– Джемма! – позвала Милославская.
      Голос ее при этом заметно огрубел.
      – Джемма, ко мне!
      Федотовы удивленно посмотрели на свою подругу. Собака вплотную подошла к хозяйке и вопросительно глянула на нее.
      – След! Джемма, след! – скомандовала Яна.
      Марина испуганно захлопала глазами. Овчарка принялась обнюхивать комнату, засовывая свой нос во все щели. Она тщательно обнюхала покойницу, потом приблизилась к Федотовым, отвернулась, встала в нерешительности.
      – Надо и с Витькой ее познакомить, – сказал Саша, суя Джемме под нос оставленную Ермаковым засаленную панаму.
      Собака немного поводила по ней носом и как-то презрительно-смешно отвернулась, стала исследовать комнату. Сначала она делала это, казалось, совершенно равнодушно. Потом вдруг резко остановилась, зарычала, круто развернулась и, почти тыкаясь мордой в пол, направилась к выходу.
      Яна схватила любимицу за поводок и быстрым шагом двинулась за ней.
      – Будь тут, – на ходу приказал жене Саша, почти бегом бросившись вслед за Милославской.
      Марина испуганно затрясла головой, не желая соглашаться со словами мужа и косясь на покойницу, но когда тот прикрикнул на нее, промычала:
      – Му-гу.
      Оказавшись за калиткой, Яне и Федотову пришлось бежать, чтобы успевать за собакой: она более чем уверенно двигалась вперед – сначала по траве, а миновав метров триста, вышла на тропку. Тропка вела в сторону, противоположную деревне.
      – Куда… куда ведет эта дорога? – запыхавшись, спросила Милославская Сашу.
      – К-кажется, к реке, – утирая со лба пот, ответил тот.
      Джемма двигалась все увереннее и все быстрее. Приятели еле поспевали за ней. Яна боялась резко притормозить собаку, опасаясь, что та вдруг может потерять след.
      Овчарка вдруг снова свернула с дорожки и направилась в сторону, раздвигая мордой высокую траву. Пружинящие ветки, в том числе и крапива, больно хлестали Милославскую по рукам, но ей было не того, чтобы прислушиваться к собственным ощущениям.
      – Давай, милая, давай, – приговаривала она, глядя на собаку.
      Яна встала на цыпочки и глянула немного впереди Джеммы.
      – Трава примята, – бросила она Саше.
      – Значит, верно идем, – взволнованно заключил тот.
      Минуты через две ходьбы потянуло влагой.
      – Пруд? – спросила Милославская, оборачиваясь на Федотова.
      – Здесь только речка, – ответил он и стал осматриваться по сторонам, приостановившись. – Точно! Вон она, вода! – крикнул он и стал догонять Яну.
      Высокая трава постепенно перешла в какую-то стелющуюся, а степь сменил нечастый ивняк, сквозь ветви которого поблескивала река. Джемма резко рванула вперед, и Милославская невольно выпустила поводок.
      – Фас! – закричала она вслед собаке.
      Овчарка скрылась за высоким глинисто-песчаным валом, и Саша с Яной из последних сил побежали еще быстрее, чтобы совсем не потерять ее из виду.
      – Стой! Стой! – закашлявшись, крикнул подруге Федотов.
      Милославская остановилась, оглянулась на него.
      – Дай я… первый…, мало ли что, – задыхаясь, сказал тот.
      Яна ничего не сказала, только махнула рукой в ответ. Преодолев вал, она увидела свою собаку… безнадежно рыскающую по берегу.
      – О-о-о! – отчаянно взвыла гадалка и бессильно упала на траву.
      – А! А! А-а! – испуганно закричал Федотов, думая, наверное, что Милославскую подкосила пуля.
      Смешно трясясь всем телом, он прыжками поднимался на вал.
      – Что? Что? – закричал он, грозно глядя по сторонам.
      – След ушел в воду… – трагически-торжественно произнесла Яна.
      – Слава богу! – воскликнул Саша, увидев, что с Милославской все в порядке. – То есть… Как же это? Как?! – закричал он, поняв наконец, что погоня оказалась бесплодной.
      Федотов, шатаясь, стал спускаться к реке. Яна поднялась и поплелась за ним. Джемма нюхала у воды, вертясь туда-сюда пределах участка примерно двухметровой ширины.
      – Фу, – апатично скомандовала ей Милославская.
      Собака вопросительно посмотрела на хозяйку. Яна потянула ее за поводок.
      – Смотри, колышек! – воскликнул Саша, указывая на высокую палку, воткнутую в глинистый берег. – Кажется, тут лодку привязывали!
      – Похоже, – согласилась Яна осматривая палку. – но кажется, этот кол тут давно, и им многие уже пользовались. А что там за речкой?
      – Там? Недалеко до трассы… Дачи правее. В нескольких километрах Михайловка…
      – Это нам ничего конкретного не обещает, – разочарованно протянула Яна.
      Приятели немного помолчали.
      – Слушай, – обратился к подруге Федотов, – а ты и впрямь думаешь, что это… убийство?
      – Теперь даже больше, чем сначала, – уверенно ответила Милославская. – Идем? – сказала она, кивнув в обратную сторону.
      Саша кивнул, согласившись.

      – Тихо! – воскликнул Саша, приложив указательный палец к губам. – Кажется, едут.
      Джемма залаяла.
      – Фу! – прикрикнула на нее Яна, и та нехотя замолчала.
      Женщины притихли. Невдалеке слышалось тарахтенье мотороллера.
      – Витька, – заключила Марина.
      Милославская подошла к окну, немного отодвинула занавеску.
      – И милиция, – добавила она к Марининым словам. – Скорая тут уже точно не понадобится…
      Вскоре транспорт «припарковался» в ряд около забора. Послышались тяжелые шаги, скрип половиц крыльца. На пороге появился Ермаков. Бледный, измученный… Тут же позади него выросла высокая крепкая фигура рыжего толстого старлея.
      – Вот… – беспомощно разведя руками, проговорил Витька.
      – Умерла? – басовито спросил старший лейтенант. – А веревка зачем? – кивнул он, подняв голову к потолку.
      – Так я же сказал… повесилась, – прохлюпал Ермаков.
      – Ну да, ну да, – согласился милиционер. – А как в постели оказалась?
      – Это я ее… Чего ж она будет в-висеть?…
      Старлей нахмурился. Потом, будто только что, заметил Федотовых и Милославскую. Решил представиться:
      – Бондаренков, – и протянул руку Саше.
      Тот скупо пожал ее. Бондаренков шагнул вперед, немного отодвинув в сторону онемевшего Витьку. Тут же на пороге появилось еще трое сотрудников, от которых горько повеяло табаком. Они не торопились сюда заходить, курили, стоя на крыльце.
      – Чего тут? – лениво спросил один из них.
      Бондаренков подошел поближе к покойнице, наклонился, оперевшись своими волосатыми руками о туго обтянутые брюками широкие коленки и заключил:
      – Повешение налицо!
      Потом он пальцем указал на след, оставленный веревкой и выпрямился. Коллеги старлея подошли ближе, запереговаривались, закивали, соглашаясь с ним.
      – Ну что? – спросил Бондаренков, невинно обращаясь к присутствующим. – Протокольчик составим и в морг ее?
      – Да, давай, – как-то хором ответили милиционеры. Двое из них при этом направились к выходу.
      Старлей поднял с пола сваленную табуретку, подставил ее к столу, опустился на нее так, что она скрипнула, потом расстегнул молнию на своей папке и стал копошиться в ней, доставая необходимое.
      – Как же так получилось, уважаемые родственники? – с укоризной произнес он, поудобнее укладывая перед собой лист бумаги. – Кто старушку до такого довел? Не дал помереть своей смертью, а?
      Федотовы переглянулись. В лице Саши легко читалось недовольство. Витька, как-то странно втянув голову в плечи, озирался по сторонам.
      – Господа… Товарищи! Подождите! – возмущенно протянула Милославская, всплеснув руками. – А вы что, на самом деле уверены, что Евдокия Федоровна повесилась?
      – Уверены, уверены, – пробормотал Бондаренков, не поднимая на Яну глаз.
      – Как же так?! – продолжала женщина. – Неужели вы не видите?!
      – Да-амочка, – устало протянул Бондаренков, – круто развернувшись на табурете, – вы, может, скажете, что она застрелилась?
      – Нет, представьте себе, я этого не скажу! – пылко ответила Яна.
      – Вот и прекрасно, – спокойно ответил Бондаренков, приступив к записям.
      – Я другое скажу, – настойчиво произнесла Милославская и встала вплотную к старлею, начав излагать ему свои доводы, с которыми она совсем недавно знакомила Федотовых, и историю взятого Джеммой следа.
      Тот сначала пытался оставаться хладнокровным и даже не повернул головы. Потом отложил ручку и взглядом стал следить за указующими жестами Милославской. Затем на мгновенье задумался и снова приступил к своему занятию, а когда Яна взволнованно воскликнула: «Ну неужели это не очевидно?», он с прежним спокойствием сказал:
      – Не говорите ерунды. Давайте проводим покойную в последний путь без осложнений… Нас ждет еще масса дел. Судмедэксперт предоставит вам свою резолюцию, которая, уверен, не будет противоречить моим словам.
      – Ну, хорошо-о, – разгоряченно протянула Милославская, – только вы в протоколе не забудьте отразить все те факты, которые я назвала. Может, начальство ваше заинтересуется…
      – Не заинтересуется! – вдруг осек ее Бондаренков. – Им, думаете, в наше горячее время интересоваться больше нечем? Молодежь гибнет… – старлей махнул рукой и опять взялся за протокол.
      Вскоре бумага была готова. Федотовы, Ермаков и Милославская подписали ее, так как там излагались только голые факты и никаких доводов, потом с них взяли письменное объяснение по поводу того, как они тут оказались и что увидели, что предприняли, и несчастную Евдокию Федоровну погрузили на носилки, уложили в милицейский «уазик» и повезли в так называемый последний путь по багаевским кочкам и ухабам.
      Все время разговора с Бондаренковым Федотовы хранили молчание. Марина – от изумления, Саша – боясь не сдержаться и затеять крупный скандал. Как только сотрудники покинули дом, он накинулся на Витьку:
      – Так, Витек. Бери листок и ручку, садись, пиши заявление.
      – Что? – не понял Ермаков.
      – Пиши заявление! – прикрикнул Федотов. – Мать твою уходил кто-то! Расследование тут требуется! А им побыстрее лишь бы прикрыть все!
      – Нет, нет, – Витька затряс головой, – не верю, не верю я этому! Это она сама, сама… – Ермаков зажмурился. – Пусть все скорей закончится. Не хочу осквернять память матери!
      Саша приблизился к Витьке, крепко стиснул его плечи руками, потом с силой встряхнул его, процедив:
      – Витя, это мать твоя!
      Ермаков не открывал глаз и отрицательно тряс головой.
      – Пусть покоится с миром, пусть покоится, – бормотал он.
      Федотов отнял свои руки и бессильно проговорил:
      – Гиблое дело! Его не убедишь.
      – Вить, ну что ты, а? Ведь собака след взяла, – поддержала мужа Марина.
      – Неизвестно еще чей. Может, из своих кто заходил к ней, – безнадежно ответил тот.
      – Витя! – умоляюще протянула Марина.
      Тот упорно молчал.
      – Брось, – сказал ей Саша, – его не переубедишь, знаешь же, какой у него характер. – Ну что, – устало обратился он к Ермакову, – беги родственников оповещай, готовьтесь к похоронам, поминкам…
      Федотов достал из верхнего кармана рубашки портмоне, вытащил из него несколько крупных купюр и протянул Витьке:
      – На, возьми.
      – Не, не, не надо, – стал отказываться тот.
      – Возьми, я сказал, – настоял Федотов, и Ермаков молча принял деньги, опустив глаза.
      – Помощь нужна? – спросила Марина. – Машина?
      – Не, я в «Ритуал» обращусь, они помогут. В Михайловке недавно открыли.
      – Да, так удобнее, – поддержал его Саша.
      – А с поминками бабы сами сообразят, – добавил Витька. – Вы на даче пока?
      – Да, до конца месяца, – ответила Марина.
      – Хоронить-то приедете? – Ермаков беспомощно посмотрел на Федотовых.
      Они одновременно кивнули.
      – Сообщу тогда, – тихо сказал Витька.
      Он сел на материну кровать и стал бережно поглаживать ее руками.
      – Ладно, идемте, – сказал Федотов Яне и своей жене, – ему одному надо побыть.
      Марина подошла к Витьке, тихонько дотронулась до его плеча, простившись таким образом, и зашагала к выходу. Яна и Саша последовали за ней.

* * *

      – Вот что, Яна Борисовна, – серьезно сказал Федотов, помогая Милославской прикурить, – раз все так складывается, берись-ка ты за это дело. Витька успокоился, но я успокоиться не могу. Евдокия Федоровна мне хоть и дальняя родственница, но практически единственная. Дань памяти обязывает добраться до истины.
      Приятели сидели на террасе вокруг стола и пили кофе.
      – Да, Яночка, пожалуйста, – Марина накрыла ладонями смуглую загорелую кисть руки Милославской и умоляюще посмотрела на подругу. – Нельзя же все так оставить, – тихо добавила она. – А кроме нас и дерзнуть некому… Нельзя ведь позабыть и все…
      – Нельзя, – задумчиво проговорила Яна, а про себя подумала, что не в ее духе заниматься такими делами: пожилая уже женщина, и вряд ли в деле было что-то особо таинственное; милиция тоже могла с делом справиться, если ее заставить. Тем не менее ей сложно было отказать друзьям в такой нелегкий для них момент.
      – Ну так ты согласна? – несмело спросила Федотова, а Саша с надеждой глянул на Милославскую.
      – Согласна, – Яна вздохнула.
      – И не важно, сколько нам это будет стоить, – серьезно предупредил Федотов.
      – Давай не будем сейчас об этом. Позже, – Яна поморщилась.
      – На тебя, на твой дар одна надежда, – прошептала Марина.
      Необъяснимый, неизвестно откуда взявшийся и почему доставшийся именно ей дар Милославской для многих был последней надеждой. Люди шли к ней, просили о помощи.
      Яна невольно вспомнила катастрофу, в которой она потеряла своих близких. Вспомнила, как мучилась, страдала и как однажды обнаружила в себе загадочные, таинственные способности. Они ей и помогли тогда выжить, став единственным смыслом ее жизни. Теперь она должна была заботиться не о своих родных, а о людях, которые обращались к ней.
      Делала это Милославская посредством гадания, гадания на картах, но очень далекого от тех банальных способов, к которым прибегали многие и которым нехитро научиться любому.
      Яна легко и быстро помогала найти пропавшего человека, определить убийцу и разыскать его, в общем, основной ее деятельностью являлось раскрытие преступлений и тайн, взять верх над которыми оказывались не в силах или просто не желали другие органы.
      Карты Милославской были далеки от обыкновенных игральных как по своим свойствам, так и по внешнему облику. По зову сердца она изготовила их сама. Взяла картон, вырезала прямоугольники одинакового размера и нарисовала на них символы, диктуемые ей свыше. Милославская никогда не обладала талантом художника, но здесь словно сами собой появились причудливые символические изображения, напоминающие больше авангард, чем классику. Так же таинственно возникли и названия карт: «Чтение», «Взгляд в будущее» и другие.
      Когда возникала необходимость, Яна клала ладонь на карту и тут… ее посещало видение. Оно далеко не всегда было отчетливым и далеко не всегда смысл его расшифровывался сразу. Приходилось подключать умственные способности, логику, на которые Милославской грех было жаловаться. Джемма являлась верным и надежным помощником гадалки в «земных» способах расследования, к тому же она прекрасно защищала свою хозяйку, а необходимость в этом возникала довольно часто.
      Милославская редко проводила бесплатные сеансы, хотя в некоторых случаях происходило именно так. Гадание на картах отнимало у Яны слишком много сил, выкачивало жизненную энергию. В день больше двух карт из колоды экстрасенс использовать не могла, а потом и вовсе чувствовала себя, как выжатый лимон. По этой причине совмещение какой-то работы с гаданием оказалось невозможным. Расследования остались единственным средством существования женщины.
      – Тебе что-то нужно? – ласково обратилась к Милославской Марина, ожидая, что расследование начнется прямо сейчас и что она в данный момент чем-то способна помочь ему.
      – Да, – улыбнувшись, ответила та.
      Федотова с готовностью слушать захлопала глазами.
      – Мне нужно отдохнуть, как следует выспаться, – задумчиво проговорила Яна, – иначе из всех моих попыток ничего не выйдет. Я сейчас не в том состоянии, чтобы…
      – Да-да, конечно, – залепетала Федотова. – Мы тоже сейчас ляжем, – она вопросительно посмотрела на мужа. – Я приготовлю тебе комнату, – добавила она, снова глядя на Яну, и ушла.
      – Не думал, – хрипло протянул Саша, откинув голову на спинку кресла, – что когда-нибудь придется к тебе обратиться не по-дружески, а вот так, по-деловому. Честно, говоря, я и не очень-то верил во все твои гадания. А теперь, признаюсь, верить хочется.
      – Верь, – позевывая, произнесла Милославская.
      – Яна-а, – донесся сверху Маринин голос, – поднимайся, я постелила.
      Милославская привязала собаку, рыскающую около крыльца, на террасе и неспешно стала подниматься на второй этаж.
      Хозяйка отвела ей небольшую уютную комнатку, где не было ничего, кроме просторной деревянной кровати и невысокой прикроватной тумбы. Стены обтягивала бежевая ткань, окно загораживали белые вертикальные жалюзи. Ничто не отягощало взгляд.
      – Вот, – почему-то виновато произнесла Марина, увидев на пороге Милославскую.
      – Прекрасно, спасибо, – сказала та, потягиваясь.
      – Ну ладно, пойду, – почему-то прошептала Федотова, – а то Саша тоже с ног валится, постелю ему.
      Гадалка кивнула. Как только дверь за ее подругой затворилась, она небрежно стянула с себя одежду, побросала ее на тумбу и забралась в постель, натянув на себя тонкую льняную простыню. Яна, чувствуя блаженство расслабления, закрыла глаза и с наслаждением стала ожидать, когда сон овладеет ею…
      Однако не спалось. Мысли лезли в голову, и не находилось способа от них избавиться. Гадалка много раз пыталась начать думать о чем-то, не связанном со смертью Евдокии Федоровны, но сознание настойчиво возвращало ее к событиям последнего дня, рисуя в ее воображении отвратительные картины преступления.
      Мысленно Милославская сразу, еще в доме покойной, заключила, что взять там нечего, так что вряд ли туда пришли, чтобы грабить. К тому же, судя по реакции Витьки, там ничего и не пропало. Теперь Яна раздумывала о том, какой же все-таки мотив для убийства мог быть у преступника.
      Она почему-то то сразу стала думать о разных материальных версиях. Ведь какой вред мог быть кому-то от беспомощной семидесятилетней старухи? Но материальные версии тоже не очень-то клеились. «Наследство?» – спросила себя гадалка, построив до этого еще кое-какие предположения, и тут же рассмеялась над собой. Вряд ли бедная сельская пенсионерка могла оставить после себя что-то существенное.
      – Хотя… – вслух проговорила гадалка, открыв глаза. – Насколько я понимаю, вся родня Евдокии Федоровны, за исключением Федотовых, сосредоточилась в Багаевке… И богатых среди них нет… Поэтому какой-никакой домишко и самые скромные сбережения на сберкнижке могли бы стать мотивом… Живет и не помирает старуха, а кто-то этого, может быть, очень ждал… Да, да, – согласилась с собой Яна, – надо рассмотреть версию о наследстве.
      Милославская перевернулась на другой бок, снова закрыла глаза. Пролежала так еще около пятнадцати минут. Нет, сон решительно не хотел поймать ее в свои сети. Теперь уже и кровать казалась ей неудобной и подушка слишком большой… Она села, подняла подушку повыше и облокотилась на нее, приняв полулежачее положение. На тумбе, под вещами, лежала ее дамская сумочка. Яна потянулась и взяла ее. Расстегнула молнию, заглянула внутрь. На дне, среди косметики и прочего, спряталась колода карт, с которыми гадалка практически никогда не расставалась.
      Милославская подцепила рукой колоду и положила ее перед собой. Потом развернула карты веером, подумала и выбрала «Взгляд в прошлое», потому что больше всего ее интересовало, какие события предшествовали смерти Ермаковой.
      Символы, изображенные на этой карте, были необычны, как и на всех остальных. Лестница, подобная серпантину, уходила далеко ввысь, откуда сурово взирал человеческий глаз, поглощающий в своих таинственных глубинах эту самую лестницу.
      Яна смешала остальные карты и пристально посмотрела на выбранную. Она вдруг почувствовала, что магические знаки, к которым она давно привыкла, так и влекут, так и зачаровывают. Гадалка поднесла к карте кисть правой руки, задержав ее на некоторое время в воздухе, на расстоянии около десяти сантиметров от «Взгляда в прошлое». От карты исходило необъяснимое магнитное притяжение, и рука сама собой незаметно вплотную приблизилась к картонке.
      Секунду-другую не происходило ничего необычного, и Милославская даже успела испугаться того, что карта не пойдет на контакт – такое бывало. Однако вскоре в кончиках пальцев стало чувствоваться знакомое покалывание, свидетельствующее о том, что «Взгляд в прошлое» все же «ответил согласием».
      Постепенно всю кисть, а несколько позже всю руку и всю гадалку окутало приятное тепло. Яна в ясном сознании успела произнести: «Не зря я ее выбрала», а дальше все закружилось, смешалось. Мощный вихрь завертел сознание Милославской в сумасшедшем танце.
      Танец этот был гадалке приятен, но он довольно скоро закончился. Ее окружила темнота. «Внутренняя» Яна насторожилась. Вдруг неожиданно послышался какой-то металлический звон. «Ключи?» – мысленно спросила женщина. Однако тут же она заключила, что это несколько иной звук. «Кощей над златом чахнет», – пронеслось у нее в голове, и в следующий миг видение представило ей то, чего она совершенно не ожидала…
      Милославская увидела перед собой старинный кувшин, полный золотых монет. Монеты лежали в нем, насыпанные горкой, но почему-то позвякивали. Эта картина еще несколько секунд продержалась в поле зрения гадалки, и все померкло. Яна вернулась к реальности. Она чувствовала себя полностью истощенной и лежала, не открывая глаз. «Ну и ерунда, – первое, что возникло у нее в голове, – чушь, чушь собачья…»
      Женщина почти отчаялась, однако тут же поймала себя на мысли, что видения, дарованные ей картами, вообще весьма редко бывали прозрачными по смыслу и порой оборачивались событиями, которых она никак не ожидала и только после соображала, что именно к этому и обращала ее карта. Остановившись на этом, Милославская все еще раз взвесила и пришла к выводу, что картина из видения может быть знаком того, что старуху действительно убили из-за денежного, материального интереса.
      – Непременно займусь версией о наследстве, – еле слышно прошептала она и практически мгновенно заснула.

      – О!Да она спит-то как! Почти сидя! – смутно услышала Милославская сквозь сон.
      Яна приоткрыла один глаз и увидела в дверях Марину.
      – Доброе утро, – почему-то сразу зашептала Федотова, – вернее, добрый день. Обед готов…
      – А? – переспросила механически гадалка, хотя и так все слышала.
      – Пойдем обедать.
      – А-а… – понимающе протянула Яна. – Да не хочется еще чего-то. Я полежу?
      – Лежи, – Марина пожала плечами и острожно прикрыла дверь, выйдя в коридор.
      Милославская потянулась.
      – Итак, – сказала она самой себе, – что мы имеем?
      Яна стала прокручивать в голове минувшее видение, потом картину, которую она увидела в доме покойной Ермаковой.
      – Нет, лежать некогда, – заключила гадалка и попыталась подняться.
      Сон вернул ей потерянные во время гадания силы, но все же когда Яна встала на ноги, голова у нее закружилась. Она закрыла глаза, снова села на постель. Где-то в коридоре послышался Сашин кашель. Милославская не спеша поднялась и неторопливо стала натягивать на себя одежду. Взлохмаченная, она воровски выглянула в коридор и, пока никто ее в таком виде не заметил, проскользнула в ванную, где скоро привела себя в божеский вид.
      Джемма поприветствовала спускающуюся по лестнице хозяйку радостным лаем.
      – Ну-ну, – успокоила ее гадалка, потрепав по холке.
      – Присоединяйся, – сказал Саша, подув на ложку горячего супа, которую он держал перед собой.
      На поверхности его тарелки симпатично плавали румяные фрикадельки. Яна втянула ноздрями распространившийся от блюда аромат и, закатив глаза, произнесла:
      – Чудо!
      – Садись, садись, – поторопила гадалку Марина, опустив половник в высокую фарфоровую супницу, – аппетит во время еды придет.
      – Кажется, он уже пришел, – ответила Милославская и присела за стол.
      – Мы похозяйничали немного, – виновато произнесла Марина.
      Яна взглянула на нее непонимающе.
      – Покормили Джемму, – пояснила та. – Она на сумку твою спортивную лает и лает. Мы испугались даже, думаем, что там такое. Но будить тебя не стали, решили, уж извини, проверить. А там сверху пачка ее корма. Вот и…
      Собака словно поняла, о чем говорили, и виновато заскулила.
      – Вот я тебе! – пригрозила ей Милославская.
      – Да ладно! – успокоил Яну Федотов. – Она не хотела, чтоб тебя разбудили, просто. Тем более мы ее не чем-то там кормили, а ее собственным кормом.
      Гадалка промолчала и стала, обжигаясь, осторожно хлебать суп.
      – Расскажите мне о семье Ермаковых, – сказала она несколько позже, отодвигая от себя пустую тарелку и придвигая кофе, решив, что нет смысла тянуть и надо взяться за дело.
      – Ну-у… – многозначительно протянул Саша. – У Евдокии Федоровны два сына. С первым ты уже знакома, – Федотов замолчал, наливая в свою чашку сливки.
      «Ага, – заметила про себя гадалка. – Но Витька совершить преступления просто не мог. Ведь смерть матери вызвала у него шок, истерику».
      – Есть еще один сын, Леня, – Саша тяжело вздохнул. – Но тот просто подарок!.. – выразительно добавил он, покачивая головой.
      «За него мне и надо взяться, раз так» – подумала Милославская.
      Федотов хотел сказать еще что-то, но гадалка его перебила.
      – Могу я попасть в дом? Мне надо осмотреть его более тщательно, – пояснила она.
      – Нет вопросов, – Саша пожал плечами, – сейчас отвезу.
      Приятели молчаливо закончили трапезу. Потом Федотов с Милославской, прихватившей и Джемму, пошли к стоянке за машиной, а Марину оставили в доме, так как она неважно себя чувствовала, да и в доме нужно было навести порядок.
      Яна с Сашей в ногу шагали по наезженной дороге, и он рассказывал ей про счастливую молодость Евдокии Федоровны, а Милославская тем временем невольно вспоминала неприглядный облик женщины, вынутой из петли, и с грустью думала о смысле человеческой жизни.
      – Тут подожди, – сказал Федотов, скрываясь за железными воротами стоянки.
      Вскоре он появился перед гадалкой на сверкающем чистотой автомобиле, который по его просьбе тщательно вымыли.
      – После езды по багаевским путям вряд ли он останется таким же свеженьким, – пробормотала Яна.
      Саша притормозил, и Милославская, потянув за собой собаку, уселась на заднее сиденье. Федотов резко тронулся с места, и машина рванула вперед, оставляя позади себя высокие клубы пыли. Приятелям пришлось наглухо закрыть окна и включить в машине кондиционер: был самый типичный жаркий летний полдень.
      Оба они молчали, потому что настроение совсем не располагало к дружеским разговорам. Только когда невдалеке появились очертания домов, Яна спросила:
      – Кажется, приехали?
      – Угу, – промычал Саша.
      Видно было, что чем ближе они подъезжали, тем больше он волновался. Милославская тоже испытывала какие-то неприятные чувства, но она пыталась подавить их в себе, зная, что по долгу службы просто не имеет права потакать им.