– Это не имеет значения,—ответила она безразлично.-Он все равно не проедет в запретную зону.
      – Нам нужно ехать обратно.
      – Поезжайте и не беспокойтесь.
 
       13
      Оставив в стороне жилые массивы, комиссар Йенсен пересек огромные промышленные районы и заброшенные, поросшие бурьяном пустыри, чудом ускользнувшие от внимания спекулянтов земельными участками. Промышленные предприятия, казалось, вымерли, и птицы были единственными живыми существами, которые встретились Йенсенуна пути. Дорога, которую он выбрал, шла мимо Центральной городской станции очистки, и чем ближе к ней, тем больше птиц —в основном белых и черных —ему попадалось. Йенсен был полицейским комиссаром, а не орнитологом и потому затруднялся определить их вид. К тому же в их скоплении здесь он не усмотрел ничего удивительного.
      Несмотря на дождь, кучи мусора продолжали гореть, испуская отвратительное зловоние. Едва станция осталась позади, как количество птиц заметно уменьшилось.
      Радиоприемник был по-прежнему включен, однако ничего нового Йенсен не услышал. Очевидно, госпиталь и машины «Скорой помощи» общались между собой на нескольких частотах.
      Йенсен миновал редкий лесок, больше похожий на свалку. Большинство деревьев погибло, а на уцелевших редкая, покрытая густым слоем пыли листва виднелась лишь на вершинах. Дорога была узкой и неровной. По ней редко ездили, и никто не заботился о ее состоянии. Йенсен сбавил скорость и остановился на опушке.
      Он прекрасно знал это место – двадцать первый полицейский округ, на самой границе с центром города. Если центр действительно закрыт, сейчас ему предстоит преодолеть критический участок пути. Дорога шла вверх, к вершине холма.
      За холмом находился стандартный жилой квартал: шесть домов, автобусная остановка, магазин самообслуживания и несколько киосков. Жилые дома вытянулись по одной стороне широкой улицы. На противоположной стороне высилась железнодорожная насыпь, которая вела к Центральной станции очистки. И хотя это была даже не улица, а скорее тупик, она была связана с дорогой, на которой сейчас стоял Йенсен. Это знали все жители района. Более того, это было известно каждому, кто знал план города.
      Выйдя из машины, Йенсен запер дверцу, сошел с дороги и направился к поросшей кустами вершине холма. Здесь он остановился и внимательно осмотрелся. Заброшенные высотные здания как бы застыли под пеленой мелкого моросящего дождя. На конечной остановке стоял пустой автобус. В магазине было выбито окно. Всюду—в домах и на улице, которую Йенсен окинул зорким взглядом,—ни души. На улице не было видно никаких заграждений. Конечно, закрыть все улицы, ведущие к центру города за пределами этого района, практически невозможно.
      Йенсен уже собирался вернуться к автомобилю, как вдруг ему показалось, будто в магазине кто-то копошится. Он замер. Через некоторое время опять послышались какие-то неясные звуки, и через разбитое окно на улицу вылез человек.
      Вот он выпрямился, и Йенсен увидел, что это ребенок. Маленький ребенок в желтой нейлоновой куртке, голубых брюках и красных резиновых сапогах. Расстояние было слишком большим, и Йенсен не мог с уверенностью сказать, кто это, мальчик или девочка. В руке у него было что-то зажато. Оглянувшись по сторонам, ребенок, петляя, побежал к дому, который ближе других стоял к лесочку.
      Йенсен быстро подошел к зданию, в котором не было окон, и прижался к стене. Осторожно выглянув из-за угла, он увидел идущего по тротуару мальчика. В руке у него был пластмассовый пакет с разноцветными карамельками. Мальчик шел, неуклюже загребая ногами, слишком увлеченный сладостями, чтобы следить за походкой. Два раза он едва не упал.
      На вид малышу было года четыре, от силы пять. Он повернулся и вошел в последний подъезд, всего метрах в пяти от угла дома. Ему пришлось навалиться на дверь всем телом, прежде чем он сумел ее открыть.
      Йенсен пробежал вдоль стены и последовал за мальчиком. На лестнице отчетливо слышались шаги ребенка.
 
       14
      Какое-то время комиссар Йенсен неподвижно стоял перед дверью. В квартире как будто все вымерло, но он знал, что минуту назад в эту дверь вошел мальчик. Он знал также, что за дверью, которая, очевидно, была уже приоткрыта, кто-то ждал ребенка и сразу же втащил его в квартиру, пробормотав что-то укоризненное. Йенсену, который в эту минуту находился на площадке между этажами, голос показался хриплым и встревоженным. Йенсен ступал очень осторожно, и, очевидно, никто его не заметил.
      Он тихонько постучал в дверь. Ответ последовал незамедлительно. По коридору прошлепали мелкие, быстрые шаги. Затем кто-то приподнял крышку над прорезью для почты. Через узкое, сантиметра три шириной, отверстие на Йенсена смотрели два широко раскрытых синих глаза, опушенных густыми ресницами. За дверью на коленях стоял маленький мальчик и в щель рассматривал Йенсена.
      – Это какой-то дядя,—сказал мальчик звонким голосом.
      – Отойди от двери! Сейчас же отойди от двери! Голос принадлежал женщине.
      – Это какой-то дядя,—повторил мальчик.—Он стоит за дверью.
      – Иди сюда. Бога ради, иди сюда,—сказала женщина голосом, полным отчаяния.
      Йенсен снова постучал, на сей раз сильнее. Крышка со стуком упала. Кто-то оттащил мальчика от двери.
      – Откройте! —сказал Йенсен.
      После длительной паузы послышался слабый женский голос.
      – Кто это?
      – Полиция. Откройте.
      Снова тишина. Наконец женщина спросила:
      – Что вам нужно?
      – Я видел, как мальчик украл пакет с конфетами из магазина. Откройте.
      Йенсен постучал еще раз. Ответа не последовало.
      – Если вы не откроете, я обойдусь без вашей помощи. Он слышал, как люди за дверью перешли на другое место, стараясь двигаться как можно тише.
      Йенсен достал из кармана ключи. Замок на двери был обычной конструкции, и он, не колеблясь, выбрал одну из специально изготовленных для таких целей отмычек, вставил ее в скважину и повернул. Легкий щелчок подтвердил, что замок открылся. Йенсен толкнул дверь, и она распахнулась, чуть слышно скрипнув. Шторы на окнах были задернуты, однако света было достаточно, и он мог без труда рассмотреть квартиру. Она ничем не отличалась от его собственной и была обставлена такой же стандартной мебелью. Посреди комнаты недвижимо, словно изваяние, крепко держа мальчика за руку, стояла женщина. Малыш смотрел на Йенсена широко раскрытыми глазами, но страха не проявлял.
      Йенсен стоял, не шевелясь, и смотрел вперед. Справа от себя сквозь доносящийся с улицы шум дождя он уловил сдерживаемое дыхание.
      – А ну-ка,—сказал он.—Отойдите от двери и встаньте рядом с ними.
      Женщина со страхом взглянула на него. Пальцы руки, стиснувшей руку мальчика, побелели. Йенсен достал из кармана полицейский значок.
      – Отойдите от двери и встаньте рядом с ними,—повторил он.– Это приказ, и я не собираюсь повторять его.
      Послышался вздох, и мужчина, стоявший за распахнутой дверью, покорно направился к центру комнаты. Он встал рядом с мальчиком и обескураженно посмотрел на Йенсена. Мужчина был небольшого роста, без ботинок, в расстегнутой на груди рубашке. В руке он держал молоток.
      Йенсен протянул свой полицейский значок.
      – Я—Йенсен,—сказал он.—Комиссар шестнадцатого участка. Я веду расследование и хочу побеседовать с вами.
      – Полицейский,—недоверчиво повторил мужчина.—Ведете расследование?
      – Он еще не понимает,—торопливо заговорила женщина, пытаясь скрыть растущий страх.—Он еще маленький. Всего четыре года. Он еще ничего не понимает.
      – Положите молоток,—сказал Йенсен.
      Не спуская с Йенсена глаз, мужчина наклонился и осторожно, как бы избегая лишнего шума, опустил молоток на пол. Его взгляд говорил скорее о безразличии и страхе, нежели о решимости и ненависти.
      – Он умеет одеваться сам и научился открывать дверь. Он привык играть на улице. Сегодня он убежал, когда мы были на кухне и не успели остановить его.
      Женщина замолчала и посмотрела на Йенсена полными страха глазами.
      – Он еще такой маленький,—повторила она.
      – Вы его родители?
      – Да.
      – Родители несут ответственность за своих малолетних детей.
      – Да, но…
      – Почему вы не пошли за ним и не вернули его? Мужчина удивленно посмотрел на Йенсена.
      – Мы не решились…
      Йенсен перешагнул порог и захлопнул за собой дверь.
      – Он чувствует себя одиноким,—сказал мужчина вполголоса, как бы про себя.—Мне следовало бы избить его до полусмерти.
      В квартире пахло мочой, отбросами и экскрементами. Но жильцы, казалось, этого не замечали.
      – Отвратительный запах,– заметил Йенсен.
      – Нет ни воды, ни электричества,—ответила женщина.—Мусоропровод и канализация не работают. А окна мы не решаемся открыть.
      Йенсен достал шариковую ручку и блокнот.
      – Почему?
      – Странно, что вы об этом спрашиваете,—сказал мужчина.—Разве вы не знаете, что случилось?
      Йенсен промолчал.
      – Эпидемия. Вы слышали об эпидемии?
      – Скажите, вы сами или кто-либо в вашей семье пострадал от эпидемии?
      – Нет.
      – Вам известен кто-нибудь, кто заразился этой болезнью?
      – Да. Несколько человек, которые жили в этом районе. Но мы не были знакомы.
      – Что с ними случилось?
      – Их отвезли в госпиталь. Правда, один из них умер еще до приезда «Скорой помощи». Между прочим, он тоже был полицейским.
      – И из-за страха заразиться вы не выходите из квартиры? Мужчина неуверенно посмотрел на Йенсена.
      – Да, отчасти,—ответила женщина.
      – Отчасти?
      – Мы не должны выходить из дому,—сказала она.—Это не разрешается.
      – Однако никто не запрещает вам открывать дверь своей квартиры.
      – Это правда,—нехотя согласился мужчина.—Но…
      – Продолжайте.
      – Я не знал, что вы из полиции. Я думал…
      Он замолчал. Вместо него заговорил маленький мальчик:
      – А ты дядя полицейский?
      – Да,—серьезно ответил Йенсен.—Я полицейский.
      – Вот уже несколько недель, как мы не видели ни одного полицейского,—сказала жещина.—Мы думали, что полицейских больше не осталось.
      Йенсен снова обратился к мужчине.
      – Где вы работаете?
      – В городском Управлении по поддержанию чистоты. На центральной станции очистки. То есть работал, пока это не началось.
      – Что «это»?
      – Сначала все только и говорили, что об этой ужасной болезни. Затем появилось сообщение о том, что опасность заражения чрезвычайно велика и поэтому все виды работ, кроме самых необходимых, прекращаются. Скажите, почему вы спрашиваете меня обо всем этом?
      – Потому что я ничего не знаю,—ответил Йенсен.—Я был в отъезде.
      – Ага,—недоверчиво сказал мужчина.
      – В каком виде вы получили это сообщение?
      – Оно было напечатано на листках бумаги, опущено каждому в почтовый ящик. То же сообщение повторили по телевидению. Тогда еще телевидение работало. Это было ровно в середине прошлого месяца.
      – А потом?
      – Мы продолжали работать как обычно. Очистка входила в число чрезвычайных мероприятий.
      – Что вы слышали об эпидемии?
      – Я слышал, что тысячи людей находятся в больницах. Что люди мрут, как мухи. И что требуются доноры. И тогда…
      – Продолжайте.
      – Примерно через неделю забастовали работники телевидения и радио, и мы получили приказ прекратить работу. И тогда появилась новая листовка. В ней говорилось, что теперь опасность не столь велика, но все-таки следует запастить продуктами и водой и не выходить из дому. И сообщалось, что требуются доноры.
      – И вы вызвались стать донором?
      – Сдавать кровь? Нет. Я слышал, что некоторые согласились, но…
      – Договаривайте.
      – Они не вернулись обратно.
      – И с тех пор вы не выходили из квартиры?
      – Нет, что вы! О запрещении покидать квартиры было объявлено всего лишь неделю назад, в прошлую среду. За день до этого прекратили подачу воды. А электричество выключили несколькими днями раньше, в пятницу.
      – Как вам об этом сообщили?
      – Раздавали листовки.
      – Кто это делал?
      – Солдаты и санитары. Кроме того, по улицам разъезжали автомобили с громкоговорителями и все время объявляли, что выходить на улицу запрещается, что требуются доноры и что следует слушаться только врачей и медицинский персонал.
      – Автобусы продолжали ходить?
      – Нет, автобусное сообщение было прервано гораздо раньше. Одновременно с прекращением выпуска газет.
      – Сколько людей здесь осталось?
      – Не знаю. Несколько человек.
      – А где остальные?
      Мужчина долго смотрел на Йенсена, прежде чем ответить. Наконец, он спросил:
      – А вы разве не знаете?
      – Нет. Где они?
      – Не знаю. Ничего не знаю.
      – Когда они переехали?
      – Они не переехали,—сказала женщина.—Их арестовали.
      – Арестовали?
      – Странно, что вы этого не знаете. Мы думали, что такое творится всюду.
      – Все были арестованы сразу?
      – Сначала забрали детей. Это было вечером, накануне того дня, когда объявили чрезвычайное положение и запретили выходить на улицу. К дому подъехал автобус. В нем находилось четверо: двое мужчин и две женщины. Они ходили из квартиры в квартиру и забирали всех детей до двенадцати лет. В нашем районе их не так-то много.
      – Вы не пустили их в квартиру?
      – Пустили. Но это был последний раз, когда мы открыли кому-либо дверь. К нам зашла одна из женщин. Она хотела забрать его с собой.
      И мужчина показал на мальчика.
      – Но мы отказались. Тогда она рассердилась и заявила, что если бы она могла, то забрала бы его от нас силой. Она и в самом деле попыталась это сделать, но я выставил ее за дверь.
      – Почему она хотела забрать ребенка?
      – Сказала, что для его же блага, а мы этого не понимаем. И еще сказала, что если бы они имели возможность, то увезли бы и нас тоже.
      – Вы не знаете, кто она такая?
      – Не знаю. Мы раньше никогда ее не видели. Наверно, медсестра. Правда, она не назвалась, но на ней была форма. По-моему, какой-то зеленый комбинезон.
      – Куда они собирались отвезти детей?
      – По ее словам, в какое-то безопасное место. Когда я спросил, куда, она ответила, что не знает. Мы не решились отпустить его.
      – А другие дети вашего района?
      – Многие уехали в автобусе. Я видел, как их посадили в автобус и отправили.
      – Сколько там было человек?
      – Около тридцати.
      Йенсен быстро прикинул: значит, в автобусе увезли почти всех детей района.
      – Несчастные родители,—сказала женщина.—Чудовищно отбирать детей.
      – И вы не знаете, кто были эти люди?
      – Нет.
      – У них были на руках повязки?
      – Нет.
      – Среди детей были больные?
      – Я этого не заметил.
      – Что произошло потом?
      – На следующий день объявили чрезвычайное положение и запретили выходить на улицу. Но детей уже не было.
      – А жители продолжали оставаться?
      – Да, только никто не выходил на улицу. На следующее утро, это было в прошлый вторник, прибыли четыре автобуса и три машины «Скорой помощи».
      – Какие автобусы?
      – По-моему, военные. В них сидели в основном врачи и санитары, но и человек десять солдат из медицинских войск. Я их форму знаю. Сам когда-то служил в медсанбате.
      – А полицейские?
      – Полицейских не заметили. Правда, мы смотрели очень осторожно, старались, чтобы нас не увидели. Кстати, вы спрашивали о повязках. Вот у них были голубые повязки. У всех поголовно. Какая-то женщина, врач или медсестра, объявила по радио, что все здоровое население будет эвакуировано—чтобы спасти его от эпидемии. Нас хотели отвезти куда-то, где опасность была не так велика. Она сказала, что ничего не нужно брать с собой, так как скоро мы вернемся обратно, а там, куда нас отправляют, все необходимое имеется. Мы только должны побыстрее спуститься вниз и оставить двери квартир открытыми, чтобы они могли продезинфициро-
      вать помещение. Она сказала, это приказ какого-то генерала и что-то вроде этого.
      – Генерального врача?
      – Вот-вот. Многие спустились вниз и сели в автобусы.
      – А вы остались?
      – Да… Мы испугались, когда забирали детей, и решили остаться в квартире.
      – Что-нибудь случилось потом?
      – Да. Да, конечно.
      Мужчина растерянно посмотрел на жену.
      – Это было ужасно,—сказал он.—После того как, несмотря на уговоры, никто больше не вышел из домов, санитары и солдаты отправились по квартирам…
      – Продолжайте.
      – Я вышел на лестницу,—запинаясь, проговорил мужчина.—И я… да, я слышал, что, стоило им обнаружить запертую дверь, как они взламывали ее и выволакивали тех, кто не хотел уезжать. Тогда мы открыли входную дверь, а сами спрятались в платяном шкафу. Они нас не нашли.
      – Я все время зажимала ему рот рукой,– сказала женщина и посмотрела на мальчика.– Я боялась, что задушу его. Примерно через полчаса снова раздался рев сирен, и они уехали. Только тогда мы решились выйти.
      – После этого никто больше сюда не приходил?
      – До вас никто,—сказал мужчина.—Но время от времени по улице проезжали машины «Скорой помощи». Они забирали тех, кто осмеливался выйти на улицу.
      – Нельзя выходить из дома,—сказала женщина и стиснула руку ребенка.
      – В вашем доме кто-нибудь еще остался? Они нерешительно переглянулись.
      – Вы слышали мой вопрос? —спросил Йенсен.
      – Да,—сказал мужчина,—слышали.
      – Так как же?
      – Нет, мы в доме не одни. Еще несколько человек спрятались. Мы их не видим, но слышим.
      – Стены такие тонкие,—сказала женщина извиняющимся голосом.
      Йенсен пристально смотрел на мужчину.
      – Ответьте мне еще на один вопрос,—сказал он.
      – Да?
      – Почему вы отказались выполнить приказ об эвакуации, когда почти все ему подчинились? И почему вы не отпустили ребенка в безопасное место?
      Мужчина переступал с ноги на ногу и растерянно смотрел по сторонам.
      – Отвечайте, когда вас спрашивают!
      – Ну, я работал дольше других и…
      – И что?
      – Мои товарищи по работе обслуживали поезда и автомашины, вывозившие отбросы из центрального госпиталя и из огромного здания Центрального налогового управления. Они говорили…
      Мужчина замолчал.
      – Я жду.
      – Что все, кого привозили в больницы, там заражались и умирали. И доноры, и все остальные.
      – Но ведь ваши коллеги не заразились?
      – Нет. Но их никогда не пускали внутрь.
      – Значит, это всего лишь слухи?
      – Да,—сказал мужчина.—Слухи.
      Йенсен внимательно посмотрел в свою записную книжку, затем спросил:
      – А что произошло раньше, до эпидемии?
      Мужчина и женщина уставились на Йенсена непонимающим взглядом.
      – Ничего,—сказал мужчина.—Я работал.
      – Были же всякие беспорядки, волнения. Отложили выборы.
      – Я слышал об этом. Но по телевидению ничего об этом не говорили, да и в газетах не было ни слова.
      – Ни слова?
      – Только сообщили, что выборы откладываются, так как враждебные обществу элементы непременно хотят их сорвать.
      – Вам приходилось встречаться с этими враждебными элементами на работе?
      Мужчина пожал плечами.
      – Откуда мне знать? Полиция, правда, арестовала несколько человек.
      – Какая полиция?
      – Не знаю. Говорили, будто тайная полиция.
      – У нас нет тайной полиции.
      – Ах, вот как? Нет тайной полиции?
      – Нет. Сколько человек было арестовано?
      – Всего несколько человек. И еще несколько скрылись сами.
      – Куда?
      – Не знаю.
      – А вы интересуетесь политикой?
      – Нет.
      – Вы голосуете на выборах?
      – За всеобщее взаимопонимание? Конечно. Женщина беспокойно зашевелилась.
      – Это неправда,—сказала она тихо. Мужчина посмотрел на нее с несчастным видом.
      – Ну, если говорить откровенно, раньше голосовали, а теперь уже не голосуем. Но ведь это не преступление, верно?
      – Нет.
      Мужчина пожал плечами.
      – Зачем голосовать,—сказал он.—Все равно никто ничего не понимает.
      Йенсен закрыл записную книжку.
      – Итак, вы сами никаких беспорядков не замечали?
      – Нет, я только слышал, что говорили другие.
      – А о чем они говорили?
      – Что многим социалисты стали поперек горла. Участников демонстрации избили.
      – Когда это случилось?
      – Во время одной из демонстраций, наверно. И поделом. Йенсен положил в карман блокнот и ручку.
      – Вы не знаете, кто разбил витрину в магазине напротив?
      – Знаю. Те, кто приезжал за детьми. Они вошли в магазин и погрузили в автобус массу разных вещей и продуктов.
      Мальчик пробормотал что-то непонятное. Женщина попыталась его унять.
      – Что он хочет?—спросил Йенсен.
      – Он спрашивает, есть ли у дяди полицейского «бах-бах»,—покраснела женщина.—Он имеет в виду пистолет.
      – Нет, у меня нет пистолета.
      Йенсен посмотрел на открытый пакет с конфетами, который мальчик по-прежнему держал в руке, и строго сказал:
      – Когда положение нормализуется, не забудьте заплатить за конфеты.
      Мужчина кивнул.
      – Иначе у вас могут быть неприятности.
      С этими словами Йенсен направился к двери. Женщина последовала за ним и неуверенно спросила:
      – А когда положение нормализуется?
      – Этого я не знаю. Пожалуй, вам лучше пока не выходить на улицу. До свидания.
      Они промолчали.
      Комиссар Йенсен вышел на улицу и осторожно прикрыл за собой дверь.
 
       15
      По дороге к шестнадцатому полицейскому участку ему не встретилось ничего заслуживающего внимания. Улицы в центре города опустели, сам центр словно вымер. Магазины были закрыты, на дверях висели замки; не работали и сверкающие хромом столовые, где раньше частный синдикат общественного питания по контракту с Министерством здравоохранения продавал основанные на научном принципе, но малосъедобные стандартные блюда. Единственно, в чем выражалась забота и внимание к потребителю, были названия столовых: почти все они назывались «Кулинарным раем», но встречались и такие названия, как «Лакомый кусочек», «Мечта повара», «Ешь и наслаждайся», и так далее. В витринах лежали пластмассовые муляжи, повсюду—и в витринах, и в самих помещениях—висели плакаты, распространяемые Министерством здравоохранения и синдикатом. В основном это были напоминания вроде: «Хорошенько пережевывай пищу, но не занимай места напрасно. Тебя ждут другие». В этих призывах были отражены интересы обеих сторон. Во время болезни Йенсен редко посещал подобные заведения. Но он знал, что пища для этих столовых готовилась централизованно и упаковывалась по порциям. Несколько лет назад рационализация зашла столь далеко, что во всех столовых и ресторанах синдиката ежедневно продавали только одно блюдо, и это считалось прогрессом, ибо вело к значительной экономии, другими словами, росту прибылей. Стандартные блюда, предназначенные для массового потребления, составлялись экспертами Министерства здравоохранения. Типичный обед состоял из трех ломтиков холодного мясного фарша, двух печеных луковиц, пяти вареных картофелин, листика салата, половинки помидора, трети литра пастеризованного молока, густого мучного соуса, порции витаминизированного маргарина, кусочка плавленого сыра, кружки черного кофе и пирожного. На следующий день продавали то же самое, только мясо заменяли рыбой. Пища подавалась в гигиенических пластмассовых пакетах. Постепенно гигантский синдикат поглотил все остальные предприятия общественного питания. Специалисты, занимающиеся вопросами общественной солидарности, уже давно пришли к выводу, что, если сотни тысяч людей изо дня в день в одно и то же время едят одну и ту же пищу, у них вырабатывается чувство солидарности и уверенности в будущем. Владельцы общественно необходимых предприятий жили за границей, у южных морей. Время от времени в журналах появлялись посвященные им репортажи и фотографии. И тогда читатели получали возможность увидеть их – на яхтах или на фоне белоснежных мраморных балюстрад с пальмами и песчаными пляжами на заднем плане.
      То тут, то там Йенсену попадались автомобили, а на оживленных некогда перекрестках стояли, как и на аэродроме, покинутые танки и бронетранспортеры. Кое-где в зданиях были разбиты стекла, а стены, как оспой, испещрены следами пуль. Но разрушений или серьезных повреждений нигде не было видно. Йенсен также не заметил ни трупов, ни живых людей. Навстречу ему не попалось ни одной санитарной или какой-либо другой машины, и только когда он проезжал мимо здания муниципалитета, по шоссе N0 7 проследовала колонна грузовиков с грузом, покрытым брезентом. Судя по всему, она направлялась к Центральному налоговому управлению. Колонну никто не сопровождал.
      Минут через пятнадцать Йенсен подъехал к зданию шестнадцатого полицейского участка. Свернул в ворота и увидел свой служебный автомобиль на отведенном для комиссара месте, хотя он и не был поставлен так аккуратно, как это привык делать сам Йенсен. Он заметил, что дверцы не заперты и ключ зажигания вставлен в замок. Йенсен покачал головой. Он всегда считал, что начальник гражданских патрулей небрежен в своих действиях. Его рапорты также оставляли желать много лучшего; чаще всего им недоставало точности, они были переполнены второстепенными деталями. Йенсену никогда не пришло бы в голову рекомендовать начальника гражданских патрулей на более ответственный пост.
      Двери полицейского участка также оказались открытыми. Просторное помещение для патрульных на первом этаже было пусто, и ничто не указывало на то, что в здании вообще были люди, живые или мертвые. Йенсен осмотрелся и неторопливо направился по винтовой лестнице к своему служебному кабинету. Войдя в знакомую комнату, он снял плащ, аккуратно повесил его на вешалку и первый раз за три месяца сел за свой письменный стол. Посмотрел на электрические стенные часы. Они стояли, впервые за пятнадцать лет.
      При виде беспорядка, царившего на столе, Йенсен почувствовал раздражение. Ручки и бумаги были разбросаны как попало. Он выдвинул ящики стола и увидел, что и там картина не лучше. Йенсену понадобилось не менее четверти часа, чтобы хоть немного прибраться. После этого он подошел к сейфу, достал дневник, который обязан был вести его заместитель, положил толстую тетрадь в картонном переплете на стол и начал читать. Он раскрыл дневник в том месте, где в свое время сделал последнюю запись:
 
       10.00. ПЕРЕДАЛ КОМАНДОВАНИЕ.
 
      Ниже почерком его заместителя было написано:
 
       39 ЧЕЛОВЕК ИЗ 43 АРЕСТОВАНЫ. ГРАЖДАНСКИЙ ИЗ СЛУЖБЫ БЕЗОПАСНОСТИ ЗАБРАЛ ИХ ДЛЯ ДОПРОСА. ПО-ВИДИМОМУ, ЙЕНСЕН ЧТО-ТО НАПУТАЛ. ПРАВДА, ОН БОЛЕН.
 
      Запись, типичная для человека, не умеющего четко выражать свои мысли. Йенсен поморщился – не из-за невежливого замечания, а скорее из-за неясных и неточных выражений.
      Он продолжал читать. В течение следующей недели записи касались только количества задержанных пьяниц и процента «неожиданных» смертей. Например:
 
       48 НАРУШИТЕЛЕЙ ЗАКОНА О ПОТРЕБЛЕНИИ СПИРТНЫХ НАПИТКОВ ЗА ВЕЧЕР. ДВОЕ ИЗ НИХ ПОКОНЧИЛИ ЖИЗНЬ САМОУБИЙСТВОМ.
 
      Очевидно, заместитель и сам заметил неудачную формулировку, так как он вычеркнул слова «покончили жизнь самоубийством» и написал:
 
       НЕОЖИДАННО СКОНЧАЛИСЬ ПРИ АРЕСТЕ.
 
      Еще через день:
 
       ВСЕ ЕЩЕ НЕ ПРИСЛАЛИ НОВОГО ВРАЧА. НЕПРИЯТНО.
 
      Йенсен просмотрел еще несколько страниц и наткнулся на совершенно неуместную запись:
 
       СЕГОДНЯ ПРИБЫЛ НОВЫЙ ВРАЧ. УЗНАЛ, ЧТО ЙЕНСЕН УМИРАЕТ И ЧТО КРЕМАЦИЯ СОСТОИТСЯ НА МЕСТЕ. НАЧАЛЬНИК УПРАВЛЕНИЯ КАДРОВ ЦЕНТРАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ СЧИТАЕТ, ЧТО ПЕРЕВОЗИТЬ ТЕЛО СЮДА НЕЦЕЛЕСООБРАЗНО. СОБИРАЮТ ДЕНЬГИ НА КРАСИВЫЙ ПЛАСТМАССОВЫЙ ВЕНОК – ВЫГЛЯДИТ КАК НАТУРАЛЬНЫЙ.
 
      Запись, сделанная в субботу 21 сентября, резко отличалась от предыдущих:
 
       ВЕСЬ ЛИЧНЫЙ СОСТАВ УЧАСТКА МОБИЛИЗОВАН ДЛЯ ОХРАНЫ ДЕМОНСТРАНТОВ ОТ ВОЗМУЩЕННОГО ГРАЖДАНСКОЮ НАСЕЛЕНИЯ. ИНЦИДЕНТОВ НЕ БЫЛО. ОДНАКО АТМОСФЕРА БЫЛА НАПРЯЖЕННОЙ.
 
      Еще через неделю:
 
       СНОВА СТЫЧКИ С ДЕМОНСТРАНТАМИ. ГОРАЗДО ХУЖЕ, ЧЕМ В ПЕРВЫЙ РАЗ, НО МЫ СНОВА СПРАВИЛИСЬ С ПОЛОЖЕНИЕМ ПРИВЛЕЧЕНО МНОГО ПОЛИЦЕЙСКИХ ИЗ ДРУГИХ УЧАСТКОВ. МНОГИЕ ПОЛИЦЕЙСКИЕ НЕДОВОЛЬНЫ – ИМ ПРОТИВ ИХ ВОЛИ ПРИХОДИТСЯ ЗАЩИЩАТЬ ДЕМОНСТРАНТОВ ОТ СПРАВЕДЛИВОГО ГНЕВА ГРАЖДАНСКОГО НАСЕЛЕНИЯ.
 
      3 октября заместитель записал:
 
       СЕРЬЕЗНОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ ГРАЖДАНСКИХ С ПОЛИТИЧЕСКОЙ ДЕМОНСТРАЦИЕЙ, МОБИЛИЗОВАН ЛИЧНЫЙ СОСТАВ ПОЛИЦЕЙСКИХ УЧАСТКОВ ВОКРУГ ГОРОДА.
 
      Неделю спустя:
 
       НАСТОЯЩАЯ СВАЛКА У ЗДАНИЙ ПРАВИТЕЛЬСТВА И НЕСКОЛЬКИХ ДРУЖЕСТВЕННЫХ ПОСОЛЬСТВ. ПОЛИЦИИ ТРУДНО КОНТРОЛИРОВАТЬ ПОЛОЖЕНИЕ. МНОГИЕ ПОЛИЦЕЙСКИЕ ДЕЙСТВУЮТ НАПЕРЕКОР СВОИМ УБЕЖДЕНИЯМ.
 
      Через несколько дней:
 
       НАКОНЕЦ-ТО МЫ ПОЛУЧИЛИ ПРИКАЗ НОСИТЬ ОРУЖИЕ И ПРИНИМАТЬ ЖЕСТКИЕ МЕРЫ.
 
      Запись от 21 октября была, очевидно, сделана в спешке и сформулирована недостаточно ясно:
 
       ВЫБОРЫ ОТЛОЖЕНЫ, ПОРЯДКА БОЛЬШЕ НЕТ. СОЦИАЛИСТЫ НЕ РЕШАЮТСЯ НАПАДАТЬ НА ДРУЖЕСТВЕННЫЕ ПОСОЛЬСТВА. ВМЕСТО ЭТОЮ ЛОЯЛЬНЫЕ ГРАЖДАНЕ ОСАЖДАЮТ ЗДАНИЯ ПОСОЛЬСТВ ВРАЖДЕБНЫХ ГОСУДАРСТВ. МЫ НЕ В СОСТОЯНИИ ЗАЩИТИТЬ ИХ, ДА И НИКТО ИЗ ПОЛИЦЕЙСКИХ НЕ ИМЕЕТ ТАКОЮ ЖЕЛАНИЯ. ГОВОРЯТ, ПЕРСОНАЛ ПОСОЛЬСТВ УЕЗЖАЕТ.
 
      Йенсен продолжал читать.
 
       СЕГОДНЯ ВЕЧЕЮМ ЗАДЕРЖАНО ТОЛЬКО ДВОЕ ПЬЯНИЦ. У НАС НЕТ ДЛЯ НИХ ВРЕМЕНИ.
       ИЗ СЕКРЕТНОЙ СЛУЖБЫ ПРИСЛАЛИ ДЛИННЫЙ СПИСОК НА АРЕСТ. 125 ЧЕЛОВЕК. ЗАДЕРЖАНО 86. ОСТАЛЬНЫЕ, ОЧЕВИДНО, СКРЫЛИСЬ.
       НОВЫЙ СПИСОК НА АРЕСТ ИЗ СЕКРЕТНОЙ СЛУЖБЫ. ПОПЫТАЛСЯ ОТЫСКАТЬ НАЧАЛЬНИКА ПОЛИЦИИ. ОН ЗА ГРАНИЦЕЙ БОЛЬШИНСТВО ЧЛЕНОВ ПРАВИТЕЛЬСТВА ТОЖЕ. ТРУДНО ПОЛУЧИТЬ ОФИЦИАЛЬНЫЕ УКАЗАНИЯ.
 
      Эта запись была датирована 30 октября. На следующий день появилась новая запись:
 
       С СЕГОДНЯШНЕГО УТРА В ГОРОД ВВОДЯТСЯ ВОЙСКА. ТАНКИ, БРОНЕМАШИНЫ И ТОМУ ПОДОБНОЕ. ПОЛУЧИЛ СООБЩЕНИЕ, ЧТО ИЗМЕННИКИ РОДИНЫ ГОТОВЯТ В СУББОТУ ПЕРЕВОРОТ – ОБ ЭТОМ ПИСАЛИ В ГАЗЕТАХ И ПЕРЕДАВАЛИ ПО ТЕЛЕВИДЕНИЮ. ДУХ ПОЛИЦЕЙСКР1Х НЕБЫВАЛО ВЫСОК, ВСЕ ГОРЯТ ЖЕЛАНИЕМ ПОКОНЧИТЬ С СОЦИАЛИСТАМИ РАЗ И НАВСЕГДА