Крестовый поход в лабиринт

Валентина Андреева

Крестовый поход в лабиринт

Часть первая

АЛЛЕРГЕННАЯ ПЫЛЬ СТОЛЕТИЙ

1

Утро пятницы показалось воистину добрым, несмотря на то что я осознала это в половине шестого, то есть на два часа раньше положенного. И раз уж так получилось, следовало немедленно встать и заняться в меру активной хозяйственной деятельностью, чтобы не заснуть в самое неподходящее время, минут за десять – пятнадцать до момента планового подъема. Как обычно в таких случаях и бывало.

Любуясь на безмятежное небо с аппликациями редких удивительно белых облачков, словно отстиранных качественным порошком с отбеливателем, я искренне радовалась началу нового дня. Знать бы, чем он закончится…

Сыграв подъем в неурочное время, судьба любезно предоставила мне возможность хорошо подумать, стоит ли вносить коррективы в намеченный распорядок дня, то есть уклониться от запланированного мною курса и способа поездки на дачу. Ясное дело, брать штурмом электричку, а потом, если повезет, прочно застыть в вагоне на своих ногах с помощью чужих котомок, не хотелось. Но так уж получилось, что муж сорвался на машине за город еще вчера: не хотел бесцельно терять драгоценное время отдыха, предназначенного для тяжелого физического труда – бетонных работ. Кто посмеет оспорить постулат, что смена рода занятий как раз и является отдыхом?

Наталья находилась в раздумье – ехать на дачу на ночь глядя, дождавшись возвращения Бориса из очередной командировки, либо рвануть туда уже вместе с ним в субботу. Я же рассчитывала завершить рабочий день пятницы пораньше. Если бы мне удалось потратить утренние часы с пользой, наверняка собралась бы воедино с мыслями и всеми необходимыми вещами, чтобы где-то в районе четырнадцати – шестнадцати часов в тесноте да не в обиде покинуть столицу.

В начале восьмого после небольшой уборки и нехитрых приготовлений к отъезду возникло искушение прилечь. Минут на десять – пятнадцать. Проснувшись час спустя и безбожно опаздывая на работу, я вихрем носилась по дому в поисках зонта, ибо неожиданно разразилась гроза. Немногочисленные и старательно уложенные вещи, в процессе поисков под громовые раскаты вышвырнутые мною из сумки, образовали существенную кучу и никак не желали запихиваться обратно. В результате я решила, что вполне обойдусь и без них. Сами виноваты.

Опрометчивость такого решения поняла только на работе. Столь старательно отысканный и прихваченный с собою зонт не пригодился – гроза быстро миновала, а вот отсутствие кошелька и мобильного телефона ставили реальность предстоящей поездки на дачу под угрозу. Допустим, деньги на билет и на батон хлеба я найду. Но вот тащиться в туфлях на высоких каблуках по лесной дороге пешком три с лишним километра, невольно вздрагивая от каждого шороха, чтобы в конце пути услышать привычные Димкины нотации по поводу безалаберности, еще то удовольствие. Можно подумать, я сама себя одобряю.

Наташкин звонок раздался, когда я размышляла, как сообщить мужу, что конкретное время моего прибытия на станцию определению не поддается, поскольку я пожалела мобильник и оставила его дома – отдыхать и заряжаться энергией на будущее. Объяснение не ахти, так себе, но даже им я не могла воспользоваться – не помнила номер Димкиного телефона. Наташка позвонила как нельзя кстати – справочная скорая помощь.

Подруга была немногословна:

– Ир, у меня склероз и я уже свободна.

– Замечательно… – пробормотала я, с трудом отвлекаясь от грустных мыслей о мобильнике.

– Ты что, меня плохо слышишь или плохо слушаешь?

– Да нет, и то, и другое хорошо. У тебя склероз, из-за него тебя турнули с работы, а посему ты решительно свободна.

– Обижаешь! Просто я кое-что перепутала. Боря возвращается не сегодня, а завтра в ночь. Сейчас заеду за собакой, потом за тобой, выполним одно незначительное поручение и сразу рванем на дачу.

Моя словесная реакция на это сообщение была организована в стиле «рэп». Заглянувший в кабинет шеф заслушался. Кивая в такт головой, выразительно поднял к потолку большой палец. У Макса было прекрасное настроение.

Наташке мой речитатив не понравился:

– Меньше пены! Надо успеть на кольцевую до массового заезда сорвавшихся со столичных цепей дачников. Я все поняла. Забегаю к тебе домой, сгребаю с кресла все, что на нем валяется, упаковываю в пакет, особое внимание уделяю кошельку и мобильнику. Честь труду!

Подруга отключилась.

– Ефимова, слабо использовать твой стиль общения с подругой на переговорах? Порадуешь поставщиков своей самобытностью, – широко улыбнулся шеф.

– Подслушивать чужие личные переговоры нехорошо.

– А нечего использовать рабочее время для личных переговоров.

Я в меру ехидно взглянула на него, намереваясь напомнить о постоянных звонках его многочисленных пассий, но он пребывал в готовности номер один:

– Не стоит!.. Не стоит делать подобные замечания начальнику. Начальник этого не любит. Для таких целей у него имеется жена, пусть она добросовестно и отрабатывает свой хлеб, который я для нее в поте лица добываю. Если не держать любимую в постоянном тонусе, на корню засохнет.

– Пока… – начала я свой комментарий последнего высказывания Максима Максимовича и осеклась. У меня едва не вырвалось, что сохнуть его крупноплодной жене придется долго. Такое замечание не служило делу укрепления семейных отношений, и я его несколько перефразировала: – Пока толстый сохнет, худой сдохнет!

Какой-никакой, а комплимент Марине Александровне.

– Ты это к чему ляпнула? – насторожился шеф.

Я сделала вид, что задумалась и недоуменно пожала плечами. Похоже, начальник не видит воистину огромных преимуществ собственной жены перед тощими любовницами.

– Ехала бы ты, Ефимова, на свою дачу. В понедельник на пару часов задержусь. – Максим Максимович развернулся и направился к выходу, но, распахнув дверь, притормозил и, оглянувшись, с обидой заметил: – Между прочим, до этого момента никто, кроме тебя, не считал меня худым.

– Сделай рентгеновский снимок своего персонального набора костей и убедишься, что я права. Технику не обманешь. Впрочем, твоим «никто» лучше знать, – легко отмахнулась я.

Было начало третьего. Подруга появится в лучшем случае через два с половиной – три часа. А еще ей надо выполнить чье-то поручение… Спрашивается, чего я выгадываю? Возможность покинуть рабочее место на двадцать минут позже обычного? Да если немедленно удрать домой, прихватить мобильник и деньги, а затем доехать до станции «Коломенская» – получится в два раза быстрее! С другой стороны, брать электричку штурмом…

Максим Максимыч пожелал мне не надорваться на полевых работах и под телефонную трель городского аппарата вынес себя за пределы моей территории.

Звонил Димон. Он строго поинтересовался, почему я не отвечаю на его домогательства по мобильнику. Пришлось долго объяснять, что он в сумке, сумка в пакете, пакет… Словом, очень похоже на историю про оригинальный способ упаковки смерти Кощея Бессмертного. Димке она быстро наскучила. Его интересовало конкретное время прибытия моей электрички на станцию, чтобы подать «карету», в которой он намеревался в самое ближайшее время поменять масло. Тут-то я и преподнесла ему новость про Наташкин склероз. По-моему, муж очень обрадовался возможности спокойно отлежаться под машиной, вместо того чтобы тащиться на станцию встречать жену. Указания были однозначные – сопровождать Наташку с боксерихой. Батон хлеба лучше купить по дороге в пристанционном магазине, там он вкуснее. Главное, положить его подальше от собаки. Она тоже чувствует разницу.

Побив все рекорды скоростного движения в столичных пробках, Наташка прикатила ровно через два часа после своего звонка, предварительно оповестив меня о месте предполагаемой парковки. Я моментально сорвалась с места, бросив недоработанные документы в ящик стола.

В оговоренном нами пункте встречи Наташкиной «Шкоды» не было. Зато хватало всяких других машин. Минут через десять бесплодных метаний по улице мы с подругой встретились. Наташка резко притормозила в неположенном месте, но рядом со мной, заставив невольно отпрыгнуть в сторону.

– Быстро ныряй в машину, если не хочешь бежать пару километров следом за машиной… Тут гаишники любят пастись, – миролюбиво добавила она, отметив четкость выполненной мною команды. – Денька, сидеть! Кому говорят! Ир, в следующий раз перед посадкой будешь разуваться. Чуть пороги мне своими каблучищами не оббила. И не пинай ногами пакет. Специально вперед положила, в нем твои кроссовки. Я тебе на всякий случай и штанцы прихватила.

– Зачем? На дачах ввели обязательную представительскую форму одежды? Вместо пропуска? Мне что, прямо в машине переодеваться?

– Очень смешно… Слушаешь только себя. Я же сказала «на всякий случай». Сейчас заедем домой к одной женщине – она у нас в клинике лежит, ее к операции готовят. Она меня кое о чем попросила. Ты не представляешь, какой интересный человек. И от нее по палате такая аура порядочности и интеллигентности распространяется. Прямо заразительная… Блин! Ну вот куда козел несется?! Давай, давай, придурок, пропускаю, флаг в руки. Все равно на светофоре встретимся… Ир, ты туфли скинь, чай не в кабинете. Коврик попортишь.

– Надо было мне на электричке ехать, – проворчала я. – Там, слава богу, ни порогов, ни ковриков. О «Ставриде» ты так никогда не переживаешь.

– Ну говорила же, на светофоре встретимся! Смотри, смотри, как этого «несуна» корежит! Весь прямо на пружинах. Сказать ему, что там, куда он несется, все уже занято?

– Лучше скажи, куда и зачем мы должны заехать.

– Я не могу сразу с тремя людьми разговаривать! С тобой, с собой и с этим… О! Зеленый.

Какое-то время подруга ругала дикий запад, затем – дикий восток, а следом все дикие континенты земного шара, с которых легкомысленная Россия берет пример в достижении цели всеобщей моторизованности. В качестве образца для подражания особо выделила два полюса – северный и южный.

– Вот где нам следовало застолбить дачные участки! – поучительно заметила она, подъехав к дому старой постройки с недавно обновленным фасадом. – Я слышала, что в условиях вечной холодрыги даже комары обитают. Причем не свежеобмороженные, а просто закаленные. Главное, никаких тебе пробок на дорогах… Ир, выкатывайся и прихвати свой пакет, в квартире заодно и переоденешься. Она пустая. Денька, сидеть! Ждать! Вот, умная девочка.

Наташка вытащила ключи из замка зажигания, бросила их в сумочку и, открыв дверцу машины, вопросительно уставилась на меня.

– Тебе что, особое приглашение нужно? Не могу же я идти туда одна. «Шкода» сама себя покараулит. И собаку тоже.

Я все-таки вылезла из машины, хотя и без своего пакета с вещами, но не в лучшем настроении. Не люблю, когда мною манипулируют. С другой стороны, подруга права – тащиться одной в чужую квартиру… Наташкина больная наверняка очень одинокая женщина вот и попросила привезти из дома какую-нибудь необходимую вещь. Чем скорее выполним поручение, тем быстрее окажемся на даче.

– Не хватило времени тебе объяснить…

Наташка в пятый раз жала на кнопку вызова лифта и настороженно прислушивалась к его ответной реакции. Нельзя сказать, что ее вообще не было. Какие-то звуки в подтверждение жизнедеятельности лифта раздавались, но работать с полной самоотдачей механизм явно не желал.

– Ну как тебе это нравится?! – обернулась ко мне подруга в поисках поддержки. – Не работает! Была охота плестись пешком аж на четвертый этаж. Здесь лестничные пролеты – будьте-нате! Потолки в квартирах под четыре метра. И на лестничной клетке почему-то всего по две квартиры. Кто только до этого додумался? Прямо какой-то гигантизм. Тащись теперь, отмечая трудным дыханием лишний километраж.

В крайней степени раздражения Наталья саданула по лифтовой двери ногой. Выдержка у подъемника оказалась сродни моей, он не испугался и не пошел на поводу.

– Ну и дурак, – заявила подруга, внимательно изучая носок своей кроссовки. – Фиг с тобой. Так и заржавеешь в подвешенном состоянии. Пошли, Ирина Санна, пешком по проторенному пути к намеченной цели. Я имею в виду наше физическое совершенство. Жаль только, что свой сегодняшний обед отдала врагу. Крупенников его фамилия. Сейчас бы меня грела мысль о рациональной потере калорий. Правда, в тот момент, когда отдавала этому типу свои бутерброды, еще не думала о нем, как о враге. Представляешь, подкинул меня не к самому подъезду, а остановился за углом нашего дома. Ему, видите ли, разворачиваться не хотелось. Пусть теперь явится на контрольную ЭКГ. Через полгода. Время летит быстро. Еще отыграюсь. Стой… Переведем дух.

Отдуваясь, мы остановились на лестничной площадке второго этажа, украшенной большим окном с витражными стеклами. Несмотря на пыль минувших десятилетий, было чем любоваться в процессе передышки. Следующие два этажа мы, экономя силы, преодолевали более медленно, радуясь тому, что Светлана Владимировна живет не на последнем – шестом этаже.

Лифтовая кабина находилась на нужном нам четвертом. Сразу же стала понятна и причина, по которой лифт не работал. Кабина частично была загружена. В ней лицом вниз лежала верхняя половина тела женщины. Нижняя половина находилась на лифтовой площадке. Двери время от времени равнодушно пытались закрыться, но, наталкиваясь на препятствие, тут же раздраженно разъезжались обратно. Невольно схватившись за руки, мы в состоянии полного оцепенения стояли и пялились на кровавое пятно, растекшееся по голубой блузке женщины, лужу крови в кабине и думали об одном и том же: бедняжка мертва. Кажется, я что-то промычала…

– Ты думаешь?.. – эхом отозвалась Наташка. – Я с тобой согласна. Лучше заеду сюда в понедельник утром. Встану пораньше – и порядок. Может, к тому моменту все здесь развеется. И лифт будет нормально работать…

Мы с ней попятились назад. И кто знает, чем обернулся бы наш скоростной спуск по ступенькам, если бы не отчетливый стон пострадавшей.

– Жива!!! – заорали мы обе, расцепили руки и кинулись к женщине. Двери с ворчаньем очередной раз застопорились и распахнулись.

– Звони соседям! – скомандовала Наташка, и я кинулась выполнять приказ.

В квартире номер восемь на призывную трель звонка никто не откликнулся. Я не сразу поняла Наташкины разъяснения, что Светланы Владимировны дома нет. Удивилась, что подруга в такой момент отвлекается на ненужные разговоры. В седьмой меня облаяла собака, и я отпрянула, нечаянно сбив Наташку с верного пути: она пыталась вызвать «скорую», но от моего наскока выронила мобильник. На счастье, у телефона была удачная посадка – на, с позволения сказать, мягкое место пострадавшей. Женщина очередной раз застонала, попыталась втянуть правую ногу в кабину, но это ей не удалось. Слетевшая с ноги босоножка беспомощно опрокинулась набок.

– Как вы себя чувствуете? – задала я дурацкий вопрос. Просто умнее ничего не придумала. Спрашивать, жива ли она, было бы еще более глупо, а главное, бестактно. Мне непременно хотелось проверить наличие у нее хоть какого-то сознания. Женщина не ответила.

– Ты доконала беднягу своим дознанием! – прошипела Наташка, пытаясь прозвониться в «скорую». – Оставь это дело профессионалам… Девушка!!! Здесь женщину в лифте убили! Записывайте адрес… Что?!! Блин! Как это я вместо «скорой» в службу точного времени угодила? Автомату на мои нервы абсолютно наплевать… Ир, на, звони сама, а я попробую помочь жертве маньяка.

Наташка влезла в лифт, и буквально сразу до меня донеслось ее невнятное бормотанье. Я не вслушивалась, сосредоточилась на правильности дозвона. К подруге обратилась только один раз – требовалось уточнение нашего места нахождения. От волнения я сначала назвала свой собственный адрес, но вовремя опомнилась, еще до соответствующего Наташкиного голосового сигнала.

И медики, и оперативники прибыли быстро. Но и за короткое время ожидания мы вместе с пострадавшей успели порадоваться главному ближайшему плану на будущее – жить. Узнать у женщины, что именно с ней случилось, не удалось. Она, как заведенная, твердила одно: у нее на даче ребенок, за которым после пяти часов будет некому присмотреть и которого ни в коем случае нельзя надолго оставлять одного. Только после третьего дубля наших клятвенных заверений, что мы берем решение этого совсем несложного вопроса на себя, она немного успокоилась, назвала дачные координаты и, через силу улыбнувшись, потеряла сознание.

2

С приездом оперативников возможность незамедлительно покинуть дом Светланы Владимировны испарилась. Оперативники никак не хотели верить в провидение, по воле которого нас с Наташкой, собственно говоря, и забросило в это проблемное место именно в это нелегкое время. А я упорно отстаивала сей вариант событий. Да и что другого могла сказать, если в глаза не видела Светлану Владимировну и уж тем более понятия не имела о предмете, столь необходимом женщине в больнице прямо перед операцией. Наташка зациклилась на другом: обе мы с ней дубинушки. Не молодые, но зеленые. Ибо сказано: «Не делай добра, не получишь зла».

Было трудно сосредоточиться. Ко всему прочему, в голове гуляли мысли о несчастном, заброшенном на даче ребенке пострадавшей. А тут еще один из группы товарищей принялся названивать в восьмую квартиру. Я невольно поморщилась и заявила:

– Светланы Владимировны нет дома. Нам самим туда, за вещами. А в седьмой квартире из одушевленных предметов имеется в наличии только злая собака.

Мне не поверили. А я удивилась, что собака на каждый новый звонок лает одинаково. Как заведенная.

Сказав, что псина не настоящая, оперативник успокоился и снова вернулся к квартире с номером восемь.

– Ну не хотят люди понимать родной язык! – возмутилась Наташка и, демонстративно достав из сумочки ключи, решительно оттеснила служителя закона в сторону. – Говорю же – мы не взломщицы!

Металлическая дверь открылась с противным шуршанием. Низ черной обивки отклеился и шкрябал по плиточному полу. Не отрывая торжествующего взгляда от четырех оперативников, подруга вознамерилась войти, но ее решительно осадили.

– Только после нас! – взял реванш тот самый опер, которого Наташка минуту назад убрала с дороги. Я была ему благодарна, поскольку в отличие от подруги смотрела туда, куда и надо было смотреть – в глубинное пространство коридора.

Раньше такого бардака мне видеть не приходилось. Даже во время своих и чужих переездов, включая застойный период ремонта. Во всяком случае, шмотки моей семьи с вешалки не срывались и уж тем более, хаотично перемежаясь с обувью, не устилали ковровую дорожку. Впрочем, в нашей прихожей никогда не валялся и искореженный туалетный столик вместе с содержимым ящичков. Причем ящички застыли в разных положениях далеко от столика, их содержимое – какие-то листочки, шариковые ручки, карандаши и тюбики разлетелись еще дальше. На полу перед входом дном вверх пристроилась довольно объемная женская сумка. Надо думать, пустая. Рядом валялись немногочисленные предметы косметики, небольшая коробка с какой-то электронной игрушкой, растерзанный кошелек с вывалившимися дисконтными картами и денежной мелочью, квитанции, пенсионное удостоверение и еще что-то.

– Та-а-ак… – заунывно пропел над моим ухом один из оперативников. Следом из соседней квартиры раздался заливистый лай, резко застрявший на одном и том же «гав – р-р-р». Похоже, у электронной собаки начались серьезные проблемы с речью – она нудно и без передыха заикалась. Тем не менее входить в квартиру Светланы Владимировны мне уже не хотелось.

Наташка неожиданно разговорилась. Да так складно! Вот тут-то я и узнала, что приехали мы на квартиру пациентки онкологической клиники Осиповой Светланы Владимировны исключительно в мирных целях – за сборником стихов Марины Цветаевой, сменой чистого белья и большим вафельным полотенцем, из которого Светлана Владимировна в целях экономии пенсионных средств намеревалась сделать послеоперационный бандаж. В случае необходимости мы должны были полить цветы.

Пока подруга занималась самобичеванием, развенчивая свои, а заодно и мои умственные способности (дуры мы, дуры!..), оперативники занимались делом – один из них фотографировал коридорный хаос, второй бегал по квартире, а третий названивал следователю, который, как выяснилось, укатил вместе с пострадавшей женщиной в больницу.

– Проходим в квартиру и ничего руками не трогаем!

Это приглашение мне совершенно не понравилось, но отказаться было невозможно. Сзади серьезно напирал последний из оперов. Я сразу затосковала по переполненной дачной электричке и тяжело, с надрывом вздохнула. Выхода не было. Впереди маячил только вход в лабиринт неприятностей. Мы и вошли. Осторожно, стараясь не ступать на разбросанные вещи, пробрались туда, куда нам указали – в одну из двух комнат, где, как мы поняли, бардака было меньше всего.

Заметив, что понятых не пригласили, я немного приободрилась. Появилась маленькая надежда выступить в этой роли. Это лучше, чем роль подозреваемых или свидетелей. Наташка очередной раз повторилась – пояснила всем собравшимся сотрудникам, какая нечистая сила нас загнала в это преступное гнездо в самый неподходящий момент, посетовала на излишки гражданской сознательности и ответственности, а, назвав рабочий телефон своей клиники, внезапно смолкла. Шла проверка ее рассказа.

– Я что, не похожа на честного человека? – трагическим шепотом поинтересовалась она у меня.

– На мой взгляд, похожа. Но это на мой!

– А остальные меня в упор не видят, – с вызовом заявила подруга. – Интересно, где мне теперь искать полотенце, крючки, белье и Цветаеву? И зачем кому-то приспичило распарывать старый диван? Он в скором времени и сам бы рассыпался. Здесь, вообще, можно где-нибудь присесть?

– Гена, если закончил, принеси из кухни женщинам табуретки. Только крупу с них смахни, – оторвался от телефона всеслышащий опер, которого остальные уважительно называли Константином Ивановичем. В руках у него был раскрытый паспорт. – Потерпевшая – Антипова Галина Андреевна… – скучно диктовал он кому-то паспортные данные женщины. Вне сомнения, той самой, которую мы с Наташкой обнаружили в лифте. Я еще удивилась, что она проживает недалеко от нас. – Можно считать, что личность потерпевшей установлена. Значит, телесные повреждения ей причинены здесь, в квартире, где она и выронила паспорт. А вот каким образом она отсюда выбралась да еще дверь за собой закрыла? Надо бы проверить наличие у потерпевшей ключей…

Подруга перешла на более высокую ступень переживаний – как объяснить больной Осиповой, да еще накануне операции, причину, по которой не выполнено ее такое легкое, как казалось, поручение. Опухоль операбельная, но неизвестно, захочется ли теперь бедняжке вообще выходить из-под наркоза. Затем подругу осенила новая мысль. Она посетовала на то, что зря спасла от верной смерти бессердечную гражданку Галину Андреевну. Если эта баба имела доступ в квартиру, значит, состояла в родстве с больной Осиповой, следовательно, была обязана навещать старушку и обеспечивать ее всем необходимым. С другой стороны, больная Осипова жаловалась на одиночество…

– Ребенок!!! – ахнула я, перебив Натальины страдания. – У гражданки Галины Андреевны одинокий ребенок на даче без присмотра! Она просила за ним присмотреть…

Константин Иванович вновь прервал разговор по телефону, недовольно поморщился и потребовал тишины.

На кухне, куда нас под конвоем отправили, было еще хуже. Немногочисленные припасы Светланы Владимировны в силу своей рассеянности по полу, подоконнику и другим удобным для этой цели местам казались огромными. Вся вытащенная из стола посуда лежала где попало, но при этом ни одной разбитой тарелки или чашки! На столе в большом овальном тазу с водой стояли насквозь промокшие горшки с цветами. Похоже, жизнь на воде, вернее, в земляной трясине им нравилась – все росло, зеленело и цвело без всякого намека на загнивание.

Тем временем вернулся следователь, с ним прибыли еще два человека. Сам следователь мне не понравился. В какой-то момент даже показалось, что он жалеет о том, что количество пострадавших ограничилось одной женщиной. Не сразу выяснилась причина: Сергей Сергеевич пытался переложить боль со своей больной головы на здоровые головы окружающих. Только после приема презентованной мною таблетки он подобрел и стал похож на относительно нормального человека.

В двухкомнатной, но очень просторной квартире Светланы Владимировны стало тесно. Путаясь у всех под ногами, мы почувствовали себя лишними, жаль, что этого не чувствовали остальные. Призывы к совести и справедливости уходили в пустоту. Назревала потребность пойти на конфликт с законом и удариться в бега, но, к счастью, так и не назрела. Написав и подписав после невнимательного прочтения положенные бумаги, мы наконец получили высочайшее позволение забрать все, за чем приехали, и отправляться к бедному заброшенному ребенку.

Как ни странно, забрать удалось все необходимое. Больше всего времени ушло на поиск сборника стихов Марины Цветаевой. Печальная участь тщательного несанкционированного обыска квартиры злоумышленником постигла также книжные полки и шкафы. Гора книг пугала своими размерами. Пока ее разобрали…

Найденный сборник был тоненьким, в простом мягком переплете. Подумав, решили не обременять себя дальнейшими поисками. Светлана Владимировна не уточняла, какое именно издание ей требовалось, а под Наташкино описание оно вполне подходило. Держа в руках чужие проникновенные мысли и чувства, облеченные в стихотворную форму, я не удержалась и позволила книжечке раскрыться на странице, заложенной тоненькой беленькой тесемочкой-закладкой. Глаза остановились на середине стихотворения:

И кровь приливала к коже,

И кудри мои вились…

Я тоже БЫЛА, прохожий!

Прохожий, остановись!

Взгляд автоматически скользнул в конец произведения, я наклонилась, пытаясь увернуться от прямого попадания на физиономию вечернего солнца, и остолбенела:

Как луч тебя освещает!

Ты весь в золотой пыли…

И пусть тебя не смущает

Мой голос из-под земли.

Наташка громко чихнула, за что я ее в душе очень громко поблагодарила. Слегка оправившись от испуга, я моментально сунула книгу, как была – в открытом состоянии подруге под мышку. Руки у Наташки были заняты вещами. Она велела отыскать пустой пакет без запаха нафталина, который исходил непонятно откуда, и с негодованием запихала в него все приготовленное. Абы как, что совсем ей не свойственно.

На прощание нас попросили проявить сочувствие к больной Осиповой и раз уж она доверяет посторонним людям больше, чем родным, накануне ее выписки из клиники привести квартиру в состояние, пригодное для нормального в ней проживания. Если сама больная Осипова позволит. В тот момент я была готова к тому, чтобы в перспективе вылизать заодно и весь подъезд, включая лестницу. Короче, все, кроме лифтовой кабины. Лишь бы поскорее покинуть эту квартиру. Поэтому мой ответ «Обязательно! На днях или раньше» был прямо противоположен Наташкиному короткому заявлению: «Впредь ноги нашей не будет не только в этой квартире, но и в этом районе столицы».

Несмотря на работающий лифт, вниз мы спускались по лестнице. Вылетев из подъезда, не сразу вспомнили, что приехали на машине, а когда вспомнили, долго оглядывались в поисках привычной «Ставриды». Пока Денька, нетерпеливо топтавшаяся на заднем сиденье «Шкоды» в ожидании нашего прозрения, не напомнила о себе жалобным повизгиванием.

– Моя собака! – удивленно подняв брови, проронила Наташка. Я ей одобрительно поддакнула. – И моя машина! – запальчиво заявила она.

– И на ней нам надо как можно скорее тронуться с места, – напомнила я. Кто знает, на что еще распространятся частнособственнические заявления подруги. Начнет перечислять содержимое салона и багажника, до утра не уедем. – Еще за ребенком Галины Андреевны Антиповой заезжать. Помнишь, где ее дача?

– Я всегда все помню. Это нам почти по дороге. Только по другой. Перезвони Ефимову, пока сам не объявился. Скажи, что у тебя зарядка кончается, мы немного задерживаемся по чужим семейным обстоятельствам – моя знакомая попросила до аэропорта Домодедово подкинуть. Улетает на пару дней. Отказать неудобно. Она несчастная, ее муж бросил. С ребенком. Ребенка временно оставила нам. Денька, сидеть! На сегодня встряски хватит, – осадила подруга соскучившуюся боксериху, рванувшую было пообщаться поближе. Та взглянула на хозяйку большими, вечно печальными глазами и, тяжело вздохнув, покорно подчинилась. Пользуясь моментом, я мигом нырнула в машину вперед Натальи. Денька имеет привычку быстро забывать даже самые строгие наказы.

Димка моему сообщению не обрадовался. По его мнению, мне давно уже следовало скрасить своим присутствием наш скромный ужин на двоих, разумеется, предварительно его приготовив.

– Скажи, что скрасишь ему скромный завтрак. Если он подаст тебе кофе в постель и при этом его не прольет. Намеренно.

На беду, Наташка влезла со своим предложением слишком громко. Димка тут же дал мне наказ ехать на электричке, выразив готовность прибыть к ее приходу на станцию.

Пешком. Машина в полуразобранном состоянии. Затем последовали настоятельные советы разобраться, кто и что мне дороже.

– Ты, конечно, – не моргнув глазом, отчиталась я. – И твое спокойствие. А на новые туфли мне вообще наплевать. Как-нибудь дохромаю босиком. Кстати, ты не выполнил своего обещания всю жизнь носить меня на руках…

Муж заявил, что меня плохо слышно, а я – что у мобильника кончается зарядка, Наташкин телефон замолчал еще раньше. И отключилась, не предоставив Дмитрию Николаевичу возможность «пройтись» по поводу Наташкиной «предусмотрительности», порядком утомив своими насмешками.

3

Несмотря на достаточно позднее время, Симферопольское шоссе было забито машинами. Не все водители отличались приятностью черт. И даже те, кто отличался, порядком приелись. Особое раздражение вызывал молодой человек на «Саабе». Он все время мельтешил перед глазами, стараясь протиснуться в любую щелочку, дабы расширить ее для дальнейшего полуметрового рывка вперед, но никак не мог угадать. Через короткое время Денька стала узнавать паренька, как родного, и в отличие от нас с Наташкой приветливо скалилась ему каждый раз, когда он, беспрерывно вертя головой, возникал то с одного бока, то с другого.

Двадцать семь километров отняли у нас полтора часа. Наташка нервничала, уговаривая сначала меня, а потом исключительно себя, что нам уже спешить некуда. Медленно, но верно темнело. То же самое творилось в душе. От мысли о маленьком ребенке, оставленном в этом слишком большом для него мире, хотелось выть. Время от времени я это себе позволяла. Воображение рисовало жуткие картины, одна страшнее другой. Озадаченная Денька моментально вскакивала и из солидарности тихонько скулила. Наталья держалась, требуя прекратить провокационное нытье. Вот только голос у нее предательски дрожал, противореча бодрым утверждениям, что на дачных участках тоже живут люди. Кто-нибудь из соседей наверняка пригрел малыша или малышку. Лучше малышку – Наташке всегда хотелось иметь девочку.

Указатель нужного нам поворота добавил нервозности, ибо был украшен прислоненным к нему венком, четко высвеченным светом фар. На сей раз взвыла Наташка. Мы с Денькой ошарашено молчали. Машина пару раз неуверенно вильнула и остановилась.

– Это дурной знак, – судорожно вцепившись в руль, заявила подруга. – Предостережение свыше.

– Не выдумывай, – возразила я, правда, не очень уверенно. – Впрочем, насчет предостережения свыше ты, пожалуй, права. Венок в качестве наглядного пособия предназначен для всех лихачей. Мы же не лихачим. Я бы даже сказала, скорее тормозим. Желательно форсировать наше продвижение вперед. Может, попробуем?

– Да. Надо форсировать… Только впереди такая жуткая темень. И, как назло, ни одного гаишника. Чего бы им тут не дежурить, этим мальчикам на побегушках? Около венка… В качестве еще одного предостережения. Для особо недогадливых. Все условия для удачной охоты, и машину в кустах можно спрятать. Ну не хотят, как хотят. Так! Форсируем!

Машина взревела не хуже танка и скачками рванула вперед. Денька, давно отвыкшая от таких фортелей хозяйки, по старой памяти свалилась с сиденья вниз, рявкнув что-то неопределенное. Наверное, вспомнила былое – путешествие под Торжок в славную деревню Реченскую. Я не удержалась и тоже приложилась ладонями к переднему стеклу, использовав их в качестве смягчающего обстоятельства для собственного лба.

– Надо пристегиваться по-настоящему, – проворчала Наташка. – Правила есть правила. Все-таки хорошо, что здесь гаишников нет, ты бы меня разорила. Денька! Быстро назад на взлетно-посадочную площадку.

Собака с опаской подчинилась, я тоже, только без опаски. Впереди и в самом деле была сплошная темнота.

– Откуда в ближнем Подмосковье такие глухие места? – возмутилась подруга. – Может, мы попали не в то измерение? Ни одного приветливого огонька. Ни по бокам, ни впереди…

– Ни сзади, – охотно поддержала я разговор, лишь бы только не молчать. – Это оттого, что дорога виляет, а вдоль дороги лесополоса. О! Развилка!

– Сама вижу, – мрачно заявила Наташка, останавливаясь. – Ну и по какой дороженьке ехать?

– Откуда ж я знаю? Тут нет вросшего в землю камня с подробным инструктажем. Помнишь, как в сказке, только вариантов меньше – направо поедешь, коня потеряешь…

– Еще не хватало!

Сзади шумно завозилась Денька, сопровождая свою возню легким постаныванием.

– Кажется, собаке надо в кустики. – Я старалась не терять оптимизма. – Давай мы ее прогуляем. Заодно и решим, куда ехать. Куда ее понесет, туда и покатим.

Наташка фыркнула:

– Если бы ты знала, куда ее вечно носит! Потом не отмоешься. Впрочем, с ней на дороге будет не так страшно. Хуже всего, когда боишься только за себя – нарастает паника. А вот когда за других… Моментально появляется желание броситься в атаку. Вылезаем! Дениза, ко мне!

Пристегнуть собаке поводок не удалось. Денька сразу же вырвалась и понеслась к обочине. В придорожной канаве под лунным светом блестела вода, и Деньга ее сразу учуяла. Беднягу мучила жажда. Она, долго и шумно фыркая, пила. Не решаясь спуститься следом за собакой, Наташка менторским тоном сулила псине катастрофические последствия столь неосмотрительного поведения. Но все они сводились к одному – Денька останется без ужина. А зачем он ненормальной собаке, вдоволь наглотавшейся антисанитарии в виде пиявок, лягушек, водомерок, личинок комаров и прочей нечисти?

Пока шли эти нравоучения, я успела выяснить, что направо уходит асфальтированная дорога, налево – вообще никакая. Разве можно назвать дорогой пятиметровую полосу препятствий в виде многочисленных ухабов, рытвин и канав? Услышав от меня эту новость, подруга повеселела, заявив, что теперь у нас нет выбора. «Шкода» не приучена скакать, как трактор, за рулем которого сидит не совсем трезвый водитель, рванувший по бездорожью к заветной цели, чтобы успеть до момента закрытия магазина. Значит, остается ехать только направо. А там как повезет.

Как именно нам повезло, стало ясно уже через пару километров – впереди показались огни жилого массива. Вскоре мы уперлись в металлические ворота огороженной металлической же сеткой территории садоводческого товарищества с романтическим названием «Росинка». Оказалось, что нам туда не надо. Засмотревшись на огоньки, мы незаметно проехали поворот, ведущий к дачному кооперативу, где, если верить сторожу, проживали за счет трудового народа бывшие куркули и хапуги, а равно их нынешние наследнички-олигархи, по которым уже длительное время плачут навзрыд все российские тюрьмы.

Назад ехали очень медленно, при этом я напряженно таращилась в окно, боясь пропустить нужный поворот. Несколько раз принимала за него небольшие прогалы между деревьями, вынуждая Наташку отчаянно чертыхаться. А когда он в конце концов появился, мы удивились – как можно было вообще его не заметить? Единственное, что смущало, все та же сплошная темнота. Впрочем, недолгая и вполне объяснимая. Дачный кооператив находился в лесу и был окружен серьезным бетонным забором, естественным приложением к которому являлась проходная с бодрствующими охранниками. Откуда-то доносился ритмичный звук ударных инструментов. Самой мелодии при этом слышно не было. Взбудораженная столь обременительной поездкой Наташка сразу пошла в наступление, заявив, что лимит нашего терпения, а заодно и свободного времени, отпущенного на добрые дела, подходит к печальному концу. Печальному – потому как она не видит радости в конечном результате из-за препятствий, которые нам чинят все, кому не лень.

Подруга была настолько убедительна, что стража даже не поинтересовалась, к кому именно мы направляемся. Пришлось выяснять место нахождения участка номер восемнадцать. Мне показалось, что охранники вздохнули с облегчением. В тот момент я решила – ребята уже в курсе всего случившегося и ребенок без надзора не оставлен. Но уточнять это было некогда, один из них уже открывал ворота. Наталья решительно потянула меня за собой.

Чем ближе мы подъезжали, тем оглушительней гремела музыка. Не вызывало сомнения – безумный грохот раздается именно с участка номер восемнадцать. Наше прибытие совпало по времени с запуском фейерверка и восторженными по этому поводу воплями. Денька по собственной инициативе сиганула вниз и по-пластунски поползла к хозяйке, намереваясь спрятать у нее на коленях хотя бы голову.

– Дениза, фу! Ведешь себя, как кисейная барышня. Ир, если этот салют в нашу честь, то не стоило беспокоиться. Мы ничего не перепутали? Впрочем, я никогда ничего не путаю. В таком случае, бедного ребенка и в самом деле надо спасать.

Припарковавшись почти вплотную к металлическому забору, Наташка вылезать из машины не торопилась. Музыкальная шкатулка, похоже, прикрылась. Ударная шумовая волна схлынула, обнажив приятное естество мелодии. Теперь ее портили только доносившиеся с участка визги и хохот.

Все окна двухэтажного особняка с мансардой, за исключением двух крайних слева, искрились светом. Входная дверь была открыта настежь, в освещенной прихожей кто-то лежал на полу.

– Может, вернемся к охранникам за подмогой? – предложила я и осеклась, заметив темную фигуру, направляющуюся к калитке. Мы молча следили за ее приближением.

– Добрый вечер.

Спокойное приветствие мужчины, склонившегося к приоткрытому окошку машины с моей стороны, звучало явным диссонансом общей какофонии звуков, впрочем, уже достаточно умеренной. Лица его я не разглядела, но сама интонация успокаивала. – Вы к Сафонтьевым?

Мы с Наташкой переглянулись в надежде уточнить друг у друга, к кому мы вообще приехали. Не уточнили и, на всякий случай, сказав: «Наверное», хором поинтересовались: «А вы кто?»

– Охранник Брусков. Алексей Иванович. Вот пришел немного угомонить «золотую молодежь». По просьбе «золотых родителей». Уж слишком громко у Ромы гуляют. Если вы к Татьяне Михайловне, то ее дома нет, возможно, еще днем уехала. – Охранник явно нервничал и, похоже, торопился.

– Мы по поручению Галины Андреевны Антиповой. Сама Галина Андреевна в больнице, – хмуро пояснила Наташка. – Надолго или нет, не известно. Пострадала в результате нападения на квартиру Осиповой Светланы Владимировны, если, конечно, эти имена что-нибудь вам скажут. Галина Андреевна просила нас присмотреть за ребенком…

– «А был ли мальчик?» – пробормотала я, начиная понимать, что все не так просто.

– Был. И есть. Немного меньше года назад семнадцать исполнилось. Только он наверняка в доме. Если пожелаете, могу здесь немного постоять, пока вы дойдете до двери.

– Пожелаем! – заявила Наташка. – Но сначала нам надо окончательно разогнать ораву за домом.

– Да там всего три человека. Четвертый в коридоре спит, – махнул рукой в сторону освещенного входа Алексей Иванович. – Как бы ребята не обиделись. Вы с ними поосторожнее… Нажалуются родителям.

– Золотым, – уточнила я и уверенно добавила: – Не все то золото, что блестит! Как думаете, Алексей Иванович, стоит ли нам увозить отсюда великовозрастного балбеса?

– Ромика? Да он отсюда никуда не поедет. Так-то он паренек отличный. Только когда без присмотра остается, может чего-нибудь натворить. От этого вся и беда. Уж очень буянит. Татьяна Михайловна плохо его в руках держит. Своими заботами занята. Вот ее приятельница Галина – молодец. Кажется, у нее черный пояс по карате.

Я сразу заскучала. Перспектива охранять всю ночь покой дачников от очумевшего молодняка во главе с буйным лидером совсем не радовала.

– Значит так, дорогой Алексей Иванович, – ласково заявила Наташка, радуясь возможности вылить все накопившееся за день раздражение на подходящий для этих целей объект – сборную команду «золотой молодежи». – Мы берем всю ответственность на себя. Если вы боитесь увольнения, можете торчать здесь. Но лучше бы вам освободить дорогу и встать у дома. Потом проводите нас внутрь. Надо достойно выкинуть за калитку коридорного лежебоку.

– Подруга вылезла из машины, оставив дверь открытой.

– Денька, ко мне! Твоя задача – хоть раз в жизни кого-нибудь облаять. Причем не со страху. Ирина Санна, ваш выход! Давно спать пора, а мы еще даже не ужинали.

Пристегнув поводок к ошейнику, Наталья без колебаний двинулась вперед, таща за собой упирающуюся собаку. Следом, спотыкаясь о псину и таким образом способствуя ее неуклонному продвижению вперед, шла я. Упрямый охранник остался у забора охранять калитку.

«Золотая молодежь» в составе трех человек – двух девиц и рослого долговязого парня веселилась уже достаточно спокойно. Я бы даже сказала, что они были заняты делом. Одну из девиц, намертво вцепившуюся в бутылку шампанского под задушевную песню Димы Билана, пытались выловить из бассейна. Общая рекомендация утопающим: спасение – дело их собственных рук, не имела к ней никакого отношения. Девица не желала расставаться с бутылкой, а поставить ее на борт бассейна соображения не хватало. Силы троицы, сломленной выпивкой, хохотом и отчаянными взвизгиваниями были на исходе.

– Всем вон!!! – гаркнула Наташка, почти сразу обеспечив абсолютную тишину. Небольшая задержка была вызвана грохотом слетевших с окна колонок, после чего умолк даже Дима Билан. – Вон, я сказала!!! – Наташка усилила громкость. – Уши, блин, заложило?!

– Это кто такая? – озадачил вопросом своих подружек долговязый хмырь. Те упорно молчали. – Ты кто такая? – парень решил пойти прямым путем.

– Заткнись, долгоносик! Видишь собаку? – Наташка дернула Деньку за поводок, та вопросительно взглянула на хозяйку. Парень тупо пялился на псину и молчал. – Тебе не пойдут укороченные штаны – ноги тощие. Впрочем, собаку это не волнует.

– А кто вы все-таки такая? – очень вежливо поинтересовалась мокрая девица из бассейна.

– Служба охраны президента, деточка. Шампанское поставь. – Тон подруги принял оттенок любезности. – Кто-нибудь имеет возражение против того, что президент тоже человек и ничто человеческое ему не чуждо? В том числе и конституционное право на отдых. Молчание – знак согласия. Быстро выловили свою «золотую рыбку» и вон с участка. Не забудьте прихватить своего товарища, изображающего коврик у дверей. Вдруг ему не понравится, если мы вытрем об него ноги.

Компания выветрилась с территории с поражающей быстротой. Долгоносик решил было вернуться за забытым шампанским, но Наташка заявила, что не стоит этого делать. Он попробовал полезть на рожон, Наталья и тут его опередила, громко поведав мне, что парня, пожалуй, лучше пристрелить при попытке к бегству, чем спускать с цепи боксериху, смолоду воспитывавшуюся в волчьей стае.

– Сама понимаешь, с волками жить – по-волчьи выть. Волкодав, а не псина.

В подтверждение этих слов Денька громко чихнула, и троица мигом рванула к калитке, оставив «на растерзание» четвертого товарища. Он так и остался лежать в прежней позе – на левом боку, загораживая от света лицо рукой. Несмотря на нетрезвую отключку, спящий выглядел вполне прилично: темные брюки, голубая с короткими рукавами рубашечка. Неподалеку, демонстрируя серую изнаночную сторону, валялась легкая куртка. Такое впечатление, что гость заявился на местный «бал» прямо со своего рабочего корабля. Именно поэтому мы аккуратно обошли его слева, благо проходу он не мешал, даже дверь закрывалась свободно.

4

– Ну ты и загнула про службу охраны президента! – упрекнула я Наташку, с умилением разглядывавшую мирно сопящего в кровати отрока с лицом херувима. Спальня располагалась на втором этаже. – Не боишься, что родители «золотых» деток прибегут извиняться?

– Не боюсь. Мало ли в России президентов? Да любая уважающая себя компания своего имеет. Ты не о том печалишься. Интересно, куда наш охранник пропал? Постоял в карауле у калитки, проводил гостей, пора бы и к нам наведаться. Неужели испугался? Я ведь проорала: «Всем вон». А для охраны дисциплина на первом месте.

Херувим завозился, широко распахнул голубые глаза и тут же прищурил их, пытаясь отыскать в наших лицах знакомые черты. Нос забавно сморщился.

– А где Ромик?

Голос у херувима был нежный, девичий.

– Кстати, а где Ромик? – не выказывая удивления, Наталья вернула вопрос назад.

– Должен быть здесь, рядом спать. Мне домой надо. – Девушка с лицом ангела окончательно проснулась. Не стесняясь своей наготы, вскочила и, поэтапно поднимая с пола разбросанную одежду, принялась неспешно одеваться.

– Привет родителям! – бросила ей вслед Наташка. – Интересно, куда же все-таки делся охранник? Как-то неудобно шастать по чужому дому без свидетеля нашей исключительной порядочности. Вдруг завтра обнаружится какая-нибудь пропажа? Доказывай потом, что у нас чистые руки. Да и дом не мешало бы закрыть… Может, попробуем вытрясти пьяную душу из интеллигента, который валяется у двери? Глядишь, маленько протрезвеет.

– Какой смысл? Ни сейчас, ни утром он все равно ничего не вспомнит. Пьяная душа обычно крепко спаяна с пьяным телом. Давай быстренько пробежимся по всем комнатам, отыщем Ромика и постараемся вдолбить ему, что материальные ценности его семьи нас не интересуют. Своего барахла девать некуда.

Наташка позволила себе усомниться в том, что окружающая нас обстановка имеет отношение к барахолке. Сам дом, прекрасная мебель, два отмеченных нами по ходу дела плазменных телевизора, дорогие фарфоровые безделушки навевали мысли о денежном благополучии. И чтобы избежать возможных подозрений в краже, бодро заявила, что на выезде предложит охране провести полный шмон своей машины. Мало ли чего…

Едва мы вышли в коридор, как Денька забеспокоилась и тихонько заскулила. Наташка встряхнула ее за поводок и сурово пояснила, что нам тоже не сладко. Заглянув в соседнюю комнату, обставленную по-спартански, выключили в ней свет, беззвучно работавший в пустоту очередной телевизор и отправились в другое крыло. Крайняя комната была погружена в темноту. Световая полоса, пробившаяся из коридора через отрытую дверь, высветила чьи-то ноги, на которые свешивалось нечто похожее на белую простыню. Наташкина рука мгновенно взметнулась вверх, интуитивно и безошибочно определив место нахождения выключателя. Яркий свет на секунду заставил зажмуриться…

Увиденное не обрадовало. Прямо перед нами в компьютерном кресле сидел человек. Всего лица видно не было, голова запрокинулась на спинку кресла. Человек дышал через приоткрытый рот, легкий храп свидетельствовал о том, что он спит. Кисти рук безвольно свешивались с подлокотников. Ничего странного, если не принимать во внимание то, что на человека была напялена белая накидка без рукавов с большим красным крестом на груди. Неотъемлемая ее часть, колпак, со спины переехал на правую сторону. Сам «крестоносец» был основательно привязан к креслу обыкновенной бельевой веревкой и, похоже, никаких неудобств по этому поводу не испытывал. В комнате ощутимо воняло непонятным коктейлем, одной из составляющих которого являлся алкоголь.

– Бешеный Ромик! – громко сказала Наташка. Человек всхрапнул, пожевал губами, но не проснулся. – Охранник говорил, что он отличается буйным нравом. Наверное, опять отличился. Ир, я думаю, наша совесть чиста. Мы с тобой лично убедились, что только зря потеряли время и милость твоего Ефимова. «Ребенку» ничего, кроме тяжкого похмелья, не грозит… Эй, ребенок, ты со мной согласен?

«Ребенок» опять всхрапнул и умолк. Правая рука при этом дернулась, продемонстрировав кровь, запекшуюся на костяшках пальцев. Где-то ободрал. – Вот видишь, он согласен, свидетельством тому – его молчание.

– Может, отвезем его вместе с креслом в спальню, распакуем и кувыркнем на кровать? – Если и будет беситься, то уже без нас.

Наташка нахмурилась и возразила, что Ромику и так хорошо. Очухается, первым делом обратится туманным взором к художественной литературе. Ею в кабинете все полки заставлены. Пусть себе пожинает разумное, доброе, вечное.

– Впрочем, насильно мил не будешь, – заявила она. – Ты права, какая наука полезет в голову с большого бодуна!

Компьютерное кресло оказалось отличным средством транспортировки, хотя пару раз мы основательно вписались им в стену. Ромик не сердился, ему было некогда отвлекаться на мелкие неприятности. Мальчик занимался активным просмотром срежиссированных в голове видеороликов. Похоже, пьяное воображение рисовало ему изысканные сексуальные картинки, от его восторженных воплей у нас с Наташкой горели уши.

– Прямо юный маньяк какой-то, – ворчала Наташка, пытаясь разрезать веревку прихваченными из кабинета ножницами. – Ну, все! Кувыркаем на счет раз, два, три. Раз, два, три!..

Последняя точка отсчета повлекла за собой неожиданные последствия – дом полностью погрузился в темноту, кресло дернулось, перевернулось, и вместе с ним Ромик упал на пол.

– Yes! – раздался снизу его полный удовлетворения голос. – Теперь с-с-спать…

Хорошо помню, как мной мгновенно овладело паническое чувство ужаса. Сродни тому, что в свое время ощутила в доме Сапрыкиных, куда по воле случая нас занесло отмечать встречу Нового года. Я была уверена: просто так свет не вырубается. Исключение – наши дачные участки. Да и то все дачники оптом остаются без освещения, а тут через комнатное окно пробивались световые зайчики с соседнего участка.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.