Медсестра убрала одеяло и простыни, сняла с больного длинную ночную рубашку и протерла тело влажной губкой. Когда она наклонилась, чтобы протереть нош, Йенсен заметил, как тугая ткань халата четко обрисовала линию ее спины и бедер. «Интересно, что у нее под халатом?»—подумал он. И ему пришла в голову мысль, что вот уже много лет он не задумывался над такими вещами.
      У медсестры были полные губы и черный пушок на ногах. Когда она улыбалась, были видны ее неровные, но очень белые зубы.
      Эти двое, врач и сестра, с самого начала были единственными, кто связывал Йенсена с окружающим миром. Он не понимал ни слова из того, что они говорили, и поэтому в последнее время они предпочитали не разговаривать. Как-то врач принес с собой газету, но в ней не было фотографий, а слова состояли из букв, которых Йенсену никогда не приходилось видеть.
      Сидя в плетеном кресле у окна, Йенсен обозревал большую лужайку с дорожками, выложенными гравием, и невысокие деревья с розовыми и белыми цветами. По дорожкам гуляли или сидели у маленьких каменных столиков и играли в какую-то игру (очевидно, шахматы) мужчины и женщины в таких же, как у него, белых халатах. Парк был небольшой, за ним тянулась улица, по которой с дребезжанием проносились желтые троллейбусы. Однажды Йенсен увидел на улице верблюда.
      На другой стороне улицы находилась фабрика. По утрам тысячи людей, в основном женщины самого различного возраста, непрерывным потоком шли через ворота. Многие приходили с детьми. Их оставляли в одноэтажном желтом кирпичном здании справа от фабрики. Дети поначалу капризничав ли и плакали без матерей, но уже через несколько минут, забыв про слезы, начинали носиться по площадке. Женщины, ухаживающие за детьми, были одеты в белые хлопчатобумажные халаты с застежкой впереди. Они были похожи на беременных. Йенсен даже решил, что это работницы фабрики, которых по беременности просто переводили на работу в детский сад.
      Йенсен больше не испытывал болей, однако ходить ему было трудно, и он быстро уставал. Почти все время он спал. Как-то в палату пришел врач с газетой в руках. Ткнув пальцем в газетный лист, он заговорил быстро и взволнованно, но, заметив что Йенсен его не понимает, пожал плечами и вышел.
 
       5
      Стоя у окна с легкими светло-голубыми занавесками, Йенсен смотрел в парк. Вместо халата на нем был его собственный костюм. Швы уже сняли, и он мог передвигаться почти свободно.
      В дверь постучали, и Йенсен обернулся. Вряд ли это был кто-то из обслуживающего персонала—врач, медсестра, санитарка или водопроводчик, постоянно чинящий что-то в туалете,—входили без спроса.
      Стук повторился. Йенсен подошел к двери и распахнул ее. В коридоре стоял низенький седой человек в темно-синем костюме и черной фетровой шляпе. На носу у него были очки, в правой руке—черный портфель. Он тут же снял шляпу.
      – Комиссар Йенсен?
      – Да.
      Это было первое слово, которое он произнес с тех пор, как три месяца назад вошел в самолет. Собственный голос показался ему чужим.
      – У меня для вас письмо. Разрешите войти? Незнакомец говорил правильно, но с легким акцентом. Йенсен сделал шаг в сторону.
      – Пожалуйста.
      Говорить было трудно, почти противно.
      Незнакомец положил на стол шляпу и расстегнул портфель. Достал из него розовую ленту телекса и протянул ее Йенсену. Текст был краток:
 
       НЕМЕДЛЕННО ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ ДОМОЙ
 
      Йенсен недоуменно посмотрел на незнакомца.
      – Кто послал эту телеграмму?
      – Не знаю.
      – Почему она никем не подписана?
      – Не знаю.
      На мгновение незнакомец заколебался.
      – Телеграмма прибыла по дипломатическим каналам,– наконец произнес он.
      – Кто вы?
      – Сотрудник одного из отделов Министерства иностранных дел. Я никогда не бывал в вашей стране, а языком овладел в университете.
      Йенсен промолчал в надежде, что незнакомец продолжит разговор.
      – Мы ничего не знали о состоянии вашего здоровья. Мы даже не знали, живы ли вы. Меня послали вручить телеграмму.
      Йенсен и на этот раз промолчал.
      – По словам доктора, вы уже выздоровели, и послезавтра он может вас выписать. Осталось лишь несколько анализов.
      Незнакомец снова заколебался. Затем прибавил:
      – Поздравляю.
      – Благодарю вас.
      – Доктор говорит, что сначала он и не надеялся на ваше выздоровление.
      Незнакомец достал из портфеля конверт.
      – Я взял на себя смелость забронировать вам место в самолете, вылетающем послезавтра в девять утра. Вот ваш билет.
      Йенсен взял конверт и положил его во внутренний карман.
      – В сообщении больше ничего не было?
      И вновь незнакомец помедлил, прежде чем ответил.
      – Всего лишь обычные инструкции, а частности – как и где вас разыскать.
      – Вам известно, кто послал телеграмму? Снова колебание.
      – Да.
      – Кто именно?
      – Я не уполномочен говорить об этом.
      – Почему?
      – Тот, кто прислал сообщение, попросил нас об этом. Так что не думайте, что это из-за нашего нежелания.
      – Вот как?
      – Да. Кроме того, меня попросили передать ваш ответ на телеграмму. Согласны ли вы лететь послезавтра?
      – Да,—ответил Йенсен.
      – Превосходно,– сказал незнакомец и, взяв шляпу, направился к двери.
      – Одну минутку,—сказал Йенсен.—Вы были в нашем посольстве?
      Незнакомец, приоткрывший было дверь, замер на месте. Наконец он ответил:
      – Ваше посольство покинуто.
      – Покинуто?
      – Да. Там нет ни единого человека.
      – Но почему?
      – Этого я не знаю. Будьте здоровы.
 
       6
      Медсестра отвезла Йенсена в аэропорт. На сей раз вместо халата на ней было открытое красное хлопчатобумажное платье, а на ногах сандалии с ремешками вокруг лодыжек. Дорога была неровной, автомобиль старый и изношенный, но вела машину она искусно.
      Йенсен, сидевший сзади, видел, как от напряжения шея и спина у нее покрылись капельками пота.
      Они проехали деревню. По улице, вытянувшейся между низкими глинобитными домами, бегали ребятишки и разгуливал домашний скот. Девушка почти не снимала палец с гудка, стараясь разогнать свиней, коз и кур, мирно бредущих по дороге. Дети были в восторге и, глядя на нее, громко смеялись. В ответ она показала им язык, и они засмеялись еще громче.
      Перед зданием аэропорта девушка приподнялась на цыпочки и чмокнула Йенсена в щеку.
      …В шуме двигателей появилась новая нота, и самолет начал снижаться. Йенсен посмотрел на часы. Они шли на посадку на два часа раньше, чем следовало. Зажглись предупредительные надписи, самолет пробил облака, пронесся над полями, закутанными пеленой тумана, и приземлился на залитой дождем посадочной полосе. Когда рев реактивных двигателей стих, Йенсен посмотрел в окно.
      Он был еще не дома. Однако он сразу узнал контуры аэропорта и понял, где они приземлились. Это было одно из соседних государств. Он понимал местный язык и даже мог сносно разговаривать. По расписанию самолет не должен был делать посадки, Поэтому Йенсен остался сидеть в кресле.
      Через несколько минут в салоне появился одетый в штатское человек и объявил:
      – Самолет дальше не полетит. Всех пассажиров просят выйти.
      Он повторил объявление на нескольких языках. Кроме Йенсена, в самолете находилось всего лишь два пассажира.
      Шел дождь, и было на удивление холодно. Зал прибытия был заполнен людьми, которые пили пиво и громко разговаривали, то и дело перебивая друг друга. Воздух казался сизым из-за табачного дыма.
      Девушка в справочном бюро виновато сказала:
      – Туда самолеты не летают. Все рейсы отменены.
      – Отменены?
      – Да. Сообщение прервано.
      – Откуда я могу позвонить?
      – Вот отсюда. Только это бесполезно. Телефонная связь тоже прервана.
      – Почему?
      – Не знаю. Никто точно не знает.
      В то же мгновение он услышал, как по радио несколько раз назвали его имя. Девушка взглянула на билет, лежавший перед ней на столе.
      – Ваша фамилия Йенсен?
      – Да.
      – Идемте.
      Она провела Йенсена к лифту, и они поднялись на следующий этаж.
      – Теперь идите в приемную номер четыре,—сказала она.—Там вас ждут.
      Йенсен прошел по устланному коврами коридору, читая таблички на дверях. Он остановился перед дверью под номером четыре и постучал.
      – Войдите,—послышалось в ответ.
 
       7
      В комнате было трое мужчин. Двое в напряженной позе, будто выжидая чего-то, сидели в глубоких креслах. Йенсен не знал никого из них в лицо. Еще один мужчина стоял у окна спиной к двери. Когда он повернулся, Йенсен сразу узнал его: это был человек с предвыборных афиш, человек, который лучше других воплощал в себе единство трех понятий—благополучия, уверенности в завтрашнем дне и всеобщего взаимопонимания. Раньше он был министром внутренних дел, а после выборов ему предстояло занять пост премьер-министра.
      – Так это вы и есть Йенсен? —спросил он высоким резким голосом.
      – Да.
      – Садитесь, ради бога. Садитесь. Комиссар Йенсен сел.
      – Я много слышал о вас, Йенсен,—сказал министр.—Несколько лет назад вы доставили мне немало хлопот.
      Было заметно, что он изо всех сил старается говорить нормальным голосом —чтобы казаться спокойным.
      – Хотите пива? – неожиданно спросил он.
      – Нет, благодарю вас.
      – В этой стране умеют делать чертовски хорошее пиво. Он сел напротив Йенсена. Когда он наливал пиво, его руки так дрожали, что он едва не выронил стакан.
      – Вы, конечно, узнали этих господ?
      Йенсен никогда раньше их не видел и не знал, кто они такие – даже после того, как министр представил их ему. Оба входили в правительство.
      – Кто-то однажды справедливо заметил, что расстояние между народом и властями слишком велико,—пробормотал министр.
      Йенсен понял, что он имел в виду. Рыжеволосый полицейский врач участка как-то сказал:
      – Можно ли представить себе что-нибудь более абстрактное, чем господь бог и министры?
      В этих словах заключался глубокий смысл. Политика страны, направленная на достижение единообразия и устранение каких бы то ни было различий, не допускала усиления влияния той или иной личности—кроме тех, чья сила и власть зиждились на капитале и кто занимал ведущее положение в обществе независимо от желания народа. Однако в результате последних выборных кампаний на авансцену стали выдвигать определенного человека —это делалось для того, чтобы не допустить чрезмерно большого разрыва между подавляющим большинством народа и узкой группой технократов, в руках которых формально была сосредоточена власть в стране.
      – Господин премьер-министр…—начал Йенсен, но тот оборвал его:
      – Я не являюсь главой правительства. Выборы были… отложены.
      – Отложены?
      Министр поспешно встал, сделал было порывистый жест, но, взглянув на свои дрожащие руки, засунул их в карманы пиджака.
      – При создавшихся обстоятельствах мы приняли решение отложить проведение демократических выборов в стране,– официальным тоном произнес он.
      Один из членов правительства, до сих пор молчавший, кашлянул и спросил:
      – Комиссар Йенсен?
      – Да?
      – Вы давали присягу в верности правительству?
      – Да.
      – Сколько раз я говорил, что это совершенно не относится к делу,—раздраженно проговорил министр.
      В комнате стало тихо – слышался только рев реактивных двигателей за окном. Йенсен поочередно посмотрел на присутствующих и тихо спросил:
      – Что случилось?
      – Самое непонятное заключается в том, что мы и сами не знаем. Нам не известно, что произошло, более того, нам не известно, как это произошло. Между теми событиями, о которых мы знаем, не существует никакой логической связи.
      – Какие же подробности вам известны?
      – Йенсен, нам придется начать с самого начала.
      – Хорошо. Почему вы находитесь здесь?
      – Не знаю.
      – Не знаете? Как вы сюда попали?
      – Так же, как и вы. Самолетом. Мы возвращались из-за границы… из поездки с государственным визитом. Продолжить путь нам не удалось. Все пути сообщения были прерваны.
      – Почему?
      – Мы не знаем. Никто этого не знает.
      – Как долго вы находитесь здесь?
      – Три дня.
      – Вы пытались вернуться домой? Министр не ответил.
      – Это вы вызвали меня сюда?
      – Да.
      – Зачем?
      – Йенсен, давайте разберемся во всем по порядку. Во-первых, согласны ли вы выполнить наше задание?
      – Какое именно?
      – Выяснить, что там произошло. Поскольку нам не известно, где мы находимся, я не могу вам приказывать.
      – Я знаю, где мы находимся.
      – Вы меня не так поняли. Я имею в виду юридическую сторону вопроса. Вы же знаете, что по чисто экономическим соображениям наше правительство не признает режима, существующего в этой стране. Для нас она – всего лишь географическое понятие. Мы не пользуемся никакими экстерриториальными правами.
      – В таком случае почему же вы здесь?
      Министр неожиданно всплеснул руками и, потеряв над собой власть, крикнул:
      – А куда же нам деваться, черт побери? Я обращаюсь к вам с просьбой оказать услугу стране, а вы…
      Он осекся. Третий член правительства, который до сих пор не произнес ни единого слова, покачал головой и сказал:
      – Полиция. Я же вам говорил.
      Он был совсем молод. Его лицо и вся поза выражали презрение и высокомерие. Йенсен вдруг вспомнил, что раньше слышал его имя. Этот человек принадлежал к числу наиболее многообещающих политических деятелей. Он занимал различные посты в правительстве и, по всеобщему мнению, со временем должен был стать премьер-министром. Сейчас он возглавлял Министерство просвещения. До этого он был министром связи, и ему вменялась в обязанность деликатная задача – руководить цензурой на радио и телевидении.
      Йенсен равнодушно посмотрел на него и негромко произнес:
      – Мне хотелось бы напомнить, что я сейчас не на службе, что мы находимся на территории иностранного государства и что я до сих пор не получил никаких конкретных разъяснений, если не считать той информации, которую мне удалось получить в зале ожидания.
      – Йенсен, Йенсен,—умоляющим тоном начал министр.—Мы знаем вас как исключительно способного офицера полиции.
      – Вот как?
      – Да, да. И хотя расследование того неприятного дела, которое вы провели четыре с половиной года назад, осложнило ситуацию, с технической точки зрения вы провели его безукоризненно…
      – Настолько безукоризненно, что в результате погибло тридцать два человека?
      – Нужно ли снова копаться в старых неприятностях?! Министр просвещения холодно процедил:
      – Господин Йенсен, надеюсь, вам ясно, что в тот момент, когда положение стабилизируется, мы можем разжаловать вас и отправить патрулировать улицы? Мы можем вообще уволить вас из полиции. Вы и раньше причиняли нам немало хлопот.
      – Совершенно верно,—подтвердил министр.—Подумайте о своей семье.
      – Я одинок,—заметил Йенсен.
      – Ну хорошо, чего вы хотите? Денег?
      – Правды.
      – Но я уже сказал, что нам ничего не известно. Мы не знаем, что произошло в стране.
      – Почему отложены выборы?—спросил Йенсен. Министр нервно пожал плечами.
      – Ведь я уже сказал…
      Министр просвещения быстро встал и презрительно взглянул на своего коллегу.
      – Выборы отложены потому, что в ходе заключительной части предварительной кампании возникли серьезные осложнения,—сказал он.
      – Что вы имеете в виду?
      – Уличные беспорядки. Мятежи. В них замешаны полиция и армия.
      – Восстание?—с сомнением произнес Йенсен.
      – Ни в коем случае. Скорее можно сказать, что население «праведливо выступило против внутренних врагов страны. К сожалению, при этом были использованы насильственные меры, перешедшие все границы.
      – Что случилось после того, как выборы были отложены?
      – Этого мы точно не знаем. К тому моменту большинство членов правительства покинуло страну.
      – Вместе с семьями?
      – Да. Они находятся в безопасности.
      – А регент?
      – Он тоже вне опасности.
      – Почему закрыты границы?
      – Насколько нам известно, границы открыты.
      – Но все сообщение прервано?
      – Да. Под предлогом, что в стране вспыхнула эпидемия. Как здесь, так и в других странах эта версия общепринята.
      – Существуют ли какие-нибудь факты, подтверждающие ее?
      – Да. Незадолго до того, как было прервано сообщение, власти запросили медицинскую помощь из-за рубежа.
      – Дальше.
      – Многие медики из различных уголков земного шара, в основном врачи и медицинские сестры, тотчас откликнулись на это обращение и отправились туда в качестве добровольцев. Вскоре после этого поступили официальные сообщения о том, что распространение эпидемии приостановлено, положение в стране находится под контролем и в дальнейшей медицинской помощи нет необходимости.
      – Что произошло потом?
      – Вслед за этим все транспортные коммуникации и связь были прерваны.
      – Когда это случилось?
      – Дней пять назад. Точнее, в течение последних пяти суток не поступало официальных сообщений.
      – А неофициальных?
      – За это время многие покинули страну. Большими группами и в одиночку. Мы беседовали кое с кем из них, но никто с уверенностью не может сказать, что же там произошло.
      – Почему они покинули страну?
      – Из страха и чувства неуверенности. Но…
      – Продолжайте.
      – Некоторые утверждают, будто в стране свирепствует тяжелая эпидемия. Несколько человек умерло в зарубежных больницах.
      – Диагноз?
      – Врачам не удалось установить характера заболевания.
      – Пограничная охрана на месте?
      – Вы же знаете, что большая часть нашей границы проходит по морю, а сухопутная граница, как вам, безусловно, тоже известно, проходит в основном через ненаселенные районы. По нашей настоятельной просьбе полиция соседних государств обследовала пограничные заставы на нашей территории. С крайней неохотой, между прочим. Все боятся эпидемии.
      – Каковы результаты инспекции?
      – Пограничные заставы покинуты.
      – Судьба иностранных представительств вам известна?
      – Большинство было эвакуировано еще во время волнений. Полиция и армия не имели возможности, а быть может, желания охранять их.
      – Не верится. И тем не менее это факт. Остальные посольства были закрыты при первых же слухах о чуме.
      – Что вы знаете о медиках-добровольцах из-за рубежа?
      – Никто из них не вернулся. И никто не дал о себе знать.
      – Действует ли внутренняя связь в стране?
      – По-видимому, нет. Три военных самолета и один гражданский разбились на территории соседних государств. Причина неизвестна.
      Йенсен на мгновение задумался, затем спросил:
      – Все эти сведения точные?
      – К сожалению, да.
      Наступило молчание. Йенсен некоторое время сидел не двигаясь.
      – Еще один вопрос,—сказал он наконец.
      – Я вас слушаю.
      – Может, все население погибло?
      – Нет. Нам известно, что в стране развивается бурная деятельность, особенно в столице.
      – Откуда у вас эти сведения?
      Министр просвещения быстро взглянул на своего коллегу. Тот покорно пожал плечами.
      – Я не могу ответить на этот вопрос, не разгласив военной тайны.
      Йенсен промолчал.
      – Но я все-таки попытаюсь ответить. Дело в том, что в течение ряда лет над территорией нашей страны совершают систематические полеты на большой высоте разведывательные самолеты одной дружественной великой державы. На борту этих самолетов установлено исключительно мощное разведывательное оборудование. Через неофициальные каналы мы получили информацию о некоторых результатах их наблюдений.
      – Что вам сообщили?
      – Я уже сказал: в стране отмечают значительную активность.
      – Военные действия?
      – Не в столице. Однако в сельской местности замечены признаки передвижений войск.
      – Что происходит в столице?
      – Этого мы не знаем. Но знаем, что там что-то происходит.
      – Это производит впечатление организованных действий?
      – Да.
      Немного помолчав, Йенсен снова задал вопрос, с которого начал беседу:
      – Почему вы находитесь здесь?
      Министр просвещения ответил с циничной откровенностью:
      – Потому что все остальные страны отказались нас принять.
      – Почему же вы не хотите отправиться домой?
      – Не решаемся.
 
       8
      Йенсен встал и подошел к окну, испещренному струйками дождя. Затем, не оборачиваясь, спросил:
      – Что вы намерены предпринять?
      – Вы должны выяснить, насколько это возможно, что произошло в стране?
      – Здесь вы не можете мне приказывать.
      – Мы знаем. И все-таки мы это делаем. Вы попытаетесь как можно быстрее оценить обстановку и сообщите нам результаты.
      – Каким образом?
      – В этой стране у нас есть определенные контакты. Официально она для нас не существует, поэтому мы не нуждаемся в соблюдении дипломатического протокола. Вертолет доставит вас в любое место по вашему выбору, затем вернется в заранее условленное время и заберет вас. Вы вернетесь сюда. Вам разрешается отсутствовать не более трех суток, в крайнем случае вы должны прислать сообщение до истечения этого срока, иначе…
      – Договаривайте.
      – …иначе нам придется прибегнуть к другим мерам.
      – Каким именно?
      Собеседники о чем-то зашептались за спиной Йенсена. Но он не обернулся, ожидая ответа. Через несколько минут раздался голос министра:
      – Та великая дружественная держава, о которой я говорил, по ряду важных политических и экономических причин заинтересована в нашей стране. К сожалению, она втянута в тяжелый конфликт в другой части земного шара и не хотела бы вмешиваться напрасно, особенно сейчас, когда положение неясно. Однако, если выяснится, что подрывные элементы пытаются использовать создавшееся положение, мы можем обратиться к ней и получить военную помощь. По крайней мере, я на это надеюсь. Разумеется, речь может идти о помощи в ограниченных размерах. Как я уже сказал, эта великая держава ведет войну в другом полушарии. Но она обещала нам помочь. При условии, конечно, что подрывные элементы не успеют захватить в свои руки органы управления и утвердиться там. Впрочем, это исключено.
      – Кого вы называете подрывными элементами? В ответе можно было не сомневаться.
      – Коммунистов.
      Внезапно наступила тишина. Смолк рев моторов на аэродроме. И только непрекращающийся дождь продолжал монотонно бить в стекла.
      – Итак, Йенсен, вы согласны ехать?
      – Да.
      – Немедленно? –Да.
      – Превосходно. Йенсен промолчал.
      – У вас есть оружие?
      – Нет.
      – Видимо, вам следует взять пистолет.
      – Зачем?
      – На всякий случай. Но об этом мы позаботимся. Йенсен продолжал стоять, неподвижный, как изваяние.
      – Еще один вопрос,– сказал он.
      – Ну, что еще?
      – Непосредственно перед тем, как начался мой отпуск по болезни, я получил приказ об аресте сорока трех врачей, работавших в пределах шестнадцатого участка, в том числе нашего полицейского врача. Остальные полицейские участки тоже получили аналогичные приказы?
      – Нам об этом ничего не известно,—поспешно ответил министр.—Это дело полиции.
      – Можно ли считать, что эти аресты как-то связаны с последующими событиями?—невозмутимо продолжал Йенсен.
      – Ни в коем случае,—парировал министр просвещения.
      – Я ведь уже сказал, что между этими событиями нет никакой связи,—поддержал его министр.
      Вновь все замолчали. Тишину нарушил министр:
      – Где вы намерены приземлиться?
      – В столичном аэропорту.
      – У вас бедное воображение,– с сожалением отметил министр просвещения.
      – Да,—согласился Йенсен. —Вы совершенно правы.
      Министру просвещения не было и сорока лет. У него были синие, немного косящие глаза и по-женски пухлые губы. Но, несмотря на молодость, очевидно, именно ему принадлежало здесь решающее слово.
 
       9
      Они летели на военном вертолете, и все же продвигались медленно – из-за тумана и низкой облачности земли почти не было видно. Внезапно мощный порыв дождя и мокрого снега залепил плексигласовые стекла кабины, и пилот вынужден был набрать высоту.
      Йенсен сидел неподвижно – все равно смотреть было не на что. Сунув руку в карман, он достал пистолет, тяжесть которого действовала ему на нервы.
      Это была беретта 7,65-миллиметрового калибра старого образца, однако Йенсен выбрал ее потому, что был знаком с механизмом. Вместе с пистолетом он получил кожаную кобуру и три обоймы патронов.
      С момента окончания полицейской школы Йенсену ни разу не приходилось стрелять из пистолета. Свой служебный пистолет он одно время держал в машине, в отделении для перчаток, но года два назад запер в сейфе в полицейском участке. Когда-то он неплохо стрелял и даже получил медаль на соревнованиях.
      Йенсен пододвинул к себе саквояж, расстегнул, засунул пистолет в кобуру и аккуратно положил его поверх вещей, после чего закрыл крышку и щелкнул замком.
      Вертолет, попав в спокойные слои атмосферы, летел плавно. Монотонный рев мотора успокаивающе действовал на Йенсена. Правда, поле зрения по-прежнему ограничивалось облаками и кожаной курткой пилота.
      Боль уже давно перестала мучить Йенсена. Но до сих пор немного тянуло кожу вокруг шва, да и слабость давала о себе знать. Однако боль исчезла. И с ее исчезновением Йенсен ощущал какое-то удивительное чувство пустоты, будто не стало чего-то близкого, родного. Долгие годы боль была неотъемлемой частью его организма, верным и постоянным его спутником. Теперь же, когда ее не стало, он не испытывал никакого чувства облегчения или удовлетворения.
      Он задремал, откинув голову на спинку кресла.
      Через полчаса пилот разбудил его.
      – По-моему, мы над аэродромом,—сказал он.
      За окнами кабины по-прежнему ничего не было видно, кроме густой серой пелены облаков.
      – Контрольная башня не отвечает,—продолжал пилот.—Радар не действует. Видимость почти нулевая, к тому же быстро темнеет. Попробуем сесть?
      – Да.
      – Очень рискованно. Ну что ж, спустимся и посмотрим.
      Йенсен кивнул. Достав из внутреннего кармана пиджака бумажник, он извлек эмалированный полицейский значок и положил его в нагрудный карман.
      Пилот с удивлением взглянул на него. Очевидно, он думал, что Йенсен хочет предложить ему денег.
      – Ага,—немного погодя с удовлетворением отметил пилот.—Значит, прямо над зданием аэропорта. Ну и навигация! Все огни потушены.
      Машина быстро взмыла вверх.
      – Попробуем сесть немного дальше, на посадочной полосе.
      На сей раз вертолет спускался медленно и осторожно.
      Через несколько минут внизу показалась земля – трава и бетон. Справа виднелся какой-то красно-белый предмет, плохо различимый в сумерках.
      – Бронеавтомобиль,—сказал пилот.—Прямо на посадочной полосе, чтобы блокировать аэродром.
      Он внимательно посмотрел вниз.
      – Здесь,—сказал он.—Хорошее место. Йенсен встал, надел плащ и взял шляпу.
      Вертолет мягко коснулся земли. Пилот протянул руку и открыл дверцу кабины.
      – Видите вон там посадочный огонь? На полосе под номером четыре? Будем считать его нашим опознавательным знаком.
      Он посмотрел на свои часы.
      – Послезавтра и день спустя я буду здесь ровно в девять утра и буду ждать вас не более двух минут. С 9.00 до 9.02.
      Йенсен взял саквояж и сошел на землю.
      – Ну, пока,—сказал пилот.—Желаю удачи.
      – До свидания.
      Подняв винтом воздушный вихрь, машина взмыла ввысь и исчезла в тумане. Вскоре шум мотора стих.
      Тишина. И ни души вокруг.
      Темнело.
      Комиссар Йенсен надел шляпу и направился к зданию аэропорта.
 
       10
 
 
      Когда Йенсен подошел к зданию, уже почти стемнело. Огромные стеклянные двери были заперты, все огни погашены. Казалось, все живое покинуло помещение.
      На бетонной площадке перед зданием аэропорта стояли шесть багажных тележек и один танк, окрашенный в защитный цвет. Танк был пуст. Экипаж покинул его, даже не потрудившись закрыть люк. Йенсен влез на башню и заглянул внутрь. Судя по всему, танк был в полной исправности.
      Поодаль виднелся остов сгоревшего пассажирского самолета, там же сгрудились несколько грузовиков и военных автобусов, поставленных поперек взлетно-посадочной полосы.
      Йенсен обошел здание и повернул к высокой загородке из колючей проволоки. Отыскал калитку, но она была заперта. Тогда Йенсен перебросил саквояж через забор и перелез сам. В тот момент, когда он приготовился спрыгнуть на землю, его плащ зацепился за проволоку. Вырвав длинный лоскут из рукава, Йенсен неловко спрыгнул на землю, выпрямился и потрогал оторванный кусок. «Видимо, починить плащ не удастся»,—подумал он.
      Йенсен побрел вдоль загородки, пока не увидел перед собой здание аэропорта. Уже совсем стемнело. Но, очевидно, уличное освещение не работало, и Йенсену приходилось передвигаться с большой осторожностью. Он шел вдоль стены аэровокзала. Воздух был пронизывающе холодным. Моросил мелкий дождь. Йенсен остановился и попытался понять, где находится. Он не очень хорошо знал расположение аэропорта, но у него была отличная память. Насколько он помнил, метрах в десяти от того места, где он находился, должен быть главный вход в здание аэровокзала, а рядом с ним несколько телефонных будок и стоянка такси. Йенсен отошел от стены, пересек тротуар и наткнулся на автомобиль. Нащупал ручку и открыл переднюю дверцу. Когда он протянул руку к рулю, пальцы его наткнулись на что-то мягкое.
      Он сразу понял, что это такое, но не отпрянул назад, не испугался и не удивился, а просто поставил на землю саквояж и открыл дверцу пошире. За рулем, наклонившись вперед и обхватив руль обеими руками, сидел мертвец.
      Йенсен захлопнул дверцу, взял саквояж и снова пересек тротуар. Так и есть, телефонные будки оказались именно там, где он ожидал. Он вошел в ближайшую, достал из кармана монету и опустил ее в автомат. Было слышно, как монета упала на дно, однако гудка не последовало. Телефон не работал. Он вошел в соседнюю будку. То же самое.