о его появлении кому-то из властей.

– Какому лорду? Господи, да в Броде Уолберна даже мэра нет!

Он секунду поразмыслил над ее словами, а потом расправил плечи.

– Значит, это не ловушка? Я могу уезжать, не ожидая нападения сзади?

– Да.

При мысли о том, как она увидит исчезающую за горизонтом широкую спину Джеффри, голос Джульетты вновь обрел непривычную мягкость.