– И не поймете. Даже не знаю, зачем я вам позвонила. Ладно. Пока, Хэмиш.
      – Стойте! – Он испугался, что она повесит трубку. Откинув одеяло, опустил ноги с кровати, пытаясь сосредоточиться. – Дайте мне время хотя бы одеться. И еще полчаса на езду.
      – Нет… не надо. – Однако голос ее смягчился.
      – Что?!
      – Забудьте про мой звонок. – Ему показалось даже, что в ее голосе звучат слезы. – Спите дальше, – добавила Би Джей, прочистив горло.
      С закрытыми глазами он встал на холодный пол и начал одеваться, поводя плечами, чтобы размять мышцы.
      – Хэмиш? – спросила она, не слыша ответа.
      – Я еду, – сказал он.
      – Нет… Я не хотела. Серьезно, я не хотела вас дергать. Просто… глупо с моей стороны. Я не прощу вам, если вы явитесь сюда среди ночи… Кроме того, я уже проглотила снотворное и, вероятнее всего, даже не узнаю, что вы здесь.
      – Раз вы позвонили, значит, у вас трудности.
      – Трудности? Плохо же вы меня знаете, – Проворчала она. В голосе уже не было прежнего напора. – Спите дальше. Я поеду туда сама.
      – Нет. Подождите…
      – Пожалуйста… – теперь она шептала. – Ну не будьте же вы так дьявольски серьезны. Клянусь, я не прощу вам, если вы сейчас явитесь ко мне, в такое время. Ей-Богу.
      Хэмиша раздирали сомнения, а она вдруг сказала:
      – Мне так хочется спать… – Слова ее звучали глухо, невнятно. – Сейчас засну… – И повесила трубку.
      Хэмиш сидел на краю кровати, чувствуя сквозняк, гуляющий по ногам. Он уже совершенно проснулся, рассерженный тем, что она поставила его в дурацкое положение, и соображал, как же ему быть. Но в душе он знал, что она позвонила от отчаяния. Это был первый ее звонок за все время.
      Быстро одевшись, Хэмиш выскользнул из дому в предрассветный сумрак. Ведя машину, он проклинал ее упрямство, ее безмерную гордость, ее манеру протягивать одну руку за помощью, а другой в то же время отталкивать. Потом стал думать о ее детстве и юности, о травме, нанесенной смертью матери, о равнодушии отца. Вспомнил страх, мелькавший в ее глазах, – видимо, в ее окружении совсем нет людей, которым она могла бы довериться. Несмотря на все это, она стала сильной женщиной, добилась всего, чего хотела. А ее гордость просто кокон, в который она прячется от враждебного мира.
      Идя по коридору к палате, Хэмиш молил Бога о том, чтобы он вразумил его. Войдя, он увидел, что Би Джей сидит на кровати, свесив ноги. Она показалась ему очень красивой, хотя густые волосы растрепались после сна. Шрам на щеке был уже едва заметен.
      Уродливая больничная рубашка сползла с одного плеча, ноги были голы до колен: Сонные зеленоватые глаза взглянули на него.
      – Все-таки приехал, – прошептала девушка и опустила веки.
      И Хэмиш понял, что плохо его дело: ему захотелось коснуться ее, страшно захотелось ощутить ее в своих руках…
      – Вот, смотрите, – она указала на разбросанные веером проспекты.
      Протянув руки, он взял сразу несколько и быстро просмотрел. Красочные брошюрки, отпечатанные на глянцевой бумаге, знакомили пациента с самыми разными пансионатами для выздоравливающих; здесь были и современные многоэтажные, и виллы в викторианском стиле, и множество обитателей – в креслах на колесах, в большинстве своем седовласые, с морщинистыми лицами и пустыми глазами.
      Он вопросительно взглянул на нее, потом снова на проспекты. Она кивнула, и глаза ее наполнились слезами.
      – Инвалидные дома, – прошептала Би Джей. – Мне велено выбрать один из них.
      – О, Боже мой, – выдохнул Хэмиш.
      Бросив проспекты, он схватил и поднял ее, словно ребенка; она обняла его здоровой рукой, а лицом уткнулась ему в шею. Наклонив голову, Хэмиш тоже уткнулся лицом в ее волосы, сердце его ныло от жалости к ней, а тело наслаждалось ее близостью. Такой она была мягкой и хрупкой, теплой и беспомощной.
      – Вам не больно? – спросил он, не отрывая лица от ее спутанных волос; она покачала головой, и он ощутил влагу на ее щеке. – Они не могут отослать вас насильно. Я им этого не позволю. Просто этого не допущу.
      Хэмиш не заметил, сколько прошло времени, но, в конце концов, руки у него онемели, и, он положил девушку в кровать.
      Губы ее были приоткрыты, словно от удивления, и он отметил про себя, до чего они соблазнительны. Ей тоже было хорошо в его объятиях, ей было чертовски хорошо, когда он прижимал ее к себе. Он, конечно, просто хотел ее утешить, но тут было и нечто гораздо большее, он это понял.
      Подойдя к стенному шкафу, Хэмиш достал ее халат, помог продеть в рукав сломанную руку. Она не поднимала головы, не хотела, чтобы он видел слезы у нее на глазах.
      – Деньги у меня есть, – сказала она сдавленным голосом. – Но ехать мне некуда. Я пока что не могу сама себя обслуживать.
      – А ваш отец? Другие родственники? Друзья?
      – Нет, нет, это невозможно. Никому из них я не нужна.
      – Ну, ничего, что-нибудь придумаем, – сказал он, присаживаясь на кровать рядом с ней. – Что-нибудь придумаем.
      – Здесь неподалеку есть центр реабилитации, но там одни старики. Все старики! А я молода, черт возьми. И никогда не нуждалась в посторонней помощи. А теперь вот просто не знаю, как мне быть.
      – Найдем что-нибудь, кроме этих пансионатов.
      – Здесь на меня махнули рукой, потому что за последнее время нет никакого заметного улучшения. Думают, что лучше уже не будет. Но они ошибаются! Я еще небезнадежна, мне станет намного лучше!
      – Я верю вам.
      – Вы единственный, кто верит.
      – Поэтому вы и позвонили мне, – Хэмиш вздохнул. – Я даже не думал, что вы сохранили номер моего телефона.
      Здоровой левой рукой Би Джей подняла правую. Потом раскрыла кулак, и Хэмиш увидел на ладони номер своего телефона, размытый, но все же читаемый.
      – Я хранила его все это время. Каждый день, после мытья, восстанавливала шариковой ручкой.
      Что-то дрогнуло у него в душе, когда он представил себе, как она обводит ручкой следы цифр. И ведь позвонила лишь тогда, когда пришла в полное отчаяние. Подняв пальцем ее подбородок, он заглянул ей в глаза. Что-то в ней сломалось, и, хотя она всячески отвергает его помощь, он ее последняя надежда, это ясно как день.
      – Меня здесь не оставят, – прошептала девушка.
      – Когда вам дали эти проспекты?
      – Пару дней назад. И приказали к сегодняшнему дню решить. Значит, они меня выписывают, хотя я говорила им, что буду платить за свое содержание здесь, если страховка не покроет его стоимости.
      – Почему вы не позвонили мне раньше?
      – Я поклялась никогда вам не звонить. – Она снова попыталась гордо вздернуть подбородок.
      – А это для чего, если так? – Он показал – на размытый номер телефона.
      – Я не собиралась к нему прибегать.
      – Ваша беспредельная гордость доведет вас до беды. – Хэмиш вздохнул. – Как вы себе представляете, что я могу сделать для вас за какие-то сутки?
      – Вы же священник, значит, верите в чудеса. Убеждена, что верите. Я не знаю никого другого, кто бы верил. – Это было сказано дрожащим от слез голосом.
      Засунув руки в карманы, Хэмиш подошел к окну и глубоко задумался. На свете есть только одно место, куда ему хотелось бы ее отвезти, но это совсем не то место, где ей надлежит быть. Его дом. Она могла бы спать на кушетке в моем кабинете, размышлял он, а миссис Биллингс и девочки за ней бы ухаживали. Конечно, среди прихожан найдутся люди, которым это придется не по вкусу, мне и самому это не слишком нравится. Что касается миссис Би, то, возможно, на первых порах она будет в восторге оттого, что ее героиня под нашей крышей, но через какое-то время Би Джей оскалит зубки и энтузиазм экономки быстро улетучится.
      Он понимал, что идея эта граничит с безумием. Нельзя брать на себя такую ответственность. Присутствие Би Джей может нарушить строгий порядок его жизни, заполненной делами и заботами. Тем более теперь, когда он почувствовал к ней влечение, – никак нельзя брать ее к себе в дом.
      И все-таки – ей же негде голову приклонить. Ее пугает инвалидный дом. Пугает настолько, что она, отбросив гордость, позвонила ему. Больше всего он боялся, что мужество изменит ей, и она предпочтет уйти из жизни, которая пугает ее сильнее смерти. Он помнил, как ему говорила об этом миссис Би, хотя и считал до этой ночи, что они с Деборой ошибаются.
      – А если я не смогу ничего найти? – спросил он, чтобы знать наверняка.
      – Но вы же обещали. – В ее голосе уже не было истерики.
      – Ну а если нет, что тогда? – Он ждал ответа, стоя к ней спиной, закрыв глаза, чтобы лучше слышать интонации. – Что тогда? – настаивал он.
      – Я не уеду, – упрямо повторила девушка.
      – А если я вот сейчас уйду, скажу, что ничем не могу помочь, что вы предпримете? – Она не ответила. – Что будете делать? – повысил он голос, не в силах сдержать раздражение.
      – Тогда я всем сделаю ручкой, – ответила она деланно легким тоном, но Хэмиш понял и задумался: как на это реагировать? Может, она его испытывает? Действительно ли распрощается с жизнью, если он бросит ее? Вроде бы не похоже. Ведь она так стремилась выздороветь. А если он ошибался?
      Открыв глаза, Хэмиш увидел улицу в предрассветном сумраке, кое-где освещенную еще не погашенными фонарями и подкрашенную розовой зарей на востоке. Он потер подбородок, пытаясь сосредоточиться.
      Что же мне делать, Господи? Укажи мне путь.
      Хуже всего то, что его волнует мысль о возможности жить с ней под одной крышей, под его защитой. И главное – рядом, только руку протяни.
      Миссис Биллингс до пенсии работала медсестрой, и в доме сохранились всякие медицинские приспособления еще с тех пор, когда болела его жена, – поручни возле ванны, добавочные перила на лестнице, ведущей из холла на второй этаж. А в гараже валяется трап, по которому можно въезжать на крыльцо. Все это словно поджидало Би Джей.
      Обернувшись в ее сторону, Хэмиш увидел, что девушка лежит на постели очень тихо. Слава Богу, заснула, подумал он. Выйдя из палаты, он увидел, что буфет уже открыт, выпил чашку кофе, потом побродил по близлежащим улицам, полюбовался восходом солнца и закончил прогулку молитвой в часовне.
      Когда он вернулся в больницу, коридоры ее уже ожили, заполнились людьми и звуками. Врача, курирующего Би Джей, еще не было на месте, но знакомая медсестра была на посту и, не стесняясь, выразила свое мнение:
      – Больная просто капризничает. Это вовсе не инвалидный дом, это центр реабилитации. Разумеется, там есть и пожилые люди, но не все же поголовно! Там могут продолжить лечение и предоставить медицинский уход за отдельную плату.
      Хэмишу не понравилось, как она нахмурилась и поджала губы, словно Би Джей давно ей осточертела, и он, оставив сестринский пост, пошел звонить экономке.
      – Надеюсь, вы привезете ее к нам, – сказала та, не колеблясь.
      – Но есть другие возможности. Не знаю, что ей посоветовать: центр реабилитации или медицинское обслуживание у нее на дому.
      – Ни то, ни другое, – сказала миссис Би. – Все эти варианты для тех, у кого нет ни родных, ни близких.
      – Но это как раз тот случай. И она сама предпочитает полное одиночество, – напомнил Хэмиш.
      – А кто в свое время игнорировал ее желание никого не видеть? – ехидно спросила миссис Би. Поскольку Хэмиш не ответил, она продолжала наступление: – А кто тот единственный человек, кому она позвонила, нуждаясь в помощи? И кто теперь старается ей помочь?
      Хэмиш тяжело вздохнул и закрыл глаза. Все складывается так, как ему хочется. Но он боится. Боится присутствия Би Джей в своем доме, днем и ночью. Она нуждается в его помощи, но она волнует, возбуждает его. И главное – пробуждает в нем естественные желания.
      – Вам решать, Хэмиш, но если вы хотите знать мое мнение, то я его уже высказала, – заключила миссис Би.
      – Ну ладно, посмотрим, – пробормотал Хэмиш и повесил трубку.
      Би Джей снова сидела на краю кровати, поджидая его. Он стал терпеливо втолковывать, какие ей предлагаются возможности, избегая смотреть ей в глаза, потом поднялся и встал у окна спиной к девушке, чтобы она не видела, что его сердце совсем не лежит к тому, что он ей советует.
      – Последнее слово за вами, – сказал он, наконец.
      – Убирайтесь, – отчеканила она.
      Грубо. Но с этим как раз он умеет справляться.
      – Значит, вернулись к тому, с чего начали? – констатировал он, резко обернувшись.
      – Уходите. Здесь вам нечего делать.
      Он вернулся к кровати, вгляделся в ее лицо и увидел, как трудно ей притворяться. Что-то стало таять у него в груди, что-то теплое разлилось по всему телу.
      – Я вам нужен.
      – Нет, – прошептала она, но губы ее едва заметно дрогнули.
      – А я думаю – нужен, – сказал он, борясь с желанием прижать ее к себе.
      – Я не смогу жить ни в одном из этих… заведений, просто не смогу. И не буду.
      – Можно заказать оплаченный уход в вашей собственной квартире.
      – Да? Какие-то посторонние женщины, которые будут меняться каждые восемь часов, и говорить со мной как с малым ребенком? Первый завтрак в восемь, второй в полдень, «ах, я не успела приготовить обед, это сделает следующая смена». Бесконечные процедуры и уколы, измерение давления посреди ночи. Это вы называете жить у себя дома? К тому же я не покладистый пациент, и они меня возненавидят. Нет, ничего не получится.
      Хэмиш не мог оторвать взгляда от ее густых, спутанных волос; лица он не видел: она отвернулась.
      – О'кей, – сказал он резче, чем хотел, и добавил более мягко: – О'кей, я возьму вас к себе домой.
      Би Джей вглядывалась в его лицо с волнением и надеждой. Она пыталась понять, видит ли он, что она чувствует, догадывается ли, сколько ночей металась в постели, боясь наступления рассвета? Понимает ли, что она, как никогда, близка к полному отчаянию? Конечно, она пыталась это скрыть, но ведь, в конце концов, позвонила именно ему. Потому что как-то непонятно к нему привязалась. Хотя знала: доверять никому нельзя.
      – Ладно, я поеду к вам домой, – тихо согласилась Би Джей.
      В его глазах мелькнуло нечто похожее на досаду, и она внутренне сжалась: вот сейчас он начнет изворачиваться. Однако страх оказался напрасным, видимо, он не имеет привычки отступать от своих слов.
      Ее тело все еще помнило то головокружительное ощущение, когда он, словно карающий ангел, ворвался в ее палату в четыре часа утра, схватил ее и прижал к себе. Ей снова захотелось прильнуть к нему, ощутить его нежность, успокаивающую, как лекарство.
      – Я поставлю некоторые условия, – сказал Хэмиш негромко, но отнюдь не мягким тоном.
      – Я буду делать все, как вы скажете, – ответила Би Джей. Он никогда не поймет, как это тяжело для ее гордости, подумала она.
      – Вы дадите мне слово, – начал он, – что будете вежливы и обходительны с моими детьми и миссис Биллингс. И что не станете ни в коей мере оскорблять религиозные чувства моих прихожан.
      Она, молча, с несчастным видом слушала своего повелителя, тоскуя по былой независимости.
      – Я же обещаю хорошо о вас заботиться, – продолжал Хэмиш почти шепотом, – буду делать все, что смогу.
      Би Джей почувствовала сначала, что подбородок ее задрожал, потом – что глаза, дьявол их задери, наполнились слезами. Опустив голову, девушка разрыдалась. Это была капитуляция, хотя она и не понимала, в чем, собственно, ее капитуляция заключается. Прощается со своей самостоятельностью? Сдается на милость постороннего лица? Размякла от его нежности? А не станет ли забота Хэмиша еще одной тюрьмой, похуже собственной квартиры с тремя сменами сестер?
      Подойдя вплотную к девушке, священник прижал ее к себе и стал, гладить по голове, а она продолжала рыдать у него на груди. Впервые за всю жизнь она подчинилась чужой воле, отдалась ей целиком и полностью.
      – Вы сможете приезжать и уезжать, когда вам понадобится, – продолжал Хэмиш. – Я позабочусь о том, чтобы курс лечения не прерывался. Вся моя семья будет помогать вам выздоравливать. Дом у меня без особых затей, но, по крайней мере, вам не придется преодолевать ступеньки. Если захотите, будете слегка помогать по хозяйству, делать, что сможете, сидя в инвалидном кресле. И не соблюдайте особой вежливости по отношению ко мне: будьте такой же грубой, так же оскорбляйте меня, как раньше, если вам это приятно.
      – Ужасный человек, – Би Джей колотила кулачком по его твердой груди. – Самый ужасный из всех, кого я встречала.
      – Я не заставлю вас ходить в церковь, – невозмутимо продолжал Хэмиш, слыша, что она рыдает уже не так бурно, – и можете не молиться дома, если не хотите.
      – Еще никто не приводил меня в такую ярость, как вы, – сказала она. – Не дождусь того дня, когда смогу уйти из вашего дома навсегда, сказав на прощанье пару ласковых. – Слова эти вырвались у нее от смущения, да и просто по привычке.
      Хэмиш засмеялся и взлохматил ей волосы:
      – Значит, вы мне обещаете? И мы выписываемся из больницы?
      – Да, да, да! – пылко воскликнула она. – По дороге придется сделать остановку и взять напрокат инвалидное кресло. Костыли у меня уже есть. Одежду, что была на мне после катастрофы, разрезали на мне и выбросили, так что увозить нечего.
      – Я словно забираю младенца из роддома, – сказал Хэмиш.
      Замечание не понравилось девушке, но она пропустила его мимо ушей. Главное – поскорее убраться из больницы.
      – Ключ от квартиры у меня в сумочке. Может, заедем заберем кое-какие вещи для меня? Это недалеко.
      – Съезжу без вас, – улыбнулся священник.
      Надо бы рассердиться, но уж очень симпатичный парень, подумала Би Джей. Небось, заберет совсем не то, что надо. И она вручила ему ключ от квартиры.
      С той минуты, когда она в первый раз открыла глаза и увидела, что он изучает ее лицо, Хэмиш Чандлер был с ней. Он смущал ее, развлекал, приводил в ярость. Она постоянно с ним воевала, защищая свои позиции, потому что это было у нее в крови – отстаивать свою независимость и свои достижения, если кто-то на них покушался. И в то же время она уже не могла сделать и шага без его участия, и это ее обескураживало.
      Этот человек казался загадкой, и Би Джей не могла понять, почему так к нему привязалась. Может, в автокатастрофе у нее пострадало не только тело, но и мозги? И почему она едет к нему в дом? Почему решила, что ей больше некуда податься?
      Как только Би Джей приняла решение, она словно ожила, размышлял Хэмиш, ведя машину. И теперь совсем уже не такая колючка и забияка, какой была раньше.
      Он еще только думал о том, как морально подготовить семью к неординарному характеру Би Джей и долго ли она выдержит его условия, а его домашние уже вовсю готовились к приему гостьи.
      Войдя в квартиру, где раньше жила девушка, Хэмиш был поражен тем, что увидел. Повсюду висели в блестящих хромированных рамках ее фотоработы; призы небрежно располагались на туалетном столике, вырезки из газет с отзывами о ее творчестве валялись на столах в спальне и в столовой. Просмотрев некоторые, священник аккуратно сложил их в прихваченный чемодан. Может, она станет сортировать их и складывать, подумал он, и это поможет ей отвлечься. Они напомнят ей, каким мастером она была, и каким снова станет.
      Сняв со стены в спальне две большие фотографии, Хэмиш завернул их в покрывало с постели и отнес в машину. Я повешу их в спальне, подумал он, они помогут ей чувствовать себя как дома.
      Квартира была явно дорогая. Экзотическая мебель, по всей видимости, привезена с разных концов света. Порывшись в ящиках комода, он прикинул, какие из предметов туалета могут понадобиться женщине, наполнил ими два чемодана, да еще огромный продуктовый пакет – обувью.
      Занимаясь всем этим, Хэмиш думал о том, что его собственный дом не произведет на девушку хорошего впечатления после роскоши, какой она окружала себя в прежней жизни. Но, может, долгое пребывание в больнице слегка притупило ее запросы? Здесь, в ее квартирке, отдает большими деньгами, думал он; причем современные вещи в стиле модерн соседствуют с антикварными безделушками и сувенирами, приобретенными в экзотических странах. Ванная комната прямо рядом со спальней; тоже большое удобство.
      Нет, мой дом ей явно не понравится.
      На обратном пути он сделал еще одну остановку – забрал инвалидное кресло, которое доктор Уэйлер зарезервировал для Би Джей. Вернувшись в больницу, Хэмиш принес к ней в палату пакет с вещами, в которые она могла бы одеться. Он никак не думал, что она станет их разбирать в его присутствии, но она именно так и поступила, вытряхнув на кровать бюстгальтер, трусики, потом блузку, юбку, расческу и щетку для волос, босоножки, дезодорант и косметику.
      – Ну что ж, я вижу, вы все выбрали правильно, – объявила Би Джей. – Только я не надеваю кружевного белья, если мне некого соблазнять.
      – Я думал, вы будете переодеваться дома и миссис Биллингс поможет вам, – довольно резко заметил Хэмиш. Ему не хотелось слушать о мужчинах, которых она соблазняла кружевным бельем. Не хотелось представлять себе ее рядом с каким-то мужчиной. И его не обрадовало даже то, что она снова проявляет свою колючесть. – Кстати, – сказал он, – я намеревался устроить вас на диване в своем кабинете, но, теперь, думаю, что это не годится. Вы будете жить в моей спальне, а я – в кабинете. Не возражаете?
      – Как я могу возражать! Это ваша спальня, ваш кабинет.
      – Спальня расположена на втором этаже.
      – А как же я… Как я буду…
      – Мне придется носить вас на руках, вверх и вниз, – сказал он и отвернулся. Не хотелось, чтобы девушка догадалась, какой жар внезапно разлился по его телу. Да и самому себе признаваться, как приятно будет нести ее на руках, прижимая к себе. Бесполезно было убеждать себя, что он испытывает к ней только жалость.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ