— Помнишь женщину, которая звонила в тот день, когда я уезжал в Муталу? Как она заявила, что напротив них, на противоположной стороне улицы на балконе стоит какой-то мужчина?
Колльберг запихнул остаток пирога в рот и с изумлением уставился на Мартина Бека.
— Ага, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Это была какая-то сумасшедшая баба. А что с ней случилось?
— Помнишь, как она описала этого человека?
— Нет, не помню. Как я могу помнить, что мне излагает каждый псих?
Колльберг с большими усилиями наконец проглотил кусок сладкого пирога и произнес:
— О чем это вы говорите?
Мартин Бек махнул ему рукой, чтобы он молчал, и сказал:
— Подумай немного, Гюнвальд. Это может быть очень важно.
Гюнвальд Ларссон подозрительно посмотрел на него.
— Зачем тебе это, а? Ну ладно, подожди, я немного подумаю.
Через минуту он сказал:
— Так, я подумал. Нет, я совсем ничего не помню. По-моему, в нем не было ничего достойного внимания. Наверное, он выглядел обыкновенно.
Он сунул указательный палец в ноздрю и наморщил лоб.
— Может, у него были расстегнуты брюки? Нет, погоди, секундочку… Нет, рубашка! На нем была белая рубашка с расстегнутым воротом. Да, я уже припоминаю. Эта женщина сказала, что у него светло-синие глаза, а я заметил, что это, должно быть, очень узкая улочка. И знаешь, что она сказала? Что эта улица вовсе не узкая, но она смотрит на него в бинокль. Ну, что скажешь, разве у нее голова в порядке? Она сама типичная эротоманка, и нам следовало бы изолировать ее, а не его. Что за дурацкая идея — сидеть у окна и глазеть в бинокль на мужчину.
— О чем это вы говорите? — повторил Колльберг.
— Мне бы тоже хотелось это знать, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Почему это вдруг должно быть так важно?
Мартин Бек немного помолчал и потом ответил:
— Я вспомнил этого мужчину на балконе, потому что, когда Гюнвальд повторял вслед за женщиной его описание, он говорил то же самое, что и тогда, когда резюмировал описание субъекта, которого Лундгрен видел в Ванадислундене. Редкие зачесанные назад волосы, большой нос, средний рост, белая рубашка с расстегнутым воротом, коричневые брюки, светло-синие глаза. Разве это не совпадает!
— Возможно, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Но я действительно уже не помню. Впрочем, на того типа, которого видел Лундгрен, он действительно похож.
— Ты думаешь, что это мог быть один и тот же человек? — скептически спросил Колльберг. — В этом описании ведь нет ничего примечательного.
Мартин Бек потер подбородок и смущенно посмотрел на Колльберга.
— Конечно, это всего лишь неясное предчувствие, — оказал он. — Кроме того, я понимаю, что тут не за что зацепиться. И все же стоит попытаться найти мужчину.
Колльберг встал и подошел к окну. Он повернулся к нему спиной и скрестил руки.
— Ну, неясное предчувствие… — произнес он.
Мартин Бек перевел взгляд на Гюнвальда Ларссона.
— Ну хорошо, теперь попытайся восстановить в памяти этот телефонный разговор. Что еще говорила та женщина?
Гюнвальд Ларссон развел огромными ручищами.
— Больше ничего. Только то, что хочет заявить, что напротив ее дома стоит на балконе какой-то мужчина. И что он вроде бы какой-то странный.
— Почему он показался ей странным?
— Потому что он все время находится на балконе. Даже ночью. Она сказала, что наблюдает за ним в бинокль. Что он там стоит и смотрит на улицу, как там проезжают автомобили и как играют дети. Потом она разозлилась, потому что я не проявил достаточного интереса. А с чего бы мне проявлять интерес к чему-то такому? Черт возьми, разве люди не имеют права стоять на своем собственном балконе, а соседи из-за этого разве должны сразу же звонить в полицию, а? Черт бы ее побрал, а что, по ее мнению, я должен был делать?
— Где она живет? — спросил Мартин Бек.
— Этого я не знаю, — ответил Гюнвальд Ларссон. — К тому же я вовсе не уверен, что она мне это сказала.
— Как ее звали? — спросил Колльберг.
— Не знаю. Черт возьми, как я могу это знать?
— Разве ты не спросил ее об этом? — сказал Мартин Бек.
— Наверное, спросил. Об этом человек всегда спрашивает, разве не так?
— А ты бы не мог это вспомнить? — сказал Колльберг. — Подумай.
Мартин Бек и Колльберг внимательно наблюдали видимые признаки того, что Гюнвальд Ларссон интенсивно думает. Он нахмурил светлые брови так, что над светло-синими глазами образовался мощный валик. Кроме того, он сильно покраснел и выглядел так, словно его что-то угнетает. Через минуту он произнес:
— Нет, не могу вспомнить. Фру… в общем, фру Икс, Игрек.
— Может, ты записал это куда-нибудь? — спросил Мартин Бек. — Ты ведь всегда все записываешь.
Гюнвальд Ларссон бросил на него яростный взгляд.
— Ага, — сказал он, — но только я не храню свои записи. Да и зачем, ведь ничего не случилось. Просто позвонила какая-то сумасшедшая баба. Почему я должен это помнить?
Колльберг вздохнул.
— Ладно, — сказал он. — Что дальше?
— Когда придет Меландер? — спросил Мартин Бек.
— Думаю, в три. Он дежурил ночью.
— В таком случае позвони ему и попроси, чтобы он пришел немедленно, — сказал Мартин Бек. — Выспаться он сможет когда-нибудь в другой раз.
XXIII
Когда Колльберг позвонил Меландеру, тот действительно спал в своей квартире на углу Нормеларстранд и Полхемсгатан. Он мгновенно оделся, преодолел короткое расстояние до Кунгсхольмсгатан на собственном автомобиле и через четверть часа уже был в кабинете, где все трое ждали его.
Телефонный разговор он помнил, и когда они прослушали конец магнитофонной записи допроса Рольфа Эверта Лундгрена, подтвердил, что версия Мартина Бека относительно описания верна. Потом он попросил принести кофе и медленно, тщательно начал набивать трубку.
Он закурил, удобно откинулся на стуле и сказал:
— Значит, ты думаешь, что здесь может быть какая-то связь?
— Это всего лишь предчувствие, — ответил Мартин Бек. — Мой вклад в конкурс составителей загадок.
— Возможно, в этом что-то есть, — кивнул Меландер. — А что тебе требуется от меня?
— Чтобы ты воспользовался вычислительной машиной, которую тебе поставили вместо мозга, — сказал Колльберг.
— Попытайся вспомнить, что говорил и делал Гюнвальд, когда в тот раз разговаривал по телефону, — сказал Мартин Бек.
— Это было в тот день, когда пришел Леннарт? — спросил Меландер. — Секундочку, в таком случае это было второго июня. Я сидел в соседнем кабинете, а когда пришел Леннарт, я перебрался сюда.
— Совершенно верно, — сказал Мартин Бек. — А я в тот день уехал в Муталу. По пути на вокзал я заскочил сюда, потому что хотел расспросить о том перекупщике.
— Да, о Ларссоне. Он тогда уже умер.
Меландер принял позу, которую Колльберг называл позой мыслителя. Он откинулся на стуле, оперся на спинку, скрестил ноги и вытянул их вперед во всю длину. Мартин Бек, как обычно, стоял, опершись одной рукой на металлический шкафчик.
— Ты помнишь, Гюнвальд записал куда-нибудь ее имя? — спросил Мартин Бек.
— Думаю, что да. Помню, он держал авторучку. Да, наверняка он это записал.
— Ты помнишь, он спрашивал, где она живет?
— Нет, думаю, он не спрашивал об этом. Но, возможно, она еще раньше сказала ему имя и адрес одновременно.
Мартин Бек вопросительно посмотрел на Гюнвальда Ларссона, однако тот только пожал плечами.
— Я точно никакого адреса не помню, — заявил он.
— Потом разговор зашел о каком-то морже, — сказал Меландер.
— Ага, это факт, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Я подумал, что она говорит «морж», что на балконе стоит морж. Она объяснила мне, что речь идет не о морже, а о мужчине, и я, естественно, решил, что этот мужчина стоит у нее на балконе, раз уж она звонит в полицию.
— А потом ты потребовал, чтобы она описала этого мужчину, и я отчетливо помню, как ты что-то записывал, когда повторял вслед за ней то, что она говорила.
— Ну хорошо, — сказал Гюнвальд Ларссон, — но если я что-то записывал, то я записывал вот в этот блокнот, а когда потом оказалось, что тут не понадобится принимать никакие меры, я вырвал этот лист из блокнота и выбросил.
Мартин Бек закурил сигарету, подошел к письменному столу, положил спичку в пепельницу Меландера и вернулся на свое место у шкафчика.
— Да, к сожалению, так оно, вероятно, и было, — сказал он, — Фредрик, продолжай.
— Ты понял, что этот мужчина стоит на своем собственном балконе только тогда, когда она описала его тебе, верно?
— Ага, — подтвердил Гюнвальд Ларссон. — И я подумал, что у этой бабы с головой что-то не в порядке.
— Потом ты у нее спросил, как она может знать, что у этого мужчины светло-синие глаза, если он стоит на балконе на противоположной стороне улицы.
— И она мне на это ответила, что смотрит на него в бинокль.
Меландер с изумлением взглянул на него.
— В бинокль? — переспросил он. — Черт возьми, ничего себе.
— Вот именно. А я ее спросил, беспокоит ли ее каким-то образом этот человек, и она ответила, что нет. Просто он там все время стоит, и это ей вроде бы кажется пугающим. По крайней мере, она так говорила.
— Очевидно, он стоял там и ночью, — сказал Меландер.
— Ага, по крайней мере, она так утверждала.
— А ты ее спросил, куда он смотрит, и она ответила: на улицу. На автомобили и играющих детей. А потом ты ее спросил, не считает ли она, что ты должен послать туда полицейских собак.
Гюнвальд Ларссон посмотрел на Мартина Бека и раздраженно произнес:
— Ну да, потому что Мартин стоял здесь передо мной и излагал мне какую-то ерунду про собак. Что мне якобы представляется прекрасная возможность послать туда этих моих бестий.
Мартин Бек и Колльберг посмотрели друг на друга, но ничего не сказали.
— Ну, — заключил Меландер, — по-моему, это все. Женщина посчитала, что ты хамишь ей, и положила трубку. А я вернулся к себе в соседний кабинет.
Мартин Бек вздохнул.
— Из этого много не выжмешь. Практически установлено лишь то, что эти два описания совпадают.
— И все равно странно, что кто-то простаивает дни и ночи на балконе, — медленно сказал Колльберг. — Впрочем, это, наверное, пенсионер и ему скучно.
— Да нет, — возразил Гюнвальд Ларссон. — Тут что-то не так. Я припоминаю, как она сказала: «Причем это молодой человек… ему наверняка не больше сорока. И похоже на то, что у него нет другого занятия, кроме как стоять там и глазеть». Именно так она и сказала. Я совершенно забыл об этом.
Мартин Бек убрал руку со шкафчика и сказал:
— В таком случае он подходит под описание Лундгрена. Около сорока. А если она наблюдала за ним в бинокль, то должна была видеть его достаточно отчетливо.
— Она ничего не говорила о том, как долго наблюдает за ним, когда позвонила тебе? — спросил Колльберг.
Гюнвальд Ларссон ненадолго задумался, а потом ответил:
— Ты знаешь, говорила. Что якобы уже наблюдает два месяца, но что он вполне мог стоять там и раньше, а она, наверное, не обращала на это внимания. Сказала, что сначала она подумала, что он хочет что-то сделать. Может быть, прыгнуть с балкона.
— Ты точно помнишь, что никуда не спрятал эти записи? — спросил Мартин Бек.
Гюнвальд Ларссон выдвинул ящик письменного стола, вытащил оттуда тонкую пачку бумаги, положил ее перед собой и принялся листать.
— Здесь я записываю сведения о тех делах, которые должен расследовать или составлять о них отчеты. А когда составлю отчет и перепишу его начисто, эти записи выбрасываю, — говорил он, просматривая листочки один за другим.
Меландер подался вперед и выбил трубку.
— Ну да, — сказал он. — У тебя в руке была авторучка, ты еще придвинул к себе блокнот и отодвинул телефонный справочник…
Гюнвальд Ларссон уже закончил просматривать бумаги и положил их обратно в ящик.
— Я точно знаю, что не прятал эти записи, — сказал он. — К сожалению, нет.
Меландер поднял трубку и показал ею на Гюнвальда Ларссона.
— Телефонный справочник, — сказал он.
— Ну, а при чем здесь телефонный справочник? — спросил Гюнвальд Ларссон.
— Перед тобой на столе лежал открытый телефонный справочник. Ты туда ничего не записывал?
— Возможно.
Гюнвальд Ларссон потянулся за своим телефонным справочником и произнес:
— Ну и работенка будет все это перелистать.
Меландер положил трубку и сказал:
— Можешь это не делать. Если ты что-то записал — а я думаю, что так оно и было, — то не записывал это в свой телефонный справочник.
Мартин Бек внезапно ясно представил себе всю ситуацию. Меландер вышел из соседнего кабинета, в руке он держал открытый телефонный справочник, который подал Мартину Беку и показал ему имя перекупщика Арвида Ларссона. А Мартин Бек потом положил справочник на стол.
— Леннарт, — сказал он, — принеси мне из своего кабинета первый том телефонного справочника.
Мартин Бек открыл справочник на странице, где был «ЛАРССОН АРВИД, антиквариат». Здесь никаких пометок не оказалось. Тогда он начал с первой страницы и медленно, тщательно перелистывал справочник. В нескольких местах он нашел разные неразборчивые пометки, сделанные, в основном, отвратительным почерком Меландера, а также несколько записей, сделанных образцовым аккуратным и разборчивым почерком Коль-берга. Все остальные стояли вокруг Мартина Бека и ждали. Гюнвальд Ларссон заглядывал ему через плечо.
Он дошел до тысяча восемьдесят второй страницы, когда Гюнвальд Ларссон сказал:
— Здесь!
Все четверо внимательно смотрели на запись, сделанную на полях.
Единственное слово.
Андерсон.
XXIV
Андерсон.
Гюнвальд Ларссон наклонил голову и смотрел на запись.
— Ну да, это похоже на фамилию Андерсон, — сказал он. — Или Андерсен. Или Андресен. Одному Господу Богу известно. По-моему, это все же Андерсон.
Андерсон.
В Швеции триста девяносто тысяч человек носят фамилию Андерсон. Только в стокгольмском телефонном справочнике десять тысяч двести таких однофамильцев и еще две тысячи в окрестностях города.
Мартин Бек размышлял. Если бы они обратились к общественности через газеты, радио и телевидение, то, возможно, очень легко нашли бы женщину, которая вела столь памятный разговор с Гюнвальдом Ларссоном. Однако это могло бы оказаться и невероятно трудным. Да и в самом деле до сих пор не было ничего простого.
Они обратились к общественности при помощи прессы, радио и телевидения.
Ничего не произошло.
То, что ничего не произошло в воскресенье, было вполне объяснимо.
Однако когда ничего не произошло в понедельник до одиннадцати часов утра, у Мартина Бека появились большие сомнения.
Обходить один дом за другим или звонить по телефону означало, что им пришлось бы послать значительную часть своих людей по следу, который в конце концов вполне может оказаться ложным. Но, возможно, удастся каким-то образом сузить область поиска? Широкая улица. Это должно быть где-то в центре.
— Да, это возможно, — сказал Колльберг.
— Естественно, может быть, что это и не так, но…
— Но что? Тебе что-нибудь подсказывает твоя интуиция?
Мартин Бек измученно посмотрел на Колльберга, выпрямился и сказал:
— Билет в метро, купленный на станции «Родмансгатан».
— Который с убийством или убийствами может вообще не иметь ничего общего, — произнес Колльберг.
— Он продан на станции «Родмансгатан», и его использовали для поездки только в одну сторону, — упрямо сказал Мартин Бек. — Он был в кармане убийцы потому, что тот хотел воспользоваться им на обратном нуги. Он доехал с Родмансгатан до Марияторгет или до Цинкенсдамма, а оттуда дошел до парка Тантолунден пешком.
— Сплошные догадки, — сказал Колльберг.
— Убийце нужно было как-то подкупить малыша, который был с девочкой, чтобы избавиться от него. А у него не оказалось при себе ничего, кроме этого билета.
— Догадки.
— Но логически тут все совпадает.
— Кое-как.
— Кроме того, первое убийство было совершено в Ванадислундене. А это все в одном районе. Ванадислунден, Родмансгатан, округ Ваза, верхняя часть Нормальма.
— Все это ты уже говорил, — сухо заметил Колльберг. — Это всего лишь догадки и больше ничего.
— Теория вероятности.
— Конечно, если это можно так назвать.
— Я должен разыскать эту фру Андерсон, — сказал Мартин Бек, — и мы не можем сидеть, сложа руки, и ждать, когда она сама объявится. Наверное, у нее нет телевизора, и она не читает газеты. Но телефон у нее должен быть.
— В самом деле?
— Несомненно. По такому делу не звонят из телефона-автомата или, например, из ресторана. Кроме того, это звучало так, словно она смотрела на мужчину, стоящего на балконе, когда звонила сюда.
— Хорошо, готов согласиться, что в этом ты прав.
— А если мы будем обходить один дом за другим или обзванивать все номера, один за другим, нам придется где-то начать, и мы должны ограничиться определенным районом. Потому что для того, чтобы навещать каждого, у кого фамилия Андерсон, у нас просто не хватит людей.
Колльберг минуту сидел молча. Потом сказал:
— А что, если мы пока что забудем об этой фру Андерсон и вместо этого еще раз подумаем о том, что нам, собственно, известно об убийце.
— У нас имеется кое-какое его описание.
— Кое-какое, это верно. К тому же еще неизвестно, действительно ли Лундгрен видел убийцу.
— Мы знаем, что он мужчина.
— Да. Что мы еще знаем?
— Что его нет в картотеке отдела полиции нравов.
— Да. Если у них нет в этом своего интереса или они что-нибудь упустили. Это было бы уже не впервые.
— Мы знаем, когда приблизительно были совершены убийства. В Ванадислундене сразу после семи часов вечера, а в Тантолундене между двумя и тремя часами дня. Это означает, что в то время он отсутствовал на работе.
— И что же из этого следует?
Мартин Бек ничего не сказал. Колльберг сам ответил на свой вопрос:
— Что он безработный, или у него отпуск, или он на больничном, или он здесь в гостях, или у него сменный график работы, или он пенсионер, или бродяга… короче говоря, из этого вообще ничего не следует.
— Ты прав, — сказал Мартин Бек. — Но мы представляем себе, как он ведет себя.
— Ты имеешь в виду заключение психологов?
— Да.
— Это тоже сплошные догадки, но…
Колльберг замолчал и продолжил после краткой паузы:
— Но я вынужден признать, что Меландер на основании всей этой болтовни сделал вполне разумные выводы.
— Это верно.
— Ну что ж, если речь идет о женщине, которая сюда звонила, то мы должны попытаться найти ее. И если уж мы должны — это ты сказал исключительно верно — где-то начать и если уж у нас в руках сплошные догадки, то мы должны спокойно исходить из того, что ты, вероятно, прав. Где ты собираешься начать?
— Начнем в пятом и девятом округах, — сказал Мартин Бек. — Несколько человек отправим обходить дома и расспрашивать всех Андерсонов, а несколько человек будут сидеть у телефонов и обзванивать их. Попросим весь персонал округов отнестись к этому делу с максимальным вниманием. Особенно на широких улицах с балконами, Оденгатан, Карлсбергсгатан, Тегнергатан, Свеавеген и так далее.
— Хорошо, — кивнул Колльберг.
Они приступили к работе.
Это был кошмарный понедельник. Звонили люди, которые считали, что они что-то знают; сумасшедшие, которые во что бы то ни стало хотели признаться, и шутники, которые звонили просто так, чтобы позабавиться. А все городские парки кишели тайными агентами, если, конечно, эта сотня человек вообще могла кишеть, и ко всему этому прибавился еще розыск некой женщины по фамилии Андерсон.
И тут вдруг позвонил Хансон из пятого округа.
— Ты что, снова нашел какой-нибудь труп? — спросил Мартин Бек.
— Да нет, но я немного опасаюсь за того Эриксона, за которым мы должны были следить. За того эксгибициониста, которым вы там у себя недавно занимались.
— А что с ним?
— Он со среды не высовывает нос из квартиры. Причем притащил с собой много выпивки, главным образом, вермута. Обошел несколько магазинов, прежде чем ему удалось все это купить.
— А потом?
— Иногда он появлялся у окна, и ребята говорили, что он выглядел, как привидение. Но со вчерашнего утра он уже вообще не появлялся.
— Вы ему стучали?
— Конечно. Он не открывает.
Мартин Бек уже почти забыл об этом человеке. Теперь он снова увидел перед собой его бегающий несчастный взгляд и трясущиеся исхудалые руки. Он почувствовал, как у него пошел мороз по коже.
— Вы должны туда проникнуть.
— Как?
— Это я оставляю на твое усмотрение.
Он положил трубку и остался сидеть, закрыв лицо ладонями. Нет, думал он, только не это, в придачу ко всем прочим несчастьям.
Через полчаса снова позвонил Хансон.
— Он пустил газ.
— Ну?
— Его повезли в больницу. Живого.
Мартин Бек вздохнул. С облегчением, как обычно говорят.
— Но все висело на волоске, — добавил Хансон. — Он тщательно подготовился, заткнул все щели и даже затолкал что-то в замочную скважину на входной и кухонной дверях.
— Он выживет?
— Конечно, как обычно. У него кончились монеты для автомата, подающего газ. Но если бы он пролежал там еще несколько минут, то…
Хансон не закончил фразу.
— Он что-нибудь написал?
— Ага. «Я больше уже не могу выдержать». На полях старого порнографического журнала. Я уже сообщил в противоалкогольный отдел.
— Это следовало сделать немного раньше.
— Зачем, он ведь нормально работал, — сказал Хансон и через несколько секунд добавил: — До того как вы его задержали.
Оставалось еще несколько часов до конца этого отвратительного понедельника. Около одиннадцати Колльберг и Мартин Бек ушли домой. Гюнвальд Ларссон тоже. Меландер остался. Все знали, что он ненавидит ночное дежурство и одна лишь мысль о том, что ему придется обойтись без его десяти часов сна, была для него хуже кошмара. Меландер, однако, не сказал ни слова и выглядел стоически, как всегда.
Ничего вообще не произошло. Полиция побеседовали со множеством женщин по фамилии Андерсон, однако ни одна из них не вела тот знаменитый телефонный разговор.
Никаких других трупов также не обнаружили, а все дети, которые потерялись в течение дня, в конце концов объявились.
Мартин Бек пошел пешком до Фридхемсплан и поехал домой в метро.
Вот и еще один день позади. Уже прошло больше недели со времени последнего случая. Или только очередного случая.
Он чувствовал себя как тонущий человек, которому только что удалось нащупать какую-то опору, но который знает, что это всего лишь отсрочка. Что через несколько часов начнется прилив.
XXV
Было раннее утро, вторник, двадцатое июня, и в дежурной комнате девятого округа еще царило спокойствие. Полицейский Квист сидел за столом, курил и читал газету. Это был молодой человек со светлыми усами и бородой. Из-за перегородки в углу доносились голоса, время от времени прерываемые стуком пишущей машинки. Зазвонил телефон. Квист поднял голову над газетой и увидел, как Гранлунд, сидящий за стеклянной перегородкой, берет трубку.
Дверь у Квиста за спиной открылась, и вошел Родин. Он остановился у двери и надел портупею. Родин был старше Квиста и по возрасту, и по званию. Квист год назад закончил полицейскую школу, и в девятый округ его направили совсем недавно.
Родин подошел к столу и взял фуражку. Похлопал Квиста по плечу.
— Так, пойдем, — сказал он. — Еще один обход, а потом будем завтракать.
Они вышли из ворот и зашагали по Сурбрунгатан в направлении Свеавеген. Они шли медленно, рядом, одинаковым широким шагом, заложив руки за спину.
— Послушай, что велел Гранлунд сделать с этой фру Андерсон, когда мы ее найдем? — спросил Квист.
— Ничего. Спросить ее, звонила ли она второго июня в криминальную полицию и говорила ли она что-то о каком-то типе на балконе, — ответил Родин.
Они перешли Тулегатан, и Квист посмотрел вправо, в направлении Ванадислундена.
— Ты был там, когда произошло это убийство? — спросил он.
— Ага, — ответил Родин. — А ты нет?
— Нет, у меня был отгул, — сказал Квист.
Они дошли до Свеавеген.
У киоска на углу, прямо перед государственным винным магазином уже толкались несколько пьяниц. Один грозил кулаком и пытался снова и снова ударить другого, но был настолько пьян, что не мог как следует попасть в цель. Другой казался чуть более трезвым и придерживал противника на некотором расстоянии, упираясь ему ладонью в грудь. Буян что-то бессвязно выкрикивал и не переставал размахивать руками. Наконец у менее пьяного лопнуло терпение, он толкнул скандалиста и повалил его на землю.
Родин вздохнул.
— Придется взять его с собой, — сказал он и направился через проезжую часть на противоположную сторону улицы. — Я его знаю, с ним вечно возникают затруднения.
— Которого? — спросил Квист.
— Того, что лежит на земле, — ответил Родин. — Другой в порядке.
Полицейские поставили мужчину на ноги. Ему было около шестидесяти, одна кожа да кости, наверняка он весил не более пятидесяти килограммов. Недалеко от них сразу начали останавливаться прохожие из разряда добропорядочных граждан и глазеть на них.
— Привет, Йохансон, как сегодня дела? — поинтересовался Родин.
Йохансон свесил голову на грудь и сделал слабую попытку отряхнуть пиджак.
— Пре-пре-прекрасно, — залепетал он. — Я з-з-здесь с приятелем поговорил. Так, по-дружески, герр полицейский.
Приятель явно приободрился и заявил:
— Оскар в порядке. С ним все нормально.
— Ну, и что же дальше? — добродушно проворчал Родин.
Он показал приятелю жестом, чтобы тот исчез, и тот с невероятным облегчением отступил за пределы досягаемости руки закона.
Родин и Квист крепко взяли пьяного каждый со своей стороны и потащили его к стоянке такси в нескольких метрах от места происшествия.
Таксист видел, как они приближаются, вышел из машины и открыл им заднюю дверцу. Очевидно, он был из числа обходительных.
— Ну вот, Йохансон, теперь ты с комфортом поедешь в автомобильчике, — сказал Родин. — А потом пойдешь баиньки.
Йохансон уже не сопротивлялся, он влез в машину, упал на заднее сиденье и мгновенно уснул. Родин толкнул его в угол и через плечо сказал Квисту:
— Я отвезу его, встретимся в участке. Купи по пути какие-нибудь булочки.
Квист кивнул, и, когда такси уехало, направился дальше. Прошел немного по Свеавеген и заметил старомодную вывеску с надписью «Булочная». Взглянул на часы и решил, что вполне может сделать покупку здесь и вернуться в участок на завтрак.
Когда он открыл дверь в магазин, над головой у него зазвенел колокольчик. У прилавка стояла пожилая женщина в клетчатом домашнем халате и разговаривала с продавщицей.
— А бедняжка старый Пальм из восемьдесят первого тоже уже умер, — сказала толстая женщина в домашнем халате.
— Вы знаете, для него это было почти освобождение, — тараторила продавщица. — Он был уже старый и немощный.
Продавщица была пожилая, седовласая, в белом халате. Она посмотрела на Квиста и быстро запихала покупку в сетку покупательницы.
— Хорошо, фру Андерсон, — сказала она. — А сладкого вы сегодня не возьмете?
Покупательница взяла сетку и засопела.
— Нет, сладкого сегодня мне не хочется. Запишите за мной, как обычно. Ну, до свидания.
Она направилась к выходу, Квист подскочил к двери и открыл ее.
— До свидания, голубушка, — сказала продавщица.
Голубушка протиснулась в дверь и кивком поблагодарила Квиста.
Он улыбнулся, так как ему показалось смешным, что кто-то может такую толстую женщину называть голубушкой, и уже закрывал за ней дверь, как вдруг ему пришла в голову одна мысль. Продавщица вытаращила глаза, когда он, не говоря ни слова, выскочил на улицу и захлопнул за собой дверь.
Женщину в клетчатом домашнем халате он догнал, когда она уже входила в дом по соседству с булочной. Он быстро отдал честь и сказал:
— Вы фру Андерсон, да?
— Да.
Он взял у нее сетку и придержал ей дверь. Когда дверь закрылась за ними, он сказал:
— Не сердитесь, что я вас спрашиваю, но вы случайно не звонили в пятницу второго июня утром в криминальную полицию?
— Второго июня? Да, я звонила в полицию, возможно, это было именно второго июня.
— А почему вы туда звонили? — спросил Квист.
Он не мог скрыть некоторого волнения, и женщина по фамилии Андерсон удивленно посмотрела на него.
— Я разговаривала с каким-то детективом или как они там называются. С таким грубым человеком, его совершенно не интересовало то, что я хотела ему сказать. Я всего лишь хотела кое о чем заявить. Этот человек стоял там, на балконе, и…
— Можно мне подняться с вами наверх и позвонить от вас? — спросил Квист и быстро направился впереди нее к лифту. — Я все объясню вам по дороге, — сказал он.
XXVI
Мартин Бек положил трубку и позвал Колльберга. Застегнул пиджак, сунул в карман пачку сигарет и спички и взглянул на часы. Без пяти десять. Колльберг появился в дверях.
— Что это ты здесь расшумелся? — спросил он.
— Ее нашли. Эту фру Андерсон. Только что звонил Гранлунд из девятого. Она живет на Свеавеген.
Колльберг метнулся в соседний кабинет, схватил пиджак и еще воевал с ним, когда снова появился в дверях.
— Свеавеген, — задумчиво произнес он и посмотрел на Мартина Бека. — Как ее нашли? Это были ребята, которые обходили дома?
— Нет, кто-то из девятки столкнулся с ней в булочной, он вошел туда, чтобы купить булочки к завтраку.
На лестнице Колльберг сказал:
— Это случайно не Гранлунд говорил, что нужно отменить перерыв для завтрака? Теперь он, наверное, больше так говорить не будет.
Фру Андерсон критически смотрела сквозь щелочку в приоткрытой двери.
— Я разговаривала с кем-то из вас, когда звонила в то утро? — спросила она.