Глава 11

Что-то шло не так. Джиллиан почувствовала перемену в Камероне раньше, чем он обернулся к ней и ласково потрепал по подбородку, как это делает любящий дядюшка, когда поддразнивает любимую племянницу. Он доволен ею, он относится к ней с нежностью, но нет в нем никаких признаков той радости и возбуждения, которые поднимаются в ней, а затем откатываются наподобие волн, разбивающихся о скалу. Ничто в нем не напоминало того человека, который ее целовал и просил ему верить.

– Вы были великолепны, мисс Боуэн!

Губы ее задрожали, и Джиллиан сжала их в тонкую линию, чтобы это дрожание по ошибке не приняли за отражение душевной муки.

– Плохо то, что ваша игра оказалась напрасной. – Камерон с сожалением покачал головой и тяжело вздохнул. – А план хорош – он вполне мог сработать.

– Что значит мог сработать? – От удивления она повысила голос, так что некоторые из крестьян оглянулись на них. Заметив это, Джиллиан заговорила шепотом: – Не хотите ли вы сказать, что отказались от плана спасти короля?

– Ну разумеется. Как мы теперь сможем продолжать? – Он посмотрел на нее такими невинными глазами, что она сразу поняла: он лжет. Каждая капля крови Камерона Смита была отравлена коварством. Он что-то затевал.

– Роберт Линдсей не самое важное звено в вашем плане, – предположила Джиллиан. – Вы говорили мне, что каждым его участником можно пожертвовать. Роберт был просто… пешкой.

Она не знала, понял ли он, что ей хотелось сказать; однако стиснутые зубы и нервный тик выдавали его напряжение.

– Все кончено.

– Значит, вы сдаетесь, – сказала она. – Вы предоставите королю Карлу самому заботиться о себе, если он вдруг пойдет в этом направлении.

Камерон кивнул.

– И вы спокойно будете продолжать заниматься своим делом, ожидая, что мы с отцом заживем, как раньше, как будто ничего не случилось?

– Как только я уйду от вашего отца, все именно так и произойдет.

Волна негодования снова нахлынула на нее. Так он собирается уйти! Ей захотелось кричать. А она-то надеялась привязать его к себе невидимыми нитями надежды, доверия, которые он внес в ее жизнь!

Наряду с этим безумным желанием она ощутила полнейшую уверенность в том, что тот Камерон Смит, которого она узнала, не бросит так легко ни ее, ни ее отца, ни короля.

Джиллиан утвердилась в своих мыслях, когда заметила брошенный им взгляд в сторону канавы. Ей вдруг все стало предельно ясно. Она не могла без содрогания представить себе избитое, изуродованное мертвое лицо Роберта Линдсея. В душу ее прокрался ужас. Роберт Линдсей помогал Камерону, и теперь Роберт Линдсей мертв. Джиллиан и ее отец были вынуждены помогать Камерону даже больше – они укрывали его в своем доме, ездили с ним по округе, Давая ему свободу передвижения, о которой он не мог и мечтать, если бы ездил один.

Камерон боится за нее. Этот замечательный человек, лишившийся своего дома, всей душой стремившийся сделать нечто значительное, был теперь готов все бросить и примерить на себя клеймо неудачника ради того лишь, чтобы не подвергать опасности ее и ее отца.

Джиллиан не могла этого допустить. Зачем нужна жизнь, если проводишь ее, дрожа от страха за увитыми плющом стенами, а каждый миг и каждый вдох отравлены мыслью, что ради тебя любимый человек отказался от своей мечты?

Джиллиан зажмурилась при мысли, что любит Камерона Смита. Любит человека, не зная даже его настоящего имени.

Зато она знает его улыбку и нежное прикосновение его больших, огрубевших от тяжелой работы рук. Знает его сердце, подсказавшее ему, как посвятить Джиллиан в свои планы и при этом не сломить ее дух. Не имеет значения, какое он носит имя. Она любит его.

– Очень хорошо, – сказала она, собрав все силы, чтобы пойти на самый большой риск в своей жизни. – Вы поведаете мне свой план, и я спасу короля, если вас покинула решимость.

Камерон в изумлении уставился на нее. Она расхохоталась бы, если бы ставки не были настолько высоки.

– Но вы все равно не сможете спасти короля, – наконец с трудом выговорил он.

– Значит, я была с самого начала права насчет вас! – Джиллиан смотрела свысока, что было нелегкой задачей для женщины на голову ниже его ростом. Ей пришлось откинуть голову далеко назад и не обращать внимания на внезапно охватившее ее желание ощутить его губы у себя на шее. – Вы такой же низкий, как и другие, – считаете меня безмозглой дурочкой только потому, что я женщина!

Камерон прищурился, глядя на нее.

– Похоже, вы что-то задумали.

– Так же как и вы.

Джиллиан перевела дыхание и уже приготовилась перечислить свои подозрения относительно его мотивов, когда вдруг услышала:

– Пожалуйста, мисс, подойдите сюда.

Она оглянулась и увидела молодую крестьянку с маленьким ребенком на руках.

– Мисс, – женщина, склонив голову, прижимала ребенка к сердцу, – может быть, ваш отец или молодой доктор могли бы взглянуть на моего маленького Томми…

Джиллиан и Камерон одновременно подошли к женщине.

– Как вас зовут? – спросил Камерон. Удивленная вопросом, молодая мамаша еще крепче прижала младенца, и тот издал слабый жалобный плач.

– Меня зовут Сэри, молодой доктор.

– Сэри. – Камерон улыбнулся испуганной женщине, и от его улыбки Сэри немного приободрилась, а Джиллиан почувствовала слабость в коленях. Он явно усвоил урок доктора Боуэна: пациента надо отвлекать разговором. – Передайте, пожалуйста, Томми мисс Боуэн, пусть она подержит ребенка, пока я его осмотрю.

Сэри подчинилась и теперь стояла и крутила в руках свой фартук, пока Камерон пристально смотрел на младенца, а Джиллиан быстро ощупывала крохотное тельце. Животик под ее рукой был горячий и раздутый, и, когда пальцы Джиллиан трогали его около тазовых костей, ребенок вяло шевельнулся. Она пальцем отогнула пеленку. Мокрая, больше ничего. Все признаки того, что у мальчика просто запор. Джиллиан удивилась, почему Сэри не обратилась за советом к другим женщинам.

– Какой спокойный мальчик, – прошептала она.

– Он всего час как успокоился, – сказала Сэри. – До этого два дня кричал без умолку.

– Извивался и хватался за животик? – подсказала Джиллиан.

– Да, мисс. Изгибался и жутко царапал себя.

– Ест хорошо?

– До сегодняшнего утра хорошо ел. И вот… то кричит, а то лежит без движения… Я боюсь, мисс. Помогите ему, молодой доктор. Пожалуйста, помогите ему.

– О, доктору Смиту нет надобности особенно помогать. – Джиллиан сунула мальчика Камерону в руки. – Осмелюсь сказать, этот парень просто часто пачкает пеленки.

– Да, мисс, изо дня в день… – Сэри вспыхнула и украдкой бросила печальный взгляд на Камерона. – Это я виновата. Я разозлилась на него, когда он пачкал по три пеленки за час. Из-за меня дьявол завязал кишки Томми.

Ей было слишком стыдно за то, что она ругалась на своего маленького мальчика, поэтому она не обратилась за помощью к другим матерям – Джиллиан ясно читала это по виноватому лицу Сэри.

Ей трудно было найти слова прощения, в которых нуждалась женщина, и она просто смотрела, как Камерон баюкал младенца в своих больших ласковых руках. Он держал ребенка с благоговением перед человеческой жизнью, которое Джиллиан видела только у своего отца.

Томми полностью завладел вниманием Камерона; казалось, рассеялись все его мысли о смерти и тайных заговорах, о короле-изгнаннике, и теперь больше всего его беспокоил крошечный, страдающий запором крестьянский мальчик.

Таившиеся в глубине души Джиллиан остатки сомнений развеялись без следа.

– У маленьких детей иногда бывают запоры. – Джиллиан вынуждена была прочистить горло. – Доктор Смит укажет вам простое средство от этого.

– Да, есть простое средство, – подхватил Камерон с понимающей ухмылкой, которая превратилась в ослепительную улыбку. Было заметно, что ему доставляет удовольствие помогать испуганной матери и ее младенцу.

– Правда? – Сэри смотрела на них с надеждой, которая вдруг сменилась тревогой. – Но у меня нет денег, чтобы заплатить вам, доктор, и на лекарства тоже нет.

Нахмурив лоб, Камерон сделал вид, что обдумывает ее слова.

– Хорошо, вы не должны будете платить мне, если мисс Боуэн скажет вам, что делать.

Так он спокойно и открыто передал лечение маленького Томми в руки Джиллиан. Она думала, что Сэри будет возражать, но молодая женщина повернулась к ней в ожидании советов. Джиллиан была потрясена, поняв, что Камерон прав: она действительно недостаточно верила крестьянам, взрастив в себе чувство собственной неполноценности и позволив этому чувству убедить себя, что они не примут ее помощи. Она с самого начала была не права.

– Надо сделать травяную клизму, это поможет. Здесь, в деревне, некоторые летом собирают и сушат слабительные травы. – Джиллиан слышала, как громко и ясно звучат ее слова. – Приготовьте слабый чай из цветков и листьев, добавьте щепотку красного сахара, а перед тем как дать ребенку, хорошо процедите. Вы умеете делать клизму?

– Да, мисс. Трубку и пузырь я могу попросить у повитухи. – Сэри взяла у Камерона ребенка. Она крепко прижала Томми к груди, с благодарностью посмотрела на Камерона и Джиллиан и быстро пошла в сторону одной из деревенских улиц.

– Это его вылечит?

Джиллиан кивнула:

– Думаю, да.

Камерон задумчиво посмотрел вслед Сэри.

– Видите ли, Джиллиан, ради этого малыша и его матери вы не должны оказаться в числе… жертв. Вы и ваш отец будете нужны этим людям независимо от того, станет ли королем Карл Стюарт или же у власти останется Оливер Кромвель.

Он повернулся в ту сторону, куда ушла Сэри, как будто хотел догнать ее и посмотреть, как поправляется ее маленький сын, и Джиллиан почувствовала его тоску, неизбывное желание узнать, каково это – быть кому-то нужным.

– Камерон. – Она тронула его за плечо и ощутила силу, пока находящуюся в бездействии. Он напрягся, и Джиллиан осознала, что первый раз добровольно дотронулась до него. На самом деле она впервые добровольно дотронулась не только до него, но и вообще до другого человека, не считая отца и пациентов. Сотни раз в мечтах она дотрагивалась до Камерона, но никогда не ожидала, что это прикосновение настолько приблизит ее к нему и она ощутит биение его сердца.

– Из-за этого малыша и его матери, из-за всех этих людей я не могу пойти на попятную. Я должна помочь вам завершить то, что мы начали.

– Джиллиан…

Она заставила его замолчать, приложив пальцы к его губам, потрясенная своей смелостью и ощущением твердости его губ у себя под рукой. Близость к нему еще усилилась, и Джиллиан поспешила отстраниться до того, как ее охватит дрожь.

– Мы оба знаем, что мой отец недолго будет в состоянии им помогать. Если вы позволите мне вернуться в тот надежный мирок, который я так тщательно себе подготовила, никто не доверит мне занять его место; я окажусь бесполезной, пустой и ненужной и не оставлю никакого следа на земле.

Джиллиан думала, что Камерон будет над ней смеяться. Женщинам вообще не дано оставлять свой след на земле – это право мужчины сохранили за собой. Однако Камерон не стал насмехаться, а вглядывался в нее с жадностью, которая показывала, что у него тоже были неосуществленные мечты.

– Я не собираюсь совершать что-то выдающееся. – Чтобы высказать вслух свои мечты, ей понадобилось большое мужество. Она никогда не осмеливалась доверить их даже отцу, но почему-то очень нуждалась в понимании Камерона. – Я буду рада узнать, что помогла выжить хотя бы одному ребенку или что одна поверившая мне женщина живет и кормит свою семью, а не погибла, став жертвой неумелого лечения цирюльника.

– Это честная и достойная восхищения цель, и я вас понимаю.

На какой-то миг Джиллиан показалось, что глаза Камерона говорят: «Я тоже хотел бы этого». Но видение слишком быстро исчезло.

– Не думаю, что вы понимаете степень возможного риска, Джиллиан.

– Я понимаю пустоту жизни, проведенной… в ожидании. Вы здесь всего несколько дней, а уже дали мне смелость открыто заниматься тем, о чем я мечтаю. Я хочу помочь вам сделать то же самое.

Камерон снова и снова подходил к окну. Каждый раз, отодвигая занавеску, он надеялся, что облака наконец закроют луну, однако небо оставалось по-прежнему чистым, так что хотя луна была всего лишь узеньким серпом, ее свечение и мерцание звезд заливали округу серебром. В такую ночь только самый глупый заговорщик рискнул бы покинуть укрытие, потому что его тень тут же стала бы длинной-предлинной, а его силуэт был бы виден отовсюду.

– Вряд ли вам стоит сегодня выходить из дома. – Джиллиан словно зловеще вторила его мыслям. Она смотрела на него огромными, все понимающими глазами. – В такую ночь патрули все видят на несколько миль в округе. Вы можете…

– Оказаться мертвым в канаве, как Роберт, – закончил Камерон.

– Пожалуйста, не говорите так даже в шутку.

– В деревне я пытался вам объяснить, что осуществление моих планов – дело опасное, но вы настаивали.

– Слава Богу, что сегодня вам не надо никуда идти!

– Надо. Что-то случилось, и я должен выяснить, в чем дело. Мои люди ждут меня.

Джиллиан отложила штопку и медленно воткнула иголку в клубок ниток.

– Прекрасно. Тогда мы с отцом поедем с вами. Мне нужно всего несколько минут, чтобы подготовиться…

Камерон сдержал готовое сорваться с языка ругательство: она опять била его же собственным оружием!

– В конце концов, разве не это стало целью вашего появления здесь: сделаться известной личностью и ездить с нами по ночам. Никто ничего не подумает, если нас увидят вместе.

– Нас никто не вызывал. Сегодня ночью никто не болен. Если мы неожиданно к кому-то ворвемся, то можем вызвать… я не знаю что, наверное, сердечный приступ.

Ее губы дрогнули.

– Мы, кажется, поменялись ролями, молодой доктор Смит. Вам следовало бы убеждать, а не отговаривать меня.

– Мне следовало бы ради вашего блага привязать вас к кровати.

Ворот платья Джиллиан был расстегнут, и край его начал подрагивать, как будто при упоминании кровати пульс под ним яростно забился.

– Нет, вам следовало бы рассказать мне, почему вам так срочно понадобилось осуществлять свои планы, – решительно заявила она. – Знание дает силу, Камерон. Мои возможности становятся шире, если я знаю, чего ожидать.

Она была права. Если Джиллиан в самом деле настроена до конца сыграть свою роль, то должна знать, что ее ждет.

– Самые хорошие планы – очень простые. – Он закрыл глаза и теперь почти слышал голос своего отца. – Тем не менее, могут вмешаться какие-то обстоятельства и все испортить. Дело приняло плохой оборот, когда вы в деревне заявили, что знали меня в Лондоне.

– Я думала, что помогаю вам.

Камерону хотелось притянуть ее к себе, чтобы из ее глаз исчезло причиняющее ему боль беспокойство.

– Вы и помогли. Но я некоторым образом замешан в заговоре, и, если король будет пробираться во Францию здесь, кто-нибудь вспомнит, что вы поручились за меня. Если Кромвель решит, что вы сыграли активную роль в этом побеге, то вас арестуют и накажут как государственного преступника. Вас могут приговорить к смерти, Джиллиан – вас и вашего отца. Так что молитесь, чтобы Карл не поехал этой дорогой. Если же он поедет здесь, молитесь, чтобы никто никогда не узнал, каким путем он сбежал. Я обещаю обеспечить вам объяснение своего исчезновения, которое не поставит вас под подозрение.

– Ваше… ваше исчезновение?

– Когда я сделаю свое дело, мне надо будет скрыться.

– Скрыться?

– Мы все давали клятву исчезать сразу же после того, как король перейдет в следующее укрытие. Конечно, это не касается тех, кто постоянно живет в данном месте. – Если бы и эти люди исчезали, их семьи попали бы под подозрение как сторонники монархистов. Кромвель применяет весьма жестокие методы, чтобы вытянуть нужные ему сведения из тех, кого он подозревает в помощи королю. Для вас и вашего отца, а также для жизни моих людей безопаснее будет, если все пришлые уйдут отсюда, чтобы их не схватили.

– Вы с самого начала знали, что уйдете. – Она, казалось, оцепенела, а он не мог понять причину ее волнения.

– Да, я говорил вам, Джиллиан, – три недели, не более…

– Вы всегда были со мной исключительно честны, Камерон.

Странно, что такой комплимент, как исключительно честный, мог заставить его почувствовать себя последним лжецом. Он вспомнил о необдуманно сорванном поцелуе, о подаренном ей золотистом шелке и убедился, что нет на свете такой женщины, которая не поняла бы смысл его поведения. Разумеется, Джиллиан тоже его поняла.

– Я считал, что сказал об этом в самом начале. Простите, если не сумел выразиться достаточно ясно.

– Вы не сказали мне кое-что очень важное. – Джиллиан сглотнула. – Имя. Ваше настоящее имя.

О, как ему хотелось это сделать! Его губы задрожали от желания. «Камерон. Мое имя есть, было и всегда будет Камерон», – хотелось ему сказать, но он не мог.

– Это было бы слишком опасно, – тихо сказал он.

– Опасно для вас?

– Опасно для всех, – ответил он.

Доктор Боуэн отказался ехать с ними – он уже погрузился в дрему, и рассудок его был настроен на ночной отдых; поэтому доктор, нахмурившись, выгнал их из своей комнаты.

– Справляйтесь с этим сами, уважаемый Смит, – проворчал он. – Какой смысл иметь ученика, если приходится поднимать свои старые кости каждый раз, когда кому-то вздумается приболеть.

– Ничего не поделаешь, – пожал плечами Камерон, когда они с Джиллиан вернулись на кухню. – Вы не можете ехать со мной. Как только я выйду из фургона, вас некому будет защитить. Не забывайте – убийца Роберта Линдсея все еще разгуливает на свободе.

– Но мой отец вряд ли в состоянии меня защитить.

– Для этого достаточно одного вида сидящего рядом с вами мужчины.

– Роберт Линдсей тоже был мужчиной, – спокойно заметила Джиллиан. – Кроме того, если убийца задумал уничтожить всех, кто связан с вашим планом, он может напасть на нас прямо здесь, застав нас врасплох в постелях, когда вы уйдете.

Камерон сердито посмотрел на нее. Черт возьми, она права. Надо будет предупредить Мартина, чтобы сохранял особую бдительность.

– Фрейли знает, что вы не ездите к пациентам в одиночку.

– Фрейли знает, что я иногда навещаю миссис Хокинг.

– Но не ночью же!

– Нас с ней считают не совсем обычными. Если Фрейли встретится нам до того, как вы выйдете из экипажа, я просто объясню ему, что мы собрались навестить ее. Если он остановит меня после того, как вы выйдете, я вообще не буду о вас говорить.

Камерон продолжал хмуриться.

– У вас есть ответ на каждый мой довод.

– Я такое создание, которое проклинают большинство мужчин, – упрямая женщина.

– Не упрямая, – сказал он. – Сильная.

– Не такая уж и сильная, – прошептала Джиллиан. – Я сделала все в точности так, как вы предсказывали.

Ему хотелось крепко прижать ее к себе и доказать, что склониться еще не значит сдаться, что ей удалось сохранить свою честь и достоинство, тогда как он отказался от своих ценностей ради бессмысленной мести.

Джиллиан одна стоила десятка, даже сотни его людей. Любой мужчина был бы горд назвать такую женщину своей, идти рядом с ней и на весь свет заявить: «Это та, которую я люблю».

Он любит ее, и догадывался об этом с самого начала, но наверняка понял только теперь, когда осознал, что невозможно изменить судьбу, которая отрывает его от Джиллиан.

Сейчас они с Джиллиан поедут в ночь. Однако это будет не романтическая прогулка под луной с любимой женщиной, чего так страстно хотелось его сердцу, а поездка на тайную опасную встречу в ночи.

Камерон не стал тревожить Мартина и сам запряг кобылу. Когда он подогнал фургон к кухне, Джиллиан, нагруженная множеством вещей, уже ждала у дверей.

Он спрыгнул со своего сиденья, чтобы помочь ей забраться в экипаж, но она остановилась в нескольких шагах от него.

– Вот уже три года я забираюсь в фургон и вылезаю из него сама. Нет необходимости мне помогать.

– Сегодня я здесь, а джентльмен всегда помогает даме войти в экипаж. – Камерон протянул руку, пораженный тем, насколько ему хотелось дотронуться до Джиллиан, хотя бы мимолетно.

– Я сяду на сиденье, а вам придется лечь на пол. – Она снова помешала ему и, понимая это, улыбнулась довольной улыбкой, отчего ему тоже захотелось улыбнуться. – У меня будут неприятности, если Фрейли увидит вас рядом со мной, а позднее встретит меня одну. Если же вы ляжете на пол, он даже не узнает, что вы здесь.

– Если только не остановит вас и не обыщет.

– Но если вы будете лежать на полу, и от вас будет вонять элем, он поверит, что вы напились, как это обычно делают ученики.

– Отличный план, – признал Камерон, – только от меня не воняет элем.

– Завоняет, если выльете его на себя. – Джиллиан торжествующе подняла бурдюк с элем.

Принимая бурдюк у нее из рук, Камерон покачал головой, давая понять, что восхищается ее дерзостью.

– Лорд Харрингтон обрекал себя на множество неприятностей, когда нанимал меня. Не могу дождаться момента, когда скажу ему, что он просмотрел прирожденного заговорщика у себя под носом.

Среди многочисленных комплиментов, которые он делал женщинам, этот вряд ли был достоин высокой оценки, но Джиллиан, услышав его, вся засветилась от удовольствия. Камерон подумал о том, какие ласковые, нежные слова он не может, но так хотел бы шептать ей на ухо. И когда он через много лет будет лежать на смертном одре, вряд ли его утешит воспоминание о том, что самое большое удовольствие любимой женщине он доставил, назвав ее прирожденным заговорщиком.