– Какая печать? – не поняла гадалка.
      – Ну, на характеристике по всем правилам должна стоять печать и штамп, – Надежда Федоровна развела руками.
      – Да мне и бумага-то не нужна, – рассмеялась Милославская, – сгодится и характеристика в устной форме. Я веду частное расследование и отчитываться, слава богу, не перед кем не должна. Память меня пока еще не подводила. Так что…
      – Да? Ну хорошо, тогда можно приступать к беседе, – Катрич присела рядом с Яной.
      – Подождите, подожите, – прервала собеседниц Надежда Анатольевна, – Надежда, ты еще чай не пила. Думаю, беседа всегда лучше удается во время чаепития.
      Бедная вновь наклонилась к самовару и стала наливать чай коллеге.
      – Давайте и вам кипяточку подолью, – обратилась она к Милославской, – а то у вас остыло совсем.
      – Не откажусь, – гадалка пожала плечами, – ваш напиток поистине великолепен. Да, я, кстати, еще и не представилась.
      Учителя переглянулись.
      – Яна Борисовна Милославкая, экстрасенс, – продолжала гадалка.
      – Да-а… – недоверчиво покачала головой Катрич. – Интересная у вас профессия, очень современная… Подождите минутку, я скоро вернусь.
      Сказав это, Надежда Федоровна скрылась за дверью учительской, оставив гостью наедине с преподавателем физкультуры. Буквально через минуту затренькал телефон, что свидетельствовало о наличии параллельного аппарата, по которому кто-то сейчас упорно названивал. Милославская улыбнулась, так как она сразу же угадала намерение Катрич подтвердить личность гадалки или, по крайней мере, выяснить у Натальи Евгеньевны Вершининой, не нанимала ли та для расследования преступления гадалку.
      Вскоре Надежда Федоровна вернулась с выражением облегченья на лице, и Яне сразу стало понятно, что в своих подозрениях она оказалась права.
      – Ну что ж, приступим, – доброжелательно произнесла она, беря в руку чашечку с чаем.
      Далее Яна получила весьма обстоятельную характеристику девушек. Ей даже не пришлось задавать вопросов, поскольку информация о бывших ученицах Катрич и без того была исчерпывающей. Как и было положено, Надежда Федоровна начала рассказ со сроков обучения подруг в данной школе, с того, на какие оценки они успевали и с прочих мелочей, не имеющих для гадалки абсолютно никакого значения. Тем не менее, не желая показаться невежливой, Милославская слушала рассказ, к тому же в практике Яны бывали случаи, когда самая, на первый взгляд, незначительная деталь оказывалась важной зацепкой.
      Надежда Федоровна самозабвенно рассказывала о достоинствах ее бывших учениц. В характере Валерии она особо выделила такое качество, как коммуникабельность. Девушка на удивление легко вступала в общение, располагала людей к себе. Когда в классе появлялись новенькие, именно Вершининой удавалось самой первой сдружиться с ними. Планируя школьные или классные внеурочные мероприятия, при выборе кандидатуры ведущей, останавливались на Валерии, поскольку речь ее была развитой, и она легко находила, что сказать в любой непредвиденной ситуации, легко и удачно импровизировала, если вдруг забывала слова, предписанные по сценарию.
      Катрич также указала на высокую степень ответственности Валерии и Ирины. Она, как классный руководитель, всегда могла положиться на них, поскольку к поручениям подруги относились очень серьезно. Будь то дежурство по классу или или оформление очередной стенгазеты – ко всему девушки относились с ответственностью и никогда не подводили ни учителей, ни одноклассников.
      Не менее подробно Надежда Федоровна остановилась на доказательстве того, что ее выпускницы были очень порядочными. Учитель привела чуть ли не десяток примеров, после которых любой мог стать на все сто уверенным в сказанном, поскольку примеры эти были на самом деле убедительными.
      В этот момент в учительскую вошла преподавательница русского языка и литературы, которая став невольной свидетельницей разговора, скоро присоединилась к нему и стала с упоением говорить, какими начитанными и умными были Валерия и Ирина.
      Яна слушала все это и вспоминала фразу из известного кинофильма, ставшую крылатой: «Спортсменка, комсомолка и просто красавица!» Тем не менее, постепенно классный руководитель перешла к характеристике взаимоотношений пострадавших со сверстниками. Как оказалось, с представительницами женского пола у подруг были хорошие дружеские отношения. А вот к одноклассникам-парням они относились весьма пренебрежительно, предпочитая им более старших. И непросто старших, а тех, кто уже имел достаточный авторитет, вес в обществе, был обеспеченным, можно даже сказать, входил в категорию пресловутых новых русских.
      Особенно тянуло к таким мужчинам Валерию. Она считала, что только они являются возможными кандидатами на роль ее женихов или даже просто любовников, друзей. Только в людях такого типа она видела качества, которыми, по ее мнению должен обладать настоящий мужчина. На школьных вечерах она скучала, ожидая, когда явится кто-нибудь, способный заинтересовать ее. Первое, что привлекало Валерию в мужчинах, было наличие автомобиля, причем новенького, а не прошедшего огни и воды.
      Сказанное как-то насторожило Милославскую. Здесь в ее сознании стали рождаться какие-то идеи и предположения. Вершинина была найдена довольно далеко от города. Пешком добраться туда являлось делом весьма проблематичным, да и бессмысленным. Поэтому, вероятно, Валерия и Ирина имели общение с какими-нибудь крутыми парнями, которые катали их на завораживающем дух авто. Потом по неизвестной пока причине и неизвестными пока лицами произошло убийство. Многое между тем еще предстояло выяснить и доказать.
      Милославская настолько глубоко ушла в свои размышления, что последних фраз и не услышала.
      – Яна Борисовна! Яна Борисовна! – долетело до нее будто бы откуда-то издалека.
      – А? Да… Я слушаю… – ответила она рассеянно учителям, которые в два голоса обращались к ней.
      – Что же вы чай совсем не пьете? – спросила Надежда Анатольевна. – Не понравился?
      – Нет-нет, что вы?! Напротив, я от него в восторге! – стала оправдываться гадалка. – Просто заслушалась, задумалась…
      Сказав это, Яна почти залпом допила остывший чай и поспешила попрощаться, дабы поскорее приступить к дальнейшим пунктам расследования. Поблагодарив учителя физкультуры за оригинальный чай, а классного руководителя за исчерпывающую характеристику, она медленно побрела по просторным коридорам школы, погруженная в глубокие раздумья. Несколько позади школы находился тот самый сквер, в котором, по-видимому только что и проходила уборка. Все уже разбрелись по домам, сквер опустел, и только тлели кое-где угольки в кучках сожженного мусора и листвы. Непроизвольно Милославская направилась в сторону сквера и, очутившись в нем, присела на одну из недавно выкрашенных лавочек.
      Она наслаждалась терпким запахом костерков и думала о том, как прекрасна все-таки жизнь, и как рано она закончилась для юной Ирины Черненко. Где-то недалеко звучала веселая зажигательная музыка. Посмотрев направо, Милославская увидела ярко расписанную вывеску кафе, на которой жирными расплывчатыми буквами было написано «Юбилей». Яна вспомнила, что кроме утреннего кофе и недавнего чая, она ничего еще не ела, хотя время приближалось к обеду. Потянувшись, она поднялась со скамейки и быстрым шагом направилась в сторону кафе.
      В меню, предоставленном гадалке официантом, оказались и весьма экзотические блюда. Рисковать Яна не любила, поэтому решила заказать то, что уже некогда пробовала.
      – Спаржу с филе форели, – холодно произнесла она, не глядя на официанта, старательно высматривающего клиентов, способных дать хорошие чаевые.
      – Пить что будете? – с деланной любезностью спросил тот.
      – Пожалуй… стакан белого вина. Только хорошего.
      – Минутку, – отчеканил официант и удалился.
      Через десять минут перед Милославской стояла тарелка, устланная листьями салата, на которых красиво лежали редис, спаржа и кусочки форели, обжаренные, судя по отменному запаху, в топленом масле. Все это было полито совершенно невероятным соусом из майонеза и горчицы, смешанных с мелко нашинкованным луком, яйцом, огурцами и кресс-салатом. Слегка охлажденное вино оказалось на самом деле вкусным и, сделав пару лотков, Яна приступила к обеду.
      Приятное чувство сытости заставило расслабиться и даже вызвало чувство дремы. Поразмышляв немного, Милославкая приняла решение отправиться домой, передохнуть и во второй половине дня вновь приступить к работе.

* * *

      – Ав! Уав! – Яна, открывая калитку, услышала раздраженный лай Джеммы.
      На нее лаять собака просто не могла, и это гадалку насторожило. Войдя в дом, она увидела, как овчарка, встав передними лапами на край тумбочки, на которой на данный момент находился телефон, настойчиво пыталась заглушить своим лаем его повторяющиеся звонки. По-видимому, кто-то уже давно пытался дозвониться до гадалки, и Джемме это порядочно надоело, поэтому она и решила принять посильные меры, оказавшиеся, увы, тщетными.
      – Джемма-а! – умиленная увиденным, ласково произнесла Яна и сняла трубку. – Да. Слушаю, – спокойно проговорила она.
      – Черт бы тебя побрал, Яна Борисовна! Проще дозвониться до вождя африканского племени тумба-юмба, чем до тебя! Где тебя носит? – раздался в голосе нарочито сердитый голос давнего друга Милославской, Семена Семеновича Руденко.
      Руденко работал в милиции. Был он уже мужчиной зрелого возраста, однако только недавно стал капитаном, до этого долгие годы нося звание старшего лейтенанта. Дело не в том, что Семен Семеныч относился к работе спустя рукава. Нет, напротив, он был весьма и весьма добросовестным. Просто есть такая категория людей, которые в силу своего характера, и, возможно, недостаточной смышленности, а, может быть, и просто по невезению, до самой пенсии сидят-посиживают на оной и той же ступени служебной лестницы. Получив новое, более высокое звание, Руденко стал очень им гордиться, внушая себе, что только благодаря собственному старанию он стал теперь капитаном. В этом была значительная доля правды. Однако, в глубине души Семен Семеныч понимал – если бы не Яна Борисовна, ходить бы ему до неизвестной поры в старлеях.
      Милославская, на самом деле, сыграла немаловажную роль в карьерном росте приятеля. Она не стремилась к этому, все вышло само собой. Расследуя дела, вверенные ей клиентами, Яна часто прибегала к помощи Руденко, поскольку услуги, оказание которых было по силам только сотрудникам органов, гадалке требовались довольно часто. Это могли быть банальные отпечатки пальцев, фоторобот, какая-нибудь экспертиза, – в общем все, чем старший лейтенант милиции имел право пользоваться в своей работе. Так женщина самой необыкновенной профессии, экстрасенс, гадалка и обыкновенный российский мент начинали тесное сотрудничество, оказывающееся выгодным не только Милославской, но и Семену Семенычу.
      При всем этом, в общении с Яной он никогда не преследовал корыстных целей. Напротив, почти всегда относился к ее призывам до самого последнего, решающего момента очень скептически, не веря, что гадание, на самом деле, может помочь расследованию. Руденко много раз убеждался в действенности и результативности Яниных методов ведения дел, но тем не менее, каждый раз брался за дело без удовольствия, бурча себе поднос нелицеприятные слова в адрес карт, используемых гадалкой.
      Несмотря ни на что, между приятелями царили теплые дружеские отношения. Яна была одинока, а Руденко – женат, но это не мешало их общению, поскольку никакой любви, кроме дружеской, между этими мужчиной и женщиной не существовало.
      – Семен Семеныч? Ты? – весело спросила Милославская, хотя сразу узнала голос приятеля.
      – Я! Кому ж еще быть?! – сменив сердитость на дружелюбие ответил тот.
      – В чем дело? Что-то случилось? – спросила Яна, обеспокоенная настойчивостью приятеля.
      – У меня-то ничего. Я думал у тебя что-то случилось! Звоню-звоню, ты трубку снимешь и бросаешь, и все дела. Что еще за безобразие? Что происходит?
      – Сема, да ты что? Я только зашла! – засмеявшись, протянула гадалка и, догадавшись, в чем дело, посмотрела на Джемму.
      Вероятно, она, взбешенная повторяющимися звонками, решила утихомирить надоевший телефон и стала зубами или еще каким-нибудь доступным собаке способом снимать трубку аппарата. Не отходя от трубки, Милославская приласкала любимицу и продолжала беседу с приятелем:
      – Как жизнь?
      – Да вот хотел заскочить к тебе, пока часок-другой освободился, посидеть, все-таки давно не виделись.
      – Да? Хорошо. Я не против! – обрадовалась Яна. – Заодно поделюсь соображениями.
      – О чем? – заинтересовался Семен Семеныч.
      – Да так… – многозначительно протянула гадалка. – У меня новое дело.
      – Интере-есно! – ухмыльнулся Руденко. – Ну ладно! Скоро буду, тогда и поговорим. Портвейну захвачу? – несмело обратился к подруге Семен Семеныч.
      – Ты же знаешь, я к твоему «Три Семерки» абсолютно холодна! – парировала гадалка. – Да и у тебя весь день еще впереди, работа. Ты же на машине?
      – Работа… – разочарованно вздохнул Руденко, – черт бы ее побрал! Ну все, еду!
      Семен Семеныч имел необыкновенное пристрастие к портвейну «Три Семерки» и употреблял его не только по праздникам, но и когда душа того требовала. Коллеги по работе знали о такой редкостной верности человека одному и тому же напитку и даже наградили Семена Семеныча одноименной кличкой – Три Семерки. Поначалу будучи не очень довольным прилипшим прозвищем, Руденко постепенно привык к нему и даже невольно стал откликаться, когда кто-то позволял себе такого рода панибратское отношение к сослуживцу. Яна тоже иногда использовала эту кличку, и Руденко, к счастью, нисколько не обижался.
      Милославская знала, сколько примерно времени занимает дорога от места работы Семена Семеныча до ее дома. В эти свободные двадцать-тридцать минут она решила переодеться, немного подправить макияж и сварить кофе, чтобы встретить приятеля свежим горячим напитком, который ему очень нравился. Да и редкий гость оставался равнодушным к Яниному кофе, поскольку готовила она его просто отменно. Некоторые предполагали, что весь секрет заключается в серебряной джезве, которую Милославская не меняла и не собиралась менять на современные кофеварки, заполонившие прилавки магазинов. Ответ на этот вопрос гадалка и сама не знала, но, наверное, здесь играла роль и та частица души, которую женщина каждый раз вкладывала, готовя ароматный напиток.
      Сменив джинсы и пуловер на домашний халат, в котором гадалка не считала зазорным появиться перед Руденко, она подошла к зеркалу и жесткой массажной щеткой стала расчесывать густые, блестящие черные волосы. Ими Яна была одарена от природы, поэтому она и знать не знала, что такое краска для волос. Клиенты, приходящие к Милославской, часто обращали внимание на ее волосы, видя в их угольной черноте признак чего-то необыкновенного, сверхестественного, магического.
      Припудрив лицо и слегка подкрасив губы нежной персиковой помадой, гадалка отправилась на кухню и принялась за варку кофе. Не прошло и получаса с момента, когда позвонил Семен Семеныч, как он самолично пожаловал. Яна услышала звук изрядно тарахтящего мотора, выглянула в окно и увидела знакомые «поношенные» руденковские «Жигули». «Шестерка» капитана милиции, на самом деле, прошла огонь и воду, и медные трубы. Она доставляла своему владельцу великое множество хлопот, однако существования без нее Три Семерки все-таки не представлял, поскольку по долгу службы да и по семейной надобности ему постоянно требовалось доступное, находящееся под рукой средство передвижения.
      – Хозяюшка-а, встречай, – выйдя из машины, Руденко заголосил, нарочито окая так, как это делают невольно жители Горьковской области.
      Джемма пару раз недовольно тяфкнула и спокойно растянулась на коврике в углу кухни, так как чуяла хорошо знакомого гостя.
      – Пара-ра-парам! – Семен Семеныч, разуваясь, напевал какую-то незатейливую мелодию. – Пара-ру-ра-ам…
      – Что, Сема, жизнь весела стала что ли? – Милославская вышла в коридор и, посмеиваясь, глянула на друга.
      – Не жалуемся, не жалуемся, – самодовольно проговорил тот, поглаживая рукой погоны.
      – Ой-ой-ой! – иронично произнесла Яна. – Начальник никак похвалил?
      – Похвалил, похвалил. Должна же быть когда-нибудь и у кота масленица!
      – А по поводу жестокого убийства и последующего погребения молодой девушки ничего не сказал? – с ходу озадачила Руденко Яна.
      – Это ты про что? – выпучив глаза, испуганно произнес Семен Семеныч.
      Милославская начала было рассказывать историю, поведанную ей недавно Натальей Евгеньевной, но Три Семерки довольно скоро перебил ее.
      – А-а-а! Так бы и сказала! А я-то думаю!
      – А я как сказала? Разве не так? – удивилась Яна.
      – Ну не понял я сразу, не-по-нял! – по слогам продекламировал Руденко.
      – Слушай, а тебе это откуда известно? В прессе вроде не было ничего и на телевидении тоже…
      – Я этим сейчас занимаюсь.
      – То есть как?
      – Так. Расследую это дело. Мать оставшейся в живых потерпевшей пожелала воспользоваться моими услугами.
      – Вот те на! – громко захохотав, воскликнул Семен Семеныч. – Ничего себе совпадение!
      – В чем дело? – ничего не понимающая Яна беспомощно развела руками.
      – Я тоже расследую это дело, – четко проговаривая каждое слово, заявил Три Семерки, – не теми способами, которые используешь ты, конечно, но, тем не менее, мне поручено принимать в этом деле самое деятельное участие.
      – А что ж ты тогда сразу ничего не мог понять? – удивилась Милославская.
      – Да знаешь, я это все, честно говоря, как-то не очень держу в голове, – пренебрежительно поморщившись, произнес Руденко. – вообще, у нас и так куча серьезных дел, а тут приходится заниматься всякими там изнасилованиями.
      – Изнасилованиями? – от удивления Милославская раскрыла рот.
      – Ну да. Это такие банальные истории, что невольно забываешь подробности каждой из них. Ужасно, конечно, но такое сейчас происходит везде и всюду.
      – Подожди, подожди, – гадалка жестом руки остановила приятеля, давай по порядку.
      – Зачем? Ведь ты занимаешься этим делом и, наверное, и так все знаешь?
      – Д-да… Но… Но об изнасиловании я, честно говоря, услышала только от тебя. Мать потерпевшей не сказала об этом, а с самой Валерией я пока не виделась.
      – Вот это да? Что ж она не рассказала?
      – Не знаю. Возможно, не захотела вдаваться в подробности, потому что это вновь причиняет ей уже испытанную боль, – предположила Яна, – а может быть, она просто считает, что знать об этом – дело милиции, а экстрасенсу важны другие детали…
      – Не знаю, не знаю, – Три Семерки с сомнением покачал головой.
      Помолчав немного, Руденко поведал подруге ужасающую историю о том, что несчастным девушкам пришлось вынести. Над ними измывались, зверски издевались, и неудивительно, что пережитый Валерией шок привел к потери памяти. Наверное, это было защитой организма, который знал, что душа, сердце человека, в отличие от его тела не в силах вынести все это. Милославская, скрепя сердце, выслушала рассказ до конца.
      – Чего же от тебя хочет Наталья Евгеньевна? – спросил Семен Семеныч, закончив.
      – Помочь ее дочери вспомнить все. Ведь это значительно облегчит работу следствия?
      – Да.
      – И вообще, родители потерпевших не могут смириться с тем, что преступник до сих пор разгуливает где-то безнаказанно.
      – Милиции они что же, не доверяют? – с чувством уязвленного самолюбия тихо произнес Руденко.
      – Дело не в этом, – вздохнув, ответила Милославская, – одна голова, как говорится, хорошо, а две… сам знаешь… Да и с каждым днем надежды у них становится все меньше и меньше, а в моих методах они видят шансы на успех.
      – Ну что ж, это их дело, – заключил Руденко.
      – Ты что это приуныл? – глядя другу в глаза, спросила гадалка.
      – Не приуныл я! – раздраженно ответил Три Семерки.
      – Сем, а Сем, давай сотрудничать, а? – вкрадчиво протянула Яна. – Знаю наперед, мне твоя помощь понадобится…
      – Понадобится, так помогу, – отрезал Три Семерки, все, хватит об этом, давай лучше о чем-нибудь более приятном.
      – О приятном, так о приятном, – согласилась Милославская и пригласила друга пить кофе, который уже практически остыл.
      С полчаса они говорили о том-о сем, об общих знакомых, минувших удачных делах и прочем. Яна не забыла поинтересоваться здоровьем жены Руденко, Маргариты Ивановны, и успехами его сына. О домочадцах Семен Семеныч говорил с удовольствием, он искренне любил их и был хорошим семьянином, хотя редкие вечера ему доводилось проводить в стенах своей квартиры. С женой Руденко повезло, поэтому ему не приходилось выслушивать упреки за это. Маргарита Ивановна для него была просто подарком судьбы. Профессия требовала от него огромных усилий, рабочий день был ненормированным, часто случались какие-нибудь неприятности, после которых Три Семерки долго ходил злой и раздраженный. Однако дома его всегда ждал теплый прием, ласковые слова, понимание и ужин, приготовленный с душой. В общем, жена Руденко была не только истинной хранительницей семейного очага, но и своеобразным антистрессовым средством.
      Чему уж поистине завидовали сослуживцы и друзья Руденко, так это тому, что даже если он приходил домой, предварительно уговорив на работе бутылку любимого портвейна, Маргарита Ивановна хмурилась, бурчала, но через несколько минут от ее рассерженности не оставалось и следа.
      Маргарита Ивановна с годами не утратила своей былой красоты, и даже появившиеся с годами морщинки не лишали ее облик неповторимого обаяния и привлекательности. Глядя на таких, как она, всегда думается, что некоторые люди с течением лет только хорошеют. Возможно, причина этого кроется в неутомимом оптимизме, жизнерадостности и редком человеческом радушии, которые, такие, как Маргарита Ивановна, не теряют даже в самые критические моменты жизни.
      Поговорив о близких, Семен Семеныч вновь пришел в прежнее, веселое расположение духа и вновь стал смотреть на мир глазами оптимиста. Милославская решила воспользоваться этим, поэтому предложила:
      – Ну что, теперь за работу?
      – За какую работу? – удивился Три Семерки.
      – Едем к Вершининой? Ведь я еще с ней не познакомилась.
      – Не-ет. Уволь, – Руденко отрицательно покачал головой, – на данный момент у меня другие планы. Было свободных два часа, я тебя навестить решил, а далее все пойдет по заранее предначертанной схеме. Завтра… или даже послезавтра с утра я к твоим услугам, а сейчас – извини, занят.
      – Нет, Сема, ждать я не могу, не имею права. Возьмусь за работу прямо сейчас. Приехала домой передохнуть, а тут ты позвонил. Поговорила вот с близким человеком и будто заново родилась. Чувствую вновь порыв к деятельности. Ну а ты… подвезешь хотя бы?
      – О чем речь?! – Три Семерки загремел ключами, лежавшими на столе, и встал, чтобы направиться к выходу.
      – Семен Семеныч, я скоро. Минут пятнадцать подождешь? Мне одеться надо.
      – Давай по-шустрому, – буркнул Руденко и вышел из дома.

* * *

      «Шестерка» Руденко спешила по одной из нешироких улиц, то и дело ловко обгоняя другие автомобили. Машина, конечно, была старой, зато Семен Семеныч показывал себя первоклассным водителем. К тому же, всю жизнь проработав в милиции, он отлично знал город, поэтому, не задумываясь, летел вперед от самой Агафоновки до центрального Октябрьского района, где по правилам полагалось снизить скорость.
      Яна Борисовна здесь тоже стала смотреть в окно внимательнее, раздумывая, где ей лучше выйти, чтобы побыстрее добраться до указанного на смятом листочке адреса. Наталья Евгеньевна, уже выйдя за калитку, продиктовала его Яне, точно также, как номер своего рабочего и домашнего телефона. Улица, на которой проживали Вершинины, не была центральной, поэтому Милославская недостаточно хорошо себе представляла, где именно на ней находится дом под номером двадцать пять дробь один.
      – Семен Семеныч, – вдруг обратилась она к Руденко, – останови.
      Справа от дороги на одном из пятиэтажных домов виднелась вывеска – магазин «Смарагд». Объясняя местонахождение дома, Наталья Евгеньевна сказала, что ориентироваться надо именно на этот магазин.
      – Прибыли? – спросил Руденко.
      – При-ибыли, – протянула Яна, – ну, что, до встречи? Увидимся?
      – Увидимся или созвонимся, – ответил Три Семерки, улыбаясь.
      Милославская хлопнула дверью и отправилась в сторону «Смарагда». Она быстро, пока на светофоре горел зеленый, пересекла дорогу и вскоре очутилась перед магазином. Из любопытства разглядев сверкающие витрины, Яна стала медленно брести вдоль дома, пока не дошла до угла. Посмотрев вверх, она обнаружила на доме табличку с названием улицы, которая ей и была нужна.
      Экстрасенс вновь зашагала вдоль здания, пока вновь не дошла до его угла. Дом здесь не заканчивался, а заворачивал. Гадалка предположила, что он построен в форме буквы «Г». Но вскоре выяснила, что ошибалась. Дом вновь заворачивал. Однако нигде не было видно арки, проникнув в которую, человек мог оказаться во дворе постройки.
      Пройдя немного вперед, Милославская обнаружила железные ворота, выкрашенные светло-голубой краской. На них крупными черными буквами было написано: «Посторонним въезд и вход воспрещен». Ворота оказались распахнутыми, но за ними находилась небольшая, застекленная сверху будка, в которой сидел старик, зорко следящий за тем, что творилось на улице. Однако, отчаиваться было не в правилах Яны. Подняв голову, она увидела, что прямо навстречу ей спешит прохожий.
      – Извините, – остановила его гадалка, – как мне найти дом под номером двадцать пять дробь один по улице Токмаковской?
      – А это он и есть, – ответил прохожий, кашлянув.
      – Да, но я видела табличку с названием этой улицы совершенно с другой стороны.
      – Ну и что? Весь дом относится к этой улице! – прохожий удивленно пожал плечами и пошел дальше.
      Яна хлопала глазами, обескураженная таким положением дел. Без подсказки знающего человека здесь вряд ли смог сориентироваться даже самый смышленный. Эта запутанность с адресом почему-то показалась гадалке символичной. «Наверное, – пронеслось у нее в голове, – и дело окажется таким же запутанным».
      Теперь Яна понимала – нужный ей дом, наконец-то, найден. Однако, предупреждающая надпись на воротах не внушала никакого желания входить во двор. На сегодняшний день в городе построили множество элитных домов, в которых имелись шикарные холлы, охраняемые, как и весь дом, несколькими вооруженными мужчинами. Гадалка предположила, что и эту старую пятиэтажку решили модернизировать подобным образом и отказалась от попытки пройти в ворота. Обойти же дом не представлялось возможным, поскольку с обеих сторон к нему были пристроены другие. В одном месте оставался узенький прогал, протискиваться по которому было бы просто неприлично. «Вот накуралесили!» – сердито вспомнила гадалка перестаравшихся строителей.
      Вдруг на углу противоположного дома Милославская заметила таксофон, и у нее возникла неплохая, в общем-то, спасительная мысль. Позвонив Вершининым, она получала шанс выяснить, как же в конце концов до них добраться. Поднимая трубку телефонного аппарата, Яна бормотала:
      – Если начало дела такое, то каким же будет его продолжение?!
      После пары длинных гудков, на том конце провода послышался незнакомый гадалке девический голос. Милославская предположила, что это и есть Валерия, но она не знала, с чего начать разговор с ней и как вообще представиться.
      – Наталью Евгеньвну можно? – спросила она наконец.
      – Ее нет, – ответила девушка меланхолично.
      – А с кем я говорю? Это Валерия? – осторожно произнесла Милославская.
      – Да. Кто это?
      – Яна Борисовна Милославская. Сегодня ваша мама была у меня. Она вам обо мне говорила?
      – Вы гадалка?
      – Да.
      – Да. Мама мне сказала о вас.
      – Валерия, я бы хотела с вами поговорить, но не могу найти вход в дом.
      – Где вы находитесь?
      – Напротив каких-то голубых ворот.
      – Вы в правильном месте. Зайдите в ворота. Дверь нашего подъезда, в отличии от других, без кодового замка.
      – А как же вахтер? – поинтересовлась Милославская.
      – Это формальность, – ответила Валерия и положила трубку.
      Оглядевшись, Яна быстро перешла дорогу и направилась прямо к воротам. Сказанное Валерией позволило ей держаться уверенно, поэтому вахтер-старик лишь любопытно оглядел ее, не предъявляя никаких претензий.
      Миновав определенное количество ступенек грязного зловонного подъезда, Милославская оказалась перед дверью с нужным номером. Она протянула руку к кнопке звонка и осторожно нажала ее пару раз. Раздался переливчатый звук, напоминающий соловьиную трель. Вслед за этим дверь почти сразу же отворилась. Вероятно, Валерия сидела в ожидании гостьи.
      Перед экстрасенсом стояла высокая стройная девушка с очень бледным лицом. Казалось, она перенесла какую-нибудь тяжелую болезнь, оставившую после себя заметный след. Валерия стояла молча и поправляла пряди волос, упавшие на лицо. Она была крашеной блондинкой, обесцвеченной до такой степени, что волосы ее стали похожими на стекло.
      В глазах Вершининой стояла какая-то неизъяснимая грусть, всеобъемлющая тоска, отчаяние, разочарование. Человеку неосведомленному, наверное, показалось бы странным такое выражение лица у юной, довольно привлекательной леди. Милославской же многое было ясно.
      – Добрый день, я Яна Борисовна Милославская, – стараясь выглядеть как можно более добродушной, произнесла гадалка.