– А когда он вернется? – упорствовала Сетеоль. – Боже, когда он вернется?..

– Это и есть тот риск, о котором мы говорили. Опирос вернется, когда сон, в который ввергла его Клинур, закончится. Когда – не знаю. Зависит от того, как долго будут блуждать они по ее царству, прежде чем Опироса унесет поток одного-единственного сна, и от того, как долго будет длиться этот сон. Вот только как соотносится время во сне и то время, которое мы знаем? Там течение времени согласуется с ритмом сна, а не с законами природы. Час может промелькнуть как секунда; и наоборот. Да и вообще – раз уж мы об этом заговорили – как заканчивается сон? Существует ли конечный момент отдельного сна – или же сны сливаются друг с другом, следуют чередой, пока спящий не проснется и не разорвет цепь картин?

– Значит, ты не знаешь?! – аристократическое лицо Сетеоль скривилось от переполнивших ее чувств. – Кейн, ты – проклятый выродок! Ты убил его!

– Возможно, – пожал тот плечами. – Но Опирос сам все решил, хотя я и объяснил ему, насколько рискован этот эксперимент.

– Чернокнижник… – пробурчала Сетеоль. Лицо ее вновь сделалось бесстрастным. – Вы оба сумасброды. Не знаю, кто больший…

Она сидела неподвижно, высоко подтянув колени и опершись о них подбородком, и неотрывно глядела на лунный круг у алтаря.

– Ожидание может затянуться на всю ночь, – произнес Кейн бесцветным голосом. – Мои люди развели костер у входа, чтобы было не так сыро. Отчего бы тебе там не подождать?

Сетеоль помотала головой и пробормотала что-то неразборчивое. Ее широко раскрытые глаза не мигая смотрели на камни, залитые лунным светом. Кейн обошел своих людей. Им нечего было ему сообщить. Когда он вернулся, девушка сидела все в той же позе. Ночь выдалась теплой, и Кейн сказал Левардосу, что незачем поддерживать огонь. Если враги искали их в потемках, ни к чему было выдавать себя блеском костра. Почти полная луна давала достаточно света для глаз, привыкших к ночи. Двух факелов внутри святилища Кейну хватало, а снаружи, в темноте, стояли на страже его люди, невидимые для возможного неприятеля.

Делать было нечего – только ждать. Кейн выпил немного вина из бурдюка, который Сетеоль захватила с собой, и устроился на каменной плите. Тишину нарушало лишь равномерное дыхание девушки. Кейн подумал, что она заснула.

Неожиданно Сетеоль совершенно спокойно объявила:

– Кейн, эта тень снова здесь.

Он повернулся, чтобы взглянуть туда, куда она показала, но слишком поздно для того, чтобы увидеть что-то определенное. Он успел заметить только движение – что-то промелькнуло в полосе лунного света, пронизывающего тьму. Ни звука.

– Летучая мышь, – сказал он. – Или какая-нибудь ночная птица.

– Такой величины?

Кейн почувствовал холодное прикосновение страха, опасность затаилась в меланхолически застывших руинах. Он понял, что там, среди теней, крадется смерть.

– Оставайся здесь, – приказал он. – И не подавай голоса, если ничего не стрясется.

Стиснув рукоятку меча, Кейн растворился во тьме.

Левардос стоял на своем посту у входа.

– Что случилось? – прошептал он, увидев выражение лица Кейна.

– Не знаю. Ты что-нибудь видел, слышал?

Часовой покачал головой.

– Что случилось? – повторил он.

Кейн проскользнул мимо него без ответа, обходя остывшие угли костра. В ночи таилась опасность, он явственно чуял это. Но что могло скрываться в руинах, укрытых черным саваном ночи?

Ни Вебр, ни Хайган, караулившие поблизости, не заметили ничего необычного и были удивлены тем, что Кейн так обеспокоен. Учитывая направление, откуда, по-видимому, пришла неясная тень, Кейн удвоил внимание, скользя вдоль древних стен.

Луна над его головой отбрасывала нечеткие, изломанные тени сквозь переплетенные ветви деревьев, ярко освещая обломки скульптур, торчащие там и сям, словно разбросанные кости. Полуразрушенные деревянные останки – чуть выступающие над землей лазы подвалов, заваленных камнями, густо поросли мокрой травой. Через этот лабиринт ловушек и ям тихо крался Кейн с обнаженным мечом, готовый в любой миг сразиться с неведомой угрозой, о которой знал лишь, что она существует. Да, опасность затаилась рядом, и эта опасность несла с собой нечеловеческое зло – Кейн слишком часто ходил тропами тайного знания, чтобы пренебречь этим ощущением. И тревожное чувство, посетившее его раньше, появилось вовсе не из-за музы Тьмы, как ему вначале показалось…

Он отошел достаточно далеко, но все еще не обнаружил причины своего беспокойства. Может, это нервы сдают; может, его напугала тень пролетавшей совы?.. Только вот убедить себя в этом он не мог. Возвращаясь к святилищу, Кейн решил обойти его и проверить два оставшихся поста.

Через минуту Кейн остановился. Если только он не заблудился, где-то здесь должен стоять Боулус, но часового нигде не было видно. Кейн закусил губу и внимательно огляделся. Нет, он не ошибался. Вот расщепленный молнией дуб, в тени которого должен ждать Боулус. На освещенной луной земле никаких следов схватки. Боулус не должен был оставлять пост… разве что понадобилось срочно доложить…

Кляня себя за непростительное легкомыслие, Кейн повернул обратно. Он передвигался так бесшумно, что оказался рядом с Хефом прежде, чем тот остановил его. Меч Хефа сверкнул в воздухе, но бандит уже узнал массивную фигуру Кейна.

– Порядок, – шепнул он, расстроенный от того, что Кейну удалось подобраться к нему незаметно.

– Боулус проходил тут? – И сам он уже знал ответ на свой вопрос…

– Не-е… Разве что проскользнул мимо меня так же тихо, как ты.

– Скверно, – заскрипел зубами Кейн. – Его нет на посту.

Чувство опасности усилилось. Если Боулус заметил что-то нехорошее, он должен был сообщить Хефу. Но вокруг царила тишина.

– Может, он отошел? – предположил Хеф. – Ты так тихо двигаешься. Раз ты его не увидел, он мог не заметить тебя.

– Может, и так. Проверю еще раз. Смотри по сторонам.

Кейн бесшумно отправился назад. По-прежнему никаких следов Боулуса. Кейн тихо позвал его по имени, хоть делать это было рискованно. Даже эхо не отозвалось. Даже ночные птицы молчали. Словно что-то напугало все живое и заставило затаиться.

Взбешенный Кейн вернулся туда, где оставил Хефа, Липкий страх ухватил его за горло. Кто-то подкрадывался к нему?..

Пароля Кейн не услышал. Хефа на посту не оказалось.

Чувствуя, как напряглись мышцы шеи, Кейн стал искать Хефа. Ничего примечательного, никакого признака схватки. Ни-че-го! Он направился к святилищу, но неожиданно споткнулся, наступив на что-то. Башмак. Башмак Хефа.

Пораженный, Кейн поднял его. Сквозь пальцы потекла теплая и липкая жидкость.

Лодыжка была срезана идеально ровно в том месте, где кончалась выделанная кожа башмака. И ведь ни звука не раздалось!..

Когда Кейн вынырнул из ночного леса, Левардос заметил, что его хозяин встревожен. Но бандит лишь покачал головой в ответ на вопросительный взгляд Кейна. Его пергаментно-бледное лицо оставалось настороженным.

Отрывистым шепотом Кейн велел Вебру и Хайгану немедленно вернуться в храм.

В зарослях послышался приглушенный шум. Что-то ужасное и смертельно опасное бродило рядом – совсем рядом.

– Кейн! Что это? – прошептал Левардос.

– Точно не знаю, – прошептал тот в ответ, – Боулус пропал. Хеф тоже. Что-то забрало Хефа в мгновение ока. Я был в нескольких метрах… и ничего не услышал. Осталась только его нога. Лежала на земле, как брошенная кукла!

– Почему не было шума? Ты должен был услышать звон стали. К тому же человек, как правило, вопит, когда ему отрезают ногу!

Кейн еще сильнее нахмурился.

– Ее отрезали не мечом. Крови там было не больше, чем вина в опрокинутой рюмке. Какая-то тварь унесла его; тварь с челюстями, как у дракона, которые она может сомкнуть в одно мгновение и не заметив, что откусила кусок человеческого тела.

– Но такой громадный зверь! – возразил помощник. – Мы бы его увидели. Услышали…

– Тем не менее мы не слышали.

Братья выбежали из зарослей.

– Быстрей! К святилищу! – бросил Кейн. – Что бы ни бродило снаружи, но стены должны нас защитить.

Привязанные кони сорвались… послышался их топот. Секунду Кейн размышлял, не бросить ли их на произвол судьбы, однако решил, что лучше не рассчитывать только на собственные ноги.

– Верните коней, – приказал он Вебру и Хайгану.

Войдя в храм, он понял – что-то не в порядке. Он оставил зажженный факел у алтаря – теперь тот лежал, погасший, на каменных плитах. Сетеоль исчезла.

Кейн вытащил из щели в стене оставшийся факел. Тот уже почти догорел.

Может, факел у входа сам упал и погас? Но Сетеоль… Времени для домыслов не было. Снаружи раздался ужасный вопль. Другой голос – грохочущий бас Вебра сыпал проклятиями и завывал. Затем послышалось пронзительное ржание коней, которое заглушило все остальные звуки. Кони умчались прочь.

Кейн раздул факел, и тот разгорелся ярким пламенем. Клинки мечей зазолотились, когда они с Левардосом выскочили из опустевшего святилища. Но было поздно, круп последнего из коней растаял во тьме. Оба брата исчезли. Кейн окликнул их только раз – на ответ он не надеялся.

– Тень! – выдохнул Левардос.

– Ах ты… – прошипел Кейн и высоко поднял факел. Четких очертаний у твари не было. Можно было разглядеть лишь тень – она извивалась между деревьями, проплывала над грудами камней. Тень метнулась назад слишком быстро, и как следует разглядеть ее не удалось.

– Что это? Где оно? – тяжело дышал Левардос. В свете факела они огляделись. Вокруг не было ничего, что могло бы отбрасывать такую тень. Не раздалось ни звука, не шевельнулась ни одна ветка.

– Что-то летающее? – предположил Кейн, хотя способ, которым охотилась тварь, опровергал такое предположение.

Факел мигал и дымил. Смола уже почти выгорела.

Когда огонь выдохся, бесформенная тень двинулась к ним в лунном свете.

Ужас вонзил ледяные когти в глотки людей. Кейн, сыпля проклятиями, снова раздул факел. Искры посыпались во все стороны. Пламя полыхнуло еще раз. Тень отступила. Люди все еще не могли понять, что останавливает ужасную тварь, не давая ей приблизиться к храму.

– Возвращаемся в святилище! – приказал Кейн. – По-моему, оно ненавидит свет.

На одном дыхании, спотыкаясь на грудах камней, влетели они внутрь храма.

Толстые стены, казалось, защищали от неведомого, которое таилось во тьме. Факел разбрасывал искры и коптил.

– Другие факелы у нас есть? – спросил встревоженный Кейн.

– Пропали вместе с конями и прочим добром, – вздохнул Левардос.

– Тогда давай поищем, что тут можно запалить.

Кейн прошелся по замусоренному полу святилища. Сапог наткнулся на груду гнилой древесины. Она разлетелась от пинка, превратившись во влажную, раскрошившуюся массу. Голые камни и изъеденные плесенью гниющие останки…

Уцелевшая крыша уберегла храм от падающих веток, покрывавших землю снаружи, и не позволяла разрастись зелени внутри.

Мигающий огонь мог погаснуть в любую минуту.

– Неужели здесь нет сухого дерева? – выругался Кейн.

– Снаружи… – начал Левардос, оборачиваясь к дверям, и не закончил. Тень загораживала вход. Кейн бросился вперед с гаснущим факелом. В проеме вновь появился лунный блеск.

– Тут кое-что есть! – Левардос подошел, прижимая к груди охапку хвороста: несколько веток, проскользнувших через дырявую крышу.

С преувеличенной осторожностью Кейн положил факел на кучу веток. Но дерево оказалось влажным и не горело. Огонь не хотел разгораться. Кейн отчаянно раздувал едва тлеющий огонек. Краем глаза он видел тень, заползающую в храм.

Наконец ветки занялись. Робкое, мигающее пламя скользнуло по сучьям. Не обращая внимания на покрытые волдырями ладони, двое мужчин разгребли тлеющий жар и раздули огонь. Они ругались на чем свет стоит, а древесина дымила, не желая разгораться.

Кое-как костер разожгли. Луна снова засияла через двери храма. Но дымящий, так и норовивший погаснуть огонь не давал им передохнуть. А за стенами храма их поджидал невидимый охотник.

– Нам нужно больше огня, – решил Кейн. В пляшущем свете костра были видны все ветки и обломки крошащегося дерева – их оказалось совсем мало. И когда они сгорят…

– Может, освещая дорогу факелом, мы смогли бы собрать снаружи немного хвороста? – предложил Левардос. Ему не хотелось думать о смерти, которая ждала там, куда не доставал свет.

Кейн подумал о том же: Он поручил костер заботам Левардоса и отошел за факелом, брошенным у алтаря. Наклонился над ним… и нахмурился. Оказывается, факел вовсе не сгорел. Кто-то затоптал его. Кейн поднял факел и задумался. В эти критические минуты он и думать забыл о Сетеоль. Теперь ее исчезновение представилось ему в новом свете.

– Кейн! У тебя над головой!

Кейн метнулся в сторону. Лунный свет уже не стекал вниз через отверстие в крыше. Светлый круг исчез, когда извивающаяся тень проползла над дырой в крыше.

Отважившись взглянуть наверх, Кейн увидел только тьму – плывущую тьму, которая заслонила звезды. Тень уже вилась над алтарем. Она скользила слишком быстро.

Можно было различить лишь неясные очертания. Ощущение зла накатило на них сокрушительной волной.

– Оно не издает ни звука! – вскрикнул Левардос, когда Кейн подскочил к огню. – А размеры! И как разрушенные стены могут выдерживать тяжесть такой огромной твари?

– Тварь ничего не весит. Она вообще не материальна в нашем понимании, – буркнул Кейн, разглядев, наконец, преследователя. – Это нечто вроде демона: первичная, элементарная форма хаоса, сотворенная из тьмы. Тьма наделяет ее субстанцией, а свет уничтожает ее тело, показывая лишь тень ее враждебного духа. Лунный свет на нее не действует. Он не настоящий. Должно быть, она шла по нашему следу, ждала, пока наступит ночь и погаснет огонь. Если только мы сможем поддерживать костер до рассвета – ей нас не достать.

Из-за алтаря раздался смех.

– Будете жечь камни? – издевательски спросил чей-то голос. – Ваш огонь светит не так уж ярко. Скоро вам придется отправиться во влажный лес за хворостом. А если факел погаснет? Отыщете какую-нибудь истлевшую ветку, чтобы освещать себе путь? Между прочим, звезды говорят, что перед рассветом будет дождь!

Грузная фигура Эбероса показалась в оконном проеме у дальней стены святилища. Сетеоль безвольно свисала с его плеча. Запястья у нее были связаны, во рту – кляп.

Глаза Кейна полыхнули недобрым пламенем. Он сделал шаг к алтарю. Стилет сверкнул в руке Эбероса.

– Стой, где стоишь! – скомандовал он. – Иначе я перережу ее прелестную шейку – и конец. Ты и полшага не успеешь сделать. Хочешь побегать за мной в темноте?

Видя, что Кейн остановился, ученик алхимика язвительно рассмеялся:

– Значит, ты понял, какой демон охотится за тобой, Кейн? Ты ведь у нас умный, верно? Может, догадываешься, кто его вызвал, кто велел ему выслеживать, убивать? Уж наверняка не неотесанный Эберос, прислужник и мальчик на побегушках у Даматиста! – Его голос делался все визгливее. – Думаешь, я лизал подошвы этого тирана и корыстолюбца все эти годы… и ничему не научился? Кончились времена, когда я исполнял все приказы этого сукиного сына. Все эти годы я планировал побег и терпеливо оказывал ему всякие дурацкие услуги. А теперь, когда мои планы вот-вот осуществятся, я не могу позволить, чтобы кража статуэтки подорвала доверие, которое старый осел питает к своему верному ученику…

Эберос захихикал и крепче сжал сползающее тело девушки. Кейн увидел кровь на ее волосах. Сетеоль начала приходить в себя. Она застонала сквозь кляп, – Я шел по вашим следам. – Эберос оскалил зубы в усмешке. – Шел по следам моего маленького звереныша! Пока вы играли с ним в темноте, я проскользнул сюда, чтобы забрать статуэтку. Кажется, твои люди уже не стоят на страже, а?..

Статуэтку я не нашел, но подумал, может, юная леди поведает мне, где ты ее спрятал. Я знаю, ты вместе с этим сумасшедшим поэтом собирался что-то сделать с ней сегодня ночью… Послушай меня, Кейн, я тебе кое-что скажу. Отдай мне статуэтку, а если она не при тебе, скажи, где спрятана. Я заберу ее и уйду. Я отошлю демона обратно в царство хаоса, из которого я вызвал его.

– А где гарантия, что ты сдержишь обещание? – поинтересовался Кейн, взвешивая, насколько велики его шансы точно метнуть нож. Расстояние было большим, кроме того, Эберос держал девушку перед собой как щит. Огонь снова начал угасать.

– Знаешь, я думаю, что тебе придется довольствоваться исключительно моим словом, – захихикал алхимик. – Что это стучит по крыше… уж не дождь ли?

Подул легкий ветерок. Кейн ответил Эберосу ругательством и шагнул вперед.

Эберос поднес стилет к напрягшейся шее девушки.

– Еще один шаг, и я вырежу ей новый ротик. Вряд ли вам с Опиросом хочется увидеть эту даму мертвой…

Кейн понял, что в тусклом свете Эберос принял Левардоса за поэта. Его помощник, присевший на корточки у костра, был для ученика алхимика лишь худой светловолосой фигурой – как Опирос.

– Отчего меня должно волновать, что ты сделаешь с девушкой? – спросил Кейн – Она ничего не значит для нас.

– Ничего? Может, твой друг-виршеплет изменит мнение, когда увидит, что я не блефую. К тому же смерть ее не будет быстрой!

Пламя угасало. Левардос подбросил в костер остатки собранной древесины. Влажное гнилое дерево едва не затушило огонь.

– Возьми девушку как заложницу, уйди и отзови демона, – предложил Кейн. – Я отдам тебе статуэтку завтра и, даю слово, не стану мстить.

В ответ раздался смех.

– Занервничал, Кейн? А ты ведь даже не видел, что приключилось с твоими друзьями. А я видел! Нет, Кейн, сегодня не ты диктуешь условия. Принимай мое предложение – или ты умрешь!

– У меня нет оснований доверять тебе, – буркнул Кейн.

Огонь никак не мог сожрать промокшие сучья.

– Ну так я покажу тебе, что мне можно верить и что я выполню свою угрозу. Статуэтку, и быстро, иначе девушка попробует ножа! Ты увидишь, как ей это понравится.

Эберос втолкнул все еще ничего не понимающую Сетеоль в круг лунного света, который падал через одно из узких высоких окон. Проем был не намного шире бойницы, но луна ясно осветила бледное лицо Сетеоль. Стоило только спровоцировать алхимика – и он запросто перерезал бы ей горло и моментально сбежал бы через дыру в стене, находившуюся в метре от окна.

– Гляди! – приказал он. Прижимая девушку к себе, другой рукой он очертил полукруг и потянул острием стилета ткань ее блузки, украшенной бисером. Материя лопнула, обнажив напрягшиеся груди. Скаля зубы, Эберос вырезал тонкие полумесяцы на белых холмиках трепетной плоти. Кровь струйками потекла по ребрам и животу Сетеоль.

Девушка заскулила сквозь кляп. Боль окончательно привела ее в сознание.

Когда ученик алхимика поднес острие, чтобы сделать очередной надрез, девушка очаровательной ножкой в сапоге для верховой езды ударила ему по голени.

Сапоги ее были со шпорами – изысканными, для дам, и, тем не менее, увенчанными острыми шипами. Эти-то шипы и воткнулись в ногу Эбероса, словно когтями разорвав податливую плоть.

Взвыв от боли, Эберос отшвырнул девушку к стене. Сетеоль ударилась головой о край окна и без чувств сползла вниз.

Кровь темными сгустками хлестала из разодранной ноги Эбероса. Он подскочил к Сетеоль, занеся стилет для смертельного удара.

В лунном свете задрожала тень. Нечто темное и едва различимое скользнуло к окну. Кейну тень показалась большим черным котом, запустившим лапу в крысиную нору, чтобы схватить свою жертву.

Эберос заорал нечеловеческим голосом, когда что-то вроде щупальца ударилось о его грудь, оторвало его от пола и утянуло в ночную тьму. Наверняка демон не собирался причинять вред своему хозяину. Видимо, запах крови, близость девушки, резкое движение Эбероса – все вместе сбило с толку разъяренное чудовище, ожидающее во тьме. Демон в мгновение ока выпотрошил Эбероса и отшвырнул в сторону то, что осталось от ученика алхимика.

Сетеоль пришла в себя, приглушенно вскрикнула и, спотыкаясь на дрожащих ногах, отодвинулась от залитого кровью окна. Кейн подхватил девушку, снял путы, и она присела на корточки у огня, крепко ругаясь в промежутках между глубокими вдохами. Кровь все еще сочилась по ее ребрам, но раны оказались неглубокими. К тому же она почти не чувствовала боли, потрясенная увиденным минуту назад.

А главное, душная атмосфера страха растаяла, исчезла со смертью ученика алхимика.

– Что… что случилось? – выдохнул Левардос, решившись прервать отчаянные усилия разжечь пламя. Огонь дрожал и стрелял искрами, но все же разгорелся теперь поярче.

– Думаю, тварь ушла, – предположил Кейн. – Эберос вызвал демона и приказал ему выслеживать нас. Смерть хозяина освободила чудовище – позволила тому вернуться в безымянное царство хаоса.

– Думаешь, тварь ушла? – Левардос подозрительно вглядывался во тьму.

– Иначе мы бы видели ее… Разве ты видишь извивающуюся тень? Разве ты чувствуешь запах страха, который исходит от этого демона?

Помощник Кейна медленно покачал головой, потом посмотрел на дымящийся костер. Поленья прогнившего дерева догорали.

– Скоро мы все узнаем, – сказал он.

Кейн вытащил остатки факела из костра. Смола на его конце все еще кипела.

– Поищу дров для костра снаружи, – бросил он, направляясь с факелом к выходу.

Несмотря на уверенность в том, что демон их оставил, мышцы Кейна натянулись как канаты, когда он ступил в темную чащу леса, поднимающегося над руинами. Капли дождя, разбивающиеся о листву, потушили факел. Но никакой невидимый демон не настиг Кейна, никакая тень не таилась за кругом света.

Стараясь не думать о столь неприятных вещах, Кейн озирался по сторонам в поисках сухих веток. Выйдя из укрытого пеленой измороси леса, потянул за собой небольшое высохшее деревце.

– Демон ушел, – сообщил Кейн. Он бросил на землю дерево, потом хотел отложить догоревший факел – но ему пришлось свободной рукой разжать собственные пальцы, судорожно стиснутые на древке факела.

Всю ночь они палили костер – три мрачных и уставших человека посреди разрушенного святилища. Капли дождя шуршали вокруг них. Вода с крыши сбегала через бессчетные дыры, туман окутывал их склоненные над огнем фигуры. Они ждали света дня, ждали возвращения поэта. Из-за тени страха, коснувшейся их в эту ночь, вызов музы Тьмы казался далеким и нереальным. Сам Повелитель Бездны посетил эти руины. Теперь они ждали, погруженные каждый в свои мысли.

Бледный рассвет занялся над алтарем, когда Кейн вырвал их из полудремотного состояния громким возгласом:

– Глядите! – показал он в направлении ясно очерченного в воздухе круга.

Столб переливающегося тумана собрался на камнях, обрызганных прозрачными каплями дождя. Но это не был ни дождь, ни блеск восходящего солнца. Туманные протуберанцы замедляли вращение, делались более плотными, сливались воедино.

Наконец они исчезли.

На отполированных, блестящих от дождя каменных плитах лежал мужчина.

Казалось, он был погружен в глубокий сон. Рядом покоилась фигурка обнаженной женщины, вырезанная из черного оникса. Ее улыбка обещала неведомые чудеса, загадочный взгляд лучился жестокостью.

– Опирос! – воскликнула Сетеоль, подбегая к нему. Она коснулась плеча поэта.

Глаза Опироса открылись. Он дернулся, страх исказил его лицо. Взгляд бегающих глаз был совершенно бессмысленным.

– Опирос… – голос Кейна дрогнул. Пустые глаза поэта глядели куда-то мимо Кейна. Опирос открыл рот, словно собираясь крикнуть, но с искаженных губ сорвался лишь возглас непреодолимого ужаса. Он застонал, а потом начал рыдать, как безумный.

Когда его попытались поднять, он вырвался и забился, скуля от страха, в темный угол святилища. Там он с поразительным проворством заполз на животе под груду камней. Вытащить его оттуда оказалось чрезвычайно трудно…