Правда, это повлекло за собой некоторые изменения графика, но ничего страшного.

Обо всем, что предстояло высокому гостю, было написано в газетах, которые сумели разнюхать почти все детали. Не обошлось и без критики, но полицию пока что никто не поносил.

В десять минут двенадцатого Мартин Бек погасил свет в кабинетах, вышел в коридор и запер двери. Его преследовало неприятное ощущение, что где-то он недоглядел, но где?

Не хотелось проводить эту ночь в одиночестве, и он поехал к Рее. Как раз по средам она устраивала нечто вроде вечера открытых дверей для жильцов и других гостей, а Мартин Бек ощущал острую потребность поговорить с людьми, помыслы которых не ограничивались полицейскими кордонами, снайперами, вертолетами и весьма гипотетическими бомбами. Патрульная машина подбросила его до угла Фрейгатан и той улицы, где жила Рея. Своего шофера он давно отпустил.

Через четыре минуты после того, как Мартин Бек покинул штаб, туда на лифте поднялся Гюнвальд Ларссон. Отпер двери, вошел в кабинет и, зажигая настольную лампу, заметил, что лампочка еще горячая.

Бек, подумал он. Кто же еще.

Одежда на нем была мокрая, волосы взъерошены. За окнами, во мраке, под холодным дождем, заправляли хулиганы, воры, грабители, пьяницы и наркоманы.

Гюнвальд Ларссон устал. Всю прошлую ночь он не спал – лежал и думал о БРЕН, летающих президентских головах и тому подобном. Днем пропустил и ленч и обед и допоздна работал под открытым небом вместе с Эйнаром Рённом, которому, право же, не мешало подсобить. Природа наделила Гюнвальда Ларссона могучим здоровьем, и физическим, и психическим, но и его выносливости был предел.

В кабинете стояла кофеварка; в ящике письменного стола у Гюнвальда Ларссона лежал сахар и пакетики с чаем. Он налил в кофеварку воды, сунул штепсель в розетку и стал ждать. Правда, его с детства учили, что порядочные люди не заваривают чай в пакетиках, но сейчас у него не было выбора.

Когда чай поспел, он взял из своего ящика личную чашку; остальные пользовались пластмассовыми кружками или картонными стаканчиками.

Сидя за письменным столом, Гюнвальд Ларссон первым делом выпил несколько глотков и рассосал два кусочка сахара, чтобы согреться и восстановить нормальный состав крови. Затем достал все свои бумаги и принялся читать. У него было скверное настроение, он собрал лоб в складку над переносицей и нахмурил свои светлые брови.

Что-то стрясется, как пить дать.

Но что?

Он взял со стола Меландера составленный сепо план ближней охраны. Текст был неудобочитаем из-за множества аббревиатур, но он одолевал страницу за страницей, тщательно изучая приложенные таблицы и обзорные схемы.

И вынужден был признать, как и остальные члены спецгруппы, что план безупречен. Эрик Мёллер знал свое дело и рассуждал верно. К тому же проблема ближней охраны была не так уж сложна. Наблюдение за пунктами, которые Мёллер называл уязвимыми, должно было начаться в полночь.

Гюнвальд Ларссон посмотрел на стенные часы. Без девяти двенадцать. Стало быть, некоторые из четырехсот сотрудников тайной полиции, занятых в операции, уже вышли под дождь.

Он отложил план село и перешел к периферийной охране. Дворцовый сад – уязвимый пункт не только с точки зрения Мёллера. Король и этот чертов американец будут стоять здесь, как на эстраде, являя собой удобную мишень для снайперов на мысу Бласиехольмен и острове Шеппсхольмен, не говоря уже о судах в проливе Норрстрём и у пристаней.

Полистав схемы, он успокоился. Пятерка мыслителей, другими словами, он сам, Бек, Меландер, Рённ и Скакке, все это предусмотрела. Мост на Шеппсхольмен закрыт уже несколько часов назад, дома вдоль пристани на мысу тщательно проверены. Особенно "Грандотель ройяль" с его многочисленными окнами.

Гюнвальд Ларссон вздохнул, продолжая перебирать бумаги. Под дворцовым садом подземных коммуникаций немного, их легко контролировать, послав туда людей в резиновых комбинезонах. Или таких, которые не боятся испортить свою одежду.

Часы на стене щелкнули. Ровно двенадцать.

Он поглядел на свой хронометр. Настенные часы, как всегда, ошибались, а именно отставали на минуту и двадцать три секунды.

Гюнвальд Ларссон встал, чтобы передвинуть стрелки.

В этот момент послышался стук в дверь.

Члены группы никогда не стучались. Следовательно, это был кто-то посторонний.

– Войдите, – сказал Гюнвальд Ларссон.

В комнату вошла девушка. Не девушка, так женщина в возрасте от двадцати трех до тридцати лет.

Нерешительно глядя на Гюнвальда Ларссона, она поздоровалась:

– Привет.

– Здравствуй, – сдержанно ответил Гюнвальд Ларссон. Стал спиной к столу, скрестил руки на груди и спросил:

– Что угодно?

– А я тебя знаю. Ты Гюнвальд Ларссон из отдела насильственных преступлений.

Он промолчал.

– Но ты-то меня вряд ли знаешь.

Гюнвальд Ларссон рассматривал гостью. Пепельные волосы, голубые глаза, правильные черты. Хороший рост – метр семьдесят пять, может, чуть больше. Недурна собой. Одета просто и аккуратно: серая водолазка, отутюженные синие брюки, туфли на низком каблуке. Судя по ее подчеркнутому спокойствию, пришла неспроста. Однако он был почти уверен, что не встречался с ней раньше. И Гюнвальд Ларссон, нахмурив лоб, вперил в нее свои ярко-голубые глаза.

– Меня зовут Рут Саломонссон, – сообщила она. – Работаю в этом здании. Отдел экономических преступлений.

– Должность?

– Младший инспектор. У меня сейчас дежурство. То есть в данную минуту перерыв.

Гюнвальд Ларссон вспомнил про свой чай, повернулся, взял чашку и опустошил ее одним духом.

– Предъявить удостоверение? – спросила она.

– Предъяви.

Она достала удостоверение из правого заднего кармана и протянула ему.

Гюнвальд Ларссон внимательно изучил его. Двадцать пять лет. Вроде бы все верно. Он спросил:

– И что тебе надо?

– Я знаю, что ты выполняешь специальное задание под непосредственным руководством комиссара Бека, полицеймейстера и начальника цепу.

– Достаточно Бека. Где ты об этом узнала?

– А, в этом доме хватает длинных языков. Еще~

– Что еще?

– Ну, говорят, будто вы разыскиваете одного человека, имени точно не помню. Но с приметами знакомилась.

– Где же?

– В отделе опознания. У меня там подруга работает.

– Если тебе есть что сказать, выкладывай.

– Ты не хочешь предложить мне сесть?

– Пока нет. Так в чем все-таки дело?

– Понимаешь, несколько недель назад~

– Дата, – перебил ее Гюнвальд Ларссон. – Меня интересуют точные факты.

Она смиренно посмотрела на него:

– Это было в понедельник четвертого ноября. Гюнвальд Ларссон ободряюще кивнул:

– Смотри-ка. Ну и что же случилось в понедельник четвертого ноября?

– Понимаешь, мы с одной подругой договорились пойти потанцевать. Зашли в "Амарант"~

Гюнвальд Ларссон снова перебил ее:

– В "Амарант"? Разве там танцуют?

Она примолкла.

– Я спрашиваю: в "Амаранте" танцуют? – повторил он.

Она вдруг смутилась и покачала головой.

– Так что же вы с подругой там делали?

– Мы~ мы сели за столик в баре.

– Вместе?

– Нет.

– Что было дальше?

– Я познакомилась с одним датским коммерсантом, он назвался Ёргенсеном.

– Так. Дальше?

– Потом он проводил меня домой.

– Так. И что же там произошло?

– А как ты думаешь?

– Я не склонен к предвзятым мнениям. Особенно по поводу личной жизни других людей.

Она закусила губу, затем произнесла с вызовом:

– Мы были вместе. Лежали вместе, если выражаться культурно. Потом он ушел, и больше я его не видела.

На правом виске Гюнвальда Ларссона вздулась жила. Он обошел вокруг стола и сел. Ударил кулаком по столу с такой силой, что настенные часы остановились, по-прежнему показывая неверное время.

– Что это еще за фокусы, черт возьми, – яростно произнес он. – Чего ты хочешь от меня? Чтобы я развесил объявления: полиция поставляет бесплатных шлюх, обращаться в бар "Амарант"? Какие у тебя часы приема? По понедельникам от девятнадцати до двадцати трех?

– Вот уж не ожидала такого косного, старомодного взгляда, – отпарировала она. – Мне двадцать пять лет, я незамужняя, бездетная и пока не спешу замуж.

– Двадцать пять?

– Незамужняя и бездетная, – повторила она. – Разве у меня нет права на личную жизнь?

– Почему же, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Лишь бы я не был в нее замешан.

– Пожалуй, это я могу тебе гарантировать.

Недовольный ее тоном, Гюнвальд Ларссон снова ударил кулаком по столу, на сей раз так сильно, что отдалось в локте. Он поморщился.

– Эти мне женщины-легаши, которые ходят по барам и закадривают мужиков. А потом являются сюда и несут какую-то чушь про датчан.

Он поглядел на вышедшие из строя настенные часы и на свой хронометр.

– Твой перерыв, наверно, кончился. Проваливай!

– Я ведь пришла сюда, чтобы вам немного помочь, – сказала она. – Да, видно, без толку.

– Видно, так.

– Значит, остальное можно не рассказывать?

– Я не увлекаюсь порнографией.

– Я тоже.

– О чем же тогда пойдет речь?

– Этот мужчина понравился мне, – сказала она. – Образованный, симпатичный и вообще ничего.

Она холодно посмотрела на Гюнвальда Ларссона и добавила:

– Очень даже ничего. Гюнвальд Ларссон молчал.

– И дней через десять я позвонила в гостиницу, которую он мне назвал.

– Вот как.

– Вот так. А там мне ответили, что постояльца с такой фамилией нет и никогда не было.

– Жутко интересно. Не иначе, он разъезжает по разным странам и проверяет сотрудниц полиции. Собирает материал для какого-нибудь полового исследования. Потом тиснет бестселлер. Ты выговорила себе проценты с тиража?

– Ты просто невыносим.

– Ты так думаешь? – учтиво произнес Гюнвальд Ларссон.

– Как бы то ни было, вчера я встретила ту подругу. Она тоже разговаривала с ним перед тем, как мы поехали ко мне.

– И где же ты живешь?

– Карлавеген. двадцать семь.

– Спасибо. Запишу, если кто-нибудь подарит мне на рождество адресную книжку.

Ее лицо стало злым. И упрямым.

– Да только ведь не подарят, – доверительно сообщил Гюнвальд Ларссон. – Я сам покупаю себе все рождественские подарки.

– Моя подруга несколько лет работала в Дании, и она говорит, если он датчанин, то из какого-нибудь глухого угла. Потому что так говорили по-датски в начале века.

– А твоей подруге сколько лет?

– Двадцать восемь.

– Какая у нее профессия?

– Она изучает северные языки в университете.

Гюнвальд Ларссон на многое смотрел пренебрежительно, в том числе и на университетское образование. Однако сейчас он призадумался.

– Продолжай, – велел он.

– Сегодня я зашла в отдел регистрации иностранцев и проверила. Там он тоже не проходил.

– Как его звали, повтори?

– Рейнхард Ёргенсен.

Гюнвальд Ларссон встал и подошел к столу Меландера.

– А как он выглядел?

– Примерно как ты. Только на двадцать лет моложе. И к тому же у него баки.

– Рост как у меня?

– Около того. Но вес, наверно, поменьше.

– Людей моего роста не так уж много.

Гюнвальд Ларссон не добрал четыре сантиметра до двух метров.

– Может, на сантиметр-другой пониже.

– И он сказал, что его зовут Рейнхард?

– Да.

– Еще какие-нибудь приметы?

– Никаких. То есть у него сильный загар, кроме~

– Кроме?

– Кроме тех мест, где у мужчин обычно нет загара.

– И говорил по-датски?

– Да. Я бы посчитала его за настоящего датчанина. Если бы не то, что сказала вчера подруга.

Гюнвальд Ларссон отыскал на столе Меландера коричневый конверт. Взвесил его на ладони, потом вытащил фотоснимок восемнадцать на двадцать четыре. Протянул Рут Саломонссон и спросил:

– Похож?

– Он самый, только снят года два назад. По меньшей мере.

Она пригляделась внимательнее.

– Плохой отпечаток.

– Это увеличение с групповой фотографии на малоформатной пленке.

– Во всяком случае, это он. Я уверена. Как его звать по-настоящему?

– Рейнхард Гейдт. Кажется, он из ЮАР. Что он говорил о своих занятиях?

– Коммерция. Купля-продажа каких-то мудреных машин.

– И ты, значит, встретила его четвертого вечером?

– Да.

– Он был один?

– Один.

– Когда ты видела его последний раз?

– На другое утро. Около шести.

– У него была своя машина?

– Я ее не видела.

– И где он, по его словам, остановился?

– В "Гранде".

– Еще что-нибудь знаешь?

– Нет. Это все.

– Ладно. Спасибо, что пришла.

– Не за что.

– У меня тут кое-что сорвалось с языка, – сказал Гюнвальд Ларссон.

– Насчет бесплатных шлюх, – улыбнулась она.

– Нет, – ответил он, – насчет женщин-легашей. Нам бы побольше таких.

– Теперь мой перерыв уж точно кончился, – сказала она. – Привет.

– Минутку, – остановил ее Гюнвальд Ларссон. Постучал костяшками пальцев по фотографии и сказал:

– Этот тип опасен.

– Для кого?

– Для всех. Чтобы ты знала на случай, если увидишь его снова.

– Он убил кого-нибудь?

– Многих, – ответил Гюнвальд Ларссон. – Слишком многих.

В кои-то веки у Мартина Бека выдался приятный вечер. Когда он вошел на кухню, там за столом уже сидели человек семь-восемь, и все – знакомые.

Среди них был молодой парень по имени Кент, который года два назад собирался стать полицейским. Мартин Бек с тех пор не встречал его и воспользовался случаем спросить:

– Ну и как?

– С полицейским училищем?

– Ага.

– Принять-то приняли, но я не выдержал даже одного семестра. Это же сумасшедший дом какой-то.

– А где теперь работаешь?

– В коммунальном хозяйстве. Мусор вожу. И то лучше.

Как всегда, за столом у Реи шла живая, непринужденная беседа на самые разные темы.

Мартин Бек говорил мало, сидел и отдыхал. Налитое ему вино пил не спеша, маленькими глотками, решив ограничиться одним бокалом.

Лишь однажды речь коснулась пресловутого сенатора. Одни собирались участвовать в демонстрации, другие ограничились тем, что ругали правительство.

Но тут Рея заговорила о гасконской ухе и бретонских омарах, и всякая политическая дискуссия прекратилась.

Еще она сообщила, что в воскресенье думает навестить сестру, помочь кое в чем по хозяйству.

В час ночи Рея выставила всех гостей, кроме Мартина Бека, который гостем уже не считался.

– Ты будешь завтра совсем дохлый, если сейчас не ляжешь, – сказала она.

Сама Рея тоже легла сразу, однако через полчаса снова встала и отправилась на кухню. Мартин Бек услышал, как гремят противни, но он был не в силах думать о поджаренных бутербродах с ветчиной, томатом и пармезаном. И остался в постели.

Через некоторое время она вернулась, расправила простыни и легла вплотную к нему. У нее была теплая нежная кожа с чуть заметными светлыми волосками.

Вдруг она заговорила:

– Мартин?

– М-м-м.

– Я должна рассказать тебе одну вещь. Ты не спишь?

– М-м-м.

Если он этим хотел сказать, что не спит, то слегка погрешил против истины.

– Когда ты пришел в прошлый четверг, ты был такой измотанный, что уснул раньше меня. Я еще почитала с часик. Но ты ведь знаешь, какая я любопытная. Ну и залезла в портфель, посмотрела твои бумаги.

– М-м-м.

– Там лежала одна папка с фотографией. Я ее тоже посмотрела. На ней был изображен какой-то тип по имени Рейнхард Гейдт.

– М-м-м.

– И я вспомнила одну вещь, может быть, это важно.

– М-м-м.

– Я видела этого типа недели три назад. Здоровенный блондин лет тридцати. Совершенно случайно встретила, когда уходила от тебя. Прямо на Чёпмангатан. Потом мы свернули на Болльхюсгренд. Он шел за мной в двух шагах, и я пропустила его вперед. Мужчина североевропейского типа, с картой Стокгольма в руках, я приняла его за туриста. Еще у него были баки. Светлые.

С Мартина Бека сон как рукой сняло.

– Он что-нибудь говорил?

– Нет, ничего не говорил. Просто обогнал меня. Но минуты через две я опять его увидела. Он садился в зеленую машину с шведскими номерными знаками. Я не разбираюсь в машинах, не скажу тебе, что за марка была. Правда, буквы в номере запомнились – ГОЗ. А цифры тут же забыла. Может быть, даже и не рассмотрела. Сам знаешь, у меня на цифры плохая память.

Не успела Рея глазом моргнуть, как Мартин Бек уже стоял нагишом у телефона.

– Новый мировой рекорд по скоростному бегству из объятий возлюбленной, – сказала она.

Мартин Бек набрал домашний номер Гюнвальда Ларссона. Одиннадцать гудков, двенадцать~ Никто не отвечал. Он набрал номер служебного коммутатора.

– Вы не знаете, Гюнвальд Ларссон на месте?

– Был, во всяком случае, десять минут назад.

У Мартина Бека не лежала душа к выражениям вроде "оперативный штаб", и он попросил соединить его с отделом насильственных преступлений.

– Ларссон слушает.

– Гейдт в городе.

– Знаю. Только что сообщили. Одна сотрудница отдела экономических преступлений не придумала ничего лучшего, как переспать с ним в ночь с четвертого на пятое. Уверена, что опознала. Он выдавал себя за датчанина. Показался ей симпатичным. Говорил на скандинавском языке.

– У меня тоже есть свидетель, – сказал Мартин Бек. – Женщина, которая недели три назад видела его на Чёпмангатан в Старом городе. Около дворца он сел в машину с шведскими номерными знаками. Ей показалось, что он поехал в южном направлении.

– А свидетельница твоя надежная? – спросил Гюнвальд Ларссон.

– Самый надежный человек, какого я знаю.

– Ух ты.

– Если пришлешь патрульную машину, приеду через двадцать минут.

– Будет сделано. – Гюнвальд Ларссон помолчал, потом добавил: – Ну и дьявол Провел-таки нас. И времени не осталось. Что будем делать?

– Подумаем, – ответил Мартин Бек.

– Вызывать Меландера и Скакке?

– Пусть спят. Кому-то надо завтра иметь свежую голову. Сам-то как себя чувствуешь?

– Совсем было дошел, но теперь вроде очухался.

– И я тоже.

– М-м-м. Вряд ли нам придется спать сегодня ночью.

– Ничего не поделаешь, – сказал Мартин Бек. – Если сумеем обезвредить Гейдта, сразу легче станет.

– Возможно, – согласился Гюнвальд Ларссон. – Он явно парень не промах.

На этом разговор окончился. Мартин Бек начал одеваться.

– Что-нибудь важное оказалось? – спросила Рея.

– В высшей степени. Пока, и спасибо за все. Завтра вечером увидимся? У меня?

– Как пить дать, – весело отозвалась она.

– Ты ведь все равно собиралась ко мне смотреть цветной телевизор.

Проводив Мартина Бека, Рея долго лежала и думала.

Только что было так хорошо на душе, а теперь вдруг хандра напала. Быстрая смена настроений была свойственна ее впечатлительной натуре.

Ей не нравилась вся эта история. К чувству выполненного долга примешивалась смутная тревога.

А еще ей было тоскливо лежать одной на такой большой кровати.