Поскольку стало очевидно, что человек умирает, толпа зевак рассосалась, остались только те, кого зачаровала сама смерть. Разумеется, ни один человек не смог бы протянуть долго, нанеси ему кто-нибудь такую рану; чудом было уже то, что искалеченный слуга до сих пор жил.

На дворе завывания снежной бури усиливались с каждой минутой, — ярость белого хрустального холода, дуновение которого проникало сквозь толстые каменные стены, стремилось по темным коридорам и колыхало тяжелые гобелены. Этот холод ворвался в самое сердце замка, в эту полную людей комнату, где завороженные зрители наблюдали за человеком, тщетно ловившим воздух, а лужа крови все увеличивалась.

Он был одним из слуг барона, незаметным челядином, его обычной работой было присматривать за конюшней. Снежная буря разыгралась с наступлением ночи, внезапно придя с запада, когда садилось солнце. Когда ее первые жалящие порывы пронеслись над замком, двор был наполнен снующими слугами, которые пытались укрыть животных и припасы в наружных строениях. Один человек задержался дольше других, доделывая какое-то поручение, — никто не помнил, какое именно. Его крика не услышал почти никто из спешивших к замковым воротам. Но все же крик был услышан, и несколько мужчин с трудом добрались сквозь непроглядную темноту и ослепляющий ветер до неподвижного тела, лежавшего ничком на белом снегу. Они внесли изувеченное тело в замок, дрожа от страха, ибо ни один не видел, кто, внезапно возникнув из бурана, так дико напал на человека и снова растворился во тьме.

Жертва лежала рядом с камином, на подстилке из тряпья. В широко раскрытых глазах застыл дикий ужас, на бледных губах время от времени появлялись кровавые пузыри. Горло и грудь были разорваны безжалостными клыками, и, судя по всему, артерии уцелели только благодаря тяжелой меховой одежде и поднятой для защиты руке. Сколько-нибудь правдоподобного объяснения случившемуся не было, а умирающий не промолвил ни слова с тех пор, как его принесли сюда. Кто-то предположил, что слуга, наверное, не смог бы говорить, даже если бы пришел в себя, так как его горло было ужасно искалечено.

Казалось, нет конца потоку крови, который лился сквозь грубые повязки и блестел на камнях. Коновала, который обычно причинял вред только скоту, призвали на помощь: баронского лекаря и астролога не могли найти, да и не захотел бы он возиться. Коновал, разумеется, знал, что все бесполезно, но для вида сделал несколько неуверенных попыток отдалить неминуемую смерть.

Слуга в последний раз захрипел, по телу его прошла судорога. Достойный эскулап подержал безжизненное запястье, с умным видом приподнял веко и пожал плечами.

— Что ж, он мертв, — без необходимости объявил коновал.

Наблюдавшие были разочарованы, поскольку надеялись узнать от пострадавшего о том, что за существо напало на него. В комнате висела атмосфера липкого гложущего страха, и кое-кто уверял громче, чем следовало, что это волк или несколько волков, а может, снежный барс. У некоторых были худшие предположения, ибо у этой замерзшей земли Марсаровж были свои легенды.

Неожиданное резкое движение остановило расходившихся людей. Труп приподнялся со скользких камней! Поддерживая себя руками, он сел и уставился на них широко раскрытыми невидящими глазами. Губы, на которых пузырилась кровавая пена, пытались что-то сказать.

— Смерть! Я видел его! Он придет из бурана за всеми нами! — прорыдало это существо, которое не должно было говорить. — Смерть идет! Человек! Человек, который не человек! Смерть всем!

Тело повалилось обратно на камни, теперь уже молча.

— Должно быть, он был не совсем мертв, — предположил, наконец, коновал, но он и сам не верил в это.

I. ВСАДНИК В БУРАНЕ

Наконец Кейн вынужден был признать, что совершенно заблудился и что вот уже час, как потерял всякое чувство направления. Он подтолкнул свою замученную лошадь вперед, проклиная судьбу, которая заставила его путешествовать по этой замерзшей земле во время самой ужасной снежной бури, которую он мог припомнить. Его косматая коняга чуть не падала от истощения, так как даже ее воспитанная севером выносливость подошла к концу за те дни, что они уходили от погони, прорываясь сквозь ледяной буран.

Только два чувства руководили сейчас Кейном. Первое — пробирающий до костей холод; холод, который накопился за дни путешествия по скованному льдом краю. Теперь холод еще усилился из-за колючего ледяного ветра. Холод пробирался сквозь толстые одежды из тяжелого меха, и Кейн знал, что если он остановится, то замерзнет насмерть.

Второе чувство — опасность. Кейн должен был опередить своих преследователей. Они шли по его следу много длинных холодных дней, не попадаясь ни на одну из уловок, которые изобретал этот мастер обмана, чтобы скрыть следы своего продвижения. Но ведь, имея даже малую толику сил, которыми обладали жрецы Сатаки, его преследователи вряд ли могли упустить след, пусть и незаметный для человеческого глаза.

После полудня Кейн не раз замечал их, так близко они подобрались к нему. Зная, что они почти наверняка догонят его к ночи, он был рад, когда внезапно началась снежная буря. Хотя Кейн сомневался, сможет ли она скрыть его следы от этих мрачных охотников, он, тем не менее, надеялся выиграть бесценное время — возможно, вернуть себе преимущество над ними. Но буря превратилась в пронзительный белый кошмар, в котором Кейн совсем потерял дорогу, и теперь смерть от холода присоединилась ко всем прочим смертям, ожидавшим его.

Во многих днях пути, легших за его спиной, к юго-востоку располагалось независимое княжество Радер, некогда самая северная провинция старой Серрантониевой империи, отделившаяся, когда пресекся род Хальброс-Серрантония и империя пала. Радер стал пограничным захолустьем после того, как династические войны истощили силы и богатство центральных провинций, приведя к появлению разрушенной полосы, отрезавшей Радер от цивилизации на юге. При распаде империи закон был утерян и больше не восстановлен. Согласно древнему принципу, грубая сила превратила хаос в более упорядоченную структуру, и последнее столетие Радером управляли разные хозяева. Они сменяли друг друга беспорядочно, ибо эта земля не представляла собой большой ценности. Поэтому ее правителями обычно были незначительные и относительно нечестолюбивые люди: представители старого дворянства, авантюристы, бароны-разбойники и тому подобный сброд.

До недавнего времени Радером правил ненавидимый всеми изгнанник Ортед Ак-Седди, некогда главарь бандитов, ставший Пророком Сатаки. Под его фанатичным командованием мрачный культ Сатаки вырвался из забвения кровавой волной террора, охватившей лесистые земли Шапели далеко к югу и весьма близко подобравшейся к Южным Королевствам. Но, в конце концов, войска Ортеда были раздавлены, и он покинул руины своей столицы с жалкими остатками самых преданных приверженцев. Обретя безопасность в этом северном захолустье, Ортед захватил власть в Радере, что было делом не таким уж сложным, и обосновался в этом маленьком княжестве, кажется, надолго.

В качестве наемного полководца кавалерии Пророка Кейн стал и создателем армии Черного Похода, и причиной его окончательного провала. Предательство Кейна сперва разъединило Меч Сатаки, но безумный двойной обман Ортеда навлек несчастье на них обоих. Ортед, как уже было сказано, избежал расправы, настигшей его последователей, а Кейн попал в ловушку победившей армии Джарво. Чтобы избежать плена, он вошел в проклятый коридор между измерениями, прозванный древними Логовом Ислсль. Муки, которые он пережил в космической паутине Ислсль, сотканной из бездушного кошмара, были таковы, что, возможно, лучше бы он принял простые физические пытки и смерть от рук своих врагов.

Но, в конце концов, Кейн совершил то, что не смог бы сделать ни один другой человек. Он вышел в единственном месте этого мира, где Логово Ислсль имело второй выход. Больше года он восстанавливал силы после испытания, которое пережил, а когда выздоровел, устремился на охоту за человеком, который загнал его в запутанные переходы старшего мира. Путь в Радер вел из одного конца обитаемых земель в другой — путь, искривлявшийся, ветвившийся, исчезавший и появлявшийся вновь. Но Кейн следовал по нему с целеустремленностью, неведомой даже ему самому.

И через четыре года после того, как приверженцев Сатаки уничтожили в Ингольди, Ортед Ак-Седди оказался в своих покоях наедине с Кейном. Короткая яростная схватка окончилась более чем удовлетворительно для Кейна, который получил возможность вручить Ортеду любопытный драгоценный кристалл, созданный из яда ныне вымершего могильного червя из Карсультьяла. Оказавшись на Ортеде, парализующий яд просочился в его извивающееся тело и принялся за свою разрушительную работу. Кейн был вынужден прекратить свою забаву (он любовался тем, как Ортед корчится в предсмертной агонии), когда Стражи Пророка наконец ворвались в покои.

Скрывшись тем же потайным ходом, по которому проник в личные покои Ортеда (Пророк не смог узнать все секреты своего убежища), Кейн умчался из города до того, как стражники смогли устроить организованные поиски. С той ночи он неуклонно продвигался в северные пустоши. Но его преследователи были последними фанатичными приверженцами Ортеда, и Кейн знал, что только смерть заставит их прекратить безжалостное преследование убийцы их Пророка. Фанатизм в купе с парой чародейских устройств, сохранившихся от умирающего культа, позволил им после многих дней упорных поисков близко подобраться к своей добыче. А потом буран дал Кейну отсрочку.

Его конь наткнулся на какое-то похороненное под снегом препятствие и упал на колени. Кейн с трудом удержался в седле, заметил, как трескается корка льда, покрывавшая его плащ. Скрипя зубами, он сошел с лошади и помог измученному животному подняться. Мучительная боль в окоченевших конечностях пронзила его могучее тело, и он пошатнулся на онемевших от холода ногах, ухватившись за холку своей задыхающейся лошади, чтобы не упасть.

— Спокойно, парень, — пробормотал он занемевшими губами. — Отдохни минутку. — «Но только одну минуту », — сказал он сам себе и затопал отвердевшими от мороза сапогами, устало стряхивая с себя корку льда. Снежная постель манила своей мягкостью, но он не поддался соблазну. Он не сдастся так легко. Он обманывал смерть бесчисленное количество лет, и, если ему суждено затеряться здесь, в буране, его противник должен не взять его так легко, а сражаться безоглядно и изо всех сил. То, что ледяное дыхание стихии могло стать его судьбой, приводило Кейна в ярость, и он напряженно вглядывался в пронизывающую холодом тьму. Тоска. Сейчас его враг не имел ни лица, ни воли — природная субстанция, небрежно поглотившая его, — и давящее присутствие этого врага терзало его, гасило огонь жизни. Кейн даже не мог заставить своего убийцу обратить на себя внимание.

Все-таки это была необычная буря, Кейн был уверен. Она была слишком внезапной, слишком яростной, чтобы быть естественным явлением; Кейн никогда не видал ничего подобного даже много севернее. Может быть, это была колдовская буря, слишком уж она резка и свирепа. Но зачем кому-то могло понадобиться вызвать такой буран в этой пустоши, он не мог понять. Ясно, что это дело рук не сатакийцев, потому что буря мешает им добраться до желанной добычи.

Лошадь испуганно заржала, и Кейн решил, что больше отдыхать нельзя. Как только он вновь взгромоздился в седло, его коняга в ужасе рванула с места. Кейн попытался успокоить животное, думая, что чем-то испугал его, когда садился верхом. Но тут же заметил, что лошадь встревожена не на шутку: ее ноздри раздувались, и глаза широко раскрылись от ужаса. Вскоре Кейн тоже ощутил чье-то присутствие, чей-то внимательный взгляд. Он отпустил поводья, и животное сломя голову понеслось сквозь снежную бурю. Кейн был уверен: за ним гонится какое-то существо, и существо это голодно, ужасно голодно.

И вдруг все кончилось.

Тогда он замедлил стремительный бег своего коня.

— Что это было, во имя Темро! — пробормотал он. Сперва он подумал было, что это его преследователи, но реакция лошади и его собственные ощущения подсказывали: тут что-то другое. Он ничего не видел и не слышал так как завывающая буря глушила все звуки и скрывала местность. Тем не менее, Кейн и его лошадь определенно чувствовали чье-то присутствие, а Кейн доверял своему шестому чувству. Диковинные ощущения его подсознания не были для него загадкой, всю свою удивительную жизнь он использовал и развивал свои сверхъестественные таланты. И Кейн был уверен: среди бури за его спиной возникла неизвестная и страшная смерть.

Теперь он напрягал свои чувства, изучая буран, а его лошадь уныло тащилась сквозь метель — силы вновь оставили ее. В течение долгого времени ничего не происходило, потом Кейну показалось, что он слышит дикий вой, издаваемый не ветром. Он осторожно принюхался, глубоко втягивая морозный воздух. Кроме запаха снега, он уловил и еще один — слабый запах волка. Лошадь тоже его почувствовала и всхрапнула испуганно.

Кейн резко остановился. Вой стал отчетливым, и казалось, что его издает не одна глотка. Его ноздри почувствовали кислый запах — запах мокрого волчьего меха. Где-то впереди него — расстояние было невозможно определить в этой буре — рыскала большая стая волков. Кейн удивился. Судя по звукам, стая вышла на охоту, но то, что волки искали добычу среди такой яростной бури, было невероятным. Возможно, их вынудил к этому голод, предположил он. В таком случае ему чертовски повезло, что он находится с подветренной стороны.

Но это преимущество может испариться с переменой ветра, так что Кейн повернул свою лошадь в сторону от голодной стаи, чтобы ветер дул ему в спину. С тем же успехом мог бы и возвращаться, хмуро подумал он. При том, что он потерял чувство направления, любой курс был теперь хорош — или плох. По мере того как он продвигался сквозь сугробы, волчий вой становился все глуше и все яростней завывала буря. Когда вой совсем затих, Кейн вспомнил, что вроде бы слышал ржание лошадей и крики людей. Но звуки были слишком слабыми, чтобы сказать наверняка, а Кейн был слишком измучен, чтобы призвать на помощь все свои способности.

Лошадь продолжала брести, спотыкаясь все чаще, но не падая. Кейн сомневался, что она сможет встать, если опять упадет, и что он сможет вновь взобраться на нее, если спешится. Время и расстояние утратили значение. Он совсем отдалился от мира времени и пространства; были только он и его лошадь, затерянные среди бурана. Кейн не знал, двигается ли он или это только ветер дует. Он уже не понимал, то ли это осколки белого летят сквозь темноту, то ли частицы черного — сквозь море белизны. Его тело немело. Скоро он не будет чувствовать лошади, на которой едет, а потом останется только Кейн, беспомощно и безнадежно покачивающийся в этом водовороте льда.

Это была бесконечность.

Вдруг что-то вцепилось в лицо Кейна. Он покачнулся и неуклюже ударил. Его окоченевшая рука наткнулась на ветку дерева. Еще несколько веток хлестнули его, когда лошадь с трудом выбирала путь среди редких деревьев.

Кейн заставил себя выйти из оцепенения, собирая остатки своей закаленной испытаниями силы. Если он в лесу, еще есть надежда. Но это было маловероятно, потому что до того как начался буран, никакого леса не было видно. Впрочем, откуда знать, как далеко им удалось заехать. Рев ветра начал затихать, деревья глушили его силу, и снег медленнее падал сквозь ветви. Установилась чернота ночи, и в этом мраке Кейн мог видеть, а другой человек не смог бы.

Это на самом деле был лес, или по меньшей мере роща, которая простиралась далеко, насколько хватало глаз. Судя по тому, как хорошо он защищал от снежной бури, это был довольно большой лес. Кейн направил свою спотыкающуюся лошадь в глубь него. Если он доберется до места, куда не достигает ветер, он сможет построить что-то вроде укрытия и, возможно, разжечь костер.

Тут он уловил запах дыма и осадил коня. Интересно, его преследователи тоже добрались до леса или это кто-то другой? Подумав, Кейн решил рискнуть. Если это костер незнакомцев, он уж как-нибудь пристроится к нему. Если наткнется на сатакийцев… Ладно, он слишком долго бегал от них. Кейн высвободил меч из покрывшихся льдом ножен. По крайней мере, замерзшее оружие найдет тепло. Они не ожидают нападения, и если учесть внезапность, да и силы его не совсем истощены бурей…

Он уже представлял себе побоище, пока пробирался меж деревьев на запах дыма. «Вроде идем в гору », — подумал он. Воодушевленный надеждой на укрытие и жаждой убийства, Кейн пришпорил коня. Крепкая коняга была на грани того, чтобы пасть, но тоже чувствовала спасение и спешила из последних сил.

Деревья поредели, впереди показалась поляна. Когда Кейн миновал последние деревья, он заметил несколько маленьких пристроек, сгрудившихся около поместья или замка, окруженного каменной стеной. Строения темнели на фоне заснеженного ночного неба, их силуэты видны были отчетливо. Кейн из последних сил направил своего скакуна к этому неведомому замку среди замерзшей пустоши. Пусть в нем хоть демоны живут, ему было все равно если там тепло. Он хрипло закричал, подъехав к воротам, и вдруг подумал, что такой ночью на посту нет привратника, и что никто в замке не услышит его среди бури, даже если там не спят. В своем теперешнем состоянии он не сможет перебраться через стену. В дикой ярости Кейн ударил в ворота своим огромным мечом. К его изумлению, ворота распахнулись: они были не заперты!

Не задумываясь о причине своего везения, Кейн въехал во двор и дико заорал, пытаясь разбудить кого-нибудь. Как только он добрался до главного входа в замок, животное споткнулось и упало, сбросив седока на камни. Кейн неуклюже повернулся, его тело слишком окоченело, чтобы повиноваться ему, как всегда легко и быстро. Он тяжело рухнул, подкатившись к двери.

Из последних сил он ударил в окованную железом дубовую дверь рукоятью меча и, уже теряя сознание, заметил (или ему показалось), будто в открытые ворота прокралось нечто белое.

II. НАЙДЕННЫЕ В БУРЕ

Что-то белое проплыло перед Кейном, приходящим в себя. С усилием он заставил себя прийти в чувство и всмотреться.

Ее глаза расширились от удивления и испуга, когда мрачный взгляд Кейна внезапно вонзился в нее, но она быстро взяла себя в руки и сказала, чтобы скрыть свое замешательство:

— Вот, попытайся выпить это.

Кейн с безмолвным удовольствием принял чашу, которую она держала у его губ, даже в таком состоянии наслаждаясь отличным напитком. От коньяка шло такое же тепло, как от потрескивающего огня, у которого они положили его. Значит, жители замка все-таки услышали крик, подумал он и осмотрелся.

Он был в маленькой комнате с каменными стенами, в которой стояли пара скамей, несколько стульев и тяжелый стол, поставленный возле очага, горевшего у одной из стен. Судя по простоте обстановки, это передняя, предположил он, здесь дворецкий и привратник присматривают за главным входом. С Кейна сняли обледеневший плащ и набросили тяжелое меховое одеяло. Двое слуг поддерживали его в полулежачем положении перед камином; еще несколько и совершенно сонная горничная крутились в комнате и в дверях.

У его губ держала чашу растрепанная девушка эльфийской красоты. По ее роскошному одеянию из меха снежного барса и усыпанному изумрудами кольцу на нежной руке Кейн понял, что это знатная дама. Прямые светлые волосы обрамляли прекрасное лицо, на котором сияли большие серые глаза. Со своим острым подбородком и прямым точеным носиком она напоминала капризного эльфа — губы, созданные для улыбок, сосредоточенно поджаты. Ей было около двадцати лет.

— Ну, Бринанин, что же ты нашла? — В комнату вошел огромный мужчина, наспех завернувшийся в просторное меховое одеяние. — Кто это с криками является к нам ночью, которая подходит только для ледяных призраков, и тревожит сон честного народа? — добродушно проворчал он.

— Тише, отец! — шикнула Бринанин. — Он ранен и обморожен!

— Да? — с любопытством пробормотал хозяин замка, сочувственно покашливая, чтобы успокоить дочь.

Кейн повел плечами, отталкивая слуг, и поднялся на ноги, пошатнувшись от боли и головокружения. Он встретил заинтересованный взгляд лорда и церемонно заявил:

— Прошу простить мое несвоевременное и необъявленное прибытие. Я путешествовал по этим пустынным землям несколько дней и был застигнут бураном. К счастью лошадь моя добралась сюда и пала в вашем дворе, а я был без сознания до недавнего времени. Если бы ваши слуги не нашли меня, к утру я превратился бы в ледышку.

— Во дворе, говоришь? — сказал хозяин в удивлении. — Как, черт подери, ты миновал ворота?

— Они оказались не заперты, — ответил Кейн. — Большая удача для меня, что кто-то забыл их закрыть.

— Возможно, однако, подобная беззаботность может привести к тому, что нас зарежут прямо в постели. Грегиг! Ты что, позабыл о своих обязанностях, ветер мозги твои выдул, что ли?

Привратник понурился:

— Мой господин, я точно помню, что запирал ворота, когда начался буран. Не понимаю, как это могло случиться.

— М-м-м! — протянул его хозяин. — Что ж, сейчас они заперты?

— Да, мой господин! — поспешно сказал привратник, потом неловко добавил: — Они были заперты, когда я проверял, — после того, как мы нашли чужака.

— Во всяком случае, у этой сосульки оказалось больше мозгов, чем у некоторых толстых привратников.

— Должно бы, их закрыл ветер — я этого не делал, — перебил Кейн.

Лорд подозрительно уставился на него.

— Этого не может быть, — заявил он. Потом пожал плечами. — Наверное, падение отшибло тебе память. Обычное дело, я полагаю.

Кейн промолчал.

— Ладно, в любом случае ты внутри. Добро пожаловать в мой несколько прохладный замок! Я — барон Тройлин из Каррасаля, а это недокормленное создание с чашей — моя дочь Бринанин. Будь мои гостем, пока не утихнет этот буран и ты не захочешь продолжить свой путь. Мы здесь всегда рады людям из внешнего мира: они разнообразят нашу жизнь. — Он засмеялся. — Судя по тому, как разыгралась буря, нам придется жить под снегом.

Кейн поклонился.

— Ты очень великодушен. Я глубоко признателен за гостеприимство, — церемонно сказал он, говоря по-каррасальски с некоторым трудом. Он внимательно наблюдал за окружающими. — Меня зовут Кейн. — Никто не отреагировал, и он продолжил: — Мое занятие — сражаться, но сейчас я никем не нанят. Я направлялся к Энсельджосу, чтобы узнать, не пригожусь ли я Уинстону в его пограничной войне с Чекталосом, но сбился с пути, пытаясь срезать дорогу. Когда меня застигла буря, я совершенно заблудился.

Тройлин не подавал вида, что не поверил ему, хотя Кейн сомневался, что он так прост, как казалось сначала. Барон изучающе рассматривал гостя, пытаясь понять, кого занес к ним буран.

Кейн был крупным человеком: ненамного выше шести футов ростом, но массивно сложенным. У него была бочкообразная грудь, колонноподобные ноги и мощные руки, крепкие, как ветви старого дуба. Его ладони были огромного размера и силы — руки душителя, подумал Тройлин. Этот человек, должно быть, весьма могуч и со своим мечом, видно, хорошо управляется. У него были рыжие волосы средней длины и короткая борода. Черты его лица были несколько грубоваты и даже отчасти зловещи, на щеке был свежий, уже подживавший, шрам.

Тройлина встревожили его глаза. Они были первым, на что он обратил внимание. Этого следовало ожидать, ибо глаза Кейна были глазами самой смерти! Они были голубыми и горели своим собственным светом. В этих голубых островках льда пылал огонь кровавого безумия, жажды убивать и разрушать. Из них изливалась бесконечная ненависть к живому и обещание ужасной гибели для тех, кто смел заглянуть в них. Тройлин представил, как этот могучий человек уверенно шагает по полю битвы, с горящими глазами убийцы и окровавленным мечом, сеющим разрушение вокруг.

Барон торопливо отвел взгляд и подавил дрожь. Баул! Что это за человек? Солдат, наемный убийца. Такие люди редко бывали робкими поэтами. Судя по повадкам, Кейн явно не обычный головорез. Его манеры и речь выдавали образованного человека, возможно, из хорошей семьи. Сыновья лучших дворянских родов, и законные, и незаконные, часто становились наемниками — чтобы разбогатеть или из любви к приключениям. Кейн вполне мог оказаться офицером высокого ранга, а его кольца и хорошее оружие в то же время указывали на богатство. Его возраст не поддавался определению. Его тело было телом тридцатилетнего, а поведение наводило на мысль о весьма почтенных годах.

Тройлин решил, что в ближайшие несколько дней развлечется, разгадывая тайны своего странного гостя. Может, тот расскажет пару занимательных историй. Во всяком случае, какое-то разнообразие, а то все менестрель да менестрель. Только надо принять кое-какие меры предосторожности, пока он не будет уверен в этом человеке.

— Отец! Ты долго собираешься стоять там, как медведь в спячке?

Тройлин очнулся:

— Ах да! Немного задумался. Что ж, Кейн, как я уже сказал, добро пожаловать. Слуги проводят тебя в твою комнату, — у нас полно места, а народу маловато. Вот зимуем здесь, вдалеке от цивилизованного мира. — Ему пришло в голову, что Кейн ухитряется держаться на ногах после таких испытаний, и он снова поразился его сказочной силе. — Ладно! Я надеюсь, что к завтрашнему дню ты уже оправишься. — Он повернулся и направился прочь.

Придерживая свои меха, Кейн последовал за слугами. Он едва мог идти, и перед ним то и дело все расплывалось, но он не хотел показывать свою слабость. Во всяком случае, хозяева не догадаются, как ему худо. Если ему повезет, он сможет скрыться здесь от сатакийцев — а там, глядишь, буря прикончит их.

— Тебе чертовски повезло, что мы нашли тебя, — сказал один из слуг, открывая двери в его покои. — На страже, знаешь ли, никого не было. Все спали в такую бурю.

— О, — пробормотал Кейн, слишком измученный, чтобы казаться заинтересованным. — Как же вы впустили меня?

— Это все госпожа. У нее была бессонница, она услышала шум, спустилась вниз и разбудила привратника, Инга и меня.

— Удивительно, что она услышала меня сквозь такой ветер. — Кейн с благодарностью рухнул на кровать.

— Она не тебя услышала, — ответил слуга, идя к двери. — Ржала твоя лошадь, вот. Бедняжка совсем с ума сошла от ужаса! Что-то напугало ее до смерти — но мы ничего не видели во дворе.

III. ПЛЕННИКИ БУРИ

Кейн тут же погрузился в сон, похожий на забвение, его измученное тело стремилось восстановиться после тягот многих дней бегства. Время от времени его безмятежность нарушалась вспышками видений о приключениях минувших дней или укусами боли, которую ощущало его обмороженное тело, но даже это не могло разбудить его. В какой-то миг ему почудилось, что он вновь слышит жуткий вой волков, и среди этой какофонии в его лихорадочном видении возникли два горящих красных глаза — страшные глаза, искавшие его, глаза голодного зверя.

Наконец сознание вернулось к Кейну, и он услышал, что кто-то копошится рядом. Мигом придя в себя, Кейн перекатился на бок. Его перевязанная рука метнулась вверх и ухватила клок белых волос, а вторая рука занесла длинный кинжал, который был пристегнут к поясу.

— Погоди! Пощады! — прохрипела его перепуганная жертва, и Кейн остановил клинок у самого горла. Он держал бороду мужчины преклонных лет со строгим лицом и тонкой шеей, торчащей из темных внушительных одежд. Пришедший затрясся как осиновый лист, и пара костлявых ручонок в панике вцепилась в кулак Кейна. Кейн отпустил старика, но держал клинок наготове.

— Клянусь Семью Очами владыки Троэллета! — запыхтел старец, ощупывая свое лицо. — Ты чуть не оторвал мне бороду, чуть не перерезал горло! Злобный убийца, вот ты кто! Бешеная собака! Почему только мой добрый барон дал тебе приют!

— Кто ты такой, Троэллет тебя дери? — прорычал Кейн.

— Я предупреждал его насчет чужаков! Звезды ясно говорят, что эти дни смертельно опасны для всех нас, — но он не слушает меня! Впускает демона из бури и ждет, что я о нем позабочусь. Я тебе говорю, ты, низкорожденное отродье гадюки! Тебе это так не пройдет! Ты чуть не убил меня!

— И какого дьявола ты тут делаешь? — угрожающе проворчал Кейн.

Старец опять встревожился. Он прикинул расстояние до двери, решил, что оно слишком велико, и взял себя в руки.

— Я Листрик, личный лекарь и астролог барона Тройлина. Ты здесь дрых больше суток, и барон велел мне посмотреть, как ты. — Он мрачно уставился на Кейна. — Как будто шалости бури могут причинить вред ледяному призраку! Я попытался осмотреть твои раны, и ты чуть не убил меня в благодарность за мою заботу! Очень мило! Какой воспитанный гость! Тройлину следовало зарезать тебя в постели!

— Это уже не раз пытались сделать, — ответил Кейн, неуверенно поднимаясь на ноги. — Благодари богов, что я признал в тебе старого безобидного распутника до того, как выпустил из тебя кишки. Но, как ты видишь, теперь со мной все в порядке.

Листрик побагровел от гнева:

— Черт бы тебя побрал! Я говорю тебе, что моей мудрости ведомы тайны, которые могут превратить тебя в обугленную головешку, если мне вздумается! Может, мне и захочется! Сейчас неподходящее время, чтобы приводить в замок чужаков-убийц! Звезды говорят о смерти! Я видел это!

Кейн еле сдержался.

— Может, ты все-таки осмотришь меня? — простодушно спросил он.

— Трэллет побери твою наглость! — завопил Листрик и потопал к двери — величественное отступление, которое он испортил, опасливо оглянувшись. Остановившись у двери, он бросил сердитый взгляд на Кейна: — Барон направил меня к тебе с приглашением вскоре поужинать с ним, если я найду тебя не слишком слабым, чтобы пошевелиться.

— Передай мою благодарность и скажи, что я принимаю его приглашение.

— Не сомневаюсь! Что ж, он пришлет своих воинов, чтобы прирезать тебя, если я смогу повлиять на него!

Кейн тщательно прицелился и замахнулся кинжалом. Листрик скрылся.

Над обеденным столом висела напряженная, тревожная атмосфера, Кейн заметил это, хоть и был занят едой.