II. ЗА ЛЕСОМ

— Сколько дней точно?

Пожилой слуга педантично отсчитал пять капель желтой жидкости в кубок с вином, перед тем как ответить.

— О, три дня или четыре — что-то вроде этого. — Он осторожно помешал эликсир, стараясь не забрызгать свою роскошную ливрею. — Какая разница?

Кейн вскипел.

— Я хочу знать, сколько времени я был без сознания, — сказал он, сдерживая ярость.

— М-м? — Слуга протянул ему кубок. Рука Кейна чуть-чуть задрожала, когда он принимал его, и несколько капель упало на роскошные меха, покрывавшие его кровать. Худое лицо слуги сделалось мрачным. — Сколько времени, м-да. Новенький вопрос. Что думать о человеке, который каждый раз пристает с вопросом вроде «Где я?» или «Сколько времени я был в таком состоянии?»…

— Вот именно! Это второй вопрос, на который я бы хотел получить ответ, — прорычал Кейн, потягивая напиток.

Эликсир обжег горло; он казался горячим и приторно-сладким на вкус. Кейн помедлил, потом подумал, что хозяева легко могли убить его, пока он был без сознания, и допил остатки микстуры.

— Последнее, что я помню… — Он покопался в памяти. — Я припоминаю, что лежал в разрушенной деревне, светила луна. Там еще были упыри. Их стая напала на меня. Кто-то отогнал их, когда я окончательно потерял сознание. Женщина, по-моему.

Управляющий сухо рассмеялся.

— Должно быть, ты повредился в уме, чужестранец! Ты был внизу, в заброшенной деревне, это правда. Вокруг тебя столпились шелудивые нищеброды, которых моя госпожа прогнала прочь! Тебе повезло, что она и ее люди задержались на охоте. Ты не пережил бы ночь на холодной земле. — Он принял из рук гостя пустой кубок и осторожно поставил хрупкий сосуд на серебряный поднос.

Кейн пожал плечами и сел. Эликсир помог. Его мозги уже прочистились.

— Ну, так и где я нахожусь? — спросил он.

— Да в крепости Альтбур! — рассмеялся управляющий. — Ты что, не видел замок, когда поднимался сюда?

— Единственный «замок», который я припоминаю, — хмурясь, пробормотал Кейн, — был пустой грудой замшелых камней на вершине холма над деревней.

— Груда замшелых камней? Тебе это место и сейчас кажется таким? — Управляющий надменно повел рукой, указывая на богатые гобелены на стенах и роскошную мебель. — Ладно, я допускаю, что Альтбур не так великолепен, как во времена моих предков, но «груда замшелых камней»? — Он хмыкнул. — Видать, парни Джассартиона здорово ударили тебя по толстой черепушке!

Глаза Кейна грозно сверкнули, но слуга только засмеялся. — Ты думал, что мы не догадаемся, кто ты такой? Серьезно, какими же глупцами ты нас считаешь! Разумеется, мы знаем о засаде. Ой, только не надо нервничать. Мы отнюдь не друзья Джассартиона — в этом я могу тебя заверить! Нет, сударь, моя хозяйка не сторонница дома бандитов-авантюристов! Вовсе нет! Его предки опустошили эти края, ты знаешь об этом. Никаких приверженцев короля тут нет, можешь быть уверен! Моя госпожа даже взяла тебя под свою защиту назло им. Поблагодари своих богов, что она не приняла тебя за одного из солдат Джассартиона!

— Кто твоя госпожа? И когда я смогу выразить ей свою благодарность? — поинтересовался Кейн.

— Ее имя — Найхорисс, если это тебе что-нибудь говорит. И она примет твою благодарность, когда придет время, А до тех пор думай только о том, чтобы восстановить свои силы — хотя у тебя это получается необычайно быстро, как мне кажется. — Он чопорно взял свой поднос и направился к двери.

Кейн окликнул его:

— А как насчет тебя, управляющий? У тебя есть имя?

— Я ж твое не спрашивал, — ответил слуга и вышел. Кейн раздраженно закусил губу и опустил ноги на пол.

III. КРЕПОСТЬ АЛЬТБУР

Если смотреть отсюда, решил Кейн, можно разглядеть место, где летняя жара спадает, сменяясь прохладой, исходящей от стен крепости Альтбур. Может, это просто проделка угасающих солнечных лучей, но там, где свет затемнялся легким туманом, образовывалась особая, почти ощутимая граница. Он вздрогнул, присев на парапет, и закутался в плащ.

Его собственная одежда исчезла вместе с оружием, как он обнаружил, придя в чувство, но таинственная хозяйка предоставила ему взамен намного лучший наряд.

Нет, ему не на что было пожаловаться. Превосходные покои, отличная еда и питье и штат слуг, которые стараются всячески угодить ему. Тем не менее оружие ему не оставили. И хотя он был свободен бродить по замку в свое удовольствие, ворота крепости Альтбур были для него закрыты. Что ж, если ты пленник, этого и следовало ожидать.

Кейн осторожно перегнулся через стену и уставился на стены замка. Упади отсюда — и все. Тем не менее, была парочка мест, где можно укрыться. Дело только в достаточно длинной и прочной веревке. На самом деле, его ведь никто не охранял, хотя Кейн ощущал, что пару раз кто-то шел вроде как по своим делам, но именно туда, откуда его можно было видеть.

Да, при необходимости отсюда можно было без особого труда ускользнуть; Кейн был вполне уверен в своих силах. Может быть, он слишком обеспокоен — «параноик», как было написано в не совсем понятном трактате, который он читал много лет назад. Его жизни ничто не угрожало, с ним прекрасно обращались, а главное — он нашел безопасное место, где можно прятаться до тех пор, пока не кончится заваруха в Крозанте. Конечно, ему здесь не очень-то доверяют, поэтому приняли определенные меры предосторожности, но такое поведение хозяев естественно, и серьезных причин для беспокойства Кейн не находил.

Однако его терзал смутный страх, а Кейн прожил слишком долгую жизнь, чтобы пренебрегать своими предчувствиями. Конечно, он не имел представления о том, что из виденного им в горячке происходило на самом деле. Из замка деревня выглядела заброшенной, но руины выглядели совсем не так, как той ночью. Крепость Альтбур казалась пустой и забытой всем миром, но опять же это определенно была не та разрушенная крепость, которую он видел. Возможно ли, однако, чтоб в этом пользующемся дурной славой, опустевшем два столетия назад крае существовала нетронутая крепость? Возможно, нет ничего необычного в том, что Кейн нашел потомков когда-то славного и благородного семейства среди руин их древнего могущества и великолепия.

Но в этих руинах жили не только они.

Тишина. Холод. События, происходившие в замке, каким-то образом запечатлелись во времени, забытые фрагменты сна загадочно всплывали в голове, словно отражаясь в потускневшем от времени зеркале. Эти намеки подсказывали, что мир крепости Альтбур — всего лишь мираж. Кейн ощущал это, когда проходил по коридорам крепости Ничего особенного не происходило. Только иногда на миг казалось, что какая-нибудь тень находится не там, где ей следует быть, или едва заметно менялась деталь гобелена.

«В слугах , — подумал Кейн, — все эти странности наиболее заметны. Они кажутся актерами, играющими спектакль. Каждый в совершенстве исполняет свою роль, не пренебрегая ни малейшим штрихом ».

Кейн нахмурился, увидев в тени охваченную страстью пару, оставалось только догадываться, сколько раз здесь повторялась эта сцена. Совершенные слуги. Но казалось, что это совершенство — результат репетиций. Все было доведено до автоматизма, как при сотом повторении популярного спектакля, все хрупко и нереально. Однако Кейн не был уверен… Он думал, продолжается ли представление, когда он переходит из одной части замка в другую, и делают ли актеры перерыв, оставаясь без зрителей.

А его хозяйка? Хозяйка крепости Альтбур. Найхорисс. Где же она? На свои вопросы он получал лишь вежливые уклончивые ответы от ее слуг. Найхорисс. Выдумка? Персонаж, который присоединится к действию позже? А может, это она затеяла весь маскарад, а сама оставалась за кулисами, наблюдая за реакцией зрителя? Найхорисс. Хозяйка крепости Альтбур или хозяйка миража?

Кейн соскочил с парапета. Впервые в жизни он воочию увидел время.

IV. ХОЗЯЙКА КРЕПОСТИ АЛЬТБУР

— Сюда, пожалуйста, сударь.

Кейн обернулся и увидел своего знакомого, управляющего, незаметно оказавшегося позади него. Он был видим, но не слышим. Несомненно, эта иссохшая ящерица пробиралась за гобеленами. Этот ублюдок, наверное, проскользнул под фреской.

— Сюда?

— Да. Моя госпожа Найхорисс, — пояснил он, — приготовила небольшой ужин в своих покоях. Она просит вас присоединиться к ней. — Как просто.

— Значит, она наконец решила взглянуть на свою находку.

Управляющий пожал плечами и продекламировал:

— Ведь разум женщины, друг Эйстеналлис,

Загадка;

Его непостижимые глубины

Сравнимы лишь с внезапными капризами богов.

— Забавно: вы цитируете Гальмониса, а ведь Эйстеналлис, которого этот велеречивый предатель вел в покои королевы, больше не увидел солнечный свет, — заметил Кейн, следуя за своим проводником.

— О! Значит, вы знакомы с произведениями Ганброми? Образованный наемник!

— Я знал Ганброми! — пробормотал Кейн, надеясь, что не вызовет этим очередную вспышку эрудиции у самодовольного болвана.

— Вот мы и пришли, — сообщил управляющий и постучал в обитую медью дверь. Услышав ответ, он распахнул дверь и предупредительно отошел в сторону.

Вошедшего Кейна встретили две улыбающиеся девушки в одинаковой кожаной одежде. Они открыли вторую дверь и пригласили его войти.

Когда он поднял занавес, хозяйка встала с кушетки, чтобы поприветствовать его; она загадочно улыбалась, обнажая маленькие белые зубы.

— Я Найхорисс. — Ее голос был отчетлив, холоден и далек, как во сне. — Приветствую тебя в крепости Альтбур.

Томно протянув навстречу гостю длинную белую руку, она показала на кушетку у низкого стола напротив себя.

— Пожалуйста, садись и расскажи мне о себе. У меня теперь так редко бывают гости. — Она подала знак служанкам и вернулась к своей кушетке, грациозная, словно тень.

Кейн уселся на указанное место, наблюдая, как служанка наполняет его бокал вином столь же красным, как и рубины на сосуде.

— Меня зовут Кейн, — начал он. При сложившихся обстоятельствах утаивать что-либо было бессмысленно, к тому же он, простой наемник, был польщен тем, что его принимают в такой роскоши.

Найхорисс улыбнулась. Она поднесла к губам бокал вина, в котором отражались ее темные глаза. Распущенные длинные черные волосы подчеркивали бледность утонченного, правильно очерченного лица. Образец сверхъестественной красоты, холодной и отчужденной, как искусно вырезанный из слоновой кости и драгоценного агата шедевр.

— Кейн, — произнесла она одними губами. — Жестокое имя, как мне кажется. Необычное. — В ее глазах сверкали насмешливые искорки. Кейн был уверен, что она и раньше знала, кто он.

Кейна сложно было перепутать с кем-нибудь другим. Рыжие волосы и могучее телосложение отличали его от крозантинцев, которые в основном имели темные волосы и стройные фигуры. Благодаря своим грубым чертам и сильным рукам Кейн не слишком отличался от наемников, ушедших из холодных земель далеко на юг. Чужака в нем выдавали глаза. Человек, взглянувший в глаза Кейна, никогда не забывал их. Холодные голубые глаза, в которых таился безумный огонь, адское пламя разрушения и кровопролития. Взгляд смерти. Глаза прирожденного убийцы. Метка Кейна.

Обладатель столь страшных глаз между тем продолжал:

— Поскольку даже здесь, в крепости Альтбур, наверняка известны подробности ссоры Джассартиона со своим ныне покойным братом Таливионом, я не буду утомлять вас рассказом об этом. Как вы понимаете, мне нужно было бежать от гнева Джассартиона как можно быстрее. Однако же я немного задержался. Наверное, я без должного внимания отнесся к выбору убежища. Но солдаты Джассартиона не узнали меня, посчитали мертвым, и я в отчаянии напролом шел по лесу, пока вы случайно не нашли меня. — Тут Кейн принялся благодарить хозяйку за гостеприимство.

Смех Найхорисс был симфонией серебряных флейт и колокольчиков, легкий и задорный, но в нем крылась угроза.

— Итак, Кейн действительно талантливый придворный, каким описывают его дамы! Отвечу на твои комплименты: как необычно встретить изысканные манеры под маской грубой силы! Но ты, Кейн, остаешься для меня загадкой! Какая живучесть! Через несколько дней ты полностью оправишься от ран, от которых должен был умереть или на много месяцев оказаться прикованным к постели. Я рада, что ты тогда переночевал в моей деревне!

— Боюсь, что сейчас я ничего не помню, — произнес Кейн. — Ваш замечательный управляющий сказал, что там были бандиты…

Найхорисс прервала его, беспечно отмахнувшись:

— Бандиты? Вряд ли. Несколько жалких воришек, готовых перегрызть друг другу горло за твои сапоги. Они разбежались как крысы, когда появились мои охотники. Прошу тебя! Все эти формальные выражения благодарности так утомительны! А жизнь в крепости Альтбур и без того скучна. Теперь ты должен рассказать мне обо всех удивительных событиях, происходящих во внешнем мире, иначе я буду зевать всю ночь. Расскажи мне о тех экзотических краях, через которые ты прошел в своих странствиях. Разгони мою тоску, и ты останешься здесь до тех пор, пока Джассартион ищет тебя!

Такое положение вещей устраивало Кейна. Роль собеседника за ужином он выучил досконально, а вечер забавных историй не даст хозяйке узнать больше о своем госте, чего Кейн вначале опасался. Служанки Найхорисс под тихий звон своих медных колец то и дело убирали со стола опустевшие блюда, а Кейн все развлекал загадочную хозяйку крепости Альтбур занимательными историями о старинных битвах и придворных интригах в почти забытых землях.

Вино было старого урожая; Кейн наслаждался его необыкновенным тонким вкусом и одобрительно кивал, когда внимательная служанка вновь и вновь наполняла его бокал. Его разум был настолько опьянен, что Кейн подумал, не содержится ли в вине какой-нибудь легкий наркотик. Однако хозяйке наливали вино из тех же кувшинов, но ела и пила она не слишком много.

Когда служанки убрали последнее блюдо, и на столе осталось только вино, Найхорисс поднялась на ноги и поманила Кейна к открытому балкону. Кейн последовал за ней по освещенным луной плиткам пола, его движения были тяжелы от вина и волшебной красоты хозяйки. Мгновение они стояли, облокотившись на парапет, глядя на долину, где в холодном лунном свете серебряным и черным вырисовывалась разрушенная деревня. Легкий ветерок шевелил ее черные волосы своим дыханием, таким холодным для летней ночи.

Свет падал на полупрозрачное дымчатое платье так, что ее белая кожа почти сияла. От нахлынувших эмоций у Кейна застрял комок в горле, а чувства пришли в полный беспорядок. Красота Найхорисс приводила его в неведомое раньше восхищение.

— Вам не холодно? — неуверенно начал он, сам смущаясь своей неловкости.

Найхорисс повернулась к нему, стоя так близко, что Кейн мог дотянуться до нее рукой.

— Холодно? Да. Да, мне холодно. Но не от ночной прохлады. Это далекий, глубокий холод, и согреться можно лишь…

Свет луны упал на ее острые белые зубы, а ее манящая улыбка странно сочеталась с алчущим взглядом.

— Думаю, что ты сможешь прогнать тот холод, что мучает меня.

Кейн подался вперед, чтобы заключить Найхорисс в объятия, но его движения были слишком неуклюжи, и она с загадочным смехом ускользнула от него. Кейн в недоумении смотрел на нее с детским восторгом, как молодой деревенский парень, попавший в руки искушенной куртизанки. Его пальцы, прикоснувшиеся к ее коже, были как будто скованы льдом.

— Наберись терпения, мой отважный воин! — засмеялась она. — Не так быстро! Сколько ночей ты был один! Ты набросишься на меня, словно голодный медведь?

Крайне раздосадованный, Кейн попытался взять себя в руки. Каким волшебством обладает эта женщина, если из-за нее он двигается с грацией запряженного в плуг буйвола? Но желание обладать таинственной хозяйкой замка свело на нет все попытки восстановить утонченность своих обычно безупречных манер.

Найхорисс взяла в руки инструмент, похожий на лиру, прижала его к груди и, словно издеваясь, встала в нескольких шагах от Кейна.

— Не так быстро! — шепотом произнесла она. — Пусть кровь твоя кипит и играет. Выпей. Я спою для тебя, Кейн… Потерпи еще несколько минут.

Кейн поднес бокал к губам, и, хотя он не осмеливался произнести ни слова, в глазах горело желание, охватившее всю его душу.

Ее пальцы почти печально, небрежно скользнули по струнам лиры, но Кейн почувствовал, что эта небрежность напускная. Она напомнила ему напускное безразличие кошки, играющей со своей добычей.

Полилась причудливая мелодия, и Найхорисс стала тихо напевать, освещенная лунным светом. Из луны, холода, одиночества и ночи плела она узор своей песни.

Приди ко мне, любовь моя, не оставь меня в ночи,

Явись предо мной в холоде луны и ясном свете,

Положи свою душу на мой холодный алтарь.

Коснись моей руки, любовь моя, ощути мою ледяную плоть,

Положи голову на мою грудь, на подушку из мягкого снега.

Ласкай мой губы, любовь моя, почувствуй мое ледяное дыхание,

Взгляни в глубину моих глаз — в них ночная прохлада.

Позволь, я заключу тебя в ледяные объятия,

Пойдем со мной в мой мир, где нет боли,

Я подарю тебе поцелуй, и ты узнаешь,

Что благо любви — Это смерть, это смерть.

Найхорисс плавным движением отложила лиру и потянулась к нему. Кейн смотрел на нее с нескрываемым восторгом.

— Ну вот. Ты молчишь, Кейн? Надеюсь, моя песня не убаюкала тебя?

Она скользнула от него, уходя по лунной дорожке в спальню, где царил полумрак.

Кейн последовал за ней в комнату, напряженный до предела и охваченный безумным вожделением.

— Найхорисс, — хрипло прошептал он.

Но она коснулась пальцем его губ, и он вновь замолчал. Она смотрела на него, стоя у кровати, и в ее темных глазах светился голод, жажда Кейна. Затем ее тонкие пальцы коснулись застежек платья, и оно упало на пол, как утренний туман. Полоса лунного света наполняла каждый изгиб ее совершенного тела новой волшебной красотой.

— Ты желаешь меня, Кейн? — спросила она. Теперь в ее голосе не было насмешки.

— Ты же знаешь! — произнес он.

— И ты отдашься мне телом и душой навеки? — Может быть, в ее глазах еще играли насмешливые искорки?

Теперь Кейн начал понимать, в какую ловушку попал, но не мог взять свои слова обратно.

— Я отдаю тебе себя.

Хищная улыбка озарила ее лицо, и она распростерла перед ним объятия.

— Иди же ко мне! — радостно закричала она.

Кейн крепко обнял ее, гибкое тело Найхорисс подчинилось его силе. Они слились в поцелуе, нечеловеческий холод ее губ гасил пожар, охвативший Кейна. Он неожиданно почувствовал ее острые клыки.

С удивительной силой ее руки разрывали его рубашку. Кейн ошеломленно смотрел, как Найхорисс, оторвавшись от него, откинулась на меха постели. Кейн судорожно срывал с себя остатки одежды, даже в лихорадке желания заметив длинные царапины, оставленные ногтями Найхорисс на его груди. Ее клыки сверкали в лунном свете, но в тот момент Кейна ничто не заботило.

Холодными руками она притянула его к себе, и они слились в объятиях черного экстаза. Кейн дрожал, на него одна за другой накатывались волны невыносимого наслаждения, его чувства кружились в невозможной смеси огня и льда, отвращения и удовольствия. Он даже не протестовал, когда Найхорисс оказалась на нем и стала покрывать поцелуями тело Кейна, спускаясь все ниже.

Когда ее клыки вонзились в горло Кейна, ему показалось, что он весь горит. Невыразимый стон боли и экстаза сорвался с его губ, и он беспомощно провалился в темноту.

V. В МИРАЖЕ

Время потеряло для него значение. Словно вся жизнь превратилась в одну бесконечную ночь. Кейн больше не видел солнца — то ли потому, что днем он находился без сознания, то ли потому, что время для них просто остановилось.

Реальность состояла только из проведенных вместе ночей, но Кейн не мог даже вспомнить, сколько раз они лежали в объятиях друг друга. Когда он просыпался, вокруг был мрак. Иногда Кейн чувствовал в себе силы обойти покои Найхорисс, а иногда был настолько слаб, что мог лишь добраться до стола, где для него был накрыт небольшой ужин, состоящий из вина и мяса. Он больше не видел слуг замка, впрочем, Кейн и не отваживался покинуть покои хозяйки. Ему даже не хватало силы и любопытства проверить, заперта ли дверь; мысль о побеге просто не приходила ему в голову.

Посмотрев на себя в зеркало, Кейн заметил, как осунулся, но его это не обеспокоило. Без всякого интереса он рассматривал две ранки, образовавшие зловещие красные припухлости на его шее.

Единственным его чувством стало ожидание — предчувствие раскрытия загадочных тайн и неведомых наслаждений, которые веками были запретны для него. Как будто после долгих и безнадежных мечтаний все его желания наконец сбылись — он может теперь отправиться в столь желанное путешествие. Кейн ожидал смерти, будучи слишком слаб духом и телом, чтобы ощущать беспокойство.

Она всегда приходила к нему. Иногда через дверь, иногда казалось, что она просто возникает из воздуха.

В притворной заботе Найхорисс говорила о его слабости, уговаривала Кейна поесть, выводила его из апатии. Кейн всегда стремился угодить хозяйке крепости Альтбур, черпая откуда-то покидающую его силу. Они разговаривали, Найхорисс иногда пела. Но каждый раз все заканчивалось одинаково. Они занимались любовью. А когда Кейн в измождении лежал на грани забытья, он чувствовал слабое прикосновение губ к своей шее и боль — и боль вновь погружала его во мрак.

Иногда Найхорисс говорила с Кейном о себе, об их будущем. Она чувствовала свою власть над ним, была уверена, что Кейн никогда не уйдет.

Она рассказала ему о том, как два столетия назад в ходе гражданских войн пала крепость Альтбур, как победители убили всех жителей деревни и замка. На этой самой постели она стала жертвой похоти победителей, а потом кто-то из них задушил ее. Но насилие и ненависть — слишком могущественные силы, чтобы исчезнуть без следа. Хозяйка павшей крепости черпала силу из проклятий и безумной жажды мщения тысяч убитых. Она стала средоточием ненависти, пережившей смерть.

Ночами Найхорисс обходила свои разграбленные владения, а потом заря освещала бескровные тела, ставшие жертвой ее дьявольской мести. Постепенно все люди в страхе покинули этот край, оставив Найхорисс среди развалин, в которых обитали вампиры.

Прошло много лет. Выросли и умерли внуки тех, кому она мстила; война стала всего лишь историей, о которой стыдливо умалчивали даже ученые. Камни крепости Альтбур покрылись мхом, вампиры перебрались поближе к людям. Но Найхорисс осталась жить в развалинах своих владений, охотясь лишь на лесных зверей или редких путников, неосторожно зашедших сюда. Ей было очень одиноко. Только бессмертный может понять одиночество смерти без покоя, дарованного могилой.