– Что за напасть! – сокрушенно повторила Ферн Бруннер, отправляя в рот очередную порцию омлета с лососиной и укропом.
      – Не надо так переживать! – ободряюще улыбнулся Люд Хейли ассистентке.
      Пока официант убирал со столика посуду, Ферн, нервно закурив, выпустила в потолок тугую струйку сизого дыма.
      – Конечно, я переживаю! По крайней мере кто-то из нас двоих должен переживать за успех дела. А ты до сих пор не заикнулся о том, как думаешь возобновить репетиции без Джины уже через две недели. Я еще не слышала от тебя ни одного реального предложения.
      – Наверняка кто-то захочет сыграть ее роль.
      – Еще бы! Только брось клич – отбоя не будет! Другое дело – выбрать подходящий вариант.
      Ферн не могла избавиться от беспокойства по поводу судьбы их совместного детища – телесериала, который Люд задумал поставить в Нью-Йорке, возложив заботы о подборе актеров и бюджетной стороне предприятия на плечи своей помощницы. Они только что получили известие о том, что исполнительница главной роли подписала контракт с режиссером полнометражного художественного фильма и уехала в Лос-Анджелес.
      – Как насчет десерта? – поинтересовался Люд, принимая из рук официанта меню.
      – После ленча – исключено. Это выше моих сил, – ответила Ферн.
      Люд заказал шоколадно-ореховый торт для себя, а для Ферн – клубнику со сливками.
      – Это не повредит твоей фигуре, Ферн. Расслабься и получай удовольствие от того, что завтракаешь в одном из самых роскошных ресторанов Нью-Йорка.
      – Я пытаюсь.
      Еда была и вправду великолепна, но Ферн не могла выкинуть из головы возникшую проблему. Кто будет теперь играть роль Сюзанны?
      Ресторан «Джоанна» славился своей кухней и качеством обслуживания. Он располагался в старом здании с чугунным каркасом, напоминая этим парижское бистро с огромными зеркалами на светло-зеленых стенах, с увитыми лавровыми венками профилями античных героев и лепниной в стиле новейшего искусства на потолке.
      Ферн тяжело вздохнула и отправила в рот крупную ягоду в белоснежной пене.
      – У Эда Стормана будет нервный срыв, – сказала она.
      – С продюсерами это случается часто. Слава Богу, у нас уже прошел пробный показ за границей, так что в наличии иностранных инвестиций, рекламы и зрителя можно не сомневаться. Теперь никого не волнует, кто сыграет главную женскую роль. Зрителю нужен сюжет, а не Джина. Она переоценивает себя, если думает, что на ней свет клином сошелся.
      – А как же быть с американской аудиторией? Ведь придется провести повторный рекламный показ для привлечения публики и рекламодателей.
      – Безусловно.
      – А как отреагирует на это зритель?
      – Радость моя, позаботься об остальных актерах, а эту проблему мы с Эдом как-нибудь решим.
      Разговаривая с Ферн, Люд лениво провожал взглядом закутанных в меха и увешанных драгоценностями матрон с Уэстчестера, которые, томно проплывая мимо, оставляли за собой шлейф запаха дорогих духов, будоражащих обоняние. Его острый глаз невольно подмечал достоинства и недостатки их нарядов; улавливал блуждающие взгляды притворно вялых молодых дам, потягивающих дорогое французское шампанское и изящно выковыривающих трюфели из картофельного салата; вспыхивал при виде юных шаловливых любовниц взрослых мужчин, считающихся хорошими мужьями и потому предпочитающих проводить время в таких не слишком людных местах; останавливался на женщинах, устало опиравшихся на локти и неторопливо беседовавших друг с другом, – их профессионализм проявлялся в том, что при этом они не упускали из виду ни одного мужчину, находившегося в ресторане.
      Ферн допила вино и закурила вторую сигарету, понимая, что глупо беспокоиться понапрасну. В конце концов, Люд твердо стоит на ногах. Он обладает удивительным чутьем и умеет отыскивать таланты. Вот почему в свои тридцать два года ему удалось стать одним из лучших режиссеров Голливуда. Работать с ним престижно и приятно. Ферн прекрасно отдавала себе в этом отчет.
      Внимание Люда привлекла пара, поднявшаяся из-за столика и направившаяся к выходу. Мужчина был коренаст, на его крупном носу блестели очки, и, по мнению Люда, он составлял неудачную пару своей спутнице. Придирчивый взгляд телережиссера отметил то, как искусно макияж женщины подчеркивает достоинства ее внешности, как чиста и нежна ее кожа, как костюм придает ей сходство с образом натурщицы в стиле Модильяни. На вид ей было лет тридцать.
      – Кстати, моя милая Ферн, вот тебе доказательство того, что око Люда Хейли не дремлет. Взгляни на эту леди, которая с таким достоинством вышагивает рядом со своим муженьком. Именно такой я и представляю себе Сюзанну.
      Ферн обернулась и прищурилась: едкий сигаретный дым мешал ей как следует разглядеть женщину, о которой говорил Люд.
      – Да, она вполне привлекательна. К тому же умеет одеваться так, чтобы подчеркнуть достоинства своей фигуры.
      На блондинке был белый трикотажный костюм от Адольфо с темно-синим кантом. На плечи была наброшена норковая накидка.
      Чем ближе пара подходила к Ферн, тем все более и более знакомой казалась ей женщина.
      – Черт побери! – воскликнула вдруг Ферн и, вскочив с места, бросилась к ней с распростертыми объятиями.
      – Это моя давняя подруга, – сказала блондинка, обратившись к своему спутнику. – Иди, встретимся позже.
      – Хорошо, малышка. Не торопись. Я жду тебя в половине третьего, – кивнул он и поспешил к выходу, давая понять, что хочет избежать знакомства с подругой своей дамы.
      – Надин! Сколько мы не виделись? Десять, двенадцать лет? – Ферн заключила в объятия подругу, а затем отступила на шаг. – Только не говори мне, что я сильно изменилась. Неужели ты не узнала меня?
      – Конечно, узнала, Ферн, но…
      – Ты должна присоединиться к нам. Надин Леннокс, позволь познакомить тебя с Людом Хейли, режиссером «Хочу разделить твою судьбу».
      Люд усмехнулся той неловкости, которая возникла между старыми подругами, и поднялся. Блондинка нахмурилась. Неужели это из-за того, что Ферн так неловко представила их друг другу?
      – Люд, я глазам своим не верю! Наша ферма была всего в десяти милях от поместья Леннокс, что по меркам Техаса считается непосредственным соседством. С тех пор как близняшки Леннокс и я стали вместе лепить куличи в песочнице, мы не расставались. И в школе, и в колледже были вместе, ведь так, Надин? Я ужасно огорчилась, когда мы так внезапно потеряли друг друга. Я отправилась в Голливуд, мой отец умер, и мы продали ферму.
      Пока Ферн болтала без умолку, Люд внимательно разглядывал лицо ее подруги. Ему нравился чуть насмешливый прищур этих ореховых глаз. Ее губы были несколько полнее, а нос чуть крупнее, чем того требовали представления о классической красоте лица, но это лишь придавало ей еще больше очарования.
      – Я все еще не замужем, Нэдди. А то, как я познакомилась с Людом и стала помощником режиссера в его группе – отдельная история, – не без гордости заявила Ферн. – А ты, должно быть, замужем. Расскажи мне о себе все.
      Возникла напряженная пауза.
      – Для начала, я не Надин, а Джоанна, – тихо отозвалась блондинка с иронией. – Но совсем не та Джоанна, которая владеет этим рестораном.
      Ферн испуганно зажала рот рукой и прошептала:
      – Черт побери! – Ее молочного цвета кожа, столь свойственная рыжим людям, порозовела от смущения.
      Желая загладить допущенную оплошность, Ферн воскликнула:
      – Разве можно различить близнецов, когда они порознь! К тому же я так давно вас не видела!
      – Надин тоже здесь, в Нью-Йорке, – продолжала как ни в чем не бывало блондинка. – Она замужем. Ее новая фамилия – Баррет. У нее двое детей.
      Ферн не могла простить себе ошибки. Можно было догадаться! Надин никогда не встретила бы ее так холодно и надменно.
      – Скажите, Джоанна часто завтракает у «Джоанны»? – поинтересовался Люд.
      Улыбнувшись, Джоанна Леннокс стала совершенно неотразимой.
      – Сегодня впервые. Я оказалась здесь по чистой случайности, благодаря своему имени.
      – Вы все еще носите фамилию Леннокс? – Люд хотел вызвать ее на разговор потому, что ему нравился звук ее голоса.
      – Я снова ношу фамилию Леннокс.
      – Прошу прощения, мне нужно отлучиться на минуту, – пробормотала Ферн, схватив свою сумочку и тут же скрывшись в направлении бара.
      Люд догадался, что она расстроена своей ошибкой и предпочла бы встретиться с другой из сестер.
      – Мне тоже пора, – сказала Джоанна, чувствуя себя неловко.
      – Не торопитесь, прошу вас. Ферн сейчас вернется. А пока выпейте со мной бренди.
      Джоанна решила, что не слишком вежливо отказываться от угощения, и осталась.
      – Если у тебя сестра-близняшка, обязательно влипнешь в какую-нибудь историю. В детстве это казалось смешным, теперь не очень.
      Джоанна говорила искренне. Окружающим всегда хотелось, чтобы она оказалась Надин. И Ферн лучшее тому подтверждение. Даже совпадение ее имени с названием ресторана не дало Ферн возможности пошутить на этот счет. К сожалению, Джоанна не могла поверить свои мысли незнакомцу, сидевшему напротив нее за столиком.
      – Наверное, мне давно уже следовало привыкнуть к тому, что меня путают с Надин, – смущенно улыбнулась она. – Каждый раз на долю секунды я перестаю ощущать себя самой собой.
      – Скажите, а вы с сестрой никогда не разыгрывали людей, сознательно вводя их в заблуждение? – Люд все более интересовался своей собеседницей.
      – Скорее нет, чем да. Кое-кто нас действительно путал, но на ферме мало кого можно было одурачить.
      Люд с трудом мог поверить в то, что Джоанна росла и воспитывалась на ферме. Ферн, несмотря на то что получила образование в колледже и приобрела завидный загар в Калифорнии, все еще не избавилась от провинциальных замашек. Перед ним же сидела истинная леди.
      – Я пытаюсь представить себе, как вы собирали хлопок, – с улыбкой сказал Люд.
      – Я действительно доила коров, ухаживала за лошадьми и жала пшеницу…
      – А также, видимо, мыли золото.
      – Что-то вроде этого, – загадочно улыбнулась она.
      Люд был явно заинтригован и буквально пронизывал ее внимательным взглядом близко посаженных синих глаз.
      Джоанна ощутила тепло в животе, совсем непохожее на то, которое появляется под воздействием алкоголя. Это ощущение не проходило, и она почувствовала себя неловко под пристальным взглядом незнакомого мужчины, который, казалось, видел все ее достоинства и недостатки.
      Она невольно сделала движение, чтобы привести в порядок прическу. Может быть, стоит подкрасить губы? Или этот мужчина мысленно производит над ней косметическую операцию?
      – Извините за столь пристальное разглядывание, Джоанна, – опустил глаза Люд. – Дело в том, что мой внутренний голос не перестает кричать, что вы могли бы стать исполнительницей главной роли в телесериале, который я задумал снять. Он о судьбе очень талантливой женщины, адвоката Сюзанны, которая борется с консервативной позицией главы некоей фирмы «Отис и Голдсмит».
      – Я не актриса, – поспешно и с некоторым смущением отозвалась Джоанна. – Так что увольте.
      – Откуда вам знать, что вы не актриса, если вы никогда не пробовали…
      – Я не хочу пробовать, – перебила его Джоанна.
      – Я лишь сказал, что вы похожи на главную героиню. Это вовсе не означает, что я вас к чему-то принуждаю. Похоже, вы невысокого мнения об актерах и режиссерах.
      – Извините, – вспыхнула Джоанна. – Я сожалею, что вы пришли к такому выводу. Напротив, я очень люблю актеров и режиссеров, но представляю себя лишь в качестве зрителя.
      – В таком случае приглашаю вас исполнить роль зрительницы сегодня вечером. Составьте мне компанию. Я хочу посмотреть премьеру на Бродвее. А потом мы могли бы просто поужинать, если вас так пугает актерство.
      Джоанна оценила галантность Люда и скорее всего приняла бы приглашение, если бы могла.
      – Благодарю вас, но, к сожалению, сегодня вечером я улетаю в Амстердам. – Она взглянула на часы и встревоженно воскликнула: – О, мне уже давно пора возвращаться на работу!
      – Задержитесь на минуту, Джоанна, пожалуйста.
      Она сама подивилась тому, как послушно опустилась в кресло снова, очарованная проникновенно-соблазняющим тоном его голоса. Черт побери, а он умеет найти подход к женщине! Против воли Джоанна подняла на Люда глаза и ответила на его призывный взгляд.
      – Мне казалось, что вы сами себе хозяйка. Неужели у вас есть босс?
      – Боюсь, что так.
      – Тогда вы можете сказать ему, что ваш сосед за столиком оказался очень милым, а официант еле таскал ноги.
      – Относительно соседа за столиком босс, я думаю, поверит, а вот что касается официанта – ничего не выйдет, – улыбнулась Джоанна. – Босс знает, что здесь прекрасное обслуживание, тем более что он сам лично заказывал для меня завтрак.
      – Ага. Я попробую догадаться. Он занимается дизайном шмоток. Бьюсь об заклад, вы продемонстрировали ему за завтраком целый портфель эскизов, которые затмят творения Сен-Лорана и де ла Ренты. Угадал? Ваш босс производит вечерние платья, а вы предложили ему нечто оригинальное и сногсшибательное. Нечто такое, что сделает имя Леннокс столь же широко известным, как китайский фарфор, например.
      – В действительности все гораздо более прозаично, – рассмеялась Джоанна. – Я работаю художественным редактором в издательском доме «Омега», и моя поездка в Амстердам связана со скорым выходом в свет серии о путешествиях и путешественниках.
      – По-моему, это вовсе не прозаично. Если человеку платят за то, что он колесит по миру, это что-то да означает. Хотя, насколько мне известно, в «Омеге» не очень-то любят поручать женщинам ответственные посты.
      Люд лукавил. Он наверняка слышал о скандале, разразившемся в этой издательской империи пару лет назад. Тогда несколько сотрудниц «Омеги» подали в суд на руководство за притеснения на сексуальной почве и выиграли дело. Впрочем, Джоанна действительно была первой женщиной, которой в издательстве предоставили столь высокий пост.
      Люд привел Джоанну в замешательство и, воспользовавшись этим, вдруг резко приблизился к ней, так что она невольно вздрогнула от неожиданности и страстного напора, появившегося в его голосе.
      – В тот момент, когда я увидел вас, мне открылась квинтэссенция новой женщины: решительность, достоинство и вечная женственность. Именно такой я и представлял героиню своего фильма. Привлекательная внешность, бархатный голос… Знаете, вы держитесь так непринужденно, словно привыкли находиться перед камерой. Вам удалось ввести в заблуждение даже такого профессионала, как я.
      Радостное ощущение от его комплиментов померкло при упоминании о камере.
      – Мне пора идти. – Она сделала попытку подняться.
      – Хорошо, хорошо. Давайте я лучше расскажу вам о своей блистательной карьере. Вы наверняка сгораете от любопытства.
      Джоанна снова села, чувствуя себя на редкость глупо. Она была похожа на механического человечка, который то и дело выпрыгивает на пружинке из картонной коробки. Странно, что этот мужчина так действует на нее.
      – Так вот, не считая мелких работ, я снял несколько эпизодов фильма «Старски и Хатч», два двухчасовых римейка популярных в сороковых – пятидесятых годах мюзиклов, а также эту неподражаемую мыльную оперу – «Хочу разделить твою судьбу».
      – Да, Ферн говорила, – натянуто улыбнулась Джоанна. – Кажется, этот фильм имел успех?
      – Он шел целых три года. Идея оказалась на редкость удачной. Дочь кинозвезды остается сиротой без гроша в кармане, но с роскошным домом на побережье. Она меняет любовников как перчатки, то и дело попадая в комичные ситуации… Черт побери, вы, вижу, понятия не имеете об этом фильме! А я болтаю, будто мое имя настолько известно, что его нельзя не знать.
      – Уверена, что так и есть, – поспешно отозвалась Джоанна. – К сожалению, у меня никогда не хватает времени на то, чтобы посмотреть телевизор.
      – Уж во всяком случае, тратить время на мыльные оперы вы не станете. Я шучу и не виню вас за это. Но мне хочется заверить вас, что «Свояченица» имеет мало общего с этой слезливой галиматьей.
      – Не сомневаюсь, что фильм получится удачным. Я возьму его на заметку и постараюсь не пропустить ни одной серии, – сказала Джоанна.
      Похоже, ирония была в крови у этой женщины!
      – А как зовут режиссера, вы помните? – в тон ей поинтересовался он.
      – Да. Ваша фамилия Хейли. А вот имя я, честно говоря, не разобрала как следует. Люд, если я не ошибаюсь?
      – Совершенно верно. Сокращенно от Людвига. Людвиг, – церемонно поклонился он и, приподнявшись, щелкнул под столом каблуками. – Моя мама была не только одаренной пианисткой, но и большой почитательницей Бетховена. Впрочем, могло быть и хуже. Страшно подумать, как бы меня назвали, если бы она любила Диттерса фон Диттерсдорфа. У вас красивая улыбка, Джоанна. Когда вы возвращаетесь из Амстердама?
      – Недели через две, – неуверенно пробормотала она, застигнутая врасплох внезапной переменой в его тоне.
      Вдруг Джоанна заметила Ферн, курившую возле стойки бара и явно дожидавшуюся, пока она уйдет. На этот раз Джоанна поднялась решительно.
      – Теперь мне действительно пора. Я и так уже задержалась. Босс начнет скучать без меня.
      – Я тоже буду скучать без вас, – прошептал ей Люд на ухо, набрасывая на плечи синюю накидку.
      Джоанну охватила дрожь страстного желания. Это невозможно! Ведь она едва знакома с этим мужчиной!
      Люд пронзил ее лучистым взглядом, сулящим осуществление самых несбыточных фантазий.
      – Я позвоню вам, Джоанна. Или вы позвоните мне. – С этими словами он протянул ей свою визитную карточку.
      – Да, спасибо, – словно со стороны она услышала свой предательски дрогнувший голос.
      Какое-то сумасшествие! Разве можно так откровенно проявлять интерес к незнакомому мужчине? По правде говоря, ни одному мужчине давно уже не удавалось пробудить в ней интерес. Может быть, поэтому в ней так внезапно закипела кровь? Нет, вряд ли. Люд вел ее к двери, и Джоанна не могла не заметить, что женщины, сидящие за столиками, провожали ее спутника восхищенными взглядами. Почему? Он не был ни особенно красив, ни безупречно сложен. Правда, его глаза иногда вспыхивали дьявольским огнем, но черты лица были скорее заурядны, как и прямые каштановые волосы, коротко подстриженные по последней моде. Грубоватая кожа придавала его лицу мужественности, хотя кого-нибудь другого могла просто испортить. Должно быть, дело в той энергичной самоуверенности, с которой он держался и носил свой подчеркнуто дорогой костюм: кремовый пиджак, кашемировая водолазка с высоким воротом, супермодные ботинки.
      – Увидимся позже, Джоанна. – Люд коснулся губами ее щеки.
      Она не осмелилась поднять на него глаза, поспешно вышла на улицу и только там, бросив взгляд на визитку, убрала ее в сумочку.
      «У вас красивая улыбка, Джоанна».
 
      В возрасте восьми лет близнецов заметили представители телевидения Далласа и уговорили сняться в рекламном ролике. Тетя Салли, переехавшая жить к ним после смерти их матери, с восторгом отнеслась к возможным перспективам этого теледебюта. Она без умолку болтала всю дорогу, пока везла девочек на студию в своем битом, видавшем виды фургоне.
      Там сестер нарядили в роскошные платьица, красиво причесали, вплели в волосы разноцветные ленточки и нанесли на лица специальный макияж.
      Сначала Джоанна с удовольствием играла роль телезвезды. Взглянув на себя в зеркало, она нашла, что выглядит великолепно. Но когда ее поставили перед камерой и осветили раскаленными прожекторами, она смутилась и почувствовала себя скованно. Какой-то человек из съемочной группы тщетно уговаривал ее улыбнуться. Режиссер размахивал руками и отдавал распоряжения по поводу того, куда поставить девочек, как повернуть, чтобы выгоднее подать профиль или анфас. Надин, польщенная вниманием к своей персоне, сияла от радости, а Джоанна совсем приуныла и мечтала только о том, чтобы съемка скорее закончилась.
      – Хорошо, Джоанна. Подойди ко мне. Молодец. А теперь сделай большой глоток из стакана. Вот так. И улыбнись. Тебе ведь вкусно, правда? Посмотри, как здорово получается у твоей сестренки.
      Джоанна сделала слабую попытку улыбнуться, но «Доктор Пеппер» ей совсем не нравился. Он напоминал смесь вишневого сиропа от кашля и сливового сока. Она с большим удовольствием выпила бы кока-колы.
      Перед девочками повесили огромные плакаты с текстом ролей. Надин должна была говорить первой.
      – Давай же, дорогая, отхлебни и улыбнись!
      Джоанна постаралась успокоиться, но ее голос дрожал и от этого казался писклявым. К тому же она плохо понимала, как можно улыбаться во весь рот и одновременно разговаривать.
      – Ладно, на первый раз хватит, – сказал режиссер.
      Джоанну и Надин вернули в гримерную, где им подправили волосы и макияж. Джоанна, освободившаяся первой, вышла в павильон и приблизилась к камере, интересуясь тем, как она работает.
      Режиссер и продюсер тихо переговаривались, не замечая ее.
      – Боюсь, что придется оставить одну из них, ту, которая говорит естественно. Кажется, ее зовут Надин. Другая слишком зажата, не может ни улыбнуться, ни прочесть роль как следует.
      Джоанна отступила в тень и бросилась бежать к тете.
      – Я хочу вернуться домой.
      – Не выдумывай! – встряхнула ее та. – Прекрати капризничать. Это прекрасный шанс заработать настоящие деньги. Если попробуешь заупрямиться, тебе достанется сначала от меня, а потом и от отца, понятно?
      – Надин и Джоанна! – раздался голос режиссера.
      Джоанна подчинилась необходимости: она выполняла все, что требовалось, старательно улыбалась, ненавидя в душе этих людей, обращавшихся с ней как с тупицей. Ей не хотелось быть частью существа, которое все вокруг воспринимали как «Надин-и-Джоанну». Она хотела быть собой, носить свою одежду, выражать собственные мысли и говорить своими словами. В тот день она поклялась себе любыми средствами добиться этого.
 
      Джоанна взяла такси. Какая же она дура! За две недели Люд наверняка найдет кого-нибудь на роль главной героини. И тогда ничего изменить уже будет нельзя.
 
      – Как тебе не стыдно, Люд Хейли.
      – Я всего лишь делаю свою работу, Ферн. И только, – усмехнулся он.
      – Если бы речь шла о Надин, я бы это поняла.
      – Выкладывай все. Впрочем, тебя и так не остановить.
      Ферн, давно привыкшая к беззлобным насмешкам со стороны босса, готова была начать рассказ, но Люд подозвал официанта и попросил счет.
      Она украдкой оглядела себя в зеркале, висевшем напротив, и осталась довольна, хотя, конечно, такой привлекательной, как сестры Леннокс, ей никогда не стать. Коротко стриженные рыжеватые волосы позволяли ей выглядеть моложе своих тридцати четырех лет. Стиль ее одежды выдавал профессиональную принадлежность к телевидению.
      Ферн уделяла большое внимание своей внешности, начиная с того дня, когда приехала в Голливуд. Тогда ее наряд представлял собой нечто пестрое и бесформенное со множеством кружев и воланов с претензией на стиль танцовщицы кордебалета. После нескольких месяцев массовки в рекламных роликах она случайно познакомилась с Людом Хейли, тогда еще начинающим, но перспективным режиссером. Всего за один день Ферн полностью сменила гардероб, имидж, стряхнула пыль с диплома Техасского университета и ступила на совершенно новую стезю, о чем ни разу с тех пор не пожалела.
      В такси на обратном пути в студию «Астория» на Лонг-Айленде Ферн рассказала Люду все, что знала о сестрах Леннокс, включая их дебют на телевидении, после того как агенты заявились к ним в школу в Тайлере и выбрали близнецов для съемок в рекламе.
      – Они стали зарабатывать кучу денег в то время, как мой отец вкалывал не жалея сил, чтобы свести концы с концами.
      – Кучу денег? Неужели?
      – Если говорить совсем точно, то куча появилась, когда Ленноксы вложили деньги в разработку нефтяных скважин. Занималась этим тетя Салли, оказавшаяся на удивление практичной. Нефть нашли как раз на их земле. К тому времени, когда мы поступали в колледж, Ленноксы уже были миллионерами.
      – Интересно. А что рекламировали близнецы?
      – Да все подряд! Кукурузные хлопья, безалкогольные напитки, детскую одежду. Когда стали постарше – шампунь и кинотеатры под открытым небом. Все эти годы мы дружили с Надин, и она никогда не зазнавалась оттого, что их семье улыбнулась фортуна. К сожалению, наша земля оказалась пустой. Мой отец часто говорил, что Бруннерам достались голые камни, так что можно пересечь поместье из конца в конец, ни разу не почувствовав землю под ногами. Нефти у нас не нашли, и семье приходилось туго. Если бы не Надин, которая подкидывала мне кое-что из своего гардероба, я ходила бы в отрепьях. Кстати, и в колледж я бы не поступила, если бы Надин не ссудила мне денег.
      – И все только Надин?
      – Представь себе! – усмехнулась Ферн. – Надин всегда была добра и щедра. А ее сестра просто невыносима.

      Надин Баррет, сидя за мольбертом у себя дома в мастерской, работала над этюдом. Как она ни старалась, ей не удавалось сосредоточиться, и дело продвигалось медленно.
      Когда раздался телефонный звонок, она поспешно вскочила с места, радуясь возможности прервать бессмысленное сидение перед листом бумаги.
      – Привет, хочу заехать к тебе сегодня по пути в аэропорт.
      – Сегодня? О, Джоанна, я и не думала, что ты уезжаешь так быстро.
      – Я же говорила, что уезжаю в среду.
      – Я была уверена, что сегодня вторник.
      Поболтав с сестрой еще немного, Надин попробовала вернуться к мольберту, но все валилось у нее из рук. Впрочем, всего десять утра, так что впереди много времени, чтобы собраться с мыслями.
      – Лили! – позвала Надин, входя в гостиную. Приходящая домработница не отзывалась. Надин заглянула в столовую, спальню и детские комнаты. Только тогда она вспомнила, что Лили отправилась в магазин за покупками.
      – Похоже, у меня начинается склероз. – Ее голос громко разнесся в тишине пустой квартиры.
      Смешно. Когда дети были дома, становилось так шумно и тесно, что казалось, находишься в цыганском таборе. Теперь же Надин чувствовала себя одинокой и покинутой.
      Когда они с Карлом купили эту квартиру, муж настоял на том, чтобы пригласить профессионального декоратора и обставить ее современной мебелью. Теперь в гостиной красовались два кожаных дивана и несколько кресел, таких низких и мягких, что в них было легче садиться, чем подняться. Туалетный и журнальный столики тоже были низкими, так что перед ними приходилось приседать на корточки. Надин никогда не питала склонности к модерну, но у нее не было ни желания, ни жизненных сил, чтобы спорить с Карлом. После развода Надин подумывала о том, чтобы сменить меблировку, но у нее никак не доходили до этого руки. Теперь, внезапно вспомнив антикварные безделушки, от которых ломилась квартира Джоанны, Надин загрустила.
      Снова зазвонил телефон. Парикмахерша напомнила Надин о том, что она записана на одиннадцать утра. Как же она могла забыть! Какой смысл заносить важные дела в ежедневник, если она забывает хотя бы изредка заглядывать туда?
 
      – Я хочу что-нибудь новенькое, – сказала Надин парикмахерше, улыбчивой девушке лет двадцати. – Может быть, крупные локоны для разнообразия. – Она критически разглядывала себя в зеркале. – Моя сестра носит такие, я тоже хочу попробовать.
      Надин нравилось болтать с парикмахершей о последней моде, о тряпках и новых кинофильмах. Она не теряла надежды найти когда-нибудь работу, где нужно было бы постоянно общаться с людьми. Может быть, когда дети станут постарше, ей удастся подыскать что-нибудь в этом роде.
      На обратном пути Надин заглянула в «Бергдорф Гудман» в отдел детской одежды, чтобы купить кое-что для Джеффа и Кейт. Она не удержалась и зашла в отдел спортивных товаров, так что к выходу ей пришлось тащиться с охапкой пакетов с покупками.
      – Вам очень идут эти черные брюки, – завистливо оглядела ее полная продавщица. – Хотелось бы мне вновь стать такой худенькой, чтобы носить вельвет.
      – Просто у меня хорошая наследственность, – улыбнулась в ответ Надин и вместо черных брюк выбрала малиновые, а заодно и белую шелковую блузку с воротничком в тон к ним.
      – Просто великолепно, – заключила продавщица.
      Надин тоже так считала. На прошлое Рождество Джоанна надела платье такого цвета, и Надин еще тогда решила, что этот оттенок ей пойдет.
      Она поймала такси и назвала свой адрес – угол 70-й улицы и Парк-авеню.
      – Господи, какой холод! – обратилась она через стекло к водителю. – Такое ощущение, что уже давно наступил январь.
      Молодой парень обернулся и с улыбкой ответил:
      – Я не говорю по-английски.
      Надин проболтала со швейцаром минут десять, а потом зашла навестить соседку. Женщины выпили по чашке кофе, после чего соседка, врач-логопед, извинилась и сказала, что ждет пациента.
      Дома Надин распаковала покупки и примерила перед зеркалом свой новый костюм.
      Вдруг она услышала, как в замке поворачивается ключ, а через минуту голоса Лили и детей ворвались в тишину квартиры.
      Боже, неужели уже три часа дня?
 
      Джоанна работала на одиннадцатом этаже небоскреба «Омега» на пересечении Второй авеню и 52-й улицы. Кабинет у нее был достаточно просторным, чтобы в нем, помимо офисного стола, поместились стол для работы, а также мольберт и несколько удобных кресел для посетителей. Две стены покрывали пробковые щиты, на которые она прикалывала наброски, эскизы и фотографии. Третью стену занимал встроенный книжный шкаф, в котором хранились книги, вышедшие в свет при ее участии за все тринадцать лет работы в «Омеге».
      Издательский дом «Омега» являлся крупнейшим концерном с филиалами во всех европейских столицах. Помимо беллетристики, они выпускали энциклопедии, альманахи и дорогостоящие подарочные альбомы по географии, биологии и садоводству. Кроме того, издательство включало в себя отделы детской литературы, аудио– и видеопродукции.
      В качестве художественного редактора Джоанна отвечала не только за подбор иллюстраций и фотографий, но и за макет книги в целом. Те издания, которыми она занималась, не были похожи на обычные путеводители, содержащие полезную для туриста информацию о стране. Это было увлекательное чтение для всех, кто интересовался всемирной историей, географией, наукой и искусством, а также фольклорными традициями разных народов. Текст сопровождался яркими иллюстрациями. Каждый том этой страноведческой серии готовился филиалами издательства, а затем переводился и корректировался для американского читателя. «Франция», «Англия» и «Италия» уже были завершены, а том по Голландии находился в работе. Так что теперь Джоанна собиралась в Амстердам, чтобы лично проследить за подготовкой макета.
      Усевшись за рабочий стол, Джоанна почувствовала легкое головокружение, потому что редко пила за ленчем. Сегодня она выпила бокал вина с боссом, который похвалил ее суперобложку для голландского тома, затем бренди с Людом Хейли.
      Упаковывая гранки и заготовки для макета книги в кейс, Джоанна размышляла о том, как привлекателен Люд.
      Лиза, ее молоденькая секретарша, внесла в кабинет картонную коробку, присланную из цветочного магазина, и вазу с водой.
      – Похоже, у вас появился новый поклонник, – понимающе улыбнулась она, оставила все на столе и удалилась.
      Джоанна удивленно смотрела на коробку. Кто мог прислать ей цветы? Замирая от восторга и любопытства, она открыла коробку. В ней оказалась ярко-алая роза, аккуратно обернутая гофрированной бумагой. Джоанна осторожно достала ее и поставила в вазу с водой. В этот момент раздался телефонный звонок.
      – Джоанна Леннокс слушает.
      – Здравствуйте, Джоанна Леннокс, – чуть насмешливо ответил проникновенный мужской голос. – Если бы я захотел вложить карточку, то на ней было бы написано: «В знак вашего совершенства и уникальности. С любовью, Люд Хейли».
      – О! – воскликнула Джоанна. – Благодарю вас, ее только что доставили.
      – Значит, я правильно рассчитал время. Хочу, чтобы вы знали: я все время думаю о вас, Джоанна.
      – Как мило. – Она вспыхнула от удовольствия. – Розы – мои любимые цветы. Мой родной Тайлер знаменит на весь Техас своими розовыми плантациями.
      – Ага. Значит, чутье не подвело меня. Надеюсь, оно поможет мне узнать вас лучше.
      – Мне бы этого очень хотелось, – вымолвила она, отдаваясь во власть блаженного тепла, разлившегося по ее телу.
      – Ваш жизненный путь должен быть устлан розами, с которых я готов оборвать все острые шипы. Помните об этом, Джоанна. Счастливого пути.
 
      В тот момент, когда Надин открыла дверь, Джоанна перестала думать о Люде и неожиданной встрече с Ферн. Казалось, она столкнулась со своим ожившим зеркальным отражением.
      – Ты подстриглась, – констатировала Джоанна, стараясь скрыть упрек в голосе. – Разве Майклу не нравилось, что у тебя длинные волосы?
      – Не знаю, но мне нравится так. К тому же мне теперь безразлично его мнение, потому что у нас все кончено.
      – Правда? Мне казалось, что у вас это серьезно. По-моему, он очень мил…
      – Но ужасно скучен, – вздохнула Надин. – Если я испытываю какие-то сомнения насчет мужчины, я стараюсь держать его на расстоянии от дома, чтобы дети не привыкли к нему.
      – Твоя проблема заключается в том… – начала Джоанна.
      – …что я сама не знаю, чего хочу, – заключила Надин с оборонительной улыбкой.
      Надин действительно пресытилась мужским вниманием. Впрочем, она могла себе это позволить. Она умела строить отношения с представителями сильного пола, держа их на удобном для себя расстоянии.
      Джоанна оценила костюм сестры, в точности повторявший ее собственный, и на миг ощутила в ней соперницу. Однако это ощущение быстро пропало, потому что Джоанна думала о другом.
      – Как твои рисунки? Я бы хотела взять кое-какие из них с собой.
      – Я еще не закончила, но работа быстро продвигается, – поспешно ответила Надин. – Впрочем, кое-что я могу тебе дать. Я опомниться не успела, как день пролетел.
      – Это потому, что ты понятия не имеешь о том, что такое день, – снисходительно улыбнулась Джоанна.
      – Издеваться не обязательно, мисс Деловая Женщина, – пожала плечами Надин, привыкшая к подтруниваниям со стороны сестры. – Уверяю тебя, что быть художественным редактором гораздо проще, чем одной воспитывать детей. Мне даже поговорить не с кем.
      – Но ты сама это выбрала, – без тени сочувствия ответила Джоанна.
      – Это выбрала не я, а Карл, – возразила Надин. – Он постоянно был в разъездах, а потом не смог отказаться от предложения Си-би-эс и уехал из Нью-Йорка.
      – Ему всегда была по душе зарубежная журналистика. И ты это знала с самого начала.
      – Я полагала, что он изменится после рождения детей. Не могла же я портить им жизнь. Год здесь, год там, да еще в горячих точках мира.
      Надин развелась с Карлом четыре года назад. Джоанне их брак всегда казался странным.
      – Господи, ты не представляешь, как я разрываюсь, Джен! Дети целыми днями изводят меня своими капризами.
      – Где же эти маленькие монстры? Пусть для разнообразия набросятся на меня.
      – Тебе легко говорить! Ты видишься с Джеффом и Кейт только для того, чтобы поиграть с ними. Посмотрела бы я на тебя, будь они твоими!
      Джоанна невольно вздрогнула. Надин заметила непритворную боль в ее взгляде и поспешила добавить:
      – Извини, я сказала глупость. Это непростительно, но все же извини. Дело в том, что мне немного стыдно за незаконченные рисунки.
      – Я понимаю, – печально улыбнулась Джоанна, стараясь не принимать близко к сердцу бестактное напоминание сестры о ее трех неудачных беременностях. – Мне не хочется торопить тебя, но нам действительно срочно нужны рисунки. В издательстве очередной аврал.
      – Я сделаю их к понедельнику и сама завезу в офис. Клянусь Богом, Джен. – Надин нарочно поклялась их детской клятвой и заговорщицки улыбнулась сестре.
      – Сделай это, Дини, – улыбнулась ей в ответ Джоанна.
      Джефф и Кейт галопом промчались по коридору и, ворвавшись в гостиную, бросились на шею тете, выражая бурную радость. Джефф был семилетним крепышом с прямыми каштановыми волосами, карими глазами и теплой, очаровательной улыбкой. Кейт была на год младше. От матери девочка унаследовала хрупкую фигурку, шелковистые светлые волосы и золотистые с прозеленью глаза. Со временем она будет настоящей красавицей, пока же ей нравилось походить на брата во всех его мальчишеских замашках.
      – Пойдем, я покажу тебе новую электронную игру, тетя Джоанна, – потянул ее за руку племянник.
      – Сейчас не могу, Джефф. Я тороплюсь в аэропорт.
      – Пожалуйста, возьми меня с собой, – взмолился он, и Кейт захныкала в тон ему.
      – На этот раз не могу, – с сожалением вздохнула Джоанна. – Я еду работать. А вы оба ведете себя как два невоспитанных звереныша.
      – А мы и есть звереныши! У-у-у! – завыла Кейт.
      – Какой ты звереныш! Ты кричишь, как длиннохвостый попугай! – зарычал по-собачьи Джефф.
      Джоанна рассмеялась и обняла малышей, прижав их к себе. Она любила их и жалела, что не может провести с ними время.
      – Пожалуйста, дайте мне возможность поговорить с вашей мамой. Я очень спешу.
      Дети принялись было возражать, но Джоанна проявила твердость.
      – А ты надолго уезжаешь? – спросила Надин, усаживаясь в кресло.
      – Думаю, на пару недель.
      Так надолго? Надин вдруг почувствовала себя одинокой.
      Дети включили телевизор.
      – Сделайте потише, пожалуйста, – попросила Джоанна.
      Джефф скорчил недовольную гримасу, но выполнил ее просьбу.
      – Да, кстати, – вспомнила Джоанна, – ты звонила насчет…
      – Да. Еще вчера. Она в порядке, но беспокоится из-за него. У него проблемы со здоровьем. Давление, и сердце пошаливает. Он вырядился в свой старый потертый костюм и говорит, что…
      – Отправится в нем в последний путь. «Благо недолго осталось ждать этого путешествия», – сказала Джоанна хрипло, передразнивая отца.
      – Она уговаривает его переехать в город, – улыбнулась Надин.
      – Наверное, он и слышать об этом не хочет. Не могу себе представить, как он может жить в полуразвалившейся лачуге, окруженной нефтяными скважинами. Впрочем, он просто слишком стар для перемен.
      – «Это земля моих предков…» – процитировала отца Надин.
      – «…и я вцепился в нее, как койот в цыпленка», – завершила цитату сестра.
      Дети невольно прислушивались к разговору взрослых.
      – О ком вы говорите? Кто это – он и она? – полюбопытствовала Кейт.
      – Дедушка Леннокс и тетя Салли, – ответила Надин.
      – Как вы понимаете друг друга? – удивилась девочка.
      – Так и понимаем, дорогая.
      – Это потому, что они близнецы, – просветил Джефф сестру.
      – Жаль, что у меня нет сестры-близняшки, – тяжело вздохнула Кейт.
      – А мне не жаль! – воскликнул брат. – Тогда вы вдвоем надоедали бы мне!
      Кейт пропустила мимо ушей замечание брата и уселась на колени к тете Джоанне.
      – Почему ты уезжаешь?
      – Потому что ей надо работать, дурочка. Ничего ты не понимаешь!
      – Довольно, Джефф, – осадила его Джоанна, зная, что, несмотря на частые пустяковые ссоры, дети души не чают друг в друге.
      – Ты едешь в Африку, как папа? – спросила Кейт.
      – Нет. В Амстердам.
      – Скорее бы папа вернулся! – грустно вымолвила Кейт.
      – Он не может, глупышка. Ему надо работать. Вчера вечером его показывали в новостях, – важно заявил Джефф. – Когда я вырасту, я тоже буду работать вместе с ним.
      – Мне пора в аэропорт, – сказала Джоанна, поднимаясь с кресла. – Будь умницей, малышка, – поцеловала она племянницу. – Пока, большой Джефф. Скоро увидимся.
      – Джефф с каждым днем становится все больше похож на Карла, – сказала Надин, провожая сестру до двери. – Иногда он говорит с его интонацией или сделает какой-нибудь жест – просто копия отца! А ведь Карл не видит детей месяцами.
      – В самом деле? А я думала, что он бывает в Нью-Йорке чаще.
      – Если и так, то мне об этом ничего не известно, – пожала плечами Надин. – Как бы то ни было, Карл – их отец, и дети скучают без него. А я буду очень скучать без тебя, Джен.
      – Я тоже, – улыбнулась Джоанна.
      – Не верю. Ты и не вспомнишь обо мне. У тебя будет столько дел, – удрученно вымолвила Надин, всерьез переживавшая из-за отъезда сестры.
      – Если хочешь знать, я не припомню ни одного дня в своей жизни, когда бы я не думала о тебе, – неожиданно рассмеялась Джоанна. – И не важно, рядом мы были в тот момент или нет. А ты похудела, вон как кости торчат! – заметила она, обнимая Надин.
      – Потеряла всего пару фунтов. Я не умею есть в одиночестве.
      – Тогда ешь с кем-нибудь. С Майклом или с тем, кто после него в списке страждущих пригласить тебя на обед. Я знаю, что ты можешь вынудить любого мужчину расточать нектар и амброзию, но не отказывайся от бифштекса, прошу тебя. Договорились? – Джоанна искренне огорчалась, что ей приходится оставлять сестру.
      – Договорились, – кивнула Надин.
      – Так-то лучше. Ты же можешь сделать так, чтобы я за тебя не волновалась, правда?
      – Да. Но все же возвращайся поскорее, – сказала Надин и поцеловала сестру на прощание.
      «Надо сделать над собой усилие и вернуть жизнь в нормальную колею», – подумала она. И все же при виде Джоанны, которая помахала ей рукой, входя в лифт, Надин ощутила пустоту в сердце, словно у него отобрали половину.
 
      Когда Надин и Джоанна были занесены в списки студентов Техасского университета, Надин увлекалась театром, а ее сестра – живописью. Актерство вызывало в Джоанне устойчивое отвращение.
      – В жизни нелегко быть самим собой. Какой смысл играть чужие роли? – часто повторяла она.
      Ее слова не находили сочувствия в душе Надин. С того дня как их впервые сняли в рекламном ролике, она мечтала о карьере кинозвезды, представляя себе, как стоит перед камерой в свете юпитеров, а ее имя не сходит с уст восхищенных поклонников. Единственная проблема заключалась в том, что, расставаясь с сестрой хотя бы ненадолго, Надин ощущала страшную пустоту в душе, впадая в настоящую депрессию. Сестры-близнецы привыкли не расставаться с детства.
      Первые несколько недель в колледже стали настоящей мукой для Надин, несмотря на присутствие рядом Ферн Бруннер, ее давней подруги. Ферн сидела с Надин за одной партой и изо всех сил старалась заменить ей Джоанну, но безуспешно.
      Надин тяжело переживала разлуку с сестрой и то, что та преуспевала в художественной школе вдали от нее. Джоанна с легкостью могла уйти с головой в учебу, в то время как Надин часами сидела над ролью и не могла сосредоточиться.
      Надин дали роль Бланш Дюбуа в пьесе «Трамвай "Желание"», итоговой постановке по окончании семестра.
      – Надин, ты так талантлива, что скоро покоришь Бродвей! – восхищенно говорила Ферн.
      Никогда прежде Надин не стоило труда запомнить роль – теперь же она испытывала страшные муки.
      Однажды они репетировали сцену, в которой Бланш впервые приходит в гости к замужней сестре и понимает, что та полностью поглощена своим мужем Стенли Ковальским. Бланш он глубоко несимпатичен, она считает его грубым животным. Надин старалась проникнуться превосходством, которое испытывает героиня по отношению к сестре, смешанным с завистью и обеспокоенностью ее судьбой. Однако в том месте, где Бланш говорит, что не намерена останавливаться в отеле, потому что хочет быть рядом с сестрой, Надин растерялась и замялась. Хотя преподаватель не раз объяснял ей, как следует произносить эту реплику, у Надин ничего не получалось. Она вдруг ощутила себя настолько одинокой и потерянной без Джоанны, что холодная испарина выступила у нее на лбу. Схватив учебники в охапку, Надин выбежала из классной комнаты.
      – Надин, ради Бога, что с тобой? – проявляла искреннее участие к подруге Ферн.
      Тогда Ферн отговорила ее оставить актерское отделение под влиянием минутной слабости, хотя Надин уже готова была это сделать. Тем не менее от роли Бланш ей пришлось отказаться. Надин утратила уверенность в себе, не сумев пережить поражение.
      Задолго до окончания курса она занялась живописью и оставила мечты о сцене, найдя удовлетворение в том, что теперь они с сестрой увлечены одним и тем же.
 
      Надин никогда не могла преодолеть в себе ужаса расставания с сестрой. И теперь, после того как за Джоанной закрылись двери лифта, она уныло потащилась обратно в гостиную. Дети повсюду разбросали игрушки.
      – Кейт, если вы смотрите телевизор, незачем было доставать «Лего». От твоей электронной игры столько шума, Джефф, что не слышно диктора.
      Дети не обратили внимания на замечание матери. Она редко выходила из себя и не требовала безусловного послушания. Как правило, у нее не хватало на это сил. Она не любила устраивать сцен, кричать и настаивать на своем, добиваясь при этом лишь ненависти и презрения со стороны детей.
      Надин тяжело вздохнула. Джоанне повезло, что у нее такая работа: полностью поглощающая и внутренне освобождающая от прочих обязанностей. Она и не предполагала, что сестра страдает от своей бездетности.
      Она сбросила туфли. Надо расслабиться и отдохнуть немного, прежде чем вернуться к рисункам.
      Бросив рассеянный взгляд в сторону детей, занятых игрой, Надин переключила телевизор на программу, по которой показывали романтическую комедию с Джорджем Сигалом и Глендой Джексон. Она пристально наблюдала за тем, как Гленда исполняет свою роль, и представляла себя на ее месте. Хотя Надин собиралась посмотреть фильм всего минут пятнадцать, она провела перед телевизором два часа и досмотрела его до конца.

      Стюардесса подала Джоанне и Эбби шампанское.
      – За «Омегу»! – провозгласила тост Эбби. – За то, что она отправила нас в эту командировку первым классом!
      Хотя острой необходимости везти с собой Эбби Кассел в Амстердам у Джоанны не было, она решила взять с собой приятельницу и помощницу, наградив ее таким образом за хорошую работу.
      Эбби, хрупкая, жизнерадостная брюнетка, никогда не упускала возможности пофлиртовать. Когда же речь заходила о работе, она становилась усердной, деловитой и серьезной. К тому же ходившие в издательстве слухи о ее мнимых любовных приключениях напоминали сюжеты мыльных опер, и сама Эбби охотно распускала их. По крайней мере она легко относилась к собственным любовным неудачам и спокойно выносила насмешливую манеру общаться с людьми, присущую Джоанне.
      Когда Джоанна вышла замуж, они с Эбби оказались ее соседками по дому и очень быстро сблизились. Два года спустя Джоанна привела Эбби в «Омегу» и сделала своей ассистенткой.
      Пока Джоанна разбирала гранки, разложив их на крышке кейса, Эбби завязала непринужденную беседу с соседом. Джоанна немного завидовала и поражалась несокрушимой вере подруги в то, что мужчина за соседним столиком в ресторане или в соседнем кресле салона авиалайнера окажется ее судьбой. В свои двадцать девять лет Эбби не была замужем, но не теряла оптимизма и смело откликалась на любую возможность завести роман. Когда ей приходилось переживать очередную неудачу, она просто собиралась с духом, выбрасывала из головы досадные воспоминания и начинала все сначала.
      Джоанна была другой. Разрыв с мужем, Беном Мэгидом, который произошел три года назад, оставил в ее душе незаживающую рану. Она до сих пор томилась картинами прошлого, то и дело оживавшими в ее памяти. Когда же она снисходила до романа с мужчиной или просто проводила с кем-нибудь время в постели, что случалось крайне редко, – это заканчивалось разочарованием. Уже давно ее душа и тело оставались невосприимчивыми к ухаживаниям. Работа и сестра с детьми – вот что составляло главную заботу в жизни Джоанны.
      Беседа Эбби с соседом отвлекала Джоанну от дела, мешала сосредоточиться. Прочитав один и тот же абзац дважды без всякого толку, Джоанна оставила попытки уразуметь, как же все-таки датчане осушали болотистые местности и отвоевывали плодородную почву у моря. Она погрузилась в размышления о Люде Хейли. Перед ней живо возникло его лицо, казалось, она видит блеск его проникновенных глаз, слышит вкрадчивый голос в телефонной трубке, снова вдыхает аромат чудесной алой розы.
      – Джоанна, – Эбби потянула ее за рукав и заставила вздрогнуть от неожиданности, – я познакомилась с необыкновенным человеком. Не смотри в его сторону сейчас, он пошел в туалет. Ты не успела заметить его раньше?
      – В общем, нет, – улыбнулась Джоанна. – На этот раз настоящая любовь?
      – Кто знает! – счастливо просияла Эбби. – Его зовут Виллем, он датчанин. Живет в Гааге. В Амстердаме он пробудет несколько дней и готов показать нам город. По-моему, он очень мил.
      Познакомившись с Виллемом поближе, Джоанна отказалась разделить мнение подруги. Датчанин оказался нервным сорокапятилетним типом с огромной плешью, прикрытой поперек зачесанными жидкими волосами. Он занимался выращиванием луковиц тюльпанов и оказался нестерпимо скучным собеседником.
      – Что ты о нем думаешь? – поинтересовалась Эбби позже за обедом.
      – То, что он похож на человека, готового провести ночь с кем угодно, прежде чем вернется в Катинку к своим луковицам. Извини за откровенность.
      – По-твоему, он женат?
      – Ха! Если тебе нужно приключение, то действуй. Но меня уволь и помни, что не стоит брать на себя финальную реплику в этой романтической саге, которая закончится, едва успев начаться.
      – Возможно, ты права, – серьезно отозвалась Эбби, отложив вилку. – Мне везет на бесперспективных мужчин. Но эти истории так забавны!
      Джоанна снова подумала о том, что ей хотелось бы относиться к мужчинам так же легко, как Эбби.
      – Полагаю, – задумчиво добавила Эбби, – Виллема можно было бы посчитать своеобразным пристанищем во время бури. Надежным пристанищем, впрочем. Похоже, он не из тех, кто может свести с ума женщину в постели. Но с другой стороны, он не буйвол и не сердцеед.
      Эбби находила особое удовольствие в том, чтобы подвергать анализу мужские характеры и определять для них место в придуманной ею самой классификации.
      – Объясни мне еще раз разницу между буйволом и сердцеедом.
      – Буйвол – это комок мускулов, который двух слов связать не может. Впрочем, постель – это не место для разговоров. Ты просто чувствуешь и наслаждаешься. Сердцеед доставляет тебе не только физическое удовольствие. Поэтому такого мужчину можно вынести, даже если он неврастеник и многодетный отец к тому же. Фигурально выражаясь, он заставляет твое сердце неровно биться.
      Джоанна подумала о Люде Хейли и ощутила, как от лодыжек вверх по телу поднимается теплая волна плотского желания. Судя по всему, по классификации Эбби его можно отнести к сердцеедам. Хотя Джоанна предполагала, что в Люде есть кое-что от ловеласа, которых особо жалует Эбби, привыкшая менять мужчин так же часто, как колготки. Джоанна так не умеет.
      – Пойду в комнату отдыха. Идешь со мной? – спросила Эбби, поднимаясь с кресла.
      Джоанна бросила взгляд в сторону Виллема и увидела, что того нет на месте.
      – Нет, спасибо, я хочу досмотреть гранки.
      – Тебе помочь? – неохотно предложила Эбби.
      – Не нужно. Я покажу тебе потом, как разбила текст, чтобы вставить иллюстрации.
 
      Джоанна уже бывала в Амстердаме с Беном, тогда они останавливались в «Хилтоне». На этот раз она выбрала отель «Краснопольски» в центральном районе неподалеку от офиса «Омеги».
      Эбби впервые оказалась в Голландии. Она заинтересовалась необычным пейзажем, возникшим за окнами такси по пути из аэропорта в город.
      – Здесь все как-то плоско и уныло, – заметила она.
      – Правда. Даже кротовой норки, возле которой обычно бывает холмик земли, здесь не увидишь, как бы тебе этого ни хотелось.
      – Единственное, чего мне по-настоящему хочется, – это добраться до отеля, влезть в горячую ванну и выпить чего-нибудь покрепче, чтобы согреться. О, взгляни туда, на каналы! Какая красота!
      – Да, они красивы. Недаром Амстердам называют северной Венецией. Так во всех путеводителях сказано.
      – Не хватает только поющих гондольеров!
      Сдвоенный номер в отеле, который занимали Джоанна и Эбби, был обставлен дорогой удобной мебелью в золотисто-бежевых тонах. Плетеные кресла с изогнутыми спинками в таком интерьере выглядели странно и необычно. Утомленные долгим перелетом, подруги прилегли отдохнуть, а затем пошли прогуляться и посмотреть на Королевский дворец.
      – Почва здесь невероятно болотистая, – сказала Джоанна. – К твоему сведению, дворец стоит на опоре из тринадцати тысяч свай.
      Шум и толчея Кальверштрат, главной торговой артерии Амстердама, повергли подруг в необычайный восторг. Эбби тянула Джоанну в магазин, торгующий деревянными сандалиями:
      – Давай зайдем, я хочу примерить такие.
      Кончилось тем, что они обе купили по паре сандалий, тут же надели их и вышли на улицу, смеясь оттого, что подошвы звонко щелкали по тротуару. Эбби хотела с головой окунуться в ночную жизнь города, но Джоанна убедила ее вернуться в отель и лечь спать, потому что на следующее утро им предстояло отправиться в офис «Омеги» довольно рано.
      – Виллем так и не позвонил, – сказала Эбби, разбирая постель. – А мне казалось, что он заинтересовался мною. – Она нахмурилась на мгновение, но тут же беспечно тряхнула головой. – Впрочем, не важно. Как всегда, кто-нибудь другой подвернется.
 
      Филиал «Омеги» в Амстердаме со штатом в восемь сотрудников по нью-йоркским меркам был смехотворно мал. Джоанне и Эбби предстояло работать непосредственно с Хансом Тербохом, главным редактором, и его помощником по художественной части, Питером Хинкесом. Джоанна сразу заметила, что Тербох, тучный пятидесятилетний мужчина, без восторга отнесся к необходимости считаться с мнением молодой американки, годившейся ему в дочери. Ознакомившись с проектом Джоанны, он тут же выступил с рядом возражений относительно фронтисписа и обложки. Джоанна аргументированно объяснила, почему сочла необходимым внести изменения в первоначальный вариант макета. Различие между голландским текстом и его английским переводом, а также включение иллюстраций вынуждали вносить коррективы в текст, по-разному использовать его пространство. Кроме того, американский читатель, гораздо менее подготовленный, чем местный, нуждается в большем количестве иллюстративного материала.
      – Я понимаю, – недовольно проворчал Тербох. – Но эта девица в национальном костюме посреди зарослей тюльпанов просто отвратительна. На нее невозможно смотреть без содрогания. Кроме того, на шестой странице нельзя разбивать текст иллюстрацией так, как предлагаете вы. Теряются смысловые нити.
      Питер Хинкес был помоложе и посговорчивее. Он сразу же принял сторону Джоанны, чем заслужил от босса суровый, неодобрительный взгляд. Тербох, оказавшись в меньшинстве, стал отстаивать свое мнение с удвоенным упорством.
      Эбби, вносившая коррективы в макет, постепенно выходила из себя, проникаясь к Тербоху все большей неприязнью.
      – Боже, какой зануда! – шепнула она на ухо Джоанне, улучив момент. – Поражаюсь, как у тебя хватает терпения на него. Я бы давно треснула его как следует, чтобы охладить пыл!
      – Самое главное – добиться результата. Нам всем нужно, чтобы книга вышла в срок большим тиражом и чтобы она быстро раскупилась. Так что придется проигнорировать его нападки и частично учесть его рекомендации. Мистер Тербох – жертва своего возраста и плоского ландшафта своей родины, которому не хватает разнообразия. Будем же снисходительны.
      – Удивительно, что у тебя достает сил шутить! А у меня просто руки чешутся окунуть его головой в канал, чтобы он заткнулся наконец-то! Впрочем, я лучше помолчу.
      – Да, Эбби, пожалуйста. И особенно во время ленча.
      – Черт, неужели мы должны еще с ним завтракать?
      Тербох и Питер повели Джоанну и Эбби в скучный заурядный ресторан, где официанты были по традиции одеты в черные фраки и белые галстуки.
      – Глазам своим не верю, – простонала Эбби на ухо подруге.
      – Да, немного нелепо, – согласилась Джоанна. – А я хотела съесть что-нибудь легкое, например салат.
      – Забудь об этом. Похоже, они собираются устроить нам настоящий банкет. Надеюсь, это не голландская пирушка, где каждый платит за себя, а хозяин должен напиться раньше гостей?
      – Ш-ш-ш! – одернула ее Джоанна, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
      – Полагаю, дамы позволят выбрать для них блюда, – скорее заявил, чем поинтересовался Тербох.
      – Да, пожалуйста, – ответила Джоанна, мило улыбаясь. В конце концов, не так уж важно, что придется есть. Главное – увезти с собой хороший макет книги. Так что пусть Тербох наслаждается своими скромными победами.
      Подруги стоически жевали филе сельди и рубленый бифштекс с гарниром из краснокочанной капусты, запивая все это холодным пивом.
      Любая попытка Эбби перевести разговор за столом на какую-нибудь другую тему, кроме рабочей, заканчивалась укоризненным взглядом Тербоха и толчком в бок со стороны Джоанны.
      В дамской комнате Эбби дала волю своему негодованию:
      – Ты видела, что этот зануда заказал еще и торт?! Слава Богу, что сегодня пятница! Кстати, сегодня ведь пятница? Или, пока мы летели над Атлантикой, сутки передвинулись?
      – Сегодня действительно пятница. Между прочим, Тербох раньше заканчивает рабочую неделю, так что после обеда нам предстоит общаться лишь с розовощеким Питером. Этого очаровать будет куда проще.
      – В отношении Питера у тебя больше шансов, чем у меня, – благодушно констатировала Эбби, подкрашивая губы перед зеркалом. – Он очарователен и умен.
      – Прошу тебя, не говори ерунды.
      – Разве я когда-нибудь говорю ерунду?
      Прогнозы Джоанны относительно Питера оправдались. В отсутствие босса молодой человек оказался милым в обхождении и невероятно работоспособным. В тот день они разобрали четыре главы книги.
      – Правда, мило с его стороны предложить нам прогулку по городу? Или ты думаешь, что он тоже женат, Джоанна?
      – Нет. Он слишком скромен и непритязателен. Во всяком случае, он гораздо симпатичнее твоего несостоявшегося знакомого Виллема.
      – Это так, Питер намного приятнее, – согласилась Эбби. – Похоже, его можно отнести к сердцеедам.

* * *

      Питер повез их на прогулку по городу на яхте, собственности концерна. Джоанна дивилась тому, как он находит дорогу в лабиринте каналов, над которыми нависали мосты. Если верить путеводителям, мостов в Амстердаме насчитывалось более тысячи. Эбби пребывала в великолепном настроении и в лучшей своей форме, что выражалось в чрезмерной разговорчивости, сопровождаемой выразительными взглядами в сторону Питера.
      Джоанна порадовалась за подругу и предоставила ее самой себе, увлекшись архитектурными ансамблями, выстроившимися вдоль каналов. Она с любопытством разглядывала массивные, снабженные крючьями балки на фронтонах зданий, сохранившихся с тех времен, когда Амстердам считался крупнейшим центром торговли в мире. Тогда специи, шелка и другие товары раскупались прямо с лодок и поднимались в дома на лебедке.
      У Джоанны сохранились самые теплые воспоминания об этом городе, хотя в то время, когда они были здесь с Беном, их отношения уже дали трещину. Теперь она имела возможность собственными глазами взглянуть на город, однако не отказалась бы обменяться впечатлениями с кем-нибудь вроде Люда Хейли.
      – Я проголодалась, – сказала Эбби Питеру. – К тому же солнце садится и становится холодно. Как насчет того, чтобы выпить и съесть горохового супа?
      Питер нашел кафе и заказал три охлажденных женевских коктейля в низких бокалах.
      – Это голландский джин, очень крепкий, – пояснил он.
      – Не волнуйся, – дерзко усмехнулась Эбби.
      Подруги осушили бокалы в два приема.
      – Напиток не разбавлен, – шутливо заключила Джоанна. – А вот и гороховый суп. Он напоминает мне о лондонских туманах, столь любимых мною!
      Эбби расхохоталась, а Питер счел необходимым разделить общее веселье, хотя и не понял, в чем заключается соль шутки.
      Позже, когда они любовались «Ночным дозором» Рембрандта в Рейксмюсеуме, блуждающий взгляд Эбби выхватил из толпы знакомую фигуру. Она подошла к рослому мужчине и взяла его под руку:
      – Доминик? Как тесен мир! Неужели это действительно ты?
      – Если ты хочешь в этом убедиться, дорогая, поцелуй меня, – ответил он с улыбкой на лондонском кокни и подставил щеку.
      – Джоанна, посмотри, кого я нашла! – воскликнула Эбби и потянула своего знакомого за руку. – Ты помнишь кузена Доминика, не правда ли?
      – Конечно. Здравствуйте, – вяло отозвалась Джоанна.
      Доминика Грэма трудно было забыть, раз его встретив. Помимо того, что с его лица никогда не сходило выражение царственной скуки, он обладал запоминающейся внешностью: острые скулы, аристократически утонченные черты, крепкое телосложение. Копна темных волос придавала ему залихватский вид, что ни на йоту не лишало его истинно британского характера.
      – Рад снова встретиться с вами, Джоанна.
      Она пожала его руку и застенчиво улыбнулась в ответ.
      Эбби представила мужчин друг другу, они обменялись парой слов, отдавая дань учтивости.
      – Вы британец? – поинтересовался Питер.
      – Скорее англичанин, – ответил с улыбкой Доминик.
      А Эбби добавила:
      – Такой же, как английский чай и сдобные булочки, которые принято к нему подавать.
      Мужчины переглянулись и единодушно рассмеялись.
      – Англичане – те же британцы, конечно, – пояснил Доминик. – Но для нас эти понятия не равнозначны. Если бы я был уроженцем Шотландии или Уэльса, то вряд ли спокойно отнесся к тому, что вы назвали меня англичанином…
      – Но поскольку вы англичанин, вам бы не хотелось, чтобы вас воспринимали как-то иначе, не так ли? – вмешалась в беседу Джоанна.
      Доминик разулыбался, его серые глаза стали еще более пронзительными.
      – Вы угадали. Признаюсь, что испытываю гордость оттого, что я англичанин, хотя уже давно живу в Штатах.
      – Ты давно в Амстердаме? – сменила тему разговора Эбби. – Как долго ты еще пробудешь здесь?
      – Я приехал на медицинскую конференцию неделю назад и послезавтра уезжаю.
      – Черт побери! Почему мы не встретились раньше? – Эбби взяла под руки Доминика и Питера. – Дом женат на моей кузине-танцовщице, Алексис. Они познакомились в Англии, когда она была там на гастролях лет десять назад. Он врач – тот, который отыскивает младенцев в капустных листьях. – Эбби с улыбкой восприняла недоуменное выражение лица Питера и пояснила, что доктор Доминик Грэм занимает пост заведующего акушерским отделением больницы Святой Анны в Нью-Йорке.
      – Коль скоро мы так неожиданно встретились, позвольте заказать для всех выпивку, – сказал Доминик.
      – Прекрасная идея! – с энтузиазмом отозвалась Эбби. – Как приятно, что не все здесь вокруг с головой увлечены высоким искусством. К тому же я еле держусь на ногах от усталости.
      Доминик предложил Джоанне руку.
      – Если мне не изменяет память, в последний раз мы виделись с вами, Джоанна, на вечеринке по случаю дня рождения Эбби года два назад.
      – Вероятно, так и есть, – рассеянно ответила она, стараясь вспомнить, был ли Доминик женат уже тогда.
      – Эбби была вне себя от радости, когда вы предложили ей работать у вас ассистентом. Она делилась со мной всеми новостями, рассказывала о перипетиях внутренней политики «Омеги», о том, к чему мы все так привыкли.
      – Неужели в больнице тоже есть «перипетии внутренней политики»?
      – Разумеется. Декорации разные, а суть дела одинакова. Слишком много врачей считают себя гениальными вершителями судеб человеческих, осененными небесной благодатью. Это тем более очевидно, так как в медицине существует жесткая иерархия.
      Доминик развивал эту тему, щеголяя безупречным оксбриджским акцентом, чем вызывал улыбку у Джоанны. Она с удовольствием выслушивала рассказы о конфликтах врачей на профессиональной почве.
      – Как поживает Надин?
      – Прекрасно, – с невольным вздохом ответила Джоанна. Даже на другом побережье океана она не могла избавиться от тени сестры!
      – Я как-то случайно столкнулся с вашей сестрой в Центральном парке, когда она гуляла с детьми. Кейт и Джефф хорошеют день ото дня.
      – Да, так и есть, – отозвалась Джоанна, внутренне расслабляясь.
      – Видите ли, я помогал сестре Джоанны произвести на свет детей, – объяснил Доминик Питеру. – С тех пор я внимательно слежу за тем, как они растут.
      Джоанна предугадала поворот беседы в сторону отношений сестер-близнецов и поспешила заговорить о своих племянниках.
      – Джефф прекрасно разбирается в технике, а Кейт изумительно рисует. Надеюсь, что со временем она станет сотрудницей нашего издательства.
      – Нет уж, увольте! – хмыкнула Эбби. – Я против семейственности!
      Джоанна рассмеялась и встретилась глазами с Домиником, но смутилась и тут же перевела взгляд на Эбби.
      – Не возьми я тебя к себе работать, ты жила бы сейчас в Уэстчестере и воспитывала своих детей в духе все той же семейственности.
      За выпивкой мужчины принялись обсуждать политику и обычаи голландцев. Но Эбби не сиделось на месте, и она всеми силами старалась перевести разговор на более легкую тему, предоставляющую возможность пококетничать и пофлиртовать вволю.
      – Скажите мне по секрету, Питер, – попросила она после двух коктейлей, – мистер Тербох всегда так неумолимо суров и серьезен?
      – Неужели он показался вам таким? – удивился Питер. – По-моему, он хороший работник и очень общительный человек. Дело в том, что мы, голландцы, лишены вашей бьющей ключом жизнерадостности. Мы более сдержанно выражаем свои чувства.
      – Полагаю, у вас на это есть серьезные основания, – задумчиво протянул Доминик. – Отвоевывать землю у наступающего моря на протяжении столетий – серьезное занятие, которое вырабатывает твердость духа. Приходится буквально врастать в землю, чтобы тебя не смыло в море.
      Джоанна улыбнулась и, снова переглянувшись с Домиником, отвела глаза под его пристальным взглядом.
      – Нельзя забывать к тому же о нашей кальвинистской религии, – добавил Питер.
      – А вот этого я не понимаю, – сказала Эбби. – В шестидесятых годах здесь был настоящий рай для хиппи: наркотики, порнография, всякие чудачества в этом роде… Как говорится, чем хуже – тем лучше.
      – Это один из многочисленных жизненных парадоксов, – объяснил Доминик. – Просто осторожные, пунктуальные голландцы необыкновенно терпимы и восприимчивы ко всему новому, хотя последствия такого их отношения зачастую губительны для них самих. Тогда Амстердам был доведен едва ли не до разрухи. В последние годы здесь намного спокойнее.
      – Черт побери! Я, как всегда, опоздала, – разочарованно вздохнула Эбби. – Куда бы я ни приехала, везде только и слышу: «Теперь здесь уже не то – грязно, чисто, пусто, многолюдно… Вам надо было приехать в прошлом году, десять лет назад, пару веков назад…»
      – Бедняжка! – сочувственно улыбнулся ей Доминик. – Я думаю, что мы с Питером могли бы показать тебе изнанку Амстердама даже сейчас, если ты так этого хочешь. А, Питер?
      – Да, но теперь нам пора в ресторан, – с нарочитой бесстрастностью отозвался тот.
      – Питер обещал повести нас в индонезийский ресторан, – сказала Эбби. – Надеюсь, ты пойдешь с нами, Доминик?
      – Прошу вас, присоединяйтесь, – поддержал ее Питер.
      – Я с радостью, если Джоанна не имеет ничего против.
      – Конечно, не имею. – Джоанна искренне порадовалась присутствию четвертого человека за столом. Она не будет чувствовать себя стесненной, когда Эбби снова начнет свою атаку на Питера.
      Эбби, никогда не пробовавшая исконных блюд индонезийской кухни, удивилась, когда официант выставил перед ней множество маленьких тарелочек в придачу к рису, и решила, что это для всех.
      – Креветки с горьким перцем. Cоте из свинины, – пояснял Питер, заказавший для всех холодное пиво.
      – Довольно с меня этого официоза, – заявила после обеда Эбби, решительно взяв Питера под руку. – Теперь я хочу посмотреть на «ночных бабочек».
      – Как угодно, – ответил Питер и смущенно покраснел.
      Они влились в поток туристов, пришедших взглянуть на знаменитых амстердамских проституток, чьи силуэты отчетливо выделялись на фоне освещенных красными фонарями окон. Одетые в соблазнительные шелковые пеньюары, женщины листали журналы, красили ногти или просто выглядывали из окон, призывно улыбаясь прохожим.
      – Это удивительно, – сказала Джоанна Эбби. – С одной стороны, такая вседозволенность, а с другой – если ты опоздаешь на несколько минут к обеду, к тебе отнесутся так, будто ты только что зарезал собственную мать.
      – Если ты опоздаешь к обеду, все решат, что именно это тебя и задержало, – отозвался Питер.
      – Кто сказал, что у голландцев нет чувства юмора! – воскликнула Эбби и чмокнула Питера в щеку.
      Джоанна и Доминик рассмеялись одновременно.
      – Амстердам возник как порт, центр судоходства, – сказал Питер. – А морякам надо было как-то развлекаться. Теперь здесь ищут развлечений туристы. Впрочем, этот район строго контролируется городскими властями.
      – Тогда беспокоиться не о чем, – саркастически усмехнулась Джоанна.
      – Вам здесь неприятно? – участливо поинтересовался Доминик.
      – Если женщины зарабатывают на жизнь таким способом, это их дело. Просто грустно все это видеть, – ответила Джоанна.
      – А мне – нет, – заявила Эбби. – По крайней мере у них есть выбор. Они сидят у себя в доме и могут сказать либо да, либо нет. По-моему, это здорово. Меня удивляет другое: среди них есть довольно юные и привлекательные. А вон та просто прелесть! Как она тебе, Доминик?
      – Не особенно.
      – Какая же тебе нравится?
      – Никакая.
      – Наверное, у тебя просто нет при себе денег, – съязвила Эбби.
      – Ты – enfant terrible. Несносное дитя, – в тон ей ответил Доминик.
      – А почему бы тебе не взяться за мое воспитание? – кокетливо сощурилась Эбби.
      Он насмешливо приподнял бровь.
      – Довольно, пойдемте отсюда, Питер, – сказала Эбби. – Не отправиться ли нам в какой-нибудь клуб, в этакое злачное место?
      Питер согласился, очарованный ее вниманием к себе. Заведение, которое так жаждала посетить Эбби, совсем не интересовало Джоанну, и на ее лице это невольно отразилось.
      – А я бы не отказался сейчас от глотка бренди. Вы не составите мне компанию, Джоанна? – учтиво поинтересовался Доминик, от которого не укрылась скука в ее взгляде.
      – Ладно-ладно, старые зануды, отправляйтесь пить свой бренди, – игриво хлопнув Доминика по плечу, сказала Эбби. – А мы с Питером идем в загул!
      Эбби, очевидно, хотела остаться наедине с Питером, и Джоанна была рада предоставить ей такую возможность.
      – Я с удовольствием выпью с вами, Доминик.
      – Мы остановились в «Краснопольски», – сказала ему Джоанна, когда они ехали в такси.
      – Да, Эбби говорила мне. По-моему, у них есть американский бар. Не бог весть что, но все же! Впрочем, я знаю одно неплохое место за городом – нечто вроде местного курорта. Туристы туда не добираются.
      – Если это не на полпути до Люксембурга, то поехали. Боюсь, что к полуночи я уже начну засыпать.
      – Обещаю привезти вас в отель прежде, чем вы успеете зевнуть дважды. Идет?
      – Идет. – Джоанна улыбнулась и расслабилась на мягком кожаном сиденье такси.
      До сегодняшнего дня она была едва знакома с кузеном Эбби. Доминик гораздо лучше знал Надин. Раньше Джоанна считала его скучным, но теперь она изменила свое мнение. Его общество показалось ей приятным и неутомительным, тем более что он не считал необходимым постоянно поддерживать разговор. Она была благодарна ему за возможность немного отдохнуть в тишине, разглядывая в окно машины залитый огнями город, а затем погруженный в ночную мглу пригород с редко разбросанными по плоской равнине сельскими домиками. Джоанна поймала себя на том, что снова думает о Люде Хейли и о том, как было бы приятно побывать с ним в Амстердаме.
      Доминик помог ей выйти из машины и повел внутрь деревянной ветряной мельницы.
      – Это место называется «Старая мельница», что неудивительно. Хотя интерьер ее полностью переделан, некоторые черты старины намеренно сохранены.
      – Здесь мило, – с улыбкой заметила Джоанна, когда они уселись за круглую деревянную стойку. – Вы оказались правы насчет иностранцев. Похоже, мы здесь одни такие.
      – Надеюсь, что так будет и дальше. Здесь как будто законсервирована старина: хотя интерьер башни и преобразили в бар, мельничный жернов оставили, и теперь бармен смешивает с его помощью коктейли.
      Пока они ждали заказанную выпивку, Джоанна наблюдала за тем, как по узкой витой лестнице поднимается наверх официант с подносом, уставленным бокалами и пивными кружками. Это казалось невероятным, но он не пролил ни капли.
      Им подали коктейли в граненых бокалах без ножек, которые устанавливались в специальные отверстия в деревянной стойке бара.
      – Гениально, – восхитилась Джоанна.
      – И очень практично. Голландцы часто неумеренно потребляют алкоголь, а такая система позволяет хозяину не волноваться из-за посуды, даже если клиент уже сильно набрался.
      Джоанна подняла бокал и произнесла тост по-голландски. Доминик ответил ей на том же языке.
      – Голландский чем-то напоминает мне французский.
      – Давайте останемся американцами, – улыбнулся он, и на его лице внезапно появилось романтическое выражение.
      – Как вам удалось отыскать это место? – касаясь своим бокалом его, спросила Джоанна, ощутив некоторую неловкость.
      – Мне показали его голландские коллеги, с которыми я познакомился на конференции.
      – Понятно. А что это за конференция?
      – По теоретической травматологии при родах. – Заметив, что в ее глазах отразилось разочарование, Доминик поспешно сменил тему. – Как вам нравится коктейль?
      – Очень вкусно.
      – Хоть я и обещал вам бренди, мне вдруг захотелось угостить вас национальным напитком. Как правило, за границей я пью то же, что и местные жители. В Америке это мартини.
      – Я, пожалуй, тоже. Согласитесь, что мартини здесь было бы не совсем уместно. Скажите, а в Англии вы бываете хотя бы изредка?
      – Да. Недавно я провел целых две недели в Суссексе у сестры и ее мужа. Повидался в Лондоне со старыми приятелями.
      Возникла пауза, и Джоанна внимательно оглядела зал:
      – Полагаю, что если человек вырастет и проведет жизнь в таком круглом помещении, как эта башня, то его взгляд на мир и на себя самого в этом мире будет другим.
      – Не исключено. Я родился и первые годы жизни провел в наполовину бревенчатом доме елизаветинской эпохи, так что долгое время считал, что крыша над головой должна быть обязательно соломенной.
      – Это чудесно! Однажды я проездом была в Суссексе и просто влюбилась в эти сельские дома. По-моему, они очень колоритны и экзотичны.
      – Вы, возможно, сочтете это невероятным, но для меня самым экзотичным в Нью-Йорке оказался пентхауз на сорок четвертом этаже небоскреба с видом на Ист-Ривер и террасой, открытой на три стороны.
      – Это вовсе не так уж невероятно для провинциалки, выросшей на техасской ферме, окруженной голой равниной наподобие голландских. Наверное, человеку, выросшему у подножия настоящих гор и привыкшему с детства смотреть на заснеженные, скрытые облаками пики, это и может показаться невероятным.
      – Или на пики небоскребов Манхэттена, – добавил Доминик.
      – Да. Впрочем, лишь очень немногие из моих нью-йоркских знакомых родились в этом городе. Место, где ты родился, помнится всю жизнь, но я еще до приезда в Нью-Йорк ощущала этот город родным.
      – Интересно, что и я тоже. С первого дня я почувствовал себя на Манхэттене, как дома, несмотря на ужасно исковерканный язык, страшный шум и толкотню, в ритм которой попадаешь далеко не сразу. И теперь, приезжая в Англию, я все сильнее убеждаюсь в том, что не смог бы там жить.
      – У меня такое же отношение к Техасу.
      – Давайте выпьем за «Биг эппл», – предложил Доминик, поднимая бокал. – За то, чтобы встретиться там за бокалом мартини и вспомнить нашу встречу в Амстердаме.
      Джоанна рассмеялась, ничего не ответив. Ей было хорошо с Домиником, но, если иметь в виду перспективу пить вдвоем мартини в Нью-Йорке, она предпочла бы Люда Хейли.

      – Боже, какая роскошь завтракать в постели! – воскликнула Эбби, прихлебывая кофе. – Хотя, если честно, я бы еще поспала. Мы с Питером вернулись в отель несколько часов назад, а он обещал зайти за мной в одиннадцать. Замечательно мы повеселились ночью! Мы попали в одно место, где занимаются сексом публично и такое вытворяют!.. После того как мы немножко разогрелись, Питер повез меня к себе, но ничего не было. Я никогда не ложусь в постель в первый день знакомства.
      – Поскольку сегодня второй день, означает ли это, что сегодня ты не придешь ночевать? – с улыбкой поинтересовалась Джоанна.
      – Надеюсь. – Эбби ответила так пылко, что Джоанна невольно расхохоталась.
      – Надеешься, что да? Или что нет?
      Эбби швырнула в нее подушкой.
      – Пожалуй, я встану, приму душ и оденусь. Если хочешь, можешь пойти с нами. Мы едем в Гаагу и останемся там пообедать.
      – Нет, спасибо. Вам не нужны попутчики, да и у меня, если честно, есть свои дела.
      Когда Эбби была в ванной, зазвонил телефон.
      – Доброе утро, Джоанна. Это Доминик. Я сегодня последний день в Амстердаме, и мне захотелось провести его как-нибудь оригинально. Давайте прокатимся по городу на велосипеде, как истинные голландцы. Как вам нравится такая идея?
      – Прекрасно! Это будет забавно, если только мне не придется крутить педали в тандеме.
      – Гарантирую вам персональные колеса. Мое приглашение распространяется и на Эбби, впрочем, она не большая любительница такого времяпрепровождения.
      Джоанна усмехнулась, подумав о том, какое времяпрепровождение предпочитает подруга.
      – Эбби едет обедать с Питером.
      И они договорились встретиться в холле гостиницы.
      – Мне показалось, что звонил телефон. – Эбби, выходя из ванной, завернулась в купальную простыню.
      – Звонил Доминик, приглашал на велосипедную прогулку по городу.
      – Ты, конечно, согласилась, – пристально посмотрела на подругу Эбби.
      – На прогулку – да, но то, о чем ты подумала, можешь выкинуть из головы.
      – В том, о чем я подумала, нет ничего плохого. Напротив, я рада, что Дом так заинтересовался тобой. Между прочим, пока он не женился, у него отбоя не было от подружек.
      – Не сомневаюсь, но я вовсе не собираюсь пополнить их число.
      – Почему? Да он просто потрясающий мужчина!
      – И все же жена от него ушла?
      – Нет, это он от нее ушел. Алексис всегда искала приключений на свою голову. Ей всегда хотелось быть предметом восхищения мужчин в течение двадцати четырех часов в сутки. И желательно, чтобы мужчин было по количеству часов.
      Эбби пустилась в долгие разглагольствования по поводу его прошлой семейной жизни, а Джоанна пыталась вспомнить, были ли у Доминика отношения с ее сестрой. Ей казалось, что Надин когда-то давно отвергла его ухаживания.
      – Доминик очень мил, но я не собираюсь заводить с ним роман.
      – На горизонте появилось что-нибудь серьезное? – внимательно вгляделась в нее Эбби.
      – Возможно, – уклончиво ответила Джоанна, желая избежать разговоров на эту тему, и загадочно улыбнулась.
      – Ладно. Но я не понимаю, что такое особенное может быть у того мужчины, чего нет у Доминика. Если честно, я тайком вздыхала по Доминику несколько лет. Но он никогда не принимал меня всерьез.
      Эти слова Эбби вызвали у Джоанны воспоминание о жарком сиянии необычайно притягательных глаз Люда Хейли.
 
      – Я так давно не каталась на велосипеде, что меня шатает из стороны в сторону, – смущенно заметила Джоанна.
      – Вы быстро привыкнете. Поедемте по какой-нибудь тихой улочке. И не старайтесь догнать меня, не спешите, я буду ехать медленнее, если вы не будете успевать.
      День выдался прохладный и ветреный, но солнце то и дело выглядывало из-за расступающихся в стороны кучевых облаков, бросая на землю и голубую гладь каналов золотистые снопы лучей.
      От прохлады и сырости не спасали даже замшевая куртка и плотные брюки, и все же Джоанне было жарко крутить педали.
      – У вас уже получается гораздо лучше, Джоанна. Вы прекрасно держите равновесие.
      – Да, я и сама чувствую, – с улыбкой облегчения отозвалась она.
      – Ну что ж, тогда выезжаем на главную улицу, – сказал Доминик и без видимого усилия закрутил педали быстрее, не переставая оглядываться на Джоанну и с удовольствием наблюдая, что та не отстает, а напротив, с каждой минутой держится в седле все увереннее.
      Джоанна была из числа тех американок, которые непредвзято оценивают свои собственные способности. Такие женщины встречались Доминику редко. Англичане высоко ценят в людях личную скромность. Доминик не выносил хвастовства и совсем уж непростительным он считал это качество в женщинах.
      – Как вам удается делать так, чтобы колеса не попадали в трамвайные пути? – спросила Джоанна, когда они остановились передохнуть. – Я боюсь угодить в колею и свалиться.
      – Не беспокойтесь, тогда я вас поймаю. Если только меня не опередит какой-нибудь голландский джентльмен. Вы прекрасная велосипедистка. Впрочем, я и раньше это предполагал, несмотря на ваши скромные отзывы о своих способностях.
      – Какие уж тут способности! В детстве у нас с сестрой был старый мальчишеский велосипед один на двоих. Мы катались по очереди, – предалась воспоминаниям Джоанна. Они с Домиником ехали бок о бок по тенистой аллее вдоль канала. – У этого велосипеда не работали тормоза, поэтому приходилось тормозить ногой. Это опасное предприятие, как правило, заканчивалось разбитой коленкой или погнутой о ствол дерева рамой.
      – По крайней мере теперь вы знаете, что делать, если вдруг откажут тормоза.
      – В колледже у меня был свой велосипед, на котором я иногда каталась по Остину. Этим мой опыт общения с велосипедами исчерпывается. Я никогда не ездила на модных десятискоростных машинах вроде этих и никогда не принимала участия в соревнованиях, где нужно изо всех сил жать на педали.
      – Вот так? – спросил Доминик, привстал в седле и, сорвавшись с места, стрелой понесся по аллее.
      – Вот это да! – крикнула Джоанна ему вслед и рассмеялась.
      Доминик остановился и стал поджидать Джоанну, смущенно улыбаясь оттого, что не удержался от этой мальчишеской выходки.
      – Это было потрясающе! – искренне восхитилась Джоанна.
      – Спасибо. В действительности, я не смогу выдержать такой темп и десяти минут. Страшно подумать, но с тех пор как я катался по Оксфорду, прошло больше восемнадцати лет. Правда, иногда мы с друзьями совершали велосипедные прогулки на континенте.
      – В Швейцарии?
      – Не совсем, – улыбнулся он и свернул с аллеи.
      Джоанна последовала за ним. Она прекрасно себя чувствовала, несмотря на легкую усталость, и была благодарна Доминику за то, что тот вытащил ее подышать свежим воздухом.
      Наблюдая за своим спутником, Джоанна попыталась представить его в водолазке и твидовом пиджаке, крепко сжимающим руль велосипеда во время прогулки по Оксфорду. Его волосы растрепал ветер, а на щеках выступил здоровый румянец…
      Вскоре Доминик притормозил возле ларька, где продавалась копченая сельдь. Он купил две штуки и, держа рыб за хвосты, подошел к своей изумленной спутнице.
      – Никаких ножей и вилок, мадам, – рассмеялся он при виде того, как растеряна Джоанна. – Возьмите ее вот так и начинайте есть. Это вкусно.
      – Но я не могу!
      – Можете. Будьте отважной.
      Джоанна осторожно взяла селедку из рук Доминика и в замешательстве поднесла ее к лицу.
      – Вот так, хорошо. Теперь запрокиньте голову сильнее, чтобы не задеть нос. Уверяю вас, на вкус она великолепна, хотя пахнет не лучшим образом.
      – Мне нравится, – сказала Джоанна, последовав совету Доминика и откусив кусочек.
      – Я рад, – улыбнулся он.
      – Нет, в самом деле.
      – Я не сомневался, что вам понравится. Хотите еще?
      – Нет, спасибо. Теперь хотелось бы вымыть руки и умыться.
      Доминик знал поблизости уютное кафе, где можно было привести себя в порядок и выпить по бокалу вина.
      В конце путешествия они остановились еще у одного лотка, где жарились вафельные рожки и прямо в присутствии клиентов наполнялись густой карамелью.
      – Мне нравится это кушанье, – заключила Джоанна, быстро расправившись со своим рожком. – Как оно называется?
      – Продавец назвал его schtropevaffel.
      – Название вполне звукоподражательное. Особенно когда сжимаешь челюсти.
      – А вы сладкоежка! Надин, насколько я помню, совершенно равнодушна к сладкому. Мне казалось, близнецы должны быть похожи в этом отношении.
      А что, если Доминик проводит с ней время только потому, что она похожа на Надин? Впрочем, он не первый мужчина, шагающий в этом направлении.
      Хотя они прервали свою прогулку, посетив музей Ван Гога, к полудню у Джоанны невероятно устали ноги. Ей казалось, что они изъездили весь город вдоль и поперек.
      – Пожалуй, на сегодня достаточно. Вы выглядите уставшей. Вам нужно принять горячую ванну, чтобы дать мышцам расслабиться.
      – Да, наверное. Спасибо за прекрасный день, Доминик.
      – Я готов претендовать и на вечер, если вы согласитесь пообедать со мной.
      Джоанна сомневалась. Ей не хотелось давать ему повод рассчитывать на углубление их чисто дружеских отношений.
      – Спасибо, но мне необходимо отдохнуть. Я предпочту спокойный, тихий вечер у себя в номере.
      – Хорошо. Я обедаю в отеле «Сонеста». Если вы передумаете, я буду только рад.
      Доминик взвалил велосипеды на плечи и бодро зашагал прочь. Он огорчился из-за отказа Джоанны, но вместе с тем почувствовал некоторое облегчение. Действительно, с чего он взял, что она готова принять его ухаживания? Она была мила и добра с ним, но не более. Возможно, Джоанна ко всем приятным ей людям относится именно так.
      Очевидно, она не считает его настолько привлекательным, чтобы завести роман, а значит, не стоит понапрасну горевать о том, чего нет и быть не может.

      Когда Джоанна вошла к себе в квартиру, звонил телефон, и она не сомневалась в том, что это была Надин.
      – Да, все в порядке, но я еле жива от усталости. Мне совсем не удалось поспать в самолете, и я с трудом соображаю. Давай поговорим завтра, ладно? Обещаю роскошный ленч.
      Джоанна настежь распахнула окно в гостиной, впустив поток свежего воздуха, после чего скинула узкие туфли, вытянулась на кушетке и с наслаждением дала своему телу расслабиться.
      Ее квартира, занимающая целый этаж старинного кирпичного дома на пересечении Мэдисон-авеню и 73-й улицы, была небольшой, но уютной. Джоанна относилась к ней как к надежному убежищу. После развода с Беном Джоанна посчитала их квартиру, находившуюся по соседству с Надин, слишком большой для себя, поэтому она продала ее вместе с мебелью, не считаясь с возражениями сестры.
      Информация о ее нынешнем жилье, которым она сначала владела на правах субаренды, как-то появилась на доске объявлений в «Омеге». Вскоре после того как Джоанна сняла эту квартиру, владелец предложил ей приобрести жилье в собственность, и Джоанна с радостью согласилась.
      Ей доставляло удовольствие самой покупать мебель. Она долго прожила в квартире, обставленной по незатейливому вкусу Бена. Их дом был как две капли воды похож на миллионы американских домов, и теперь Джоанне хотелось придумать что-нибудь пооригинальнее, а заодно дать волю своей склонности к эклектике. В гостиной у нее стоял удобный складной диван, обтянутый бежевой замшей. Цветовую гамму акцентировали персидские ковры и полотна Шиле и Климта. Интерьер гостиной дополняли торшер от Тиффани, книжные шкафы и угловые столики красного дерева, мраморный столик для напитков и кресло-качалка в миссионерском стиле. Скромная коллекция колумбийских статуэток заполняла полки возле окон, уставленных домашними растениями.
      Часть комнаты, примыкавшая к кухне, была оклеена обоями по эскизу Уильяма Морриса, приверженца ар-нуво. Они служили оригинальной декорацией для французского обеденного стола темного дуба, антикварного раритета начала XIX века, и четырех стульев времен королевы Виктории. Рабочий кабинет Джоанны был оборудован письменным столом-бюро с убирающейся крышкой, мольбертом и дубовым книжным шкафом от пола до потолка. В спальне стояла американская кровать прошлого века со стеганым матрацем и двумя ночными столиками из стекла и хромированного металла, датированными 1920 годом. Бежевый ковер с густым ворсом покрывал пол, а белые стены спальни украшали полотна Хартслея и Хоппера, а также рисунки Пикассо.
      После горячей ванны Джоанна забралась в постель и включила телевизор. По одной из программ показывали телесериал, и она невольно подумала о Люде Хейли. Джоанна надеялась, что он сам позвонит. После двухнедельного отсутствия ей не хотелось первой возобновлять отношения, несмотря на полученную в подарок розу.
 
      Джоанна оделась потеплее: серые фланелевые брюки, высокие ботинки, желтая кашемировая водолазка, твидовый жакет и легкое пальто. Она вышла из дома пораньше, чтобы иметь возможность прогуляться до работы пешком.
      Солнце светило ярко, но почти не грело. Джоанна была полна энергии. Она быстро шла по тротуару, полной грудью вдыхая морозный январский воздух.
      Купив четыре пакетика кофе в ларьке на первом этаже «Омеги», Джоанна поднялась на лифте на одиннадцатый этаж. Часы показывали пять минут десятого.
      Она оставила один пакетик кофе на столе у секретаря, другой – в комнатке Эбби, третий занесла в кабинет босса – Ирвина Крэника, главного редактора и директора проекта, которым она занималась непосредственно. Босс уже был на рабочем месте, по обыкновению весь в работе.
      Десять из тринадцати лет, которые Джоанна проработала в издательстве, Уинни был ее начальником. За это время они стали добрыми приятелями.
      Джоанна приветствовала его по-голландски.
      – Привет, малышка, как съездила? Добро пожаловать на родину! Явилась минута в минуту, да еще и с кофе в придачу! Не то что твоя помощница. Эбби только что звонила и предупредила, что задержится. Она проспала.
      – Эбби заслуживает дополнительного отдыха, – сказала Джоанна, удобно устраиваясь в кресле. – Она работала как вол, чтобы устранить проблемы с макетом книги. Как же нас измучил Тербох! Он стоял насмерть, как мальчишка в игре «Царь горы», противился каждому нашему предложению. Его раздражала сама необходимость прислушиваться к нашему мнению.
      – Да, я говорил с ним по телефону, он огорчен. А у нас еще проблемы со швейцарским томом.
      Круглолицее, невыразительное лицо Уинни и его задушевная манера разговаривать с людьми делали его похожим на владельца лавочки у Бронкса, однако это впечатление было обманчивым. Он обладал значительным весом в компании, с ним считались, зная его преданность делу, усердие и работоспособность.
      – Ладно, хватит пока о делах. Что с тобой происходит, детка? Ты сияешь от счастья, словно встретила в Голландии сказочного принца.
      – Да нет, просто я хорошо провела время. Амстердам мне очень понравился.
      В кабинет босса вошла Эбби, зевая и прихлебывая кофе.
      – Она права. Это была сказочная поездка, Уинни. Тебе тоже не помешало бы туда съездить.
      – Мне и здесь неплохо, – пожал плечами он. – Мой народ чудом избежал истребления викингами, так что Голландия не вызывает во мне теплых чувств.
      – Но ведь ты стоишь во главе серии! – настаивала Эбби. – Я тебя не понимаю.
      – Нечего тут понимать. Я могу руководить серией и отсюда. Если понадобится что-нибудь, вовсе не обязательно ехать в командировку. Это называется профессионализмом руководителя.
      Истина же заключалась в том, что Уинни панически боялся летать на самолетах, а в путешествиях по воде страдал морской болезнью, и даже драмамин его не спасал.
      – Я рад, что поездка в Европу доставила вам удовольствие.
      – Еще какое! Я готова поехать снова в любое время, – заявила Эбби. – Только сначала мне нужно как следует отоспаться.
      – Похоже, голландцы покорили твое сердце, – понимающе улыбнулся Уинни.
      – Да, пожалуй. Художественный редактор филиала оказался очень милым и… Кажется, у меня звонит телефон.
      – Можешь вздремнуть у себя в каморке, – бросил ей вслед Уинни.
      – Ты смеешься? Я даже отсюда вижу, сколько работы накопилось у меня на столе.
      – Надеюсь, у нее там не сложилось ничего серьезного, – сказал Уинни, когда за Эбби закрылась дверь. – Как это вам обеим удается везде влипнуть в романтическое приключение?
      Джоанна улыбнулась. Уинни отличался болезненным любопытством, но тем не менее ей было с ним легче, чем с остальными коллегами. Когда Джоанна пришла в его отдел, Уинни показался ей неотесанным типом с клоунскими манерами. Однако уже за первую неделю работы ей пришлось изменить свое мнение о нем. Уинни был десятью годами старше Джоанны и имел доступ в довольно высокие нью-йоркские круги. Джоанна сразу же приглянулась ему, и он стал играть по отношению к ней роль старшего товарища и ментора, помогая ей завязать нужные знакомства и почувствовать себя в Нью-Йорке как дома.
      Уинни был закоренелым холостяком и, насколько знала Джоанна, никогда не ухаживал за женщинами, хотя не чурался их и поддерживал с ними дружеские отношения, однако дальше этого никогда не заходил. На гея он тоже не был похож. Возможно, половое чувство у него было атрофировано слишком долгой жизнью под родительским кровом и периодическими приступами ипохондрии. В любом случае его личная жизнь, если таковая и существовала, хранилась за семью печатями и никогда не обсуждалась в издательстве. Уинни предпочитал давать Джоанне советы относительно ее личной жизни, но никогда не распространялся насчет своей. Часто он проявлял излишнее любопытство, чем раздражал Джоанну. Однако она была ему невероятно благодарна за моральную поддержку в период развода с Беном, поэтому многое прощала.
      – Ну же, рассказывай. Дядя Уинни в нетерпении.
      – Ладно, ладно, – с улыбкой сдалась Джоанна.
      Она рассказала ему о романе Эбби и Питера, в связи с чем упомянула и Доминика.
      – Ага! – понимающе усмехнулся Уинни.
      – «Ага» здесь ни при чем! Просто хорошо провела время.
      – Если ты хорошо провела с ним время, почему бы не продолжить в Нью-Йорке? Я встречался с ним пару раз. Думаю, ты при желании могла бы видеться с ним чаще.
      – Я знаю, что тебе не терпится выдать меня замуж, – улыбнулась Джоанна. – Но я вынуждена отказаться от чести быть твоей протеже в этом вопросе. Кроме того, не исключено, что у меня на горизонте возникла новая фигура. Об этом еще рано говорить, но так и быть…
      Джоанна рассказала Уинни о своем знакомстве с Людом Хейли, о розе, полученной в подарок.
      – Не знаю, насколько это серьезно, – заключила она.
      – Ну, кое о чем это все же свидетельствует. Ты очень хороша, и любой мужчина, имеющий глаза, в состоянии это заметить.
      – Спасибо за добрые слова. – Джоанна по-родственному поцеловала его в щеку. – А теперь мне пора идти и приниматься за работу. Вы не против, босс?
      – Да. Проваливай!
      По пути в свой кабинет Джоанна прихватила со стола секретаря кипу бумаг и записок от тех, кто звонил в ее отсутствие. Она быстро просмотрела их и с разочарованием обнаружила, что имени Люда Хейли среди звонивших не было.
 
      Джоанна пришла первой в итальянский ресторан, где они должны были завтракать с сестрой, и заняла столик у окна, наполовину задрапированного тяжелой гардиной. Как только пришла Надин, сестры-близнецы по обыкновению стали предметом пристального внимания посетителей.
      Надин выглядела блистательно в голубом кашемировом платье, перетянутом в талии золотой антикварной цепью. Сестра была так не похожа на тех вялых, апатичных женщин, с которыми Джоанне по большей части доводилось общаться, что она невольно восхитилась.
      – Ты замечательно выглядишь!
      – Главное, я чувствую себя замечательно. Джен, за время твоего отсутствия столько всего произошло! Я хотела тебе позвонить в Амстердам, но решила подождать до проб.
      – До проб?
      – Да. Ты же знаешь, я никогда не оставляла мечту стать актрисой. Мне поздно учиться, и я не надеялась найти работу без специального образования. Но по счастливому стечению обстоятельств я получила роль, не прилагая к этому никаких усилий.
      Джоанна насторожилась, и тревожный колокольчик зазвонил у нее в мозгу, заставляя ее сердце биться учащенно.
      – Ты помнишь Ферн Бруннер? Так вот, она, оказывается, тоже в Нью-Йорке. Ну вспомни! Ты еще называла ее Мисс Прилипала. Удивительно, но она позвонила мне и пригласила на пробы к режиссеру, у которого работает.
      Джоанна почувствовала слабость во всем теле.
      – Все произошло так неожиданно! «Надевай свои лучшие шмотки и жми на студию. – Надин невероятно точно скопировала манеру Ферн. – Ты еще станешь звездой!»
      Трое безупречно одетых молодых людей остановились у дверей ресторана, чтобы ознакомиться с меню, но их внимание привлекли сестры-близнецы. Что-то оживленно обсуждая, они стали размахивать руками с целью привлечь внимание сестер. Джоанна невольно оглянулась на них, не переставая вполуха слушать восторженный рассказ Надин о посещении телестудии.
      В этот момент Джоанна подумала о том, как выглядит сестра в глазах окружающих ее людей: красивая, самоуверенная и знающая себе цену женщина. Джоанна показалась самой себе лишь жалкой, бесцветной копией оригинала. Она никогда не держалась так свободно, как Надин. Какая-то внутренняя сила постоянно сковывала Джоанну, не позволяя ей выходить за рамки благопристойности. Она втайне опасалась раскрыться перед людьми полностью, ничего не оставив себе. Сестра была лишена этого страха.
      – …такой приятный и обходительный. Он уже довольно известен, но не намерен останавливаться на достигнутом. Мне не терпится познакомить тебя с ним. Его зовут…
      – Люд Хейли, – упавшим голосом вымолвила Джоанна.
      – Ты его знаешь? Но это невероятно!
      – Вовсе не так уж невероятно, – сказала Джоанна и поведала сестре о своей встрече с режиссером.
      – И ты ни словом не обмолвилась об этом? Впрочем, они тоже ничего не сказали о тебе. Хотя у них на студии сумасшедший дом, они вполне могли забыть. Тебя тоже можно понять: вряд ли ты заинтересовалась перспективой сняться в «мыльной опере».
      – Он предлагал мне роль, – пробормотала Джоанна, чувствуя, что против воли заливается краской смущения.
      Она не желала огорчить сестру, сообщив, что первой претенденткой на роль была она сама.
      – Представляю себе, что ты ответила Люду! – расхохоталась Надин против ожиданий Джоанны. – Почему ты отказалась от роли?
      Джоанна отрицательно покачала головой. Она не решилась сказать сестре, что гораздо в большей степени, чем роль, ее привлекал режиссер. Джоанна все больше склонялась к мысли, что ее первое впечатление об этом человеке оказалось правильным. Он просто играл роль, частью которой была и присланная роза. Люд нисколько не заинтересовался ею, иначе он бы обязательно заговорил о ней с Надин.
      – Джен, что с тобой?
      – Не обращай внимания. – Джоанна через стол пожала руку сестры. – Я просто немного устала после поездки. Но я ужасно рада видеть тебя, Дини. Ты молодец!
      – Надеюсь, что так. Я горю желанием работать, как никогда в жизни. – Надин была настолько возбуждена, что почти ничего не ела.
      Джоанна тоже не могла похвастаться хорошим аппетитом, поскольку ощущала приступ депрессии. Ее раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, она радовалась за сестру, которая наконец-то нашла занятие себе по душе. Впрочем, она слабо представляла, как далеко простираются амбиции Надин, и ощущала себя виноватой за то, что отнеслась без должного внимания к предложению Люда сняться у него в фильме. Надин была так увлечена этим, что не особенно принимала во внимание отношение сестры к режиссеру.
      Если бы Надин нашла работу на телевидении другим способом! Если бы здесь не был замешан Люд Хейли… К сожалению, судьба распорядилась именно таким образом. Надин всегда легко влюблялась. Возможно, поэтому она была счастлива в любви.
      Джоанна представила себе реакцию Люда на свою сестру. Он увидел Джоанну улучшенную, Джоанну без сложностей и минусов.
      Она быстро выпила кофе и простилась с сестрой, сославшись на срочную работу.
 
      К совещанию Джоанна подготовила макет книги, но у нее так сильно разболелась голова, что пришлось отпроситься с работы.
      – Что случилось? – участливо поинтересовался Уинни. – Сегодня утром ты выглядела как новобрачная, а сейчас – как вдова. Он не позвонил?
      – Прошу тебя, я не хочу говорить об этом.
      – Ты всегда замыкаешься, когда чем-то раздражена. При этом ты знаешь, что выговориться – значит, облегчить душу. – Он уселся в кресле. – Давай, крошка, я тебя слушаю. Католики ходят на исповедь, евреи выворачивают свои проблемы на голову того, кто согласится их выслушать. Какой смысл держать слезы в себе до тех пор, пока они не прожгут дырку у тебя в горле?
      – Уинни, прошу тебя!
      Он снял очки с толстыми стеклами в роговой оправе и с состраданием посмотрел на нее.
      – Просто дело в том, что мне больно видеть, как ты мучаешься. – Он произнес эти слова, как отец, желающий добра своей дочери. Когда-то давно отец Джоанны точно так же разговаривал с ней. Она была тронута участием босса.
      – Нечего особенно рассказывать. Ферн позвонила Надин, пригласила ее в студию Люда Хейли, и он предложил ей главную роль в своем сериале.
      Джоанна не помнила, чтобы когда-нибудь говорила так откровенно с кем бы то ни было о своих отношениях с сестрой.
      – И что же? – спросил Уинни.
      – Ничего. Разве этого мало?
      – Не вижу в этом трагедии. Твоя сестра нашла интересную работу. Что из этого? Если этому парню понравилась ты, то данное обстоятельство ничего не изменит. А то, что вы с Надин похожи, значения не имеет.
      – Мы с ним виделись всего один раз, а Надин умеет располагать к себе людей, мужчин в особенности. Мне никогда не удавалось это с такой легкостью, – с оттенком зависти вымолвила Джоанна.
      Уинни ответил ей не сразу. Она надевала пальто, а он смотрел на нее и думал о том, как глупы мужчины. Надин действительно была хороша, но Джоанна обладала удивительным шармом.
      – Не волнуйся, принцесса, твой принц никуда от тебя не денется. Даже если это не Люд Хейли, а кто-то другой. Наступит день, и ты встретишь свою судьбу. Это я тебе обещаю.
      – Если так, тогда мне действительно волноваться нечего, – улыбнулась Джоанна уже в дверях.
      Спускаясь вниз в лифте, Джоанна перебирала в памяти мужчин, встретившихся ей на жизненном пути, и не могла припомнить никого равного Люду Хейли.

      Джоанна приехала в Нью-Йорк в конце 1968 года, желая вкусить столичной жизни и немного страшась ее. С детских лет она мечтала об этом городе, ставшем средоточием ее тайных мечтаний. Она была уверена, что даже такая невзрачная, ничем не выделяющаяся девушка, как она, в Нью-Йорке может достигнуть многого. Джоанна представляла себе, как поселится в роскошных апартаментах на последнем этаже небоскреба, как за ней начнут ухаживать взрослые, искушенные жизнью мужчины и как она выберет себе среди них мужа.
      Разумеется, прежде чем вся эта благодать снизойдет на нее, придется найти работу и временное жилище. Джоанна сняла комнату в «Пансионе для дам» Марты Вашингтон и стала искать место художественного редактора в журнале.
      Она слишком поспешно покинула Техас, стремясь избавиться от тесной связи с сестрой. Когда девочки выросли, стало очевидно, что им придется расстаться, и ей захотелось сделать этот шаг первой. Кроме того, она была честолюбива и хотела, не откладывая, начать делать карьеру.
      Уже в течение первой недели в Нью-Йорке Джоанна поняла, как она закомплексована и неотесанна, как трудно ей вписаться в новые условия жизни. Остин, где она училась в колледже – городок населением около двухсот тысяч, – по сравнению с Нью-Йорком оказался большой деревней, где незнакомые люди, встречаясь на улице, здороваются друг с другом. Правда, снимаясь в рекламных роликах, Джоанна побывала еще и в Далласе, но он не запал ей в душу так, как Нью-Йорк.
      В Нью-Йорке Джоанну поразило прежде всего то, что город может гораздо больше предложить богатому человеку, чем бедному. Если бы у нее были деньги, она могла бы снять квартиру на Плаза, одеваться на Пятой авеню и гулять по городу в свое удовольствие, вместо того чтобы искать работу. Если бы она не нашла ее в течение нескольких недель, Джоанне пришлось бы вернуться домой.
      Хотя все деньги, заработанные сестрами на рекламе, прибрала к рукам тетка, их отец, А.У. Леннокс, написал завещание в пользу дочерей. По закону Джоанна и Надин могли распоряжаться своими деньгами по достижении двадцати одного года, но отец, справедливо считая, что девушки в этом возрасте очень легкомысленны, ограничивал их в правах. Он хотел, чтобы дочери вышли замуж за порядочных, состоятельных мужчин. Надин готова была претворить в жизнь мечту отца, но Джоанна, обладающая строптивым нравом, противилась самой его идее. Вот почему, отправляя дочь в Нью-Йорк, отец дал ей с собой всего сотню долларов.
      В большом городе Джоанна ощутила себя одинокой, к тому же остро стояла проблема поиска работы. Однако она не теряла уверенности в том, что со временем освоится здесь и уладит свои дела. Ее раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, она радовалась тому, что избавилась наконец от довлеющей близости сестры, с другой – невероятно скучала без Надин.
      Однажды вечером, в пятницу, Джоанна в отчаянных поисках работы забрела на аллею Шуберта. Ее потрясли сутолока, в которой прохожие то и дело задевали ее локтями; обилие скучающих мужчин, провожавших ее вожделенными взглядами и пытающихся завязать знакомство; слепящие неоновые вывески и тошнотворный запах готовившейся пищи.
      Возле Таун-Холла она задержалась у рекламного щита, анонсирующего концерт Джулиана Брима, исполняющего на лютне произведения XVI века.
      Решив пойти послушать музыку, на пути к кассе Джоанна столкнулась с человеком, державшим в руке два билета.
      – Для вас за полцены, – сказал он Джоанне.
      – Мне нужен только один билет, – смущенно извинилась она.
      – Хорошо. Один билет за полтора доллара.
      Ее место оказалось в десятом ряду в центре зала. Только тогда Джоанна, обратив внимание на цену билета, поняла, что заплатила гораздо меньше половины. Она прониклась уважением и благодарностью к тому человеку и покраснела от смущения, увидев его, сидящего в соседнем кресле.
      – Как вам нравится место?
      – Прекрасно. Но вы взяли с меня очень мало денег.
      – Считайте это пригласительным билетом в Нью-Йорк. Подарком от одного приезжего другому.
      – Спасибо, – с улыбкой вымолвила она. – Я думала, что вы и второй билет продадите.
      – Я тоже так думал. Но единственным покупателем на него был старик, насквозь пропахший чесноком. Не мог же я пожелать юной леди такого соседа! Вот и решил пойти сам. Надеюсь, вы не возражаете?
      – Конечно, нет, – ответила Джоанна, которой понравились манеры собеседника, его дружелюбные карие глаза и искренность тона соседа. Он не был похож на других мужчин, встречавшихся ей в жизни.
      – Я из Мичигана. А вы откуда-то с юго-запада? Скорее всего из Техаса, да?
      – Как вы догадались?
      – Я бывал там, мисс.
      На глаза у нее невольно навернулись слезы при мысли о родительском доме, без которого ей было так одиноко. Сосед Джоанны рассказывал о своих поездках по Техасу, по ее родным местам. Он оказался независимым журналистом, занимающимся внутриполитическими проблемами и собирающимся поддержать на предстоящих президентских выборах Губерта Хамфри.
      В антракте они разговаривали о классической музыке, о технике игры на лютне. Новый знакомый Джоанны явно стремился к сближению, чувствуя, как она одинока в этом городе. Он умел находить подход к людям, и Джоанна неожиданно для самой себя поведала ему о безуспешных поисках работы, доводивших ее до отчаяния.
      – Я был в таком же положении три года назад, когда приехал сюда. Должен заметить, что работу вы ищете неправильно.
      Его звали Карл Баррет. Они договорились встретиться на следующее утро за завтраком. По совету Карла Джоанна прекратила читать объявления о найме на работу в газетах и разослала резюме в крупнейшие издательства с большим штатом сотрудников.
      Уже через две недели она получила место в «Омеге» и поселилась в квартирке на западной стороне 74-й улицы, неподалеку от работы и от дома Карла.
      Она навещала своего друга почти каждый день, и довольно скоро они перешли от невинных поцелуев при встрече к страстным объятиям на софе. Джоанна еще не знала мужчин и была благодарна Карлу за то, что он проявляет терпение.
      В Техасском университете в середине шестидесятых годов свобода сексуальных отношений не поощрялась. Кроме того, в Техасе был распространен баптизм, и сестры Леннокс воспитывались в строгости. Тем более что тетя постаралась определить их в пансион для девушек, хозяйкой которого была ревностная прихожанка местной церкви. Это означало запрет на употребление спиртного, закрытую входную дверь после одиннадцати вечера, ежемесячные отчеты родителям о поведении дочерей и категорический отказ в посещениях пансионерок мужчинам любого возраста.
      Разумеется, для развлечений было достаточно дня и раннего вечера, а свободную комнату всегда можно было найти в мотеле. На худой конец сгодилось бы и заднее сиденье машины. Надин, у которой поклонников было не счесть, никогда не делилась с сестрой своими впечатлениями о сексе. Хотя, без сомнения, ее отношения с Джо Бобсом были далеки от невинных ухаживаний.
      Сестры, не имеющие друг от друга секретов и считающие себя близкими подругами, говорили обо всем, кроме секса. Эта тема была запретной по обоюдному молчаливому соглашению. Джоанна предполагала, что Надин пользовалась популярностью у мужчин и умела обращаться с ними.
      Близнецы, одетые в оранжево-белые костюмы – цвета школы, – не пропускали ни одного футбольного матча и пели «Техас смотрит на тебя» вместе с другими болельщиками Лонгхорна. Джоанна принимала участие в активной общественной жизни сестры, Надин старалась не уступать ей в академической успеваемости.
      Джоанна любила гамбургеры и кока-колу, охотно посещала постоянное место отдыха студентов университета в Гваделупе, которое в их среде называлось «Санаторий». Она любила кинотеатры под открытым небом, пикники в Бартон Спрингс и вечеринки в университетском женском клубе, где подавали виски и пиво, и ей приходилось коротать время с кем-нибудь из дружков Надин, приглашенных сестрой специально для нее. Однако Джоанна категорически возражала против поцелуев на ночь, возни на заднем сиденье автомобиля и предложений «поехать в какое-нибудь тихое место», произнесенных жарким шепотом. Это лишало ее потенциальных поклонников.
      Иногда Джоанна задумывалась о том, что с ней что-то не так. Однако на самом деле ее неудачи в личной жизни объяснялись просто: сверстники не имели ничего общего с теми мужчинами, которые грезились ей в тайных фантазиях. Ее идеалом был человек взрослый и умудренный жизненным опытом, такой, например, как обозреватель журнала «Нью-Йоркер».
      Незадолго до окончания курса Надин получила предложение от сына богатого фермера из западного Техаса. Джоанна сразу же почувствовала себя невероятно одинокой. Впервые в жизни Надин уделяла мужчине больше времени и внимания, чем ей. Джоанна была бы рада независимости, но близость сестры с другим человеком сначала оказалась для нее ужасным ударом. Кроме того, подтвердившиеся таким образом предположения Джоанны о более раннем половом созревании сестры рождали в ней неуверенность в себе. Джоанна чувствовала себя не в своей тарелке, будучи не в силах разобраться с собственными сексуальными переживаниями, вернее, с их затянувшимся отсутствием.
      В этой ситуации решение уехать в Нью-Йорк казалось ей просто спасительным. В большом городе все виделось в новом свете, здесь Джоанна приблизилась к своему идеалу мужчины. Она нашла работу и влюбилась. В Нью-Йорке ей не приходилось больше страдать от болезненного соперничества с Надин, она поверила в себя и свою индивидуальность, неповторимость.
      К тому времени, когда их романтические отношения с Карлом достигли полноценной половой близости, Джоанна уже не сомневалась в том, что является нормальной, сексуально отзывчивой женщиной. Ей доставляли удовольствие страстные поцелуи и нежные ласки. Они с Карлом прекрасно подходили друг другу.
      Карл стал не только ее первым любовником, но и объектом любви, поэтому Джоанна охотно прислушивалась к его мнению. Он давал ей советы относительно гардероба, водил ее в рестораны, на концерты, спектакли, в ночные джаз-клубы, учил ее городской жизни. Уже спустя три месяца застенчивая, наивная техасская девочка превратилась в столичную жительницу и почувствовала себя в Нью-Йорке как рыба в воде.
      Она писала домой длинные восторженные письма, не скрывая своей влюбленности и намекая на ожидаемое в скором времени предложение. Разумеется, их близость с Карлом оставалась тайной для ее семьи.
      Когда звонила Надин, ее голос был странно подавленным, а в своих нечастых письмах она неизменно писала о том, как скучает без сестры. Джоанна, конечно, тоже скучала, но у нее было много работы, а скромные доходы не позволяли ей пока и думать о поездке домой. Если бы Карл сделал ей предложение не откладывая, они с Надин могли бы выйти замуж одновременно, как мечтали еще с детских лет.
      Однажды утром Джоанна проснулась от звонка в дверь. Часы показывали семь. Потирая заспанные глаза, Джоанна открыла дверь и увидела на пороге Надин, судорожно сжимающую ручку дорожного чемодана.
      Сестры крепко обнялись и расплакались, потом рассмеялись сквозь слезы и засыпали друг друга градом вопросов. Их близость мгновенно возникла вновь.
      – Я расторгла помолвку, – заявила Надин за чашкой кофе. – Я не могу всю жизнь провести на ферме и не совершить ничего выдающегося. И мне очень тоскливо без тебя.
      Вторая причина приезда была едва ли не основной, хотя Надин старалась не акцентировать ее. Стоило Джоанне уехать, как она вдруг поняла, что больше не влюблена. Утратив всякий интерес к жизни, словно человек, внезапно лишившийся конечности и ставший калекой, Надин сделала все, чтобы вернуть себе душевное равновесие. Ее жених был завидной партией – красив, богат, выдающийся футболист и «звезда сезона». Отец и тетя умоляли не отказывать ему, справедливо уверяя ее в том, что за ним она будет как за каменной стеной. Надин готова была бы внять уговорам, но она не мыслила себе жизни без сестры.
      Джоанна невероятно обрадовалась приезду Надин, возможности принимать ее в своей квартире, но вместе с тем испытывала страх. Надин всегда была зависимой от нее, но отказать на этом основании жениху!.. Джоанна не могла вообразить себя на месте сестры. Ей было любопытно, внесет ли приезд Надин перемены в ее жизнь. Придется ли ей снова уступить под воздействием подавляющей личности сестры? Как Надин отнесется к Карлу? Устыдившись собственных мыслей, Джоанна крепко обняла сестру. На самом деле она тоже невероятно соскучилась без нее.
      – Мы найдем тебе работу и жилье. А потом пройдет время, и ты обязательно встретишь здесь свою судьбу.
      Джоанна была очень взволнованна и горда собой одновременно. Надин и Карл быстро нашли общий язык, но держались несколько отстраненно друг от друга. Карл, немногословный любитель политических передряг и путешествий, не имел ничего общего со спортсменом и «душой компании», которому отказала Надин. Это был не ее тип мужчины.
      – Он отличный парень, Джоанна. Как раз то, что тебе нужно! – говорила Надин, когда они с сестрой оставались наедине. – Надеюсь, что и я тебе тоже нужна.
      – О чем ты говоришь? Конечно, нужна! – горячо воскликнула Джоанна, понимая, что никто на свете не заменит ей Карла.
      Надин вскоре нашла квартиру в квартале ходьбы от Джоанны и устроилась на работу фотоагентом в рекламное агентство. Она быстро освоилась на новом месте и уже через месяц после приезда закружилась в вихре знакомств с разными мужчинами.
      Они жили душа в душу, как в прежние времена, с той лишь разницей, что у Джоанны теперь были сестра и любимый человек одновременно. Вскоре ей предложили место помощника художественного редактора, и Джоанна ощущала себя на вершине счастья.
      Они с сестрой виделись очень часто и проводили время, как правило, втроем или вчетвером. Карл держался с Надин галантно, но подчеркнуто отдавал предпочтение Джоанне, когда сестры были вместе. Его обхождение вселяло уверенность в Джоанну.
      Как-то Карл на три недели уехал в Европу по заданию газеты. Джоанна очень скучала без него, но утешала себя мыслью, что, когда он вернется, они немедленно объявят о своей помолвке. Карл разделял ее ожидания.
      Во время его отсутствия Надин пригласила сестру на вечеринку.
      – Пойдем, что толку сидеть дома в одиночестве! У моего приятеля есть друг, который мечтает познакомиться с тобой.
      – Надин, я не могу. Я почти что обручена.
      – И что из этого? Это самая обычная вечеринка. Никто не заставляет тебя делать то, чего тебе не хочется, только потому, что парень за тебя платит. И потом, как только у тебя появится кольцо на пальце, со свободой можешь распрощаться. А если ты заставишь Карла немного поревновать, вреда не будет. Не хочешь же ты, чтобы он относился к тебе как к своей собственности?
      – Он и не относится ко мне так, – возразила Джоанна. Однако слова сестры заставили ее задуматься об этом.
      Доверившись Надин и ее знанию мужчин, Джоанна отправилась на вечеринку. Тем не менее она отвратительно провела время. Приятели целый вечер изощрялись, сравнивая сестер-близнецов, и невероятно наскучили Джоанне.
 
      Вечером следующего дня в квартире Джоанны раздался телефонный звонок.
      – Я звонил тебе вчера весь вечер. До часу ночи по нью-йоркскому времени…
      – Извини, любимый. Я не ждала твоего звонка.
      – Где, черт возьми, ты была?
      – Мы с Надин проводили время с друзьями.
      Надин оказалась совершенно права: Карл был ревнив, но повторять подобный опыт Джоанне не хотелось. Она любила этого мужчину, а играть своими и чужими чувствами было не в ее стиле.
      Карл вернулся холодным и полным гнетущих подозрений. Джоанна испугалась, что может потерять его, и предприняла отчаянно смелые шаги в постели. Она стала инициатором орального секса, но это было ошибкой. Посчитав это способом загладить вину за измену, Карл не оценил ее порыва. В результате он замкнулся и охладел еще сильнее. О помолвке не могло быть и речи.
      – Знаешь, я думаю, у него не было серьезных намерений относительно тебя, – сказала Надин спустя некоторое время. – Возможно, это просто увлечение.
      – Глупость какая-то! – пожала плечами Джоанна. – Впрочем, у нас нормальные отношения. Наверное, не стоит спешить, и все уладится, – уверенно говорила она, хотя ее ощущение счастья неумолимо таяло.
      Джоанна доверяла мнению сестры, убежденная, что та лучше знает мужчин. До сих пор никому не удавалось обмануть Надин, которая во множестве получала предложения, однако не спешила, играя с мужчинами, оценивая их и смело отказывая, повинуясь своим капризам.
      Джоанну стали одолевать прежние страхи и неуверенность. Она изо всех сил пыталась убедить себя в том, что Карл не так уж важен ей, что она не хочет выходить замуж за человека, сомневающегося в ее верности.
      Они стали иначе заниматься любовью. Карл меньше времени тратил на любовную прелюдию и часто оставлял партнершу неудовлетворенной. Джоанну оскорбляло такое отношение, но она терпеливо сносила его равнодушие и ни разу не снизошла до упреков. Карл уже не скрывал своей холодности, вызывая такое же чувство в ней. Джоанна же привыкла существовать только в атмосфере любви. Стоило ей наткнуться на непроницаемую стену в отношении к себе, она замыкалась. Это доставляло ей страшные мучения, но ничего поделать с собой она не могла.
      Наконец она прямо спросила у Карла, что происходит. Он уклонился от разговора, ответив, что все в порядке.
      Джоанна не могла откровенно поговорить с Надин, потому что та наверняка уговорила бы ее бросить Карла. Она все еще надеялась на то, что их отношения как-нибудь поправятся, и это действительно случилось в один прекрасный день. Карл вдруг снова стал страстным, нежным, внимательным к ней, как в начале их романа. Джоанна опять почувствовала себя на вершине счастья, в ее сердце снова вспыхнула надежда на полное любви будущее.
      Карл собирался на три дня в Вашингтон, и, хотя Джоанна с ужасом думала о разлуке с ним, она не сказала и не сделала ничего, что могло бы омрачить их прощание.
      В тот вечер, когда Карл должен был вернуться, Джоанна надела платье, которое он любил больше всего, приготовила его любимые копченые ребрышки с рисом по-техасски и не забыла охладить пиво и бокалы. Она с нетерпением ждала его возвращения, когда к ней вдруг ворвалась Надин. Сестра была бледна от ужаса, и Джоанна не на шутку испугалась.
      – Что стряслось? – бросилась она к Надин, но та резко оттолкнула ее.
      – Джен, я не знаю, как сказать. Сама не понимаю, как это могло случиться.
      – Да в чем дело?
      – В Карле. Он уже давно вернулся из Вашингтона. Со вчерашнего вечера он находится у меня. Мы занимались любовью.
      Джоанна окаменела.
      – Я с самого начала говорила ему, что это невозможно, что я не могу так поступить с тобой… Но это произошло. Вы все равно не смогли бы жить вместе… я знаю, что говорю, и давно предупреждала тебя. Я старалась вразумить его, но он был так настойчив… Он постоянно звонил мне, стоял у моего подъезда. Он не оставил бы меня в покое.
      Джоанна, с трудом оправившаяся от шока, нашла в себе силы поступить так, как поступала всегда: притвориться, что ее это вовсе не интересует. Ее женское достоинство столько раз страдало от грубого обращения сверстников в колледже, что она научилась усилием воли игнорировать фиаско в личной жизни.
      – Мы уже давно охладели друг к другу, но до сих пор я не догадывалась, что это так необратимо, – натянуто ответила она.
      – Джоанна, я ужасно себя чувствую! – воскликнула Надин, хотя внешне это никак не проявлялось.
      Она выглядела возбужденной и радостной оттого, что сестра с такой легкостью восприняла неожиданную новость.
      – Не переживай, – сказала Джоанна, подчиняясь внутренней потребности утешить сестру в трудном положении. – Что было, то было. Лучше все выяснить теперь, чем потом, когда уже будет поздно.
      Надин поверила в искренность слов сестры потому, что хотела избавиться от тягостного груза вины перед ней.
      В течение следующих двух дней Джоанна пыталась осознать случившееся. В итоге она прониклась ненавистью к Карлу и Надин. Неожиданно для самой себя она в то же время искренне желала им счастья. Как ни странно, сестра ей оказалась ближе, чем мужчина, которому она отдала весь пыл своей первой любви.
      Джоанна тяготилась вновь возникшей тесной связью с сестрой. Страдая от невозможности порвать ее, она всеми силами души жаждала освободиться. Ей нужно было хоть ненадолго уехать.
      Взяв отпуск, который она приберегала на медовый месяц, Джоанна отправилась в Новую Англию на курорт для любителей тенниса. Там она часами гоняла мячик через сетку, что помогло ей справиться с болью и злобой, успевшими поселиться в ее сердце.
      Здесь Джоанна познакомилась с Беном Мэгидом, сразу же проявившим к ней особый интерес. Он был красив и напорист. Джоанна хотела забыться, поэтому Бену удалось быстро расположить ее в свою пользу. Однажды вечером, выпив в баре чуть больше, чем обычно, Джоанна оказалась в постели с Беном. Она сознательно сделала это, чтобы изжить последствия прежней любви и почувствовать себя способной полюбить вновь.
      Бен уверил ее в том, что она красива и сексапильна. Джоанна внушила себе, что он обладает множеством положительных качеств, и почувствовала себя уверенно и спокойно рядом с ним. Бен занимал крупный пост в химической компании и работал в Нью-Джерси, однако после их сближения он немедленно стал строить планы переезда в Нью-Йорк, чтобы быть ближе к Джоанне.
      Она представляла себе выражение лица сестры, когда привезет домой такого импозантного, респектабельного мужчину.
      Через пять месяцев Джоанна вышла замуж за Бена Мэгида – в тот же день и час, когда Надин обвенчалась с Карлом Барретом.
      После восьми лет совместной жизни с Беном Джоанна поняла, что вышла замуж за копию Карла. С тех пор она зареклась соперничать с сестрой в отношении мужчин и готова была оставаться твердой даже в случае с Людом Хейли.

      Люд Хейли приступил к съемкам фильма. Надин была погружена в работу, и у нее не оставалось времени ни на что другое. Джоанна даже радовалась тому, что избавлена от необходимости частого общения с сестрой. Кейт и Джефф, удрученные отсутствием внимания со стороны матери, с радостью общались с тетей. И хотя у Надин была домработница миссис Уилсон, Джоанна ежедневно заходила к сестре после работы и проводила по нескольку часов с племянниками. Если же у нее не было планов на вечер, она оставалась до ужина, а потом читала им на ночь сказки.
      Уинни, думая, что Джоанна переживает глубокую душевную травму из-за Люда Хейли, время от времени водил ее послушать оперу. Кроме того, он любил вкусно поесть и часто приглашал ее на ужин, заезжая за Джоанной после того, как она укладывала племянников спать.
      Однажды, когда миссис Уилсон нездоровилось, Джоанне пришлось остаться с детьми допоздна и дождаться сестру. Надин задержалась и обрушила на сестру поток самых искренних извинений.
      – Это потрясающая роль! И невероятно содержательная, – делилась Надин своими впечатлениями о работе. – Сюзанна именно такая женщина, какой я всегда мечтала стать. Уже в юридическом колледже она выделялась способностями. Отец, не имевший сыновей, во всем поддерживал ее. Она стала работать в фирме, где сотрудников-женщин всячески дискриминировали. При том, что Сюзанна принципиальна и честолюбива, она очень женственна…
      Джоанна внимательно слушала сестру, постепенно проникаясь ощущением сопричастности к судьбе ее героини. Роль Надин будто стала ее собственной. Джоанна видела себя Сюзанной, выступающей в зале суда и защищающей клиента, от которого отказались коллеги, считая его случай безнадежным. Она углубилась в бесконечные тома по законодательству, нашла лазейку и, к несказанному удивлению коллег, выиграла дело.
      Впрочем, внезапно возникшая близость с сестрой улетучилась без следа при упоминании о Люде Хейли.
      – Он просто обворожителен! Работать с ним – счастье. Он невероятно тактичен и великодушен. Я слышала о режиссерах, которые доводят актрис до слез постоянными придирками и грубым обращением. Люд совсем другой. Вчера мы ужинали в одном потрясающем месте… Что случилось, Джоанна? – Только теперь Надин заметила, что на сестре лица нет.
      – Ничего.
      – Ты очень много работаешь и совсем не отдыхаешь. А теперь к тому же сидишь с детьми. Конечно, я тебе невероятно признательна, но они прекрасно могут посидеть и с миссис Уилсон. Ты никуда не выходишь, никого не видишь…
      – Ну почему же? Вчера вечером мы ужинали с…
      – Уинни не в счет! Это то же самое, что проводить время с…
      – …с подругой. Я знаю, но он очень мил со мной.
      – Выкинь ты Уинни из головы наконец. Через два дня Меган из нашей съемочной группы устраивает вечеринку. Пошли со мной, Джоанна. Тебе там понравится, к тому же сможешь познакомиться со всеми, о ком я тебе рассказывала.
      Джоанна отрицательно покачала головой.
      – Но почему? – расстроенно воскликнула Надин. – Да что с тобой происходит? Чего ради ты хандришь? Ты что, решила заживо себя похоронить? Я была точно в таком же состоянии несколько недель назад. Приведи мне хотя бы одну вескую причину своего отказа пойти на вечеринку.
      – Эта вечеринка для своих. Я там никого не знаю.
      – Так узнаешь. И потом, я там буду. И Ферн…
      – Потрясающе! Ну как я могу отказать себе в удовольствии видеть Ферн!
      – Перестань ерничать. Я знаю, что ты не очень ее любишь, но это не основание для того, чтобы не пойти со мной.
      Джоанна придерживалась другого мнения, потому что с некоторых пор ее отношение к Ферн стало почти враждебным.
      – Помимо Ферн, там будет много людей. И все сгорают от нетерпения познакомиться с моей сестрой-близняшкой.
      – Надин, я не хочу идти на эту вечеринку. И давай оставим этот бесполезный разговор. Я с большим удовольствием посижу с Кейт и Джеффом, – категорично заключила Джоанна, надевая пальто.
      – Ладно, – смирилась Надин. – Я не стану с тобой спорить, но, по-моему, довольно глупо лелеять в себе воспоминания о Бене и до сих пор переживать удары, которые ты от него получила. С тех пор как вы разошлись, минуло много лет. Если бы ты не валяла дурака, давно бы нашла кого-нибудь другого.
      Едва переступив порог дома, Джоанна разрыдалась. Прошлая семейная жизнь с Беном – особенно самые болезненные и неприятные ее моменты – вспомнилась ей с поразительной отчетливостью. Джоанна словно вновь чувствовала на себе презрительно-равнодушный взгляд Бена, сидевшего в своем любимом кресле и погруженного в чтение технического журнала. Безупречные черты его лица спокойно сосредоточены. Если Джоанна хотела достичь эмоциональной близости с Беном, ей приходилось становиться холодной как айсберг.
      С тех пор как они развелись, Джоанна часто думала о том, что могла бы с самого начала понять: за этого человека замуж выходить не стоило. Надин никогда не любила его, а уж она всегда чувствовала мужчин, которых следует избегать.
      Стараясь успокоиться, Джоанна включила телевизор: она понимала, что, если не перестанет перебирать в голове все обиды и неприятности, связанные с неудачным браком, заснуть ей не удастся. Слова на непонятном языке, посыпавшиеся на нее с испанского канала, сыграли роль снотворного, и Джоанна задремала с включенным телевизором.

* * *

      В тот вечер, когда Надин собиралась на вечеринку к Меган, Джоанна обещала прийти к ней в девять, чтобы остаться с детьми. Надин хотела сама накормить Кейт и Джеффа ужином и провести с ними пару часов, прежде чем они отправятся спать.
      Джоанна наскоро проглотила сандвич и переоделась в черные вельветовые джинсы и вязанный крючком свитер. Набросив кожаную куртку и подхватив на бегу сборник коротких рассказов Юдоры Уэлти, она отправилась к сестре.
      Выйдя из лифта и обнаружив дверь квартиры Надин распахнутой настежь, Джоанна решила, что ошиблась этажом. На пороге показался привлекательный высокий блондин. Приблизившись, он поцеловал ее в щеку и провел внутрь. Джоанна с ужасом поняла, что вечеринка, которая каким-то образом перенеслась к сестре, в самом разгаре.
      – Вы, без сомнения, сестра Надин. А я Джим Суини. Рад знакомству. Вы с сестрой удивительно похожи.
      Джоанна вспыхнула от смущения. Она чувствовала себя не в своей тарелке, но все же сняла куртку и положила книжку на телефонный столик в прихожей.
      В гостиной было полным-полно веселых, полупьяных людей, которые танцевали, болтали и потягивали коктейли. При появлении Джоанны присутствующие замерли в изумлении.
      Надин бросилась к сестре и принялась знакомить ее с друзьями, но, заметив на лице Джоанны укоризненный взгляд, сочла необходимым извиниться.
      – В последнюю минуту выяснилось, что у подружки Меган, с которой они вместе снимают квартиру, грипп. Честное слово. Но поскольку все было готово, решили вечеринку не отменять, а просто перенести ее сюда. Кстати, познакомься, это Меган.
      На Надин были черные атласные брюки и атласная кремовая блузка. Хотя текстура тканей их одежды различалась, цвета сестры случайно выбрали одинаковые. Это стечение обстоятельств все восприняли как должное: близнецы часто носят одинаковую одежду вне зависимости друг от друга, повинуясь какому-то внутреннему чутью.
      Натянутая, словно приклеенная улыбка застыла на лице у Джоанны. Она слишком поспешно осушила бокал до дна. Однако Надин оказалась права: ее коллеги – актеры и съемочная группа – отнеслись к Джоанне тепло и по-дружески. Все вокруг то и дело целовались друг с другом. Джоанна несколько раз обвела гостиную беспокойным взглядом, но не увидела ни Ферн, ни Люда Хейли. Она эгоистично надеялась, что их удержала от визита к сестре эпидемия гриппа. Если бы они так и не появились, а сама она выпила бы еще пару коктейлей, то вполне смогла бы даже получить удовольствие от вечеринки.
      Под потолком вились клубы марихуаны, смешиваясь с сигаретным дымом, так что в гостиной было не продохнуть, и у Джоанны кружилась голова. Тем не менее, когда ей передали «джойнт», она сделала пару затяжек за компанию.
      Как только зазвучала быстрая, ритмичная музыка, все, словно по команде, задвигались в такт там, где стояли. Образовавшиеся было парочки тут же разделились и примкнули к остальным. Со стороны это все очень напоминало голливудский мюзикл. Джоанна, увлеченная до этого момента светской беседой с Эйсом Галлахером, импозантным мужчиной, игравшим в сериале роль консервативного судьи, вдруг обнаружила себя в вихре танца рядом со своим собеседником. В комнате сразу стало тесно, но Джоанну это только порадовало, потому что она неважно танцевала. Другое дело – Надин. Та полностью отдавалась во власть музыки, двигаясь ритмично, плавно и сексуально и стараясь всегда быть в центре внимания.
      Джоанна держалась несколько скованно, чувствуя, что окружающие невольно сравнивают ее с сестрой. Танцующие постепенно расступились, освободив место в центре гостиной, где остались всего две пары – Джоанна и Надин со своими партнерами. Все-таки это было очень похоже на мюзикл!
      Джоанна, украдкой бросив взгляд на сестру, снова ощутила себя ее копией. Ее движения стали похожими на движения Надин.
      Едва закончилась музыка, все единодушно наградили сестер за танец бурными овациями. Надин, сияя от удовольствия, обняла Джоанну за талию.
      Джоанна окончательно расслабилась, решив, что пусть все идет, как идет. Именно в этот момент в дымном полумраке комнаты она различила черты Люда Хейли, и сердце учащенно заколотилось у нее в груди.
      – Люд! – воскликнула Надин и, бросившись навстречу, обняла и поцеловала его. – Ты сильно задержался. Я уже подумала, что мы тебя и вовсе не увидим. Ты ведь знаком с моей сестрой Джоанной?
      – Конечно, – улыбнулся Люд, и Джоанна убедилась в том, что взгляд его глубоких синих глаз все такой же пристальный и откровенно вызывающий, каким она его и запомнила.
      Надин куда-то пропала, а Люд обратился к Джоанне:
      – По вечерам я в одиночестве сижу перед телефоном. Он звонит редко, и каждый раз я слышу в трубке чужой голос. Не ваш, Джоанна.
      – Я просто потеряла вашу карточку, – ответила она, чувствуя, как при звуке его голоса у нее начинает кружиться голова.
      – Потеряли? Или порвали и выкинули?
      – Либо то, либо другое, – грустно улыбнулась она.
      – А как же быть с розами? Помните, мы с вами договорились обсудить проблему роз за обедом?
      – Думаю, что это лишнее. Учитывая новые обстоятельства.
      – А я не думаю, что это лишнее. – Его глаза сверкнули. – Мы не закончили наше дело. Впрочем, нет, не дело. Деловые отношения у меня с вашей сестрой.
      Джоанна удивленно приподняла бровь.
      – Именно так, – настаивал он. – Признаю, что, когда я увидел вас впервые, мне, помимо всего прочего, захотелось попробовать вас на роль Сюзанны. Но теперь проблема с ролью улажена. Это дает возможность нам с вами заняться… совсем другим. – К концу фразы его голос понизился и приобрел вкрадчивый оттенок.
      Джоанна ощутила слабость в ногах, а когда встретилась с его многообещающим взглядом, уже не смогла отвести глаз, словно очарованная какой-то магнетической силой. Люд был невероятно привлекателен в темно-коричневом кожаном пиджаке поверх бордовой водолазки, ворота которой касались длинные пряди волос.
      – Люд, мне нужно поговорить с тобой. – Через толпу к ним напористо протискивалась Ферн. Женщины приветствовали друг друга сдержанным кивком.
      – Не сейчас, Ферн. Потом.
      Ферн давно уяснила, что когда Люд говорит таким тоном, с ним лучше не спорить. Она понимающе усмехнулась и гордо удалилась, попыхивая сигаретой.
      Надин появилась в дверях кухни с подносом, заставленным коктейлями, и с удовлетворением убедилась в том, что вечеринка не сбавляет оборотов. Заметив, что Люд разговаривает с сестрой, она направилась к ним.
      – Дайте-ка мне взглянуть на вас обеих одновременно, – улыбнулся Люд, придвигая Джоанну к Надин. – Гм-м! Не думаю, что вас так уж легко спутать. Сходство черт поразительное, но у вас разное выражение лица. Это из-за глаз, и еще что-то такое в области рта…
      – Надин, звонит телефон, – крикнул кто-то.
      Надин извинилась и покинула их.
      – У нее более полные губы. А в уголках ваших губ – когда они не напряжены – нет насмешливых черточек. – И Люд коснулся ее губ кончиками пальцев, отчего по спине у Джоанны пробежала мелкая дрожь. – К тому же глаза у Надин слишком часто смотрят по сторонам, – продолжал он. – Она любит быть в центре внимания. Ей нравится, когда на нее смотрят. Вы предпочитаете смотреть сами, поэтому больше видите.
      Джоанна готова была восхищенно расцеловать его за такое верное наблюдение.
      – Здесь слишком людно и невозможно спокойно поговорить, – сказал он тихо, подступая ближе. – Давайте пообедаем завтра вместе. Скажите – да.
      – Да.
      – Прекрасно. Я позвоню завтра утром сам, коль скоро вы так ненадежны.
      Он нежно поцеловал ее в щеку и смешался с толпой.
 
      Джоанна провела беспокойную ночь, терзаемая страхом и восторгом одновременно. Она чувствовала, что Надин влюблена в Люда до безумия, и не верила до конца в то, что его интерес к ней самой не имеет подоплеки, связанной с сестрой.
      К тому же Джоанна до сих пор помнила, как получилось с Карлом. Даже спустя много лет она испытывала глубокую боль при мысли о нем. Это она, а не Надин могла бы стать женой Карла и матерью Джеффа и Кейт. Стоило Джоанне подумать об этом, слезы против воли наворачивались у нее на глаза.
      Когда Карл ушел от нее к Надин, Джоанна сомневалась в том, что это случилось только лишь по его инициативе, как уверяла ее сестра, – без всякого поощрения с ее стороны. Надин всегда флиртовала с мужчинами, которые оказывались рядом. Это было у нее в крови. Джоанна никогда не соперничала с сестрой, абсолютно уверенная в том, что проиграет.
      Но вдруг Люд действительно отдает предпочтение ей, а не Надин? Зачем ему лгать? Люд познакомился с ней раньше, чем с Надин, и Джоанна хотела бы продолжить их отношения. Если ему и вправду нужна она, то Джоанна не будет настолько глупой, чтобы уступить его сестре.

      Джоанна и Люд договорились встретиться в гриль-баре ресторана «Четыре времени года». Когда Джоанна пришла туда, он уже сидел за угловым столиком на фоне металлических цепей, протянутых через окно и красиво поблескивающих в свете ламп. Люд прекрасно смотрелся в этом современном интерьере, сочетающем чувственное тепло и холодную изысканность.
      Завидев ее, Люд поднялся и пододвинул ей стул с кожаным сиденьем и хромированными ножками. Она заметила, как он, быстро окинув ее оценивающим взглядом, довольно улыбнулся.
      На Люде был дорогой костюм цвета древесного угля; рубашка и галстук с легкими вкраплениями голубизны подчеркивали глубину его сияющих синих глаз.
      Джоанна постаралась, чтобы ее костюм выглядел скорее элегантно, чем сексуально: шелковая блузка пшеничного цвета, скроенная по типу туники; прямая юбка оливкового оттенка; изумрудное ожерелье и такие же серьги.
      Опытный взгляд Люда охватил ее сверху донизу, и Джоанне было приятно, что он одобрительно кивнул.
      – У меня такое чувство, словно я прохожу пробу на роль, – рассмеялась она. – Хотя это и не роль женщины-адвоката.
      – Вы ошибаетесь. Я составил мнение о вас еще при нашей первой встрече. – Он обезоруживающе улыбнулся. – Надеюсь, что мы по крайней мере друзья?
      – По крайней мере я согласна выпить сухой мартини со льдом, – дерзко отозвалась она, стремясь скрыть под маской кокетства взволнованность.
      – Прошу вас, не держите на меня зла за то, что я не позвонил, Джоанна. Начинать новый фильм всегда чертовски трудно, это отнимает прорву времени и практически все жизненные силы. Пока машина не наберет оборотов, все приходится делать самому – на группу положиться невозможно.
      – Я вовсе не держу зла, просто не могу не реагировать на то, что у меня перед глазами. А перед глазами у меня вы с Надин.
      – Я не с Надин. Я с вами, если уж быть совершенно точным.
      – А как быть со взаимоотношениями режиссера и актрисы, которые проводят вместе бесконечные часы, создавая характер…
      – Я бы сказал, создавая ваш характер. Вот что поистине удивительно!
      Им подали напитки. Люд поднял свой бокал и прикоснулся к ее бокалу.
      – За уникальность Джоанны!
      Она ощутила холодок между лопатками, вызванный то ли страхом, то ли растущим вожделением.
      – Что вы имеете в виду? – спросила она, пригубив мартини.
      – Я сразу же решил, что вы идеально подходите для этой роли. И вовсе не из-за внешности, а из-за своего стиля. Если помните, я тогда же вам это и сказал. Мне не хотелось бы повторяться, чтобы не наскучить, – сказал он, придвигаясь ближе. – Надин потрясла меня внешним сходством с вами. И еще я увидел в ней потенциальную способность сыграть вас, то есть роль, которая присуща вам естественным образом. Вот почему я заключил с ней контракт, и мы вместе бьемся как проклятые в надежде, что это когда-нибудь произойдет. Ваша сестра прекрасно подходит для моего сериала, но лично для меня подходите только вы, Джоанна.
      Подобные крупным каплям теплого дождя, искрящиеся флюиды его сексуального темперамента окатили Джоанну с головы до пят.
      – Откуда вам это знать? Мы едва знакомы.
      От прикосновения его горячих пальцев, сжимавших ее запястье, Джоанна внутренне содрогнулась. Если бы к человеку можно было применить шкалу Рихтера, то сила этого толчка оценивалась бы баллов в девять.
      – Я знаю женщин, Джоанна, и в состоянии распознать в них мистическое очарование и не спутать его ни с таинственной улыбкой Моны Лизы, ни с трескучей болтовней девицы, с которой приятно провести две-три недели, ни с усталой миной женщины, способной выдохнуться всего за одну ночь.
      – К какой же категории вы относите меня? – прошептала Джоанна.
      – Ни к какой из вышеперечисленных. Когда-то давно я уже встречал такую женщину. Она была красива, умна, чувственна, нежна, темпераментна… Я был так потрясен, так досадно молод и труслив, что на мгновение засомневался. – Он провел рукой по волосам со скорбным выражением лица. – И потерял ее. Я уступил ее… нет, не другому мужчине… вечности. Она умерла, а я даже не успел сказать ей…
      Люд запнулся и сделал большой глоток из бокала. От Джоанны не укрылся оттенок боли, промелькнувший в его взгляде. Она была глубоко тронута и прониклась к Люду искренним сочувствием.
      – С тех пор я так и не женился, – продолжал он приглушенным голосом. – Я не могу прожить ни с кем дольше шести месяцев. Я продолжаю искать женщину, которая в состоянии дать мне все: успокоить сердце, насытить мозг, удовлетворить тело. – С этими словами Люд поднял глаза на Джоанну и пристально посмотрел на нее.
      Неужели он вправду считает, что она способна на это? Джоанна чувствовала, что против воли с каждой минутой все сильнее привязывается к этому мужчине, так смело обнажающему перед ней свою душу.
      – Внешне вы совсем на нее не похожи, – пробормотал он. – Она была маленькой и рыжеволосой. Но с того момента, как я вас увидел, меня не покидает ощущение родства, связующего нас. Ваша улыбка, грация, голос, острый ум… черт побери! – Он коснулся ее руки. – Забудьте мою печальную историю. У нас не поминки, а праздник двух ищущих тепла сердец, которые обрели друг друга. Я хочу, чтобы мы были вместе, Джоанна.
      Обескураженная его напором, вкрадчивостью манер и откровенной чувственностью, Джоанна не смогла не ответить на его призыв. Ей было очень хорошо с Людом, она растворилась в ощущении счастья и не заметила, как выпила второй мартини, а затем оказалась с Людом в такси по дороге в «Артистическое кафе».
      Они сели за столик у стены с росписью знаменитого Говарда Чандлера Кристи, обнаженные фигуры которого придавали интерьеру особый оттенок, причудливо сочетающий первобытную невинность с изысканной похотью.
      Когда Джоанне удалось отвести взгляд от Люда, она заметила, что остальные посетители кафе – это влюбленные парочки, уединившиеся здесь от городской сутолоки.
      – Попробуйте паштет. Вкус неземной! – предложил Люд и, намазав паштет на кусочек белого хлеба, протянул бутерброд к ее рту. Джоанна неожиданно улыбнулась.
      – Что такое?
      – Я вспомнила похожую сцену из сериала «Том Джонс».
      – Вы неподражаемы, – рассмеялся Люд и сжал ее руку.
      Позже, когда она предложила ему попробовать свое пирожное и несколько крошек прилипло к ее пальцам, Люд слизал их кончиком языка, отчего Джоанна пришла в такое возбуждение, что внутренняя поверхность ее бедер словно полыхнула огнем.
      Их разговор был проникнут невероятной чувственностью. Легкий намек, как бы случайная фраза, стихотворная строка, виньетка, боль, страсть, мужчина, женщина…
      Заплатив по счету, Люд нагнулся к Джоанне и поцеловал в губы. Он обнял ее за плечи, вывел на улицу и усадил в такси. Сердце у нее упало, она положила голову ему на плечо и отдалась во власть вечернего сумрака, поглотившего их.
      Люд нежно целовал ее в висок, касаясь нижней губой щеки. Его прикосновение было почти болезненным из-за намеренной бестелесности.
      Джоанна не могла ни говорить, ни думать. Она оказалась под влиянием магических чар его близости.
      Когда они приехали к нему домой на 50-ю улицу, Джоанна призналась себе в том, что больше всего на свете хочет лечь с ним в постель.
 
      Дрожащими пальцами они срывали друг с друга одежду в колеблющемся свете одинокой свечи.
      – О, Джоанна! – Люд не сводил с нее страстного взгляда.
      – Люд, – прошептала она, жадно оглядывая контуры его сильного, мускулистого тела, которое, видимо, сгорало от желания обладать ею.
      Он прижал ее к себе, развернул спиной, и она почувствовала его горячее дыхание у себя между лопаток, что привело ее в состояние крайнего возбуждения. Он целовал ей плечи и затылок, не переставая ласкать ее грудь жаркими ладонями.
      Джоанна перестала ощущать свое тело, ей казалось, что оно утратило костяк, в нем осталась лишь плоть, сотрясавшаяся мелкой дрожью при каждом его прикосновении.
      – Ты фантастически красива, – прошептал он, сжимая кончиками пальцев ее напрягшиеся соски.
      Люд провел руками по ее спине сверху вниз к ягодицам, а затем, опустившись на корточки, раздвинул их и провел между ними языком.
      Джоанна застонала, словно охваченная пламенем, и инстинктивно раздвинула ноги. Он поднял ее на руки и отнес в постель.
      Она отвечала на его ритмичные движения как сумасшедшая. С ее уст срывались страстные крики. Они вместе вознеслись на пик блаженства, упиваясь любовными ласками.
      Оба не могли насытиться друг другом очень долго и заснули лишь на рассвете, крепко обнявшись.

      Неведомо как Джоанна добралась до работы, распечатала почту, выпила кофе. Вдруг зазвонил телефон.
      – Давай позавтракаем вместе.
      – Но, Люд, я собиралась к дантисту.
      – Отмени дантиста. Зачем соглашаться на боль, если я предлагаю тебе удовольствие. Кроме того, я не дождусь вечера, мне очень хочется увидеть тебя.
      Они встретились в маленьком бистро на Первой авеню.
      – Похоже, ты можешь располагать своим рабочим временем, если в состоянии проделать путь с Лонг-Айленда только для того, чтобы позавтракать со мной.
      – Для завтрака и любви я готов на все. Я располагаю тремя часами.
      – У меня есть всего час, так что придется ограничиться лишь завтраком, – ответила она.
      – Тогда позже, – усмехнулся он, награждая ее многообещающим взглядом.
      – Люд… ты говорил что-нибудь Надин? Я имею в виду, о нас с тобой.
      – Я не имею обыкновения обсуждать свою личную жизнь с коллегами, – пожал он плечами, усмехнувшись.
      – Надеюсь, она не очень огорчится, – сказала Джоанна, понимая, что рано или поздно ей придется признаться сестре. – Она могла предположить… Многие актрисы влюбляются в режиссеров, открывших и признавших их талант…
      – Это не тот случай.
      Люд коснулся кончиками пальцев ее губ, поцеловал ее и прошептал еле слышно:
      – Я люблю тебя.
      У Джоанны закружилась голова. Даже если все это лишь ее фантазия, она готова исчерпать ее всю без остатка.
 
      Джоанна устало опустилась в свое рабочее кресло. Дверь открылась, и вошла Эбби.
      – Мне сегодня совершенно нечего делать. Наверное, потому что пятница, – заявила она, присаживаясь на стул для клиентов.
      – Наверное, – согласилась Джоанна, таинственно улыбаясь.
      – Судя по всему, ты влюбилась, – пристально глядя на нее, предположила Эбби.
      – Не глупи, – отозвалась Джоанна, против воли залившись краской.
      Однако, откликнувшись на дружеское участие подруги, она призналась в том, что у нее роман. Эбби загорелась и засыпала ее вопросами, но Джоанна ограничилась лишь поверхностным рассказом.
      – Здорово! Это потрясающе!
      – Правда?
      – Значит, Надин работает с ним и ничего не знает?
      – Нет, но я просто еще не успела сказать ей… – смутилась Джоанна.
      – Так-так! – В дверном проеме возникла фигура Уинни. Внутреннее чутье подсказало ему, что в кабинете его заместительницы происходит что-то важное. Покровительственно-насмешливым тоном он произнес: – Похоже, ты встретила наконец своего принца, да, детка? Позже ты обо всем мне расскажешь. А сейчас я вынужден прервать вашу беседу такой прозаической вещью, как необходимость подготовить заголовок для новой статьи.
 
      После работы Джоанна встретилась с Людом в «Баре обезьян», где при приглушенном свете еле слышно играла музыка и вся атмосфера была проникнута ароматом романтической влюбленности.
      Они сидели друг против друга, держась за руки и смеясь, подобно парочке сбежавших от родителей подростков.
      – Как тебе сегодня работалось, Джоанна?
      – С трудом. Впрочем, мне не пришлось делать ничего серьезного. Так, обычная рутина. А как ты?
      – Я пребываю в коматозном состоянии. Смотрю на Надин и думаю о тебе. Не хмурься, любовь моя. Я не имею в виду ничего плохого. Ты единственная и уникальная. И я очень люблю тебя, Джоанна.
      Они пили коктейли, не сводя друг с друга восторженных глаз.
      – Где ты хочешь пообедать со мной, счастье мое?
      – Я не уверена, что смогу. Столько дел на работе. А что, ты очень голоден?
      – Только по отношению к тебе, – ответил он.
      Выдалась не по сезону теплая ночь. Джоанна и Люд гуляли рука об руку по Центральному парку, где вдоль аллеи выстроились в ряд разукрашенные цветными лентами кабриолеты.
      – Давай прокатимся, – предложил Люд, слегка сжимая ее ладонь.
      – Давай, только пусть возница будет в цилиндре и высоких ботинках.
      – И в черном плаще с бархатным воротником.
      – И в красивом экипаже.
      – С парой чистокровных коней.
      – И без искусственных цветов.
      – И чтобы не было рок-музыки.
      – Давай возьмем этого, – единодушно решили они.
      Экипаж медленно катился по аллее парка, а Люд с Джоанной целовались. Он словно изучал ее, нежно лаская кончиком языка внутреннюю поверхность губ и небо. Его поцелуи пробудили в Джоанне плотское желание.
      – Поедем к тебе или ко мне?
      – К тебе, – ответила она, полагая, что ей в любую минуту может позвонить Надин.
      К тому моменту, когда они оказались дома у Люда, их обоих сжигало сильнейшее желание, так что до спальни им так и не удалось добраться. Они сорвали друг с друга одежду прямо в прихожей, и здесь же произошло то, чего они оба так сильно хотели.
      Затем Люд поднял Джоанну на руки и отнес на кровать, где стал целовать ей ноги, постепенно поднимаясь руками и языком все выше, возбуждая ее. Тело Джоанны горело огнем.
      Люд лег сверху и продолжал ласкать ее, сдерживаясь изо всех сил, несмотря на то что Джоанна готова была отдаться ему с той страстностью, с которой никогда не отвечала на чувства мужчины. Лишь в последний момент они слились в экстатическом безумстве.
      – Ты как? – спросил Люд некоторое время спустя, оперевшись на локоть и глядя в глаза Джоанне.
      – Прекрасно. Только немного проголодалась.
      – Я тоже.
      Они приготовили яичницу с грибами и жадно проглотили ее в гостиной под бутылку белого вина, которую открыл Люд.
      – Смешно, но я впервые нахожусь у тебя в гостиной, – улыбнулась Джоанна.
      – Твое сидение здесь продлится недолго.
      – Ты не боишься, что мы быстро сгорим?
      – Нет. Любовь порождает саму себя. Разве ты этого не знала?
      – Ты имеешь в виду страсть? – беззаботно поинтересовалась Джоанна.
      – Я имею в виду любовь.
      Джоанна не стала возражать.
 
      В субботу утром Джоанна позвонила сестре и сказала, что им нужно встретиться.
      – Неужели так обязательно обо всем рассказывать ей уже сейчас? – спросил Люд. – Я надеялся, что мы хотя бы какое-то время сможем спокойно любить друг друга.
      – Я должна сказать ей, – настояла Джоанна.
      Она надевала блузку на еще не успевшее как следует высохнуть после душа разгоряченное тело. Слова Люда заставили ее испытать беспокойство.
      – У близнецов особые отношения друг с другом. Если мы с тобой хотим и дальше встречаться…
      – Если?! Что ты хочешь этим сказать? – Люд вскочил с постели в притворном гневе и заключил ее в объятия. – Никаких «если»! Ты не можешь уничтожить меня, когда я так счастлив!
      – Прошу тебя, Люд. – Джоанна ответила на его поцелуй, но решительно отстранилась. – Мне нужно встретиться с Надин. Пойми, наша близость зародилась еще в материнской утробе, и с тех пор мы связаны. Я очень надеюсь на то, что ты это поймешь.
      – Конечно, моя прелесть.
      – Завтра я поеду на несколько часов к Кейт и Джеффу. Это мои племянники. Я каждое воскресенье провожу с ними.
      – А меня ты не приглашаешь?
      – Не спеши. Я не хочу смущать детей.
      Люд на мгновение понурился, как маленький мальчик, которому отказали в развлечении или в новой игрушке.
      – Меня не будет всего несколько часов, – сказала Джоанна примирительно, обнимая его. – У нас с тобой остается весь вечер друг для друга, если ты этого хочешь.
      – Я сказал, никаких «если». И это касается не только завтрашнего дня. Это навсегда.
 
      Вместо того чтобы отправиться прямиком к Надин, Джоанна позвонила ей из ближайшего кафе и попросила о встрече. Она понимала, что им не удастся спокойно поговорить в присутствии детей.
      Надин села напротив нее за столик и с любопытством посмотрела на сестру:
      – Что случилось, Джоанна? Почему ты уже столько времени избегаешь меня?
      Надин говорила взволнованно, тем самым усиливая беспокойство, которое испытывала сестра.
      – Надеюсь, ты не рассердишься. Но на той вечеринке, на прошлой неделе… – Джоанна замялась.
      – Ага. Ты с кем-то познакомилась, – с облегчением вздохнула Надин. – Это просто здорово. Давно пора. Почему я должна сердиться? Подожди, я попробую догадаться. Это красавец Рик, да? Надеюсь, что не Эйс. Он скорее предпочитает мужчин, чем женщин…
      – Это Люд, – выдохнула Джоанна.
      Надин побледнела, ее лицо выражало изумление.
      – Ты сблизилась с Людом? С Людом Хейли?
      – Да.
      – Но ведь вы едва познакомились на вечеринке…
      – Это правда. Но мы довольно долго общались тогда в ресторане, вместе с Ферн, помнишь? Я говорила тебе об этом. Он намеревался продолжить отношения и прислал мне в офис розу, а потом позвонил. Я думала, это потому, что он хочет предложить мне роль Сюзанны. Но я ошиблась, – оправдывалась Джоанна, изучая выражение лица сестры и чувствуя себя бесконечно виноватой.
      – Почему же ты раньше не сказала, что втрескалась в Люда? – натужно рассмеялась Надин.
      Втрескалась! Как это по-детски звучит! Впрочем, может быть, и так.
      – Надеюсь, тебя это не сильно задело. Ты говорила о нем восторженно, но только как о режиссере. Вас ведь не связывают романтические отношения?
      – Так тебе Люд сказал?
      – Нет. Но он заверил меня, что вы лишь делаете вместе одно дело. Он высоко отзывался о тебе, о твоих актерских способностях.
      – Эта роль для меня сейчас важнее всего, что верно, то верно, – улыбнулась Надин. – Я слишком поздно взялась за это дело, так что приходится много работать. Значит, ты с Людом. Это неожиданно, но я рада за вас.
      – Хорошо, что так, – улыбнулась Джоанна. – Если бы тебя это как-то затрагивало…
      – Затрагивало? – удивленно подняла бровь сестра. – И что же, если бы так, то ты перестала бы видеться с ним? Не говори глупостей. Мне было бы трудно работать с тем, с кем я хотела бы личных отношений. Выкинь все это из головы.
      Как только сестра ушла, непринужденная улыбка стерлась с лица Надин. Люд и Джоанна – это какая-то нелепость! У них нет ничего общего. Это она, Надин, – актриса, которая готова вывернуться наизнанку, чтобы доставить ему удовольствие. Это она, Надин, сделает его сериал популярным, вольет в него жизненную струю. Без нее Люд Хейли не выкрутится. Какого черта тогда он захотел интимных отношений с ее сестрой?
      Чем больше Надин думала об этом, тем более странным казалось ей то, что Люд не упоминал о своей встрече с Джоанной. Сестра говорила об этом, но она слишком легкомысленно отнеслась к ее рассказу. Надин не могла предположить, что Люд предпочтет ей Джоанну. Надин с детских лет пользовалась большей популярностью у мужчин. Как же Джоанне удалось произвести на Люда такое сногсшибательное впечатление?
      Терзаясь сомнениями, она позвонила Ферн и пригласила ее на ленч. Через час они встретились в кафе «Карлайл».
      – Надин, я так рада! В последнее время я только и делаю, что работаю. Ни минуты нет свободной. Здорово, что мы с тобой по прежнему друзья.
      – Я тоже этому рада, – радужно улыбнулась Надин подруге. – Мне нравится моя работа, хотя она отнимает много сил. Расскажи мне про Люда, Ферн. Иногда мне кажется, что он хочет от меня большего, чем то, на что я способна. Мне хотелось бы понять, в чем тут дело. Или я не права?
      – Тебе просто нужно следовать своим душевным порывам, – ответила Ферн, удивленная таким поворотом разговора. – Но ты не бойся, если что-нибудь будет не так, он сам тебе об этом скажет. Впрочем, у тебя все здорово получается, так что беспокоиться не стоит. Ты умеешь сконцентрироваться, а для Люда это самое главное. Знаешь, если ему придется снимать сцену, а мимо будет проходить женщина с тремя грудями, он не обратит на это никакого внимания.
      – А ему вообще нравятся женщины? – улыбнувшись шутке, поинтересовалась Надин.
      – Ты смеешься! Разумеется, да. Он покончил бы с собой, если бы вдруг женщины исчезли с лица земли.
      – А как он с тобой? – с улыбкой спросила Надин.
      – Никак, – решительно отвергла все ее предположения Ферн. – Наши отношения чисто деловые. Быть у него помощником режиссера – большая честь и удача. Я не хотела бы стать его любовницей и поплатиться за это местом. Вряд ли он захочет двадцать четыре часа в сутки общаться с одной женщиной. Кроме того, у меня есть парень в Лос-Анджелесе. Женат, католик. Он очень честолюбив и темпераментен. Мы встречаемся несколько раз в неделю, когда его жена уезжает на свиноферму.
      Надин заказала еще по бокалу джина и терпеливо выслушивала пространный рассказ Ферн о ее романе, не выказывая никакого беспокойства.
      – Кстати, ты никогда не говорила мне… – вдруг прервала ее Надин. – …о том, что сначала встретилась с моей сестрой.
      – Разве? Наверное, я просто забыла. Я не знала твоей новой фамилии, Джоанна назвала мне ее. А разве есть какая-то разница? Ты ведь получила роль.
      Надин не ответила.
      Ферн попробовала салат с цыпленком и, вытерев губы салфеткой, вопросительно взглянула на Надин, не понимая, чем вызвано ее беспокойство. Может быть, она чувствует себя неуверенно в том, что связано с ее актерскими способностями?
      – Честно говоря, Нэдди, увидев твою сестру, я решила, что это ты, и потому тут же познакомила ее с Людом. Я сразу поняла, что из тебя получится прекрасная Сюзанна. Я всегда верила в твои актерские данные и готова стоять за тебя насмерть. Вспомни, сколько сил я положила на то, чтобы ты осталась на актерском отделении в колледже.
      – Да, помню. И нет предела моей благодарности тебе за это.
      – Нэдди, ведь мы с тобой всегда были подругами, разве нет?
      – Конечно. – Надин выдавила из себя улыбку. – Представляю себе, какое лицо было у Джоанны, когда Люд предложил ей сыграть роль в своем сериале!
      Ферн ощутила некоторую неловкость. Долгий опыт научил ее не говорить ничего, что могло бы восстановить одну из сестер против другой. Но ситуация была крайне щепетильна. Надин, похоже, искала особого ее расположения.
      – Знаешь, мне с самого начала показалось странным, что Джоанна проявляет такой интерес к сериалу, – сказала она. – Конечно, когда Люд пускает в ход силу своего обаяния, женщина забывает обо всем на свете. И ему необходимо вызвать ответное чувство. Джоанна, помнится, впитывала каждое его слово. Мне, к сожалению, пришлось ненадолго уйти. Что там между ними было – Бог знает. Я думала только о сериале, и, когда вспомнила о тебе, лучшей кандидатуры на роль представить себе не могла.
      – Я невероятно признательна тебе, потому что это мой шанс. Я чувствую.
      От Ферн не укрылась плохо скрываемая дрожь в голосе подруги. Она понимала, что Надин беспокоит что-то кроме роли. Но что это было?
      В последние несколько дней Люд казался невероятно энергичным. Он бывал таким, когда заводил с кем-то роман. Кроме того, накануне он ушел на ленч на целых два часа! Неужели Люд обрабатывает Джоанну?! Скорее всего так и есть, и Надин об этом знает. Наверняка эта стерва Джоанна обо всем доложила сестре. Только в этом может быть объяснение тому, что Надин с таким облегчением восприняла заверения подруги, что Люд волочится за любой стильной женщиной.
      Ферн всегда недолюбливала саркастический, надменный нрав Джоанны и теперь искренне огорчилась, что Люд, который по всему должен был стать возлюбленным Надин, увлекся ее сестрой.
 
      У Надин было свидание с Джимом Суини, и она пошла дальше, чем невинный флирт. Джим принял все за чистую монету. Он видел и слышал лишь то, что хотел видеть и слышать.
      Надин отказала ему в чашке кофе у себя дома, сославшись на усталость. Он горел желанием и проявил недюжинную настойчивость, но тщетно. Надин понимала, что он никуда не денется от нее.
      Перед сном Надин пропустила стаканчик виски и еще раз поразмыслила об отношениях Люда и Джоанны. Сестре удалось заполучить этого мужчину, но она не сможет удержать его. Так было с Карлом и с Беном Мэгидом.
      – Ты же знаешь, Нэдди, для Люда вся жизнь в работе, – звучали у нее в ушах слова Ферн. – Он полностью отдается своему делу, он готов проводить вместе с актерами столько времени, сколько будет нужно, лишь бы в итоге получилось то, что он задумал. Именно поэтому Люд счастлив, когда его романтический интерес находится под боком. Рано или поздно между ним и актрисой завязываются отношения. Конечно, давить на него не стоит, но ты имей это в виду, Надин.

      Утро понедельника стало для Люда настоящим кошмаром. Они снимали основной эпизод на Уолл-стрит в адвокатской конторе. Здесь Сюзанна наконец понимает, что нажила себе врагов в лице двух коллег, отказавшихся при своем двадцатипятилетнем опыте работы от того сложного дела, какое не только оказалось по плечу Сюзанне, но и принесло ей славу и популярность в адвокатских кругах.
      Надин никак не могла справиться с этой сценой.
      – Нет, нет, все не так, – горячился Люд. – Дорогая моя, пойми, с одной стороны, тебя раздражает снисходительный тон этих господ, а с другой – ты уверена в себе и не позволяешь им втянуть тебя в склоку…
      – Я понимаю. Я и стараюсь это сыграть, – раздраженно прервала его Надин.
      – Плохо стараешься. – Люд глубоко вздохнул и смягчил тон. – Ты слишком застенчива и закомплексована. Сюзанна не может так говорить и двигаться. Она добилась своего положения не флиртом, а тяжелым трудом, поэтому знает себе цену. Зритель должен симпатизировать ей. На нее будут смотреть миллионы женщин, которые захотят увидеть в ней самих себя. Сюзанна привлекательна и сексапильна, это правда. Но она заслуживает того, чтобы ее принимали всерьез в том, что касается ее работы. И коллеги-мужчины вынуждены признать в ней не только хорошенькую женщину, но и профессионала высокого класса, который вправе рассчитывать на соответствующее обхождение.
      «Это я вправе рассчитывать на соответствующее обхождение!» – подумала Надин, испытывавшая неописуемую ярость из-за придирок Люда. Она с силой сжала кулаки, так что ногти глубоко впились в кожу, боясь выйти из себя и в запальчивости накричать на Люда. Он впервые был так требователен и суров с ней. Надин пропустила его замечания мимо ушей, не в силах отказаться от мысли, что, не будь у него романа с Джоанной, он держался бы с ней более ласково.
      Ферн, наблюдавшая эту сцену, как ни странно, думала о том же. Она мысленно проклинала тот день, когда познакомила Люда с Джоанной, и винила ее во всех неприятностях Надин.
      – Мы можем прерваться ненадолго? – натянуто поинтересовалась Надин. – Я хочу, чтобы ты мне кое-что объяснил…
      – А чем, черт побери, я, по-твоему, занимаюсь в последние десять минут?
      Надин бросилась в кресло и закрыла лицо руками.
      Люд тяжело вздохнул, подошел к ней и положил руки на плечи. Он отпустил съемочную группу на двадцатиминутный перерыв и решил использовать это время для того, чтобы успокоить Надин и вернуть душевное равновесие самому себе.
      Надин подняла на него заплаканные глаза, ее полные губы слегка дрожали. Может быть, сыграть Сюзанну ей удавалось не всегда, но уж сыграть саму себя она могла в любых обстоятельствах.
      – Мне не хотелось быть резким с тобой, но постарайся понять, чего я от тебя хочу, ладно?
      – Ладно, – горестно отозвалась она. – Но когда ты стал кричать на меня в присутствии остальных, и даже статисты перестали резаться в карты и глумливо похохатывали надо мной, я… почувствовала себя как нашкодившая ученица, которую ругает преподаватель. Мне захотелось расплакаться, убежать и спрятаться куда-нибудь. – Она потерла раскрасневшиеся от слез глаза.
      – Успокойся, малышка, пойдем, я куплю тебе кофе, – примирительно улыбнулся Люд, обнимая ее за плечи.
      Джоанна уверяла Люда, что Надин спокойно относится к их роману, и он не возражал ей, хотя придерживался другого мнения на этот счет. Люд слишком хорошо знал женщин, чувствовал их как никто другой. Надин не могла равнодушно воспринять то, что он предпочел ее сестру. В ней жил неистребимый дух соперничества, возникший на почве родственных связей, к которому подмешивалась чисто женская ревность. Люд с трудом мог представить себе, что женщина может искренне порадоваться за подругу или сестру, которой удалось получить то, о чем мечтала она сама. Что же касается Надин, то актрисы всегда хотят интимных отношений с режиссером – Люд к этому давно привык.
      Он в десятый раз рассказывал Надин о том, как ему видится характер Сюзанны в его конкретных проявлениях перед камерой, в то же время с иронией думая о том, что Джоанна обладает большим интеллектуальным потенциалом, чем сестра, и что эта роль создана для нее, а не для Надин. Джоанна стала бы играть саму себя, а Надин при всех ее актерских способностях к перевоплощению не может уловить тончайших оттенков характера. По чудесному стечению обстоятельств Джоанна воплощала в себе все характерные черты вымышленной Сюзанны. Сказать по правде, Люд, замыслив сериал, долгие часы проводил с автором сценария, стремясь с его помощью создать героиню, которая соответствовала бы его идеалу женщины.
      Как бы там ни было, Надин была исполнительницей главной роли, и от ее душевного состояния зависел успех всего предприятия.
      – Мы задумали грандиозное дело, моя радость, и мы его сделаем. В основном я тобой очень доволен. Но даже самые талантливые актрисы иногда нуждаются в руководстве со стороны режиссера. В этом и заключается его работа. Иначе зачем он вообще нужен.
      – Я понимаю. Я действительно стараюсь изо всех сил, – надтреснутым голосом вымолвила Надин.
      Люд почувствовал, что необходимо избавиться от фигуры умолчания, которая мешала им обоим.
      – Важно, чтобы ты знала: моя дружба с Джоанной ни в коей мере не влияет на наши с тобой деловые отношения…
      – Конечно, – чуть не плача, отозвалась она. – Но ведь сначала ты выбрал на роль Сюзанны ее.
      – Джоанна действительно внешне похожа на Сюзанну. Но когда я познакомился с тобой, то понял, что ты – актриса, а твоя сестра – нет.
      Люд не опроверг заявления Надин, впрочем, она не придала этому значения, ломая себе голову над тем, почему он спит с ее сестрой, вместо того чтобы влюбиться в нее.
      – Не думай, что я завидую своей сестре, Люд. – Надин подняла на него глаза, в которых дрожали слезы. – Напротив, я чувствую себя несколько виноватой перед ней. Она всегда комплексовала, когда мы снимались в рекламе. Потом это перекинулось и на мужчин. Мне вечно приходилось подыскивать для нее пару на вечеринках. Джоанна с детских лет испытывает затруднения в общении с людьми, она более закрыта для них, чем я. Так что ей пойдет на пользу общение с таким умудренным жизненным опытом мужчиной, как ты. Должна же она когда-нибудь завязать самостоятельные отношения без моего посредничества!
      – Вот как? Но ведь она была замужем, не так ли?
      – Да, но Бен был настоящим ученым, который ничего не хотел знать, кроме своей работы. А моя сестра при всех ее достоинствах, никогда не умела завлечь мужчину и доставить ему удовольствие… О! – Надин осеклась. – Похоже, я наговорила лишнего. Мне бы не хотелось, чтобы мои слова прозвучали как критика по отношению к ней. В конце концов, мы зеркально отражаем друг друга.
      Она решила, что следует перевести разговор на другую тему, и стала увлеченно делиться с Людом своими соображениями по поводу роли, давая ему понять, что согласна с его замечаниями, многие из которых она искусно выдавала за свои собственные. Люд не возражал.
      Когда они снова принялись за работу, Надин старалась изо всех сил, и Люд решил впредь воздействовать на нее лаской, а не строгостью. Это было более эффективно. Он невольно подумал о том, что из Надин гораздо проще сделать героиню своего фильма, чем из Джоанны – героиню своей жизни.

* * *

      Когда Люд водил Джоанну в те места, которые посещали знаменитости – в ресторан «Двадцать один», «Сарди», «Элейн» и так далее, – выяснилось, что повсюду у него много знакомых. Джоанне нравилось купаться в лучах его популярности, видеть, как все его любят и ценят. Многозначительные взгляды, которые они вскользь бросали друг на друга, возбуждали ее прежде всего потому, что никто из окружающих не подозревал о том, что ночью они будут вместе. Они не выставляли напоказ свои любовные отношения, и те становились лишь крепче. Люд был неутомим в постели, и Джоанна вдруг открыла в себе то же качество. Она никогда прежде не встречала мужчину, настолько похожего на нее в физическом отношении. Шли дни, недели, и Джоанна все более убеждалась в крепости его и своего чувства.
      В первый раз, когда Люд зашел за ней на работу, он произвел неизгладимое впечатление на Эбби и Уинни. Люд искренне отдал должное очарованию Эбби, без малейшего намека на то, что готов поддаться ее чарам. Кроме того, он сразу распознал проницательность, искушенность и глубокий ум под клоунской маской Уинни. Тот, в свою очередь, понял, насколько серьезно отношение Люда к Джоанне, и оценил его по достоинству.
      – Он потрясающий, сногсшибательный, просто класс! – Эбби дала волю своему восхищению. – Я думаю, стоит придумать новые эпитеты, чтобы описать твоего Люда!
      Восторженные слова Эбби о мужчине, с которым ее связывают столь тесные отношения, польстили Джоанне. Единственное, что беспокоило Джоанну, было то, что они до сих пор ни разу не встречались вчетвером – с Надин и ее Джимом. Сестра всякий раз извинялась и придумывала какие-то немыслимые объяснения.
      – Это не очень хорошая идея, – говорила Надин. – Мы с Людом долго работаем вместе. Он иногда выходит из себя, я тоже. На съемках то и дело возникает напряжение. Мне бы не хотелось переносить его в домашнюю обстановку. К тому же ты вряд ли захочешь, чтобы мы втроем занялись обсуждением фильма, ведь так? А это произойдет естественным образом. Так бывает всегда, когда встречаются коллеги.
      – Мне это все равно, – пыталась заверить ее Джоанна.
      Истинная причина отказа Надин заключалась в том, что она не могла видеть Люда вместе со своей сестрой. Впрочем, он также не горел желанием проводить время с Джоанной в присутствии Надин.
      – У меня был ужасно тяжелый день. Я не хочу портить настроение всем остальным. Когда столько часов проводишь на съемочной площадке, поневоле начинаешь раздражаться, если кто-нибудь позволит себе не тот жест или лишнее слово.
      Люд скрывал от Джоанны свое глубокое убеждение в том, что Надин выказывала свое расположение Джиму только для того, чтобы возбудить ревность в нем самом. Он не хотел говорить Джоанне, что ее сестра имеет на него виды. К тому же в интересе Надин к себе Люд не усматривал ничего серьезного, лишь каприз, прихоть красивой женщины, привыкшей к вниманию мужчин. С этим он мог справиться. Люд возлагал большие надежды на свой сериал и готов был уничтожить все препятствия на пути к достижению успеха. Он не мог допустить, чтобы его личные отношения с женщинами помешали работе.
 
      – Ты помнишь, какой сегодня день? – по телефону спросил Люд.
      – Да, прошло два месяца. – Лицо Джоанны озарилось теплой улыбкой.
      – Я думал, ты забыла.
      – Это невозможно. С тех пор я стала совсем другой.
      – Я тоже. Надеюсь, к прежней Джоанне ты уже не вернешься. Это было бы преступной сублимацией.
      Они встретились в баре и отметили этот день бокалом мартини. Джоанна не удержалась и прилюдно поцеловала его в щеку. Она была на вершине счастья. Люд обещал, что после обеда повезет ее в «Авангард» слушать джаз. По такому торжественному случаю он купил ей у Тиффани золотой браслет. Джоанна подарила ему ручку с золотым пером от Пьера Кардена, которую Люд тут же и испробовал, написав на бумажной салфетке «Я тебя люблю».
      Их планы провести время вдвоем нарушила неожиданная встреча. В ресторане за соседним столиком он заметил человека в мешковатом костюме.
      – Это Фрэнк Меткаф, режиссер, мой давний знакомый. Эй, привет, Фрэнк! Ты не против, если мы присоединимся к тебе?
      Джоанна предпочла бы пообедать наедине с Людом, но спутники его знакомого оказались вполне милыми людьми. К тому же ей было приятно видеть, как жена Фрэнка и его адвокат с супругой сразу же оказались во власти обаяния Люда. Обе женщины просто таяли от его лучезарной улыбки, смеялись его шуткам и поглядывали на Джоанну с уважением, смешанным с чувством черной зависти.
      Когда подавали кофе, Люд положил руку на колено Джоанне, не прекращая светского разговора. Она приняла правила игры и коснулась его бедра, равнодушно попивая коньяк. Люд завелся с пол-оборота, и движения его руки стали более настойчивыми, хотя и продолжали быть незаметными для окружающих. Некоторое время они изводили друг друга, пока Джоанна не почувствовала, что, если его рука скользнет чуть выше, она перестанет владеть собой.
      – Нам пора, – жарко прошептала она ему на ухо. – Выжди немного, и пойдем. – С этими словами она еще раз прикоснулась к нему, и поняла: Люд тоже на пределе своих возможностей.
 
      Он назвал таксисту ее адрес и привлек к себе Джоанну. Они стали целоваться.
      – Он видит нас в зеркале, – прошептала она, имея в виду шофера.
      – Не волнуйся. Нью-йоркские таксисты и не к тому привыкли.
      Уже на подходе к дверям ее квартиры они стали срывать друг с друга одежду. Люд отнес ее на руках в ванную и включил воду.
      – Иди ко мне. Ближе. – Задыхаясь от вожделения, он намылил ей плечи, грудь и живот и стал нежно массировать ее тело.
      Когда Джоанна тихо застонала, Люд влез в ванну и прижал ее к себе.
      – Как хорошо, что у меня старая ванна. Теперь не делают таких больших, – срывающимся голосом вымолвила она.
      – И все же она не настолько велика, чтобы мы могли потерять друг друга, – ответил он и лег сверху.
      Джоанна приникла губами к его рту и отдалась во власть охватившего ее желания. Они намыливали друг друга, предаваясь изысканной любовной игре, в результате которой пол в ванной комнате оказался залит на несколько дюймов.
      Затем они вытерли друг друга одним полотенцем и отправились в постель.
      – Джоанна, радость моя, счастье мое…
      – Ты прекрасен.
      – И что же? – Он замер на мгновение.
      – Прошу тебя, не останавливайся.
      – Что ты хотела сказать мне?
      – Я… я люблю тебя. – Она прошептала эти слова впервые.
      – Я тоже люблю тебя. Тебя, и больше никого. Только тебя.
      – Ты правда меня любишь? – спросил Люд много позже, когда они, обессиленные, лежали в объятиях друг друга. – Мне бы не хотелось думать, что я силой вынудил у тебя это признание.
      – Я люблю тебя, – тихо вымолвила Джоанна.
      – Тебе трудно было сказать это, да?
      – Просто я не хочу ошибиться.
      – Как в прошлой жизни?
      – Да.
      – Ты не хочешь говорить об этом?
      – Да нет… просто мой первый любовный опыт был с человеком, который… который… впрочем, это не важно. А Бен, мой муж, обладал многими достоинствами, но мы были слишком разными.
      – М-да, – задумчиво протянул Люд, ожидая продолжения рассказа, которого не последовало.
      – Джоанна, – сказал он, чувствуя, что она как-то напряглась, – скоро я закончу съемки фильма и вернусь в Лос-Анджелес. Я хочу, чтобы ты поехала со мной. Ты согласна?
      – Я не знаю. Это слишком неожиданно, – смущенно отозвалась она.
      – У тебя есть время подумать. И я надеюсь, что… – Он умолк на мгновение, опасаясь, что его слова могут прозвучать безжалостно. – Прекрасные сестры-близнецы должны наконец расстаться. Я хочу поставить точку в конце вереницы мужских сердец, которых вы делили начиная с отроческих лет, проведенных в Техасе.
      – Я никого ни с кем не делила, – вспыхнула Джоанна. – Это Надин была непревзойденной сердцеедкой.
      – Она актриса, – с улыбкой ответил Люд. – Возможно, некоторые мужчины принимали ее игру за чистую монету. – Он склонился и поцеловал Джоанну в нос. – Что мне нравится в тебе, так это искренность и неподдельность эмоций.
      – В таком случае, я хочу сказать тебе… моя первая любовь – Карл Баррет – предпочел мне мою сестру.
      – Ясно. – Люд вдруг сразу все понял. – Проигрыш Карла – это моя победа, несравненная Джоанна.
      – В настоящий момент – засыпающая Джоанна, – вымолвила она, нежно целуя его в подбородок.
      – Спи, мое счастье, и знай, что, когда ты откроешь глаза утром, я буду любить тебя еще сильнее, чем теперь.

      В воскресенье Люд пошел с Джоанной и ее племянниками на кукольное представление. Кейт и Джефф стеснялись Люда и настойчиво требовали внимания тети.
      – Я хочу мороженого, – заявила Кейт после шоу и потянула Джоанну за рукав. – Шоколадного.
      – Лучше ириски, – решительно возразил Джефф. – Вам какие больше нравятся? – поинтересовался он у Люда.
      – Кофейные.
      – Правда? – Дети постарались смягчить мимику отвращения.
      – Прекратите! – пристыдила их Джоанна, видя, что Люд смущен тем, что не может найти общий язык с детьми.
      – У вас ведь нет детей? – развязно спросил Джефф.
      – Нет. Я не женат, – улыбнулся Люд.
      – Вы собираетесь жениться на ней?
      Джоанна, смущенно покраснев, поспешила отвлечь Джеффа и указала на двери кафе, где продавали мороженое.
      – Ты прекрасно обходишься с ними, дети любят тебя почти так же сильно, как я, – сказал Люд позже, когда Джефф и Кейт играли в парке, а они наблюдали за ними, сидя на скамейке.
      – Они для меня больше, чем просто племянники. Я люблю их, как своих собственных детей, – улыбнулась Джоанна.
      – Да, наверное. Я не подумал об этом.
      – Они доставляют тебе беспокойство? Они и вправду не так послушны, как хотелось бы. К тому же у них нет отца или мужчины, которого они привыкли бы считать отцом. Поэтому они немного смущены.
      – По-твоему, я обеспокоен? Просто у меня нет опыта общения с детьми. Возможно, когда у меня появятся свои собственные… А ты хотела бы иметь детей?
      – Да.
      – От меня? – прошептал он ей на ухо.
      У нее был готов ответ на этот вопрос, но она не осмелилась произнести заветные слова. К тому же у нее не было уверенности в том, что она в состоянии родить ему ребенка.
      – Я хочу, чтобы ты родила мне ребенка, – лаская ее ухо губами, шепнул Люд.
      Джоанна резко поднялась и позвала Джеффа и Кейт.
      Ближе к уик-энду Люд сообщил ей, что собирается пригласить друзей на вечеринку. Джоанна восприняла это известие с облегчением, хотя была несколько разочарована. Ей хотелось немного успокоиться после прогулки в парке. Люд, старательно играющий роль дядюшки, все же не сделал предложения их тетушке.
 
      Сроки поджимали, и Люд был вынужден работать по выходным. Джоанна помогала сестре, сидела с детьми в субботу и воскресенье, потому что миссис Уилсон не желала отказываться от законных выходных.
      – Не беспокойся, – заверяла Джоанна Надин. – Ты же знаешь, что мне приятно проводить время с твоими маленькими монстрами.
      Как-то в субботу Джоанна задержалась с детьми в парке дольше обычного и решила отвести их позавтракать в кафе на Мэдисон-авеню.
      – Я хочу гамбургер, чтобы было много кетчупа, – потребовала Кейт.
      – Здесь этого не подают. Можешь съесть салат или сандвич с тунцом. Еще есть вегетарианские блюда…
      – Терпеть не могу салаты и прочую дрянь, – отозвался Джефф.
      – Я тоже, – подхватила сестра. – Давайте съедим что-нибудь другое, тетя Джоанна.
      – Больше ничего нет. Придется вам сегодня довольствоваться тем, что есть. Вы и так едите очень много вредной пищи.
      – А мне нравится вредная пища, – заявила Кейт.
      – Кейт, мы завтракаем здесь, и возражения не принимаются, – сказала Джоанна, обнимая племянницу. – Так что подумай всерьез о салате с помидорами.
      Джоанна почувствовала, как кто-то положил ей руку на плечо. Она обернулась и увидела Доминика Грэма.
      – Как поживаешь, Надин? – с улыбкой спросил он и поцеловал ее в щеку, а дети захихикали.
      Джоанна непроизвольно напряглась. Доминик тут же понял, что ошибся.
      – Извините меня, Джоанна. Я увидел вас с детьми и предположил, что… – Он растерянно замялся.
      Джоанна улыбнулась, делая вид, что это недоразумение нисколько не волнует ее, хотя невольно отметила, насколько непринужденно и доброжелательно заговорил с ней Доминик, приняв ее за сестру, и как изменился его тон, когда он понял, что обманулся.
      – Привет, док! Садитесь рядом со мной. А то с этими женщинами… сами понимаете, – заявил Джефф, скорчив презрительную гримасу.
      Джоанна и Доминик рассмеялись.
      – Вы не против, Джоанна?
      – Пожалуйста, присоединяйтесь к нам.
      Доминик сел рядом с мальчиком, который продолжал называть его «док».
      – Джефф, ты ведешь себя невежливо, – сделала ему замечание Джоанна.
      – Вовсе нет, – возразил Доминик. – Я ничего не имею против такого обращения. К тому же мы старые друзья.
      – А я знаю, почему вы едите здесь, – вмешалась Кейт. – Вы врач, поэтому вам нравятся овощи и все такое.
      Доминик от души рассмеялся, и Джоанна невольно отметила, что он довольно обаятелен.
      – Ты права, Кейт. Я действительно люблю овощи, но вовсе не потому, что я доктор. А разве тебе они не по вкусу?
      – Гадость! Терпеть не могу овощи! – поморщился Джефф.
      – Ладно, хватит. Я заказываю салат, – переглянувшись с Домиником и еле сдерживая улыбку, сказала Джоанна.
      – Скорее бы вырасти, чтобы есть то, что хочется, – раздраженно отозвалась Кейт. – Например, гамбургер… и чтобы было много кетчупа. Объедение!
      – А здесь взрослые говорят «объедение», имея в виду салат из латука, редиски и фигурно нарезанного огурца… – удивленно приподняла бровь Джоанна.
      – …в который добавлены ломтики pom-o-do-ro, – поддержал ее Доминик, произнеся последнее слово с итальянским акцентом и выразительным жестом, которые развеселили детей.
      – В Италии так называют помидоры, – пояснила Джоанна.
      – Правильно. А как вы отнесетесь к кочерыжке брокколи? – поинтересовался Доминик, продолжая игру в итальянские слова. – К ломтику цуккини? Или к сердцевине car-cio-fo?
      – А разве можно есть сердцевину… вот этого самого? – недоверчиво хмыкнул Джефф.
      – «Это самое» – всего лишь артишок. – Доминик решил объяснить детям, что имеется в виду, но передумал и просто заказал блюдо. – Смотрите сами. А еще лучше – попробуйте.
      Дети, увлеченные игрой, послушно принялись за еду.
      Джоанна все больше склонялась к мысли, что Доминик чертовски привлекателен. Его обаяние будоражило ее сердце. Впрочем, она убеждала себя в том, что это всего лишь профессиональная привычка, доведенная до совершенства. Ей нравилось, как он обращается с Джеффом и Кейт: обращая в шутку неприятные для них вещи, он добивается положительного результата. Так ему удалось убедить их попробовать салат и артишоки.
      – Верхняя более толстая часть несъедобна, ее срезают. Если этого не сделать, то такое ощущение, будто полный рот меха. А вот сердцевина. – Он положил кусочек на тарелку Джоанне. – Попробуйте, мадам.
      – Очень вкусно, – отозвалась Джоанна.
      – Теперь мне, – потребовала Кейт. – Я тоже дама.
      Доминик с ласковой улыбкой взъерошил ей челку.
      Когда они вышли из ресторана, дождь прекратился.
      – Можно нам мороженое? Мы ведь хорошо себя вели, правда?
      – Да, просто на удивление хорошо!
      Доминик настоял на том, чтобы оплатить обед, и расплачивался у кассы. Он посмотрел на Джоанну сквозь толстое стекло витрины и улыбнулся той теплой улыбкой, которую она помнила еще с Амстердама.
      – Спасибо за ленч, – поблагодарила она его, когда он вышел из ресторана. – Мы собираемся прогуляться за мороженым, пока дождь снова не начался.
      Судя по тому, как Джоанна твердо взяла за руки племянников, он догадался, что его не приглашают присоединиться к ним. Доминик откланялся и направился в противоположную сторону. Теперь он благодарил Бога за то, что так и не позвонил Джоанне, вернувшись в Нью-Йорк, хотя часто был близок к этому. Доминик не был уверен в том, что его попытка к сближению будет воспринята благосклонно, и не хотел быть отвергнутым. Сегодняшний ленч убедил его в том, что Джоанна совсем не заинтересована в нем.
 
      – Тетя Джоанна, а почему док не пошел с нами? – спросил Джефф.
      – Потому что, – отрезала Джоанна, чувствуя себя виноватой оттого, что так грубо обошлась с Домиником.
      – Так почему? – поинтересовалась Кейт.
      – Потому что я так решила.
      Дети скоро позабыли про Доминика и с наслаждением впились зубами в вафельные стаканчики с мороженым. Через час Джоанна повела их домой.
      – День прошел чудесно! – воскликнула Надин, встречая их на пороге. – Все получилось великолепно, и Люд был доволен мной. Наконец-то мы сняли сцену, которой занимались целую неделю. А вы как, дети? Дайте-ка лизнуть. Вкусно! Как погуляли?
      Дети заговорили хором, спеша поделиться с матерью впечатлениями о ленче и о своей встрече с Домиником. Джоанна тем временем подошла к бару и смешала себе виски с содовой.
      – …А она не позвала Доминика есть с нами мороженое, – с оттенком обиды заявила Кейт.
      – Осторожно, сейчас твое мороженое закапает на пол! – перебила ее Надин и отправила детей в ванную мыть руки.
      – Они совсем замучили тебя, раз ты сразу бросилась к бару? – спросила у сестры Надин.
      – Напротив, дети прекрасно вели себя. Просто я озябла немного. На улице сыро после дождя. – Джоанна немного лукавила. Ей показалось странным выражение лица Надин, когда она упомянула Люда.
      – А почему ты увела детей от Доминика? Что-нибудь было не так?
      – Нет, просто хорошего понемножку, – беспечно пожала плечами Джоанна. – Он, как истинный англичанин, настоял на том, чтобы заплатить за обед, и мне не хотелось обременять его еще и посещением кафе-мороженого.
      – Он тебе не нравится? Жаль, потому что он всегда был очень добр ко всем нам.
      – Ну почему же? Я хорошо к нему отношусь. И перестань изводить меня.
      – Я тебя не извожу. Что с тобой сегодня?
      – Ничего, – мрачно отозвалась Джоанна, чувствуя, что расслабилась от виски. – Просто мне не нравится, что ты все время хочешь свести меня с мужчинами, не вызывающими у меня никакого интереса. Да и у тебя тоже. У меня есть Люд. А если тебя так волнует Доминик, возьми его себе.
 
      Впрочем, не далее как в тот же вечер Джоанна уже пожалела, что была так резка с сестрой. Они с Людом проводили время за бокалом мартини, и Джоанна решила позвонить Надин и извиниться.

      Когда Люд снимал любовную сцену между Сюзанной и ее коллегой-адвокатом, актером Риком Лэнгли, последнего вдруг скрючило, и пришлось вызвать «скорую помощь». В больнице выяснилось, что у Рика острый приступ аппендицита.
      – Мы не можем продолжать до тех пор, пока не убедимся в том, что с Риком все в порядке, – заявил Люд, решив отложить съемки. – Воспаленный аппендикс – это не шутка, хотя, надеюсь, все обойдется. Я очень привязан к Рику, к тому же он хороший актер. Однако придется переснять все его сцены с дублером на тот случай, если он останется надолго прикованным к больничной койке.
      – Люд, мы не можем на ходу переделывать список актеров, – протестовала Ферн.
      – У нас нет выбора. Мы не можем задержать выход фильма. В любом случае двухнедельный перерыв взять придется. Я настаиваю.
      – Что ты собираешься делать? – с подозрением поинтересовалась Ферн.
      – Не беспокойся, – непринужденно ответил Люд и поцеловал ее в щеку. – Я никуда не собираюсь пропадать на это время.
      – Но он не может просто так взять и уйти! – воскликнула Надин, обращаясь к Ферн, глядя, как Люд покидает съемочный павильон.
      – Может. Он всегда так поступает.
      – А что нам делать все это время?
      – Репетировать. Вязать шерстяные свитера. Играть в русскую рулетку. Слушать выступления Великого Белого Вождя. Люда ничто не остановит и не переубедит.
      Надин не сомневалась: Люд уходит, чтобы провести это время с Джоанной, и эта мысль удручала ее. Она позвонила сестре в офис, но та ушла на ленч. Когда Надин пришла домой, ее ждало послание.
 
      Люд пришел к Джоанне на работу и рассказал ей о том, что случилось.
      – Скажи своему боссу, что ты немедленно уходишь в отпуск.
      – Ты смеешься! – воскликнула она. – Я не могу. Мы как раз сейчас заканчиваем голландский том.
      – Эбби может заменить тебя, – заявил он, когда та вошла в кабинет Джоанны.
      Джоанна продолжала слабо сопротивляться, пока Люд надевал на нее пальто.
      – Но Уинни еще не вернулся с ленча. Я не могу уйти прямо сейчас.
      – Можешь. Эбби именно так поступила бы на твоем месте. Правда, Эбби?
      – Я? Вы смеетесь! Да я готова пойти с вами когда и куда угодно!
      Люд послал ей воздушный поцелуй, полный искренней благодарности.
      – Это должно было случиться со мной, – едва слышно пробормотала Эбби себе под нос, помахав на прощание рукой.
      – Люд, это невозможно, – продолжала протестовать Джоанна на заднем сиденье такси, которое мчалось по направлению к аэропорту Кеннеди. – У меня на работе аврал.
      – Ничего подобного. Разве тебе не полагается месячный отпуск?
      – Да, но…
      – А ты брала в этом году всего полмесяца.
      – Но…
      Люд прервал ее долгим страстным поцелуем.
      – Люд, это безумие! Мы не можем никуда полететь. У меня нет с собой вещей. Куда ты меня везешь?
      – Вон к тому голубому лайнеру.
      Джоанна понимала, что это сумасшествие, но не могла ему противиться. Впервые в жизни она совершала нечто из ряда вон выходящее, и это приводило ее в восторг.
      Пока Люд покупал билеты, она позвонила Надин и оставила ей сообщение на автоответчике, затем поговорила с Уинни и постаралась насколько возможно разумно объяснить происходящее, то есть то, что объяснению не поддавалось. В трубке на время возникла мертвая тишина.
      – Я проинструктировала Эбби. Она вполне в состоянии довести дело до конца самостоятельно. Дело в том, что Люд уволок меня из офиса прежде, чем я успела понять, что происходит.
      – Хорошо. Мы справимся. Желаю приятно провести время. – В трубке раздались короткие гудки.
      Должно быть, Уинни рассердился. Если бы у нее оставалась хоть капля разума, то ей следовало бы немедленно вернуться в офис. Но противостоять напору Люда Хейли она не могла.
 
      – За нас. Пусть наша любовь не кончается! – произнес тост Люд, чокаясь с Джоанной.
      – Куда же мы летим, чтобы сделать ее бесконечной? В Лос-Анджелес?
      – Увидишь.
      Самолет поднялся в воздух, и только тогда объявили по радио, что самолет летит в Лос-Анджелес и Гонолулу.
      – Гавайи? – воскликнула Джоанна, вспыхивая до корней волос.
      – Это зависит от того, как ты будешь вести себя во время полета до Лос-Анджелеса.
      Она была потрясена. Люд все рассчитал: у них есть возможность улететь за шесть тысяч миль отсюда без паспорта.
      Когда в салоне демонстрировали фильм, Люд предпочел затемненную кабину, чтобы приласкать Джоанну.
      – Пожалуйста, перестань.
      – Хорошо. Я буду наверху в комнате отдыха, если ты соскучишься без меня.
      Если! Джоанна вернулась в салон и попыталась смотреть фильм, но не могла сосредоточиться, потому что по телу бежала мелкая дрожь.
      Люд сидел в комнате отдыха с двумя шикарно разодетыми пожилыми супружескими парами. Люд просматривал «Бизнес уик», но сразу же заметил вошедшую Джоанну и с улыбкой кивнул ей, предлагая соседнее кресло.
      – Как вам нравится полет, миссис?..
      – Леннокс, – с улыбкой отозвалась она. – Благодарю, мистер?..
      – Хейли, – церемонно поклонился Люд.
      Остальные присутствующие курили и вели неспешную беседу, пока Люд и Джоанна притворялись, что незнакомы. Одна из дам время от времени бросала в их сторону любопытные взгляды, и Джоанна не сомневалась, что она догадывается об истинной сути их с Людом взаимоотношений.
      Он придвинулся ближе, обратив на нее страстный жаркий взгляд, и Джоанне показалось, что от ее кожи стал подниматься пар. Люд не прикасался к ней, но языком жеста и телодвижений давал понять, как велико его желание обладать ею.
      – Я собираюсь выйти в туалет, миссис Леннокс, – прошептал он. – Подождите немного и отправляйтесь в дамскую комнату. Только оставьте дверь открытой.
      Это было сумасшествие!
      Однако Джоанна сделала так, как он просил, хотя сердце ее трепетало от страха, что кто-нибудь дернет за дверную ручку раньше Люда. Ее опасения были напрасны. Люд поспешно юркнул внутрь и закрыл за собой дверь на щеколду.
      – А теперь, миссис Леннокс, я хочу узнать, так ли вы соблазнительны внутри, как снаружи.
      Возбужденные необычностью места и страхом быть разоблаченными, они мгновенно сорвали друг с друга одежду. Люд прислонился к стене и поднял Джоанну перед собой так, что она могла обхватить его ногами за пояс. Они так сильно хотели друг друга, что кончили очень быстро и почти одновременно. Через десять минут Люд вернулся в салон и как ни в чем не бывало развернул газету.
      Джоанна пришла позже и села рядом, чувствуя на себе взгляд любопытной леди.
      – Мне бы хотелось поближе познакомиться с вами, мистер Хейли, – сказала она с кокетливой улыбкой.
      – Я очень рад. Сначала следует узнать друг друга как следует.
      Джоанне вдруг пришло в голову, как мало знает она о жизни Люда. Он упоминал, что родился в Лос-Анджелесе, получил солидное наследство от дедушки, который души в нем не чаял, и что начинал свою карьеру на телевидении актером-статистом. Отец Люда был профессиональным теннисистом, но запил и умер довольно рано от цирроза печени. Мать вышла замуж в четвертый раз за крупного торговца недвижимостью и поселилась с ним на Багамах.
      – Мы с отцом никогда не были особенно близки. Он пил не просыхая и ничего больше знать не хотел.
      – Зато мать, наверное, очень радовалась твоему успеху.
      – Да. Впрочем, она и не ожидала от меня меньшего. – Он обезоруживающе улыбнулся. – Моя мать – потрясающая женщина, настоящая леди. Возможно, именно поэтому я питаю особую нежность к слабому полу. Остерегайся мужчин, которые ненавидят своих матерей.
      – Моя мать умерла при родах, когда мы с сестрой были совсем маленькие, – сказала Джоанна, ощутив острый приступ давней боли. – Нас воспитывала тетя. Она старалась быть доброй к нам, но мне всегда казалось, что мама понимала бы меня лучше.
      – Скоро мы сядем в Лос-Анджелесе, миссис Леннокс, – улыбнулся Люд, ласково касаясь ее руки. – Я был счастлив доставить вам удовольствие. И ничто не мешает нам отправиться на Гавайи.
 
      Из аэропорта Лос-Анджелеса Люд забронировал для них номер в «Королевском отеле» на Вайкики.
      – Я часто бывал на Гавайях. Два моих отчима – третий и четвертый – вели здесь свои дела. Пойдем, моя маленькая малихини. Прежде чем укрыться в розовом дворце наслаждений, нам следует позаботиться о гардеробе.
      В торговом центре «Ала-Моана» они метались от прилавка к прилавку в каком-то безумном ажиотаже, как дети, оказавшиеся в отделе игрушек супермаркета. Они покупали друг другу одежду, не щадя кредитных карточек: нижнее белье, сандалии, купальники, джинсы, соломенные шляпы, косметику, яркие саронги – национальную одежду индонезийских женщин – для нее; бритвенные принадлежности, слаксы, белый пиджак и спортивные шорты – для него. В одном из отделов магазина они переоделись и приобрели два чемодана, куда и сложили остальные покупки.
      – У меня такое ощущение, словно мы стремительно спасаемся бегством, ограбив банк, – сказала Джоанна.
      – Посмотрим, что ты скажешь, когда увидишь наше гнездышко, – ответил Люд, сорвав цветок гибискуса и воткнув его в волосы Джоанне.
      Ее потряс роскошный «Королевский отель» – постройка двадцатых годов с розовым фасадом, утопающая в тропическом парке.
      Они пересекали холл вслед за коридорным, нагруженным их чемоданами, и Джоанна живо представила себе, как знаменитости прежних лет, например Мэри Пикфорд и Дуглас Фэрбенкс, безупречно одетые по последней моде, торжественно выступали по этим коврам среди игроков в поло, направляясь на веранду, где проводились танцевальные вечеринки.
      Их с Людом комната была выдержана в белых и розовых тонах, тех же оттенков были ковер с толстым ворсом и покрывало на постели.
      – Просто сказка! – воскликнула Джоанна, выходя на балкон, с которого открывался вид на Тихий океан. – Кажется, что между нами и Востоком пролегла бездна.
      Люд заказал «Маи Таис», который подали в высоких заиндевевших бокалах, украшенных фиолетовыми орхидеями и бумажными парасолями, воткнутыми в дольки ананаса.
      Они расположились в шезлонгах на балконе, любуясь закатом. Люд обратил внимание Джоанны на остров в океане.
      – Это Бриллиантовая Голова, потухший вулкан. Говорят, что именно здесь обитает Пеле, богиня огня.
      – Восхитительно!
      – Это ты восхитительна, моя всемогущая богиня огня, – прошептал он, лаская губами ее ухо. – Хочешь еще выпить?
      – Не могу больше. Этот коктейль – напиток, закуска и зрелище одновременно. Посмотри, моя орхидея уже закрылась и отошла ко сну.
      – Отойти ко сну – прекрасная идея. – Люд привлек ее к себе. – Давай последуем ее примеру.
      Так они и поступили.
 
      Люд и Джоанна взяли напрокат машину и объехали остров Оаху. Они посетили древнюю полинезийскую деревню, где местные жители демонстрировали множеству туристов, как правильно разбивать кокосовые орехи, танцевать хулу и делать набедренные повязки из тростниковых листьев. Кроме того, им удалось увидеть древний буддийский храм, величественный водопад – гордость островитян, и отверстие в прибрежном рифе вулканического происхождения, из которого хлестала вода, как из гейзера. Они ели ананасы, папайю и рыбу, приготовленную по здешнему рецепту – махимахи и опакапака, а на десерт отведали пирог с начинкой из экзотического ореха.
      Джоанна утопала в счастливом блаженстве, наслаждалась восхитительным мягким климатом, потрясающей природой, гавайской музыкой, повсеместно исполнявшейся на гитаре и укелеле, а главное, полным покоем и безмятежностью своего существования. Впервые в жизни она полностью отдалась во власть мужчины и не жалела об этом.
      Через несколько дней они перебрались на Мауи – утопающий в зелени остров с потрясающими видами.
      Люд решил остановиться не в отеле, а в частном доме на окраине Лахаины, старинного рыбацкого поселения, основанного в середине XIX века. Дом, принадлежавший друзьям его отчима, был окружен садом, там росли кокосовые пальмы, бананы, гуава, хлебные деревья, папайя и невиданной красоты цветы.
      Джоанна как зачарованная брела по тропинке вслед за Людом. Они вошли в дом, обставленный наподобие местных хижин. Вся мебель в нем была сделана из бамбука и прочной коры обезьяньего дерева.
      – А вот самая главная комната дома. Как тебе нравится кровать?
      Джоанна остолбенела при виде необъятных размеров кровати, на которой с легкостью могли поместиться четверо.
      – В ней есть что-то декадентское.
      – Надеюсь. На ней спали королева Эмма и король Камехамеха Четвертый. А примерно через час будем спать мы, – сказал Люд и, подняв Джоанну на руки, бросил ее на мягкий матрац.
      Наутро Джоанна проснулась с ощущением, что утопает в массе благоухающих цветов. Люд, одевшийся спозаранку в национальную хламиду, засыпал Джоанну охапками гибискусов и орхидей. Он нежно поцеловал ее в губы и разбудил приветствием на местном наречии:
      – Доброе утро, королева Джоанна. Я здесь, чтобы служить вам.
      Для начала он накормил ее изумительно вкусным завтраком собственного приготовления. Они продолжали играть в королеву и ее слугу весь день, купаясь, загорая и занимаясь любовью.
      Любой увидевший их вместе вряд ли усомнился бы в том, что Джоанна с ее светлой, выгоревшей на солнце шевелюрой, золотистым загаром и цветастым бикини – отпрыск королевского семейства. В то время как Люд, моментально ставший бронзовым на нещадном гавайском солнце, умело управлял серфом, как истинный индонезиец.
      Рука об руку они бродили по Лахаине, высматривая в антикварных лавках старинные статуэтки, вырезанные из раковин, которыми славился этот некогда знаменитый китобойный порт. Позже они пили мартини под навесом «Таверны пионеров» напротив огромной индийской смоковницы, в тени которой от палящих лучей солнца спасались торговцы.
      Ближе к вечеру они наняли шлюп и отправились на остров Молокаи. Там, причалив к коралловому рифу, они купались обнаженными и ныряли в ластах и с трубками. Люд бренчал на юке и по-гавайски пел «Прекрасная Лейлани», заменив в песне имя красавицы на имя Джоанны. Потом они занимались любовью на дощатой палубе шлюпа под звездным небом. Джоанна наслаждалась этой гавайской сказкой и мечтала о том, чтобы она не кончалась.
      Как-то Люд разбудил Джоанну в два часа ночи. Она не стала задавать ему вопросов, потому что любила сюрпризы, которые он то и дело ей преподносил. Они быстро натянули джинсы и свитера, налили в термос горячего кофе и сделали по паре сандвичей.
      Джоанна еще не совсем проснулась, но с любопытством смотрела в окно, когда их машина мчалась вверх по узкому серпантину горной дороги. Ее переполняло чувство восторга и предощущения чего-то необычайно прекрасного. Луна то показывалась из-за облаков, то пряталась. Джоанна успела разглядеть застывшие потеки вулканической лавы, огромные валуны, вырванные из скалистой тверди во время извержения. Все это создавало впечатление, что их путь лежит на край света.
      Люд точно рассчитал время, которое им понадобилось на подъем. Они вышли из машины на крошечной площадке на высоте десяти тысяч футов, когда первые лучи восходящего солнца окрасили линию горизонта в розовый цвет.
      – Потерпи немного, скоро станет тепло, – сказал Люд, обнимая за плечи дрожавшую от холода Джоанну.
      Когда желтый диск солнца стал медленно подниматься вверх, он взмахнул руками и радостно воскликнул:
      – Ну давай, давай, молодец! Ты можешь, я знаю!
      Джоанна рассмеялась и повисла у Люда на шее.
      Они застыли в благоговейном ужасе, когда солнце осветило огромный кратер вулкана, на краю которого, как выяснилось, находилась смотровая площадка.
      – Похоже на поверхность Луны с картины Ива Танги, – сказала Джоанна.
      – Да, правда. Это невероятно. Площадь основания кратера – двадцать пять квадратных миль. Здесь мог бы поместиться Манхэттен. Считается, что Халеакала не потухший, а всего лишь заснувший вулкан. Последнее извержение было каких-то несколько сотен лет назад. Оно может произойти в любую минуту.
      – В нас с тобой тоже в любую минуту может пробудиться вулкан, – с улыбкой вымолвила Джоанна, крепко сжимая его руку.
      – Мы здесь для того, чтобы любоваться прекрасными видами, а не провоцировать стихийные бедствия.
      Они пили обжигающий кофе, сидя на нагретых солнцем камнях, и не могли оторвать восхищенного взора от сказочной красоты ландшафта.
      Джоанна огорчилась, узнав, что это их последний день на Мауи. Она утратила счет времени. Да и кто смотрит на календарь, будучи в раю!
      Они прилетели в Гонолулу, и Люд сразу же сделал несколько телефонных звонков.
      – Пора возвращаться к делам. Рик поправился и готов приступить к съемкам. Завтра летим в Лос-Анджелес.
      Люд снимал просторную квартиру в Беверли-Хиллз, кроме того, у него был дом неподалеку от знаменитого пляжа Малибу. Они катались по городу в бежевом «мерседесе» Люда, и Джоанна впервые задумалась о том, насколько он в действительности состоятелен. Она с изумлением отметила, что Люд, оказавшись в Лос-Анджелесе, изменился. В спортивной рубашке, шортах, легких кожаных мокасинах и солнцезащитных очках за рулем шикарной машины он выглядел именно так, как принято изображать преуспевающих голливудских режиссеров.
      Следующие два дня Джоанна провела в захватывающем, доселе неизвестном ей мире телеиндустрии, в который ее ввели Люд и его продюсер Эд Сторман, глава пользующейся популярностью независимой телекомпании. Джоанна впервые имела возможность наблюдать Люда за работой. Когда он приглашал ее к себе на съемочную площадку в Нью-Йорке, Джоанна отказалась от визита, сославшись на занятость и нежелание мешать ему. На самом деле она подозревала, что ее присутствие на съемках удручающе подействует на Надин, и та станет хуже справляться с ролью.
      Они завтракали в «Ла Серре» в компании киношников: актеров, сценаристов, операторов. Они без умолку болтали о растущих ценах на прокат, о забастовках, новых технологиях и капризном зрителе.
      Обед у Чейзена затянулся до полуночи и проходил в бесконечных разговорах о том же. Когда они с Людом вышли наконец из ресторана, Джоанна, к своему изумлению, заметила, как из ночного супермаркета «Хьюго» на улицу вывалилась толпа кинозвезд с бумажными пакетами, набитыми провизией.
      Из разговоров Люда с коллегами Джоанна поняла, что его сериал о женщине-адвокате совсем не похож на обычную «мыльную оперу». Обычно первую серию сериала показывают по телевидению, чтобы выяснить реакцию зрителя. При удачном исходе предварительного показа выделяются деньги на дальнейшие съемки. С фильмом Люда получилось иначе. Сначала показ был отложен из-за забастовки, потом возникли проблемы с исполнительницей главной роли. Однако в это время сериал удалось продать за границу. Теперь Эд Сторман планировал вернуть его в Америку, обеспечить прокат и заработать на этом солидную сумму.
      В пятницу вечером приятели устроили настоящий прием в честь Люда, и Джоанна чувствовала себя королевой бала, купаясь в лучах его славы. Она пользовалась особым вниманием со стороны мужчин, и Люд притворялся, что ревнует ее.
      – Это потому, что я здесь с тобой, – заверила его Джоанна. – Не волнуйся, ведь на вечеринках допускается легкий флирт. Я принадлежу только тебе, и больше никто мне не нужен.
      – Я рад. Если бы кто-нибудь из них догадался, как ты прекрасна и неповторима, тебя бы отсюда не выпустили.

      Джоанна вошла в свой офис в восемь тридцать утра и обнаружила на столе целую кипу бумаг. Она с облегчением узнала о том, что голландский том вышел в свет без нее. Впрочем, она ожидала этого. Как известно, незаменимых людей нет.
      Уинни и Эбби появились на работе вовремя. Эбби просияла от радости, увидев Джоанну. Она громко восхищалась ее загаром, тем, как та похорошела и отдохнула, а когда Джоанна вытащила из сумки саронг, который специально купила для Эбби в Гонолулу, подруга едва не задушила ее в объятиях.
      Уинни тоже получил подарок – статуэтку красного дерева.
      – Спасибо, она великолепна. В следующий раз, когда самовольно сбежишь с работы, постарайся заскочить в Израиль. Моя матушка обожает иерусалимскую мацу.
      Уинни пытался шутить, но Джоанна видела, что он рассержен. Позже она выбрала время и зашла к нему в кабинет, чтобы извиниться.
      – Я понимаю, что это было безумие, но у меня не хватило сил ему воспротивиться.
      – Именно это меня и беспокоит, детка. Пойми, я очень хочу, чтобы ты была счастлива. Но ты чересчур счастлива – понимаешь, что я имею в виду? Это нереально. Боюсь, в один прекрасный день ты сверзнешься с высоты и увидишь, что твой очаровательный, неподражаемый Люд – обычный человек с обычными мужскими слабостями и недостатками.
      – В любом случае, – просияла улыбкой Джоанна, – мне с ним в сотни раз лучше, чем с кем бы то ни было. Что же касается работы, то готова наверстать упущенное время. Кстати, я видела книгу. Она получилась великолепной, но в ней чувствуется рука Крэника. Впрочем, я благодарна тебе за то, что ты взял на себя мою работу.
      – Ерунда. Я выручил тебя, ты когда-нибудь выручишь меня.
      Джоанна с головой ушла в работу, разочарованная тем, что Люд не позвонил ей с самого утра. Конечно, у него дел невпроворот после долгого отсутствия. Она это понимала, но все равно расстроилась. Надин тоже не позвонила, даже во время перерыва на ленч. Джоанна, приступившая к тому, посвященному Швейцарии, наскоро перекусила йогуртом прямо у себя в офисе. Она проработала до половины седьмого вечера, взяла такси и отправилась к сестре. В сумке у нее были подарки: коралловое ожерелье для Надин и игрушки для племянников.
      Дверь открыла миссис Уилсон. Выяснилось, что Надин отдыхает после работы, потому что плохо себя чувствует. Дети остались на ужин у ее подруги.
      – Что случилось? – в тревоге воскликнула Джоанна, ворвавшись в спальню.
      – Ничего страшного. Просто знобит, – хрипло отозвалась Надин. – Это уже целую неделю длится. А сегодня так скрутило, что я ничего не смогла сделать перед камерой.
      – Мне очень жаль. И голос у тебя какой-то странный.
      – Вот именно. А Сюзанна должна выступать в суде. Она не может каркать, как простуженная ворона. – Надин с завистью оглядела свою загоревшую сестру с ног до головы. – Как ты могла уехать, не сказав ни слова, даже не простившись?
      – Я звонила тебе. Неужели ты не получила моего сообщения на автоответчике?
      – Получила. Но ты не сказала, ни куда ты едешь, ни с кем.
      – Я сама узнала о том, что мы летим на Гавайи только в самолете. Ты же сама понимала, что я с Людом.
      Надин быстро сморгнула слезинку и закашлялась. Ее грудь судорожно содрогнулась.
      – Мне это не нравится, – сказала Джоанна. – Ты обращалась к врачу?
      – Поздно проявлять заботу! С тех пор как ты связалась с Людом, тебя словно подменили. Я никогда не предполагала в тебе столько эгоизма. Тем более по отношению к Кейт и Джеффу. Они очень огорчились, когда ты не появилась два уик-энда подряд.
      Джоанна была удручена и чувствовала себя виноватой.
      – Мне жаль, Надин, – сказала она, присаживаясь на край кровати. – Я постараюсь объяснить все детям. Пойми, я не могла не поехать. Ты получала мои открытки?
      Надин громко высморкалась и промолчала, глядя на сестру поверх носового платка. Ее раздражал вид счастливой, загоревшей и отдохнувшей Джоанны, которая провела романтический отпуск на Гавайях вместе с Людом. И это в то время, когда сама она торчала в душном Нью-Йорке без работы и едва с ума не сошла от скуки. К тому же ей некому было помочь с детьми. И после всего этого она еще смеет являться к ней с подарком!
      – Меня не задобришь дешевой безделушкой! – в ярости воскликнула Надин и отшвырнула сверток в угол комнаты.
      Джоанна остолбенела.
      – Как только я получила роль в этом фильме и сказала тебе, что встретила фантастического мужчину, ты тут же прибрала его к рукам!
      – Я?..
      – А кто же еще! В Нью-Йорке полно мужиков. В одной только «Омеге» их тысячи. А тебе подавай Люда Хейли!
      – Это он выбрал меня, а не я его, – поджав губы, отозвалась Джоанна, чувствуя, как в глубине ее сердца поднимается черная волна злобы. – Я сразу сказала тебе, что…
      – Ты много чего говорила! – отмахнулась Надин. – После того как ты вернулась из Европы, он не позвонил тебе, да? Это потому, что он встретил меня. Мы обедали вместе. Мы медленно, но верно сближались. А ты не могла оставить его в покое! Тебе понадобилось притащиться на эту проклятую вечеринку, чтобы увидеться с ним…
      – Я вовсе не собиралась на вечеринку! Я пришла, чтобы сидеть с твоими детьми! – гневно возвысила голос Джоанна.
      Надин вдруг разрыдалась и уткнулась лицом в носовой платок. Она знала, что сестра говорит правду. Почему же получилось так, что, не желая приходить сюда, она ушла с самым потрясающим мужчиной?
      Джоанна вздохнула полной грудью, стараясь успокоиться и взять себя в руки. Так вот какие чувства испытывала Надин по поводу их отношений с Людом! Оказывается, ее сестра обладает истинным актерским дарованием да еще и лицемерна к тому же.
      Надин, рыдая и кашляя, направила всю свою ярость на упаковку бумажных платков. Она рвала их в клочья в исступлении, граничащем с умопомешательством. Она сама во всем виновата! Ей так хотелось получить эту роль и великолепно сыграть ее, что она повела себя как пораженная «звездной болезнью» актриса массовки. Надин не сомневалась: Люд заинтересовался бы ею, если бы она вовремя дала ему понять, что интерес взаимен. А она вместо этого увлеклась работой. Джоанна между тем вернулась из Европы и атаковала его. Без сомнения, она пустила в ход все свое кокетство и окрутила Люда. А он не дурак, чтобы упустить то, что само плывет в руки.
      – Продолжать этот разговор бессмысленно, Надин, – окончательно овладев собой, заявила Джоанна. – Мне жаль, что я вторглась в сферу твоих интересов, но если бы тебе был нужен Люд, ты сказала бы мне об этом сразу. Коль скоро этого не произошло, я не считаю себя виноватой в том, что мы с Людом вместе.
      – Я так и поняла, – саркастически отозвалась Надин. – Только не надо притворяться невинной. Может быть, ты увела его у меня из зависти? Я ведь всегда имела больший успех у мужчин.
      – Надин, ради Бога, что ты говоришь! Да я просто влюбилась в него, вот и все! Это не имеет к тебе никакого отношения.
      В глубине души Надин знала, что Джоанна так и не смогла простить ей Карла. Знала бы Джоанна, от какой участи Надин ее уберегла, так была бы ей только благодарна!
      – Пожалуй, тебе лучше уйти, – отвернувшись, вымолвила Надин.
      – Я привезла подарки Кейт и Джеффу, – сказала Джоанна, поднимаясь.
      – Они в гостях. Вернутся не раньше чем через час.
      Джоанна рассвирепела и медленно залилась румянцем. Чем вызвана такая резкость по отношению к ней? И вдруг она догадалась, в чем дело. Надин плохо себя чувствовала, наболтала сгоряча глупостей и теперь сожалела об этом.
      В Джоанне возобладало привычное с детства покровительственное отношение к сестре, и она задержалась в дверях.
      – Может быть, тебе что-нибудь нужно? Хочешь, я по крайней мере вызову доктора? Или схожу в аптеку за микстурой от кашля?
      – Прекрати! Не нужно разыгрывать передо мной роль заботливой сестры. Если бы я была тебе хоть чуточку дорога, ты не сбежала бы тайно от меня на Гавайи. Господи, за все это время ты мне ни разу не позвонила! Две секунды, чтобы черкнуть открытку – это все внимание, которое ты сочла нужным уделить мне. Тебя не волновало, что я могу беспокоиться или что мне просто одиноко. И это все из-за Карла, скажешь, нет?
      Впервые за все эти годы Надин открыто заговорила об этой истории. Джоанна почувствовала, как у нее от приступа застарелой боли сжалось сердце.
      – Мои отношения с Людом никак не связаны с Карлом, – тихо вымолвила она. – Это совсем другое дело. Не забывай, что у вас с Карлом началось, когда мы с ним были почти что обручены.
      – Брось! Когда я приехала в Нью-Йорк, у вас с ним уже все разладилось. Просто тебе удобнее винить меня в своих неудачах.
      – Что ты хочешь этим сказать?
      – Я хочу сказать, что ты никогда не умела стать для мужчины по-настоящему значимой, увлечь его так, чтобы он и смотреть перестал на других. А мне это всегда удавалось.
      – Это неправда.
      – Нет, правда!
      – Я не желаю больше слушать этот бред!
      – И не слушай. Я тебя не держу.
      Джоанна вышла из спальни, хлопнув дверью, и сняла с вешалки пальто. Одеваясь, она слышала, как сестра говорит по телефону.
      – Папа? Да, это я… Нормально, но немного простудилась. Все обойдется, нечего беспокоиться. Просто захотелось позвонить тебе и узнать, как поживаешь…
      Джоанна уходила от Надин с тяжелым чувством обиды и ревности. Она понимала, почему Карл ушел от нее к Надин. Это произошло по той же причине, по которой отец с детства отдавал предпочтение сестре.
 
      Джоанна всегда с теплотой и благодарностью думала об отце. Он много работал и редко бывал дома, но всегда находил время поиграть с дочерьми. Она часто вспоминала, как он устраивал для них веселые катания на свинье по двору.
      Джоанна считала себя счастливым ребенком, потому что у нее была Надин, с которой всегда можно было обо всем поговорить, поиграть и даже спать в одной постели, когда вдруг становилось страшно в темноте. В течение первых шести лет жизни Джоанна ни разу не позавидовала сестре. Но смерть матери изменила их отношения.
      Сначала сестры сблизились еще сильнее, напуганные перешептыванием и вкрадчивой суетой соседок, заполонивших их сильно обветшавший дом. Сердобольные дамы приносили жареных цыплят и другую снедь, стараясь угодить девочкам и их отцу, замкнувшемуся в глубоком, озлобленном молчании.
      Через пару недель младшая, незамужняя сестра отца тетя Салли переселилась к ним и повела хозяйство. Она делала это довольно умело, и Джоанна поначалу искренне радовалась тому, что обед был вовремя приготовлен, а вся одежда находилась в безупречном состоянии – выстирана, выглажена, заштопана. Ей было приятно, что кто-то говорил им, когда ложиться спать и когда просыпаться.
      Однако тетя Салли была лишена утонченности своей покойной невестки. Джоанна, представляя мать в раю, словно наяву видела ее бледное лицо с ласковыми глазами, слышала ее тихий голос с благородным выговором обедневшей, но знатной семьи из западного Техаса. Одетая во все белое, она плавно и печально скользит среди облаков, иногда играя на цимбалах и напевая заунывные песни своей юности.
      Тетя Салли, как и отец, казалось, была скроена из грубого полотна, а не из тонкого канифаса. Ее нельзя было назвать привлекательной: коренастая фигура, массивные руки и ноги, невыразительные черты лица. После того как ее жених погиб во время Второй мировой войны, Салли осталась в родительском доме и похоронила обоих родителей. Она всегда недолюбливала невестку и считала ее «выскочкой», но когда брат овдовел, поспешила переехать к нему, чтобы позаботиться о потерявших мать близняшках, как она всегда их называла.
      Тетя Салли не играла на цимбалах, не читала книг и не замечала, что Надин прекрасно пела и танцевала, а Джоанна обладала способностями к рисованию. С другой стороны, она тут же отметила внешнее различие между сестрами, которое мать, напротив, всегда старалась игнорировать. Надин была меньше ростом и казалась более хрупкой, чем Джоанна, поэтому тетя Салли по десять раз на дню повторяла:
      – Джо, ты должна заботиться о своей сестренке. Она меньше и слабее тебя. Такая же хрупкая, как ваша матушка. Просто на ладан дышит! Только бы не померла раньше времени!
      Джоанна была потрясена таким заявлением. Она никогда прежде не замечала, что Надин более хрупка и слаба, чем она сама. Ведь они играли вместе, вместе шалили, за что получали одинаковое наказание от родителей. Тетя Салли же никогда не понимала, с кем из двоих говорит, если не видела их вдвоем или не опознавала их по одежде.
      Джоанна, теряясь в догадках, решила поговорить с тетей, на что получила ответ:
      – Конечно, ты сильнее. Ты родилась первой и весила больше. Бедняжка Надин появилась на свет такой крошкой! В ней еле теплилась жизнь, никто не был уверен в том, что она вообще выживет.
      Джоанна в то время едва стала понимать, как дети появляются на свет. Их мать умерла при родах вместе с братиком, которого они так никогда и не видели. Джоанна хотела поговорить с Надин о смерти и рождении, но сестра, к ее изумлению, отказывалась, сославшись на то, что у нее болит живот, или что-то попало в глаз, или просто убегала.
      Раньше Надин никогда не была неженкой, но теперь вдруг стала капризничать по пустякам, явно требуя особого внимания к себе.
      – Давай, Дини, – говорила Джоанна. – Ты можешь донести ведро с молоком так же, как и я.
      – Не могу, – протестовала Надин. – Оно очень тяжелое, Джен. Тетя Салли сказала, что ты должна помогать мне.
      Надин делала все меньше и меньше, и Джоанне приходилось брать на себя все больше обязанностей. Между тем, сколько ни старалась Джоанна угодить тете, та отдавала предпочтение Надин, уделяла ей больше внимания, то и дело ласкала и целовала ее. Джоанна страдала от недостатка участия, но не просила ни о чем, боясь быть отвергнутой. Она не видела никакого выхода из ситуации. Отец работал по восемнадцать часов в сутки, стараясь выжать из их клочка земли максимум возможного. Однажды Джоанна не выдержала: она увидела, как отец надевает пиджак, чтобы отправиться на работу, подбежала к нему и крепко обняла его за пояс.
      – Эй, малышка! Отпусти меня, – сказал он мрачно, высвобождаясь из ее объятий. – Сейчас не время для игр.
      Джоанна отшатнулась, потрясенная непониманием и отчужденностью отца.
      – А почему? – спросила она.
      – Потому что у меня есть всего лишь жалкий клочок земли, на котором даже тухлые груши не растут.
      Отец вышел из дома, и Джоанна успела услышать, как он вознес проклятия небу за то, что судьба послала ему дочерей, а не сыновей. Она стала молить Бога о том, чтобы как-нибудь превратиться в мальчика и помочь отцу в его делах на ферме. Может быть, тогда он будет больше любить ее.
      Тем не менее, когда он приходил с работы усталый, Надин оказывалась у него на коленях, и именно она пользовалась его скупыми проявлениями любви. Надин умела приласкаться к отцу и вызвать его на ласку. Улыбка сестры, которая так нравилась отцу, вызывала в Джоанне отвращение.
      Перед школой тетя Салли повела их в магазин готового платья и купила им одинаковую одежду. Мать никогда не одевала их одинаково. Теперь, глядя на сестру, Джоанна не понимала, где заканчивается она и где начинается Надин.
      – Джо, – сказала ей тетя Салли, выдавая два пакета с завтраком в тот день, когда они впервые должны были пойти в школу, – помни, что ты должна заботиться о своей младшей сестренке.
      Джоанна не хотела расстраивать тетю и промолчала в ответ. Тетя Салли высадила девочек напротив школы и уехала прочь в своем фургончике. Ей некогда было провожать их в школу, потому что дома ждали неотложные хозяйственные дела. Кроме того, она считала, что учителям за то и платят деньги, чтобы они заботились о детях. Надин взглянула на Джоанну, и слезы наполнили ее глаза. Джоанна проявила твердость, взяла за руку сестру и ввела ее в школу, сама готовая разрыдаться от боли и отчаяния. Она иначе представляла себе свой первый день в школе.
      – Посмотрите, они – близнецы! – Дети тут же окружили их плотным кольцом.
      Девочки раньше никогда не общались с таким количеством детей. Джоанне было не по себе оттого, что они оказались в центре внимания. Она еще крепче сжала руку сестры и хранила молчание. Надин, напротив, казалась польщенной вниманием к себе и охотно отвечала на вопросы, которыми их засыпали дети.
      И тут Джоанна увидела, как сквозь толпу к ним пробирается Ферн Бруннер. С той самой минуты она всегда околачивалась рядом с сестрами, стараясь втереться к ним в доверие. Ферн была шумной и беззастенчивой. Не прошло и пяти минут, как Надин вдруг стала ее «лучшей подругой».
      К огромному облегчению Джоанны, вскоре появились учителя и, разорвав плотный круг детей, развели их по классам.
      Учиться Джоанне понравилось. Она долго листала новую азбуку в глянцевой обложке, тетрадь и ручка восхитили ее не меньше. Джоанна внимательно слушала объяснения учительницы, стараясь не упустить ни слова, а то, как она писала мелом на доске, а затем магическим образом уничтожала написанное, привело Джоанну в неописуемый восторг.
      Однако перемена, которую она провела на школьном дворе, окруженная учениками, утомленными вынужденным сидением в неподвижности и обезумевшими от долгожданной свободы, оставила в ее душе тягостный след. Дети сразу почувствовали это и прониклись к ней недружелюбием.
      Надин, напротив, ощущала себя великолепно и с готовностью согласилась помериться с сестрой ростом, чтобы все могли убедиться в том, что Джоанна чуть выше. Она очень удивилась, когда Джоанна сказала, что плохо себя чувствует, и отказалась от завтрака.
      К счастью, Джоанне удалось незаметно улизнуть и уединиться у стены школы. Она издалека увидела Ферн и двух ее друзей, брата с сестрой, и успела спрятаться за угол так, что они прошли мимо, не заметив ее. До нее донесся обрывок их разговора.
      – Как тебе понравились сестры-близняшки, Бетти Сью? – спросила Ферн.
      – Надин очень понравилась.
      – Мне тоже, – согласилась Ферн. – А другая слишком воображает. Какая из двух кажется тебе симпатичнее, Би-Джи?
      – Брось. Его бесполезно спрашивать. Он терпеть не может девчонок, ведь так, Би-Джи?
      – Только тех, которые дразнятся, как ты. Надин симпатичнее, это точно.
 
      Ссора с Надин огорчила Джоанну и приуменьшила ее радостное настроение. Она поняла, что пришло время вернуться в реальный мир проблем и забот. Люд был настолько занят, что им не удалось увидеться до среды. Джоанна не сдержалась и рассказала ему о своем разговоре с сестрой, не оставив в тайне истинную причину их размолвки.
      – Скажи, ты приглашал ее обедать, пока я была в Европе? Она говорит, что ты заинтересовался ею, но она тебя не поощрила.
      Люд нахмурился и взял Джоанну за руку.
      – Мы действительно однажды пообедали вместе. Я не проявлял к ней интереса как к женщине. Более того, она тоже оставалась ко мне совершенно равнодушной до тех пор, пока не узнала о нашем с тобой романе. Может быть, в этом причина ее внезапной увлеченности мною, а может, дело в обычной привязанности актрисы к своему режиссеру, не знаю. Впрочем, значения это не имеет. Я люблю только тебя, Джоанна, верь мне. Если тебе не безразличен мой фильм, уладь отношения с Надин. Она очень вспыльчива и легкоранима, как все актрисы. Если ваш конфликт зайдет слишком далеко, это поставит под угрозу съемки. А у тебя есть голова на плечах и твердости не занимать. Сделай сама первый шаг к примирению.
      Джоанна согласилась позвонить Надин.
      Однако весь день Люд оставался озабоченным этой проблемой, которая серьезно его беспокоила. Они не любили друг друга той ночью. А Джоанна уже успела привыкнуть к тому, что Люд всегда в хорошем расположении духа и боевой готовности, когда они оказываются вместе в постели.
      «Наверное, я какая-то испорченная», – подумала тогда она.
      На следующий день Джоанна несколько раз пыталась дозвониться до сестры, но та упорно не желала с ней говорить и бросала трубку.
      В пятницу Люд отменил их встречу, сославшись на усталость. Джоанна окончательно утратила присутствие духа.
      Эбби уговорила ее пойти пообедать вместе, чтобы Джоанна хоть на время могла отвлечься от проблем, связанных с мужчинами. Она понятия не имела, что подругу беспокоил не столько Люд, сколько Надин.
      – После двух недель, проведенных в раю, спускаться с неба на землю очень тяжело. Кажется, что летишь в пропасть.
      – Я предполагала, что так и будет. Но позвонить в последнюю минуту и отменить свидание!..
      – Это типично. Мужчины – что ты хочешь! Сначала они наглядеться на тебя не могут, готовы умереть, когда предстоит хоть небольшая разлука. Со мной такая история не раз происходила. Если честно, я чересчур сдержанна и неплохо разбираюсь в мужчинах. Так вот, стоит мне расположиться к мужчине, как он, наоборот, начинает держать меня на расстоянии. Со временем к этому волей-неволей привыкаешь.
      – Но почему так?
      – Потому что мужчины не похожи на женщин, – веско заявила Эбби, потягивая «Кровавую Мэри». – Женщина строит гнездо. Мы ответственны за продолжение рода человеческого, поэтому нам нужна стабильность и надежность.
      – Но ты сама всегда обрываешь отношения раньше, чем они успевают стать серьезными.
      – Верно. Но я делаю это потому, что, как только располагаюсь к мужчине, он от меня отворачивается. Я сама иду на разрыв, потому что, если этого не сделать, будет хуже. Джоанна, я собаку на этом съела, и поверь мне, современные мужчины бегут от ответственности. Она их пугает.
      Джоанна простилась с Эбби сразу после обеда и поспешила домой. Раздевшись, она легла в постель, включила телевизор и наткнулась на повторный показ старого сериала Люда Хейли. Эпизод показался ей пресным и совсем не смешным. И вдруг она испытала такую сильнейшую тоску по Люду, что с трудом поборола в себе желание снять телефонную трубку и набрать его номер.
      Субботнее утро окончательно вывело Джоанну из состояния душевного равновесия. Они с Людом договорились пообедать вместе, но из Лос-Анджелеса прилетел его приятель и продюсер Эд Сторман, и Джоанна была обречена весь вечер слушать нескончаемые деловые разговоры. Однако отказаться от встречи с Людом она не могла.
      В тот самый момент, когда Джоанна решила еще раз набрать номер Надин, вдруг зазвонил телефон.
      – Я хочу извиниться перед тобой за все, что наговорила тогда сгоряча. Сама не знаю, что на меня нашло. – Голос Надин звучал сокрушенно. – Ты сейчас дома? Я заеду.
      Вся ее холодность исчезла без следа, Надин была оживлена и выглядела вполне счастливой.
      – Какая глупая ссора, Джен! Просто я плохо себя чувствовала, вот и сорвалась. Сегодня мы приступили к съемкам снова, и все прошло как по маслу. Прости, забудь все, что я тебе наговорила про Люда. Я вовсе не хотела тебя обидеть. В тот момент мне было очень тоскливо и одиноко – вы улетели неизвестно куда, а я осталась одна с детьми. Даже Джим, как назло, решил отправиться в Чикаго навестить родителей. Теперь он вернулся, и все совсем по-другому.
      У Джоанны от ужаса перехватило дыхание. Нет, она думала вовсе не о словах сестры – она почти не слышала Надин. Джоанна вдруг сообразила, что с тех пор, как они с Людом вернулись из поездки, у нее не было менструации. А она не только не принимала контрацептивов все это время, но вообще упустила это из виду.
      После ухода сестры Джоанна пересчитала оставшиеся в пачке таблетки – их оказалось больше половины. Она опоздала на неделю и вполне могла быть беременной.
      По легкомыслию ли она забыла про таблетки и не предприняла никаких мер предосторожности на Гавайях? Или она почти бессознательно хотела забеременеть от Люда? Она с замиранием сердца вспомнила, как Люд говорил, что был бы рад, если бы она родила ему ребенка.
      Впрочем, какая теперь разница, в чем истинная причина: ощущение счастья, перемена климата, ссора с Надин или что-то другое, теперь остается только положиться на судьбу и ждать.
 
      Обед с Эдом Сторманом и его женой оказался не так уж скучен, как предполагала Джоанна, и главным образом потому, что Люд был весел и невероятно обаятелен. Кроме того, он то и дело бросал на Джоанну восторженные, полные страстного желания взгляды, отчего она немедленно возбудилась.
      Когда они наконец добрались до постели, то едва не задушили друг друга в объятиях.
      Воскресенье было великолепным с утра и до вечера. Джоанна пошла с племянниками в Центральный парк кататься на лодке и искренне разделяла их радость и веселье. Как было бы прекрасно иметь своего ребенка! Ребенка Люда. Она обожала бы его, отдала бы ему всю любовь, на какую только способна мать.
      Вечером она устроила ужин при свечах. Однако мысль о том, что она беременна, не давала ей покоя.
      Единодушно отказавшись от десерта, они стали нетерпеливо раздевать друг друга прямо в гостиной. Позже они с удовольствием отведали в постели клубники с мороженым.
      Эбби ошибалась насчет мужчин вообще и насчет Люда в частности. Джоанна чувствовала, что они с каждой минутой становятся ближе и роднее, что их взаимная любовь и преданность станут залогом появления на свет желанного обоими ребенка.
      Люд лежал на спине, обняв Джоанну, и впервые со времени возвращения в Нью-Йорк наслаждался полным покоем. Жизнь наконец-то вошла в привычную колею, и дела пошли на лад. Надин снова стала полностью выкладываться на съемочной площадке вместо того, чтобы устраивать истерики; Джоанна была очаровательной и страстной, как прежде.
      – Спокойной ночи, радость моя, – пробормотал он. – И пусть тебе приснится, как мы любим друг друга.
 
      Надин сидела перед зеркалом и репетировала роль. Спустя долгое время ее снова увлекла работа. Накануне Люд похвалил ее за интересную трактовку эпизода.
      Она прекрасно выглядела и чувствовала себя на высоте. Ее глаза снова счастливо сияли, к волосам вернулся прежний блеск, а кожа стала бархатистой и приобрела нежный кремовый оттенок.
      Скоро съемочная группа должна была отправиться работать в Нью-Хэмпшир. Разумеется, Джоанна не сможет поехать с ними, потому что сама недавно вернулась к делам в издательстве. Кроме того, Надин собиралась попросить ее присмотреть за детьми в свое отсутствие.
      Надин понимала, что именно она важна Люду для карьеры, а не Джоанна. События последнего времени убедили ее в этом.
      Она отвлеклась от репетиции и стала мечтать о том, как сериал Люда принесет ей известность, она станет кинозвездой и сможет сама выбирать себе роли по вкусу. Но работать она согласится только с одним-единственным режиссером – с Людом Хейли. Который, разумеется, рано или поздно станет ее мужем.

      Каждое утро Джоанна просыпалась, все более утверждаясь в мысли, что беременна. Она уже почти не сомневалась в этом и приходила в истинный восторг от своего знания. У нее было вдоволь времени, чтобы предаваться фантазиям на эту тему, поскольку Люд пропадал на съемках с утра до вечера, и они могли видеться только по выходным. Редко среди недели. Но теперь это не имело значения, потому что Люд был великолепен, и Джоанна восхищалась им все сильнее.
      С Джоанной стали происходить странные вещи: она улыбалась на улице беременным женщинам и молодым матерям с грудными детьми на руках. Более того, она теперь не пропускала ни одну коляску, чтобы не заглянуть внутрь, заговаривала с чужими детьми в парке, когда водила на прогулку племянников.
      Она стала пить много молока, есть сыр, пачками глотать витамины, больше спать. Когда в воскресенье вечером Люд сообщил ей, что уезжает через две недели в Нью-Хэмпшир на съемки, она ужасно огорчилась.
      – Можно мне поехать с тобой, Люд?
      – Извини, любовь моя, но это невозможно. Мне очень не хочется расставаться с тобой, но там будет настоящий сумасшедший дом. Я уже заявил всем своим: никаких жен, мужей, любовников и детей. У нас ни минуты не будет для отдыха и развлечений.
      Джоанна ощутила легкое беспокойство, но тут же отругала себя за глупость.
      – Ты надолго едешь?
      – На три-четыре дня, если дела пойдут хорошо. Меня не будет примерно с понедельника до четверга.
      Джоанна промолчала. Они с Людом и так редко виделись в течение недели. Кроме того, у Надин снова наладились отношения с Джимом Суини, который также едет на съемки. Так что волноваться нечего. У нее и без того достаточно поводов для волнений. Она до сих пор откладывала визит к врачу, хотя понимала, что совсем скоро ей придется на это решиться.
      Эта перспектива пугала ее. Во-первых, надо найти хорошего врача, во-вторых, поведать ему свою долгую и печальную историю неудачных попыток родить ребенка. Он наверняка посоветует ей оставить работу и побольше времени проводить лежа в постели… А что, если она вовсе не беременна? Может быть, это просто какое-то заболевание? Или страстное желание иметь детей переросло в навязчивую идею, породившую такую симптоматику?
      Чтобы как-то развеяться и отвлечься от тягостных раздумий, в понедельник вечером Джоанна решила немного поиграть в теннис.
      Сначала она играла в паре с другой женщиной. Джоанна была сильной теннисисткой, и после небольшой разминки, они с партнершей легко обыграли соперниц.
      После чего они выпили томатного сока в баре и решили сыграть один на один. Выходя из бара, Джоанна в дверях столкнулась с Домиником Грэмом. Да так сильно, что едва не сшибла его с ног.
      – Добрый день. Извините, – смущенно улыбнулась она.
      – Это я виноват, Джоанна. Надеюсь, я не нанес вам никакого серьезного ущерба.
      – Нет. Прошу прощения, меня ждет партия, – пробормотала она и поспешила проскользнуть мимо него, чувствуя, как что-то смутное всплыло из глубин памяти и заставило ее бежать прочь.
      – Приятный парень, – заметила ее партнерша. – Хотя, наверное, зануда или что-нибудь в этом роде. Судя по тому, как ты сбежала…
      – Да, он очень симпатичный. Очень.
      Почему же кровь стучит у нее в висках? Отчего сердце колотится в груди с неистовой силой? Джоанна чувствовала такой необъяснимый страх, какой испытывает суеверный человек, когда проходит под прислоненной к стене лестницей или когда под ноги ему бросается черный кот.
      Она забеспокоилась еще сильнее, увидев, что Доминик играет на соседнем корте.
      Джоанна так разволновалась, что после ее первой подачи мяч угодил в сетку, а после второй залетел на соседний корт. Доминик подобрал его и отправил ей точным аккуратным ударом.
      Джоанна поблагодарила его и постаралась сосредоточиться на игре, но тщетно – игра не удавалась. Ее удары были сильными, но необдуманными. Соперница лучше владела собой. Она била коротко и точно, и Джоанне приходилось много бегать по корту. Первые два сета она проиграла. Пот градом катился у нее по лбу, и Джоанна подумывала о том, чтобы прекратить игру. И вдруг зелень корта стала расплываться у нее перед глазами, и она потеряла равновесие. Рухнув на землю, она лишилась чувств.
      В следующий миг Доминик уже склонился над ней, объясняя встревоженной партнерше Джоанны, что он доктор. Измерив Джоанне пульс, он нахмурился и послушал ей сердце.
      Через минуту она открыла глаза.
      – Я в порядке, честное слово. Просто голова закружилась, – слабо вымолвила Джоанна и настояла на том, чтобы подняться, хотя Доминик рекомендовал ей немного полежать.
      Он усадил ее на стул и принес стакан воды.
      – Когда вы в последний раз были у врача, Джоанна? – спросил он со смешанным чувством тревоги и сострадания.
      – Не помню.
      – Сходите к нему как можно быстрее.
      – По-вашему, это что-то серьезное? – Джоанна думала о том, понял ли Доминик, что она беременна, или нет.
      – Нет, не думаю. Но рисковать все же не стоит, – улыбнулся он. – В любом случае пока следует воздержаться от посещения теннисного корта.
      – Я испортила вам игру. Извините.
      – Не говорите глупостей. Послушайте, давайте я отвезу вас домой. Ночью выспитесь как следует, а завтра утром будете в полном порядке. Считайте здоровый сон моим профессиональным советом.
      Холодок пробежал по спине у Джоанны, когда она вспомнила, что именно беспокоило ее в отношении Доминика.
      – Все будет в порядке, – заверила она его и поспешила прочь.
      – Джоанна, позвольте мне хотя бы вызвать вам такси. Я просто настаиваю.
      – Мне нужно переодеться.
      – Хорошо. Я буду ждать вас у выхода.
      В раздевалке Джоанну стал бить странный озноб, и она закусила губу, чтобы совладать с собой. Она думала о Люде, о том, как он обрадуется, когда она ему скажет. Теперь у нее не было сомнений в том, что она беременна. Она падала в обморок единственный раз в жизни, и именно в таком состоянии.
      Доминик стоял на тротуаре перед клубом в теннисном костюме и безуспешно пытался поймать такси.
      – Черт бы побрал этих таксистов! Куда они все запропастились! – в отчаянии воскликнул он, перехватив взгляд Джоанны и смущенно улыбнувшись. – Я знаю, что выгляжу смешным. Похож на победителя Уимблдона, который пытается сбежать от журналистов.
      – Я признательна вам за заботу, но справлюсь сама. А вы возвращайтесь на корт. Я прекрасно себя чувствую и в состоянии поймать такси. – Она виновато коснулась его руки.
      – Нет, дорогая моя, об этом и речи быть не может. Я не допущу, чтобы потом говорили, будто я бросил даму в беде.
      Подъехала машина, и Доминик широким жестом распахнул перед Джоанной дверцу.
      – Спасибо, – пробормотала она, садясь в такси.
      Прежде чем закрыть дверцу, Доминик слегка коснулся ее щеки. Джоанна откинулась на спинку сиденья и вспомнила другой случай, когда Доминик не пришел на помощь «даме в беде».
 
      Когда Джоанна забеременела в третий раз, она захотела сменить доктора. Надин порекомендовала ей Доминика Грэма.
      – Он просто великолепен. Конечно, это недешево, но в больнице Святой Анны прекрасные условия для родов.
      – Наверное, так и есть, Надин. Но я не могу относиться к Доминику как к врачу. Я часто встречала его с женой на вечеринках у Эбби.
      – Ну и что? Эбби, кстати, мне его и рекомендовала.
      – Это большая разница. Ты не была с ним знакома раньше, не встречалась в обществе.
      – Зато теперь встречаюсь. Мы с ним друзья, я называю его по имени. Кстати, он был у меня на последнем обеде. Ты должна его помнить.
      – Нет. А когда это было?
      – Наверное, вы с Беном были в то время в отпуске, – задумавшись на мгновение, ответила Надин. – Я приглашала Эбби с ее парнем, Доминика с Алексис и еще одну пару. Уже не помню, кого именно. В любом случае готова поручиться, что Доминик потрясающий доктор. Обходительный, знающий, всегда готовый помочь. – Пока Надин говорила, двухлетняя Кейт пыталась вскарабкаться на колени к матери.
      – Хорошо, – сдалась Джоанна. – Наверное, мне все же следует обратиться к нему. Дини, как бы мне хотелось родить ребенка!
      – Родишь, Джен. Доминик об этом позаботится, – отозвалась Надин, передавая дочь на руки сестре.
      Джоанна записалась на прием к Доминику. У дверей его кабинета она заметила бедно одетую супружескую чету, по-видимому, испанцев. Они чувствовали себя среди состоятельных клиентов Доминика совершенно спокойно.
      Когда подошла очередь Джоанны и ее ввели в кабинет доктора Грэма, он остолбенел от неожиданности.
      – Я сестра Надин Баррет, – сказала она, чувствуя себя неловко.
      – Да, конечно. Я хорошо помню вас, Джоанна. Просто я не знал, что вы и есть миссис Бен Мэгид. Прошу вас, садитесь. – Он указал на кресло. – Чем могу служить?
      – Дело в том, что я беременна. За последние четыре года у меня было два выкидыша. Без каких бы то ни было видимых причин, – объяснила она и упомянула еще о некоторых деталях.
      Доктор Грэм не показался ей ни внимательным, ни чутким, хотя Надин отзывалась о нем именно таким образом. Он как будто вообще ее не слушал.
      – Я вынужден прервать вас, Джоанна. К сожалению, я в настоящий момент не беру новых пациенток с беременностью. Если речь идет об осмотре и каких-то рекомендациях, то я готов помочь. Но вести вас до самых родов я не смогу. У меня и так слишком много пациентов, особенно теперь, когда я стал заведующим отделением в клинике. – Он улыбнулся. – Извините, мне очень жаль. Но я могу порекомендовать вам прекрасного акушера.
      Джоанна осталась сидеть без движения, чувствуя, как кровь прихлынула к ее лицу. Доминик заполнял бланк приема пациента, а Джоанна обиженно разглядывала его. Он принял Надин, но отказал ей. У него огромное количество пациентов в клинике, вряд ли еще одна беременная женщина так уж серьезно изменит ситуацию.
      Выйдя из кабинета, Джоанна швырнула направление к акушеру в корзину для мусора. Она сама найдет доктора.
      Джоанна остановила свой выбор на очень опытном пожилом человеке с огромным стажем работы в родильных домах. Но все было напрасно: он не спас ее от очередного выкидыша.
      Однако с тех пор Джоанна не могла избавиться от мысли, что если бы Доминик стал ее лечащим врачом, она благополучно родила бы. И теперь у нее, как и у Надин, был бы свой ребенок.
 
      На следующее утро после своего падения в обморок на теннисном корте Джоанна ждала в приемной своего нового доктора и думала о том, что за давностью времени пора перестать винить Доминика за то, что он тогда отказал ей в медицинской помощи. Без сомнения, причины его отказа были истинно весомыми, а она просто погорячилась ввиду серьезности своего положения и решила, что он отдает предпочтение сестре.
      Джоанна обратилась к доктору Теодору Хэллорану, которого порекомендовала ей коллега из «Омеги». Хэллоран казался моложе своих лет, потому что носил огненно-рыжую бороду и пышную шевелюру такого же цвета. Казалось, что его познаниям в этой области нет предела. Он охотно отвечал на все вопросы Джоанны, относясь к ней как к разумному человеку, который в состоянии правильно оценить процессы, протекающие в его организме.
      Через два дня доктор подтвердил, что она беременна. Джоанна была уверена: на этот раз все пройдет благополучно. Ее отношение к предстоящим родам отличалось от того, какое было раньше. Она предполагала, что это связано с тем, кто отец ее ребенка. Бен никогда не горел желанием иметь ребенка, Люд – совсем другое дело. В нем Джоанна не сомневалась, и это придавало ей уверенности в себе.
      Когда она узнала, какую больницу рекомендует Хэллоран, ей стало не по себе.
      – Больница Святой Анны – лучшая в городе, миссис Леннокс, – заявил доктор, почтительно называя ее «миссис», хотя Джоанна предупредила его, что не замужем.
      Испугавшись в первый момент того, что может столкнуться там с Домиником, Джоанна взяла себя в руки и успокоилась. Может быть, если так случится, то это к лучшему.
      Она решила пока никому ничего не говорить о своем положении. Сначала ей хотелось самой убедиться в том, что все идет хорошо.
 
      Надин каким-то шестым чувством, которым обладают близнецы, угадала истинную причину блаженной улыбки, не сходившей теперь с лица сестры. Неужели Джоанна беременна? Ничего хуже она и представить себе не могла.
      Надин несколько дней подряд не находила покоя, думая о том, что теперь осуществить план завоевания Люда будет сложнее. Если Джоанна родит ему ребенка, он наверняка останется с ней.
      Она не хотела мириться с этой мыслью, не могла окончательно поверить в то, что сестра беременна. Тем более что в поведении Люда не произошло никаких изменений, а Надин наверняка была бы первым человеком, которому Джоанна сообщила бы такую радостную новость.

      Уинни пригласил Джоанну и Люда в Музей Уитни на открытие выставки современной скульптуры, которая была организована крупнейшими меценатами и коллекционерами.
      Джоанна надела кремовое плиссированное платье от Мэри Макфадден, потому что у него не было линии талии, а свою собственную, которая стала заметно шире в последнее время, ей хотелось скрыть. Она бродила по залам под руку с Людом и Уинни и думала о том, что стоит прийти сюда позже, когда ажиотаж схлынет, потому что выставка была довольно интересной.
      Доминик Грэм, член совета музея, привел сюда Эбби. Он заметил Джоанну первым и с неудовольствием перехватил полный любви взгляд, который она бросила на своего темноволосого спутника.
      – Смотри, Дом, вон Джоанна и Уинни.
      – Да, я их видел. Будь немного сдержаннее, моя дорогая. Не стоит кричать на весь зал, – сухо отозвался он.
      – Слушаюсь, сэр. – Эбби насмешливо отдала ему салют. – Ты что же, даже не хочешь поздороваться с ними?
      – Хочу. Всему свое время. Для этого будет более подходящий момент.
      Эбби, позабыв о том, что Доминик проявлял к Джоанне неподдельный интерес в Амстердаме, поспешила сообщить:
      – Этот парень с ней – Люд Хейли, ее новая любовь. Надеюсь, так будет всегда. Все при нем: обаяние, ум, талант. Хотелось бы, чтобы у него был брат. Впрочем, даже отец сгодился бы.
      Доминик выдавил из себя улыбку. Он не видел в Люде тех достоинств, о которых говорила Эбби, – возможно, ревность мешала ему сделать это. Спутник Джоанны действительно был шикарно одет, умел держаться в обществе и обладал лоском светского денди. Режиссер на телевидении. Так вот какие мужчины нравятся Джоанне!
      Доминик хотел бы избежать встречи с ними, но Эбби решительно потянула его через толпу.
      Он сдержанно кивнул Джоанне и ограничился вежливой улыбкой, приветствуя ее. Затем пожал руку Уинни и Люду, который, обменявшись с ним несколькими учтивыми фразами, переключил свое внимание на Эбби. Доминик был рад возможности поговорить с Уинни, пока Джоанна, ощущая неловкость в его присутствии, отошла в сторону и постаралась сосредоточиться на выставке. От бокала шампанского она отказалась. Доминик невольно поворачивался так, чтобы не упускать Джоанну из виду. Она надеялась, что к тому времени, когда снова присоединится к своим спутникам, Эбби уже утащит Доминика прочь. Но он, похоже, не собирался уходить, о чем-то оживленно беседуя с Уинни.
      Экзальтированная молодая особа подбежала к Люду и бросилась ему на шею. Без сомнения, это была актриса, привыкшая театрально выражать свои чувства и держаться на короткой ноге со всеми, кто, как и она, имел отношение к миру кино.
      Когда она замолчала, чтобы перевести дух, Люд воспользовался моментом и представил ее своим друзьям. Однако юная особа лишь кивнула остальным, сосредоточив все свое внимание на Люде. На ней было золотистое платье с открытой спиной и глубоким вырезом.
      Джоанна с ужасом подумала о том, какие нравы царят в Голливуде. Разумеется, Люд хорошо воспитан и не будет невежлив с женщиной, но разве обязательно улыбаться ей так, словно он не находит в ее экстравагантном поведении ничего предосудительного и, напротив, считает его вполне приемлемым и даже милым? Джоанне было неприятно оттого, что Доминик присутствует при этой сцене, хотя она понимала, что ей ни к чему принимать в расчет его мнение.
      Актриса увлекла Люда в сторону от компании, и Джоанна оказалась совсем близко от Доминика. Их отрезала от остальных толпа гостей, устремившихся к официанту с подносом, уставленным бокалами шампанского.
      Доминик, чувствуя необходимость что-то сказать, поделился с Джоанной своим впечатлением о скульптуре, возле которой они стояли.
      – По-моему, она очень интересна. По крайней мере автор сам сварил каркас, а не притащил с помойки перекореженный автомобиль, чтобы выдать его за произведение искусства.
      Джоанна внимательно слушала его, вежливо кивая в ответ. Она была благодарна ему за то, что он не стал расспрашивать ее о самочувствии и о том, ходила ли она к доктору.
      Одновременно Джоанна отыскивала взглядом Люда, надеясь, что актриса оставит его в покое и найдет себе новую жертву. Впрочем, Люд никогда не демонстрирует на публике их отношений. Он лишь изредка бросает на нее ласковые взгляды, и этого ей вполне достаточно.
      Доминик украдкой наблюдал за Джоанной и думал о том, что она, как и большинство беременных женщин, выглядит совершенно счастливой. Он встревожился, когда Джоанна упала в обморок, но мысль о том, что она беременна, не пришла ему в голову. Когда спустя несколько дней он по чистой случайности увидел имя Джоанны в списке пациентов Теда Хэллорана, то почему-то расстроился.
      И теперь, заметив, с каким беспокойством Джоанна ищет взглядом Люда, безусловно, ответственного за ее нынешнее положение, он проникся ненавистью к тому, кто оскорбляет ее публично своим недостойным поведением. Доминик невольно подумал, что такой мужчина, как Люд, наверняка произвел бы впечатление на его бывшую жену Алексис.
      Здоровенный тип, проталкиваясь через толпу, задел Джоанну плечом так, что она едва не налетела на каменную скульптуру.
      – Смотрите, куда идете! – резко осадил Доминик грубияна, который тут же принес свои извинения. Он взял Джоанну под руку. – Это просто возмутительно! Толпа народу и отвратительная вентиляция.
      – Я в порядке, – отозвалась Джоанна. Но это было не так. У нее снова закружилась голова, и она прильнула к Доминику.
      Он вывел ее на лестничную клетку, где было градусов на десять ниже, чем в залах, снял пиджак и, расстелив его на ступенях, усадил Джоанну. Она обняла руками колени и опустила на них голову. Через пару минут головокружение прошло, и она подняла на Доминика глаза.
      – Все в порядке. Спасибо. – И вдруг она поняла, что Доминик знает о ее беременности. Она невольно бросила взгляд на свой живот.
      – Не беспокойтесь, пока ничего не заметно, – улыбнулся он. – Просто я видел список пациентов доктора Хэллорана. У нас принято составлять план родов на несколько месяцев вперед.
      – Пожалуйста, не говорите об этом Эбби. Никому не говорите, – смущенно попросила его Джоанна. – Я хочу сохранить это в тайне до тех пор, пока не будет очевидно, что на этот раз… – Она осеклась, решив, что Доминик вовсе не обязан помнить ее историю болезни.
      Он в ту же минуту вспомнил тот давнишний разговор с Джоанной, участливо обнял ее за плечи и сказал:
      – Конечно, я понимаю. Но отец ребенка должен сдать кровь на тест. Я не стал бы тянуть с этим на вашем месте.
      – Я не буду. – Она поднялась и с сожалением посмотрела на пиджак Доминика. – Мне очень жаль.
      – Ничего страшного. Пойду скажу Люду, что вы ждете его здесь.
      Прежде чем Джоанна успела возразить, он отряхнул пиджак, надел его и направился в зал.
      Он с облегчением увидел, что Люд отделался от своей знакомой и теперь вместе с Уинни и Эбби беспокойно оглядывается, пытаясь понять, куда подевались они с Джоанной.
      – Джоанна на лестнице, – холодно заявил Доминик.
      Люд нахмурился, поблагодарил его и вышел.
      Он нашел Джоанну и привлек ее к себе.
      – Жаль, что нас разлучили, любовь моя. Эта Синди просто невыносима, от нее невозможно отделаться без того, чтобы не нанести сокрушительный удар по ее хрупкому самолюбию. Она, конечно, дала маху. Впрочем, иногда с ней такое случается от передозировки.
      Появился Уинни, и они все втроем ушли из музея.
      Вечер для Джоанны был безнадежно испорчен. Впервые за последнее время она со страхом смотрела в будущее. Она оказалась настолько погруженной в свое состояние, что перестала учитывать практические, жизненные обстоятельства. Если она уже сейчас не в состоянии полностью овладеть вниманием Люда, то как она сможет соперничать с экзальтированными, напористыми актрисами, когда станет толстой и неповоротливой?
 
      – Надеюсь, ты присмотришь за детьми, пока я буду в Нью-Хэмпшире? – спросила ее Надин по телефону.
      Джоанна уловила восторженные нотки в голосе сестры, и темные мысли завладели ее сознанием. Надин едет с Людом в Нью-Хэмпшир… Конечно, ничего между ними произойти не может. Там будет Джим, вся съемочная группа.
      Джоанна пыталась убедить себя в том, что ее опасения смешны, но не могла перестать беспокоиться.

      Джоанна получила сообщение от медсестры доктора Хэллорана с напоминанием о том, что отец ребенка должен сдать кровь на тест. Пришло время рассказать обо всем Люду. Он работал допоздна, поэтому они решили встретиться в ресторане.
      – Ты потрясающе выглядишь, моя радость. Рядом с тобой я чувствую себя грязным и измотанным после всей этой беготни и нервотрепки на студии.
      Джоанна слушала его рассказ о прошедшем съемочном дне. Люд был взбудоражен и напряжен. Момент для сообщения такой важной новости был не совсем подходящий, но Джоанна уже договорилась с доктором о том, что Люд придет сдавать кровь завтра утром. Значит, откладывать этот разговор невозможно.
      – Слава Богу, что сегодня пятница, – с улыбкой подняла она свой бокал.
      – Слава Богу, что у меня есть Джоанна, – ответил он в тон ей и бросил на нее такой взгляд, от которого Джоанну бросило в жар.
      Напитки и спокойная атмосфера ужина позволили им расслабиться и снять напряжение.
      Когда Джоанна заказала жареную лососину и маленький салат, Люд заметил:
      – Наверное, ты плотно завтракала сегодня, если совсем не голодна сейчас.
      – Да, мы перекусили с Эбби. До тех пор пока ты не взял на работу Надин, мы обычно завтракали по пятницам с ней. Кстати, как у нее дела на съемках?
      – Отлично, – ответил Люд, сосредоточившись на своем бокале.
      Он никогда не смотрел в глаза Джоанне, если ему приходилось врать, а это была чистой воды ложь. У Надин ничего не получалось, и это выводило его из себя.
      – Я так завидую всем вам. Едете в Нью-Хэмпшир. Сейчас весна, там, наверное, все в цвету.
      – Ничего подобного, – улыбнулся Люд. – Прогноз погоды на ближайшее время просто ужасен. Из Канады надвигается холодный фронт.
      – Тогда оденься потеплее.
      – Я с удовольствием взял бы тебя с собой, моя радость, но ты же знаешь, какова ситуация. Что с тобой?
      – Ничего, – ответила она и отодвинула тарелку.
      – Почему ты ничего не ешь?
      – Боюсь растолстеть.
      – Это невозможно, потому что ты и так ешь не больше воробья.
      – Зато любовью занимаюсь, как кошка, – вымолвила она с дрожью в голосе, хотя и не удержалась от насмешки над собой.
      Люд вскинул на нее глаза и на мгновение застыл в недоумении.
      – Господи! Джоанна, ты хочешь сказать… Ты имеешь в виду, что…
      Она кивнула.
      – Ты рад?
      – Еще бы. Просто это так неожиданно. – Люд не мог справиться с замешательством, в которое его повергло это известие.
      – Я тоже этого не ожидала, потому что все время принимала таблетки. Но когда мы отправились на Гавайи, я совсем про них забыла. У меня вообще все вылетело из головы. Но если ты против… если ты не хочешь, чтобы у нас… – Джоанна замолчала, в страхе ожидая его ответ.
      – Разумеется, хочу. – Люд обнял ее через столик и поцеловал, а затем спросил, застенчиво улыбаясь: – Как ты себя чувствуешь? Ты уже была у доктора?
      Джоанна заверила его, что все в порядке, и сообщила о том, что завтра утром ему нужно сдать кровь. Она сознательно умолчала обо всех своих выкидышах, решив, что ни к чему волновать Люда понапрасну.
      – Я пока никому ничего не говорила. Не хочу, чтобы об этом кто-нибудь знал. Даже Надин.
      Люд подумал, что Джоанна напрасно беспокоится о том, что он сообщит Надин о ее беременности. С Надин у него и без того было множество хлопот. Более того, он очень хотел бы завершить съемки прежде, чем Надин обо всем узнает. Нетрудно предположить, в какое состояние приведет ее известие о том, что у них с Джоанной будет ребенок.
      Люд испытывал странное чувство. Перспектива стать отцом радовала и в то же время пугала его. Он плохо представлял себе, как нужно обращаться с детьми. Он совсем ничего не знал о них, если не считать того, что с детьми много возни и что они все время кричат и плачут. Люд помнил, как Эд Сторман завешивал пеленками весь Голливуд, пока его сын не подрос. В это время Эд жаловался ему, что жена тратит все силы на ребенка и о сексе придется надолго забыть.
      Люд впал в задумчивость, но тут же поймал на себе встревоженный взгляд Джоанны и послал ей воздушный поцелуй. Затем достал ручку и начертил на салфетке вертикальную черту, разделив ее пополам. Озаглавив колонки буквами «М» и «Д», он передал салфетку Джоанне.
      – Эндрю, Андреа. Не знаю, может быть.
      – А как насчет Белинды или Берта? Бог мой, Джоанна, надеюсь, мы не собираемся обзавестись близнецами?
      – Вряд ли. Однояйцовые близнецы – большая редкость. Примерно один шанс против двухсот пятидесяти. Двуяйцовые рождаются чаще, но это наследственное. У меня в роду такого не было. А у тебя?
      Люд отрицательно покачал головой.
      – В таком случае вероятность небольшая: один к девяноста. Так что придется выбирать между Белиндой и Бертом.
      – Если честно, не так уж важно, как мы назовем ребенка. По мне все равно, лишь бы не Людвигом Младшим.
      – Не знаю. По-моему, Людвиг Второй звучит довольно колоритно.
      – Мне так не кажется. Это имя напоминает мне о безумном короле Люде Баварском.
      – Людвиг переводится на французский как Луи, да? Давай назовем его Луи, так короче.
      – Ты думаешь, что родится мальчик?
      – Или девочка. Как насчет Людвиги?
      – Как насчет того, чтобы уйти отсюда, прийти домой, лечь в постель и там окончательно решить этот вопрос?
      В эту ночь Люд был очень аккуратен и предупредителен, когда любил ее. Джоанна решила не говорить ему, что она вовсе не так уж хрупка и способна вынести более серьезный натиск. После Люд ушел на кухню и вернулся с мороженым.
      – Я столько не съем.
      – Съешь. Если хочешь, я принесу к мороженому рассол из-под огурцов.
      – Не говори глупостей. И потом, далеко не все женщины во время беременности приобретают склонность к таким диким вкусовым ощущениям.
      – А такое ощущение тебе не кажется диким? – спросил он, после чего зачерпнул ложечкой мороженое, положил его ей на сосок и нежно слизал.
      – Чудесно! Только очень холодно в первый момент. Мне нравится такая игра.
      Джоанна тоже зачерпнула мороженое и провела белую полосу от его груди до колена, а затем стала слизывать, чем привела его в неописуемое возбуждение, так что он забыл о ее состоянии и набросился на нее со всей страстностью, на какую был способен. Они любили друг друга особенно нежно, объединенные знанием того, что являются творцами новой жизни.
      После Джоанна лежала в его объятиях, умиротворенная и радостная. Их ребенок будет самым счастливым, потому что они с Людом будут любить его так же сильно, как любят друг друга.
      Люд задумчиво посмотрел на Джоанну, которая потихоньку засыпала, и осторожно убрал прядь волос с ее лба. Она показалась ему особенно красивой в этот момент, и на душе у него было светло и спокойно.
      Он впервые в жизни сделал женщину беременной и гордился этим, как мальчишка. Ему льстило, что Джоанна хотела родить от него ребенка. Он свыкнется с мыслью об отцовстве, и все будет великолепно.
      Этой ночью Люд заснул, покровительственно положив руку на живот Джоанне.
 
      На горнолыжной базе в Нью-Хэмпшире они снимали эпизод, где Сюзанна проводит уик-энд со своим коллегой, который по ходу фильма становится ее любовником. Однако его брошенная жена, ревнивая и мстительная, нанимает вертолет и настигает мужа с новой пассией в их убежище.
      Уже на второй день съемок все пошло вверх дном. Стояла невероятная стужа, необычная для этого времени года. Когда снимали любовную сцену, разорвало водный насос, который попал в кадр в самый неподходящий момент. Затем Рик пожаловался, что у него болит горло, и Надин отказалась целоваться с ним, опасаясь заразиться. Она вела себя как капризная и вздорная актриса, мнящая себя кинозвездой. Люд этого терпеть не мог. За обедом она так откровенно флиртовала с ним, что Люд был вынужден свернуть это мероприятие пораньше, сославшись на то, что завтра предстоит трудный день и всем не помешает пораньше лечь спать.
      Люд поспешил скрыться у себя в номере, до предела раздраженный поведением Надин. Он пока не представлял, как это сделать, но решил раз и навсегда отучить Надин от неумеренных публичных проявлений любви по отношению к себе. Особенно это было важно теперь, когда у него появилась ответственность перед Джоанной.
 
      У себя в номере Надин хлебнула вина из бутылки, которую тайком вынесла из кухни. Накануне все было хорошо, а сегодняшний день выдался на редкость отвратительным.
      Хотя Надин уже много лет назад бросила курить, теперь она не удержалась и купила себе пачку сигарет. Более того, почти в один присест она выкурила полпачки. В горле у нее першило. Надин испугалась, что Рик заразил ее, рассердилась на него и на весь мир. Люд не настаивал на том, чтобы они продолжали снимать любовную сцену, но Надин видела, что он вне себя от ярости. Очевидно, он счел ее отказ продолжать съемки проявлением непрофессионализма и за обедом полностью игнорировал ее.
      Надин легла в постель. Несмотря на то что она изо всех сил прислушивалась, ни единого звука, который бы доносился из-за стены, уловить ей не удалось.
      Через каждые несколько минут она смотрела на часы. Половина первого, без десяти час, десять минут второго. Все спали. И только она лежала без сна, обуреваемая беспокойством, злая, с больным горлом.
      Она провела по животу рукой, представляя себе, что это делает Люд, но воображение подвело ее, и она расстроилась еще сильнее. Затем вскочила с постели и босиком, в одной ночной рубашке вышла в коридор.
      Через несколько минут Надин вернулась. Она достала пузырек с транквилизатором, высыпала его содержимое на ночной столик и стала запихивать таблетки в рот, запивая их вином.
      Наконец она успокоилась и забылась сном.
 
      Джоанна ужасно спала в ту ночь, терзаясь мыслями о Люде и Надин. Она пыталась заставить себя выкинуть из головы эту ерунду. Люд любит ее, у них скоро будет ребенок. Что еще ей нужно?
      Брачное обязательство. Эти слова возникли у нее в сознании прежде, чем она успела им воспротивиться. Какая же она идиотка! Разве Люд не сказал еще в самом начале их романа, что возьмет ее с собой в Лос-Анджелес? А теперь, когда она собирается родить ему ребенка… Джоанна тяжело вздохнула и сделала глоток молока из стакана, стоявшего рядом на столике. Если она не справится с бессонницей, это может плохо отразиться на ее беременности. Однако она не могла избавиться от мысли, что с Людом не все в порядке. Или с Надин. В какой-то момент Джоанна готова была уже снять телефонную трубку и набрать номер в Нью-Хэмпшире.
      Она допила молоко, легла на спину и решила сделать дыхательные упражнения. Они помогли ей расслабиться и заснуть. Джоанне приснился в ту ночь странный сон.
      Она присутствовала на роскошном приеме в Малибу. На руках у нее был ребенок. Откуда-то появился Люд, перед ним оказался микрофон.
      – Разрешите представить вам мою жену, – сказал он и протянул к Джоанне руку. Она попыталась дотянуться до нее, но не смогла. И вдруг ребенок исчез, а их с Людом руки так и не соединились, хотя она тянулась к нему изо всех сил.

* * *

      Откуда-то издалека до Надин донесся голос. Кто-то звал ее по имени. Она с трудом разлепила глаза, казалось, ее веки налиты свинцом.
      – Нэдди, ради Бога, ответь мне, – умолял голос за дверью.
      Надин приподнялась на локте, комната кружилась у нее перед глазами.
      – Ферн? Я… я сплю.
      – Так просыпайся скорее. У тебя всего десять минут.
      – Принеси мне, пожалуйста, кофе.
      Надин с трудом спустила ноги с кровати и только тогда заметила на туалетном столике остатки таблеток, которые пила ночью. При свете дня желание покончить жизнь самоубийством показалось ей нелепым, однако, оценив количество оставшихся на столике таблеток и вина в бутылке, она поняла, что находилась на волоске от смерти. Если бы она проглотила еще несколько пилюль, ее уже ничто не спасло бы.
      Ночные мысли и переживания нахлынули на нее с новой силой. Надин едва не расплакалась от обиды и ярости и с силой растерла кулаками глаза.
      Ферн постучала в дверь и сказала, что принесла кофе. Надин быстро спрятала недопитую бутылку вина и остатки таблеток, прежде чем открыть.
      – Фу, как у тебя накурено! Надин, что случилось?
      – Ничего. – Она выдавила из себя улыбку. – Просто выпила лишнего вчера. Спасибо за кофе. Оставь его, пожалуйста, на столе. Я буду готова через минуту.
      – У тебя жуткие мешки под глазами, – внимательно оглядев Надин, заметила Ферн. – Плохо спала ночью? Как же ты будешь сниматься? Люд придет в ярость.
      «Пусть Люд убирается к черту», – подумала Надин.
      – Не волнуйся, я приведу себя в порядок. – Надин как бы со стороны услышала свой слабый голос и снова улыбнулась, чтобы придать самой себе уверенности. – Мне немного не по себе после вчерашнего, но я справлюсь. Только поддержи меня, если ты мне подруга.
      – Конечно, я тебе подруга.
      Тем не менее Ферн была в первую очередь ассистентом Люда. Она разыскала его и взволнованно схватила за руку.
      – Потом, – отозвался он.
      – Это важно. Надин в ужасном состоянии. Будет лучше, если ты что-нибудь придумаешь.
      – Что? Что я должен придумать? Держать ее за руку? Нянчиться с ней с утра до вечера?
      Ферн подумала о том, что, если бы Люд провел с ней ночь, Надин не стала бы принимать то, чем довела себя до такого полуразрушенного состояния. Разумеется, она не осмелилась высказать свою мысль вслух.
      – Просто дай ей понять, что она важна тебе. Прояви к ней побольше внимания.
      – Я и так внимателен к ней. Но всему есть предел, Ферн. Я не собираюсь подавать ей беспочвенные надежды, ясно? – Люда окончательно вывело из себя то, что Ферн так беспардонно намекает на то, какого именно внимания нужно от него Надин. Прежде чем Ферн успела что-либо ответить, он уже отошел.
      Надин быстро одевалась, прихлебывая горячий кофе. Ее подташнивало, и голова кружилась, но она решила не поддаваться слабости. Напротив, она преисполнилась решимости показать Люду, на что способна. Он должен убедиться, что нашел в ней прекрасную актрису.
      Однако, уже одевшись, Надин обнаружила, что руки у нее предательски дрожат. Она посмотрела на себя в зеркало и вдруг увидела там маленькую девочку, рядом с которой всегда находится сестра. Они были неразлучны, поддерживая друг друга, когда приходилось противостоять опасностям и страхам внешнего мира.
      – Джен, как бы мне хотелось, чтобы ты была здесь, – вырвалось невольно у Надин.
      Черт побери, ей просто необходимо привести в порядок нервы! Она приняла несколько таблеток и запила их вином.
      На съемочной площадке ей стоило невероятного труда сосредоточиться на работе. Она избегала встречаться взглядом с Людом и поднимала на него глаза только при необходимости. Надин послушно выполняла все его требования и даже не жаловалась на холод, хотя по спине у нее бежали мурашки. В комнате ярко пылал камин, но Надин не становилось теплее, и она старалась не отходить от него. К сожалению, ей приходилось время от времени прогуливаться по комнате, пока Рик убеждал ее, что добьется у жены развода.
      – Молодец, Надин. Отлично. Перерыв пятнадцать минут. А сейчас я хочу внести кое-какие изменения в реплики Рика.
      Люд просматривал сценарий вместе с автором, приятно удивленный хорошей игрой Надин, в особенности после того, что сказала ему Ферн. Он подозревал, что у Надин что-то на уме, но раз это не мешает работе, то и Бог с ней.
      Во время ленча Надин сидела рядом с Джимом Сиуни и отвечала на его попытки завязать беседу односложно и с явной неохотой. Джим добивался внимания Надин тем упорнее, чем она отвергала его. Наконец она потеряла терпение и нагрубила ему.
      С другой стороны от Надин сидел Томми, пилот-вертолетчик, втайне восхищавшийся ею. Она принялась флиртовать с ним, украдкой поглядывая на Люда, чтобы выяснить его реакцию. Разумеется, Люд привык к тому, что женщины сходят по нему с ума. Все же Надин хотелось вызывать в нем интерес хотя бы настолько, чтобы он увидел, что она оказывает благосклонность другому мужчине. Надин свирепо проводила взглядом Лорри, дочь начальника базы, которая прислуживала им за столом, пожирая Люда сияющими глазами. Лорри была молоденькой, симпатичной и в меру легкомысленной. На самом деле шансов завлечь Люда у нее было больше, чем у любой женщины из его команды, но она смотрела на популярного режиссера как на недосягаемую звезду, не помышляя даже о возможности сближения. Люд ласково улыбался девушке, чтобы поддержать в ней восторженный интерес к себе, который ему льстил, хотя и не стремился подавать ей никаких надежд.
      Надин много пила за столом и почти ничего не ела. Она оперлась на плечо Томми и прижалась бедром к его бедру.
      Этот двадцатипятилетний деревенский парень никогда не имел дела с такими роскошными женщинами, как Надин Баррет, и просто млел от счастья.
      Ферн оказалась поблизости и заметила, что происходит. Она посчитала своим долгом предостеречь подругу от неверного шага, могущего иметь неприятные последствия, и знаками пыталась привлечь ее внимание. Однако это не помогло.
      В отчаянии Ферн нацарапала несколько слов на клочке бумаги и отправила записку Люду, который на противоположном конце стола обсуждал со сценаристом текст. Люд развернул бумажку, прочел записку, нахмурился и скомкал ее. Ему не хотелось отрываться от дела, и он решил разобраться с Надин позже.
      Однако записка Ферн расстроила ход его мыслей, и он уже не мог как следует сосредоточиться. Тем более что его слух то и дело улавливал взрывы пьяного хохота Надин, который представлялся ему грубой пародией на смех Джоанны.
      – Радость моя, тебе не кажется, что пора остановиться? – стараясь скрыть раздражение под намеренно умильным тоном, сказал Люд, обращаясь через стол к Надин. – Днем тебе предстоит большая сцена с Меган.
      – Времени еще хоть отбавляй, – легкомысленно отозвалась актриса. – К полудню я буду трезва и рассудительна, как и подобает прогрессивной женщине-адвокату. – Она громко рассмеялась своей шутке и положила руку на колено Томми, призывно улыбаясь и втайне надеясь, что он не испортит игру смущенным румянцем. Томми оправдал ее ожидания. Он осмелел от выпитого вина и откровенно похотливо уставился ей в глаза.
      Люд тяжело вздохнул, покачал головой и отвернулся. Если Надин испортит послеобеденную съемку, ему придется запретить вино за ленчем.
      После ленча Надин, обняв Томми за талию, увлекла его в свою комнату.
      – Хочу надеть что-нибудь потеплее. Посиди там, – сказала она, кивая на кровать.
      Томми покорно сел, от возбуждения у него перехватило дыхание.
      Надин тем временем сняла с себя все, кроме лифчика и трусиков, включила радио и стала танцевать.
      – Ты покатаешь меня на своем вертолете?
      – Не могу. Я на работе. И потом, горючее на учете. Если кто-нибудь узнает, что…
      – А кто узнает? Все заняты на площадке. А за горючее я заплачу. Иди сюда, потанцуй со мной.
      Томми медленно поднялся. Надин влекла его к себе, ее движения бедрами доводили его до безумия.
      Она приблизилась, не переставая танцевать и откровенно дразня его. Наконец Томми не выдержал и сделал неуклюжую попытку обнять и поцеловать ее. Надин увернулась, но он подступил ближе. Тогда она обвила его руками за шею и поцеловала, страстно раздвинув его губы языком и одновременно прижавшись животом к его чреслам.
      Томми тяжело дышал, его щеки ярко пылали огнем желания. Он сжал ладонями ее грудь.
      Надин расстегнула лифчик и подалась к нему сильнее, лаская его массивные плечи и спину, а затем поясницу и ягодицы.
      Томми взревел, как раненый бык, подхватил ее на руки и, бросив на кровать, стал срывать с нее трусики.
      Надин свела бедра и как бы нечаянно коснулась его плоти рукой.
      – О, малышка… – простонал он, закатив глаза.
      Неожиданно она вывернулась из-под него, вскочила с кровати и схватила в охапку одежду.
      – Все будет после того, как ты прокатишь меня на вертолете, – пообещала она.
      Томми не сразу пришел в себя и несколько минут пластом пролежал на кровати, после чего сел и растерянно вымолвил:
      – Но если мы полетим сейчас… то опоздаем. Пока мы вернемся и все такое… то есть я хочу сказать, что в три тридцать я должен быть на съемочной площадке.
      – Мы успеем.
      Натягивая джинсы, Надин чувствовала на себе жадный взгляд Томми и поэтому сладострастно поглаживала себя по животу и бедрам. А прежде чем застегнуть лифчик, она намеренно провела кончиками пальцев по коричневатым соскам, отчего глаза Томми подернулись влажной пеленой. Он сходил с ума от вожделения и готов был на что угодно, чтобы добиться ее. В этот момент музыкальную программу прервал прогноз погоды.
      – Слышишь? Обещают снежную бурю. Надо сказать мистеру Хейли. Наверное, он решит отложить съемки сцены в вертолете до завтра.
      – Ты ведь не боишься? Я не думаю, что в середине апреля действительно может быть снежная буря.
      – Еще как может! Здесь бывают такие ураганы, о которых ты никогда даже и не слышала, – попытался возразить Томми, но Надин прервала его поцелуем.
      Как непослушные дети, затеявшие шалость, они тайком выбрались на улицу и побежали к вертолету, взявшись за руки.
      Томми запустил двигатель. Надин, восхищенно затаив дыхание, видела в иллюминатор, как хвост вертолета медленно приподнялся и машина взмыла над верхушками деревьев. Она наслаждалась свободой и плавным движением тяжелой машины.
      – Эй, Томми, как насчет травки? – спросила она, доставая из сумочки сигарету и прикуривая ее. – Отличная травка, гавайская.
      – Не могу, – громко ответил он, стараясь перекричать рокот двигателя. – Так я не смогу сосредоточиться.
      – Брось, затянись хоть раз! Увидишь, как хорошо тебе сразу станет. – Она протянула к губам Томми сигарету, опершись рукой на его колено и погладила, словно невзначай коснувшись паха.
      Томми задохнулся от восторга, и Надин, пользуясь этим, вложила ему в рот сигарету и заставила глубоко затянуться.
      Они курили одну сигарету на двоих. Надин не переставала дразнить его. Ей нравилось видеть, как силится он справиться одновременно с управлением машиной и собственной эрекцией. Власть, которой она обладала над Томми, приводила ее в состояние эйфории. У нее кружилась голова от восторга, когда она смотрела вниз. Как прекрасно было парить среди облаков над холмами! Иногда у нее возникало ощущение, что она взмыла в небеса сама по себе, без помощи вертолета.
      Надин видела профиль Томми, и внезапно отчаянная мысль пришла ей в голову: что, если расстегнуть ему джинсы и…
      Вдруг лицо Томми окаменело, он стал пристально всматриваться в большое белое облако, появившееся прямо у них по курсу.
      – Не волнуйся, любовь моя, – прошептала она ему в ухо, нежно теребя мочку губами. – Сейчас мы скроемся в волшебном облаке, и никто нас не увидит. – С этими словами она потянулась к молнии на его джинсах.
      – Прекрати, слышишь?! – крикнул он, локтем отталкивая ее руку. – У нас большие неприятности.
      Надин, удивленно оглядевшись, увидела, как за бортом вертолета кружится рой снежинок. Через мгновение налетел страшный ураганный ветер, с которым легкая машина едва справлялась. Томми что-то говорил ей, но Надин не слышала, испуганно вжавшись в кресло.
      – Эй, хватит! – крикнула она, когда вертолет бросило из стороны в сторону. – Что за шутки! Это не смешно!
      – Надо возвращаться! Черт, я как чувствовал, что это до добра не доведет! – воскликнул он.
      В этот момент Надин ужасно захотелось, чтобы рядом оказался Люд. Быть с Томми, как выяснилось, совсем не то же самое. Он еще слишком молод и неопытен, поэтому в сложной ситуации начинает паниковать. Люд на его месте постарался бы успокоить Надин и блистательно продемонстрировал бы свое мастерство пилота.
      Ветер тем временем крепчал, и вертолет вдруг подхватило, перевернуло вокруг оси и одновременно швырнуло куда-то вниз. Надин крепко вцепилась в подлокотники кресла и стала молить Бога о спасении.
      – Я не могу развернуться, – крикнул Томми. – Попробую посадить машину.
      – Сажай же, черт тебя побери! – презрительно отозвалась Надин.
      Или эти слова прозвучали только в ее мыслях? В ушах у нее стоял грохот, и она сама себя не слышала. Она думала о Люде. Пропади пропадом этот Томми! Какого черта она делает с ним здесь, когда ее трясет и болтает, словно в маслобойке!
      Надин вдруг поняла, что совсем не боится за себя. Ей все равно, что с ней станет. Но если у нее не будет Люда, то не будет ничего и никого. Ей нужен только Люд.
      Она закрыла глаза и, внезапно успокоившись, откинулась на спинку кресла. Момент, когда двигатель остановился, не запечатлелся в ее памяти.
 
      Джоанна сидела в кабинете Уинни и болтала с ним о всяких пустяках. Она прекрасно себя чувствовала, потому что ночью ей удалось выспаться. Правда, она не завтракала – не смогла проглотить ни крошки – зато, вероятно, днем ее не будет тошнить.
      – Я нагрузила Эбби работой над обложкой для швейцарского тома. Она прекрасно справляется, Уинни. Только опыта ей пока не хватает.
      Уинни с подозрением взглянул на Джоанну поверх очков, пытаясь угадать, с какой стати она завела разговор об Эбби. Уж не собирается ли она бросить работу? С Людом у них, похоже, все продолжается. Вероятно, у него серьезные намерения насчет Джоанны.
      Он сокрушенно вздохнул. Если Джоанна уволится, ему придется трудно без нее. Но, с другой стороны, не может же он рассчитывать, что она пожертвует своим счастьем ради него или ради «Омеги».
      – Есть два варианта, – сказала Джоанна, доставая из папки иллюстрации для обложки. – Заснеженные вершины гор выглядят сурово и неприступно, в них есть что-то притягательное, как и в самих швейцарцах. Но мне по душе озера. Это помягче и в духе импрессионизма.
      – Не ожидал, что ты так скажешь, – усмехнулся Уинни. – Раньше тебе больше понравились бы горы. Я заметил, что в последнее время ты и сама стала мягче.
      – Это потому, что я беременна, – отозвалась она.
      – Не шути! – вскинул брови Уинни. – Что, правда?
      Джоанна кивнула. Возможно, еще не пришло время делиться этой радостной новостью даже с Уинни, которого она считала своим верным другом, но удержаться было невозможно.
      – Понятно, – со вздохом отозвался он.
      И это все, что он может сказать ей?! Джоанна рассчитывала на большее. Ей хотелось бы, чтобы Уинни порадовался вместе с ней, тем более что он был одним из немногих, кто знал о ее прежних выкидышах.
      – На этот раз я обязательно рожу, Уинни. Все будет хорошо, я уверена. Люд просто счастлив. Даже больше, чем я сама.
      Уинни рассеянно кивнул.
      – Я бы хотела, чтобы мы остались в Нью-Йорке. Тогда я смогла бы работать. Но Люд постоянно живет в Лос-Анджелесе. В любом случае Эбби прекрасно сможет меня заменить. Посмотри, как она справилась с обложкой. Возможно, мне придется оставить работу на два-три месяца беременности, но за несколько недель до родов я наверняка смогу появиться здесь… – Джоанна осеклась и внимательно посмотрела на Уинни: – Ты не рад? Я имею в виду ребенка. Мне казалось, что ты порадуешься за меня.
      Уинни опустил глаза и ответил после долгой паузы:
      – Я радуюсь.
      – Тогда в чем дело, Уинни?
      – Просто я думаю обо всем сразу. Мы так долго работали вместе, малышка. Успеху наших книг я во многом обязан твоему таланту. Мне будет очень не хватать тебя как художественного редактора и как друга. Вот и все.
      – Мне тоже будет не хватать тебя, Уинни.
      Однако она понимала, что его беспокоит не только это. Уинни надеялся услышать, что они с Людом собираются пожениться. Поэтому во время ее оживленного рассказа о Малибу, о доме Люда, о его друзьях Уинни не проронил ни слова.
      Джоанна потянулась за чашкой кофе и вдруг вскрикнула от резкой боли в спине.
      – О Боже!
      – Что с тобой? – Уинни вскочил и бросился к ней.
      – Надин! – простонала Джоанна. – Я знаю, что-то стряслось с Надин!

      Когда Джоанна позвонила на горнолыжную базу в Нью-Хэмпшир, Меган сообщила ей, что Надин разбилась на вертолете.
      – Нет, это было не крушение, просто неудачная вынужденная посадка. Ее выбросило из машины в снег, так что, слава Богу, все обошлось. Могло быть хуже. – Меган добавила, что Надин отвезли в больницу, что Люд поехал с ней и обещал позвонить Джоанне, как только сможет.
      Уинни постарался утешить и успокоить Джоанну, но она была слишком возбуждена.
      – Пойми, я знаю, с ней что-то серьезное.
      Джоанна и раньше могла на расстоянии чувствовать, когда с сестрой происходило несчастье. Много лет назад, когда они еще учились в школе, она осталась дома и не пошла на занятия из-за простуды. И вдруг ее затрясло от резкой боли в локте, и Джоанна в страхе бросилась за помощью к тете. Салли верила в мистическую взаимосвязь между близнецами, поэтому тут же помчалась в школу, где выяснилось, что Надин упала в спортивном зале и сильно разбила локоть.
      – Она все еще в интенсивной терапии, но волноваться не стоит. Жизни твоей сестры ничто не угрожает, – заверил ее Люд по телефону. Однако голос его звучал глухо и тревожно.
      – У нее что-то со спиной, да? Я чувствовала боль в спине. Скажи мне правду.
      – Почки. Да несколько сломанных ребер. Она легко отделалась.
      – Люд, я хочу, чтобы ее перевезли в Нью-Йорк как можно скорее. Найми самолет, сколько бы это ни стоило.
 
      Доминик Грэм делал обход в родильном отделении больницы Святой Анны с двумя интернами и несколькими студентами, когда затрещал его бипер. Он снял трубку.
      – Доминик, это Эбби. Послушай, дело неотложное. Надин Баррет разбилась на вертолете в Нью-Хэмпшире.
      Он выслушал сообщение хладнокровно, тон его стал деловым и серьезным.
      – Я позабочусь о том, чтобы ее быстро и удобно разместили. Как перенесла эту новость Джоанна? Присмотри за ней, Эбби. Свяжись с квартирным хозяином Надин и ее домработницей. Надо позаботиться о детях. Позвони, если я чем-нибудь еще смогу помочь.
      Доминик сразу же набрал номер Теда Хэллорана и кратко изложил суть внезапно возникшей проблемы:
      – У Джоанны Леннокс могут возникнуть проблемы. Психофизическая связь близнецов, все ее выкидыши. Короче, имей это в виду и будь готов к неожиданностям.
      Последний звонок Доминика был к директору больницы:
      – Я бы хотел узнать, как обстоят дела у доктора Мака? У меня есть для него пациентка.

* * *

      Джоанна стояла у больничной койки, на которой спала сестра. Надин была совсем на себя не похожа: бледная, с бескровными губами, вся в бинтах и с иглой от капельницы в вене.
      Интерн объяснил Джоанне, что повязки в области грудной клетки, на связках и ранах скоро снимут.
      Ей удалось побыть с Надин всего несколько минут, затем пришла медсестра и попросила ее удалиться, потому что пациентку собирался осмотреть доктор Мак.
      Джоанна вышла за дверь, но не могла усидеть на месте и беспокойно ходила взад-вперед по коридору. На нее накатывали волны страха, и вместе с тем она не могла избавиться от чувства вины. Джоанна была уверена: если бы она поехала вместе с Надин в Нью-Хэмпшир, трагедии бы не произошло.
      Пятнадцать минут ожидания показались ей часом. Из палаты вышел Доминик.
      – Как вы себя чувствуете? – обеспокоенно поинтересовался он, пристально вглядываясь в нее.
      – Я в порядке. А Надин так плоха, – слабым голосом отозвалась она.
      – Ее почки сильно пострадали, так что возникла острая почечная недостаточность. Это серьезно, но не так плохо, как могло бы быть. Надин сейчас на гемодиализе, который выполняет функцию искусственной почки. Ее жизнь вне опасности. Кроме того, доктор Мак – крупнейший специалист в своей области. Настоящее светило науки.
      Джоанна вдруг побледнела.
      – Присядьте, пожалуйста, Джоанна. И постарайтесь успокоиться. Вы ничем не можете помочь сейчас Надин.
      Доминик усадил Джоанну в кресло, подложил ей под голову подушечку и попросил медсестру сообщить ей, когда доктор Мак закончит осмотр.
      Джоанна закрыла глаза, но расслабиться не смогла. Слова «острая почечная недостаточность» продолжали греметь у нее в ушах. На какое-то мгновение она впала в полузабытье, но тут же в панике очнулась. Вскочив с кресла, она бросилась по коридору к палате.
      У входа в отделение интенсивной терапии, коренастый седовласый доктор размахивал перед лицом медсестры рентгеновскими снимками и сердито выговаривал ей:
      – Что за халатность! У вас до сих пор нет истории болезни пациента…
      – Она есть, доктор Мак. Я просила Жана подготовить ее для вас, но…
      Доктор не дослушал оправдания, буркнул что-то неразборчивое и пошел прочь, едва не столкнувшись с Джоанной.
      – Господи! Или я сошел с ума, или вы с Надин Баррет…
      – Близнецы. Вы доктор Мак, не так ли? Скажите, как Надин?
      – То, что у нее есть сестра-близняшка, – это прекрасно. Лучше просто не придумаешь! – воскликнул он. – Пойдемте, нам надо поговорить.
      Доктор Мак обладал внушительной фигурой, и Джоанна чувствовала себя спокойнее в его присутствии. Даже когда он грузно опустился в кресло, солидности у него не убавилось, напротив, она приобрела некий угрожающий оттенок. Его густой баритон гулким эхом раздавался в полупустом коридоре. Доктора Мака редко видели улыбающимся. Казалось, жизнь для него – крайне серьезное, сопряженное с большой ответственностью дело. Ему доводилось часто видеть людей, умирающих от поражения почек, поэтому его суровость порой граничила с резкостью, даже с бестактностью.
      – Почему так хорошо, что мы с Надин близнецы? – дрожащим голосом вымолвила Джоанна, робко опускаясь на краешек стула.
      – Потому что вашей сестре нужно трансплантировать почку, а однояйцовый близнец в таких случаях – идеальный донор, – ответил доктор и тут же пожалел о том, что сказал.
      Джоанна вдруг побелела как полотно и пошатнулась.
      – Простите мою прямоту. Я не хотел пугать вас. Позвольте, я объясню. Обе почки у вашей сестры сильно повреждены. Это бывает редко, но в данном случае… Короче, жизненно важную функцию они выполнять не смогут.
      Доктор Мак быстро нарисовал схему внутренних органов, чтобы проиллюстрировать свои слова.
      – Кровь попадает в почки вот по этой артерии, затем очищается, проходя через множество фильтров, или почечных протоков. Шлаки выходят через уретру в мочевой пузырь, а очищенная кровь возвращается по венам в кровеносную систему.
      Джоанна слушала его с замиранием сердца.
      – Так вот, почки вашей сестры больше не могут очищать кровь. Это значит, что из ее тела перестанут выводиться соли, избыток воды, шлаки. Сейчас к ней подключен аппарат, который выполняет работу почек.
      – Тогда зачем нужна трансплантация?
      – Наверное, я действительно поспешил с таким категоричным заявлением. Возможно, что со временем почки начнут хотя бы как-то функционировать. Почечные клетки обладают удивительной способностью восстанавливаться, – заявил он, при этом взгляд его был печален.
      – Вы считаете, что в данном случае на это рассчитывать не приходится?
      – Честно говоря, судя по рентгеновским снимкам, надежды мало. Мне бы не хотелось вас пугать, но если хотя бы одна из двух почек не восстановится, ваша сестра не сможет жить без этого аппарата. К тому же от постоянного гемодиализа вены становятся хрупкими. Вы обе молоды. Черт побери, у меня до сих пор нет ее истории болезни! Медперсонал совершенно не хочет работать, – сердито выпалил он и достал из стола папку. – Если вы сообщите мне кое-какие данные, это будет очень кстати и сэкономит время.
      Джоанна спросила, когда ей можно будет повидать Надин.
      – В ближайшие несколько часов, к сожалению, нельзя. Вы можете спокойно ехать домой. Кто ваш лечащий врач?
      Джоанна назвала фамилию терапевта и после минутного колебания призналась:
      – Кроме того, я наблюдаюсь у доктора Хэллорана.
      – Вы беременны? – спросил он хмуро.
      Джоанна кивнула.
      Его взгляд стал траурно печальным, и он поспешил отвести глаза. Что за отвратительный случай! Если функция почек Надин Баррет не восстановится, ей незамедлительно потребуется трансплантат. Орган, пересаженный от донора-близнеца, приживется просто идеально.
      – Ну что ж, давайте подождем и посмотрим, миссис…
      – Леннокс, – прошептала Джоанна.
      – Подождем и посмотрим.
 
      Вернувшись на горнолыжную базу, Люд заварил четвертую чашку черного кофе и, сняв телефонную трубку, обратился к оператору:
      – Прошу вас, дело неотложное и чрезвычайно важное. Мне необходимо дозвониться до Нью-Йорка. Я понимаю, что линия перегружена из-за снежной бури, но речь идет о пострадавшем в катастрофе человеке. Позвоните, пожалуйста, сразу, как только освободится линия.
      Люд повесил трубку и закрыл лицо ладонями.
      Ферн, сидевшая рядом, положила ему руку на плечо и сказала без тени уверенности в голосе:
      – С ней все будет в порядке. Просто не может не быть.
      Разве она заранее не почувствовала, что надвигается беда? Разве не предупреждала его, что с Надин происходит что-то неладное?
      – И это в тот момент, когда она наконец-то вошла в роль! – с досадой воскликнул Люд.
      Зазвонил телефон, и Люд бросился к нему со всех ног:
      – Хейли. А, Томми! Как ты? Разумеется, ты сожалеешь. Мы все сожалеем. О чем ты думал, черт тебя побери, когда поднял машину в воздух? Ты же знал, что будет буря! Да, могу себе представить. Она в очень плохом состоянии. Почки. Насколько серьезно, не знаю, потому что не могу дозвониться. Так что повесь трубку, Томми, я перезвоню тебе, когда что-нибудь разузнаю.
      Через минуту Люд вскочил как ужаленный.
      – Это безумие какое-то! Собирайся, и надо убираться отсюда.

      Джоанна позвонила в Си-би-эс и выяснила, что Карл Баррет был в командировке в Африке. Она оставила ему сообщение с просьбой перезвонить.
      Затем с большой неохотой она связалась с теткой в Техасе и постаралась изложить факты как можно более скупо и сжато, чтобы не тревожить отца больше, чем следует.
      Джоанна часами сидела возле сестры, которая большую часть времени спала. Когда Надин пришла в себя впервые после катастрофы и открыла глаза, в них отразился ужас, который, впрочем, тут же исчез, стоило ей узнать сестру.
      – Я здесь, Дини, – прошептала Джоанна и поцеловала ее в щеку.
      – Джен, как ты здесь оказалась?
      – Ты в Нью-Йорке, в больнице Святой Анны, мы все позаботимся о тебе. Доминик нашел для тебя лучшего доктора, так что не волнуйся. Нет, дорогая, двигаться тебе нельзя. Повязки могут сбиться. Как ты себя чувствуешь?
      – Не знаю. Чувствую слабость, и немного тошнит.
      – Я позову медсестру. Она тебе поможет.
      Надин с усилием протянула руку к Джоанне.
      – Дети…
      – За них не волнуйся. Я ночевала с ними, объяснила им все, успокоила. – Джоанна говорила тихо, стараясь придать своему голосу больше уверенности.
      Казалось, Надин вовсе не в таком катастрофическом положении, о котором говорил доктор Мак.
      – Что со мной случилось? – пристально вглядевшись в Джоанну, спросила Надин. – Я ведь не парализована, да? Нет, этого я не переживу. Если я сломала позвоночник… странное ощущение. – Она шевельнулась и сделала попытку сесть на кровати.
      – Нет! Не двигайся. У тебя лишь сломано три ребра, так что ты сможешь ходить. Еще повреждены почки.
      Надин с облегчением вздохнула. Если она сможет ходить, это уже не так страшно. Однако резкая боль в спине внушала ей опасения.
      – Вы не могли бы дать сестре обезболивающее? У нее разламывается спина, – обратилась Джоанна к медсестре.
      Та заверила ее, что ничем больше помочь не может и что новокаиновая блокада установлена ее сестре под наблюдением самого доктора Мака.
      – Хватит болтать, Дини. Тебе надо отдохнуть. Постарайся заснуть, если можешь.
      – Побудь со мной, – попросила Надин, закрывая глаза.
      Джоанна осталась у ее койки и отлучилась всего на несколько минут, чтобы съесть сандвич в больничном кафетерии.
      Во второй половине дня появился доктор Хэллоран, он увел Джоанну из палаты на осмотр, предупредив, что переутомление в ее положении крайне вредно. Она поговорила с ним о возможной трансплантации.
      – По-моему, об этом пока рано думать. Будем надеяться, что функции почек у вашей сестры все же восстановятся, – ответил он.
      Хэллоран, стараясь успокоить Джоанну, сам испытывал беспокойство по поводу доктора Мака, который был известен как прекрасный специалист, склонный, однако, к кардинальным методам лечения.
      Когда в больницу приехал Люд, Джоанна бросилась в его объятия. Ей были необходимы его тепло и любовь, его сила и уверенность. Люд обнял и нежно поцеловал ее, но от Джоанны не укрылось то, что он всерьез встревожен.
      – Мне не дали повидаться с Надин. Как она?
      – Очень напугана и страдает от боли. Но не так плоха, как я предполагала.
      Они пошли выпить в соседний бар. Люд залпом проглотил свой двойной виски, словно это было лекарство. Джоанна никогда прежде не видела его таким взвинченным.
      – Люд, как Надин оказалась в вертолете? Насколько я помню, в этой сцене должна была сниматься Меган.
      – Правильно, – вздохнул Люд.
      Он чувствовал себя отчасти виноватым в трагедии, поскольку не обратил внимания на предостережение Ферн.
      – Надин решила прокатиться на вертолете, пока все мы были заняты на съемочной площадке.
      – Пилот, наверное, тоже пострадал?
      – Сломал руку, ногу и ключицу. Их спасло то, что они сели на глубокий снег. К несчастью, Надин выбросило из машины при посадке.
      – Разве снежные бури в это время года такая уж редкость? Я имею в виду, неужели не было никакого предупреждения о приближении бурана?
      – Было. Томми слышал прогноз погоды, но Надин настояла на своем. Похоже, она вскружила парню голову, и он не смог ей отказать, – неохотно пояснил Люд.
      – Ты хочешь сказать, что она знала о буре и все же…
      – Я не знаю деталей, любовь моя. К тому же прогноз погоды часто бывает неверен. Мы были в настоящей запарке, а у нее выдалось свободное время. Вот и захотелось развлечься. У нас никак не клеилась сцена. Самое смешное, что теперь это уже не важно. Все полетело к черту! Если Надин не сможет в ближайшее время приступить к съемкам, на сериале можно будет поставить крест.
 
      Следующие две недели Джоанна разрывалась между больницей и издательством. Уинни, понимая всю тяжесть ее положения, предложил Джоанне располагать своим временем как угодно, переложив часть работы на плечи Эбби.
      Как правило, Джоанна приходила к сестре в полдень, завтракала с ней и уходила только тогда, когда Надин засыпала. Иногда ей разрешали присутствовать при процедуре гемодиализа. Когда Надин подключали к машине, она становилась похожей на персонаж из фантастического фильма и имела очень жалкий вид, что повергало Джоанну в состояние депрессии.
      В эти моменты Надин была особенно слаба и говорила очень мало. Джоанна тоже по большей части молчала. Она часто присаживалась на край койки, брала руку сестры в свою, словно хотела таким образом влить в нее часть своих жизненных сил. Ей хотелось рассказать Надин о своей беременности, но подходящего момента не возникало.
      Вечера Джоанна проводила с племянниками, ночевала также у Надин.
      Ферн морально поддержала разуверившегося в успехе дела Люда и убедила его продолжать съемки, так что он целыми днями пропадал на студии. Джоанна редко урывала часок, чтобы повидаться с ним, очень тосковала без него и утешала себя тем, что в конце концов жизнь вернется в привычную колею.
      Надин быстро приходила в себя, ее ребра, с которых пока не снимали повязки, понемногу срастались, и она уже могла свободно и безболезненно дышать полной грудью. Однако трижды в неделю ее продолжали подвергать процедуре гемодиализа. Надин не переставала задавать доктору один и тот же вопрос: когда ей можно будет отправиться домой, но неизменно получала туманный ответ:
      – Посмотрим, возможно, через несколько дней.
      Она не расспрашивала доктора о своем состоянии в подробностях, и он, со своей стороны, не выказывал желания делиться с ней информацией, которой располагал.
 
      Когда Люду разрешили наконец повидаться с Надин, он взял себя в руки и решил воздержаться от упреков. Бедняжка, она так ужасно выглядела! Он ласково поцеловал ее в лоб.
      – Как ты, крошка? Уже лучше?
      – Что может быть лучше, чем лежать без движения с семнадцатью повязками на теле!
      – Понимаю. Извини. Тебе очень больно?
      – Такое ощущение, словно мул лягнул, – с кривой усмешкой ответила Надин.
      Она видела, что Люд все так же жизнерадостен и привлекателен, и рассердилась на него, на себя, на весь свет. Слезы обиды задрожали у нее на ресницах. Еще совсем недавно она была так хороша, а теперь похожа на старую развалину! Все могло быть иначе, не будь он таким упрямым!
      Люд подозревал, что Надин винит его в случившемся. Черт побери, он этого нисколько не заслуживает! Она хотела от него невозможного, за что и поплатилась.
      – Будь хорошей девочкой и слушайся доктора, – сказал он с ласковой улыбкой и поцеловал ей руку. – Ты нам нужна, так что возвращайся скорее.
      – А что будет с моими сценами с Меган?
      – Не волнуйся. Сцены в домике можно отснять здесь в павильоне, а вертолетные мы успели сделать там с другим пилотом. Работа движется, но без тебя мы как без рук. – Люд говорил с воодушевлением, которого не испытывал.
      Надин понимала, насколько непривлекательно выглядит теперь, и по возможности избегала встречаться с Людом глазами. Ей хотелось поскорее выздороветь, вернуться к работе и вновь обрести утраченное положение. Но она так слаба! Хватит ли у нее сил на то, чтобы осуществить это?

* * *

      Беспокойство Джоанны росло с каждым днем. Надин шла на поправку и вместе с тем чувствовала себя ничуть не лучше. Доминик уехал на конференцию в Чикаго, доктора Мака вызвали в Мэриленд проводить трансплантацию. Интерн, ответственный за постоянный мониторинг, отказывался сообщать подробности о состоянии Надин, уверяя, что все в порядке.
      Когда доктор Мак вернулся, Джоанне показалось, что он избегает встречаться с ней, потому что ничего утешительного сказать не может. При мысли, что ей придется расстаться с почкой, Джоанну бросало в холодный пот.
      Не выдержав состояния неизвестности, она подкараулила доктора Мака у входа в больницу рано утром.
      – Я хочу знать правду о том, что с сестрой. Прошу вас, скажите все как есть.
      – Я не могу сейчас говорить с вами. Меня ждут пациенты!
      Джоанна выбрала не самый подходящий момент. Только что доктору сообщили, что операция в Мэриленде оказалась неудачной. Мало того, что организм сорокадвухлетнего пациента отторг пересаженную почку, с ним случился сердечный приступ.
      – В любом случае, миссис Леннокс, я должен сначала поговорить с вашим акушером, который сообщит вам результат нашей беседы.
      – Прошу вас, хотя бы в двух словах скажите, как Надин.
      – Я могу сказать и одним словом: плохо. Ее состояние трансформировалось из острого в хроническое. До тех пор пока ей не пересажена почка, она не в состоянии жить без гемодиализа.
      – Понятно, – прошептала Джоанна, чувствуя, как сжалось ее сердце. – Она… Ей понадобится трансплантат?
      – Да. Извините меня. Мне нужно идти, – бросил он на ходу, шагая через холл.
      Джоанна старалась не отстать.
      – Господи! Неужели нет надежды на то, что она поправится? Хотя бы небольшой?
      – Она не поправится, – покачал головой доктор. – Я сказал вам правду, как вы просили. Как только позволит время, я встречусь с Хэллораном.
      – А гемодиализ? Разве он не может помочь ей?
      Джоанна почти бежала рядом с ним. Она была расстроена и нуждалась в поддержке.
      – Помочь может, но вылечить – нет. Он дает ей возможность жить, – сказал он и, подумав, что его слова звучат чересчур жестоко, остановился, чтобы объясниться. – Человек с поврежденными почками не может нормально существовать. Ваша сестра стала инвалидом, она не в состоянии вести обычную жизнь. Токсические вещества и шлаки, скапливающиеся в организме, разрушают тело. Она постоянно будет чувствовать усталость, потеряет аппетит, станет страдать от депрессии. Насколько я знаю, она актриса. Она спрашивает меня, когда сможет вернуться к работе. Ее я травмировать не хочу, а вам скажу: ваша сестра больше не сможет играть. Спокойная работа в офисе – пожалуйста. Но о съемочной площадке с такими почками ей придется забыть.
      – О нет!
      Если Надин не сможет сниматься, жизнь для нее будет кончена. И фильм Люда, в который он вложил столько сил, времени и денег, так и не выйдет на экраны.
      – А если сделать операцию, то как скоро она сможет окончательно поправиться, чтобы вернуться к работе?
      – Если не будет никаких осложнений, то через четыре-пять недель.
      Джоанна почувствовала, как на ее щеках выступил румянец стыда. Она очень любит Надин и всем сердцем хочет помочь ей. Однако в глубине ее души жил страх потерять часть своего тела.
      – Разве человек может жить с одной почкой?
      – Да. Одна почка, если она здорова и нормально функционирует, устроена так, что может выполнять работу двух. В некотором смысле две почки – это роскошь.
      В этот момент затрещал его бипер, и доктор бросился к ближайшему телефону.
      – Проклятие! Черт бы его побрал!
      Джоанна отшатнулась, услышав такую бурную реакцию на очевидно плохие новости.
      Доктор повесил трубку и устало провел рукой по глазам. Ему хотелось плакать от досады. Почка в Мэриленде не прижилась, пациент только что умер.
      Он не сразу вспомнил о том, что Джоанна стоит рядом. На ней лица не было от ужаса.
      – Уходите, пожалуйста. Нам больше не о чем говорить. Вы ничем не можете помочь своей сестре, пока не родите ребенка. Никто не станет забирать у беременной женщины почку. Это исключено.

      Однажды утром Надин проснулась, дрожа от страха. Ей приснился кошмар, который она, как ни старалась, вспомнить не могла.
      – Сестра, я бы хотела поговорить с доктором Маком.
      – Простите, миссис Баррет, его не будет в отделении до полудня. Вам что-нибудь нужно?
      – Да, – горько отозвалась Надин и откинулась на подушку. – Новое тело.
      Миссис Робинсон, которая работала в отделении уже несколько лет и повидала всякого, с состраданием посмотрела на пациентку.
      – Никому бы не помешало новое тело, дорогуша. А покуда другого нет, надо позаботиться о том, чтобы это себя сносно чувствовало. Вам надо поесть. Напрасно вы не прикоснулись к завтраку.
      – Я не могу смотреть на еду. От одной только мысли о ней меня начинает тошнить.
      Надин не хотелось даже встать с постели. Она провела в больнице уже три недели и привыкла к здешнему распорядку дня. Скоро к ней подключат отвратительную, надоедливую машину, и начнется настоящая мука, которая продлится четыре-пять часов. Потом она почувствует себя лучше, появится обманчивое ощущение, что худшее позади. На следующий день она сможет ходить, испытает кратковременный прилив сил, который затем сменится усталостью, головной болью, тошнотой и потерей аппетита.
      Она беспокоилась о Кейт и Джеффе. Дважды в день она говорила с ними по телефону, мучаясь оттого, что дети были в мрачном настроении. Она очень скучала без них, и они тоже. Но где ей теперь взять силы, чтобы дать необходимую им материнскую заботу? И наверное, если бы Джоанна не взяла их на свое попечение, миссис Уилсон не справилась бы с ними одна.
      Надин пыталась связаться с Карлом – он так и не перезвонил Джоанне, – но безуспешно, от чего пришла в настоящую ярость. Дети у них общие, и она считала себя вправе рассчитывать на его поддержку.
      Тетя Салли звонила раз в несколько дней. Надин старалась не расстраивать ее и отца, поэтому упорно утверждала, что идет на поправку. Повесив трубку, она боролась с тошнотой, неизменно одолевавшей ее при усилии казаться веселой.
      Однажды утром позвонила Ферн:
      – Привет, Нэдди. Я звоню узнать, как ты.
      – Ужасно. Очень скучно. Хочется поскорее выздороветь и убраться отсюда к чертовой матери.
      – Уверена, скоро так и будет. Мы устроили все так, что, когда ты вернешься, тебе не придется ждать своих сцен. Все остальное мы отснимем. Люд передает тебе привет, и Меган, и Рик.
      Надин напряглась и повела разговор воодушевленно. Она оценила то, что съемочная группа в ней нуждается. Возможно, Люд станет теперь мягче и терпимее к ней. Однако стоило ей повесить трубку, как настроение тут же упало.
      Когда доктор Мак пришел осмотреть ее, Надин спросила напрямик:
      – Я хочу знать, что со мной происходит. Почему я то чувствую себя лучше, то снова еле волочу ноги?
      Он удовлетворил ее любопытство.
      – Что? Пересадка почки?!
      Надин была поражена. Она и представить себе не могла, что ее дела обстоят так плохо. Как и все редко болеющие люди, она понятия не имела о том, насколько серьезными могут быть заболевания.
      От страха сердце у нее ушло в пятки. Она с трудом воображала себя на операционном столе. Но, с другой стороны, без операции жизнь станет для нее нескончаемой мукой, которую невозможно выдержать…
      – Вы хотите сказать, что когда кого-нибудь убьют или кто-то внезапно умрет… – шепотом вымолвила она. – И вы получите разрешение семьи на то, чтобы забрать у него почку…
      – Все гораздо сложнее, чем вы предполагаете, – ответил доктор и рассказал ей о таких вещах, как совместимость крови и тканей, о возможном отторжении организмом чужого органа.
      – Значит, ситуация безвыходная?
      – Вовсе нет. Вам повезло больше, чем кому бы то ни было еще в вашем положении. У вас есть сестра-близнец.
      – Вы имеете в виду, что Джоанна… что можно пересадить мне ее почку?
      – Да.
      – Но почему вы до сих пор не поговорили с ней? Я пролежала здесь уже много недель.
      – Нужно было подождать, пока хотя бы одна ваша почка восстановится. Трансплантация – крайняя мера.
      – Но мне нужно как можно скорее вернуться к работе! Из-за моей болезни остановились съемки фильма, меня ждут люди. Эта проволочка стоит больших денег.
      – Успокойтесь. Вам вредно волноваться.
      – Господи! Вы минуту назад заявили, что я не могу работать, не могу прожить без этой чертовой машины и двух дней, а теперь говорите, что мне вредно волноваться! Да я ведь полутруп, разве не так? Скажите, если бы не гемодиализ, я бы умерла, да?
      Доктор не ответил и стал просматривать последний анализ крови Надин, который принесла сестра.
      – По крайней мере поговорите с Джоанной о трансплантации. Или я это сделаю сама. Жаль только, я плохо в этом разбираюсь.
      – Довольно разговоров, прошу вас.
      – Вы сказали ей, а она отказалась!
      – Нет, это не так. – Его голос смягчился. – Надин, давайте отложим этот разговор на завтра.
      Надин хотела возразить, но он уже вышел. Сестра сделала ей укол.
 
      Джоанна сидела в кресле напротив доктора Хэллорана, пытаясь осмыслить его слова. Хэллоран, нервно вертевший в руках карандаш, старался таким образом справиться с раздражением против коллеги Мака, чтобы иметь возможность разговаривать с пациенткой спокойно. Хотя он был сторонником демистификации медицины и считал, что пациент должен понимать, насколько это возможно, какова суть его заболевания и в чем состоят методы лечения, неумение доктора Мака держать язык за зубами выводило его из себя. В то же время он понимал, что миссис Леннокс была настойчива в желании узнать правду о состоянии здоровья сестры.
      – Миссис Леннокс…
      – Называйте меня просто по имени, пожалуйста, – попросила Джоанна, испытывая неловкость от такого официального обращения.
      – Джоанна, я не могу обсуждать с вами состояние вашей сестры, прежде чем поговорю с доктором Маком.
      – Но ситуация, наверное, очень тяжелая, если он настаивает на трансплантации.
      – Возможно. Но если вы беременны, то до родов о донорстве не может быть и речи. В случае крайней необходимости человек может существовать на гемодиализе несколько месяцев.
      – Почему беременная женщина не может быть донором? Разве это такая серьезная операция? – поинтересовалась Джоанна, испытав облегчение.
      – Любая операция, сделанная беременной женщине, может иметь непредсказуемый результат. Помимо того что возможны осложнения, анестезия может повредить плоду. Пересадка почек особенно опасна, потому что во время беременности на них приходится большая нагрузка, – сказал он и пояснил, что шлаки плода попадают в кровеносную систему матери через плаценту и удаляются из организма через ее почки. – А теперь отправляйтесь домой. И постарайтесь не волноваться. Вам нужно как следует отдохнуть. Завтра я поговорю с доктором Маком и позвоню вам на работу.
      Джоанна поехала домой к Надин и нашла детей в более возбужденном состоянии, чем обычно. Без матери они чувствовали себя покинутыми и, хотя понимали, что для полного выздоровления она должна лежать в больнице, не хотели мириться с ее долгим отсутствием.
      – Я хочу навестить маму, – решительно заявила Кейт.
      – Детей до десяти лет туда не пускают. Я уже говорила вам, – как можно мягче ответила Джоанна.
      – Если она не вернется домой в ближайшее время, я скоро буду достаточно взрослым, чтобы навестить ее, – обиженно заявил Джефф.
      Джоанна собралась с духом, чтобы ее собственная тревога не передавалась детям.
      – Скажите лучше, уроки вы сделали? Бьюсь об заклад, что никто из вас не может правильно написать слово «Миссисипи».
      Ей удалось развеселить их и отвлечь от разговоров о матери. Общаясь с детьми, она сама успокаивалась.
      Печальные мысли о Надин вернулись к ней снова только тогда, когда, уложив племянников спать, она села ужинать с Людом.
      – Доктор Мак сказал, что ей необходима трансплантация, а я – идеальный донор. Проблема в том, что… мне придется сделать аборт.
      Люд видел, как ее прекрасные глаза наполняются слезами. Он крепко обнял Джоанну, чувствуя, как учащенно бьется ее сердце. Он молча гладил ее по волосам, затем внимательно посмотрел ей в лицо и нежно поцеловал в губы.
      – Почему нельзя найти другого донора? Я слышал о компьютерных базах данных, в которые внесены потенциальные доноры. Я имею в виду, что пересадка органов необходима тысячам людей, но далеко не у всех есть близнецы. Наверняка есть какой-то другой выход. Его надо найти.
      Сердце Джоанны наполнилось благодарностью. Значит, он хочет ребенка не меньше, чем она. Однако Люд до сих пор знает не все.
      – Дело в том, что Надин не сможет вернуться к работе до операции. Доктор Мак считает, что она не выдержит такой нагрузки. Так что если мы не найдем другого донора в ближайшее время…
      – О Господи! – Люд побледнел и нервно провел рукой по волосам.
      – Люд, я не знаю, что делать. – Она пристально посмотрела на него. – Хэллоран сказал, что поговорит с доктором Маком, но я уверена, что положение серьезное. Дела у Надин хуже, чем это кажется на первый взгляд. Я не могу видеть ее в таком состоянии. Мне следует рассказать ей о ребенке, тянуть дольше нельзя. Я понимаю, что подвожу ее и тебя. Но как я могу отказаться от ребенка!
      – Любовь моя, – прошептал Люд, привлекая ее к себе.
      Через минуту он отстранил Джоанну и проникновенно посмотрел ей в глаза.
      – Есть выход. Мы можем сделать одну вещь. Разумеется, временно.

* * *

      На следующее утро, едва успев прийти в больницу, Хэллоран тут же позвонил доктору Маку, но оказалось, что тот на обходе. Когда же Мак освободился, Хэллорана вызвали в отделение скорой помощи.
      Джоанна, раздосадованная тем, что два доктора не могут между собой договориться, позвонила Надин:
      – Как ты себя чувствуешь сегодня?
      – Лучше, – ответила Надин, уловив напряжение в голосе сестры. – Так бывает всегда после гемодиализа. Ты не говорила с доктором Маком?
      – Говорила, но очень коротко. Мне придется пробыть на работе до трех, но я приеду, сразу как только смогу.
      – В любое время, – ответила Надин мрачно. – Я никуда не денусь.
      Джоанна повесила трубку и закрыла лицо ладонями. Предстоящее объяснение с сестрой повергало ее в глубокую депрессию.
      – Что-то случилось? – поинтересовался Уинни, заглянув к ней.
      – Дело в Надин.
      – Я думал, она идет на поправку.
      – Я тоже на это надеялась, но все плохо. Ее почки так и не восстановились.
      Уинни сочувственно нахмурился. Его родной дядя несколько лет жил на диализе, и Уинни хорошо представлял себе, что это такое. Больные почечной недостаточностью обречены на страшные страдания. Он подошел к Джоанне и ласково положил ей руку на плечо.
      Джоанна не собиралась ни с кем, кроме сестры, обсуждать предложение Люда, но дружеское участие Уинни располагало к откровенности.
      – Надин не в состоянии закончить съемки. Доктор не разрешит ей вернуться к работе, а это ставит под угрозу фильм Люда. Если только я не займу место Надин перед камерой. Она не переживет этого. Но уже отснято столько эпизодов, что начинать заново с другой актрисой просто невозможно. На это нет средств. Не знаю, сумею ли я справиться. Даже у Надин не всегда все получалось. Но, с другой стороны, я не допущу, чтобы Люд все потерял, если я могу помочь… – Джоанна замолчала и тяжело вздохнула.
      – Я верю в тебя, детка, – сказал Уинни и обнял ее за плечи. – Ты можешь сделать все что угодно, если захочешь.
      – Спасибо, Уинни. Я знаю, что должна. У меня нет выбора. Но мне нужно время, чтобы собраться с силами. Дай мне две недели отпуска, если, конечно, ты не хочешь отпустить сейчас Эбби.
      – Разумеется, тебе нужно отдохнуть. Я все устрою. Но тебе лучше самой поговорить с Эбби.
      – Да. Но не рассказывай никому о том, что я собираюсь сниматься вместо Надин. Если она согласится, это останется тайной для всех.
      Когда Уинни вызвал Эбби к себе в кабинет и сообщил, что ей придется временно исполнять обязанности художественного редактора, она испытала противоречивые чувства. Джоанна говорила ей, что беременна, и Эбби предполагала, что займет ее место, но не ожидала, что это случится так скоро.
      Покидая издательство, Джоанна оглянулась и увидела, как Уинни и Эбби вместе склонились над проектом нового тома. Она и без того чувствовала себя в стороне, и после тринадцати лет работы в «Омеге» видеть такую сцену было для нее особенно мучительно.
      В больнице она столкнулась с доктором Маком.
      – Я безуспешно пытаюсь встретиться и поговорить с вашим доктором, – сказал он. – Поскольку вы здесь, не уделите мне минуту внимания?
      Джоанна последовала за ним в кабинет.
      – Простите меня за вчерашнюю грубость. У меня выдался отвратительный день. Все же я должен сообщить вам, что чем скорее вашей сестре будет сделана операция, тем лучше. Ваша почка – идеальный трансплантат. Однако решать вам. Если вы не в силах пойти на это, я начну искать другого донора. На это может уйти несколько месяцев. Я хотел бы как можно скорее узнать, намерены ли вы дать согласие на операцию после рождения ребенка.
      Джоанна открыла рот, чтобы сказать «да», но это слово, казалось, встало у нее поперек горла. Ее охватил ледяной ужас.
      – Я… я не знаю. Мне страшно расстаться с частью своего тела. Но я очень хочу помочь сестре. Может быть, я привыкну к этой мысли… – Она тяжело вздохнула.
      – Я понимаю, как вам тяжело, Джоанна. – Он взглянул на нее с состраданием. – Но поверьте, единственный шанс для Надин вернуться к нормальной жизни – это ваша почка. Органы ближайших родственников прекрасно приживаются. Ваша тетя и отец, к сожалению, не подойдут из-за возраста.
      Джоанну трясло. Она презирала себя за трусость, но не могла преодолеть ее.
      – Я слышала о существовании донорских центров, где по базам данных можно подобрать нужный орган.
      – Да. Более того, при больнице есть такой координационный центр. Но подбор органов для трансплантации – сложнейший процесс. Основная проблема в совместимости иммунных систем, групп крови и тканевых антигенов у донора и больного. Понимаете, речь идет о сотне тысяч возможных комбинаций. К сожалению, у вашей сестры сложный случай, как и у вас. У вас редкая группа крови. Она встречается у восьми человек на сотню.
      – Я знаю, – прошептала Джоанна.
      – Поверьте, Джоанна, я и сам хотел бы испытывать больше оптимизма на этот счет, но шанс подобрать трансплантат по базе данных примерно один на тысячу. В случае вашей сестры шансов еще меньше.
      Увидев, как Джоанна покрылась мертвенной бледностью, доктор Мак понял, что испугал ее не на шутку. Но, черт возьми, должна же она знать правду о том, что ее беременность сильно усложняет дело!
      – Давайте пока оставим этот разговор. У вас есть время подумать, посоветоваться с мужем.
      Мак ясно давал понять, что говорить больше не намерен, но Джоанна не находила в себе силы шевельнуться. Она машинально теребила ремешок сумки и пребывала в полной растерянности.
      – Если я отдам сестре почку, то смогу потом снова забеременеть? Я имею в виду, можно ли родить ребенка с одной почкой?
      – Разумеется. Одна здоровая почка может выполнять работу двух. Так что препятствий для новой беременности нет никаких.
      – Понятно. А эта операция… она сложная?
      – Да. Любая операция серьезная. Но для вас нет практически никакого риска. Я провел сотни операций по трансплантации почек и не потерял ни одного донора.
      – А Надин? С сестрой все будет в порядке, да?
      – Возможно, но поручиться за это никто не может. Основная проблема этой операции в том, что организм склонен отвергать чужеродный орган. Но поскольку вы с ней однояйцовые близнецы, такая вероятность сведена к минимуму благодаря общему генетическому фону. Именно поэтому ваша почка приживется в теле сестры с большей вероятностью, чем чья бы то ни было еще. Почка чужого человека имеет пятидесятипроцентный шанс на выживание. Если донором станете вы, шансы возрастают до девяноста процентов. В моей практике было четыре подобных операции. Трое мужчин и одна женщина. С момента последней операции прошло четыре года, все пациенты живы, здоровы и ведут нормальную жизнь. К сожалению, ни за что поручиться я не могу, Джоанна, но эти четверо живы, хотя ходили на волосок от смерти. Конечно, не стоит сбрасывать со счетов то, что медицина не стоит на месте.
      – Я понимаю, – отозвалась Джоанна, разрываемая противоречивыми ощущениями.
      – Давайте оставим пока этот разговор, – повторил доктор. – Отправляйтесь домой, подумайте обо всем как следует. И главное, не волнуйтесь.
      – Мне незачем больше думать, – вдруг преисполнилась решимости она, и ее голос прозвучал на удивление твердо. – Я согласна на операцию. Я рожу ребенка и отдам Надин свою почку.
      Она простилась с доктором, зашла в дамскую комнату, и ее стошнило.
 
      Мак зашел к Надин, чтобы узнать, каково ее самочувствие, и посмотреть результаты последних анализов.
      – Как вы себя ощущаете сегодня?
      – Спасибо, хорошо. И все благодаря «железной леди» – моей сиделке.
      – Я рад, что вам не изменяет чувство юмора, – улыбнулся он.
      – Да уж!
      – Я только что говорил с Джоанной.
      – Вы спросили ее? – нетерпеливо поинтересовалась Надин.
      – Да. Она согласна на операцию.
      Надин почувствовала ни с чем не сравнимое облегчение во всем теле.
      – Конечно, об операции не может быть речи до тех пор, пока ваша сестра не разрешится от бремени. Это означает, что вам придется шесть-семь месяцев прожить на гемодиализе. Но выхода нет. Мы не можем подвергать такой операции беременную женщину.
      У Надин было ощущение, будто ей дали обухом по голове. Она откинулась на подушку и закрыла глаза.
      – Я вижу, что вы расстроены необходимостью отсрочки, – заметил Мак, у которого и в мыслях не было, что Надин может не знать о беременности сестры.
      – Скажите Джоанне, что мне не нужна ее почка, – прошептала Надин, отвернувшись к стене.
      – Вы не отдаете себе отчета в том, что говорите, – сказал пораженный таким заявлением доктор.
      – Отдаю, – уставшим голосом вымолвила она. – Я согласна жить на гемодиализе до тех пор, пока вы не найдете донора. Любого, кроме моей сестры.
 
      Джоанна зашла в палату к Надин. Та лежала, отвернувшись лицом к стене. Джоанна решила, что она спит, и тихонько присела на край кровати.
      – Кто здесь? – раздраженно подала голос Надин.
      – Это я. Я думала, ты спишь. – Джоанна склонилась, чтобы поцеловать ее в щеку, но ответного порыва не обнаружила. – Ты хорошо себя чувствуешь?
      Надин с усилием развернулась и посмотрела на нее. И вдруг Джоанна поняла, что доктор Мак опередил ее и рассказал сестре о ее беременности.
      – Я… я ждала, пока ты поправишься, чтобы сказать…
      – Чушь! Ты знала о том, что беременна, еще до того, как мы поехали в Нью-Хэмпшир.
      – Да, знала. – Джоанна собрала волю в кулак, чтобы выдержать осуждающий взгляд Надин. – Но я никому не хотела говорить, пока…
      – Никому!
      – Дини, я совершила ошибку. Прости меня. Просто я слишком суеверная. Я боялась, что снова будет выкидыш.
      – На этот раз выкидыша не будет? Мои поздравления!
      Джоанна почувствовала, как кровь застучала у нее в висках.
      – А отец ребенка знает? Или ему ты тоже ничего не сказала?
      – Он… Люд знает.
      – Давно?
      – До Нью-Хэмпшира, – призналась Джоанна. – Ему нужно было сдать кровь на тест. Я спросила у него, хочет ли он ребенка. Он сказал, что хочет. Господи, ну почему все так получилось!
      Люд уже обо всем знал, когда они поехали на съемки! Надин не могла видеть сестру такой счастливой. Джоанна уверена в том, что на этот раз благополучно родит, и Люд хочет этого ребенка! Надин отвернулась к стене, чтобы сестра не увидела, как на ресницах у нее дрожат слезы.
      – Доктор Мак говорил с тобой об операции? – спросила Джоанна.
      – Да.
      Джоанну вдруг охватил необъяснимый страх. Она увидела, что Надин ужасно выглядит: ее лицо опухло и имело болезненный вид, несмотря на то что диализ ей проводили всего несколько часов назад. Если она сейчас в таком состоянии, то что будет завтра, послезавтра?
      – Тогда ты знаешь, что, как только я рожу, мы сразу сделаем операцию.
      – В этом нет необходимости.
      – Что ты хочешь этим сказать? – удивилась Джоанна.
      – Я хочу сказать, что мне не нужна твоя почка. Я прекрасно обойдусь без нее.
      – Ты не сможешь так! Гемодиализ…
      – Ты не единственная на свете, у кого есть здоровые почки. Доктор Мак найдет мне другого донора. Так что можешь не беспокоиться на этот счет.
      – Я не могу не беспокоиться! Я готова была бы сделать операцию хоть сейчас, если бы не беременность!
      – Давай оставим этот разговор, – раздраженно прервала сестру Надин. – Мне ничего не нужно!
      – Надин, ты заставляешь меня чувствовать себя настоящим монстром. Но я всего на третьем месяце беременности. В моем теле живет новая жизнь. Ребенок… – Джоанна осеклась и с сочувствием взглянула на сестру. – Я готова помочь тебе, но не хочешь же ты, чтобы я…
      – Нет! И довольно говорить об этом!
      Сестра Робинсон вошла в палату с огромным букетом цветов от Джима Суини. Надин говорила с ним по телефону, но не захотела, чтобы он навестил ее: ей было неприятно видеться с кем бы то ни было из съемочной группы в таком виде.
      Душевные страдания Джоанны усиливались с каждой минутой. Надин впадала в ярость, стремясь скрыть свое отчаяние и страх. Как она может сказать ей о предложении Люда? Чувство, которое Джоанна испытывала к Люду, вошло в противоречие с любовью к сестре. Надин была так слаба и беспомощна, она нуждалась в поддержке, а сообщение о том, что Джоанна собирается сыграть ее роль в фильме, окончательно выбьет у нее почву из-под ног. Нет на земле такой силы, которая помогла бы Надин встать с больничной койки и вернуться на съемочную площадку. Когда медсестра ставила цветы в воду, Джоанна отвела глаза, будучи не в силах встретиться взглядом с Надин.
      Надин видела, как расстроена Джоанна, как поникли ее плечи. Из-за чего ей так уж горевать! Она собирается родить ребенка от Люда. А она, Надин, почти что труп. В последнее время она стала отчетливо понимать, насколько серьезно ее заболевание. Ее жизнь зависела от машины, производящей гемодиализ. Если ей не пересадят здоровую почку, она не сможет обходиться без этой чертовой машины дольше двух дней. А после операции она всю жизнь будет трястись из-за того, что организм в любой момент может отторгнуть чужой орган. При мысли о сестре, которая здорова и беременна от любимого мужчины, Надин хотелось кричать от боли и досады.
      – Я устала и жду звонка от Люда. Я хочу, чтобы ты ушла, – твердо заявила Надин.
      Джоанна смахнула с ресниц набежавшие слезинки и повернулась к сестре:
      – Он не позвонит до завтра, потому что хочет, чтобы я обсудила с тобой одну вещь.
      Надин почувствовала, как где-то внутри у нее зародился страх, предчувствие чего-то ужасного. Она села на кровати, и Джоанна поспешила поправить подушку, на которую она облокотилась.
      – Уж не хочет ли он найти мне замену? Он не посмеет так поступить со мной!
      – Нет. Все не совсем так. Ты исполнительница главной роли, и твое имя будет в титрах, но…
      – Нет! – Во взгляде Надин было столько ненависти, что у Джоанны похолодело сердце. – Я знаю, что ты собираешься сказать! Я этому не верю!
      – Но ведь это вынужденная мера. Она касается только оставшихся эпизодов, – вымолвила Джоанна, стараясь сохранить спокойствие. – Люд должен закончить фильм. Эд готов запустить его в прокат, и с тех пор, как вышла пробная серия, минуло много времени. К премьере тебе уже сделают операцию. Если это случится раньше, ты сама сможешь переиграть те сцены, где буду сниматься я.
      Джоанна замолчала, пораженная каменным выражением лица сестры, на котором отразилась смесь отчаяния, ненависти и изумления.
      – Неужели ты действительно хочешь занять мое место?
      – Только если ты дашь свое согласие, Дини, – подавляя дрожь в голосе, ответила Джоанна. – Ты же понимаешь, что я вовсе не стремлюсь к этому. Более того, я готова пойти на все, чтобы избежать этого.
      Все что угодно! Как она смеет произносить эти слова, если не в состоянии сделать аборт, чтобы спасти сестру!
      – Тебе известно, как я не люблю сниматься. Я не знаю, что из этого получится. Но у меня нет другого выхода.
      Надин устремила взор на потухший экран телевизора, висевшего под потолком, и представила себе Джоанну в сцене с Меган, в заключительной сцене на судебном процессе, в любовной сцене с Риком. Она невольно перевела взгляд на свои руки и подумала о том, что давно не делала маникюр.
      Джоанна испытывала сильнейшее желание обнять сестру, сказать, как она ее любит, утешить, вселить в нее уверенность в благополучном исходе этой трагической истории. На нее нахлынули детские воспоминания о том, как они поддерживали друг друга в трудных ситуациях. Но что-то мешало ей отдаться во власть душевного порыва…
      – Хорошо, – вдруг отозвалась Надин, и ее голос прозвучал словно из могилы.
      Однако Джоанна не почувствовала облегчения, услышав согласие сестры. Ей была понятна боль, терзавшая Надин, и слезы невольно навернулись ей на глаза. Джоанна взяла себя в руки невероятным усилием воли.
      – Дети спрашивают, когда ты вернешься домой, – сказала она, стремясь перевести разговор на другую тему.
      – Меня выпишут на следующей неделе. Но мне придется являться сюда трижды в неделю на процедуры.
      Надин с трудом поднялась с постели и подошла к окну, чтобы взглянуть на Мэдисон-авеню. Дни становились длиннее. Она видела, как толпы людей бредут по тротуарам, заходят в магазины и выходят с покупками. Скоро весна, пора любви и обновления.
      Джоанна попрощалась с сестрой, но не осмелилась подойти к ней и поцеловать. Оказавшись за дверью, она беззвучно разрыдалась, зажав рот кулаком.
      Надин прижалась разгоряченным лбом к стеклу и тоже дала волю слезам. Итак, Джоанна получает все: Люда, его ребенка, ее роль.

      – Нэдди, дорогая, я всего на минутку, честное слово. Просто оказалась по соседству. Здесь неподалеку живет мой дантист. Ужасно захотелось тебя увидеть. – Ферн крепко обняла подругу.
      – Осторожно, у меня до сих пор болят ребра, – предупредила Надин.
      Ферн присела на край постели, стараясь по возможности не показывать виду, что потрясена тем, как ужасно выглядит Надин. Ее лицо было бледно и одутловато, волосы тусклы и всклокочены. Ферн не знала, куда девать глаза. Она понимала, что никакое количество косметики не приведет Надин в такое состояние, чтобы она смогла предстать перед камерой.
      – Что говорят врачи? Когда ты выйдешь отсюда? – спросила Ферн настолько непринужденно, насколько могла.
      – Через несколько дней. Но я не поправилась полностью. Почки так и не пришли в норму. Мне нужна операция.
      – О Господи!
      Холод пробежал по спине у Ферн. В ее представлении трансплантация была из области медицинской фантастики. Одна мысль о такой операции приводила ее в ужас. Она сделала глубокий вздох, чтобы справиться с собой.
      – Как это ужасно, Надин! Но ты не волнуйся, дорогая. Сейчас доктора могут творить чудеса. Я уверена, что все обойдется.
      – Да, я тоже.
      Ферн нервно закурила, не обращая внимания на запрещающий знак.
      – Если бы я могла чем-нибудь помочь тебе…
      – Если бы ты была моей сестрой-близняшкой, то могла бы пожертвовать одной почкой.
      – Ты хочешь сказать, что Джоанна может… – вытаращилась на нее Ферн. – Боже! И у нее хватает совести видеть тебя в таком положении и ничего для тебя не сделать?! Окажись я на ее месте, мы с тобой уже сейчас были бы в операционной!
      – Даже если бы ты была беременна? – с усмешкой поинтересовалась Надин. – Тебе пришлось бы сделать аборт.
      – Джоанна беременна?! Черт побери! – В голове у Ферн тут же прояснилось. – Если она думает, что Люд женится на ней только потому, что она залетела…
      – Он хочет этого ребенка, – ответила Надин сухо. – Он знал о том, что она беременна, еще до поездки в Нью-Хэмпшир.
      Ферн нервно облизала губы и полезла в сумочку за второй сигаретой.
      – Не кури, пожалуйста. Меня тошнит.
      Ферн послушалась и обескураженно взглянула на Надин, которая приподнялась на локте.
      – Ты знаешь о том, что Люд хочет доснять фильм с Джоанной?
      – Что?! Нет, Надин! – Ферн говорила искренне, но понимала, что побудило Люда принять такое решение.
      – Доктора говорят, что я не могу вернуться к работе, – сказала Надин. – Мне плевать на их мнение, но я действительно паршиво себя чувствую. Три раза в неделю мне придется на четыре-пять часов подключаться к машине, производящей гемодиализ. После этой процедуры я чувствую себя вполне сносно, но не настолько, чтобы сыграть уверенную в себе, полную жизненных сил и процветающую во всех отношениях женщину-адвоката… – Она замолчала, потому что горький комок, вставший поперек горла, мешал ей говорить.
      Ферн, страдая от невозможности закурить, беспокойно ерзала на месте. Ей было жаль Надин, но другого выхода, кроме как отдать роль Джоанне, она не видела. В противном случае с идеей фильма пришлось бы проститься.
      Надин, украдкой наблюдая за Ферн, видела, как в ее мозгу прокручивается вариант с Джоанной. Ферн все более склонялась к нему, хотя и старалась скрыть это. Они были подругами, но Надин понимала, что на поддержку Ферн ей рассчитывать не приходится.
      – Ты не должна сдаваться, Нэдди. Взгляни на дело с хорошей стороны. Даже если Джоанна закончит фильм вместо тебя, в титрах будешь только ты. Ты звезда. К тому времени, как сериал выйдет на экраны, ты совсем поправишься и сможешь заключить новый контракт.
      Надин хотелось бы верить в это, но у нее ничего не получалось. Она чувствовала себя крайне неуверенно. К тому же вряд ли Джоанна сможет довести роль до конца так, чтобы фильм понравился зрителю.
      Увидев, что Надин устало закрыла глаза и откинулась на подушку, Ферн на цыпочках вышла из палаты.
      – Почему ты не сказал мне о том, что хочешь снимать Джоанну вместо Надин? – набросилась она на Люда в студии. – Я зашла навестить Надин и благодаря тебе чувствовала себя полной идиоткой.
      – Извини. Я ждал, пока Джоанна поговорит с Надин. Она только что позвонила мне и сказала, что Надин согласна. Как она себя чувствует?
      – Она в ужасном состоянии, но горит желанием работать. Я не уверена, что Джоанна справится с ролью. Она не актриса, и…
      – Не волнуйся, Ферн. Это я беру на себя. Все будет хорошо.
      Ферн проглотила комок обиды. Она не сомневалась в том, что Люд не уговорил Джоанну сделать аборт только потому, что боялся лишиться на время обеих сестер разом.
 
      В тот вечер Джоанна, лежа в постели в объятиях Люда, никак не могла справиться со страхом, в который ее повергала перспектива оказаться перед камерой.
      – Я выучила роль, но боюсь, что не смогу держаться непринужденно во время съемок.
      – Не волнуйся. Я буду рядом и помогу тебе. Ты будешь играть саму себя. Я говорил тебе об этом с самого начала.
      – Постараюсь, но не знаю, как отнесется к этому Надин. Сыграть так же хорошо, как она, я вряд ли сумею, – сказала Джоанна, крепко прижимаясь к его плечу.
      В глубине души Люд тоже так считал, но не стал делиться своими мыслями. Напротив, он ободряюще улыбнулся и ласково погладил ее по животу:
      – Скажи лучше, как относится к этому наша Эсмеральда?
      – Прекрасно, – оживилась она. – Но мне все же кажется, что это будет Людвиг Второй. Твоя маленькая копия. Когда живешь со взрослым мужчиной, немного жаль, что не видела его в детстве и юности и не знала, каким он был.
      – Я, между прочим, тоже любопытный. Поэтому не удивляйся, что мне хочется иметь миниатюрную Джоанну, нежную, как только что вылупившийся цыпленок. – С этими словами он поцеловал ее и попытался приласкать.
      – Не надо, пожалуйста, Люд. Я действительно очень беспокоюсь о Надин. Она храбрится, но всерьез напугана. И еще сердится на меня. Представь, она сказала, что не хочет, чтобы ей пересадили мою почку. Разумеется, если до родов найдется другой донор, то ждать не имеет смысла…
      – Возможно, доктора преувеличивают опасность. Естественно, проще пересадить твою почку. Но и другой вариант вполне сгодится. Только это, наверное, будет стоить денег.
      – Я готова заплатить, сколько угодно, Люд. Не могу видеть, как она страдает.
 
      Доминик поднял глаза от бумаг на своем столе и увидел в дверях кабинета Джона Мака.
      – Извини, если помешал. Знаю, ты только что вернулся с конференции и у тебя куча дел. Но если найдешь для меня несколько минут, я бы хотел поговорить с тобой о Леннокс и Баррет. Насколько мне известно, ты лично знаком с ними.
      – Да, давай поговорим. – Доминик указал на кресло.
      – Пренеприятнейший случай, – сказал доктор Мак, втискивая свое грузное тело в кресло. – Все осложняется беременностью. Я хотел узнать твое мнение о возможности аборта. У Леннокс нет детей, но она еще молода.
      – Проблема в том, что у нее было три выкидыша, – ответил Доминик, невольно покраснев.
      – Черт побери! В таком случае остается надеяться только на то, что и на этот раз случится выкидыш. Как ни жестоко это звучит.
      – Почему Надин не может прожить на гемодиализе до тех пор, пока Джоанна не родит?
      – По двум причинам. Во-первых, у Надин повышенное кровяное давление, во-вторых, слабая сосудистая система. Джоанна напугана по вполне понятным причинам, но согласна на операцию. Однако состояние здоровья Надин внушает мне серьезные опасения.
      Доминик задумался. Он не предполагал, что дела у Надин так плохи. Но при мысли о том, что Джоанна должна будет лишиться почки… Храбрость этой женщины не только внушала ему уважение, но и восхищала его.
      – Скажи, а сестры-близнецы очень похожи?
      – В каком смысле? – удивился Доминик.
      – В прямом. Может быть, ты объяснишь мне, почему Надин так странно повела себя. Сначала умоляла меня, чтобы я поговорил с сестрой об операции, а на следующий день категорически отказалась от ее почки. Это лишено всякого смысла. Если, конечно, Надин не хочет вынудить Джоанну сделать аборт и раздражена оттого, что нельзя сделать операцию немедленно.
      – Не могу в это поверить, – пробормотал Доминик. – Насколько я знаю, они очень близки и любят друг друга.
      – Это и странно.
      – Может быть, Надин переживает из-за того, что болезнь мешает ей вернуться к работе? Или ей действительно не хочется подвергать сестру такой серьезной операции.
      – Я так не думаю. Альтруизм ей несвойственен. Мне это больше всего напоминает ревность. Обычную женскую ревность. Что-нибудь связанное с любовными отношениями.
      – А стоит ли оправдывать трудности нашей работы обстоятельствами, касающимися личной жизни пациентов? – натянуто поинтересовался Доминик.
      Мак, вспомнив о том, что все трое давно знают друг друга и дружат, решил не переходить запретные границы.
      – Хорошо, – сказал он, поднимаясь. – Как бы то ни было, я начинаю поиски донорской почки через компьютерную базу данных. Хотя это будет непросто. У Надин невероятно низкая гистосовместимость. Такой я давно не встречал.
      – Господи, только не это!
      – Будем надеяться, что нам повезет. Но поиски могут продлиться много месяцев. Не исключено, что Джоанна родит быстрее. Думаю, в этом случае Надин с благодарностью примет жертву сестры. Как правило, после длительного гемодиализа пациенты готовы принять почку от самого дьявола.

* * *

      Первая же репетиция произвела на Джоанну удручающее впечатление. Детское отвращение к камере вернулось к ней и неотвязно преследовало, мешая сосредоточиться. Как она ни старалась, преодолеть скованность и держаться непринужденно у нее не получалось. Голос звучал монотонно даже на ее собственный слух, она ощущала каждую часть своего тела и не могла избавиться от мысли о том, что ужасно выглядит со стороны.
      Люд проявлял терпение и старался заставить ее не играть роль Надин, а быть самой собой.
      Ферн курила не переставая и злорадно наблюдала за провальной игрой Джоанны. Она не могла справиться с собой, хотя понимала, что фильм на грани срыва.
      За ленчем Джоанна, Люд и Ферн обсуждали возможность начать съемки с менее сложной сцены, чем выяснение отношений с Меган.
      – Думаю, все же следует придерживаться последовательности событий. Мне так будет легче освоиться с характером и войти в роль, – сказала Джоанна. – Жаль, что я доставляю вам столько хлопот. Я какая-то неуклюжая, повернуться толком не могу!
      – Перестань, моя радость, – ободряюще улыбнулся Люд. – У тебя все прекрасно получится.
      Джоанна была полна решимости оправдать надежды Люда, которых Ферн не разделяла. К слову сказать, присутствие Ферн на съемочной площадке мешало Джоанне, вызывая в памяти мучительные детские воспоминания и не давая расслабиться.
      Когда они вернулись к сцене с Меган, Джоанна почувствовала себя более раскрепощенно. Возможно, она понемногу начала привыкать к камере. Раньше у нее не доставало внутренней решимости противостоять разъяренной Меган – ревнивой жене своего любовника. На этот раз голос у Джоанны почти не дрожал от волнения, она держалась гораздо свободнее. Главное, набраться терпения и удвоить, утроить старания. Она будет репетировать столько, сколько понадобится, и в конце концов добьется успеха.
      Всю следующую неделю Джоанна ни на минуту не переставала думать о Сюзанне. Разумеется, это касалось только того времени, когда она не думала о Надин, которую выписали из больницы. В конце недели Джоанна позвонила ей:
      – Надин, я не представляю, как ты можешь сниматься. Я никогда в жизни не делала ничего труднее.
      Надин промолчала.
      – Ну, я кое-как справляюсь. У меня нет выбора. Расскажи, как ты себя чувствуешь.
      – Как обычно.
      В голосе Надин прозвучало глубокое уныние.
      – Я зайду к тебе, как только выдастся свободная минутка. Ты же знаешь, что студия – это сумасшедший дом.
      – Знаю.
      Джоанна повесила трубку и подумала о том, что Надин сознательно игнорирует ее беременность и не считает нужным даже из вежливости поинтересоваться, как у нее дела.
      По вечерам Джоанна и Люд репетировали дома.
      – У тебя прекрасно получается, когда мы вдвоем, радость моя. Если бы ты могла забыть о камере…
      – Но я не могу. В этом-то и беда!
      Люд старался ободрить и морально поддержать ее, вся съемочная группа относилась к Джоанне с пониманием, высоко ценя ее желание помочь им завершить фильм. Однако настал момент, когда от репетиций пора было переходить к съемкам.
      – Надо закончить большую любовную сцену с Риком до тех пор, пока между вами не встала Эсмеральда, – пошутил Люд.
      – Но я еще не готова, Люд. Слишком рано.
      – Не надо паниковать, моя радость. И потом, мне лучше знать, ты так не считаешь?
      – Да, но…
      – Никаких «но». Постарайся взглянуть на это вот как: ты не будешь выступать на сцене перед большой аудиторией, тебя будут окружать только близкие люди, считай, твоя семья.
      Джоанна приложила все усилия, чтобы успокоиться, но так и не смогла заснуть в ту ночь.
      Утром, несмотря на сильную тошноту, она заставила себя проглотить несколько штук сухого печенья. Пока Люд брился, Джоанна прилегла на кровать и провела аутотренинг. Она не могла допустить, чтобы вся работа Люда пошла насмарку из-за нее.
      В такси по дороге на Лонг-Айленд Джоанна взяла руку Люда в свою и нежно поцеловала.
      – Я боюсь, – тихо прошептала она.
      – У тебя прекрасно все получится. – Он с улыбкой сжал ее хрупкие пальцы. – С Надин я репетировал не меньше, хотя она актриса, а ты нет.
      Перед тем как Джоанна направилась в гримерную, Люд крепко прижал ее к себе и сказал:
      – Главное, помни каждую минуту о том, что я люблю тебя.
      – Если я все испорчу…
      – Я не перестану любить тебя. И Эсмеральду. – Он положил руку ей на живот. – Ладно. Иди.
      Стоило Джоанне вступить в свет раскаленных прожекторов, как мысли у нее спутались, ладони предательски повлажнели, и весь текст роли вылетел из головы. Оправившись от шока, она услышала, как кто-то произносит ее реплики, и в следующий момент с удивлением узнала собственный голос.
      – Смотри на Меган, а не на меня! – крикнул Люд. – Забудь обо мне. Забудь обо всем, кроме женщины, которая теряет своего мужа и обвиняет в этом тебя.
      Джоанна старалась изо всех сил. В костюме и среди декораций, изображавших комнату с камином в домике на горнолыжной базе, она почувствовала себя увереннее и дала волю фантазии, что пошло на пользу делу.
      – Стоп, снято! Совсем неплохо, Джоанна, молодец, – сказал Люд по завершении съемок первого дубля.
      – Давайте второй!
      Джоанна снова и снова повторяла слова роли, и с каждым разом у нее это получалось все лучше. В конце концов она полностью избавилась от скованности и перестала бояться камеры.
      Во время съемок пятого дубля Джоанна нечаянно задела вазу, стоявшую на столе, и уронила ее на пол. Ваза разлетелась вдребезги, а Джоанна так расстроилась, что не сдержалась и расплакалась.
      – Не могу, я просто не в состоянии ничего сделать!
      – Ты прекрасно все можешь, – утешала ее Меган, обняв за плечи.
      – Ты молодец, честное слово, – сказал Рик. – На съемках и не такие неприятности случаются. Стоит ли расстраиваться из-за мелочей? Черт возьми, со мной бывали вещи похуже. Однажды я споткнулся и влетел в стеклянные двери книжного шкафа, после чего не одну неделю вынимал из спины осколки.
      Джоанна улыбнулась сквозь слезы.
      Люд объявил перерыв и настоял на том, чтобы Джоанна перекусила и прилегла на полчаса отдохнуть.
      Проснувшись, Джоанна в ужасе обнаружила, что прошел час. Люд снимал другую сцену. Ферн помогла ей привести себя в порядок и подготовиться к очередному дублю.
      Джоанна причесалась и сделала новый макияж, наблюдая за сценой между Меган и Риком. Процесс съемок захватил ее, она быстро вернулась в образ. Поэтому когда на очередной реплике Рика ей следовало войти в кадр, это получилось у нее легко и непринужденно. Слова роли звучали в ее устах так, словно шли из глубины сердца. Джоанна ощущала себя обворожительной женщиной, талантливым адвокатом, страстной любовницей, которой удалось завоевать желанного мужчину благодаря своим удивительным душевным качествам. Тем более что герой Рика давно перестал испытывать теплые чувства к своей жене, превратившей последние годы их супружества в беспросветный кошмар.
      Сюзанна защищала их с Риком отношения страстно и воодушевленно. Пустив в ход все свое красноречие, она убеждала жену в том, что бесполезно пытаться удержать мужа, апеллируя к его долгу. Мужчина скорее вернется к женщине, если она, вспомнив о своем достоинстве, почувствует себя уверенной и прекрасной.
      – Снято!
      Джоанна с удивлением обернулась на звук аплодисментов, которыми наградила ее игру съемочная группа.
      – Ты была великолепна, Джоанна! – воскликнул Люд и поцеловал ее. – Молодец!
      Она едва не расплакалась от счастья. Впервые в жизни Джоанна получила удовольствие от актерской работы.

      Надин ожидала, что вернется домой из больницы в гораздо лучшем состоянии. Однако ее ожидания не оправдались. Она хорошо ощущала разницу между тем, как чувствовала себя прежде, и тем, что было теперь. Ее энергия, жизненные силы куда-то подевались; слабость, казавшаяся естественной в больнице, теперь была ей особенно в тягость. Надин с трудом справлялась с депрессией.
      Кейт и Джефф, чрезвычайно обрадованные долгожданным возвращением матери, вели себя как обычно. Но вскоре и они почувствовали какие-то изменения, к каковым отнеслись со свойственной детям бессознательной жестокостью. Они целыми днями носились по дому как оглашенные, повсюду разбрасывали игрушки и не желали внимать мольбам матери о порядке и тишине.
      С каждым днем Надин все сильнее ощущала усталость. Вне зависимости от того, чем она занималась, ей приходилось по нескольку часов в день проводить в постели.
      Джоанна, обеспокоенная физическим и моральным состоянием сестры, выяснила, что можно приобрести аппарат для гемодиализа и установить его на дому.
      Надин небрежно отнеслась к подарку Джоанны, который, как ей казалось, был средством загладить вину. Аппарат тем не менее сильно облегчил ей существование, хотя и не избавил от необходимости строго придерживаться диеты и выполнять курс медикаментозного лечения.
      По нескольку раз в день Надин подходила к окну своей квартиры и смотрела на улицу. Неужели жизнь кончена и больше ничего не будет? Она неудачно вышла замуж, не испытывала особого восторга от материнства, а едва перед ней открылась возможность актерской карьеры, все пошло прахом.
      Надин понимала, что работа на съемочной площадке требует наличия не только таланта, но и физических сил. Репетиции и съемки способны отнять все силы и у совершенно здорового человека. А она…
      Джоанна каждый день звонила ей, но Надин казалось, что сестра лишь выполняла свой долг. Джоанна никогда не делилась с ней впечатлениями о съемках, и Надин, в свою очередь, не проявляла интереса к ее работе с Людом. Никто из съемочной группы не звонил ей… ни Рик, ни Меган, ни даже Ферн, так предательски поступившая по отношению к ней. Это могло означать лишь одно: у Джоанны все получалось.
      Подозрения Надин окрепли, когда ей позвонил Джим Суини и случайно обмолвился о том, что Джоанна прекрасно справляется. В этот момент Надин почувствовала, как волны злобной зависти захлестнули сердце.
      Стоило ей положить трубку после разговора с Джимом, как телефон зазвонил снова. Надин схватила трубку в надежде, что это Люд, и она сможет выплеснуть на него хоть каплю душившего ее гнева. Но это оказался Доминик.
      – Я великолепно себя чувствую, – сказала она, будучи не в силах отказаться от того, чтобы на кого-то излить свою досаду. – Ты разве не слышал? Я теперь, как наркоманка, жить не могу без аппарата для гемодиализа.
      – Я слышал. Мне очень жаль, что так случилось. Но доктор Мак говорил мне, что шансы найти донора для тебя высоки, а значит, все наладится.
      – Конечно. Я ощущаю себя узником, приговоренным к смертной казни, которому сообщают, что повешение заменяется пожизненным заключением.
      – Я могу чем-нибудь помочь тебе? – спросил Доминик, услышав в ее голосе сострадание к самой себе. – Хочешь, я возьму как-нибудь детей на прогулку?
      – Да, это было бы здорово!
      Доминик смог зайти в тот же вечер. Надин накормила его ужином, приготовленным миссис Уилсон.
      С Домиником ей было легко и приятно, как всегда. Джефф и Кейт пришли в восторг от того, что он, усевшись вместе с ними на пол, включился в игру.
      – Тебе пора завести собственных, – сказала Надин, наблюдая за тем, как трогательно он обращается с детьми.
      – В ближайшее время непременно, – с улыбкой отозвался Доминик.
      – Почему у вас с Алексис не было детей?
      Доминик удивился, услышав от Надин такой личный вопрос, на который он и сам себе не смог бы ответить.
      – Следуй рекомендациям докторов и не падай духом, – сказал он, уходя. – Если тебе что-нибудь понадобится, не стесняйся и звони.
      Доминик внимательно взглянул в лицо Надин и поспешил уйти. У него была масса трудных пациенток: женщин, больных раком; матерей, родивших неполноценных детей, – и к каждой он готов был проникнуться всем сердцем. Доктор Мак не преувеличивал – она действительно была в ужасном состоянии. Ей был необходим трансплантат. Тогда ее жизнь в корне изменилась бы.
      Надин закрыла за ним дверь и почувствовала себя одинокой, всеми забытой и обессилевшей. Внезапно ее стало тошнить. Надин попросила миссис Уилсон уложить детей спать, и сама отправилась в постель.
 
      После двух недель, проведенных дома под присмотром приходящей медсестры, подключавшей ее к ненавистному аппарату, Надин готова была лезть на стену от отчаяния. Когда в субботу Джоанна пришла, чтобы забрать племянников на прогулку, она поняла: терпение и силы сестры на исходе. Это привело ее саму в тягостное расположение духа.
      Джоанна знала, что в ее власти избавить Надин от мучений уже теперь – но какой ценой! Она не была похожа на сестру в том, что касалось беременности и отношения к этому состоянию, никогда не представлявшему для Надин проблемы. Угораздило же Джоанну забеременеть в такой неподходящий момент, да к тому же от мужчины, к которому Надин была неравнодушна. Надин видела, что сестра исполнена решимости защитить себя и своего ребенка, отчего проникалась к ней все большей неприязнью. Если бы только Мак нашел донора!
      В то же время Надин страдала от одиночества и нуждалась в поддержке Джоанны.
      – Что происходит на студии? – заставила себя вымолвить Надин.
      – Трудно, но я делаю, что могу. Бесконечные репетиции и дубли. Люд и его команда проявляют ко мне терпение. У меня часто все вылетает из головы, так что я подолгу не могу вспомнить свою реплику. И еще не могу избавиться от привычки смотреть на Люда или в камеру. Бывает, что не укладываюсь в нужное время.
      – Сколько эпизодов вы уже отсняли?
      – Точно не знаю. Кажется, три.
      Надин ощутила, как болезненно сжалось сердце. Оказывается, съемки проходят теми же темпами, как и с ее участием. Это означает, что Джоанна показала себя талантливой актрисой, может быть, даже более талантливой, чем она сама. К счастью, Надин вспомнила о том, что Джоанну с режиссером связывают особые отношения. Это спасло ее от полного упадка духа. Она устало поднялась и пошла одевать детей на прогулку.
      Джоанна осталась ждать в коридоре, нервно теребя ремешок сумки и моля Бога о том, чтобы доктор Мак поскорее нашел донора для Надин. У нее не было душевных сил видеть сестру в таком состоянии. А что, если это продлится еще несколько месяцев?
 
      Доктор Мак осматривал одного из своих прооперированных пациентов в частном кабинете.
      – Все в порядке, Гарольд, но вы почему-то выглядите обеспокоенным.
      Тучный сорокалетний мужчина тяжело вздохнул, перегнулся через стол и доверительно сообщил:
      – Вы не поверите, доктор. Помните мамашу того парня, чью почку мне пересадили? Она повсюду преследует меня, просто проходу не дает. Леди явно не в себе, у нее что-то с головой. Она считает меня перевоплощением своего сына или чем-то в этом роде. Звонит днем и ночью, расспрашивает о здоровье, умоляет о встрече. – Мак сокрушенно покачал головой. – Сначала мне было жаль ее, сами понимаете. Моя жена даже пригласила ее в гости. Мы вместе провели вечер, рассматривая фотографии ее сына. Она не замужем. В тот день, когда погиб ее сын, она сама вела машину, и теперь, понятное дело, не может избавиться от чувства вины. Она совсем не богата, но продолжает заваливать меня подарками. Например, на день рождения она подарила мне золотые часы. Я попробовал объяснить ей, почему не могу принять их, но она закатила такую истерику, что пришлось согласиться. Не знаю, что делать, доктор. Мы с женой в полной растерянности.
      Телефонный звонок помешал Маку ответить. Это был Стэн Марсден, координатор компьютерного центра больницы Святой Анны. Во Франкфурте в результате аварии погиб человек, иммунная система которого оказалась полностью совместимой с Надин Баррет. Группа крови и тканевые антигены потенциального донора уже поступили в компьютерный банк данных Нью-Йорка.
      – Увидимся через месяц, Гарольд. – Мак повесил трубку, сияя счастливой улыбкой.
      – Хорошие новости, доктор?
      – Возможно. Нашелся потенциальный донор в Германии.
      – Повезло же кому-то. Хотелось бы мне, чтобы моя почка тоже была оттуда, – печально усмехнулся пациент, направляясь к двери.
      Мак тут же позвонил Надин домой.
      – Не хочу так уж сильно обнадеживать вас, потому что возможны всякие накладки. Просто я должен предупредить, чтобы вы были готовы в любой момент лечь на операцию.
      Остаток дня Мак провел как на иголках, мучаясь неизвестностью. В половине седьмого Марсден перезвонил ему.
      – Ребята во Франкфурте поторопились. Пациент находится в критическом состоянии, у него множество смертельных ранений, но хирурги пока за него борются. Под большим вопросом то, сохранится ли у него невралгическая функция организма. Знаю, тебе не терпится найти почку для Баррет, и этот вариант скорее всего подошел бы, но что я могу поделать? Родители этого парня не теряют надежды.
      Мак перезвонил Надин и ночным рейсом улетел во Франкфурт.
 
      Джоанна согласилась остаться в «Омеге» на должности консультанта и приходить на работу несколько раз в неделю на пару часов. Уинни был ей чрезвычайно за это благодарен. Когда Надин позвонила, Джоанна сидела у себя в кабинете, разбирая макет нового тома. Такой веселой и воодушевленной Джоанна не слышала сестру уже очень давно.
      – У меня отличные новости!
      – Это потрясающе! – воскликнула Джоанна, выслушав ее.
      По дороге домой Джоанна задержалась у витрины детского магазина на Мэдисон-авеню, в которой было выставлено платьице. Люд хотел, чтобы у них родилась дочь, и Джоанна с некоторых пор стала думать о своем ребенке как о девочке. Подчиняясь какому-то внутреннему импульсу, она вошла в магазин и попросила показать платьице. Оно было сшито из белого египетского хлопка, с ручной вышивкой и розовыми кружевами вокруг воротничка. Джоанна влюбилась в эту дорогую и нарядную вещицу, представив себе, как она будет смотреться на малышке.
      Пока продавщица упаковывала покупку, Джоанна выбрала свитер ручной вязки в тон платью, шляпку и ботиночки. Покупать одежду для еще не родившегося ребенка считалось дурной приметой, но Джоанну это не беспокоило. Она никогда не была суеверной. К тому же раньше она никогда так не поступала, а результат всегда оказывался одинаково плачевным.
      Джоанна чувствовала, что дела пошли на лад. Мак нашел донора для Надин и заверил ее, что их совместимость невероятная, прямо-таки фантастическая. А значит, успех операции обеспечен.
      На этот раз она обязательно родит! Ничто не могло поколебать ее уверенности.
 
      Всю пятницу доктор Мак вел переговоры с врачами во франкфуртской клинике.
      – Мы не можем торопить события, – сказал ему заведующий неврологического отделения через переводчика.
      – Но ведь вы считаете, что активность нулевая.
      – Мы должны быть абсолютно в этом уверены. Мальчику всего двадцать два. Он разбился на мотоцикле. Родители в шоке, он у них единственный ребенок.
      – Насколько мне известно, родители согласны на трансплантацию.
      – Нет, – отрицательно покачал головой невролог. – У него была донорская карточка, как у большинства студентов-медиков.
      После целого дня ни к чему не приведших переговоров с докторами, Мак вернулся в отель. Он надеялся, что быстро уладит формальности, однако столкнулся с непредвиденными трудностями и потерял сутки. Ему просто не везло! В долголетней практике доктора Мака это был первый случай, когда в банк данных поступила информация о доноре, который еще жив.
      Мак позвонил в Нью-Йорк Стэну Марсдену и отчитался о проделанной работе, после чего поговорил с Надин и заверил, что терять надежду не стоит.
      Рано утром его разбудил телефонный звонок. Юноша умер, и его отключили от аппаратов, поддерживающих жизнедеятельность организма.
      Наскоро позавтракав и выпив кофе, Мак помчался в больницу. Убитые горем родители бились в истерике над телом сына, никого к нему не подпуская. Для того чтобы понять, что они категорически против трансплантации, не нужно было прибегать к услугам переводчика.
      Отец впал в настоящую ярость, обвиняя врачей в том, что те слишком рано отключили аппаратуру только потому, что их сын имел глупость подписать донорскую карточку. Более того, он заявил, что Мак подкупил немецких коллег, чтобы те установили факт смерти преждевременно.
      Пока отец бушевал, мать тихо плакала, повторяя, что это их единственный сын. Они владели небольшим магазинчиком и вынуждены были экономить каждый цент, чтобы оплатить учебу сына в медицинском колледже. А теперь, после того как мотоцикл перевернулся на скользкой дороге, все их труды и надежды пошли прахом.
      Терпение доктора Мака было на исходе. Тем более что почки уже удалены и помещены в специальный аппарат, обеспечивающий постоянную циркуляцию консервирующего раствора через их сосуды. В таком состоянии почки могли существовать не более пятидесяти четырех часов.
      Мак сделал последнюю отчаянную попытку урезонить отца, поклявшись, что никого не подкупал. Для него, как и для любого доктора, человеческая жизнь священна. Но их сын получил смертельные ранения, и медицина оказалась бессильна, хотя его коллеги сделали все, что могли. Более того, если бы каким-то чудом им удалось спасти их сына, то он на всю жизнь остался бы утратившим человеческий облик куском мяса, подключенным к медицинской аппаратуре. При этом его, Мака, пациент может хорошо заплатить за почки их сына.
      Отец ничего не желал слышать и упорно отмахивался от Мака.
      – Скажите ему, – кричал Мак переводчице, – я готов возместить им сумму, затраченную на обучение сына. Черт побери, мой пациент – миллионер!
      Переводчица, молоденькая обворожительная девушка, испуганно вскинула на него глаза.
      – Я не могу это перевести. Поверьте, это только ухудшит положение вещей.
      К сожалению, отец владел английским в достаточной мере, чтобы разобрать слово «миллионер» и уловить суть предложения Мака.
      – Никогда! – взвизгнул он. – К черту донорскую карточку! Я этого не допущу. Я обращусь в суд. Вы заплатите мне за убийство сына!
      Мак, стараясь взять себя в руки, заметил, что разговор о деньгах заставил весь медперсонал клиники с презрением отвернуться от него. Черт побери, пожалуй, он действительно зашел слишком далеко!
      – Могу я поговорить с матерью? – обратился он к переводчице.
      – Не сейчас. Она прилегла, ей дали успокоительное.
      Невролог подошел к Маку и сказал на плохом английском:
      – Помимо почек, у людей есть еще и сердце.
      Мак пробормотал в ответ, что просит прощения за свою неуместную горячность и хотел бы поговорить с матерью, когда та придет в себя. Невролог обещал постараться устроить ему встречу с ней. Нетерпение Мака можно было понять, но администрация клиники не хотела судебных разбирательств.
      Окольными путями Мак попробовал выяснить, не испытывают ли родители мальчика особой неприязни к американцам, поскольку во время Второй мировой войны Франкфурт очень серьезно пострадал от американских бомбардировок.
      Ситуация складывалась идиотская. Такая совместимость с донорским органом выпадала один раз на миллион.
      Мак ни на шаг не отлучался из отеля. Спускаясь в ресторан пообедать, он просил портье тут же сообщить о телефонном звонке на пейджер. Большую часть времени он проводил у себя в номере, из окна любуясь Майном.
      Наконец ему позвонили из госпиталя и сообщили, что адвокат, нанятый родителями мальчика, готов любыми средствами помешать ему завладеть трансплантатом.
      С тех пор как почки подключили к аппарату, прошло девять часов.
 
      Люд удобно устроился на диване в гостиной Надин и, потягивая виски, рассказывал ей о том, как продвигаются съемки.
      – После операции мне придется пару недель пролежать дома, – сказала Надин. – Мы сможем потом переснять те эпизоды, которые вы сделали с Джоанной?
      Люд не знал, что ответить. Он пришел к выводу, что Джоанна совсем неплохо справлялась с ролью, едва ли не лучше, чем Надин. В проведении повторных съемок, не было никакой необходимости.
      – Вряд ли. Денег нет. Не забывай, что час готовой продукции обходится нам в полмиллиона долларов.
      – А если я заплачу?
      – Это очень сложно, Надин, – сказал он, отставляя бокал. – У Меган через месяц начинается другой контракт. Сценарист тоже получил новый заказ. Придется оставить все как есть. У нас нет другого выхода. Сроки поджимают.
      – Ты можешь поклясться, что говоришь правду? – Надин пристально посмотрела ему в глаза и с удовольствием отметила, что он первым отвел взгляд.
      Люд в сотый раз пожалел, что связался с Надин, а не пригласил на эту роль надежную, опытную профессиональную актрису. Трудности, которые могли бы возникнуть с ней, не шли ни в какое сравнение с теми проблемами, которыми изводила его Надин.
      – Ты просматривал дубли? – спросила она.
      – Да. На мой взгляд, между вами с Джоанной есть различия. Что касается остальных членов съемочной группы, то мнения разделились. Тогда я показал ленту посторонним людям, которые с вами незнакомы. Они даже не заподозрили, что в эпизодах сняты две разные актрисы. – После мгновенного колебания Люд добавил: – Впрочем, если у тебя действительно есть деньги, чтобы оплатить повторную съемку, можно попробовать устроить это. Главное, чтобы ты поскорее поправилась.
      Он понимал, что до этого никогда не дойдет, но счел нужным сказать Надин то, что она хотела услышать.
      Единственное, чего бы ей услышать не хотелось, было подтверждение того, что Джоанна не уступает ей в актерском мастерстве.
      Эйфория, связанная с перспективой операции, прошла, и Надин почувствовала, как ее сердце наполняется холодной ненавистью к Люду. Тому было множество причин. Однако демонстрировать это сейчас не следует. Сначала она должна полностью поправиться и крепко встать на ноги.

* * *

      К концу третьего месяца беременности Джоанна стала быстро уставать и к вечеру буквально падала с ног в изнеможении. Ей стоило невероятных усилий проводить по нескольку часов в день перед камерой, даже при том, что в перерывах между дублями она лежала пластом у себя в гримерной. От работы в издательстве пришлось отказаться полностью. С Людом она виделась редко, считая несправедливым вынуждать его проводить с нею вечера, если все равно к девяти часам ее начинало непреодолимо клонить ко сну.
      – Когда все это кончится, я просплю месяц подряд. А может быть, впаду в спячку на все лето, – сказала она Люду в тот вечер, когда чуть было не стала клевать носом в ресторане.
      – Вот отснимем фильм и устроим себе роскошные каникулы. Сбежим в штат Мэн, снимем коттедж. Я буду исполнять все твои прихоти и капризы. А ты будешь нянчиться с Эсмеральдой.
 
      Доктор Мак метался по гостиничному номеру, как запертый в клетке дикий зверь. Ему и раньше приходилось сталкиваться с разными трудностями, чтобы заполучить трансплантат, но он всегда имел дело с американскими донорскими центрами, где работали люди, говорящие на одном языке с ним и привыкшие точно так же, как он, решать возникающие проблемы.
      Теперь, ожидая вскрытия, он страдал от собственной беспомощности и впадал в неописуемую ярость при мысли о том, что эти законопослушные немцы скорее дадут закопать в землю почки, которые могли бы спасти жизнь другому человеку, чем согласятся на то, чтобы упростить и ускорить такую элементарную процедуру, как вскрытие трупа.
      А между тем драгоценное время шло, оно уходило безвозвратно не только для Надин Баррет, но и для англичанина из Бирмингема, который точно так же нуждался во второй почке. Двадцать четыре часа уже пропали. И только потому, что мать умершего юноши отказалась встретиться с доктором Маком.
      Вскрытие показало, что аппаратура была отключена уже после того, как мозг пациента перестал функционировать в результате травмы.
      Отто Беккер, глава Ассоциации медиков во Франкфурте, пошел навстречу просьбе Мака и устроил ему свидание с родителями юноши. Он не только выступил посредником между двумя сторонами, но и сыграл роль переводчика.
      – Прошу принять мои извинения за недопустимую резкость тона и неприятные минуты, которые я заставил вас пережить, – начал Мак. – Я сожалею о вашей утрате, а также об утрате потенциального донора, который мог бы спасти жизнь моей пациентке, тридцатичетырехлетней женщине, матери двоих детей.
      Он вложил в свои слова всю силу убеждения, на которую был способен. Перевод Беккера смягчил темпераментную речь Мака и сделал ее более трогательной. Мак вкратце рассказал о том, что такое почечная недостаточность и какая судьба ожидает его пациентку. Закончил он тем, что их сын, как будущий медик, понимал всю серьезность этой болезни и подписал донорскую карточку, осознавая, что может спасти кому-то жизнь. Так почему же его родители отказывают своему сыну в исполнении его последней воли?
      В тот момент, когда Мак произносил эту фразу, он вдруг увидел и почувствовал горе, которое переживают родители погибшего студента. За два дня они изменились до неузнаваемости, постарели и осунулись. Теперь они сидели рядышком молча, без движения, глаза их были опущены в пол.
      – Они должны обдумать ваши слова, – сказал Беккер, выводя Мака в соседнюю комнату.
      – Черт побери, что тут думать! Поймите, ведь осталось всего тридцать девять часов!
      Беккер посочувствовал ему, и только. Приходилось ждать. Мак делал это в отеле, заранее собрав чемодан, чтобы вылететь в тот же момент, как получит положительный ответ. Иногда он не выдерживал, бросался на постель и в ярости колотил кулаком по подушке.
      В час дня ему позвонили и сообщили, что родители дали согласие на трансплантацию.
      У доктора Мака оставалось совсем мало времени на то, чтобы вернуться в Нью-Йорк и провести операцию.

      Надин собрала сумку и отправилась в больницу Святой Анны, надеясь, что в последний раз. Пока она болтала с медсестрами и санитарами того отделения, где уже чувствовала себя как дома, в операционной шли спешные приготовления к трансплантации.
      Доминик задержался у дверей палаты, чтобы поприветствовать и приободрить ее. С момента своего последнего разговора с Маком он пристально следил за состоянием здоровья Надин.
      – Можешь в последний раз взглянуть на то, что было раньше, – сказала Надин, откладывая в сторону книгу. – Совсем скоро я стану неузнаваемой. Меня трансформируют, трансплантируют, или как это у вас называется? Скорее бы уж!
      Доминик улыбнулся, в душе надеясь, что Надин не разочаруется. Мак, вероятно, не вполне доходчиво объяснил ей, что жить с пересаженной почкой легче, чем с двумя недействующими, но все же не то же самое, чем с теми, которые даны от рождения. Однако ему не хотелось мешать Надин предаваться радужным мечтам. Тем более перед операцией.
      – Дети в порядке?
      – Да. Но снова загрустили, узнав, что мне придется вернуться в больницу.
      – Я могу заехать к ним на полчаса после работы сегодня вечером. Я бы и подольше с ними посидел, но у меня билеты в театр.
      – Даже если ты на минутку заскочишь, это уже здорово, Доминик. Они без ума от тебя!
 
      Джоанна позвонила в больницу во время перерыва между дублями и, поговорив с сестрой, вернулась на съемочную площадку воодушевленная и радостная. К вечеру операция уже будет завершена, и Джоанна поедет к сестре сразу, как только освободится.
      Они снимали большую сцену с участием Сюзанны. Дело происходило в суде. Джоанна держалась перед камерой свободно и непринужденно, как никогда. После четырех дублей был достигнут нужный результат.
      Джоанна ощущала прилив сил и совсем не устала, поэтому решила на несколько часов заскочить в «Омегу». Она еще не ставила Уинни в известность о том, как обстоят дела у сестры.
      – Почки привезли, но никто не знает, как ее организм их воспримет.
      – Но мне казалось, доктор знает свое дело. По-моему, тебе следует перестать об этом думать. Так будет лучше, – сказал Уинни.
      По дороге домой из издательства Джоанна задержалась, чтобы купить игрушки для племянников. Она расплачивалась у кассы, когда ее внимание привлек смешной слон с розовой лентой вокруг уха. Джоанна тут же представила себе, как ее дочь возится с мягкой игрушкой, и прибавила слона к своим покупкам.
 
      Доктор Мак сидел в боковом кресле самолета, совершающего рейс Франкфурт – Нью-Йорк. Он готов был бы расслабиться и лететь совершенно спокойно, если бы его не беспокоило состояние аппарата, поддерживающего жизненные функции в органах, которые он вез с собой.
      В два часа дня по франкфуртскому времени самолет оторвался от земли. Полет должен был отнять восемь с половиной часов. Это означало, что в аэропорт Кеннеди он прибудет в половине шестого. Стэн Марсден обещал подготовить к этому времени вертолет. Если все удастся, то на операцию останется пятнадцать часов. Этого хватало.
      Мак не мог расслабиться в самолете. Ему смертельно хотелось выпить, но он положил себе за правило не пить меньше чем за восемь часов до операции. От тоника и апельсинового сока его тошнило.
      Доктор надел наушники, молча проглотил положенный завтрак и выпил две чашки кофе. Он попытался увлечься кроссвордом в журнале, но безуспешно, рассердился на самого себя и, откинувшись в кресле, устало закрыл глаза.
      Он задремал, но проснулся при толчке. Казалось, почва уходит из-под ног. Командир экипажа предложил пассажирам покрепче пристегнуть ремни, чтобы избавиться от непредвиденной тряски.
      Позже Мак понял, что их ожидает затянувшаяся посадка, поскольку самолет наткнулся на сильный порыв встречного ветра. По прогнозам экипажа, посадка оттягивалась на двадцать минут.
      Мак пробормотал проклятия и проверил, как поживают почки, подключенные к аппарату. Выяснилось, что по нью-йоркскому времени уже половина шестого. Экипаж самолета был в курсе ситуации Мака, тем не менее бортпроводница сказала ему:
      – Над Нью-Йорком полоса дождей, нам запрещают немедленную посадку. Впрочем, это не означает, что мы не сядем в течение получаса.
      – Эти полчаса могут означать для кого-то очень многое. Например, для человека может решаться вопрос жизни или смерти.
      Стюардесса обещала передать его просьбу командиру.
      Однако самолет приземлился ровно в шесть часов вечера, и Мак был взволнован этим обстоятельством. Машина из госпиталя ждала их на выходе из зала для прибывающих. Доктор не оставлял драгоценные почки ни на минуту. Когда санитар из больницы вез их по коридору аэропорта, Мак бежал следом, боясь, как бы с ними чего-нибудь не случилось. По ходу дела ему подали бумаги, которые следовало срочно подписать.
      Стэн Марсден встретил Мака у ворот аэропорта.
      – Мы не смогли заказать вертолет. У них какая-то электрическая буря. Но я вызвал «скорую» и полицейский эскорт.
      – Нет, только не это!
      На часах было десять минут седьмого. Прошло пятьдесят часов и двадцать пять минут, что означало всего четыре часа надежды. Мак сидел на заднем сиденье машины и вместе с доктором Марсденом наблюдал за показаниями аппарата. Сирены полицейского эскорта делали свое дело – они не остановились ни на мгновение, с тех пор как выехали из аэропорта.
      – Плохая погода помешала многим автомобилистам выехать сегодня, – заметил Марсден.
      – Я волнуюсь. Пятьдесят четыре часа – срок довольно приблизительный. Черт побери, почему мы остановились?! Где мы находимся?
      Марсден перегнулся вперед и вгляделся в лобовое стекло.
      – Мы попали в пробку! Ситуация отвратительная. Нам никуда не деться. Если бы знать… я бы заказал вертолет.
      – Хватит! Довольно горевать о том, чего нет. Что мы можем сделать?
      В этот момент полицейский вышел из своей машины и направился к машине «скорой помощи».
      – Прошу прощения, сэр, но я ничего не могу сделать. Два квартала, которые остались до больницы, затоплены.
      – Обеспечьте радиосвязь с клиникой. Я вызову вертолет, – потребовал Мак. – Мне наплевать на погодные условия, если речь идет о человеческой жизни. Пусть садится, где хочет, хоть на крышу.
      К тому времени, как подоспел вертолет, пробка на дороге понемногу рассосалась. Вертолет сел на крышу близлежащего небоскреба, который тут же окружил полицейский кордон. Мак и Марсден при поддержке полицейских выкатили контейнер с почками, пересекли улицу, маневрируя между рядами автомобилей, поднялись наверх на лифте и погрузились в вертолет.
      – Жми на всю катушку! – крикнул Мак пилоту, усмехнувшись при мысли о том, что по иронии судьбы торопится доставить почку человеку, пострадавшему в вертолетной катастрофе, именно таким образом. – Давай, приятель, это вопрос жизни и смерти!
      – Постараюсь, – кивнул пилот. – Но между двумя точками все равно нет более короткого расстояния, чем прямая.
      Вертолет сел на крышу больницы Святой Анны, где его уже с нетерпением ждали. Контейнер с почкой увезли в лабораторию на последнее тестирование и подготовку к операции.
      Часы показывали половину восьмого. С момента смерти донора и подключения почки к аппарату прошло пятьдесят два часа и десять минут.
 
      Джоанна сидела на полу в гостиной Надин и собиралась сыграть с племянниками партию в «Монополию», когда раздался звонок в дверь. Через пару минут миссис Уилсон ввела в комнату Доминика.
      Джоанна и Доминик, переглянувшись, смущенно улыбнулись друг другу.
      – Идите сюда и сыграйте с нами, док, – пригласил гостя Джефф.
      – У меня всего полчаса.
      – Ничего. Когда вам нужно будет идти, продадите мне свою собственность.
      – А может быть, он захочет продать ее мне? – возмутилась Кейт. – Ведь правда, док?
      – В любом случае мы все равно не закончим игру сегодня, – помирила детей Джоанна. – Мне в любую минуту может понадобиться поехать в больницу.
      – Только сначала, тетя Джоанна, тебе придется отправиться в долговую тюрьму, – радостно сообщила Кейт. – Ты не можешь играть дальше, потому что не скопила двухсот долларов.
      – Какое невезение! – улыбнулась Джоанна. – Если у меня с самого начала ничего не получается, то как вы хотите, чтобы я выиграла?
      – Думаю, ты проиграешь, – серьезно поразмыслив, заключила Кейт, вызвав своим заявлением взрыв смеха у взрослых.
      – А я собираюсь выиграть, – сообщил Джефф. – Я всегда выигрываю.
      Зазвонил телефон, и Джоанна бросилась к трубке со всех ног, но звонили не из больницы. Не выдержав, она решила позвонить туда сама.
      – Уже восьмой час, – взволнованно взглянув на часы, сказала она Доминику, когда тот поднялся с пола и подошел к ней. – Операция должна была уже начаться… Алло, это клиника?
      Джоанна помрачнела, положив трубку на рычаг.
      – Они говорят, что доктора Мака еще нет. Ничего не понимаю. Неужели из-за этой бури все сорвалось?
      – Твоя очередь ходить, тетя Джоанна, – сообщил Джефф.
      Джоанна молчала, стараясь справиться с охватившей ее нараставшей тревогой, которую против своей воли разделял и Доминик.
      – Я хочу продать Марвин-Гарденс и купить Бодуолк, а Джефф не хочет, – пожаловалась Кейт.
      – Тогда у нее будет монополия, а мне не удастся купить Атлантик-авеню, – насупился Джефф.
      – Я продам тебе Атлантик-авеню, – заявил Доминик, бросив взгляд на часы. – Мне пора идти.
      Хотя он собирался уйти не позднее половины восьмого, ему было невероятно трудно оставить Джоанну одну в состоянии тревожной неизвестности. Он позвонил девушке, с которой собрался в театр, и, сославшись на экстренные обстоятельства, попросил ее оставить его билет у администратора.
      – Уже девятый час. – Джоанна вцепилась ему в локоть. – Что-то стряслось!
      – Я сам позвоню в больницу еще раз. Тем более что твоя очередь ходить.
      Он дождался, пока Джоанна выйдет из прихожей, где стоял телефон, в гостиную, и набрал номер. Разыскать Мака не удалось, но со Стэном Марсденом его соединили.
      – Черт побери, мы опоздали. В почке начался процесс омертвления тканей. Она уже нежизнеспособна.
      Доминик повесил трубку и несколько минут простоял в неподвижности у телефона, не зная, как сообщить об этом Джоанне.
      Однако это и не понадобилось, потому что входная дверь вдруг отворилась, и в квартиру вошла Надин.
      – Я только что звонил туда. Ужасно жаль, что так получилось, – шагнул к ней Доминик со словами сочувствия.
      Надин молча кивнула и направилась в гостиную.
      – Мама вернулась! – радостно воскликнула Кейт.
      Дети сорвались с места и бросились к ней в объятия. Надин взглянула на сестру поверх детских макушек, и Джоанна прочла в ее глазах тоску и безнадежность. Надин сокрушенно покачала головой.
      – Продолжайте игру, – сказала Джоанна племянникам. – Маме нужно прилечь и отдохнуть.
      Она подошла к сестре, молча обняла ее за плечи и повела в спальню, словно позабыв о присутствии Доминика, который, постояв с минуту в раздумье, присоединился к детям.
      Надин устало присела на край кровати, пока Джоанна помогала ей раздеться.
      – Они слишком долго везли ее, – сказала Надин, натянув ночную рубашку и улегшись под одеяло. – Почка погибла.
      С этими словами она отвернулась и укрылась одеялом с головой. Джоанна не нашлась, что ответить, и вышла из спальни. На душе у нее было тяжело и безрадостно.
      – Я могу чем-нибудь помочь? – участливо поинтересовался Доминик.
      – Нет, спасибо. Я все равно останусь сегодня здесь, так что тебе нет смысла пропускать спектакль.
      – Не забывай, пожалуйста, что я друг вашей семьи, – сказал он, опуская руку ей на плечо. – Позвони, если что-нибудь понадобится. В любое время, слышишь?
      Джоанна кивнула. Заставив себя закончить игру с Джеффом и Кейт, она уложила их спать пораньше, а потом долго ворочалась с боку на бок, прежде чем заснула сама.
      До окончания съемок оставалось не больше трех дней, если все пойдет, как задумано.
      Утром Джоанна помогла миссис Уилсон приготовить детей к школе и ушла, оставив Надин спящей.

* * *

      Люд вел ожесточенные переговоры со сценаристом, убеждая его внести изменения в текст. Это означало, что Джоанне предстояло переучивать довольно много реплик.
      – Извини, что так подвел тебя, моя радость, но у нас возникли кое-какие проблемы. А времени в обрез, потому что Сторман собирается прилететь сюда, чтобы оценить рабочий вариант последних серий. Он изъявил желание лично взглянуть на то, как ты справляешься.
      Вся съемочная группа настроилась на то, чтобы сделать необходимое последнее усилие. Люди дневали и ночевали на студии. У Джоанны почти не оставалось времени, чтобы навещать сестру.
      По телефону Надин говорила с ней бесстрастно, но Джоанна чувствовала, что под этим равнодушием скрывается глубокая депрессия. Джоанна дала себе слово, что, как только закончатся съемки, она все свои силы и время положит на то, чтобы ободрить и окружить заботой Надин. Пока же их разговоры были краткими и отчасти носили характер формальный.
      – Доктор найдет другую почку. Возможно, поближе к дому, – старалась шутить Джоанна, искренне желая верить своим собственным словам.
      – Конечно, – отвечала Надин без всякого энтузиазма.
      Она свыклась с мыслью, что жизнь кончена, раз во всем ее преследуют одни лишь неудачи и разочарования.
      Три дня, положенные Людом на окончание съемок, незаметно превратились в четыре, затем в пять, но однажды на съемочной площадке раздался его радостный возглас:
      – Снято! Все, друзья мои, конец! Мы сделали это!
      Ликованию не было предела. Все поздравляли друг друга и немедленно стали обсуждать планы праздничной вечеринки.
      Меган предложила собраться у нее, в огромной квартире на Уэст-Энд-авеню, а Люд пообещал оплатить услуги поставщика провизии, если она сама позаботится об организации торжественного ужина. Джоанна держалась в стороне, вынужденно разделяя общий восторг.
      – Ты устала, моя радость? Хочешь отдохнуть перед вечеринкой? – спросил ее Люд.
      – Я вообще не хочу присутствовать на ней. Мне нужно пойти к Надин. Она ужасно себя чувствует и до сих пор не может прийти в себя после неудачи с операцией.
      – Ты можешь навестить ее завтра и пробыть с ней хоть целый день. Эта вечеринка устраивается прежде всего в твою честь. Без тебя мы никогда не закончили бы фильм. Люди, связанные с шоу-бизнесом, невероятно суеверны, так что будет лучше, если ты покажешься там. Или еще лучше…
      – Покажусь, если ты настаиваешь, – улыбнулась она. – А «еще лучше», пожалуй, ни к чему.
      Страстный взгляд Люда пронзил ее, словно лазерный луч.
      – Согласна на все, – пробормотала она.
      Люд взял Джоанну под руку и повел к стоянке такси. Они сели в машину, но поехали не в сторону Манхэттена, а в противоположном направлении – к аэропорту.
      – Куда мы едем? Опять на Гавайи? Но тогда мы уж точно не успеем вернуться на вечеринку к Меган.
      – Разве только на Гавайях можно почувствовать себя счастливыми? – прошептал он, целуя ее в мочку уха.
      Они остановились у мотеля.
      – Но у нас нет багажа, Люд.
      – А ты немного выпяти живот. Они нас поймут.
      Джоанна рассмеялась и подключилась к игре. Клерк сдал им на ночь комнату, за которую Люду пришлось заплатить втридорога. Они заказали выпивку и сели на кровать друг против друга.
      – Джоанна, мы так давно не были вместе. Я ужасно соскучился.
      – Я тоже.
      Они медленно придвигались друг к другу, намеренно избегая объятий, и когда наконец уже не смогли сдерживать себя, порыв их взаимной страсти достиг невероятной высоты.
      Затем Джоанна провалилась в глубокий сон. Люд, немного вздремнув, принял душ и вышел, чтобы сделать несколько неотложных звонков, в том числе и Эду Сторману.
      Джоанна проснулась и увидела приколотую к подушке записку: «Никуда не уходи. Я скоро вернусь».
      Она нехотя поднялась, потянулась и пошла в душ. Когда Люд вернулся, она уже была одета и накрашена.
      – Господи, в моей комнате оказалась женщина! Что же мне с ней делать?
      Люд привлек ее к себе и нежно поцеловал.
      – Я люблю тебя. И тебя тоже люблю, малышка, – добавил он, погладив Джоанну по животу.
      По дороге на Манхэттен Джоанна склонила голову на плечо Люду и предалась мечтам о том, как счастливо они будут жить после рождения ребенка. Она представила себе Эсмеральду в платьице, которое недавно для нее купила.
      Джоанна заметила, что Люд был чем-то глубоко озабочен. Эд Сторман увяз в судебном разбирательстве с другим шоу и не мог вылететь из Лос-Анджелеса. Ситуация складывалась сложная, потому что Эд требовал, чтобы Люд привез ему рабочий вариант фильма на утверждение, после чего редактирование и монтаж планировалось провести там же на студии. Продюсер загорелся идеей раскрыть тайну актрис-близнецов и использовать ее в качестве рекламной приманки. Люд противился этому, считая, что сериал и так достаточно хорош, чтобы обойтись без дешевых рекламных трюков. Однако Эд иногда мог быть чертовски упрямым.
      Когда такси остановилось у дома Меган, Люд сообщил Джоанне, что сразу после вечеринки он летит в Лос-Анджелес. Она неожиданно испугалась.
      – Ничего не поделаешь, моя радость, – сказал Люд, пообещав вернуться через неделю.
      Он умолчал о рекламной затее Эда, надеясь, что сумеет отговорить его.
      – Прошу тебя, не грусти. Разве мы сегодня не восполнили недостаток любви, в которой отказывали себе так долго из-за этой проклятой работы?
      – Люд, а ты давно…
      Он прервал ее вопрос поцелуем.
      – Нет, любовь моя. Я позвонил Эду, пока ты спала, – сказал он и, чтобы развеселить ее, пропел на мотив популярной песенки: – Джоанна, и я, и наш малыш будем счастливы на райском побережье в Малибу.
      Джоанна рассмеялась, в шутку стукнув его кулаком в бок, а Люд поцеловал ее в кончик носа.
 
      Надин лежала на единственной в палате койке. В вене у нее торчала игла, соединенная трубкой с машиной для гемодиализа. Правой рукой Надин лениво перелистывала «Космополитен», тщетно пытаясь заинтересовать себя новой линией косметики, которая войдет в моду летом, коллекцией одежды или проблемой женской сексуальности. Ни на одной из статей ей не удалось сосредоточиться.
      Диализ продолжался пока всего час. Это означало, что Надин предстояло провести в тоскливой неподвижности еще четыре часа. Мысль о том, что она обречена сносить это вынужденное заточение трижды в неделю в течение многих месяцев, действовала на нее угнетающе.
      Когда доктор Мак пришел сообщить ей, что операция не состоится потому, что они опоздали и почка не годна для трансплантации, Надин захотелось закричать от обиды и бессильной ярости. Однако Мак опередил ее. Мечущийся по палате, как зверь в клетке, он обрушил град проклятий на немецкий бюрократизм, на родителей донора, погоду и Стэна Марсдена, который не догадался выслать вертолет заранее, хотя знал о буре. В заключение Мак сказал, что не оставит попыток найти другого донора, хотя шансы обрести настолько подходящую почку, как утраченная, практически сводятся к нулю. Так что ей следует смириться и подготовиться к тому, что лишь по истечении пяти месяцев, когда Джоанна родит, она сможет забыть о диализе и вести нормальную жизнь.
      Надин не находила в себе сил, чтобы выдержать эту муку так долго. Она отвратительно себя чувствовала, еще хуже выглядела и не знала, чем заняться, потому что с мыслью о работе приходилось расстаться. Джоанна, напротив, с каждым днем будет становиться все толще, а потом уедет с Людом в Калифорнию. Она же останется одна влачить жалкое существование и возиться с детьми.
      – Мисс Симс, – позвала Надин.
      – Что вы хотите? – В палату с улыбкой вошла миловидная чернокожая девушка.
      – Телефон, пожалуйста.
      Медсестра подключила аппарат в палате, и Надин стала звонить на студию «Астория». Там никого не оказалось, все уже ушли. Секретарь, отвечавший на звонки, сообщил ей, что съемки фильма завершены и все отправились куда-то на праздничную вечеринку.
      Никогда прежде Надин не ощущала в сердце такой тоски, одиночества и безысходности. Если с ней случалось что-нибудь плохое, Джоанна всегда была рядом. А теперь она где-то веселилась и развлекалась, не вспоминая даже о родной сестре, так нуждавшейся теперь в ее поддержке.
      Надин включила телевизор и стала смотреть фильм о бывшем спортсмене-атлете, который стал инвалидом в результате несчастного случая, но, даже будучи парализованным до пояса, смог найти в себе силы, чтобы вести полноценную жизнь. Она посмотрела довольно большой отрывок с любопытством и оттенком недоверия. С ее точки зрения, если человек был не в состоянии двигаться, то его существование теряло всякий смысл.
      В крайнем раздражении Надин выключила телевизор и снова взялась за телефон. Она позвонила Джоанне, Ферн и даже от отчаяния Джиму Суини. Дома никого не оказалось.
      Тогда Надин решила позвонить своим в Техас. Тетя Салли подошла к телефону. Надин не смогла сдержаться и рассказала ей правду о том, в каком состоянии находится.
      Тетя Салли пообещала ей, что они с отцом приедут в Нью-Йорк при первой возможности.
 
      Джоанна с бокалом тоника в руке искренне желала разделить веселье коллег на вечеринке у Меган, но у нее ничего не получалось. Едва показавшись здесь, она стала поджидать удобного момента, чтобы потихоньку улизнуть. Но сделать это тайком было невозможно, а огорчать Люда ей не хотелось. Тем более что он с удовольствием отдыхал и позволил себе полностью расслабиться, и это было особенно приятно после долгого периода напряженной работы, когда вся жизнь втиснута в рамки строжайшей дисциплины.
      Джоанна трижды набирала номер Надин, но у нее все время было занято.
      – Мне пора ехать, моя радость, – сказал Люд, разыскав ее у телефона.
      – Можно я провожу тебя до аэропорта? – с надеждой спросила она.
      – В этом нет необходимости. Лучше отправляйся домой и отдохни. Я позвоню, как только смогу, но не удивляйся, если в ближайшие несколько дней этого не случится. Скорее всего мне придется с утра до вечера торчать на студии и мой телефон раскалится добела. В любом случае ты всегда можешь оставить для меня сообщение в офисе Эда.
      Джоанна проводила его до двери, ощущая в душе непонятную смутную тревогу. Люд задержался у выхода, обнял ее, поцеловал и ушел.
      Она решила извиниться перед Меган и, сославшись на усталость, откланяться, но ее перехватил Рик и втянул в разговор о фильме. Джоанна не могла быть настолько невежливой, чтобы просто развернуться и уйти. К тому же ей показалось, что если отвлечься от мыслей о Люде и Надин, то странное тревожное чувство рассеется.
 
      Когда от Надин отключили эту отвратительную машину, она ощутила прилив сил и пожалела о том, что рассказала о своих проблемах тете Салли. Сестра отца была прекрасной, доброй женщиной, но лететь в Нью-Йорк ей абсолютно незачем. Более того, присутствие здесь ее и отца – пожилого, болезненного и старомодного человека – не сулило ничего хорошего и было бы всем только в тягость. Отец приезжал в Нью-Йорк в последний раз на свадьбу дочерей и долго потом не мог прийти в себя от потрясения при виде коррумпированного и погрязшего в грехах мирских мегаполиса.
      Надин чувствовала себя виноватой перед Джоанной, потому что сообщила родителям о ее беременности. Разумеется, тетя Салли отнеслась к этому известию с пониманием, и все же была откровенно шокирована им.
      Миссис Уилсон заглянула в комнату из кухни:
      – Дети хотят гамбургеры и французский картофель-фри на ужин. Но у нас нет ни булочек, ни обычного хлеба. Я попробовала сделать заказ в «Гристеде», но они уже закрыты.
      – Вы не могли бы выйти и купить все, что нужно, в супермаркете на углу? – вздохнула Надин.
      Миссис Уилсон молча кивнула и стала развязывать фартук.
      Надин чувствовала себя несравненно лучше после гемодиализа, но усталость не покидала ее ни на минуту. Врач запретил ей пить, но Надин все же смешала себе джин с тоником и залпом осушила бокал. Она почувствовала себя бодрее и сразу же налила еще. После аварии Надин перестала принимать транквилизаторы и теперь пожалела, что выбросила все таблетки, не оставив ни одной на крайний случай. Она согласна была на все, чтобы хоть ненадолго выбросить из головы свои проблемы.
      – Мама, я хочу есть. – Кейт заглянула в кухню.
      – Скоро будем ужинать, – пообещала Надин.
      Замороженный картофель надо было только бросить в кипящее масло. Надин зажгла конфорку под кастрюлей, оторвала несколько бумажных полотенец от рулона и положила их на столик около плиты.
      Дети обычно ели на кухне. Надин накрыла на стол, чтобы они могли поужинать все вместе. Миссис Уилсон смогла бы тут же отправиться домой, когда принесет продукты.
      Надин сделала глоток джина. Заметив, что масло до сих пор не закипело, она увеличила пламя. В кухне зазвонил телефон.
      – Алло, это Карл. Что происходит?
      Надин вкратце рассказала ему о катастрофе и о злоключениях с почкой.
      – Бог мой, ну надо же! Мне ужасно жаль. Слушай, я завтра буду в Нью-Йорке по пути на Палм-бич. Понимаю, что мое предложение неожиданно, но я мог бы отвезти Кейт и Джеффа на несколько дней к моим старикам.
      – А как быть с занятиями в школе?
      – Но это ведь всего на пару дней. Я привезу их обратно на следующей неделе. Родители очень по ним соскучились. Они не видели внуков целый год.
      Раздражение против бывшего супруга, подогретое алкоголем, превратилось в бурю негодования, которую Надин не замедлила обрушить на него.
      – Ты месяцами не видишь детей и не можешь найти времени, чтобы побыть с ними наедине! Твое профессиональное стремление к тому, чтобы постоянно быть в гуще людей, плохо отражается на исполнении родительских обязанностей!
      – Я позвонил тебе не для того, чтобы спорить. Если не отправлять детей во Флориду, то завтра у меня найдется только два часа, чтобы побыть с ними. Так что решай.
      Надин вдруг испугалась. Без детей ей будет совсем одиноко. Карлу абсолютно наплевать на нее. Впрочем, как и остальным.
      – Надин, я не могу долго висеть на телефоне. Я звоню из Дар-эс-Салама.
      Она подумала о Кейт и Джеффе, которые скучают без отца, и решила, что несправедливо лишать малышей общения с ним, а также с дедушкой и бабушкой.
      – Хорошо, можешь забрать детей, – ответила она сердито и швырнула трубку на рычаг в тот момент, когда миссис Уилсон вернулась из магазина.
      – Я не смогла найти кетчуп, миссис Уилсон.
      – Он не в холодильнике, а на полке. Не беспокойтесь, миссис Баррет, я сама достану его. Вот только сниму пальто.
      Надин раздраженно подумала, что полка не место для хранения кетчупа. Она растворила дверцы и увидела бутылку на самом верху. Черт бы побрал эту бестолковую женщину, которая держит вещи в таких неудобных местах!
      Надин нетерпеливо встала на цыпочки и потянулась за кетчупом. Внезапно она оступилась и, схватившись за край стола, чтобы не упасть, сдвинула бумажные полотенца ближе к плите. Они вспыхнули ярким пламенем.
 
      Джоанна, прощаясь в дверях с Меган, вдруг вскрикнула, ощутив жгучую боль во всем теле.

      Джоанна провела ночь в комнате Надин, где Джефф и Кейт спали вдвоем на царском ложе своей матери. Сидя в глубоком кресле, Джоанна не сомкнула глаз до рассвета. Она была физически и эмоционально истощена, время тянулось медленно, словно в тумане.
      Если бы миссис Уилсон не подоспела вовремя и не погасила пламя, Надин могла бы погибнуть. Она получила ожоги первой и второй степени, причем более всего пострадали руки, ноги, грудь и живот.
      Джоанна решила, что важнее побыть с детьми, пережившими сильное потрясение, чем ехать в больницу к Надин. Тем не менее она уже несколько раз звонила туда.
      Надин поместили в отделение интенсивной терапии. В довершение к ее проблемам, связанным с почечной недостаточностью, ожоги и сильный шок, а также возможность инфекционного заражения приближали ее состояние к критическому.
      К счастью, в то время, когда произошла трагедия, дети смотрели телевизор в гостиной. Джоанна не застала Надин, ее уже увезли в больницу. Миссис Уилсон покормила детей в гостиной, но еще не успела убрать на кухне. Обнаружив недопитый джин в бокале, Джоанна поняла, что Надин проигнорировала запрет докторов.
      Ее можно было понять: она очень надеялась на операцию, которая сорвалась по такой досадной причине. К тому же Надин страшно переживала, что фильм досняли без нее. И в такой ситуации еще один несчастный случай! Джоанна подумала, не оказалась ли Надин во власти каких-то темных сил, и сама испугалась своей мысли.
      Она не заметила, как наступило утро. В половине восьмого пришла миссис Уилсон.
      – Вы просидели здесь всю ночь, бедняжка? Как миссис Баррет?
      – Я не знаю. Сейчас позвоню.
      Дети заворочались в постели, Джоанна поцеловала их и пожелала доброго утра.
      – Мама? – сонно жмурилась Кейт.
      Джоанна промолчала, ласково прижав девочку к груди.
      – Мама в больнице, – серьезно объяснил Джефф.
      Джоанна приласкала и его, понимая, что Джефф старается держать себя в руках, как взрослый, и именно поэтому нуждается в поддержке более, чем его сестра.
      – Она спит, – позвонив в клинику, сообщила Джоанна миссис Уилсон.
      Женщины молча переглянулись. Чтобы сделать выводы о состоянии Надин, информации было недостаточно. Джоанна решила немедленно отправиться в клинику и выяснить все лично. В дверях ее задержал звонок домофона.
      – Это мистер Баррет. Он уже поднимается, – сказала миссис Уилсон.
      Джоанна осталась, чтобы дождаться Карла, и, когда он позвонил в дверь, открыла ему.
      – Привет, – холодно поздоровался он и направился в гостиную. – Они готовы?
      – Подожди, Карл. Случилось несчастье.
      – Джоанна, о чем ты? – Он остановился в недоумении.
      Она рассказала ему о случившемся, наблюдая за тем, как суровеет его лицо, а глаза затуманиваются гневом.
      – Она сама во всем виновата, разве не так?
      – Надин знала, что ты приедешь сегодня?
      – Конечно. Я только что с аэродрома. Собираюсь отвезти детей на несколько дней к своим родителям во Флориду.
      – Это очень кстати. Они скучают без тебя и ужасно огорчены тем, что случилось с матерью.
      Джоанна чувствовала себя неловко в присутствии Карла с того самого дня, когда узнала, что он стал любовником Надин. Ей хотелось поскорее уйти, но она должна была собрать детей в поездку.
      – Ты выглядишь усталой и расстроенной. Береги себя и дай мне знать, как Надин, – сказал Карл и написал ей телефонный номер на своей визитной карточке.
      Неожиданно он склонился и поцеловал ее в щеку, что делал крайне редко. Джоанна смутилась, но громкие голоса детей вывели ее из мгновенного замешательства:
      – Папа, папа!
      В больнице ей разрешили увидеть Надин всего на несколько минут. Хотя Джоанна заранее приготовилась к худшему, зрелище, представшее ее взору, потрясло ее до глубины души. Надин была в сознании, ее губы как будто утончились и стали бескровными. До пояса ее закрывало одеяло, снаружи оставались перебинтованные руки и грудь. Сестры с минуту молча смотрели друг на друга.
      – Довольно глупо, правда? – слабо улыбнулась Надин.
      – Да, глупо, – эхом отозвалась Джоанна и убрала со лба Надин выбившуюся прядь волос. – Тебе очень больно?
      – Нет. Меня накачали допингом. Если я выживу после всей этой истории, то наверняка стану наркоманкой. Хорошо еще, что лицо не обожжено. А то дети не узнали бы меня.
      – Дети в порядке. Слава Богу, они при этом не присутствовали. Я ночевала с ними в твоей комнате. Утром приезжал Карл и забрал их.
      – Хорошо. А я совсем забыла о нашем с ним уговоре. Он очень кстати объявился.
      Медсестра прервала их беседу, попросив Джоанну покинуть палату.
      Джоанна стала звонить Люду, но не застала его ни дома, ни на работе. Тогда она набрала номер офиса Эда Стормана и оставила сообщение.
      Затем она отправилась в кабинет доктора Мака, который хотел ее видеть и просил зайти после свидания с сестрой. Она нашла врача в мрачнейшем расположении духа.
      – Сюда едут доктор Грэм и доктор Хэллоран. Мы проведем консилиум.
      Они не заставили себя долго ждать. Мак уселся в кресле напротив коллег и таким образом, чтобы видеть лицо Джоанны.
      – Надин перенесла ожоги первой и второй степени тяжести на большой поверхности тела. В такой ситуации доступ к сосудистой системе невозможен, а значит, невозможен и диализ.
      Мак помолчал, выжидая, пока смысл его слов дойдет до всех присутствующих.
      Джоанну охватил смутный страх, неясный, как голос Мака, который, казалось, доносился откуда-то издалека, словно сквозь толщу воды.
      Мак рассказывал – преимущественно Джоанне – о том, что происходит с организмом человека, когда кровь не очищается ни через почки, ни посредством машины для гемодиализа.
      – Вам все понятно, Джоанна?
      – Нет, – прошептала она в ответ, заметив, что трое мужчин смотрят на нее выжидающе.
      – Надин необходима немедленная операция по трансплантации почки, иначе она умрет. – Доктор Мак глубоко вздохнул и нахмурился.
      Воцарилось напряженное молчание. Джоанна обвела врачей испытующим взглядом, стараясь понять, что происходит.
      – Вы нашли другого донора?
      – Другого донора, кроме вас, не существует, – покачал головой Мак. – После первой неудачи шансы найти подходящий орган для пересадки свелись к нулю. Чудо не может повториться дважды. Почки в большом дефиците. В США тринадцать миллионов людей страдают почечной недостаточностью, почти восемьдесят тысяч человек умирают ежегодно.
      Мак замолчал и взглянул на коллег, рассчитывая на их поддержку. Кому-то из них следовало объяснить Джоанне что к чему. Мак ошеломил ее страшным фактом, но так и не достиг никакого результата.
      – Вам предстоит принять очень важное решение, – мягко начал доктор Хэллоран.
      Она посмотрела на него остекленевшими глазами.
      – Ваша сестра умрет, если ей не сделать операцию немедленно. С ее организмом совместима только ваша почка. Она – единственный шанс Надин остаться в живых.
      – Доктор Мак и раньше так говорил, но ему все же удалось найти другого донора, – возразила Джоанна.
      Мак скрипнул зубами, но сдержался и промолчал.
      – На поиски другого донора нет времени, Джоанна, – продолжал доктор Хэллоран.
      – НЕТ! – Из самой глубины ее души вырвался этот крик боли.
      Пелена оцепенения вдруг спала, и Джоанна оказалась лицом к лицу со страшной правдой. Доминик сжал кулаки, борясь с желанием подойти к Джоанне и обнять ее.
      – Как вы можете просить меня, чтобы я убила своего ребенка? – плача, обвела Джоанна врачей тоскливым взглядом.
      – Мы не просим об этом, – ответил Мак. – Решать вам и вашему мужу. Но я должен повторить, что без операции ваша сестра не выживет.
      – Но ведь ожоги заживут, не так ли? – Джоанна отказывалась верить своим ушам. – Медсестра сказала, что все не так уж плохо.
      – К тому времени, когда это произойдет, уже будет поздно, – процедил сквозь зубы Мак. – Чем дольше мы ждем, тем хуже вашей сестре.
      – Это невероятно… неужели я должна решить прямо здесь… прямо сейчас… – Джоанна осеклась.
      Хэллоран закрыл глаза. Как бы ему хотелось быть сейчас где угодно, только не здесь! Он готов был отдать все на свете за то, чтобы Джоанна была не его пациенткой, а чьей-нибудь еще. Хэллоран понимал, что происходит в душе Джоанны, особенно учитывая все ее предыдущие неудачные беременности. Его собственная жена была на шестом месяце своей первой беременности. Они уже придумали ребенку имя, купили детскую коляску…
      Доминик не сводил глаз с поникшей Джоанны и боялся вымолвить слово, чувствуя, что может не совладать с голосом. Доктор Мак испытывал к ней искреннее сострадание, но не мог ни на миг забыть о том, что его пациентка балансирует на грани жизни и смерти.
      – Обсудите это с вашим мужем, Джоанна. А еще лучше, приведите его ко мне.
      – Я не могу. Он… он в Калифорнии. Я оставила ему сообщение, но… – Джоанна подняла глаза на Мака. – На самом деле он мне не муж.
      – Господи, дай мне сил! – всплеснул руками Мак. – Что это, поза феминистки или что-то другое? Поймите, речь идет о жизни вашей сестры!
      Доминик резко поднялся:
      – Мне бы хотелось поговорить с Джоанной наедине. Прошу вас.
      – Как угодно! – самоустранился Мак.
      Он вышел из кабинета вместе с доктором Хэллораном. Повисло гнетущее молчание. Доминик долго не мог найти нужные слова.
      Джоанна ощущала слабость во всем теле, во рту у нее пересохло от волнения. Никого, кроме Люда, не волновал ее ребенок.
      – Это так несправедливо, – прошептала она. – Несправедливо. После всех этих лет, после ада, через который я прошла, наконец-то…
      Джоанна сдавила рукой горло, силясь справиться с душившими ее рыданиями.
      – Я знаю, дорогая моя, знаю.
      Его сердце разрывалось от боли. Ему безумно хотелось обнять ее и прижать к груди. Доминик сел напротив в кресло Мака.
      – Как вы можете просить, чтобы я добровольно отказалась от своего ребенка?
      – На данной стадии беременности это всего лишь эмбрион, Джоанна, весом в три унции и длиной в три дюйма, – пробормотал он.
      – Это для тебя он эмбрион, а для меня – человеческое существо, новая жизнь, которая зреет во мне. Я ответственна за нее и должна ее защищать. – Слезы задрожали у нее на ресницах. – Медицинскую сторону вопроса ты знаешь, но понятия не имеешь о том, что чувствует беременная женщина.
      – Это правда, – признал он. – Я могу лишь попытаться представить себе, что это такое. Поверь, я полон сострадания. Тебе предстоит сделать очень трудный выбор, болезненный. Но нельзя сбрасывать со счетов критическое положение Надин.
      – Я не единственная в мире, у кого есть две почки! – взорвалась Джоанна. – Доктор Мак и раньше вел со мной такую беседу, но нашел другой выход. Разве нельзя поставить Надин временную почку? На год? Или хотя бы на полгода? А потом она может взять мою.
      – Это не так просто. Нужна хотя бы минимальная гистосовместимость, а Надин трудно угодить. Ведь доктор Мак не может подвергнуть ее тяжелейшей операции, чтобы вшить почку, которая наверняка не будет функционировать, правда?
      – Конечно, не может, – согласилась Джоанна. – Но он отказывается видеть во мне человека. И в Надин тоже. У меня почки здоровые, у нее больные – вот и все, он не хочет больше ничего знать. Это просто негуманно!
      – Напротив, Мак очень гуманен. Он пытается сохранить человеку жизнь единственно возможным способом. Двадцать лет назад люди с клинической почечной недостаточностью умирали. Поэтому теперь, когда в его власти не допустить этого, он…
      – Он готов принести в жертву другую жизнь, да? Если я прерву беременность, у меня никогда больше не будет детей. Тем более когда я останусь с одной почкой.
      – Это совсем не обязательно. С одной почкой у тебя столько же шансов зачать и выносить ребенка, сколько и с двумя.
      – Тогда почему они не могут вырезать у меня почку теперь и оставить мне ребенка?
      – Потому что операция опасна прежде всего для эмбриона. – Доминик повторил слова Мака, которые Джоанна слышала месяц назад.
      – Джоанна, те выкидыши, которые у тебя были, могут объясняться множеством причин. Возможна, например, генетическая несовместимость с мужем. То, что сейчас тебе удалось зачать и беременность протекает нормально, заставляет меня склоняться именно к этой мысли.
      – Я не могу сейчас думать об этом. Внутри меня развивается новая жизнь. Мой ребенок. Это будет девочка, я чувствую, и…
      – Прошу тебя, Джоанна.
      – Нет! Я не могу! В конце концов, это не твоего ребенка меня вынуждают убить!
      Джоанна увидела, как вдруг потемнело лицо Доминика, как исказила его внезапная резкая боль.
      – О, Доминик, прости меня. Я не имела права говорить так. У меня в голове помутилось.
      – Я понимаю, – тяжело вздохнул он. – Ты можешь связаться с Людом? Если вы вдвоем обсудите это, то… – Он замолчал, слова горьким комом застряли у него в горле.
      – Люд хочет этого ребенка так же сильно, как и я.
      – Даже если так, по-моему, он должен знать правду и помочь тебе принять решение.
      Джоанна кивнула. Она вспомнила, как Люд гладил ее по животу и шутил об Эсмеральде.
      – Не важно, что он скажет, Доминик. Я не могу сделать это. Просто не могу. Я чувствую себя убийцей.
      – А если твоя сестра умрет?
      – Она не умрет. Я не верю в это. Доктор Мак может творить чудеса. Он достанет другую почку. Думаю, его главная проблема в том, что он обвиняет меня в феминизме. Мак ничего не знает о нас с Людом и о том, как Люд хочет этого ребенка.
      – Не боишься ли ты того, что Люд откажется от тебя, если ты не родишь ему ребенка? – пристально вглядевшись в лицо Джоанны, напрямик спросил Доминик.
 
      Когда Джоанна Мэгид забеременела в третий раз, она была полна оптимизма. Хотя Бен относился к этому скептически, он все же стал более нежным по отношению к ней и даже как-то воспрянул духом. И это несмотря на то, что второй выкидыш Джоанны невероятно огорчил его.
      В то утро, когда ему исполнился тридцать один год, Бен в ответ на ее поцелуй сказал, что не хочет никакого празднества. Джоанна предполагала, что в этот день они пойдут в театр, а потом в какой-нибудь хороший ресторан вместе с Надин и ее мужем. Однако она давно убедилась в том, что не все ее идеи Бен воспринимает с энтузиазмом. Он недолюбливал Надин и досадовал на то, что сестры были так близки.
      Когда Джоанна попыталась прильнуть к нему от полноты чувств, он не то чтобы отстранил ее, но удержал на расстоянии. Бен хотел отпраздновать свой день рождения ужином дома для них двоих. Никаких гостей.
      Во время ленча Джоанна нашла время, чтобы забежать в магазин и забрать подарок для Бена – бумажник с его инициалами. В нем были отделения для кредитных карточек и записная книжка с отрывными листами. Бену никогда не хватало бумаги, когда он вдруг испытывал тягу к своей страсти – изобретательству.
      Прислуга сходила в магазин за покупками и накрыла на стол. Джоанне оставалось лишь поставить цветы в воду и поместить на стол шампанское, тосты и десерт.
      Бен с порога сообщил о своем приходе и прямиком направился в ванную, чтобы принять душ. Джоанна надеялась, что сразу после ванной он войдет в гостиную, но Бен пошел в спальню. Она отправилась за ним следом, стараясь справиться с разочарованием.
      – Привет, дорогая, – сказал Бен, небрежно поцеловав ее в щеку. – Ты в порядке? – Он имел в виду ребенка.
      – Да, спасибо. Ты переоденешься к обеду?
      – Конечно. Как всегда.
      – Но сегодня особенный день.
      – Возможно, для тебя. А для меня нет.
      – Звонил Рэй, поздравлял тебя с днем рождения. Думаю, они с Джуди хотели бы зайти хотя бы на чашку кофе.
      – Я против. Мой брат пустится по обыкновению в разговоры о политике и всем надоест. А Джуди начнет рассказывать о своих детях так, словно больше ни у кого детей нет.
      – Это твой день рождения, тебе решать, – вздохнула Джоанна.
      Она была расстроена, потому что любила Рэя, Джуди и их детей. Возможно, если бы у Бена был собственный сын, которым он мог бы хвастаться… Джоанна чувствовала себя виноватой: она не сомневалась, что у них родится девочка, а это не так сильно порадует Бена, как если бы у них родился сын.
      Бен переоделся в старую домашнюю одежду и вышел в гостиную к Джоанне. Он сел на диван и с неудовольствием оглядел шампанское на льду, десерт и цветы.
      – Столько хлопот по поводу дня рождения, – хмыкнул он презрительно.
      Бен не был похож на большинство людей, потому что выглядел хуже в момент полного расслабления. Вот и теперь его улыбка казалась вымученной, напоминала гримасу боли, и Джоанне стало жаль его.
      – Такое ощущение, словно у меня день рождения бывает не каждый год. Я же просил тебя не делать из этого бог знает какого события.
      – Я знаю, что тебе в детстве никогда не устраивали дней рождения, – сказала Джоанна, обнимая его за шею. – Это ужасно. Я хочу, чтобы этот день был для тебя особенным, непохожим на другие. Почему я не могу этого сделать? – Она поцеловала его, но безответно.
      – Нам скоро предстоят сумасшедшие траты, так что нечего бросать деньги на ветер… Бог мой, мамочка! Бьюсь об заклад, что если провести тест с завязанными глазами, то твою стряпню не отличишь от кухни Тэйлора. Совсем неплохо. – Он с удовольствием прожевал кусочек тоста, намазанный паштетом, который Джоанна положила ему в рот.
      – Ну давай, скажи, что очень вкусно. Признайся, что тебе нравится. – Джоанна улыбалась, видя, что Бен находится на вершине блаженства.
      – Нравится. Но и обычный печеночный паштет я тоже люблю.
      Джоанна промолчала и налила себе в бокал шампанского. Она никогда не понимала мелочности Бена. Он отказался жить на ее деньги и требовал, чтобы она вносила в бюджет семьи столько, сколько и он сам. На самом деле они могли бы прекрасно прожить и на его доходы – зарплату и гонорары за изобретения. Последнее изобретение принесло им полмиллиона долларов. Бен придумал способ бороться с кражами в магазинах: на обычный ярлык, прикрепленный к товару, наносится вещество, которое реагирует на электронный счетчик, установленный на двери, в том случае, если человек захочет вынести товар, минуя кассу. Даже получив такую сумму денег, Бен не перестал контролировать ее траты на хозяйство и покупать для гостей дешевое виски и вино, разливая их в хрустальные бутылки и уверяя, что никто не заметит подмены. Однако Джоанна замечала ее, и не только она одна, Уинни и Карл тоже. Впрочем, с первого дня замужества Джоанна поняла, что спорить с Беном бесполезно.
      – Ты не хочешь открыть свой подарок?
      Он осторожно развернул бумажник, долго вертел его в руках, разглядывая каждое отделение и изучая качество кожи.
      – Он, должно быть, стоит целое состояние.
      – Бен, неужели ты не можешь просто сказать «спасибо»?! Попробуй, это совсем нетрудно, – поддразнила его Джоанна.
      – Хорошо, спасибо. – Он скорчил недовольную гримасу. – Бумажник очень красивый, но я вполне мог бы обойтись вещицей попроще.
      От шампанского Джоанна развеселилась, а Бен, напротив, ушел в себя окончательно. Он не пошел с Джоанной на кухню, чтобы поболтать, пока она готовит, а уселся в кресло читать технический журнал.
      Джоанна тяжело вздохнула. Бен не из тех мужчин, которые легки на подъем, приходится с этим мириться. Она выложила рис на блюдо и украсила его креветками в майонезе.
      – Обедать! – крикнула она с порога гостиной.
      Обычно Джоанна часто пробовала блюдо в процессе его приготовления, поэтому, когда все было на столе, аппетит у нее пропал.
      – Ты почти ничего не ешь, – заметил Бен. – А доктор велел тебе питаться усиленно. Ты хорошо себя чувствуешь?
      – Прекрасно, – ответила Джоанна, положив в рот креветку.
      Она с трудом сдерживала разочарование по поводу того, что Бен не похвалил ее стряпню. Если бы она сама завела речь о блюде, он неизменно отозвался бы: «Совсем неплохо. Вполне съедобно». Это была его излюбленная шутка.
      А она всегда так стремилась угодить ему! В первые годы брака Бен хоть и не скрывал своей истинной сущности, все же заботился о том, чтобы Джоанна каждую минуту чувствовала, что он ее любит. Иначе зачем он стал бы на ней жениться? Разумеется, никаких меркантильных соображений, связанных с ее деньгами, у него не было.
      Однако после каждой неудачной беременности Джоанна ощущала, что Бен постепенно начинает терять к ней интерес как к женщине. На какое-то время их интимные отношения полностью прекратились, а потом возобновились с отвратительной формальной регулярностью – дважды в неделю.
      Джоанна сделала над собой усилие и принялась есть. Однако ее вкусы в период беременности изменились и стали непредсказуемыми для нее же самой. Ее желудок отказывался принимать жирную пищу, а Бену не нравились креветки. Оказалось, что никто из них не был доволен праздничным меню.
      – Почему тебе пришло в голову приготовить креветки, Джоанна? Они сейчас так дороги. Ты слышала, что мой брат говорил по поводу того, как трудно сейчас вырастить троих детей? Они много едят, на одежду и докторов уходит куча денег, а теперь еще и детский сад для Баки…
      Чем дольше Джоанна слушала Бена, тем тяжелее ей было его выносить. Она никак не могла родить одного ребенка, а он разглагольствовал о трудностях воспитания троих, как будто это входило в их планы. Как он несносен в своем занудстве!
      После обеда Бен включил телевизор и стал смотреть юмористическое шоу, причем каждая, даже не вполне удачная шутка вызывала в нем взрыв хохота. Джоанна попробовала разделить его веселье, но Бен держался так, словно не замечал ее присутствия в комнате.
      Джоанна предполагала, что в этот вечер Бен захочет близости с ней, но эта ее надежда быстро улетучилась. Когда они только что поженились, после двух бокалов шампанского он готов был тут же потащить ее в спальню. Но с тех пор прошло восемь лет.
      Если бы ее беременность завершилась благополучно и она родила бы здорового, крепкого мальчика, похожего на Бена, тогда все можно было бы вернуть!
      В этот момент раздался звонок во входную дверь, и они оба невольно вздрогнули.
      – Кто это может быть? Ты ведь не приглашала Рэя, не так ли?
      – Конечно, нет. Я не стала бы этого делать без твоего согласия.
      Тем не менее это все же оказался Рэй, да не один, а с женой и старшим сыном.
      – Мы всего не минуту, – сказал Рэй. – Решили зайти, потому что Баки захотел лично вручить свой подарок дяде Бену.
      Пятилетний карапуз Баки, улыбаясь с сознанием собственной значительности, протянул Бену красивый сверток, в котором, судя по всему, была книга.
      – Спасибо, – буркнул Бен в ответ с мрачным выражением лица.
      Он едва взглянул на ребенка, и Джоанну впервые поразила мысль о том, что Бен не любит своих племянников.
      Она хотела бы пригласить гостей выпить вина или чашечку кофе, но не посмела предложить этого, опасаясь, что Бен рассвирепеет. Они смущенно топтались в прихожей, даже не сняв пальто, пока Бен разворачивал подарок. Джоанна готова была сквозь землю провалиться от стыда.
      – Зайдите на минуту, – не выдержала она наконец. – Баки, хочешь пирожное?
      – Праздничный торт, – с довольной улыбкой отозвался малыш.
      – Мне жаль, но праздничного торта нет. Твой дядя не любит торты, – сказала Джоанна, погладив мальчика по голове: он был так мил и непосредственен.
      – Твой дядя не любит дней рождения, – без тени укоризны в голосе заметил Рэй.
      Он занимал пост сенатора штата, и, хотя был на два года моложе Бена, казался старше брата, потому что рано облысел и отпустил брюшко. Ни внешнего, ни какого бы то ни было другого сходства между братьями не наблюдалось.
      Бен хмуро поблагодарил родственников за подарок – великолепный альбом о спорте. Такую дорогую вещь он никогда бы не купил себе сам.
      Через минуту Джуди, обменявшись взглядом с Рэем, решительно взяла Баки за руку. Джоанна обомлела.
      – Не кажется ли тебе, Бен, что, коль скоро они зашли, чтобы поздравить тебя с днем рождения, следовало пригласить их на чашку кофе?
      – Нет, не кажется, – равнодушно отозвался он. – Вечно ты во все суешься. Тоже мне, радушная хозяйка выискалась! Это не твое дело. Твое дело – родить ребенка!
      От ярости у Бена дрожали руки. Он развернулся, ушел в спальню и громко захлопнул за собой дверь.
      Джоанна осталась в гостиной, опустилась в кресло и тихо заплакала. Хочет ли Бен ребенка, чтобы их семья стала больше и крепче? Или он нужен ему, чтобы доказать брату, что он ничуть не хуже, в том числе и как мужчина?
      Она проплакала полночи, а наутро проснулась больной. Джоанна легко определила уже знакомые симптомы: бессонница, головная боль, вялость и ощущение разбитости во всем теле.
      Через три недели она потеряла ребенка.
      Еще через месяц она потеряла мужа.
      – С тобой что-то не в порядке, – сказал Бен, стоя в дверях с чемоданами. – Я не могу больше ждать год за годом безрезультатно. По моему мнению, брак без детей не имеет смысла!
 
      Доминик пожалел, что задал вопрос, который поверг и без того расстроенную Джоанну в глубокую мучительную задумчивость. К его изумлению, она все же ответила на него.
      – Согласна. Я действительно чрезвычайно чувствительна к этой проблеме, потому что мои прежние выкидыши в конце концов привели к тому, что я разошлась с мужем. Но мои отношения с Людом – другое дело.
      Возникла пауза.
      – Ты считаешь, что я должна сделать аборт, да? – Ее голос звучал спокойно, но внутри она содрогалась от страха.
      Доминик был разумным, трезвомыслящим человеком, не то что воинственно настроенный доктор Мак. Его мнению стоило доверять.
      Доминик погрузился в задумчивость, уставившись на свои руки, сложенные на коленях. Часы на запястье отсчитывали время – секунда за секундой. В эти самые секунды в организме Надин скапливались шлаки, которые не могли найти выхода. Трансплантация, причем немедленная, – это ее единственный шанс на спасение.
      В этом заключалось профессиональное суждение доктора Доминика Грэма. Как мужчина, Доминик испытывал к Джоанне сильнейшую тягу и не хотел, чтобы она родила ребенка от Люда. Он нашел наконец в себе смелость признать это и терзался мыслью о том, не подпал ли доктор Грэм под влияние личного чувства Доминика.
      Он пришел к выводу, что не в состоянии оценить ситуацию с этической точки зрения.
      Джоанна пристально смотрела ему в лицо и вдруг подумала, что беспристрастности от Доминика ждать не приходится, потому что, будучи долгое время лечащим врачом Надин, он наверняка пылал к ней тайной страстью.
      – Значит, ты не можешь дать мне совет?
      – Нет, не могу. – Он поднял голову и печально взглянул на нее. – Извини, мне очень жаль.
      – Спасибо, что поговорил со мной, – понимающе кивнула Джоанна.
 
      Надин перевели из отделения интенсивной терапии обратно в отделение доктора Мака. Ожоги больше не представляли опасности для ее жизни. Тем не менее состояние Надин не улучшилось нисколько.
      Медсестра позволила Джоанне зайти к ней на минуту. Надин спала, и Джоанна молча просидела у ее постели, вытирая слезы.
      Что ей делать? Господи, что же ей теперь делать?

      Отец и тетя Салли сидели перед дверью в отделение. Джоанна обняла и расцеловала их, с изумлением и болью отметив про себя, что они оба сильно постарели. Отец был похож на беженца из старого голливудского вестерна. Из-под шляпы торчали длинные седые космы, отчего его лицо казалось еще более морщинистым и древним. Ковбойские ботинки и старый потертый костюм придавали ему на редкость жалкий вид.
      Салли выглядела на свои шестьдесят четыре года. Кожа на ее лице превратилась в выжженный солнцем пергамент. И вся она как будто высохла. Хотя на ней был дорогой костюм от Ньюмана-Маркуса и шелковая блузка в тон, сидело все это мешковато. Тетя Салли походила на жену фермера, вырядившуюся в пух и прах по случаю праздника.
      – Доктор Мак послал за вами?
      – Нет, это Надин. Она вчера позвонила нам, – объяснила тетя Салли. – У нее был такой ужасный голос по телефону, что мы вылетели первым же рейсом.
      Вчера. Очевидно, все случилось незадолго до того, как с Надин стряслось несчастье. Джоанна поняла, что Надин пребывала в настоящей панике, если захотела вызвать сюда родных. Они с сестрой всегда старались держать отца и тетю в неведении относительно своих неприятностей, чтобы лишний раз не тревожить их.
      – Мы молимся о выздоровлении Надин, – сказал отец. – А ты, как я понимаю, не делаешь даже этого. Я слышал, ты тут собираешься родить ребенка без мужа?
      Джоанна вспыхнула.
      – Отец, ну зачем ты набрасываешься на девочку с проповедями, даже не дав ей дух перевести?
      – Ничего с ней не сделается. – В свои семьдесят пять лет он не утратил прежней энергичности и резкости суждений. – Это серьезное дело. Судя по тому, какой образ жизни ведете вы с сестрой, Господь недоволен нашей семьей и решил наказать нас. Надин развелась и забрала себе детей. Ты тоже развелась. За всю историю семьи Леннокс такого никогда не было. Теперь вы обе навлекли на себя еще большие беды. Разве этому вас учили в воскресной школе и в церкви? Неужели вас учили позорить себя и свою семью?
      – Отец, ну чего ты пристал к девочке! Нельзя же так, в самом деле!
      – Я скажу тебе, откуда все это берется, – продолжал он. – Вредоносное и губительное для душ образование – вот причина всего этого! До тех пор, пока наши девочки не попали в колледж и не решили, что они лучше других, любой отец мог гордиться такими детьми.
      – Может, хватит уже? Надин нужна новая почка, и нужна немедленно. Она сможет ее получить, если Джоа…
      – Но я не могу, – перебила тетю Джоанна. – Я знаю, что можно найти другого донора. То же самое говорит и доктор Мак.
      Джоанна рассказала им о том, из-за чего сорвалась пересадка почки, которую везли из Германии. Тетя Салли слушала ее, строго поджав губы.
      – Это мы уже знаем. Ты не думаешь о главном, Джо. Доктор Мак исчерпал свои возможности, неужели ты не понимаешь? И потом, твоя почка все равно лучше, потому что вы близнецы.
      – Прошу тебя, тетя Салли! Папа, скажи ей! Не просите меня убить своего ребенка!
      – Я против абортов, – мрачно отозвался отец. – Я вообще считаю, что доктора не имеют права копаться в человеческих внутренностях. То есть заходить в этом так далеко. Взять почку у одного, пришить другому… Это против воли Господней. Так не должно быть.
      – Ты говоришь глупости, отец, как все эти новомодные христиане!
      – Салли, не зли меня! Я родился и воспитывался в благочестивой семье! Там меня научили тому, что хорошо, а что плохо.
      – Как ты не понимаешь, что, если Надин не пересадят новую почку, она умрет?
      – Тетя Салли, если бы не ребенок, я ни минуты не сомневалась бы! Я уже на четвертом месяце. Он… он уже шевелится во мне. В первый раз я так долго ношу ребенка. Все три выкидыша с Беном произошли гораздо раньше.
      – Три? Господи, помилуй! Ты говорила только об одном.
      – Я не хотела огорчать вас. Вы же ничем не могли помочь мне. И теперь, когда я так долго ждала…
      – Долго ждала? – возмущенно переспросил отец. – Почему же ты не подождала до тех пор, пока выйдешь замуж?
      – Со временем мы, возможно, поженимся, – виновато опустила глаза Джоанна. – Пожалуйста, постарайся понять, папа. Отец ребенка прекрасный человек, и он хочет, чтобы я родила…
      – Чудесно! Как он может быть прекрасным человеком, если хочет, чтобы его ребенок появился на свет незаконнорожденным! И потом, судя по тому, что нам рассказала про него Надин, он озабочен в жизни совершенно другим, нежели брак и семья. Известный телережиссер. Голливудский плейбой.
      – Выходит, она говорит правду, а я лгу? – возмутилась до глубины души Джоанна.
      – Она никогда не водила меня за нос, в отличие от тебя.
      – Ей незачем было это делать, потому что ты всегда принимал ее сторону. Ты всегда больше любил Надин. Вы оба, – выпалила Джоанна, переводя взгляд с отца на тетю.
      – Это неправда, – ответила Салли.
      От такого неожиданного заявления глаза у нее стали совсем круглыми, а брови полезли на лоб.
      – Правда. Хотя ты, тетя Салли, никогда не различала нас, если видела порознь, все же не переставала твердить, что Надин слабее, а я сильнее. А что, если бы ситуация была обратная? Что, если бы это мне, а не Надин нужна была почка? Надин оказалась бы слишком слабой для такой операции, да? Ты ведь не стала бы ожидать от нее такой жертвы, да?
      – Джо, я просто поражена тем, что слышу от тебя. Клянусь Богом, я люблю вас обеих одинаково. И ваш отец тоже.
      – Не желаю больше этого слушать, – сказал отец, поднимаясь. – У меня в голове трезвон стоит от этой бестолковой болтовни. Пойду найду церковь, где можно помолиться.
      Тетя Салли посмотрела ему вслед, покачав головой, затем обратилась к Джоанне:
      – Возможно, я кое в чем и ошибалась, но всегда старалась сделать для своих девочек все, что в моих силах.
      Слезы навернулись на глаза Джоанне, когда она увидела, что тетя всерьез расстроена ее обвинением.
      – Прости, тетя Салли. Я помню, как ты была добра к нам. Просто у меня больше нет сил выносить весь этот кошмар.
      Она разрыдалась и бросилась в объятия к тетке. Салли прижала ее к груди и ласково погладила по голове.
      – Бьюсь об заклад, ты всю ночь не спала. То решение, которое тебе предстоит принять, действительно тяжелое, Джо. Но, боюсь, у тебя нет выбора. Поверь мне, девочка, я сказала бы Надин то же самое, окажись она на твоем месте. Джо, я не такая образованная и воспитанная, как вы обе, но кое-что в этой жизни повидала. Когда мой Чарли отправился в плавание, я понимала, что он может и не вернуться. Неужели, по-твоему, я не хотела, чтобы мы были близки так, как только это возможно? Но я этого не сделала, потому что так неправильно. Все эти годы, когда я думаю, что могла бы иметь от него ребенка, который скрасил бы мою старость, меня утешает сознание того, что я не пошла против Божьей воли. Какая радость иметь ребенка, у которого нет отца? С другой стороны, представь, каково тебе будет, если ты потеряешь сестру?
      Джоанна молчала. Она опустила голову на грудь и плакала.
      – Не мучайся ты так, Джо. Может быть, найдется все же выход. Я не хотела говорить тебе заранее, но я хочу, чтобы мои почки проверили. Вдруг они подойдут Надин. Если так, я без промедления лягу на операцию.
      – Тетя, это может быть слишком тяжело и опасно в твоем возрасте! – воскликнула Джоанна.
      – А что ты предлагаешь делать, девочка? – Она отстранила Джоанну и пристально посмотрела ей в глаза. – Дожидаться, пока будет слишком поздно?
 
      Джоанна вернулась домой и прилегла. Она чувствовала себя полностью разбитой. Весь день она ждала звонка от Люда, но он так и не позвонил. Тогда она позвонила в больницу. Состояние Надин оставалось прежним.
      Около пяти вечера она вызвала такси и поехала в «Омегу», потому что находиться дома в бездействии становилось невыносимо. Джоанна рассчитывала застать Уинни.
      – Привет, малышка, а я как раз собирался разыскивать тебя, – приветствовал ее он. – Люд звонил пятнадцать минут назад и оставил для тебя сообщение: дела у него идут прекрасно, рабочий вариант фильма признан великолепным. Сейчас они со Сторманом редактируют его. – Уинни заглянул в записную книжку. – Еще он просил передать, чтобы ты не волновалась, если вы не созвонитесь в ближайшие два-три дня. Он собирается в Сан-Франциско и вернется домой на следующей неделе.
      – О Боже! – Джоанна без сил опустилась в кресло и обхватила голову руками.
      – Что, вы с ним поссорились?
      Она отрицательно покачала головой и рассказала Уинни о том, что случилось с Надин.
      – Я даже не знаю, что тебе сказать на это. – Он был поистине ошарашен.
      – А я не знаю, что мне делать. Даже если почка тети Салли подойдет, боюсь, что в ее возрасте такая операция опасна. О, Уинни, я в полной растерянности. Не знаю, как мне быть.
      Он сочувственно взглянул на нее поверх очков. Для того чтобы дать ей разумный совет, нужно было обладать разумом Соломона. Доктор Мак держался с ней в чем-то резко, но его можно было понять. С другой стороны, он уговаривает ее сделать аборт, а сам не предпринимает никаких попыток найти нового донора. Доктора, к сожалению, иногда ошибаются. И все же в почках они разбираются лучше, чем кто бы то ни было другой.
      – Спасибо, что выслушал меня, Уинни. Я понимаю, что должна принять решение сама. Жаль, что Люда нет сейчас со мной.
      Уинни предложил позвонить в офис Стормана и оставить срочное сообщение. К сожалению, секретарь ответил, что с его боссом нельзя будет связаться до завтрашнего дня, когда он прилетит в Сан-Франциско.
      – Загляни к Эбби, раз уж ты здесь, – попросил он Джоанну. – Она работает как проклятая. Готовит обложку для бельгийского тома.
      Джоанну охватила ностальгия по работе, по ее прежней беззаботной жизни. Как было хорошо не думать ни о чем, кроме обложки новой книги!
      Уинни проводил Джоанну до двери, положив руку ей на плечо.
      – Я позвоню тебе завтра, детка. Постарайся не принимать это очень близко к сердцу. – Он выглядел всерьез встревоженным.
      Закрыв дверь за Джоанной, он снял телефонную трубку.
 
      Эбби склонилась над рабочим столом в глубокой задумчивости и от сосредоточенности кусала кончик локона, свисавшего из-за уха. Она не сразу заметила в дверях Джоанну.
      – Привет, как здорово, что ты… Господи, что случилось?
      – Все.
      Эбби выслушала рассказ Джоанны, и глаза ее наполнились непритворным ужасом.
      – Кошмар! Ты говорила с Домиником?
      – Да, он ничем не может помочь. Никто не может, кроме человека, у которого вдруг окажется подходящая почка.
      – Я уже собиралась домой, – сказала Эбби, глядя на Джоанну с состраданием. – Почему бы тебе не пойти пообедать со мной и моим приятелем? Так, ничего особенного. Прошлогодний сердцеед, который переехал в Чикаго. Он заявился всего на неделю, и мы обедаем в основном в ресторанах. А сегодня я решила приготовить ему обед сама.
      – Спасибо, Эбби, – вяло улыбнулась Джоанна. – Но я не в настроении общаться с кем бы то ни было. К тому же у меня сейчас кусок в рот не полезет.
      – Вот увидишь, полезет! Тем более что я еще не придумала меню. – Эбби набросила жакет и обняла подругу. – Я готовила для стольких мужчин, что уже стала забывать, кто что любит. Помнишь моего греческого друга – Косту? Он отказывался есть, если на столе не было масла, сливок или майонеза. Стэн любил сливочное масло, но не выносил оливкового и маргарина. У Фрэнка была аллергия на моллюсков. Крис становился зеленым, как авокадо, если съедал его. А еще он ненавидел чеснок и обожал лук. Или наоборот?
      Джоанна рассмеялась и вдруг расплакалась. Эбби предложила поступить так: она откажется от ужина с приятелем, и они проведут вечер вдвоем с ней.
      Джоанна упрямо покачала головой, считая, что стыдно и трусливо перекладывать свои проблемы на плечи друзей. Она сама должна с ними справиться. Она и Люд. Эбби очень добра, но она ничем не поможет ей, только расстроится зря.
      Джоанна сказала, что с ней все будет в порядке, и влилась в поток служащих, покидающих этим теплым майским вечером издательство.
      Ее сердце сжималось от мучительной боли. Джоанна позвонила в больницу из автомата. Без перемен. Тогда она набрала номер квартиры Надин. Подошла тетя Салли и сообщила ей неутешительные новости: ее почки проверили, и выяснилось, что они не подходят для трансплантации.
      Джоанна повесила трубку с чувством, что еще немного, и ее голова от напряжения разлетится на мелкие кусочки. Если бы только она могла поговорить с Людом! Просто услышать его голос уже было бы для нее счастьем. Джоанну не покидало ощущение, что почва реальности ускользает у нее из-под ног.
      В мозгу проносились обрывки мыслей. Она словно наяву слышала, как Люд поет: «Джоанна, я и малыш – нас трое». Как же она может разрушить их общее будущее?
      В следующий момент перед ее внутренним взором возникала картина: Надин лежит на больничной койке, бледная, с посиневшими губами, в бинтах. Разве может она отказаться спасти жизнь своей сестре?
 
      Уинни сидел в зале ожидания клиники, усиленно жуя жвачку, чтобы побороть в себе постыдный страх. Однако, когда он вошел в кабинет доктора Мака, ладони у него предательски повлажнели.
      – Ирвин Крэник, – представился он и нервно пожал руку доктору. Мак учтиво поклонился, заметив, что посетитель явно не в себе.
      – В каких вы отношениях с миссис Баррет?
      – В далеких от родства. Ее сестра, Джоанна Леннокс, работает у меня в отделе издательства «Омега» художественным редактором вот уже скоро десять лет.
      – Шанс на генетическую совместимость между органами незнакомых людей практически равен нулю, – предупредил его Мак.
      – Я понимаю, но все же прошу вас проверить.
      – Когда вы в последний раз были у врача, мистер Крэник?
      – Я проверяюсь каждые полгода. Последний раз это было в январе. Уверяю вас, я гораздо здоровее, чем кажусь на первый взгляд. Давление нормальное. Пульс ровный, около семидесяти.
      Доктор Мак завел на него карточку, заранее зная, что его усилия напрасны. Искоса поглядывая на человека, сидевшего напротив него в кресле и покрывавшегося испариной от волнения, Мак разрывался между двумя противоречивыми желаниями: накричав на него, прогнать прочь или приколоть ему на грудь медаль за проявленное мужество.
      – Вы уверены, что хотите этого?
      – Уверен. И если я испытываю вполне понятный страх, то это не означает, что я пришел сюда против воли. Мой родной дядя прожил на диализе семь лет, мои почки тестировали на предмет донорства для него. Так что не стоит устраивать проволочек. Прошу вас. – Уинни с достоинством выпрямился в кресле, и его голос зазвучал тверже.
      Доктор Мак был тронут. Джоанна собиралась родить ребенка от другого мужчины, от которого, вероятно, была без ума, а этот невзрачного вида чудак хочет пожертвовать своей почкой ради нее. К такому проявлению великодушия Мак не мог не отнестись с уважением и вызвал медсестру.
 
      Надин время от времени впадала в забытье, а когда приходила в себя, то ее тут же охватывал панический ужас. Она видела, что обмотана бинтами с головы до пят, ощущала жжение по всему телу, острую боль в спине и только тогда вспоминала, что с ней стряслось.
      Она попыталась заговорить с медсестрой, постоянно находившейся в палате и следившей за приборами, но не смогла преодолеть слабость и выжать из себя ни одного членораздельного звука.
      Время от времени медсестра колола ей обезболивающее. Надин не могла до конца поверить в то, что все это случилось с ней самой. Наверное, она просто играет роль смертельно больной женщины, но последнего дубля осталось ждать недолго – и тогда произойдет чудо. Доктора спасут ее, или новое лекарство, которое только что изобрели… Она снова провалилась в темную бездну и, очнувшись, увидела перед собой доктора Мака, который пристально вглядывался ей в лицо.
      И вдруг с ужасающей отчетливостью Надин поняла. Правда заключается в том, что она умирает. В наркотическом бреду ей даже хотелось умереть, чтобы раз и навсегда избавиться от всех мучений. А стоило ли ей вообще появляться на этот свет?
 
      Когда после смерти их матери тетя Салли переселилась к ним в дом, Надин обрадовалась, хотя немного опасалась незнакомой женщины.
      Однажды Надин потеряла свою куклу и отправилась на поиски. Она обнаружила ее в гостиной, под креслом, в котором сидела соседка, разговаривая с тетей Салли. Надин была в замешательстве. Мама учила их, что невежливо просить взрослых подвинуться, даже если они стоят на пути к игрушкам.
      Надин решила подождать сестру. Может быть, если они попросят вдвоем…
      Тетя Салли и соседка вполголоса говорили о безвременной смерти матери близнецов во время родов. Надин вместе со своей сестренкой до сих пор не могли свыкнуться с мыслью, что дети появляются из мам так же, как жеребята из кобылы.
      – Бедняжка Кэти не должна была больше рожать, – говорила тетя Салли. – Док Брэд предупреждал ее, что это может плохо кончиться. Но мой брат хотел сына. А в тот раз Брэд даже и не подозревал, что родятся близнецы. Сначала родилась Джо, крохотная, всего шесть фунтов. Но схватки у Кэти продолжались, тогда док проверил еще раз. Бог мой, там была еще Надин! Совсем крошка – пять фунтов и семь унций. Выносить близнецов было невероятно трудно для Кэти. Эта беременность и особенно роды подкосили ее, она так и не оправилась от всего этого полностью. Доку следовало полоснуть ей ножом по животу.
      Надин, притаившаяся за углом, задумчиво сосала палец. Фраза «полоснуть ей ножом по животу» напугала ее до смерти. Не хочет ли тетя Салли сказать, что доктору следовало убить ее, Надин? Может быть, это по ее вине мама умерла? Джоанна родилась первой, так что с нее спрос небольшой.
      Надин ничего не сказала сестре о подслушанном ею разговоре. Она стала послушной и ласковой по отношению к отцу и тете, потому что боялась рассердить их. Вдруг они перестанут любить ее и прогонят прочь за тот дурной поступок, который она совершила?

* * *

      Когда раздался телефонный звонок, Джоанна вздрогнула от неожиданности. Мужской голос в трубке спросил:
      – Джоанна?
      – О, Люд! Я пыталась разыскать тебя.
      – Это Карл. Я звоню с Палм-бич.
      – Да, Карл. – Слезы разочарования повисли у нее на ресницах. – Я была в больнице. Надин очень плоха.
      – Это ужасно. Что ты намерена делать?
      – Я не знаю. Я жду звонка от отца моего ребенка. И еще молю Бога, чтобы нашелся другой донор.
      Прежде чем Карл успел ответить, Джоанна услышала в трубке крик, и Кейт дорвалась до телефона.
      – Привет, Кэти, как вы там веселитесь? – с усилием сменила тон Джоанна.
      – Хорошо. Мы ходим купаться.
      – А как Джефф?
      – В порядке. Он ужинает. А я жду, пока разогреется суп.
      – Ты хочешь сказать, остынет?
      – Нет. Он сейчас горячий, и я жду, пока он разогреется.
      – Понятно.
      Джоанна не могла дольше сдерживать рыданий, и ей пришлось прикрыть трубку рукой, чтобы племянница не услышала их. Она минуту поговорила с Джеффом, затем трубку снова взял Карл. Он собирался привезти детей домой на следующий день.
      – Это замечательно, потому что наши родители живут у Надин и будут рады повидать внуков.
      Положив трубку, Джоанна была на грани истерики. Как она станет смотреть в глаза Кейт и Джеффу, если допустит, что их мать умрет? Она позвонила доктору Маку.
      – Нет, никаких перемен. Но она слабеет, и к завтрашнему дню…
      – Разве нельзя пересадить ей какую-нибудь временную почку, которая проработала бы до тех пор, пока…
      – Нет! Господи, как вы не поймете! Если бы она была, я не говорил бы с вами по телефону, а давно был бы в операционной.
      – Тогда возьмите мою почку, но оставьте ребенка. По крайней мере у него будет хоть какой-то шанс выжить.
      – Это невозможно. Я не могу взять на себя такую ответственность. А если он родится неполноценным?
      – Я не могу дозвониться до его отца, – стиснула зубы Джоанна. – Я не знаю, что мне делать.
      – Мне нечего сказать, кроме того, что я уже говорил вам. – Доктор Мак не утратил надежды достучаться до ее разума. – Поверьте, я сделал все, что мог. Я обзвонил все банки данных, включая интернациональные. Наши шансы равны нулю. К сожалению, даже почки вашей тети и мистера Крэника не годятся.
      – Кого?
      – Крэника. Вашего босса. Он приходил и предлагал себя в доноры. Я знал, что шансов практически нет, но все же проверил его.
      Джоанна обомлела. Тот факт, что Уинни добровольно предложил свою почку, чтобы спасти Надин, поверг ее в шоковое состояние.
      Джоанна повесила трубку и укуталась в плед. Ее бил озноб, хотя она лежала в постели не раздевшись. Она свернулась калачиком и закрыла глаза. Если бы ей удалось заснуть, пусть ненадолго, может быть, в голове у нее прояснилось бы хоть немного?
      Джоанна проснулась несколько часов спустя в холодном поту. В комнате сгущались сумерки, и сердце глухо билось о ребра изнутри. В первый момент Джоанна не понимала ни где она, ни что с ней. И вдруг словно молния в голове у нее пронеслось: Уинни предложил свою почку Надин. Ее сестре, с которой он был едва знаком. Уинни – посторонний человек. А Джоанна и Надин – близнецы. Ближе и роднее ее у Надин никого нет.
      Джоанна вылезла из постели и сняла телефонную трубку, но тут же положила ее обратно на рычаг. Надин умирает.
      – Господи! – прошептала она потрескавшимися от волнения губами.
      Она набросила пальто и выбежала из квартиры. Уже спускаясь по лестнице, она слышала, как у нее зазвонил телефон. Но возвращаться было некогда – каждая минута на счету.

      Улицы давно опустели, как в ночном кошмаре. Джоанна бросилась в вестибюль жилого дома на 72-й улице и перепугала задремавшего швейцара.
      – Найдите мне такси, пожалуйста. Моя сестра умирает!
      Швейцар выскочил на улицу и засвистел. Мимо проезжало такси с опущенным флажком, но он вышел на мостовую и преградил путь машине, отчаянно размахивая руками.
      Джоанна сунула в руку швейцару пятидолларовую купюру и села в машину. Через десять минут она была у ворот больницы Святой Анны. Еще несколько минут потребовалось на то, чтобы подняться в лифте на нужный этаж.
      Ночная сиделка Надин подпрыгнула на месте, когда Джоанна распахнула дверь в палату. Она смутилась, потому что задремала.
      – Дини! – воскликнула Джоанна и бросилась к сестре.
      Сестра бросила взгляд на пациентку и в ужасе поняла, что ее состояние резко ухудшилось.
      – Сделайте что-нибудь! – кричала Джоанна. – Позовите доктора Мака!
      Она опустилась на колени возле кровати и разрыдалась. Медсестра сделала Надин укол и побежала звать врача.
      – Дини, дорогая моя, дорогая… – шептала Джоанна без устали, словно заклинание, держа Надин за руку, как будто таким образом могла передать ей свои силы и здоровье.
      Вдруг Надин открыла глаза.
      – Джен?
      – Я здесь. Я тебя не оставлю.
      – Я ухожу, – с трудом вымолвила Надин.
      – Нет, ты не можешь! Я сделаю это… Сейчас придет врач.
      – Не нужно. Меня не должно было быть вовсе. – Надин едва шевельнула головой, которая раскалывалась от боли.
      – Не говори ерунду! Тебе вообще нельзя разговаривать.
      – Ты помнишь мисс Нэзон? – спросила неожиданно Надин, коснувшись своей горячей рукой ледяных пальцев сестры.
      Джоанна кивнула, потрясенная воспоминанием.
 
      Джоанна и Надин сидели вместе на занятии по биологии в колледже, на котором мисс Нэзон рассказывала о зачатии, родах и в этой связи о близнецах.
      Она объяснила разницу между однояйцовыми и двухъяйцовыми близнецами и сообщила, что вторые рождаются чаще. На доске она нарисовала схему, как две созревшие яйцеклетки оплодотворяются двумя сперматозоидами, отчего получаются двухъяйцовые близнецы. Если одна яйцеклетка, оплодотворенная двумя сперматозоидами, делится пополам, рождаются однояйцовые близнецы.
      – Сначала обычно бывает две плаценты. Но в процессе развития зародыши вступают в борьбу за питание и место. Плаценты сталкиваются друг с другом, и к концу беременности близнецы занимают одну плаценту.
      Все в классе невольно обернулись на сестер Леннокс.
      – Знаете, я часто представляла себе, что у меня есть сестра-близнец, – подняв руку, заявила Ферн Бруннер. – В детстве я не сомневалась в том, что ее похитили и она теперь живет неизвестно где, но рано или поздно мы с ней обязательно встретимся.
      – Такое чувство нередко возникает у людей, – кивнула мисс Нэзон. – Более того, иногда у него может быть реальное основание. Бывает так, что два эмбриона начинают развиваться одновременно, но один из них по какой-то причине материнским организмом отторгается.
      У Надин, которая аккуратно записывала лекцию, невольно дрогнула рука. Она не посмела прямо взглянуть в глаза сестре, но боковым зрением увидела, что та тоже ничего не записывает.
      Кровь бросилась в голову Надин при мысли о том, что она младше, а значит, не должна была родиться вовсе.
 
      – О, Дини! – воскликнула Джоанна. – Я помню, как ужасно переживала из-за того, что родилась первой и была больше, чем ты. Это все потому, что я отнимала у тебя пищу и место в плаценте. Поэтому я сильнее тебя.
      – Меня не должно было быть вовсе, – упрямо повторила Надин. – Близнецы невезучие. Индейцы хайда убивают одного при рождении.
      Джоанна выбежала в коридор и узнала, что доктор Мак уже на пути в больницу. Она вернулась к Надин.
      – Джен, – заговорщицки понизила голос та. – Это я убила маму.
      Джоанна открыла рот от изумления и взяла руку Надин в свою. Сестра наверняка бредила. Каким-то потусторонним шепотом Надин рассказала ей о подслушанном в детстве разговоре тети Салли с соседкой.
      – Речь шла всего лишь о кесаревом сечении, – сказала Джоанна. – В конце концов, какая разница, кто из нас родился сначала, а кто потом. Я родилась крупнее, так что могла причинить маме куда более серьезный вред, нежели ты.
      Надин промолчала, и Джоанна не была уверена в том, слышала ли она ее, поняла ли.
      Скорее бы приехал доктор! Джоанна склонилась над сестрой, поцеловала ее в лоб и ласково погладила по щеке. Теперь она знала, почему Надин избегала разговоров о смерти матери. Ужасная тайна, которую она столько лет носила в себе, заставляла ее быть паинькой, чтобы заслужить любовь отца и тети и, таким образом, их прощение. А Джоанна, ничего не подозревая, видела в этом лишь лицемерие, страдала и завидовала сестре.
      Надин стала тяжелее дышать и потеряла сознание.
      – О Господи, нет!
      Дверь распахнулась, две медсестры и интерн вкатили в палату каталку и осторожно, но настойчиво отвели Джоанну в сторону.
      – Вам лучше уйти.
      – Нет. Я не могу оставить ее. Не могу допустить, чтобы она умерла.
      – Мы сделаем все, что в наших силах.
      Джоанна увидела доктора Мака, который поспешно выходил из лифта.
      – Вы должны спасти ее! – бросилась она к нему. – Я согласна на аборт! Я готова сделать это прямо сейчас и отдать сестре свою почку!
      Он молча кивнул и быстрым шагом прошел мимо. Медсестра отвела Джоанну в какую-то комнату и заставила ее прилечь. Она послушалась и сразу же почувствовала себя спокойнее. Закрыв глаза, как ей казалось, всего на мгновение, она открыла их, когда перед ней стоял доктор Мак.
      – Надин лучше. Я пошел на крайнюю меру и провел перитональный диализ. Это значит, что через стенку желудка в перитональную полость введен катетер, через который шлаки выводятся из организма. Но повторно такую процедуру осуществить нельзя из-за ее ожогов и опасности перитонита.
      – Можно мне повидать ее?
      – Дело в том, что доктор Хэллоран ждет вас в операционной, если я правильно понял то, что вы сказали про аборт. – Мак взял ее за руку и с состраданием посмотрел прямо в глаза: – Время работает против нас, Джоанна.
      – Я готова, – решительно отозвалась она.
 
      После аборта Джоанна пребывала в угнетенном состоянии духа, зато была совершенно спокойна. Напряжение, вызванное неспособностью принять решение, теперь спало, уступив место единственному стремлению – спасти жизнь Надин. Она проспала до полудня, а когда проснулась, первым делом справилась о сестре.
      – Ей лучше настолько, насколько это возможно, – ответил доктор Хэллоран.
      – Когда состоится операция?
      – Это зависит от того, как вы будете себя чувствовать. Может быть, завтра или послезавтра.
      – Как можно скорее, – тихо прошептала Джоанна. Она не могла больше видеть Надин в таком состоянии. – Скажите, а какого пола был… эмбрион?
      – Мужского.
      Она печально кивнула. В этот момент зазвонил телефон, и доктор вышел из палаты.
      – Радость моя, что случилось? – Встревоженный голос Люда с трудом можно было узнать. – Я чуть с ума не сошел, разыскивая тебя. Звонил домой, потом в издательство. Уинни рассказал, что случилось с Надин. Как она? Что с тобой?
      – Надин едва не умерла прошлой ночью, – с ледяным спокойствием ответила она. – Ей нужна почка, и я – единственно возможный донор. Другого выхода нет. Люд, я… сегодня утром я сделала аборт.
      – О Господи!
      – У меня не было выбора. Мы с Надин всегда жили одной жизнью, начиная с материнской утробы. Я не могла допустить, чтобы она умерла.
      – Я понимаю, ангел мой. Мне так жаль. Но ты хорошо себя чувствуешь?
      – Мне очень тяжело и грустно. А в остальном все в порядке. Я так хотела найти тебя. Мне было невыносимо трудно самой принять такое решение. Досадно, что мы не были вместе в тот момент.
      – Да. Но не принимай все это близко к сердцу. Я не сомневаюсь, что ты поступила так, как и должна была.
      Он замолчал. Джоанна прислушалась, ее вдруг охватила внутренняя дрожь.
      – Люд, я понимаю, ты в потрясен…
      – Да, но что поделаешь? Приходится мириться с неизбежностью. Меня очень беспокоит твое состояние. И Надин, конечно, тоже. Держись, моя радость. Я уверен, все обойдется.
      – Когда ты вернешься? – поинтересовалась она.
      – Не так скоро, как я предполагал сначала. Мы отредактировали фильм полностью, и теперь у нас есть что показать. Нам пришлось поехать в Сан-Франциско. Здесь у Эда есть свой человек в Эн-би-си. Мы сделали пробный показ, и они заинтересовались.
      – Это здорово, Люд!
      – Передай Надин, что дела с фильмом обстоят прекрасно. Хорошая новость подбодрит ее.
      – Ладно. Завтра у нас операция.
      – Удачи, радость моя. Мне так хочется быть рядом с тобой, но, к сожалению, это невозможно.
      – Да, – равнодушно согласилась Джоанна.
      Люд показался ей таким далеким. Неужели он не понимает, что если операция пройдет неудачно, они никогда больше не увидятся?
      Очередная долгая пауза отнимала драгоценные минуты разговора. Телефон – жестокое изобретение человечества. Если бы только она могла увидеть его, найти покой в его объятиях.
      «Люд, как ты нужен мне!» – Эти слова рвались у нее из самого сердца, но она не смогла заставить себя произнести их, унизиться до просьбы.
      – Я вернусь сразу, как только смогу, мой ангел. Ты храбрая девочка, молодец. Все устроится, вот увидишь. Я буду звонить ежедневно. И помни: я люблю тебя.
      – Несмотря на то, что случилось? – переспросила она.
      – Ну конечно, – отозвался он проникновенным тоном. – Жаль, что мы потеряли Эсмеральду, но ничто не помешает нам сделать еще одну. Только представь себе, как это будет здорово.
      Джоанна закрыла глаза. Как он может быть таким бесчувственным?
      Она повесила трубку и пошла в ванную, чтобы умыться. В зеркале отразилось изможденное лицо женщины, утратившей одухотворенность и просветленность материнского чувства. А Люд даже не спросил, кто должен был у них родиться: мальчик или девочка.
 
      Люд повесил трубку и вытер со лба испарину тыльной стороной ладони. Он находился во власти нескольких чувств одновременно. Теперь он не станет отцом. По крайней мере в ближайшее время. Он стыдился того, что испытывал глубокое облегчение по этому поводу. С другой стороны, он всерьез тревожился за Джоанну, которая должна была лишиться почки. Хотя он планировал вернуться в Нью-Йорк через пару дней, ему вдруг захотелось задержаться. Люд не находил в себе сил оказаться лицом к лицу со всеми этими проблемами. Он не выносил болезней, больниц и тому подобного.
      Люд помнил, как его отец медленно и долго умирал от цирроза печени. Он похудел и осунулся до неузнаваемости, и Люд с трудом мог общаться с ним. Мать была в это время на Гавайях с третьим мужем. А он, как единственный близкий родственник, должен был выяснять отношения с врачами, медсестрами, а заодно и с отцом, который перед смертью стал сварливым и капризным не в меру и сам навлекал на свою голову беды – точно так же, как и Надин, вечно ищущая приключений и вовлекающая в свои проблемы окружающих, прежде всего Джоанну.
      Ладно, надо перестать думать об этом и вплотную заняться продажей фильма. В конце концов, это лучшее, что он может сделать для сестер-близнецов в данный момент.
 
      Надин проснулась и с удивлением обнаружила, что до сих пор жива.
      – Чувствуете себя получше? – с улыбкой спросила медсестра Робинсон.
      – Да, – неуверенно отозвалась Надин. – А что случилось?
      Медсестра в подробностях рассказала ей о перитональном диализе. Увидев появившуюся в дверях Джоанну, она удалилась, оставив сестер вдвоем.
      – Джоанна, мне приснился странный сон. Как будто ты пришла сюда среди ночи, и мы говорили о маме.
      – Это было наяву.
      Надин с минуту изучала бледное лицо сестры и вдруг спросила:
      – Ты потеряла ребенка?
      Джоанна кивнула.
      – О, Джен. Это из-за меня, из-за того, что…
      – Нет, – возразила та. – Ты же знаешь, я никогда не носила ребенка так долго. – Джоанна решила скрыть правду от сестры, которая и без того чувствовала себя перед ней виноватой.
      – В любом случае, – Джоанна заставила себя улыбнуться, – мы и так здесь всех переполошили. Операция назначена на завтра.
      На лице Надин отразился ужас. Джоанна, взяв ее руки в свои, поцеловала сестру в лоб.
      – Не стоит волноваться, дорогая. Мы будем там вместе и обязательно справимся, как справлялись всегда, когда брались за что-то на пару.
      Надин поморщилась и отвернулась к стене.
      – Ей нужен отдых, – заявила медсестра, выдворяя Джоанну.
      Джоанна, отправившаяся на поиски доктора Мака, выяснила, что он в хирургическом отделении и пробудет там весь день.
      – Пожалуйста, попросите его зайти ко мне прежде, чем он будет говорить с сестрой. Это очень важно, – попросила она.
      Джоанну переводили в отдельную палату для подготовки к операции. Она решила позвонить Уинни, пока ждала.
      – Я оценила твой поступок. Ты прекрасный, великодушный человек. Я всегда любила тебя и знала, что могу рассчитывать на твою помощь в любой ситуации.
      – Я ведь просил доктора Мака ничего тебе не говорить. – Уинни покраснел от смущения, радуясь, что Джоанна его не видит. – Жаль, почка не подошла. От меня не было никакого прока.
      – Неправда, был прок. Доктор Мак должен был мне все рассказать – хотя бы для того, чтобы я поняла: я веду себя как избалованное дитя. Ты заставил меня устыдиться своего поведения, и это правильно. Я понимаю это особенно теперь, когда… Надин едва не умерла прошлой ночью.
      – Ты сделала аборт? – осторожно спросил Уинни, чье чуткое ухо уловило в дрожащем голосе Джоанны скорбные нотки.
      – Сегодня утром. У меня не было выхода. Следовало сделать это раньше. Я не могу принести Надин в жертву своему счастью. Это равнозначно самоубийству.
      Уинни порадовался тому, как стойко Джоанна перенесла потерю ребенка. Известие о том, что Люд не сможет приехать на операцию, привело его в возмущение.
      – Ты не против, если я загляну к тебе после операции, детка? Могу захватить с собой материал по бельгийскому тому, чтобы ты взглянула на работу Эбби. Разумеется, не сразу, потом как-нибудь. Сначала тебе надо будет окончательно поправиться. Послушай, Джоанна, мне очень жаль, что так получилось. Я понимаю, как тяжело тебе было расстаться с ребенком.
      – Спасибо, Уинни, – прошептала она в ответ.
      Джоанна повесила трубку и ощутила себя полностью опустошенной. Она не могла ни на чем сосредоточиться. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы Люд отложил дела хотя бы на день и прилетел повидаться с ней перед операцией.
      В палату на цыпочках вошла тетя Салли.
      – Я говорила с Надин и знаю, что ты сделала аборт. Бедная моя Джо! Не огорчайся, девочка, это к лучшему, вот увидишь.
      – Ты сказала об этом папе? – вздохнула Джоанна.
      – Нет, словом не обмолвилась. Он в церкви. Вообразил себя новым баптистом, и теперь его оттуда не вытащишь. Я вообще не хочу ни о чем говорить с ним, пока не пройдет операция. Его сердце слишком слабое для того, чтобы так долго быть в напряжении. Лучше подождать, пока я смогу сказать ему, что обе наши девочки в порядке.
      Джоанна вспомнила, что Карл собирался привезти детей.
      – Не волнуйся, Джо. Малыши прекрасно ведут себя, а миссис Уилсон сделала так, что мы чувствуем себя как дома. Мы с отцом решили пожить здесь, пока вы обе поправитесь и встанете на ноги.
      Когда тетя Салли ушла, Джоанна достала колоду карт и разложила пасьянс. Множество противоречивых чувств не давало ей покоя, и одним из них была злость. Злость на Люда, на тетю, на весь мир. Никто на свете не понимал, как она хотела ребенка и что ей пришлось пережить, теряя его.
      В дверях показалась голова Доминика.
      – Вот, решил заглянуть. Как ты себя чувствуешь?
      – Спасибо, прекрасно, – не отрываясь от карт, ответила Джоанна.
      – Как насчет джина? – спросил он, входя в палату.
      – С удовольствием. Добавь тоник, два кубика льда и выжми лимон.
      – Я имею в виду карточную игру «джин», – рассмеялся он.
      – Нет, спасибо. Мне эта нравится.
      Джоанна положила королеву пик на короля червей и поняла, что раздражение против Люда она невольно переносит на Доминика.
      – Понятно. Так вот чем занимается такая непослушная девочка, как ты, в таком месте, как больничная палата!
      – Мне очень жаль, – резко отозвалась она, и вдруг слезы градом покатились у нее по щекам.
      – Это ужасная потеря, страшное разочарование. Я знаю, моя дорогая, как это больно, как разрывается от этого сердце.
      – Пойми, я была беременна, и вдруг… нет, – шептала она, заливаясь слезами.
      Доминик взял стул и присел возле ее кровати. Он молчал, но Джоанне было легче и спокойнее в его присутствии. Она не ощущала себя такой одинокой, всеми покинутой и была благодарна ему за то, что он не пустился утешать ее тем, что пройдет время и у нее еще будут дети. Когда несколько минут спустя Джоанна взглянула на Доминика, то увидела в его глазах слезы.
      – Когда я был женат, мы тоже потеряли ребенка, – смущенно объяснил он, перехватив ее взгляд.
      Такое проявление чувства вызвало у Джоанны настоящую истерику. Она разрыдалась в голос и прижалась к плечу Доминика. Он взял себя в руки и обнял ее как врач и друг, а не как мужчина, влюбленный в женщину, которой необходима его поддержка.
      Доминик не стал говорить Джоанне о том, что его жена Алексис, опасаясь за свою фигуру танцовщицы, сделала аборт, не посоветовавшись с ним и даже не поставив его в известность, и что он до сих пор не может простить ей такого предательства.
      Разумеется, ситуация Джоанны была безвыходной. Доминик заходил к Надин и из разговора с ней понял, что Джоанна утаила от сестры правду. Такое проявление великодушия лишь возвысило Джоанну в его глазах.
 
      Утром, когда доктор Хэллоран осматривал Джоанну в последний раз перед операцией, появился Доминик.
      – Тебе, должно быть, надоели доктора, поэтому я зашел лишь на минуту пожелать тебе удачи.
      – Нам всем понадобится удача, – мрачно заявил Мак, входя в палату. – Почему, черт побери, вы не сказали мне, что хотите, чтобы ваша сестра думала, будто у вас случился выкидыш?
      – Неужели вы сказали ей правду, доктор Мак! Я же оставила для вас сообщение с просьбой зайти сначала ко мне!
      – Да, но я получил его слишком поздно. Первый раз в жизни сталкиваюсь с близнецами, которые ничего друг другу о себе не рассказывают.
      – А в чем проблема? – спросил Доминик.
      – Проблема в том, что Надин опять отказывается от почки сестры. Она в истерике. Вы обе меня с ума сведете своими выходками!

* * *

      – Уходи! – крикнула Надин, увидев на пороге палаты сестру. – Уходи, я не могу тебя видеть.
      – Дини, я просто не хотела расстраивать тебя, поэтому не сказала правду. Пойми, я хочу, чтобы тебе пересадили мою почку, потому что люблю тебя.
      – Нет! – воскликнула Надин. – Нет! Ты не можешь любить меня! Ты перестанешь меня любить после того, как узнаешь, как подло я поступила с тобой. – Она разрыдалась, закрыв лицо руками.
      Джоанна присела на край постели и с замиранием сердца приготовилась выслушать признание сестры.

      После того как Джоанна и Люд вернулись с Гавайских островов и между сестрами произошла ссора, Надин вскоре взяла себя в руки и с головой ушла в работу.
      – Ты в порядке? – обеспокоенно поинтересовалась Ферн, столкнувшись с Надин на студии.
      – Ларингит прошел, горло не болит, и я снова в состоянии проговаривать реплики. Что касается остального, то я чувствую себя дурно и выгляжу соответственно. Больше нет вопросов?
      Ферн не показалось, что Надин выглядит как-то уж особенно плохо, но если она набросилась на нее с порога, значит, действительно огорчена. Люд уже был в студии и работал со сценаристом и дизайнером. Обе женщины проводили его ненавидящими взглядами.
      – Ублюдок, – пробормотала Ферн. – Отправился загорать на теплом солнышке, взвалив на меня всю грязную работу. Хотелось бы мне стереть с его физиономии эту самовлюбленную ухмылочку!
      – Мне тоже, – поддержала подругу Надин.
      – Это пошло бы на пользу фильму и нам всем. – Ферн преданно посмотрела на нее. – Сказать по правде, Нэдди, твоя сестра так окрутила Люда, что он, словно голубок, готов есть из ее рук. А на остальных ему наплевать.
      Ферн сдержалась, чтобы не наговорить лишнего, и ушла, оставив Надин в глубоком раздумье. Надин прекрасно справилась с первой сценой, и Люд был доволен. Но во время второго эпизода она стала сбиваться и в довершение всего разревелась.
      – Люд, я не могу продолжать, – прошептала Надин, глядя на него с плохо скрытой злобой. – Я понимаю, что произойдет, если я откажусь от съемок, но я ничего не могу с собой поделать. Я так несчастна.
      Люд объявил перерыв и пригласил Надин на чашку кофе.
      – Мне так трудно… видеть тебя каждый день, – смахнув слезинки с ресниц, пожаловалась она. – Я стараюсь, но у меня ничего не получается.
      – Надин, прошу тебя.
      – Ты знаешь, как много для меня значит эта роль. Но я не выдержу больше этой муки.
      – Если ты откажешься сейчас, на фильме можно будет поставить крест.
      – По-твоему, я этого не понимаю? – воскликнула Надин. – Но я не знаю, что мне делать, Люд. Я не знала, что ты и Джоанна… – Надин захлебнулась рыданиями и не могла продолжать.
      – Надин. – Люд устало провел ладонью по лицу и продолжил как можно более мягко и убедительно. – Давай договоримся так: сегодня днем мы проведем съемки как обычно, а вечером поужинаем и обо всем поговорим, ладно?
      Предложение Люда показалось ей многообещающим, и она застенчиво улыбнулась сквозь слезы.
      – Я не уверена, что у меня получится, но попробую.
      – Вот и хорошо, моя девочка. – Люд накрыл ее руку своей ладонью.
      Съемки продолжились. Надин блистательно справлялась с ролью. Ей была приятна тайная мысль, что она куда более талантливая актриса, чем Люд предполагает.
      Вечером Люд, в замшевом пиджаке, палевой рубашке и красно-сером шейном платке, заехал за Надин на лимузине с шофером.
      Она по такому торжественному случаю надела платье от Лауры Биаджиотти. Представить Джоанну в таком наряде было трудно – именно этим прежде всего объяснялся выбор ее сестры. Отрезное по талии платье подчеркивало женственность фигуры.
      – Ты потрясающе выглядишь, – сказал Люд, бегло окинув ее оценивающим взглядом с головы до пят.
      Она смущенно поблагодарила. Люд закурил сигарету с марихуаной, затянулся и передал «косяк» ей. Она глубоко втянула дым и запрокинула голову, так чтобы видеть его лицо в профиль. Взгляд Люда скользнул по ее груди, четко обозначившейся под тонким белым шелком.
      Лимузин остановился возле Международного торгового центра. Они поднялись в стеклянном лифте на сто семнадцатый этаж и вошли в ресторан. Официант проводил их к столику у окна.
      – Как высоко луна, – мечтательно заметила Надин, глядя на небо.
      – Как высоко Надин, – пошутил Люд, заслужив поощрительную улыбку.
      Он сделал глоток мартини и посмотрел на Надин взглядом, заставившим ее почувствовать, что она единственная женщина на свете.
      – Надин, тебя ждет блистательная актерская карьера. Природный талант в совокупности с изяществом и красотой – это настоящее чудо. Я впервые встретил актрису, которая за такое короткое время смогла пройти путь от дилетантки до профессиональной актрисы. Поверь, я знаю, о чем говорю.
      Надин казалось, что ее окутало огромное теплое облако, в котором было очень уютно и комфортно. Тем не менее она не забыла скромно опустить глаза и сдержанно поблагодарить его:
      – Это необыкновенно приятный комплимент. Я высоко ценю его. Сколько себя помню, я всегда мечтала стать актрисой.
      – Надин, – вкрадчиво вымолвил он, – расскажи мне о своем детстве, о том, как ты маленькой девочкой жила на ферме и грезила о другой жизни.
      – Ну, я с детства была не такой крепкой и сильной, как Джоанна. Скорее я пошла в мать: она отличалась меланхолическим и несколько романтическим нравом, – начала Надин.
      Она рассказала Люду и об их прежней бедности, и о том, как они с сестрой оказались перед камерами на телестудии в Далласе, и о том, как ей это сразу же запало в душу. Надин старалась почти не упоминать о Джоанне в своем рассказе.
      Люд заказал еще мартини. Надин болтала без умолку, потому что ей нравилось красоваться перед Людом, видя, как внимательно он ее слушает. Она положила ногу на ногу и случайно задела ботинок Люда, но не отодвинулась. Люд тоже сделал вид, что ничего не произошло.
      Когда Надин заговорила о своем обучении в колледже, из ее слов следовало, что она перешла с театрального отделения на художественное под давлением Джоанны, не сумев отстоять свой выбор.
      – До тех пор пока я не встретила тебя, Люд, и ты не разглядел во мне колоссальный актерский потенциал, я не верила в свое дарование.
      Его улыбка проникла ей в самое сердце, вывернув его наизнанку. Надин никогда не сталкивалась с более обаятельным мужчиной, никогда ни к кому не испытывала большего влечения.
      Закончив свое повествование, Надин на какой-то миг почувствовала себя неуверенно и поспешила смиренно склонить голову и выдавить из себя несколько слезинок. Когда она подняла на Люда печальные глаза, в них блестели слезы, губы едва заметно дрожали.
      – Я так была рада работать с тобой, учиться у тебя, но… но… – Она осеклась, еле сдерживая рыдания.
      – Не желаю слушать никаких «но», – сказал Люд и, потянувшись через стол, взял ее руки в свои. – Ты сделаешь то, что должна и хочешь. И я помогу тебе в этом. Как помог когда-то Эллен Филдс. – Это было имя популярной кинозвезды, с которой Люд работал на заре ее творческого пути.
      – Я этого не знала, – солгала Надин, широко раскрыв глаза от притворного удивления.
      Люд объяснил, что в то время он был всего лишь помощником режиссера. Надин, как казалось, ловила каждое слово, слетавшее с его губ, а на самом деле продумывала очередной жест. Она целую неделю исподволь выуживала из Ферн информацию о Люде и теперь знала о его стремительном взлете от актера массовки до режиссера все в мельчайших подробностях. У него был головокружительный роман с Эллен Филдс, который длился целых три месяца. Теперь наступила ее очередь.
      – Ты голодна? – спросил Люд.
      – Пожалуй, да. – Надин смотрела на него влюбленными глазами, словно готова была слушать его вечно.
      Когда он подавал ей пальто, Надин прижалась к нему спиной на долю секунды и почувствовала, как он сжал ей плечи. Она постепенно достигала желаемого результата.
      – Посмотри, как сверкающие огни города отражают сияние звезд, – прошептал он ей на ухо. – Ты займешь свое место среди этих звезд. Я тебе обещаю.
      Лимузин отвез их на стоянку вертолетов в западную часть города.
      – Я подумал, а не прокатиться ли нам на вертолете в Коннектикут и поужинать там?
      – Потрясающая идея!
      Надин пришла в восторг, когда зарокотал двигатель, а над головой у нее тяжело тронулся с места винт. Тем не менее она изобразила испуг и вцепилась Люду в руку.
      Неровный полет вертолета дал ей возможность прижаться к нему, шептать ему на ухо, придвигать лицо близко к его губам, чтобы расслышать то, что он говорил. Всю дорогу Надин смотрела на него с обожанием, следя за тем, чтобы ее губы всегда были влажными и чуть приоткрытыми. Наконец Люд не выдержал, привлек ее к себе и поцеловал. Надин вырвалась из его объятий, понимая, что он уже завелся, и стала смотреть вниз, притворяясь ужасно заинтересованной ландшафтом.
      В такси Люд держался корректно, и в ресторане тоже.
      После ужина, когда они вышли на улицу, Надин обернулась к нему. Ее губы были выжидающе приоткрыты, в глазах читался откровенный призыв. Люд привлек ее к себе.
      Они взяли такси и отправились в мотель. Надин, опьяненная успехом более, чем вином, искусно разыгрывала гордую неприступность, после чего бросилась в огонь всепожирающей страсти, как на амбразуру.
      За завтраком на следующее утро Надин не сдержала дерзкой усмешки.
      – По-твоему, я безнравственна?
      – Восхитительно безнравственна, – ответил Люд и посмотрел на часы. – Нам лучше поспешить, дорогая. Иначе опоздаем.
      Они вернулись в Нью-Йорк на вертолете.
      Надин даже не заикнулась о продолжении отношений.
      На съемках Люд держался с ней подчеркнуто корректно, перемежая замечания с комплиментами. Он явно не хотел обнаруживать их связи перед коллегами. Надин не возражала – до поры до времени.
      Они продолжали встречаться дважды в неделю у него дома. Из-за детей Надин всякий раз возвращалась домой ночевать. Они с Людом никогда не говорили о Джоанне. Надин знала, что он продолжал видеться с сестрой, но уверила себя в том, что их расставание – вопрос времени.
      Хотя Надин не избегала общения с Джоанной, они стали реже видеться. Во-первых, потому что было много работы, во-вторых, потому что чувствовала себя виноватой.
      Надин с нетерпением ждала предстоящей поездки в Нью-Хэмпшир и связывала с ней большие надежды. Ей предоставлялась возможность целую неделю провести вместе с Людом вдали от Джоанны и раскинуть сети обольщения так, чтобы он окончательно предпочел ее сестре.
      В первую же ночь Люд пришел к ней в комнату, но из этого ничего не получилось. Он был погружен в собственные мысли и отнесся к ней без должного внимания. Надин удвоила свои старания обольстить его, но тщетно. Их любовь в ту ночь напоминала механическое действие.
      Когда на следующий день на съемочной площадке Люд с головой ушел в работу и отказывался даже замечать ее, Надин встревожилась.
      Вечером Надин не дождалась его и сама отправилась к нему в комнату. Однако ей пришлось вернуться: за дверью Люда раздавался его вкрадчивый соблазняющий голос и отчетливое женское хихиканье. Люд был в постели с Лорри, дочерью хозяина горнолыжной базы.
 
      Надин рассказала Джоанне и о том, как флиртовала с Томми, чтобы разозлить Люда. Не забыла она упомянуть и о том, что сильно напилась, и о том, как курила травку в вертолете в надежде получить с Томми такое же удовольствие от полета, как и с Людом.
      Джоанна, белая как полотно, вытянулась в струнку на краю ее постели.
      – После катастрофы я хотела рассказать тебе все про нас с Людом, но просто не смогла. А когда я узнала, что ты беременна, то… – Слезы покатились у нее по щекам. – Джен, у меня нет сил. Я не хочу больше жить. Я не заслуживаю твоей жертвы.
      Джоанна медленно поднялась, чувствуя, что ее тошнит. Она взглянула на сестру так, словно никогда не видела ее прежде, и, не сказав ни слова, вышла из палаты.
      – Миссис Леннокс, – окликнула ее медсестра, – с вами хочет поговорить доктор Мак.
      – Потом, – Джоанна направилась к лифту, ничего не видя перед собой, как лунатик.
      Возле ее палаты доктор Хэллоран разговаривал с сиделкой.
      – Нет, не сейчас, прошу вас, – отмахнулась от него Джоанна.
      – Вы в порядке? – обеспокоенно поинтересовался он.
      – Нет, черт побери, не в порядке! – Она вошла в палату и захлопнула за собой дверь.
      Вытянувшись на кровати, она тупо уставилась в потолок. В голове у нее крутился один и тот же вопрос: почему? Почему Надин сделала это? Мотивы Люда легко прочитывались. Он хотел, чтобы Надин продолжала съемки, и готов был пойти на что угодно ради завершения своего фильма. Надин пустила в ход все свое очарование, чтобы соблазнить его, и он сдался.
      Теперь Джоанна понимала, чем было вызвано его охлаждение к ней после возвращения с Гавайских островов, почему он избегал ее, ссылаясь на работу. Они стали реже видеть друг друга, а потом Люд не пришел на встречу в пятницу. И только для того, чтобы быть с Надин. Едва добравшись до Нью-Хэмпшира, Люд провел ночь с Надин. И это после того, как накануне узнал о том, что скоро станет отцом.
      Дверь отворилась, и в палату вошел доктор Мак.
      – Нет, не теперь, – устало покачала головой Джоанна.
      – А когда? Время уходит. Ваша сестра отказалась от трансплантации, но она слабеет с каждым часом. Черт побери, Джоанна, я действительно боюсь за нее. Если мы протянем до завтрашнего утра, она ослабеет настолько, что делать операцию будет рискованно.
      – Хорошо. Я поговорю с ней.
      Джоанна решительно поднялась. Она потеряла веру в своего любовника и сестру, так же как потеряла своего ребенка. Потерять в такой ситуации еще и почку казалось ей вполне закономерным.
      Стоило ей подойти к кровати Надин, как та расплакалась.
      – Ты ненавидишь меня, и я тебя не виню. Я сама себя ненавижу, – сказала Надин.
      – У меня нет ненависти к тебе, – отозвалась Джоанна печально. – Только к тому, что ты сделала. Не понимаю, почему ты так поступила.
      – Я тоже этого не понимаю, – призналась Надин. – Наверное, от ревности. Ты всегда была лучше меня, тебе все давалось без труда: теннис, плавание, велосипед. Ты была сильнее. В школе всегда первая по всем предметам…
      – А ты лучше держалась на сцене и перед кинокамерами. Я тоже завидовала тебе. Ты имела успех у мужчин.
      – Потому что я лицемерила, врала. – Надин говорила так тихо, что Джоанне пришлось наклониться, чтобы расслышать ее. – Все ложь. Мне был важен этот успех. А когда я оставила театральное отделение, оказалось, что у меня нет таланта к рисованию.
      – Тогда почему ты сделала это?
      – Потому что мне было трудно без тебя, – призналась Надин. – Зависимость от тебя приводила меня в ярость. Мне казалось, что ты хочешь руководить мной, контролировать мои действия, упиваться своим превосходством.
      – Это неправда. Я вовсе не была сильнее. В детстве, когда мы обе сталкивались с чем-то страшным, я боялась не меньше тебя, но просто не подавала виду, потому что…
      – Потому что тетя Салли не позволяла тебе делать это, – закончила фразу сестры Надин. – Жаль, что я не понимала этого тогда. Я думала, ты завидуешь моему актерскому таланту и поэтому хочешь, чтобы я училась вместе с тобой, а ты блистала бы на моем фоне.
      – Я действительно завидовала тебе, в чем и призналась честно. Но мне казалось, что, когда мы обе поступили в колледж, это закончилось. Я увлеклась живописью. По-моему, когда сестры, и особенно близнецы, постоянно соперничают друг с другом, лишая друг друга возможности вести самостоятельную жизнь, это приводит к взаимному непониманию. Я знаю, тетя Салли не хотела, чтобы так было…
      Надин разрыдалась.
      – Перестань терзать себя, Надин. Не важно, что ты сделала, теперь это уже не имеет значения. Все в прошлом. Нам пора готовиться к операции.
      – Нет, я не могу допустить, чтобы ты пошла на это ради меня. Из-за меня ты потеряла ребенка. Теперь ты лишишься почки. Я не переживу, если с тобой что-нибудь случится.
      – Я тоже не переживу, если что-нибудь случится с тобой.
      – Ты сможешь. Ты лучше меня во всем. Даже актриса из тебя получилась превосходная.
      – Не говори глупостей. Мне с большим трудом давались съемки.
      – Ты была бы лучшей матерью для Кейт и Джеффа.
      – Дини, прекрати! Что за чушь! Дети нуждаются в тебе. Подумай об этом и выкинь из головы все остальное.
      – Я не могу. Когда я думаю о том, что сделала…
      – Можешь. Я же могу. Люд тоже виноват в том, что произошло. Он повел себя безответственно по отношению к нам обеим. Тихо, тихо, успокойся.
      – Джен, я не понимаю, как ты можешь простить меня, если я сама себя простить не в состоянии.
      – Просто я люблю тебя, – отозвалась Джоанна, и ее глаза наполнились слезами. – Мы с тобой очень тесно связаны. Я остро ощущаю твою боль и радость.
      – Я заслуживаю самого страшного наказания.
      – По-твоему, ты понесла недостаточное наказание? Господи, да ты только посмотри на себя!
      – Да, но я так жестоко обошлась с тобой. Джен, мне так жаль. Я очень боюсь.
      Джоанна прилегла рядом с сестрой и поцеловала ее в щеку.
      – Что бы ни случилось, это случится с нами обеими.
      Надин постепенно успокаивалась, ее рыдания становились глуше, и наконец она задремала. Она снова стала похожей на маленькую девочку. Джоанна всегда прощала сестру и заботилась о ней. Так она поступит и в этот раз.
 
      Эбби постучала в дверь кабинета Доминика, взяла Уинни за руку и потянула за собой.
      – Привет, Дом, а вот и мы. Мы хотели бы сдать кровь для операции.
      – Очень мило с вашей стороны, – улыбнулся Доминик. – Им она вряд ли понадобится, но кому-то еще пригодится, без сомнения. Уинни, как ты себя чувствуешь?
      – Хорошо. Не обращай внимания на то, что я бледен. Мне всегда немного не по себе в больницах. С ними все будет в порядке, да? – Он сильно нервничал.
      – С Джоанной – да, безусловно. Что же касается Надин, то всегда существует шанс отторжения. Правда, в данном случае он ничтожен.
      Медсестра, которая работала с доктором Маком, узнала Уинни и поспешила к нему навстречу.
      – Я выслала вам донорскую карточку, мистер Крэник.
      Уинни смущенно поблагодарил ее.
      – Уинни! – воскликнула Эбби. – Ты предложил свою почку для пересадки Надин?
      Доминик и Уинни посмотрели друг на друга и поняли, что оба испытывают к Джоанне одинаковые чувства.
      – У меня та же группа крови, – сказал Уинни, смущенно отвернувшись от Доминика и Эбби. – К сожалению, другие показатели не совпали.
      – Ты молодец, Уинни, – потрясла его за плечо Эбби.
      Доминик полностью разделял ее мнение.
      – Довольно об этом, – отозвался Уинни. – Нечего делать из меня мученика, а то твой кузен вправе будет ожидать, что я готов сдать британскую имперскую пинту крови.
 
      Джоанна и Надин лежали на каталках и ждали, когда их отвезут в хирургию. Обеим сделали успокоительные уколы, и теперь они пребывали в расслабленном состоянии.
      – Все готово, леди, – объявил доктор Мак.
      – А вы не хотите чем-нибудь разогреться? – игриво улыбнулась ему Надин.
      – Конечно, – кивнул Мак. – Довольно скоро я согреюсь, пересаживая с места на место горячие почки. Так что вам нечего беспокоиться. Я провел сотни таких же операций. Пройдет немного времени, и вы ощутите себя заново родившейся, Надин, а вы, Джоанна, станете на четверть фунта легче, в остальном все останется по-прежнему.
      – Прекрасно. Можно будет покончить с диетами.
      Доктор Мак изобразил подобие улыбки.
      – Ну, мои красавицы, вперед.
      Медсестры толкнули каталки. Мак зашагал между ними и вдруг взял Надин и Джоанну за руки и крепко сжал их.

      – Спасибо, доктор Мак, я чувствую себя гораздо лучше. – Надин приподнялась на локте в кровати. – Как прекрасно иметь нормальную почку. Я не устаю благодарить вас.
      – Вы делаете это уже на протяжении двух недель. Но продолжайте в том же духе. Врачам так же приятно слышать овации, как и актерам.
      Он стал осматривать ее. Надин поморщилась.
      – Больно?
      – Да. Такое ощущение, словно кто-то втыкает иголку в подушечку для булавок.
      – Это ощущение сохранится ненадолго. Просто во время операции мне пришлось перерезать несколько нервных окончаний.
      – Я готова терпеть, сколько нужно. Слава Богу, что ожоги окончательно зажили. Мне остается молиться о том, чтобы моя почка не взбунтовалась и не захотела вернуться к Джоанне, как почтовый голубь.
      Мак улыбнулся ее шутке, и Надин воодушевилась.
      – Я чувствую, что ее почка оказывает влияние на мои мозги. Подумать страшно, что бы я стала делать с ее плечевой костью.
      Джоанна вошла в палату, в которой теперь лежала вместе с Надин, и рассмеялась.
      – Слушай, а может быть, ты возьмешь сразу всю меня?
      – Прекратите немедленно, – потребовал Мак. – Нечего подмывать мою репутацию серьезного хирурга. Скоро я вас выпишу, Джоанна. Отправляйтесь домой завтра же.
      Сестры встревоженно переглянулись.
      – Вы быстро идете на поправку, – заверил Мак Надин. – Но мы задержим вас еще на неделю, чтобы удостовериться в том, что все в порядке.
      Надин была разочарована, но старалась не подавать виду.
      – Она поправится, доктор? – спросила Джоанна у Мака, проводив его до двери.
      – Думаю, да. Во всяком случае, все к тому идет. У Надин есть все шансы вернуться к нормальной жизни. Ей повезло, что у нее есть вы.
      – Понятно. Я должна поблагодарить вас, доктор Мак, и извиниться за то, что доставила вам столько хлопот.
      – Нет нужды в извинениях. Я понимаю, как трудно вам было принять решение.
      Джоанна смущенно замялась и протянула ему чек, выписанный на имя Ассоциации врачей, в которой состоял доктор Мак. Она застенчиво улыбнулась, видя, как он изумлен.
      – Нам хотелось бы оставить по себе добрую память.
      – Не беспокойтесь на этот счет, – ответил он сурово, изучая сумму, указанную в чеке.
      Прежде чем уйти, Мак неловко обнял Джоанну за плечи и сам же устыдился своей несдержанности.
      Доминик вошел к ним в палату с большим конвертом в руках.
      – Надин, ты с каждым днем хорошеешь.
      – Да, у меня снова стал здоровым цвет лица. Ты не в курсе, как поживают мои маленькие монстры?
      – Кстати, о цвете. – Он открыл конверт и достал оттуда детские рисунки. – Это тебе, а это для Джоанны. – Он удивленно вытаращился на ее пустую кровать.
      – Джоанна уже совсем поправилась. Завтра она выписывается и будет жить у меня вместе с детьми. Доминик, спасибо огромное, что ты нашел время, чтобы навестить их. Они тебя просто обожают.
      – Это чувство взаимно. Я смотрю, у вас здесь настоящий сад. Столько цветов! И аромат какой!
      – Верно. Мы провели в больнице лучшую часть весны, когда все расцветает, поэтому наши друзья стараются компенсировать нам недостаток весенних ощущений. Фиалки от Уинни и Эбби, большой смешанный букет от ребят с телевидения, розы от Люда.
      Доминик мрачно разглядывал алые розы, стоявшие у кровати Джоанны, когда она вошла в палату и остановилась на пороге с вопросом:
      – Я не помешала? Если так, могу зайти позже.
      – Не говори глупостей, – отозвался Доминик. – Это твоя палата. Я пришел навестить вас обеих и принес последние достижения детей в области художественного творчества. Взгляни, правда здорово?
      – Да, – кивнула Джоанна, внимательно разглядывая рисунки и чему-то втайне улыбаясь.
      Она разложила на столе материалы из издательства, но все же чувствовала себя неловко. Как Доминик ни старался уверить ее, что зашел к ним обеим, Джоанна не сомневалась: его интересует прежде всего Надин. Он приглядывает за ее детьми. Из него мог бы получиться прекрасный отчим для Кейт и Джеффа. И вообще Доминик очень приятный и милый человек. После операции он каждый день заходил к ним в палату, приносил сласти и развлекал беседой.
      Взгляд Джоанны упал на розы, присланные Людом. Он часто звонил и справлялся об их здоровье, однако Джоанна догадывалась, что он не хочет возвращаться в Нью-Йорк, пока они в больнице.
      – Как ты нашел отца и тетю Салли? – поинтересовалась Надин.
      – Они очень тепло меня принимают. Я впервые в жизни познакомился с настоящими жителями Техаса. В вас обеих давно не ощущается колорита родных мест.
      На этот раз Доминик просидел у них дольше обычного. Ему было приятно общество сестер, хотя скрывать свои чувства к Джоанне стоило ему большого напряжения воли.
      Он чувствовал, что между сестрами произошла какая-то размолвка, но не понимал, чем она была вызвана. Теперь, когда все уладилось, он был искренне рад. Правда, часто, когда Джоанна не замечала, что Доминик на нее смотрит, на ее лице появлялось отсутствующее выражение. Она задумывалась о том, почему Люд не спешит увидеться с ней. Если бы на его месте был Доминик…
      Зазвонил телефон, и Надин взяла трубку.
      – Алло… Спасибо, Люд, хорошо. Она здесь, рядом. – Надин передала трубку Джоанне.
      Доминик заметил, что сестры как-то странно переглянулись. Он поспешил попрощаться и вышел, не желая слышать, как Джоанна будет разговаривать со своим любовником. «Идиот! Прекрати думать о ней!» – твердил он себе.
      Надин поднялась с кровати, набросила халат на плечи и отправилась прогуляться. Однако Джоанна очень быстро повесила трубку после краткого, ни к чему не обязывающего разговора. Люд предполагал, что Надин находится рядом, поэтому говорил деловито и по существу. Джоанна не разубеждала его, потому что не хотела интимного разговора по телефону. К тому же после признания Надин те чувства, которые она испытывала к Люду, не то чтобы пропали, а словно поблекли.
      Джоанна отправилась разыскивать сестру.
      – Можно пригласить вас на вальс, мэм? – шутливо обняла она за талию Надин.
      – С удовольствием. Только пусть лучше это будет менуэт. Не пугайся, но вальс я, наверное, пока не потяну.
      – Тебе не следовало подниматься так рано, – сказала Джоанна, провожая сестру обратно в палату. – Давай-ка поскорее ложись.
      – Пожалуй.
      Джоанна помогла ей снять халат. Надин легла, и вдруг взгляд ее стал серьезным и тревожным.
      – Джен, каждый раз, когда я собираюсь поблагодарить тебя…
      – Тебе ничто не мешает сделать это. Кроме того, ты на моем месте поступила бы так же.
      – Но ведь ситуация сложилась совсем не простая.
      – Все утрясется, – успокоила ее Джоанна, присаживаясь на кровать. – И потом, после того, что я узнала о Люде, идея родить ребенка от него не кажется мне такой уж заманчивой. Что же касается почки, то мне не жалко. Я чувствую себя с одной точно так же, как с двумя. Я рада, что она тебе пригодилась.
      Надин жалко улыбнулась и тут же расплакалась. Джоанна потрепала ее по плечу:
      – Не плачь, Дини. Все уже позади.
      – Я никогда не смогу этого забыть. История с Людом не дает мне покоя. Сама не понимаю, как я могла так поступить с тобой. Знаешь, когда Ферн впервые позвонила мне и сказала, что хочет познакомить меня с Людом, я сначала не согласилась, но она так повела разговор, что я передумала. Я загорелась идеей сниматься в кино и готова была на все ради этого. Даже переспать с режиссером. Но ему, казалось, это вовсе не нужно. Люд настоящий профессионал и умеет делать дело. Он сказал, я гожусь на эту роль, и заявил, что во мне чувствуется природный актерский талант. – Надин снова расплакалась. – И вот я испортила жизнь и себе, и тебе.
      – Давай забудем прошлое.
      – Сначала я должна рассказать тебе все до конца. С тех пор как нам сделали операцию, я только об этом и думаю. Я стараюсь быть честной сама с собой. Вот, например, что касается Карла. Раньше я пыталась убедить себя в том, что к моменту начала нашего с ним романа у вас все уже было кончено. Но теперь я вынуждена признать, что это не так. Ты была потрясена двойным предательством и в отместку вышла замуж за Бена. За этого ужасного человека, превратившего твою жизнь в ад своей черствостью и мелочностью. Каждый раз, когда я задумываюсь над тем, через какие муки тебе пришлось пройти, даже не считая неудачные беременности…
      – Прошу тебя, Дини, перестань плакать.
      – Я разбила ваши романтические отношения с Карлом, но… но как только заполучила его, поняла, что он мне вовсе не нужен! Мне было противно сидеть дома и вести хозяйство, пока он болтался по миру.
      – Почему же ты не ездила вместе с ним?
      – Я не могла. Если бы я ездила с ним, мне пришлось бы оставить тебя. Я понимаю, что это глупость, но так и было. Поэтому я решила привязать его к дому и с этой целью забеременела.
      – Надин…
      – Я понимаю, что это безумие. Более того, рождение ребенка оказало на Карла противоположное воздействие. Он стал чаще уезжать из дома. Эту муку невозможно было выносить. Тогда я забеременела во второй раз, на этот раз случайно. Карл перестал спать со мной. И после рождения Кейт наши интимные отношения не возобновились.
      Лицо Надин исказила гримаса боли, она не могла больше вымолвить ни слова.
      – Бедные мои дети! – продолжила она после паузы. – Их жизни я тоже разрушила. У них нет отца, потому что Карл по-настоящему никогда не хотел их появления на свет. Он тщетно старался полюбить их. Вот почему он так редко общается с ними даже теперь.
      По спине у Джоанны пробежал холодок.
      – Это был ужасный брак! Джен, я никогда в жизни всем сердцем не любила мужчину. Даже отца я не любила, потому что чувствовала себя виноватой в смерти мамы. Но мне всегда хотелось, чтобы мужчины сходили по мне с ума. Наверное, я надеялась, что когда-нибудь к кому-то из них испытаю настоящее чувство. И знаешь, что получалось? Когда мужчина проявлял ко мне интерес, я торжествовала и переполнялась гордостью. А потом это оборачивалось очередным разочарованием. И все потому, что в глубине души я была холодна и не могла уважать мужчину, который отказывался это видеть.
      Джоанна ощущала, как по ее щекам текут горячие слезы. Она не ожидала, что Надин способна на столь откровенную исповедь.
      – Джен, я не могла оставить Карла. Это он бросил меня. Я солгала тебе, потому что мне было стыдно. И это не все. Последнее, что он сказал мне уходя, было то, что он совершил величайшую ошибку в своей жизни, променяв тебя на меня. Если тебя это как-то утешит…
      Джоанна видела, что горе Надин непритворно и глубоко. Она готова была простить ее и сделать все, чтобы спасти сестру от душевных мучений.
      – О Господи! – воскликнула Надин. – Ведь это я настраивала Карла против тебя все эти годы! Но мне так и не удалось завоевать его полностью – он всегда принадлежал только тебе. Я готова была ненавидеть тебя из-за Карла. Наверное, в этом истинная причина того, что я связалась с Людом.

      – Такси, мадам? – Из зеленого «остина», подкатившего к подъезду клиники, раздался веселый голос Доминика.
      – Спасибо, очень кстати, – улыбнулась Джоанна. – Только если тебе по пути.
      – Твой путь – мой путь.
      – Сегодня прекрасный день, чтобы выписываться из больницы, – сказала она, усаживаясь на переднее сиденье.
      – Да, но все же постарайся не дышать полной грудью. По крайней мере здесь. Слишком большая загазованность. – Машина тронулась. – У меня есть небольшой домик под Вудстоком. Немного старомодный, но вполне удобный. Я буду очень рад, если вы с Надин и детьми как-нибудь проведете там со мной уик-энд.
      Доминик посмотрел на Джоанну и нашел ее обворожительной, хотя и несколько бледной.
      – Это очень мило с твоей стороны. Хорошая идея. Думаю, Надин меня поддержит.
      – Можно будет поехать туда через неделю, – воодушевился Доминик. – Надин к этому времени настолько поправится, что необходимость постоянно иметь под боком докторов отпадет.
      Доминик довез Джоанну до дома Надин и проводил ее до подъезда, передав тяжелую сумку с вещами швейцару.
      – Спасибо за все, – тепло поблагодарила его Джоанна. – Я ценю твое великодушие к нам обеим и то, как заботлив ты был по отношению к Джеффу и Кейт. – Повинуясь безотчетному импульсу, она поцеловала его в щеку.
      Доминик возвращался к машине с грустной улыбкой. Ее поцелуй был абсолютно дружеским. И тем не менее Джоанна согласилась провести уик-энд в его загородном доме. Где же Люд? Неужели все еще в Калифорнии?
      Доминик ехал домой и всю дорогу пытался вразумить самого себя. У Люда наверняка неотложные дела на побережье, и согласие Джоанны ровным счетом ничего не значит. Она хорошо относится к нему, но как к другу, не более того. Господи, ему уже тридцать девять лет, а он все еще в состоянии сходить с ума по женщине, которая любит другого.
      Он продолжал ежедневно навещать Надин, радуясь, что та быстро идет на поправку. Скоро ее должны были выписать. Доминик был на вершине счастья, когда Надин согласилась принять его предложение: он опасался, что Джоанна не захочет ехать к нему одна.
      В конце следующей недели Доминик позволил себе позвонить Джоанне, чтобы справиться о ее здоровье и договориться о предстоящей поездке. Она говорила с ним весело, дружелюбно и, что самое главное, подтвердила свое согласие провести уик-энд у него.
      Доминик повесил трубку и вдруг почувствовал себя молодым, полным сил и слегка сумасшедшим. Хотя он не имел склонности к мечтаниям наяву, ему живо представилась Джоанна в интерьере его загородного дома. Он покажет ей окрестности, и наверняка сложится так, что они на какое-то время останутся наедине. Может быть, если она увидит его при других обстоятельствах, не тогда, когда он изображает из себя доктора Грэма или друга семьи Надин…
      Утром в пятницу Доминик припарковал взятый внаем фургон у дома Джоанны и бодро, через две ступеньки взбежал по лестнице к ее квартире. Она открыла ему дверь в футболке и шортах.
      – Ты выглядишь посвежевшей и отдохнувшей, как после отпуска. Надеюсь, что и чувствуешь себя прекрасно, – улыбнулся он ей и поцеловал в лоб.
      – Доминик, я пыталась дозвониться тебе, пока ты не уехал из больницы.
      – Я отключаю бипер на выходные. А что случилось?
      – Боюсь, что не смогу поехать с вами, – извинилась Джоанна.
      Доминик похолодел и обмяк от огорчения, так что вполуха слушал ее объяснения. Он прошел вслед за Джоанной в гостиную и, увидев на софе и стульях стопки вещей, предположил, что она собирается в Калифорнию.
      – …только сегодня утром я узнала, что Люд возвращается. Извини, Доминик. Я хотела предупредить тебя заранее, чтобы ты не заезжал за мной и не бегал по лестницам в такой жаркий полдень.
      – Ничего страшного, – ответил Доминик, с трудом переводя дух.
      Джоанна переложила кучу одежды с места на место. Доминик догадался, что у нее только что был посыльный из прачечной.
      – Извини за беспорядок. Хочешь чего-нибудь выпить?
      Доминик кивнул и, пока Джоанна отлучилась на кухню, стал рассматривать ее гостиную. Как он и предполагал, у Джоанны был великолепный вкус. Она вернулась с двумя бокалами лимонада.
      – Спасибо. – Он пригубил напиток. – Ага. Не ледяной, но прохладный и освежающий. Мама всегда поила меня именно таким. – Изо всех сил он старался скрыть разочарование и придать своему голосу обычное звучание, лишенное печальных ноток.
      Доминик искоса поглядывал на Джоанну, которая опустилась на стул, и не мог избавиться от сильнейшего ощущения утраты. Несмотря на все увещания, которые он обращал к себе, его сердце полностью принадлежало этой женщине. Особенно отчетливо он это понял, когда общался с ней в больнице. Он полюбил ее за то горе, которым она поделилась с ним, за ту смелость, с которой она решилась искать его поддержки за неимением Люда.
      – Благодарю за лимонад, – сказал он. – Разумеется, я разочарован, что ты не едешь со мной… я хотел сказать, с нами… но я все понимаю.
      Но он не мог понять, почему Джоанна была так грустна, задумчива и несчастна. Разве такой должна быть женщина, когда она с нетерпением ждет возвращения любимого человека?
      Доминик еще раз извинился и решил, что Джоанна просто смущена тем, что нарушила свое обещание. В дверях он поцеловал ее в обе щеки и грустно взглянул ей в глаза на прощание.
      Джоанна закрыла за ним дверь и нахмурилась. Доминик, пожалуй, действительно расстроен тем, что у нее изменились планы. И он поцеловал и попрощался с ней совсем не так, как делал это раньше.
      Может ли быть, что именно она, а не Надин, всерьез интересует его?
 
      – Джоанна, ты прекрасно выглядишь. – Люд обнял ее, затем отстранил от себя, чтобы получше разглядеть. – Мне не терпится сжать тебя в объятиях, но я боюсь сделать тебе больно.
      Она снисходительно усмехнулась.
      Они сидели в гостиной, окна были открыты, и с улицы доносился шум города.
      Загорелый, веселый, полный жизненных сил мужчина в слаксах и спортивной рубашке, расстегнутой до середины груди, показался Джоанне незнакомцем, хотя они не виделись всего месяц.
      Люд смотрел на Джоанну и с радостью убеждался в том, что она все так же хороша и сексуальна, как и до операции.
      – Радость моя, я так без тебя соскучился, – протянул он к ней руки. – По телефону об этом совершенно невозможно говорить.
      – Я знаю. Ты продал фильм?
      – Да. Компании Эн-би-си. Они заплатили хорошо, хотя чуть меньше, чем мы предполагали. Но не будем сейчас об этом говорить. Похоже, ты не особенно рада видеть меня. Ты встретила кого-то, пока я был в отъезде? Влюбилась в какого-нибудь доктора в больнице? – Люду не понравилось то, как Джоанна смотрит на него. – А, Джоанна?
      – Я все знаю о тебе и Надин.
      Он стиснул зубы и с силой сжал руки Джоанны. Нельзя сказать, что он не ожидал этого. Надин никогда не умела держать язык за зубами.
      – Я собирался все рассказать тебе.
      – Когда? После рождения ребенка?
      – После завершения фильма. Надин угрожала мне тем, что откажется сниматься. Она просто до ручки довела меня. Хотя тебе, наверное, она рассказала эту историю по-другому.
      – Нет. Она во всем призналась. После того как мы обменялись почками, нам стало легче обмениваться чувствами и мыслями.
      Джоанна вкратце рассказала Люду, что предшествовало ее откровению.
      – Хорошо, значит, ты в курсе дела. Я не знаю, что мне теперь делать. Если она что-то и хотела от этой связи, то мне она была безразлична. Ты единственная женщина, которую я любил и продолжаю любить всеми силами души.
      Люд нежно обнял Джоанну и стал покрывать поцелуями ее лицо и шею, зарываясь в душистые волосы. Он возбудился от этого и стал ласкать ее бедра и ягодицы.
      – Мы так долго не были вместе, – шептал он. – Я с ума схожу от одной только мысли о тебе.
      Джоанна ничего не ощущала, кроме чисто физиологического удовольствия от его прикосновений. Люда встревожила ее реакция. Он нахмурился и отстранился.
      – Я понимаю, тебе пришлось выдержать тяжелое испытание, моя радость. Но все уже позади. Этот сценарий имеет хороший конец – мы с Джоанной вместе.
      Ребенок должен был быть третьим! Джоанну охватила ярость.
      – Мой сценарий отличается от твоего, Люд. Я не могла предположить, что, пока я была беременна, ты заведешь роман с моей сестрой.
      – Роман? Нет! Ради Бога, это была случайность.
      – Довольно продолжительная случайность, не так ли? Ты не мог не понимать, что она ни за что не откажется от роли, о которой мечтала всю жизнь.
      – Тогда я еще не понимал этого. Она превратила мою жизнь в кошмар.
      – Если бы ты рассказал об этом мне, мы вдвоем что-нибудь придумали бы. То, что я носила под сердцем твоего ребенка, изменило бы ситуацию.
      – Разве? Она стала бы ревновать еще сильнее.
      – Да. Но Надин знала, как я хочу ребенка. Она всегда завидовала мне, но и любила тоже. Связь, существующая между близнецами, никому не понятна. Люд, в любом случае было бы гораздо лучше, если бы ты не затеял эту историю и не использовал нас обеих.
      – Я никогда не использовал тебя, любовь моя. Поверь мне. Я влюбился в тебя с первого взгляда. С того момента, когда впервые увидел.
      – Конечно. К Надин ты испытывал другие чувства и тем не менее спал с ней.
      – Женщины никогда не смогут понять этого. – Он в отчаянии схватился за голову.
      – Я попытаюсь понять тебя, если ты мне это объяснишь.
      – Я не собирался заходить дальше, чем невинный флирт ради общего дела. Мне было нужно, чтобы она довела съемки до конца. Но когда красивая женщина – а она как две капли воды похожа на тебя – соблазняет мужчину, и оба как следует выпили, то физиология берет свое.
      – Понятно. Во всем виновата физиология. А любопытство? Неужели тебе не было любопытно, какова Надин в постели?
      Люд тяжело вздохнул и вытер вспотевшие ладони о брюки.
      – Честно признаться, было. Но когда мужчина и женщина занимаются одним делом, их отношения всегда сопровождаются сексуальным интересом друг к другу. Может быть, женщины считают иначе, но для мужчин это так.
      – Для некоторых женщин это тоже так, – ответила Джоанна, вспомнив Эбби. – Но они не считают обязательным удовлетворение своего сексуального любопытства.
      – Не понимаю, в чем ты обвиняешь меня. Я не собирался вступать в связь с Надин. Это случилось потому, что я не видел другого выхода, чтобы усмирить твою сестру, спасти сериал и наши с тобой отношения от ее ревнивой мстительности.
      Джоанна пристально посмотрела на него. Люд перевел дух. Он был так спокоен, уравновешен и рассудителен.
      – Это было совсем не так, как с тобой. Я не любил Надин.
      – И все же что-то в ней напоминало меня?
      – Конечно. В истории есть масса примеров тому, как мужчина подпадал под влияние чар сестры своей возлюбленной. У некоторых народов заведено так, что после смерти жены мужчина обязан жениться на ее сестре. В этом проявляется своего рода полигамия. Слава Богу, что у тебя только одна сестра, – попытался пошутить Люд.
      Джоанна смотрела на него равнодушно и с оттенком презрения.
      – Лорри вовсе не моя сестра.
      – Кто?
      – Лорри из Нью-Хэмпшира, дочь хозяина горнолыжной базы. – Как ни старалась Джоанна держать себя в руках, голос у нее дрожал.
      – Хорошо, я расскажу тебе всю правду. – Люд тут же утратил свою напускную самоуверенность. – Я был счастлив, что ты забеременела, но чуть-чуть боялся этого. Оказавшись в Нью-Хэмпшире, я немного расслабился. В первую ночь я пришел к Надин. – С этими словами он взял ее руку в свою. – Я хотел тебя, скучал без тебя, поэтому лег в постель с женщиной, которая так тебя напоминала. Я пытался представить себе, что Надин – это ты.
      – Это противоречит твоим же собственным словам. Насколько я поняла, тебя привлекала идея любить одновременно двух сестер.
      – Логика не имеет к этому ни малейшего отношения. Я изводился противоречивыми чувствами. Иногда мне казалось, что Надин – это ты. Честное слово. Но потом начался совершенный кошмар. К вечеру следующего дня я понял, что не могу так больше. Я не мог быть с тобой, я не хотел быть с Надин. Поверь, я понимаю, какую страшную ошибку я допустил. Я чувствовал себя виноватым перед тобой, мне было жаль Надин…
      – Поэтому ты решил вовлечь в этот узел третью женщину?
      Ирония в ее голосе подействовала на него как холодный душ. Люд подумал, что было бы гораздо лучше, если бы Джоанна устроила истерику со слезами, обвинениями и проклятиями по его адресу.
      – Прошу тебя, любовь моя, выслушай меня до конца. Я не знал, как развязаться с Надин, и пригласил Лорри к себе в комнату, чтобы твоя сестра поняла, как они безразлична мне.
      – Понятно. – Джоанна смотрела на него с недоверием. – Лорри тебя совсем не интересовала, но поскольку ты мужчина, то решил заняться любовью с ней тоже.
      – Джоанна, прошу тебя. Поверь, это большая разница. Разумеется, я могу совершить половой акт механически, но это не имеет никакого отношения к любви, которую я питаю к тебе.
      Люд обнял ее за плечи и зашептал в ухо:
      – Я никогда никого не целовал так, как тебя.
      – Мне это не нравится, Люд, – сказала Джоанна, отодвигаясь. – Того, что я испытывала к тебе раньше, больше нет. Как ты мог спать с двумя другими женщинами, зная, что я жду от тебя ребенка? Впрочем, теперь мне понятно, что ты не хотел его по-настоящему.
      – Неправда, я хотел ребенка. Просто мне было немного страшно взять на себя такую ответственность. Многие мужчины боятся отцовства. Должно было пройти время, и я свыкся бы с мыслью о ребенке. Джоанна, пойми, мне не нужна никакая другая женщина, кроме тебя.
      Он обнял ее, и Джоанна почувствовала, что слабеет. Люд мог быть таким настойчивым, но ей не хотелось сейчас пасть жертвой его обаяния.
      – Джоанна! – Он отстранил ее от себя. – Ты до сих пор не сказала, что ты чувствуешь ко мне?
      – Того, что было раньше, не чувствую. Не могу после Надин, – прошептала она удрученно.
      – При чем тут Надин! Это не имеет никакого значения! Я говорю о нас с тобой.
      – Надин – это часть меня, теперь более чем когда-либо. Она не может не иметь для меня значения.
      – Прости меня, я вовсе не это имел в виду. Мне казалось, ты любишь меня, – горько усмехнулся Люд.
      Джоанна задумалась о том, действительно ли он переживает эту размолвку или просто разыгрывает перед ней скорбящего любовника, получившего отставку.
      – Джоанна, я люблю тебя.
      – Я очень хотела услышать и почувствовать это тогда, когда теряла ребенка. Ты даже не приехал, чтобы поддержать меня во время операции. А я так нуждалась в тебе.
      – Мне очень жаль, что все так вышло. Я не понимал этого. Но теперь я здесь, с тобой. Я все исправлю. – Он положил ей руки на плечи. – Если ты простила Надин настолько, что отдала ей свою почку, наверное, ты сможешь простить меня и поехать со мной в Калифорнию. Мы принадлежим друг другу, и ты это знаешь.
      Он привлек ее к себе и стал ласкать ее шею и затылок, зная, что это возбуждает ее.
      – Разве тебе перестали нравиться мои «причиндалы»? Помнится, именно так ты их называла, – сказал он и прижался к ней низом живота.
      – С тех пор они успели побывать слишком во многих местах, – ответила Джоанна, отодвигаясь от него.
      – О Боже! Я не могу поверить в то, что ты перестала любить меня!
      Люд закрыл лицо руками. Его горе тронуло ее. Но она тут же представила себе, как он обнимает Надин, Лорри и еще бог знает кого.
      – Я думала, что люблю тебя. Но вероятно, это была простая влюбленность. Что-то вроде ослепления.
      – Ты больше не хочешь быть со мной? Разве нам не было хорошо вместе?
      – Конечно, нам было хорошо. Как бывает всегда, когда женщина и мужчина ведут любовную игру.
      – Я не играл с тобой, Джоанна. Я тебя люблю. Я хочу тебя. Я всегда хотел, чтобы мы жили вместе.
      – Ты собирался жениться на мне?
      – Разве тебе это не кажется старомодным? – Он искренне удивился. – Мне никогда и в голову не приходило, что ты хочешь за меня замуж. Ты не заговаривала об этом.
      – Потому что ждала, пока ты сам это предложишь. Наверное, я действительно несколько старомодна. Я понимаю, что брак не гарантия, но он демонстрирует намерения человека. Если люди просто живут вместе, это никого ни к чему не обязывает. Такая жизнь может длиться довольно долго, но заведомо имеет конец. Впрочем, она хороша для пары, не связанной ничем, кроме того, что они вешают одежду в один шкаф.
      – Моя мать выходила замуж четырежды, так что дело не в церемонии. Я всегда опасался брака, потому что он подменяет истинные чувства законными обязательствами.
      – Значит, ты не собирался жениться на мне?
      Люд в полной беспомощности развел руками.
      – Я очень люблю тебя, поверь мне, Джоанна, но испытываю сильнейшее отвращение к брачным церемониям и прочим мероприятиям в этом роде. Мне кажется, что, если люди просто живут вместе и любят друг друга, их отношения честнее и прочнее. Или тебе приятно иметь под боком зануду мужа, который будет стонать под бременем супружеских обязательств? Уж лучше любовник, пробуждающий тебя каждое утро тем, что втыкает розовый бутон тебе в волосы. Который обливает тебя шампанским, а потом слизывает капли с твоего живота. Который обожает тебя как безумец, потому что свободен в своем выборе и ценит то, что ты тоже свободна.
      Люд пустился в цветистую риторику, обнял Джоанну и стал целовать ее в губы, шепча между поцелуями слова любви. Джоанна понимала: еще немного, и она уступит его натиску, поддастся чарам его красноречия. Но она не хотела этого.
      – Дело ведь не только в браке, – мягко отстранила она его. – Дело прежде всего в тебе и во мне, в нас. Я прямолинейна и честна в своих отношениях с мужчинами. Так было с Карлом и Беном, так было и с тобой. Для меня важнее всего доверие между людьми.
      – Никто не в состоянии гарантировать кому бы то ни было абсолютную верность. Даже ты.
      – Может быть, и так. Но когда люди живут вместе, предполагается, что они стремятся сохранить верность друг другу. Ты говорил, что не жил с одной женщиной дольше нескольких месяцев. Мы с тобой вместе пять месяцев, и за это время ты уже переспал с Надин и Лорри по меньшей мере.
      – Джоанна, ты выводишь меня из себя.
      – Я не стремлюсь к этому. Просто хочу, чтобы ты мне кое-что объяснил.
      – Хорошо. Тогда попробуй понять. Когда Ферн привела ко мне Надин, я увидел другую тебя – не такую интригующую, но с подходящей внешностью и, как утверждала Ферн, необыкновенно талантливую. Я был в ужасном положении, потому что мы потеряли Джину. Время поджимало, и съемки были под угрозой срыва. Спонсоры нервничали, и я должен был раздобыть новую Сюзанну любой ценой и как можно скорее. Передо мной стояла твоя сестра с нужными внешними данными и актерскими амбициями. Ее проба оказалась удачной. Разумеется, у меня почти не было выбора, и все же я согласился взять Надин именно под влиянием встречи с тобой и заверений Ферн. Она превозносила талант Надин до небес. И поначалу твоя сестра работала старательно и совсем не капризничала. Я и не предполагал, что со временем она превратится в расчетливую стерву. Хорошо-хорошо, я понимаю, вы одна кровь, и поэтому ты готова прощать ее до бесконечности. Но я с ней не в таких отношениях. Я ни за что не стал бы спать с ней, если бы она не шантажировала меня отказом от съемок. Лорри оказалась в моей постели по такой же причине.
      Люд избегал встречаться с Джоанной глазами и взволнованно потирал руки.
      – Я познакомился с Лорри прошлой зимой перед Рождеством, когда катался в тех местах на лыжах. Тогда я договорился с ее отцом о том, что приеду сюда снимать некоторые эпизоды фильма. Лорри вмешалась в дело и заявила, что мы очень мало платим за то, что используем их базу и имена в рекламных целях.
      Джоанна молча вытаращилась на него. Сначала Люд говорил ей, что спал с Лорри, чтобы отомстить Надин. Теперь получается, что он всего лишь хотел заполучить съемочную площадку для своего фильма. Она презрительно усмехнулась.
      – Ты хочешь сказать, что поддерживал интимные отношения с обеими женщинами исключительно на деловой основе и что не получал от этого никакого удовольствия?
      – Именно.
      – Значит, в будущем, если твои дела пойдут в гору, ты…
      – О Господи! Да нет же! Как ты не понимаешь, этот фильм дает мне шанс выйти на серьезный уровень. Теперь я смогу работать совсем по-другому. Джоанна, прошу тебя!
      – Люд, расскажи мне о той девушке, которую ты любил в юности. О той, которая умерла.
      – О какой девушке? – нахмурился он.
      – О маленькой и рыжеволосой. Ты тогда учился в колледже.
      – Не помню. Я не хочу думать о прошлом.
      – Если она для тебя значила так много, как ты говорил мне в нашу первую ночь, ты не мог совсем забыть о ней.
      – Послушай, зачем ворошить прошлое? Меня интересует только будущее. Наше с тобой будущее.
      Откровенное страдание во взгляде Люда лишь усилило решимость Джоанны, хотя и вызвало в ней жалость. Была ли в его жизни та рыжеволосая девочка, или он придумал эту историю, чтобы завоевать ее симпатию? Джоанна не сомневалась, что Люд по-настоящему нуждается в ней. Но что, если спустя какое-то время он станет испытывать такую же потребность в другой женщине?
      – Джоанна, по-моему, самое главное сейчас то, что я чувствую по отношению к тебе.
      – Боюсь, мне этого недостаточно, Люд. Мужчина и женщина должны стремиться к тому, чтобы вместе построить семью. Раньше я и сама этого не понимала, но теперь мне нужна семья – муж и ребенок. Если получится, то даже два ребенка. Мне нужен дом, где меня ждали бы любимые люди. И еще я хочу рисовать, читать, просто быть. Я не создана для вечеринок в Малибу.
      – Джоанна, я не узнаю тебя. И потом, в Малибу тебя все так любят.
      – Я хочу, чтобы меня любили муж и дети. Больше ничьей любви мне не нужно.
      Люд поднялся и засунул руки в карманы брюк.
      – А что станет с твоей мечтой о доме и семье, если у тебя не будет детей?
      – Придется с этим смириться, – стойко отозвалась она.
      Люд задумался и снова сел на софу.
      – Неужели ты так неуверенно ощущаешь себя в жизни, что тебе обязательно окружать себя семьей, детьми, полагаться на институт брака? Почему просто не довериться своим чувствам?
      – Я доверяюсь им. Но за последние несколько недель я узнала, что такое настоящая забота. – Она рассказала ему об Уинни.
      – Понятно. Значит, ты влюбилась в Уинни?
      – Нет, просто я поняла, что он действительно заботится обо мне, что я ему чисто по-человечески небезразлична. Я могу положиться на Уинни в любой ситуации, хотя никаких романтических чувств во мне он не вызывает. А тебе я больше не смогу верить, даже если наши любовные отношения продолжатся.
      – Я не могу поверить, что ты говоришь это серьезно. Ты еще не вполне оправилась после операции и, должно быть, напугана.
      – Конечно, напугана! Я напугана тем, что до сих пор не жила по-настоящему! Я не хочу больше метаться от одной влюбленности к другой! Я хочу построить что-нибудь прочное с кем-нибудь, кто внушает мне доверие. На прошлой неделе мне исполнилось тридцать пять.
      – Господи, как я мог забыть! Радость моя, прости. Совсем голова пошла кругом от дел. Только это меня и извиняет. Теперь я понял, в чем дело. Ангел мой, я сделаю тебе такой подарок, что у тебя дух захватит от восторга. Черт бы побрал мою забывчивость! Для женщины всегда так важен ее день рождения.
      – Для людей, не только для женщин, – ответила Джоанна с иронией. – Когда люди важны друг для друга, они помнят о таких вещах.
      – А когда у меня день рождения? – вызывающе улыбнулся Люд.
      – Четвертого октября.
      – Хорошо, один-ноль в твою пользу. Но я гораздо лучше помню чувства и ситуации, в которых они проявляются. Я помню каждый изгиб и впадинку на твоем теле. Я могу сказать, что и когда мы делали, что тебе нравилось больше, что меньше…
      – Люд, у нас с тобой полная сексуальная совместимость, но дело не в этом, – мягко перебила его она. – На сексуальной основе нельзя построить семью. Здесь важнее другое. Мне совсем не нужен подарок на день рождения, мне больно, что ты вообще забыл о нем, тем более в такой трудный для меня год. Знаешь, что мы с Надин делали в этот наш день рождения? Мы просто обедали у нее дома вместе с детьми и благодарили Бога за то, что остались живы.
      Люд стал взволнованно мерить шагами комнату. Что случилось с его красивой, чувственной, веселой и любимой девочкой? Дело в Надин. Всему виной она. Это Надин втянула Джоанну в свои дьявольские планы, сделала ее бесчувственной и печальной.
      – Ты понимаешь, что это первый серьезный разговор, который мы с тобой ведем? – спросила Джоанна.
      – Да. И насколько я понимаю, последний.
      – Он получается совсем невеселым, правда? – усмехнулась Джоанна, но Люд не услышал издевки в ее тоне.
      – Правда, – ответил он и вдруг поднял на Джоанну глаза.
      Его гипнотический взгляд тронул ее сердце, и Джоанна снова ощутила на себе этот магнетизм.
      – Когда мы уедем с тобой в Калифорнию, я глаз с тебя не спущу, любовь моя. Потому что стоит мне ненадолго уехать, как ты сходишь с ума. – Он улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой. – Прекрасная Джоанна, ты можешь наказать меня как угодно. Согласен, я много всего натворил и заслуживаю наказания, но не того, чтобы ты меня выбросила, как ненужную ветошь. Думаю, мы оба пожалеем, если так случится.
      – Наверное, – тяжело вздохнула Джоанна. – Но я ничего не могу с собой поделать. Когда я нуждалась в тебе, ты был за три тысячи километров.
      – Я же все объяснил тебе. – Улыбка стерлась с его лица. – Я стоял на голове с продажей фильма и одновременно удерживал Эда, чтобы он не наделал глупостей. Я не говорил тебе, но он собирался раскрутить рекламную кампанию на том, что вы с Надин вдвоем сыграли эту роль. Он уперся как баран, и я с трудом переубедил его.
      Люд занял оборонительную позицию, и Джоанна терпеливо слушала его не перебивая. Он закончил и выжидающе посмотрел на нее. Джоанна молчала.
      – Согласен, мне следовало приехать хотя бы на пару дней. Но от меня мало проку в больницах. Я нервничаю, у меня наступает упадок сил. Я как будто снова вижу, как умирает мой отец.
      – Мне жаль, Люд. Я знаю, как неприятно чувствовать себя больным и разбитым. Но дело в том, что положение о «здоровье и болезни» есть в любом брачном соглашении. Если помнишь, теперь у меня только одна почка. Если случится несчастье, я могу оказаться точно в таком же положении, как Надин. С той лишь разницей, что мне не смогут пересадить почку от сестры. Я могу стать инвалидом на всю жизнь. Что ты станешь делать тогда?

      – Спасибо, кузен Доминик, что выбрал время, чтобы позавтракать со мной. – Эбби игриво подняла бокал с вином, обращая тост к нему.
      – Не стоит благодарности, – повторил он ее жест.
      – Как тебе удается быть таким холодным и неприступным в такую жару?
      – Англичанин, моя дорогая, остается самим собой в любую погоду, – улыбнулся он. – Единственное, что он может себе позволить, это скупое выражение неудовольствия по поводу сообщений синоптиков. Например: «Сегодня не по сезону тепло».
      – В Нью-Йорке девяносто девять по Фаренгейту в середине августа – обычное дело, – рассмеялась Эбби.
      Ей нравилась ирония, с какой Доминик относился к самому себе.
      – Если я правильно понимаю, твой отпуск закончился.
      – Именно. Я работаю как проклятая, начиная со Дня труда. Уинни уехал, а его заместитель просто невыносим. Терпеть таких парней не могу! Он относится ко мне, как к мамочке или что-то в этом роде.
      Доминик слушал Эбби внимательно в надежде, что она заговорит о Джоанне, которую он не видел и ничего не знал о ней с тех пор, как вернулся Люд. Доминик не мог набраться смелости и позвонить. К тому же Джоанна могла давно уехать в Калифорнию. Он несколько раз говорил с Надин, справляясь о ее здоровье и о Джоанне. Но Надин сдержанно отвечала, что все в порядке, и дальше этого не распространялась.
      – Я надеялась, что ты как-нибудь пригласишь меня в свой Букингемский дворец на выходные, но, видимо, напрасно, – укорила его Эбби.
      – Извини, Эбби. Я не предполагал, что тебя это может заинтересовать. Я живу там тихо, веду жизнь отшельника. Тридцать акров голой земли и никаких развлечений, кроме купания в журчащем ручье. Думаю, тебе там будет скучно. Впрочем, если ты пожелаешь любоваться заросшим прудом, кидать палку моей дурно воспитанной собаке и собирать поутру яйца в курятнике, выстроенном в стиле леди Чаттерли…
      – Я согласна, если ты готов быть моим лесником Мэллорсом, – вызывающе улыбнулась Эбби.
      – Эбби, мы не подходим друг другу, – смущенно отозвался Доминик. – Ты же сама это понимаешь. Что с тобой? Тебе грустно, что лето кончается, или очередной роман подошел к печальному концу?
      – И то и другое. Я встретила потрясающего парня. Совсем мальчика.
      Промычав что-то неопределенное, Доминик стал медленно намазывать маслом тост. Эбби вдруг заметила, что у него красивые руки.
      – Он оказался лодырем, – продолжала она. – После двух свиданий я пригласила его покататься на яхте с друзьями, но он заныл и отказался. А через два дня я получила от него письмо, в котором он сообщал, что я, вероятно, слишком серьезно отношусь к нашей с ним связи. Как тебе это нравится? И что он не может встречаться только с одной женщиной, и прочая дребедень в том же духе.
      – Эбби, если он не оценил тебя, как ты этого заслуживаешь, выбрось его из головы. – Доминик адресовал это замечание в том числе и самому себе.
      – А кто не оценил тебя? – Эбби всегда отличалась проницательностью. – Та докторша? Или с ней давно покончено?
      – Можно и так сказать. Впрочем, у нас ничего и не успело начаться.
      – Похоже, у тебя с личной жизнью тоже не все ладится. Не пора ли тебе остановиться на чем-нибудь серьезном? Или Алексис отбила у тебя тягу к женщинам?
      – Только к женщинам своего типа.
      – Но ведь я вовсе не ее типа, не так ли? По-твоему, я слишком неразборчива?
      – Ты не так эгоистична, как Алексис. А то, что ты не ведешь себя, как дочь викария, это твое частное дело. Я не люблю судить людей.
      – Доминик, ты ведь действительно мне нравишься. Серьезно. Но ты никогда не давал мне шанса.
      Доминик отложил вилку и посмотрел на Эбби с состраданием. Он считал ее доброй и милой, но слишком легкомысленной.
      – Эбби, дорогая моя, мне бы хотелось сказать тебе что-нибудь утешительное, но я не могу. У меня ничего похожего и в мыслях не было. Я очень хорошо к тебе отношусь, но только как к другу.
      – Откуда ты это знаешь? Ты ведь ни разу не целовал меня.
      – Тот поцелуй, о котором ты говоришь, – это результат того, что уже произошло в твоем сердце, а не начальная точка. – Доминик старался говорить серьезно.
      – Давай поспорим, что это не так. Множество романов начинается именно с поцелуя, не говоря уже о постели. Взять хотя бы Джоанну и Люда. Это был настоящий взрыв чувств!
      Доминик опустил глаза и уставился на бокал вина.
      – Я хочу, чтобы ты поцеловал меня, Доминик.
      Он взглянул на нее, и его проницательные серые глаза попытались определить, как далеко готова зайти Эбби в своем желании.
      – Сейчас, во всяком случае, ни у меня, ни у тебя никого нет. Впереди уик-энд, мы могли бы провести его вдвоем, и если…
      – На эти выходные я останусь в городе. Сестра с мужем приезжают из Англии. Ты помнишь Пэм и Сирила? Буду рад, если ты пообедаешь завтра с нами.
      В ее озорных карих глазах вспыхнули искорки, а губы сложились в радостную улыбку.
      – Потрясающая идея. Это будет просто здорово! Слушай, а ты действительно этого хочешь? Я имею в виду, что не собираюсь навязываться тебе.
      – Мы прекрасно проведем время, – ответил он.
      В то же время Доминик сознавал, что могут возникнуть осложнения. Памела и Сирил наверняка решат, что он рехнулся, если завел роман с кузиной Алексис столько лет спустя.
      – Понимаю, что я не в твоем вкусе. Тебе нравятся красивые блондинки.
      – Почему ты так решила? – удивился он. – Алексис, если ты помнишь, шатенка. И хотя в красоте ей не откажешь, меня больше привлекало ее жизнелюбие.
      – Но ведь уродина тебе вряд ли понравилась бы.
      – Зачем брать крайности? Давай остановимся на том, что я ценю в женщинах привлекательность разного рода.
      – Многие мужчины так говорят, но я им не верю. Такие женщины, как я – хрупкие маленькие брюнетки, – вышли из моды в пятидесятых годах. Теперь в чести высокие блондинки с плоской грудью и длинными ногами.
      Доминик погрузился в задумчивость и налил себе еще вина. Он не привык пить во время ленча и теперь чувствовал себя немного не в своей тарелке, поэтому надеялся, что после полудня не будет никакой срочной работы.
      – Я заметила, как ты только что проводил взглядом блондинку. Казалось, что ты готов проглотить ее целиком. И не вздумай отрицать.
      – Хорошо, не буду, – смирился Доминик, который принял эту женщину за Джоанну.
      – Ну вот. Я же говорила, что такой тип сейчас в моде.
      – Для меня это не имеет значения, – устало вздохнул он. – Если бы это было так, я утешился бы ее сестрой.
      Эти слова вырвались у него невольно, и Эбби тут же заинтересованно уставилась на него. Господи, пожалуй, он и вправду перебрал!
      – Хочешь десерт? – поспешно поинтересовался Доминик, чтобы перевести разговор на другую тему.
      – Чьей сестрой? – Эбби сосредоточенно нахмурилась. – Нет, спасибо, я не хочу десерт. Только кофе. – И вдруг ее осенило: – Джоанна! Господи, как же я сразу не догадалась! В Амстердаме вы с ней… ну конечно! Но разве ты не знаешь, что…
      – Прошу тебя! Прошу, – потребовал Доминик. – Больше ни слова. Я настаиваю.
      Он подозвал официанта. Эбби вертела в руке чайную ложечку и смотрела на Доминика из-под полуопущенных ресниц. Он густо покраснел. Эбби никогда прежде не видела, чтобы Доминик настолько терял над собой контроль.
      – Надин, вероятно, совсем поправилась, – заметила Эбби, помешивая кофе. – Я слышала, что она поступила в театральную труппу.
      – Да, я знаю, – ответил Доминик и поморщился, обжегшись кофе.
      – Ты говорил с ней в последнее время? – не унималась Эбби.
      – Да, два или три раза. Очень кратко.
      Эбби вдруг поняла, что Доминик ничего не знает о том, что Джоанна рассталась с Людом. Стоит ли сказать ему об этом? Но ведь он сам только что запретил ей говорить на эту тему.
      Она попыталась вспомнить, как Джоанна отзывалась о Доминике в Амстердаме. Точных ее слов она припомнить не смогла. Но Джоанна не проявила тогда большого интереса к Доминику. Интересно, изменится ли ситуация теперь?

* * *

      – Чем дольше я смотрю на твои волосы, тем больше мне нравится такая прическа, – сказала Джоанна, с восхищением разглядывая новое изобретение Надин. – В стиле сороковых годов и вполне современно. С платьем яркой расцветки будет смотреться замечательно.
      Надин была благодарна сестре за комплимент. Она налила Джоанне еще кофе. Сестры обедали дома у Надин.
      – Мне надоело чувствовать себя твоей копией. Довольно того, что у меня внутри твоя почка. Я решила сменить гардероб и прическу, если не могу поменять внешность и обречена быть как две капли воды похожей на тебя.
      – Может быть, я тоже захочу сделать такую прическу, – пошутила Джоанна.
      – Давай, если думаешь, что это твой стиль.
      – Я перестала понимать, какой стиль мой, а какой нет.
      – Ты скучаешь без Люда, да? – виновато взглянула на нее Надин.
      – Нет, не особенно. Мне грустно оттого, что нет рядом дорогого человека. Не обязательно Люда. Мне было хорошо с ним. Но Люд Хейли не тот мужчина, рядом с которым хочется спокойно жить и состариться. И…
      – И Калифорния не то место, где хочется спокойно жить и состариться. Ты что-нибудь знаешь о нем?
      – Нет. Я и не ждала, что он как-то проявится. Он позвонил мне из аэропорта, когда улетал, и сказал, что все равно не смирится с моим решением. Я думаю, он просто не мог пережить того, что его впервые в жизни отвергли.
      – Да. Не сомневаюсь, что в Лос-Анджелесе он развернул бурную деятельность, в том числе и сексуальную. Он всегда был готов закрутить роман с любой молоденькой дурочкой, мечтающей стать звездой.
      – Жестокие слова. Надеюсь, ты не думаешь так на самом деле.
      – Они жестоки по отношению ко мне самой, – вздохнула Надин. – Я тебе удивляюсь. На твоем месте я была бы в ярости.
      – Знаешь, я рассталась с Людом по-хорошему, у меня нет к нему злобы. Просто он не может дать мне того, что я хочу, а мне нужно очень многое. Он не скрывал своего истинного отношения ко мне, а я была ослеплена и не сумела его вовремя разглядеть.
      – Со мной произошло то же самое.
      – Главное, наш фильм выйдет на экраны уже в январе.
      – Да, и все увидят, как паршиво я сыграла. Только теперь, в театре, я поняла, как мало умею на самом деле. Мне будет неприятно видеть себя на экране в роли Сюзанны.
      – Тогда ты будешь смотреть на меня.
      – На самом деле, если ты хочешь сделать доброе дело, то договорись со Сторманом, чтобы в титрах было твое имя. Я предпочла бы появиться на слуху у зрителя через год, когда кое-чему научусь и стану серьезной актрисой.
      – Если я это сделаю, меня заставят сыграть еще какую-нибудь деловую женщину, – рассмеялась Джоанна. – Мне ничто в жизни не давалось с большим трудом, чем эти съемки.
      – Еще бы! Отдать мне свою почку было легче, да?
      – Да, кстати… А что?..
      – Доктор Мак говорит, что я в полном порядке. На этой неделе меня обследовали. Так что, похоже, я беру у тебя почку в долгосрочную аренду. Во всяком случае, он в этом не сомневается.
      – Ему можно верить. Этот человек говорит правду, прежде чем вспарывает людям животы.
      – Я знаю, – кивнула Надин. – Он…
      – …прекрасный хирург. И замечательный человек. Иначе те органы, которые он пересаживает, не приживались бы.
      – Будем надеяться, что так и будет. Я не перестаю радоваться тому, что снова могу вести нормальную жизнь. Я ценю каждый день, каждую минуту. Так может чувствовать себя только приговоренный к смертной казни человек.
      – Не говори ерунды! Ведь нет никаких признаков отторжения!
      – Сейчас нет, но они могут в любой момент появиться. И потом, я все еще пью таблетки и должна постоянно следить за тем, не появятся ли побочные эффекты. У меня ослаблен иммунитет и повышено кровяное давление.
      – Тебе нужно всего лишь строго следовать рекомендациям доктора Мака. Он лучше нас с тобой разбирается в трансплантатах, – поспешно ответила Джоанна.
      – Да, конечно. И все же я счастлива, что живу. Все это благодаря тебе и доктору Маку. Я стала по-другому относиться ко времени, мне жаль его терять попусту. Вероятно, скоро мне дадут роль в новой постановке.
      – А не слишком ли тяжело это будет для тебя? Все же один-два спектакля в день. – Джоанна опустила глаза.
      – Это же не главная роль, и мне не придется постоянно находиться на сцене. Для главных ролей я уже стара. А вот характерные роли кажутся мне интересными. Ведь у меня самой довольно выраженный характер. Знаешь, для какой пьесы я гожусь более всего? «Чья это жизнь?» В любом случае никто не помешает мне лежать за кулисами на постели в промежутках между выходами на сцену.
      Джоанна улыбнулась и проглотила горький комок слез, вставший у нее поперек горла.
      Джефф и Кейт вбежали в гостиную.
      – Вы оба очень кстати к разговору о постели.
      – Мне еще рано ложиться, ма, – возразил Джефф. – У меня есть еще целый час.
      – Хорошо, отправляйтесь на кухню пить молоко. И не налегайте на печенье. Уберите за собой крошки.
      Дети отправились на кухню.
      – Похоже, маленькие монстры превратились в ангелов, – заметила Джоанна.
      – Они не знают, что чуть было не потеряли меня, но, вероятно, чувствуют это. Сейчас они очень послушны. Не знаю, как долго это продлится. В воскресенье они приглашены на день рождения к подруге. И я тоже, потому что мы хорошо знакомы с ее мамой. Ты не против, надеюсь.
      – Конечно, нет.
      Но Надин поняла, что Джоанна разочарована. Она так привыкла по воскресеньям водить племянников на прогулку.
      – Ты можешь пойти с нами. Дети огорчатся, если ты откажешься.
      – Посмотрим, – ответила Джоанна, зная, что они вовсе не огорчатся.
      Малыши стали меньше нуждаться в ней, когда их мать поправилась и смогла уделять им больше времени и сил. Хотя Джоанна радовалась, что у Надин с детьми наладились отношения, ей было немного обидно.
      – Кейт, – окликнула Надин дочь, попытавшуюся было проскользнуть мимо спальни, – а ну-ка, живо в постель!
      – Мамочка, я ложусь рано спать каждый вечер. Почему сегодня нельзя сделать исключение?
      Джоанна и Надин рассмеялись.
      – Перестаньте смеяться надо мной, – насупилась Кейт.
      – Мы смеемся не над тобой, а над тем, что ты сказала, – пояснила Надин.
      – Правда? Так значит, я могу лечь позже? Ну пожалуйста, мамочка.
      – Хорошо, даю тебе еще десять минут. Потом никакие возражения приниматься не будут. Договорились?
      – Договорились.
      Джоанна отправилась домой. Она ощущала себя одинокой и ненужной. Ее размеренная, устоявшаяся жизнь, в которой были работа и Люд, рухнула в одночасье. Особенной общительностью она не отличалась. Эбби, которая знала в этом городе самые разные заведения, не раз приглашала ее в бары и на дискотеки. Но Джоанне такой образ жизни был не по душе.
      Она решила снова начать рисовать, играть в теннис и найти какие-нибудь другие интересы.
 
      Джоанну разбудил телефонный звонок.
      – Привет, это Эбби. Прости, что звоню так рано, но я уезжаю прямо сейчас. Надеюсь, ты не занята сегодня вечером.
      – Нет.
      – Отлично. Окажи мне услугу. Я совсем забыла, что приглашена за город на уик-энд, и не могу теперь отвертеться. А вечером я должна была обедать с Домиником и его родственниками. Дозвониться до него я не могу. Будь человеком, пойди на ужин вместо меня. Пожалуйста.
      – Эбби, я не могу. Он ждет тебя, это неудобно. Попробуй позвонить ему еще раз.
      – Не получается. Наверное, он уехал встречать Пендлтонов в аэропорт. Они тебе понравятся, вот увидишь. Прошу тебя, Джоанна. Дом говорил еще о каких-то билетах на премьеру, – продолжала уговаривать Эбби.
      Джоанна сдалась. Позже, проснувшись окончательно, она пожалела об этом. Какой-то абсурд! С какой стати она должна заменять Эбби на семейном обеде Доминика!

      Доминик сидел за чашкой чаю с сестрой и ее мужем в Золотой гостиной отеля «Хелмсли-палас» и рассказывал им историю старинного дворца. Вдруг, оборвав речь на полуслове, он уставился в пространство. Неужели это действительно Джоанна Леннокс направляется через зал к их столику? Доминик, так часто принимая за нее женщин того же типа, не поверил сейчас своим глазам и решил, что это мираж.
      Он медленно поднялся ей навстречу, не понимая толком, откуда она здесь взялась. Однако его недоумение быстро рассеялось. Он просто был счастлив видеть ее.
      Джоанна поняла, что ей рады, и неловкость, которую она испытывала, понемногу прошла.
      – Эбби не смогла прийти и попросила меня предупредить тебя об этом, – сказала она. – Я решила явиться вместо нее.
      – Она не могла найти себе более подходящую замену, – улыбнулся Доминик и представил ее родственникам.
      – Рада познакомиться с вами, леди Памела, сэр Сирил, – пожала им руки Джоанна.
      – Пожалуйста, называйте нас просто Пэм и Сирил. Так проще, – сказала сестра Доминика.
      Памела не была похожа на брата: бледное лицо, прямые светлые волосы, голубые глаза. Она была старше Доминика на несколько лет. Ее муж, добродушный толстяк с круглым лицом, то и дело улыбался, теребя седеющие усы.
      – Я всего на минуту, – поспешила заявить Джоанна и заметила тень разочарования на лице Доминика.
      – Не откажитесь выпить с нами чашку чаю, – предложил Сирил, пока Памела наливала чай для Джоанны. – Сейчас для этого лучшее время.
      – На самом деле Пэм и Сирил предпочитают кофе, но здесь им приятно изображать из себя истинных британцев, – сказал Доминик. – Сегодня вечером в «Виллард-Хаусез» состоится концерт известного арфиста.
      Все посмотрели на балкон под сводчатым потолком.
      – Я прекрасно могу обойтись без арфиста, – отозвался Сирил. – Я приехал в Нью-Йорк слушать джаз. Но не нужно думать, что мне неприятно сидеть в этом помпезном зале с золотой лепниной на потолке. – Он отодвинул от себя чашку и тарелочку с тортом. – Если перефразировать великого Огдена Нэша, то куски торта – ступеньки в ад, а ликер – скоростной эскалатор, – сказал он с прекрасным американским произношением.
      Джоанна и Доминик рассмеялись до слез. Эбби была права: баронет и его жена оказались вовсе не чопорными надменными британцами, а просто милыми людьми.
      – Как видишь, я не единственный англичанин, который в состоянии воспринимать американский юмор. Хотя мне приятна мысль, что я один из первых, – заметил Доминик.
      – Бедный пилигрим, – пошутила над ним Джоанна.
      Она прекрасно чувствовала себя в этом обществе и согласилась выпить.
      Доминик объяснил, что это Джоанна привела Эбби в «Омегу», дав ей возможность развлечь присутствующих анекдотами про свою работу. Джоанна не забыла воздать должную хвалу способностям Эбби.
      – Вы больше не работаете в «Омеге»? – спросила Памела.
      – Я осталась там в качестве консультанта.
      – Джоанна и ее сестра недавно выдержали очень тяжелое испытание, – сказал Доминик, надеясь, что это не заденет Джоанну.
      – Меня всегда очень интересовали близнецы, – заявила Памела.
      Оказалось, что она педиатр и давно занимается проблемой развития детей-близнецов. С этого момента они разговорились с Джоанной как старые друзья.
      Доминик тем временем размышлял над тем, почему Эбби прислала вместо себя Джоанну, когда сама так хотела пойти на этот обед. Почему Джоанна не в Калифорнии вместе с Людом? Может быть, они поссорились? Присутствие Джоанны повышало уровень адреналина в его крови, и Доминику стоило большого труда успокоиться. Наверное, Джоанна собирается в Калифорнию, но пока задерживается из-за Надин, беспокоясь о ее здоровье.
      Джоанна великолепно провела время и согласилась пообедать с ними в «Коач-Хаусе».
      – Мой зять, хотя и любит коктейли, все же считает, что американская кухня несносна. Я собираюсь переубедить его, – сказал Доминик Джоанне.
      – Ну почему же, – пробормотал Сирил. – Эти мэрилендские крабы вполне съедобны. Как ты считаешь, Пэм?
      – Согласна. А от кукурузных палочек я просто не могу оторваться.
      – Прервись хотя бы, чтобы попробовать ореховый торт. Не пожалеешь, – сказал Доминик.
      – Как тебе не стыдно предлагать мне торт! Ты же знаешь, что я на диете. Если бы я выглядела так, как Джоанна! – пожаловалась Памела.
      – Если бы это было так, ты могла бы попробовать завоевать внимание своего брата, – сказал Сирил ей на ухо. – Разве ты не видишь, что он без ума от своей знакомой?
      Памела рассмеялась и ткнула мужа локтем в бок.
      Если бы позволяли приличия, Доминик совсем не сводил бы глаз с Джоанны. Перенесенные испытания придали ее красоте оттенок меланхолии, отчего она стала просто неотразимой.
      После обеда Сирил закурил сигару, не обращая внимания на осуждающий взгляд жены. Вдруг Доминик закашлялся. Сирил извинился и немедленно отложил сигару.
      – Все в порядке, – заверил его Доминик.
      – Ничего подобного, – настаивала Памела.
      – Извините. Я подумал, что если сигара гаванская, то…
      Доминик извинился и вышел из-за стола.
      – Сирил, ты же знаешь, как плохо он переносит табачный дым. Несколько лет назад брат переболел туберкулезом, – пояснила Памела Джоанне. – Он настоял на том, чтобы его распределили в больницу на севере Англии, где не хватало врачей. Там он извел себя работой, плохо питался и мало спал.
      Памела заметила, что Джоанна слушает внимательно и с большим состраданием. Тогда она рассказала о том, что Доминик всю свою жизнь посвятил медицине. Она понимала, что сам Доминик из скромности не расскажет этого Джоанне, а ей это важно.
      – Не знаю, был бы ли он сейчас жив, если бы так и остался на севере. Однажды в Ливерпуле он попал в театр, где познакомился с Алексис…
      Говоря об Алексис, Памела вспомнила о том, как сразу невзлюбила свою невестку. Судя по всему, теперь Доминику нравились женщины совсем иного типа.
      Когда Доминик вернулся к столу, Джоанна расспрашивала Памелу о том, как ей удается совмещать работу и управление большим поместьем.
      – Высокие технологии по большей части и несколько приходящих домработниц. Теперь, когда обе наши дочери в университете, стало гораздо легче.
      – Памела была моей вдохновительницей, – заявил Доминик. – Я выбрал акушерство, чтобы у нее не было недостатка в пациентах.
      Джоанна улыбнулась и посмотрела на Доминика с нескрываемым уважением.
      Они взяли такси и поехали к «Фэт Тьюсдей», где слепой британский пианист Джордж Шеринг выступал с концертом джазовой музыки.
      – Ты молодец, что устроил нам это развлечение, – похвалила брата Памела. – Мы никогда раньше не слышали его.
      – Но у нас есть все его записи. Надеюсь, он сыграет «Вверх по медленной реке», – добавил Сирил.
      – Я очень люблю Шеринга, – сказала Джоанна. – Не знала, что джаз популярен в Британии.
      – Еще как! – ответила Памела. – И хотя мы потеряли Шеринга, который переехал в Штаты, у нас остались Хэмфри Литтлтон и Джонни Данкворт. В детстве я с ума сходила по Хоуджи Кармайклу, с него для меня и начался джаз. Иногда я даже пою, когда Доминик садится за рояль. Хотя играет он гораздо лучше, чем я пою.
      – Ерунда, я играю для своего удовольствия, – смутился Доминик.
      – Я не знала, что ты играешь, – удивилась Джоанна.
      – Как-нибудь послушаешь. – Доминик пристально посмотрел на нее.
      Все четверо с удовольствием слушали музыкальный диалог Джорджа Шеринга и его бас-гитариста. Особым удовольствием было узнавать в нем обрывки популярных мотивов. После первых аккордов Доминик прошептал на ухо Джоанне:
      – «Любовь пришла».
      Она кивнула и, узнав следующую мелодию, ответила:
      – «Говори тише».
      Они улыбнулись друг другу.
      К большой радости Пендлтонов, Шеаринг исполнил «Ленивую реку».
      – Это было восхитительно, – сказала Джоанна после концерта. – Он сыграл эту пьесу с начала до конца, а потом еще раз во все убыстряющемся темпе.
      Они продолжили обсуждение концерта в такси. Доминик завез родственников в отель и назвал шоферу адрес Джоанны.
      Она притихла и была начеку, опасаясь сделать опрометчивый жест или сказать неосторожное слово. Доминик нравился ей и явно проявлял к ней интерес. Но Джоанна помнила о том, что сначала его привлекла Надин. Снова пройти через такое она не хотела.
      Доминик расплатился с таксистом и настоял на том, чтобы проводить ее до двери.
      – Спасибо за прекрасный вечер, Доминик.
      – Я тоже замечательно провел его. Завтра в пять я устраиваю небольшую вечеринку в честь Пэм и Сирила. Надеюсь, ты не откажешься прийти. Они хотели бы повидаться с тобой еще раз, прежде чем уедут в Вашингтон.
      – Спасибо, я была рада познакомиться с ними. Но завтра я веду племянников на прогулку.
      Сказав это, Джоанна вспомнила, что дети приглашены завтра в гости, но решила скрыть это от Доминика.
      – Приходи после прогулки. Вместе с Надин.
      – Я передам ей твое приглашение, – тепло улыбнулась она. – Что же касается меня, не знаю, смогу ли. Но все равно спасибо. – Она достала ключи.
      – Ты сердишься на меня, да? Потому что я не пригласил Люда? Если он в городе, приходи вместе с ним.
      – С Людом все кончено, – быстро ответила она и вставила ключ в замочную скважину.
      – Можно узнать, давно ли? – затаив дыхание спросил он.
      – С… с операции. – Джоанна резко обернулась к нему. – К аборту это не имеет отношения. Просто нам нужно разное в жизни, оказалось, что у нас с ним очень мало общего.
      Она вдруг смутилась. Почему она рассказывает все это Доминику?
      Доминик подумал о том, что уже больше месяца Джоанна одна, а он не знал об этом до сих пор. Так вот почему Эбби – дай Бог ей счастья! – прислала вместо себя Джоанну. Он невольно сделал шаг по направлению к ней.
      Джоанна в страхе отшатнулась.
      – Помни, что я не Надин.
      – Конечно, нет. – Он искренне удивился. – Я никогда не спутаю вас.
      Джоанна достаточно много выпила, чтобы прямо заявить:
      – Но ведь сначала ты выбрал ее. И только потому, что я ее сестра, ты…
      – Что? С чего ты это взяла?
      – Ты сначала подружился с Надин.
      – Естественно. Она была моей пациенткой, потом стала подругой. Теперь ты стала моей подругой. И я надеюсь, что наши отношения на этом не остановятся.
      – Она отказала тебе?
      – Бог мой! Я не понимаю, о чем ты говоришь, Джоанна. Надин не имела возможности мне отказать, потому что отказывать было не в чем. Я знаю, что вы близнецы, но для меня вы совсем не похожи друг на друга. У тебя другой характер, ты обладаешь теми качествами, которые мне всегда импонировали в женщине. Но поскольку ты была с Людом, я не мог толком…
      Он замолчал. Джоанна тяжело вздохнула и с сомнением взглянула на него.
      – Я слишком устала, чтобы снова допускать ошибки, – сказала она, обращаясь скорее к себе, чем к нему.
      – Понимаю.
      – Прости, Доминик. Ты очень нравишься мне, но я боюсь нового разочарования.
      Она имеет в виду Люда? В сердце Доминика вспыхнула искра надежды. Он бросил на нее жаркий взгляд.
      – Ты не испытаешь его со мной. Я влюблен в тебя очень давно, еще с Амстердама. Мне больно слышать, когда ты так говоришь.
      Джоанна молча смотрела на него. Ее дыхание стало сбивчивым, и она не могла вымолвить ни слова.
      Она не сопротивлялась, когда он обнял ее за плечи и нежно поцеловал в губы. Затем Доминик прижал ее к груди. Джоанна почувствовала себя спокойной и защищенной в его объятиях, но не рискнула довериться своим ощущениям. История с Людом научила ее тому, что разговоры о любви еще ничего не значат.
      Доминик закрыл глаза, вдыхая аромат ее волос. Джоанна была так близко и в то же время не подпускала его к себе, словно замерев от страха. Он провел руками по ее спине и плечам и почувствовал, как напряжены ее мышцы. Доминик тяжело вздохнул, поцеловал ее в макушку и выпустил.
      – Прости меня, Джоанна. Я не имел права так вести себя с тобой. Теперь ты знаешь, что я испытываю по отношению к тебе. Мне жаль, если я доставил тебе неприятные минуты. В любом случае, что бы ни случилось, ты можешь рассчитывать на меня, как на друга. Надеюсь, ты все же придешь завтра. Спокойной ночи.
      Он развернулся и, быстро сбежав по ступенькам, скрылся в темноте.
 
      – Ну скажи, разве они не милы? – спросила Джоанна у Надин, любуясь племянниками, одетыми для похода в гости.
      – Я не хочу выглядеть милым! – возмутился Джефф.
      – Извини, Большой Джефф. Я хотела сказать – красивы и серьезны, – быстро исправилась Джоанна.
      – Так гораздо лучше, – снисходительно усмехнулся Джефф.
      – А где подарок? – спросила у детей Надин.
      Они бросились наперегонки в свою комнату за подарком.
      – Ты не передумала, Джен? Может быть, все же пойдешь с нами?
      – Нет, спасибо. У меня что-то голова разболелась. Вряд ли я смогу вынести общество двадцати орущих детей.
      Джоанна не сказала Надин, что ей не хочется быть на празднике единственной взрослой женщиной, чей ребенок не возится в куче вместе с остальными. Она чувствовала бы себя там неловко.
      После операции сестры странным образом поменялись местами: теперь Надин побуждала Джоанну активно жить, действовать, руководствуясь при этом самыми благими намерениями; Джоанна чувствовала себя неуверенно и стремилась спрятаться в раковину, как улитка. Джоанна отвыкла работать и, сказать по чести, не хотела возвращаться в «Омегу» на полную ставку. По ночам она беспокойно ворочалась в постели, думая о Доминике или о каком-либо другом мужчине. В голове у нее была настоящая путаница.
      – Тогда проводи нас по крайней мере. Это на пересечении 5-й и 64-й улиц, – попросила Надин.
      Джоанна согласилась.
      – Если захочешь потом пообедать с нами, будем рады. Но у меня мало времени, вечером репетиция.
      – Спасибо, я вряд ли смогу. Сегодня в пять у Доминика Грэма вечеринка в честь родственников. Ты тоже приглашена.
      – Мне сейчас не до вечеринок. Жизнь стала сумасшедшей. А кто проживет ее за нас? – Надин обняла сестру за плечи, пока дети убежали вперед.
      – Доминик когда-нибудь ухаживал за тобой? – спросила Джоанна и удивилась тому, как сильно забилось ее сердце в ожидании ответа.
      Надин не ожидала подобного вопроса.
      – Мы ведь теперь говорим друг другу правду, да, Дини?
      – Да. Стыдно признаться, но я несколько раз пробовала флиртовать с ним. Уже не помню, когда это было. Но давно, можешь мне поверить. А он, казалось, даже не замечал этого. Кейт, как ты посмела перейти улицу одна! – Надин бросилась вдогонку, крича на ходу Джеффу: – Почему ты не присматриваешь за ней?
      Джоанна поспешно догнала их, чувствуя себя не в пример лучше, чем еще полчаса назад.
      Она проводила сестру с детьми и отправилась в парк прогуляться. Там она присела на скамейку возле пруда и стала думать о Доминике, разглядывая гуляющих.
      В Амстердаме Доминик был очень внимателен к ней и явно стремился продолжить отношения в Нью-Йорке. Тогда она это проигнорировала. Он так заботливо относился к ее беременности, в то время как Люд был занят собой. А случай на открытии выставки?.. И именно Доминик утешал ее, когда она потеряла ребенка Люда.
      Может быть, все же пойти на вечеринку к Доминику? Если она пойдет, то сможет ли удержать их отношения на дружеском уровне? Или она хочет чего-то большего?
 
      Доминик открыл дверь Эбби. Она взглянула на него и поняла, что поступила правильно, отправив вместо себя на обед Джоанну.
      – Спасибо тебе, Эбби. Хотя из этого ничего не получилось. – Он поцеловал ее в щеку.
      – Не благодари меня. Просто мне пришлось срочно уехать из города.
      – Перестань. У тебя не было никаких планов на уик-энд. – Он взял ее за руку.
      – Ладно. Я провела ночь с мужчиной. Мне уйти прямо сейчас, или ты позволишь мне поздороваться с Пэм и Сирилом? – вызывающе улыбнулась Эбби.
      – Ты неисправима! – рассмеялся Доминик.
      – Это ненадолго. Очень скоро я собираюсь исправиться.
      Обняв Доминика за талию, она направилась вместе с ним к бару. Налив себе выпить, Эбби бросилась в объятия к сестре Доминика. Они давно не виделись и принялись оживленно болтать.
      Доминик тоже сделал себе коктейль и посмотрел на часы. Было начало седьмого. Джоанна не пришла, и он с трудом скрывал свое разочарование. Доминик сокрушенно вздохнул и нечаянно задел локтем проходящего мимо Сирила.
      – Извини.
      – Как вы, янки, любите говорить, – я не знаю, на каком свете нахожусь. Твои коллеги накачали меня. Тоже мне доктора! Ты не хочешь немного постучать по клавишам, чтобы усмирить во мне пробудившегося зверя?
      Доминик обнял Сирила за плечи и повел в гостиную.
      – Только прошу, держи себя в руках. Никаких танцев под рояль.
      Сирил опустился на софу, а Доминик начал играть, настаивая на том, чтобы гости не прекращали разговаривать. Он сказал, что просто хочет сделать музыкальный фон для их общения.
      Памела открыла дверь, когда раздался звонок.
      – Я очень рада видеть вас, дорогая, – приветствовала она Джоанну. – Мы уже боялись, что вы не придете.
      Джоанну обрадовал такой искренне теплый прием. Она сразу почувствовала себя легко и направилась к бару выпить вина. Здесь она столкнулась с Тедом Хэллораном, который выразил восхищение по поводу того, как прекрасно она выглядит, и познакомил ее со своей беременной женой.
      Джоанна испытала резкий укол зависти, который, впрочем, быстро прошел. Она подумала о том, что Тед очень хороший человек и жена у него на редкость мила.
      Эбби присоединилась к ним.
      – Здесь собрались одни доктора. В такой компании и заболеть недолго.
      Звуки рояля привлекли Джоанну в гостиную. Доминик был погружен в свою игру и смотрел только на клавиши, поэтому Джоанна могла незаметно понаблюдать за ним. Он играл великолепно, и сам получал удовольствие от этого.
      Джоанна подошла ближе к роялю, но он по-прежнему ее не видел. Темные волосы упали ему на лоб, и Джоанна не могла оторвать взгляда от его красивых пальцев, бегло касающихся клавиш.
      Доминик закончил пьесу и, подняв глаза, увидел перед собой желанное лицо.
      – Сыграй это еще раз, Дом, – улыбнулась Джоанна.
      – Может быть, что-нибудь другое? – рассмеялся он.
      – Можно и другое. Ты хозяин, тебе и выбирать.
      Доминик начал с «Неприступной красавицы», потом сыграл «Лови миг любви». Он не беспокоился о том, что его выбор пьес слишком очевиден и легко прочитывается. Его волновало только то, что Джоанна слушала его, склонившись на рояль.
      – Это было потрясающе, – сказала Джоанна. – Мне нравится, как ты играешь.
      – Мне нравится, как ты слушаешь.
      – Посмотри на них. По-моему, они прекрасно смотрятся вдвоем, – шепнула Памела на ухо мужу.
      – Да, пожалуй. – Сирил был навеселе, но держался с достоинством. – Доминик, а как насчет «Ленивой реки»?
      Доминик начал играть и подозвал сестру.
      – Без слов мне не обойтись. Иди сюда, Пэм, пришло время для твоего нью-йоркского дебюта.
      Памела засмущалась, но муж подтолкнул ее вперед:
      – Иди, Пэмми, любовь моя. Покажи всем этим янки!
      Она спела «Ленивую реку», затем «Эти смешные вещи».
 
      Гости начали расходиться, и Доминик провожал их до двери.
      Эбби задержалась в прихожей и внимательно посмотрела на Доминика и Джоанну, после чего поцеловала подругу.
      – Ты в хороших руках, Джоанна. Можешь мне поверить. Мне пора. Увидимся в среду в офисе.
      – Мы тоже пойдем, – сказала Памела.
      – Я думал, мы поужинаем вместе.
      – Спасибо, Доминик. Но я еще в себя не могу прийти после обеда. Да и супруг мой еле держится на ногах.
      – Ты права, радость моя, – подтвердил Сирил.
      Прощаясь с Джоанной, он шепнул ей:
      – Не обижайте нашего мальчика, ладно? Он хороший парень, и честный. Бывшая жена довела его до ручки.
      Памела решительно взяла мужа за руку и увела его.
      Доминик закрыл за ними дверь и, прислонившись к ней спиной, пристально посмотрел на Джоанну.
      – По традиции пианиста принято награждать поцелуем, – сказала она, подошла к нему вплотную и прикоснулась губами к его губам.
      Он нерешительно обнял ее и почувствовал, что она едва заметно дрожит.
      – От тебя вкусно пахнет. Как приятно обнимать тебя! Ты прекрасна. И наверняка проголодалась, так что не откажешься от ужина.
      – Да, я с удовольствием что-нибудь съем, – рассмеялась Джоанна, которая уже хотела выйти из затруднительного положения. – А что у тебя есть?
      – Сам не знаю. – Они вместе заглянули в холодильник. – Кулинар из меня неважный. Я вообще редко ем дома.
      – Предоставь это мне, – сказала Джоанна.
      Пока Доминик вытряхивал пепельницы и собирал бокалы, она накрыла маленький столик в гостиной, зажгла две свечи и приготовила омлет с ветчиной, сыром и помидорами.
      – Как я рад видеть тебя здесь, – сказал Доминик, разлив вино по бокалам и передавая один Джоанне.
      Она вспомнила Амстердам и произнесла тост по-голландски.
      – Омлет очень вкусный, – похвалил Доминик.
      Он был счастлив сидеть вдвоем с Джоанной и ужинать при свечах в тишине опустевшего после ухода гостей дома.
      – Ты когда-нибудь думал о карьере профессионального джазового пианиста? – спросила она.
      – В молодости мечтал. Дело в том, что я люблю играть, только когда есть настроение. И еще я очень увлекаюсь, когда играю. Однажды я так забылся, что не заметил, как у меня с запястья упали часы.
      Они говорили о Пэм и Сириле, о джазе, о том, как Доминик учился медицине в Оксфорде.
      Джоанне было очень хорошо с ним, их жизненные взгляды и интересы во многом совпадали. Доминик был прекрасным, остроумным собеседником.
      Наконец бутылка вина оказалась пустой, а свечи почти догорели. Возникла долгая пауза. Доминик рассматривал каплю вина, оставшуюся на дне его бокала. Джоанна любовалась тем, как играли на его темных волосах отблески постепенно гаснувшей свечи. Он поднял голову и пристально посмотрел на нее.
      – Я отвезу тебя домой, Джоанна.
      Она кивнула. В ее душе разочарование смешивалось с облегчением. Доминик был на редкость привлекательным мужчиной, но не стоило безоглядно бросаться в новую любовную авантюру. Он, похоже, разделял ее мнение.

      Джоанна и Доминик стали видеться дважды в неделю. Они обедали в тихих маленьких ресторанчиках, ходили в театр и посещали джаз-клубы. Хотя Доминик часто обнимал ее за плечи, держал за руку или нежно и абсолютно невинно целовал в губы, он удерживал себя от страстных порывов.
      По истечении третьей недели этих регулярных встреч Джоанна задумалась о том, как реагировать на его сдержанность. Он говорил, что любит ее. Может быть, он ждет поощрения, чтобы перейти к новой фазе их отношений? Или боится совершить повторную ошибку, как в случае с Алексис, поэтому действует осмотрительно и неспешно?
      Джоанна толком не понимала, что чувствует к нему. Ей нравилось, что он дает ей время разобраться в себе и не торопит с принятием решения. Хотя иногда ей казалось, что, если бы Доминик сделал шаг первым, она положилась бы на судьбу и сдалась.
      Ее интерес к Доминику возрастал с каждым свиданием. Он открывался перед ней с разных сторон: как прекрасный доктор, надежный друг, обаятельный мужчина, интересный собеседник. Однако судя по тому, как аккуратно он обращается с ней, как нежны его прикосновения, Доминик скрывал чувственную сторону своей натуры. Такая сдержанность интриговала и восхищала ее. Она могла бы подавить в себе природную скромность и попытаться соблазнить его сама, но это противоречило ее натуре.
      Эбби поинтересовалась, как идут дела у них с Домиником, и изумилась:
      – Ты хочешь сказать, что вы до сих пор не переспали?
      Джоанна отрицательно покачала головой.
      – Фантастика! Что же он, бедный, делает, чтобы усмирить плоть? И ты как это выносишь? Я хочу сказать, что я на твоем месте давно бы на стенку лезла.
      Джоанна улыбнулась и переменила тему разговора. Ей не хотелось обсуждать свои отношения с Домиником с кем-то третьим – они были слишком дороги ей. Их связывало нечто большее, чем сексуальное влечение друг к другу.
      В том, что это действительно так, Джоанна убедилась, когда однажды пригласила Доминика к себе на ужин. Она решила приготовить что-нибудь необыкновенное, чтобы порадовать его. Однако он позвонил и предупредил, что задержится из-за срочной работы в больнице, а когда пришел, то едва притронулся к еде. Извинившись, Доминик объяснил, что беспокоится за свою пациентку, у которой появились серьезные осложнения после операции.
      Джоанна сочувственно взглянула на него и забыла о том, что полдня провела у плиты. Ее охватила такая нежность к нему, что, повинуясь безотчетному импульсу, она погладила его по щеке и нежно поцеловала, чтобы хоть как-то успокоить.
      В этот момент она поняла, что любит его.
      Прежде чем они успели что-либо сказать друг другу, на поясе у Доминика затрещал бипер. Его срочно вызывали в больницу.
      – Извини, Джоанна. Мы поговорим потом. В эти выходные за городом.
      Джоанна закрыла за ним дверь, пораженная тем, как внезапно ощутила в сердце любовное волнение. Она растерялась и не знала, что с ним делать. Доминик пригласил ее к себе на выходные. Теперь Джоанна ждала этой встречи с нетерпением.
 
      Заново перестроенный сельский дом XVIII века был расположен на холме, его окружали вековые дубы и несколько развесистых кленов. В доме было четыре спальни, столовая, гостиная, огромная кухня и ванная.
      Доминик показал Джоанне ее комнату и провел по всему дому, меблированному в стиле кантри. Доминик сам ездил по аукционам и распродажам, чтобы подобрать обстановку. Джоанна отдала должное его вкусу и сразу же почувствовала себя так, как будто жила здесь всегда.
      – Внизу в подвале винный погреб и склад медицинских инструментов.
      – Как здорово! – воскликнула Джоанна при виде разложенных на нескольких столах блестящих инструментов.
      Она с интересом разглядывала вещи, о назначении которых даже не догадывалась, пока не наткнулась на слуховую трубку. Доминик приставил ей ее к уху и громко сказал:
      – Что такое? Что такое?
      Джоанна рассмеялась. Доминик обратил внимание, что она поспешно прошла мимо стола с хирургическими инструментами.
      – Все это очень интересно, Доминик, но немного страшно. Такое ощущение, что это вещи прошлого века.
      – Так и есть. После того как в 1860 году Листер изобрел антисептические средства, слоновую кость и черепаший панцирь перестали использовать при изготовлении инструментов, потому что они не поддаются стерилизации. Эту коллекцию начал собирать мой двоюродный дедушка. Сам я тоже кое-что докупал. И теперь, когда я начинаю разуверяться в силе медицины, то смотрю на все это и вижу, как далеко она шагнула вперед за последнее столетие. Оптимизм возвращается.
      Джоанна робко взяла в руки стетоскоп с наушниками из слоновой кости.
      – Попробуй. – Он расстегнул несколько пуговиц на рубашке. – Стетоскоп буквально означает «смотрю в грудь».
      Джоанна прижала металлическую пластину к его обнаженной груди.
      – Бьется ровно и сильно, – объявила она.
      И вдруг Джоанна услышала, как его пульс участился. Или это кровь стучит у нее в висках? Джоанна ощущала его теплое дыхание у себя на макушке и задрожала от страстного желания.
      – Если ты и дальше будешь стоять так близко, мое сердце начнет биться с большими перебоями, – прошептал он.
      Джоанна отступила на шаг и отложила стетоскоп в сторону.
      Эрдельтерьер Дункан, сопровождавший их повсюду, беспокойно поводил носом и жалобно скулил. Джоанна и Доминик одновременно обратили на него внимание.
      – Бедное животное. Наверное, ты думаешь, что попал в камеру пыток, да? – Доминик потрепал его за уши.
      Они вышли на лужайку перед домом и стали играть во фризби. Дункан с радостным лаем бегал между ними, стараясь схватить диск зубами. Когда ему это удавалось, он преисполнялся гордостью.
      Ближе к вечеру похолодало и пошел сильный дождь. Они ужинали в доме, Доминик растопил камин.
      – Первые признаки осени, – сказал он, с улыбкой глядя, как Джоанна кутается в его свитер.
      Она была похожа на маленькую девочку, нацепившую одежду взрослого человека. Доминика тронуло это до глубины души. Джоанна оказалась именно такой женщиной, о какой он мечтал. Он нисколько не жалел о том, что его страсть, так долго угнетаемая, прониклась нежностью.
      Джоанна присела у камина рядом с ним.
      – Слышишь, как ветер воет? Как приятно сидеть здесь, тепло и уютно.
      – Я бы многое отдал за то, чтобы эта минута длилась вечно, – ответил он.
      Сердце подпрыгнуло у нее в груди. Джоанна взглянула на Доминика в профиль и вдруг поразилась тому, как он красив. Раньше она не замечала этого.
      Она поспешно отвела глаза, сделала глоток бренди и стала слушать, как дождь барабанит по крыше и как скрипят под натиском ураганного ветра бревенчатые стены дома.
      Джоанна физически ощущала близкое присутствие Доминика, любовалась его мужской грацией. Вино и бренди разожгли в ней желание.
      Дункан крутился между ними, и они одновременно протянули к нему руки, чтобы погладить. Случилось так, что их пальцы нечаянно соприкоснулись. Джоанне показалось, что сильнейший электрический разряд потряс ее с головы до пят.
      Доминик с трудом справлялся с возбуждением. Он гладил Дункана по спине и представлял, как стал бы ласкать Джоанну. Он чувствовал ответное желание в Джоанне, но не мог начать любовную игру. Мысль о том, что они станут любовниками только потому, что ощутили физиологическую тягу друг к другу, пугала его. Он хотел большего.
      Джоанна наблюдала за тем, как Доминик, словно завороженный, гладил собаку. Ей хотелось ощутить прикосновение его руки. Джоанна набралась смелости и прямо взглянула в глаза Доминику. Он выдержал ее взгляд. Волны страстного желания перекатывались между ними, грозя увлечь в гибельную пучину.
      Доминик резко поднялся и, отойдя к окну, стал смотреть на дождь. Дрожа от возбуждения, Джоанна пожирала глазами его широкие плечи, узкие бедра и длинные сильные ноги.
      Ее преследовало неотступное желание подойти к нему сзади, задрать рубашку и покрыть поцелуями его голую спину. Увлеченная своей фантазией, она представила себе, как срывает с него одежду и тащит на подушки к камину.
      Доминик круто обернулся и перехватил ее взгляд. Джоанна залилась густой краской, вскочила и нечаянно наступила на лапу Дункану. Собака взвизгнула.
      – Дунк, прости меня!
      Доминик сказал как можно более спокойно:
      – Все в порядке. Он больше притворяется.
      Он медленно направился к Джоанне. Удар грома заставил их обоих вздрогнуть от неожиданности. Доминик улыбнулся и заключил Джоанну в объятия. Они простояли неподвижно несколько секунд, наслаждаясь близостью друг друга.
      Джоанне было спокойно и радостно рядом с ним. Она напряглась, чтобы не дать воли физическому желанию, которое распространялось от кончиков пальцев по всему телу.
      Доминик поцеловал ее в лоб, она обняла его за шею руками и подставила губы для поцелуя.
      – Доминик, – вымолвила она срывающимся шепотом.
      Он не смог устоять и поцеловал ее так, как это представлялось ему в мечтах. Джоанну бросило в жар. Он на миг оторвался от ее губ, чтобы перевести дух. Его взгляд пылал безудержной страстью.
      – Я люблю тебя, Доминик.
      Он закрыл глаза.
      – Я люблю тебя, – повторила Джоанна.
      На его лице одновременно отразилась целая гамма чувств. Он как безумный стал покрывать поцелуями ее лицо и шею.
      – Господи, Джоанна!
      Доминик увлек ее с собой на ковер, лаская плечи, живот и грудь через одежду. Соски у нее затвердели, и это чувствовалось даже сквозь толстый свитер.
      Джоанна дрожащими пальцами боролась с пуговицами на его рубашке, пока он раздевал ее.
      Как только он коснулся губами ее сосков, она испытала восхитительный по силе оргазм, вырвавший из ее груди приглушенный стон. Доминик осыпал ее поцелуями, стягивая с нее джинсы. Джоанна добралась до его поросшей густыми волосами груди и, целуя ее, впилась в спину ногтями.
      Доминик распластал ее на ковре, их тела сплелись в единое целое. Она подалась вперед и развела бедра. Доминик вошел в нее медленно, но его ритмичные движения постепенно набирали темп. Он запрокинул голову и закрыл глаза.
      – Доминик, – шептала она, обняв его за шею и привлекая к себе.
      Потом, обнявшись, они лежали на полу в полном изнеможении. Прошло несколько минут, прежде чем Джоанна, словно очнувшись, стала нежно целовать его плечи и грудь. Он перевернулся на спину, и она целовала его живот, наслаждаясь солоноватым привкусом и запахом его кожи.
      Он возбудился раньше, чем она коснулась губами его мужского естества.
      – Любовь моя, – простонал он, запуская пальцы ей в волосы.
      Доминик усадил ее сверху, чтобы не только слышать и чувствовать ее, но и видеть. Он кончил быстрее, чем предполагал, потому что вид изнывающей от страсти Джоанны возбудил его сверх меры.
      Джоанна наклонилась, чтобы поцеловать его.
      В камине дотлевали угли, становилось холодно. Доминик взял ее за руку и повел наверх. Через каждые две ступеньки они останавливались, чтобы поцеловать друг друга.
      – Ты так же невероятно красива телесно, как и духовно, – сказал он, раскрывая постель.
      – Даже со шрамом на животе?
      – Конечно. – Он коснулся его губами. – Ты очень храбрая, Джоанна. Я люблю этот шрам, потому что он часть тебя.
      Его вкрадчивые и медленные ласки и поцелуи сводили ее с ума. Они оба сдерживались, сколько хватило сил. Потом Джоанна обхватила его за ягодицы и прижала к себе. На этот раз акт любви был более продолжителен и нежен.
      Они провалились в забытье, обняв друг друга, и очнулись, только когда стали замерзать. Доминик укрыл ее одеялом и поцеловал в щеку.
      – Я очень люблю тебя, Джоанна.
      – И я тебя.
      Она заснула, свернувшись рядом с ним калачиком и чувствуя себя спокойно, как улитка в домике.
 
      Они проснулись через несколько часов и улыбнулись друг другу.
      – Солнце уже взошло, – сонно пробормотала она.
      – Оно здесь, у меня в груди. Как ты себя чувствуешь?
      – Прекрасно.
      – Правда? – рассмеялся он и поцеловал ее в макушку.
      – Правда, правда. Хочешь завтрак в постель?
      – Я не хочу расставаться с тобой ни на минуту. А подать его нам двоим некому.
      Они завтракали на кухне. Джоанна, глядя, как Доминик уплетает яичницу с беконом, прониклась к нему нежностью. Все, что он делал или говорил, было ей по душе.
      Он перехватил ее взгляд, смутился и перестал есть, отложив вилку. Джоанна улыбнулась и поднялась, чтобы налить ему кофе.
      – Хочешь что-нибудь еще?
      – Да. – Он отставил чашку, подошел к ней и, присев на корточки, прижался головой к ее животу. – Я хочу тебя. До конца жизни.
      Сердце застучало у нее в груди, она обняла его за голову.
      – Я тоже хочу тебя.
      – Я хочу, чтобы ты стала моей женой, – сказал он поднявшись и взяв ее руки в свои. – Надеюсь ты не сочтешь меня занудным и консервативным англичанином. Но я считаю, что ребенок должен родиться после свадьбы.
      – Доминик!
      Джоанна встрепенулась и опустила глаза. Он привлек ее к себе и стал гладить по волосам, успокаивая.
      – Ты же знаешь, я могу вообще никогда больше не забеременеть.
      – Возможно, но не обязательно. Мне не нужна никакая другая женщина. Если ты сможешь родить мне ребенка, это будет божественно.
      – А если нет?
      – Я не стану любить тебя меньше от этого. Но у нас с тобой обязательно должен быть ребенок, и мы постараемся все для этого сделать.
      Через минуту он заглянул ей в глаза и вытер слезинку с ее щеки.
      – Я не слышал твоего «да».
      – Да.
      Доминик, отлучившись ненадолго, вернулся с кольцом, которое надел на палец Джоанне.
      – Это бабушкино. – Он поцеловал Джоанну в лоб.
      Она восторженно разглядывала изумруд в россыпи бриллиантов. Настоящий шедевр викторианской эпохи.
      – Я привез его с собой из города, надеясь, что мне представится возможность сделать тебе подарок.
      Она крепко обняла его в качестве безмолвного доказательства своей любви и признательности.
      Позже они отправились гулять в лес с Дунканом. Доминик помог Джоанне взобраться на обломок скалы и бросил оттуда палку Дункану.
      – Я понимаю, что вопрос денег не очень романтичен, но мне хочется внести ясность, – сказал Доминик. – У меня есть приличный доход, я не хочу, чтобы мы трогали твои миллионы.
      – Мне наплевать на мои миллионы, даже если ты решил жениться на мне из-за денег, – ответила она.
      – Тогда я спокоен. Тем более что цель у меня другая.
      – Помни, что я не зарабатывала эти деньги. Капитал увеличивается сам собой. Я согласна выйти за тебя замуж, если мы все будем делить пополам. – Она склонилась к Дункану. – Я беру себе его голову, а ты – все остальное.
      – Это серьезный разговор, Джоанна.
      – Я и говорю серьезно. Мы можем тратить мои деньги на медицинские исследования или на что-нибудь другое, что сочтем нужным. Мне бы не хотелось полностью отказываться от своей фамилии. Что ты думаешь по поводу Леннокс-Грэм?
      – Мне нравится. Только тебе быстро надоест подписывать такой длинной фамилией чеки.
      – Джоанна Леннокс-Грэм, – медленно выговорила она. – Хорошо.
      – А теперь давай поговорим еще об одной важной вещи. Быть женой доктора совсем непросто. Иногда мне приходится прерывать начатое дело или откладывать заранее спланированную поездку, если того требует работа. Обед может так и остыть на тарелке, фильмы и спектакли могут остаться недосмотренными до конца. Твой мирный сон в любой момент может прервать треск бипера.
      – Я знаю, – ответила она.
      – Ты будешь раздражаться и втайне мечтать о том, чтобы у меня была нормальная работа с девяти до пяти ежедневно, как у других людей.
      – Нет, не буду. Разве что на долю секунды. Мне очень нравится твоя увлеченность работой, я восхищаюсь тобой. Я люблю тебя не только как мужчину, но и как человека. Люблю и верю тебе. И хочу быть с тобой до конца жизни.
      Доминик обнял Джоанну и привлек к себе. Дункан, словно чувствуя то, что они стоят на пороге своего будущего, принес палку, притих и, виляя хвостом, ткнулся носом в колено Джоанне.

      Спустя год после свадьбы у Джоанны и Доминика родилась дочь Виктория.
      Джоанна часами могла не отрываясь смотреть на малышку, все еще не веря в то, что произошло такое чудо.
      – Доминик, она становится похожей на тебя.
      – Вовсе нет.
      – Правда, особенно когда улыбается.
      – Она изменится. Дети очень сильно меняются внешне в первые месяцы жизни.
      – Тебе бы только поспорить со мной! – нахмурилась Джоанна.
      – Напротив, я защищаюсь. Согласись, что про Вики нельзя сказать, что она моя копия. Ведь так? И давай больше не будем спорить.
      Джоанна рассмеялась, в этот момент на поясе у Доминика затрещал бипер.
      – Ну вот, – огорченно вымолвил Доминик, позвонив в клинику. – А я надеялся провести воскресенье с женой и дочкой.
      – Не беспокойся. Надин с детьми обещала зайти. Она собирается уехать на съемки нового фильма и хотела оставить у нас Кейт и Джеффа на несколько дней. Дети обожают свою маленькую кузину. Что ты об этом думаешь?
      – Прекрасно. Ты же знаешь, как я люблю ее маленьких монстров. Кстати, пусть заодно понянчатся с Вики. Я рад за Надин. У нее хорошая роль?
      – Вполне, но не главная все-таки. Среди актеров большая конкуренция. Замечательно, что она совсем поправилась.
      Доминик переоделся, набросил пальто и зашел на кухню попрощаться с Джоанной. Она кормила Вики. Он поцеловал жену и дочь.
      – Пока, мой дорогой. Будь молодцом, как всегда, – сказала она.
      Доминик задержался в дверях, чтобы еще раз взглянуть на мадонну с младенцем.
      – Так и сидите до моего возвращения, – улыбнулся он.
      – Судя по тому, что аппетит у нее отменный, мы будем в том же положении, когда ты вернешься. Отправляйся. Мы любим тебя.
      – Я тоже вас люблю. – Доминик послал им обеим воздушный поцелуй.
      – И вот так они жили долго и счастливо, – прошептала Джоанна на ушко дочери, когда за ним закрылась дверь.