Месье Гиме немало сделал для своей новой актрисы. Второй этаж круглого здания музея, на котором находилась библиотека, превратился в индийский храм. Восемь колонн в нем были украшены цветами, достигавшими круглого балкона третьего этажа. С каждой колонны на обнаженную Мата Хари с завистью нимф смотрели статуи с неприкрытыми бюстами. Свет свечей усиливал таинственность атмосферы. Одна из самых дорогих статуй из коллекции месье Гиме — четырехрукий Шива происхождением из Южной Индии одиннадцатого века, трех футов высотой, окруженный кольцом из горящих свечей, топтал своей бронзовой пяткой карлика — была окутана живописным светом, создаваемым лучами прожекторов, установленных на потолке. Тщательно подобранная маленькая группа гостей (библиотека была диаметров всего в 7, 5-9 метров) могла видеть восточную танцовщицу достаточно хорошо с любого направления. В перерывах невидимый оркестр играл музыку, вдохновленную «индусскими мотивами и яванскими мелодиями».
Новая баядерка Мата Хари была одета в костюм из коллекции месье Гиме, который вполне мог считаться по-настоящему восточным. Окруженная четырьмя девушками в черных тогах, на ней был белый хлопковый бюстгальтер с орнаментом на груди, вызывающим ассоциации с Индией. Ее руки украшали подходящие по стилю браслеты. На голове была индийская диадема, охватывающая завязанные в косы «по-испански» черные волосы. Блестящие ленты охватывали ее талию. Они придерживали саронг, который скрывал ее тело ниже пупка и спускался чуть ниже середины бедер. Все остальное было открытым. Этот костюм возбуждал. Месье Гиме был глубоко впечатлен.
Газетные критики захлебывались хвалебными речами. Они единогласно пели славу «женщине с Востока», восхищались ее знанием священных танцев и совершенством их исполнения.
Вскоре Париж лежал у ее ног, приносил цветы к ее двери, осыпал ее тонкие руки драгоценностями — и Мата Хари заключила город, включая его многочисленных мужчин, в свои объятья.
Мата Хари льстило все, что с ней происходило. В начале блистательной карьеры она сама, однако, была озадачена своей хитростью, ведь кто мог знать лучше ее самой, что Париж оказалось возможным завоевать просто имитацией псевдо-восточных танцев.
Все письма, все похвалы критиков, все ее фотографии она аккуратно вклеивала в альбомы. Эти тома — полноценная документация всей ее карьеры танцовщицы.
Среди прочего, в них есть уже упомянутые мною письма и визитки Массене и Пуччини. В них хранятся фотографии, показывающие ее на скачках или на иных публичных мероприятиях. Там есть восхищенные письма от самых знаменитых в то время персон из парижского высшего света. Рука об руку с признанием к ней пришли деньги и роскошь. У нее всегда было много поклонников. Многие из них стали и ее любовниками.
Очарование, излучаемое ею, лучше всего, видимо, передает стихотворение, которое посвятил ей один из многочисленных ее воздыхателей того времени:
Шиве
Когда она перед твоим алтарем сбросила свои покрывала
и склонила перед тобой свое притягательное обнаженное тело,
Шива, великий бог, неужели в тебе не пылает
непреодолимое желание, пробуждаемое ее красотой?
Не торопишься ли ты прижать свой рот к ее цветущим губам?
Не томит ли тебя желание приблизить к себе ее полное страсти тело?
Дабы насладиться любовью?
Эти стихи содержат значительную часть секрета успехов Мата Хари. Под покрывалом искусства она погружала публику в головокружительное эротичное очарование. Само ее выступление было, по сути, очень рискованным предприятием. Не удивительно, что ее приглашали снова и снова. Был и другой важный фактор — она прекрасно знала, как следует вести себя в цивилизованном обществе. Она не была простой танцовщицей варьете, предоставленной после выступления самой себе. А она, и будучи одетой, превосходно вращалась среди гостей со всем своим приличием и грацией.
Первая газетная вырезка, которую Мата Хари наклеила в свой альбом после дебюта, была страницей из «Ла Ви Паризьен» («Парижская жизнь»). Здесь ее еще называли «леди МакЛеод», «она же Мата Хари, индийская танцовщица. Полная желаний и трагичная, она выступает совсем обнаженной в самых знаменитых салонах нашего города. На ней костюм баядерки. Он открывает ее тело, как только это возможно. В завершение своих танцев она сбрасывает даже малые остатки этого костюма».
Но как она танцевала?
«Ла Пресс» от 18 марта 1905 года сообщает подробности. Она танцевала «с покрывалами и в украшенном драгоценностями бюстгальтере — и это, в общем, все». Стройная госпожа МакЛеод, продолжает газета, двигалась в наряде баядерки с несравненной грацией: «Ява, где она выросла на земле вулканов, придала ей такую невероятную гибкость и магический шарм, а за оставшуюся часть ее достойного восхищения тела ей следует благодарить свою родную Голландию.
Никто до нее не рискнул предстать перед богом со всем своим клокочущим экстазом и без одежды. И с какими чудесными движениями! Смелыми и смиренными одновременно. Она настоящая Абсара, сестра нимф, наяд и валькирий, созданная Сундрой чтобы заманивать мужчин к греховной гибели.
Мата Хари впечатляет не только игрой ее ног, рук, глаз, рта и ярко-алых ногтей. Не стесненная одеждой, Мата Хари играет всем своим телом. Если боги не реагируют на ее предложение красоты и юности, она жертвует им свою любовь, свою невинность. Покрывала, символ женской чести, падают. Одно за другим, жертвует она их богам. Но Шива требует большего. Девидаша приближается — еще одно покрывало, обнаженное ничто — выпрямление гордой, победоносной наготы. Она посвящает богу всю пылающую в ней страсть».
Затем газета пишет:
«Позднее Мата Хари в элегантном вечернем платье присоединяется к гостям. В руках у нее яванская кукла „ваджонг“, и она рассказывает нам историю доисторической драмы Аджурны».
Возможно, Мата Хари и в самом деле называла историю Аджурны «доисторической». Может быть, незнающий правду автор подумал, что благодаря этому слову его статься будет интересней. Но на самом деле историю Аджурны никак нельзя назвать доисторической. Она основывается на персонаже яванских народных сказок, «древность» которых в тот момент не превышала, пожалуй, сотню лет. У этих сказок индуистское происхождение, и их и сегодня рассказывают по вечерам в индонезийских деревнях. Тени кукол «ваджонг», проецируемые на белое полотно (как на экран), иллюстрируют рассказ. Конечно, Мата Хари получила свою «доисторическую мудрость» из этих кукольных спектаклей, которые во все времена одинаково ценились и индонезийцами, и европейцами.
Только немногие актеры могли бы похвастаться таким шумным дебютом. Парижане приняли Мата Хари так горячо, потому что она принесла им нечто новое. Может быть, какую-то роль сыграло, что она так невинно скрывала под вуалью лицо, когда с ее тела спадало последнее покрывало. Они называли ее «леди МакЛеод», а Мата Хари была достаточно умна, чтобы никогда не упоминать, что у нее нет никакого права на такой титул.
Мата Хари в 1905 году танцевала в общей сложности около тридцати раз в фешенебельных парижских салонах. Кроме того, она шесть раз выступала в театре «Трокадеро», где специально для нее создали атмосферу, очень схожую с обстановкой в Музее Гиме. Трижды танцевала она в салоне барона Анри де Ротшильда. Ее ввели в дом Сесиль Сорель, знаменитой актрисы театра «Комеди Франсэз». В «Гран Серкль» она выступала в одной программе с известной певицей сопрано Линой Кавальери. В «Серкль Руайаль» или в любом ином месте — повсюду ее во время выступления окружали восточные ковры, пальмы, расточительное богатство цветов и таинственный запах восточных благовоний.
Сесиль Сорель, позднее вышедшая замуж за графа де Сегюра, была так же восхищена Мата Хари, как и все остальные. Среди ее гостей был месье Гастон Менье, французский «шоколадный король». После представления 14 мая Сесиль Сорель послала Мата Хари письмо, которое она тоже аккуратно вклеила в свой памятный альбом.
«Мадмуазель, ваши прекрасные танцы глубоко поразили моих гостей. Месье Менье выразил желание восхититься вами еще раз в его собственном доме в пятницу. Возможно ли это? Там вы будете выступать в обстановке, достойной вашего великого искусства: большая закрытая веранда, наполненная редчайшими растениями и цветами. Пожалуйста, напишите ваш ответ самому месье Менье или, если вам так удобнее, мне.
С глубоким уважением, С. Сорель»
Мата Хари согласилась. В следующую пятницу, 19 мая, она танцевала у Менье. Тот был не просто восхищен. Он показал себя в создании деликатных фотографий таким же мастером, как и в производстве деликатного шоколада. Некоторые из этих маленьких фотографий, показывающих Мата Хари совсем голой, были вложены между страниц письма, которое месье Менье послал ей несколько дней спустя.
«Дорогая мадам, я не забыл своего обещания прислать вам фотографии с того вечера, когда вы так чудесно танцевали. Я с минуты на минуту жду эти снимки. Для вас фотографии станут воспоминанием об одном из ваших танцевальных вечеров. Для меня и моих друзей они значат намного больше. Для нас они останутся воспоминанием об этом потрясающем культурном событии, на котором вы олицетворяли классическую красоту. Маленькие фотографии, которые я приложу к письму, лучше слов покажут то глубокое впечатление, которое оставило ваше появление у нас. Это была мечта о Востоке. Я считаю себя счастливым, что смог внести свой вклад в это событие предоставленным мною освещением и предметами культуры, которые — как меня заверили — так прекрасно гармонировали с формами вашего превосходного тела».
Во всеобщее восхищение вмешался лишь один несовпадающий со всеми звук. После того, как Мата Хари выступила в доме Эммы Кальве, знаменитой французской певицы, исполнительницы арии Кармен в «Метрополитен-Опера» в Нью-Йорке, «Эко де Пари» писала: «В ее танцах нет ни танцевального совершенства, ни чего-либо еще примечательного». Но та же газета, тем не менее, указала, что какое-то искусство в этом все-таки присутствует, ведь «Мата Хари танцует голой. Но нельзя сказать, что Мата Хари неприлична или что взгляд на эту красивую индуску вызывает грязные мысли — хотя она обнажена с головы до пят, с большими глазами и улыбающимся ртом, который на ее лице выглядит точно разрез в плоти спелого яблока».
В Париже были люди, возмущенные тем, что дама позволила себе раздеться перед больше чем одним человеком. Если на выступлении в доме графини де Луан она была одета «по минимуму» (ее танец перед группой почтенных членов Французской Академии дал повод «Журналь Амюзан» написать, что она танцует «голой, как речь академика»), то перед «Кружком артистов и литераторов» она выступала совершенно без одежды. Но так как тут зрителями были одни лишь люди искусства, она танцевала перед ними «голой, как Хасан в „Тысяче и одной ночи“, голой, как Ева перед грехопадением, с иллюзорным крошечным украшением в качестве фигового листка».
Среди зрителей на одном из вечеров у Эммы Кальве была французская писательница Габриэль Колетт. Она описала свои впечатления в статье в парижской газете «Фигаро» в декабре 1922 года: «Я видела, как она танцевала у Эммы Кальве. Собственно, это не было танцем. Куда больше это было умение грациозными движениями сбрасывать с себя вуали. Представление она начала почти голой, танцевала „с намеками“, с полузакрытыми глазами и исчезала, укутанной в свои покрывала». Затем Колетт продолжала, рассказывая уже о другом выступлении: «И в одном из своих танцев она появилась на белом коне».
Париж признал Мата Хари. Он ей восхищался и боготворил ее. Но после того как она стала уже известной актрисой и новизна ее танца в обнаженном виде была подробно описана во всех деталях, газетам, пишущим о ней, нужно было открыть в ней нечто новое. Парижане начали сравнивать ее танцевальное искусство с ее предшественницами, позволившими себе рискованные танцы. Прежде всего, вспомнили об Айседоре Дункан. Она в 1899 году приехала из Америки в Париж и в разлетающихся древнегреческих одеждах исполняла новаторские танцы под звуки классической музыки. Айседора Дункан, личная жизнь которой была столь же бурной, как и у Мата Хари, позднее уехала из Парижа в Берлин. Там она достигла новых успехов и даже открыла танцевальную школу. В сравнении с Дункан Мата Хари, по мнению газет, была несомненной победительницей. «Мисс Дункан была весталкой, — писала Франсис Кейзер, — а леди МакЛеод это Венера».
Парижский еженедельник «Ла Ви Паризьен» занимался этим же вопросом куда серьезнее. «Мисс Дункан олицетворяла Грецию. Под музыку Бетховена, Шумана, Глюка и Моцарта она пробудила языческие танцы античной классики к новой жизни. Парижские салоны боролись за выступления мисс Дункан. Но — как это часто бывает — она исчезла. Вместе с матерью и длинноволосым братом, который играл на скрипке, сопровождая ее выступления, мисс Дункан уехала покорять Берлин.
Теперь у нас есть Мата Хари. Она индуска, дочь английской матери и голландского отца, и вес это кажется несколько сложным. Тем не менее, она индуска. Мисс Дункан во время танца демонстрировала лишь свои ноги и руки. А Мата Хари стоит на сцене совершенно голой. Только несколько украшений и кусок материи вокруг бедер и ног прикрывают ее. Она очаровывает — своим большим ртом и грудями, на которые некоторые благовоспитанные зрительницы взирают с неприкрытой завистью».
Груди Мата Хари казались многим людям предметом, достойным детального изучения. Их комментировали во все времена. Большинство свидетелей утверждало, что она никогда не демонстрировала свой бюст открыто. Когда Эдуард Лепаж писал об ее дебюте в Музее Гиме, что «она отбросила орнаменты, скрывающие ее грудь», то он добавил, что грудь была «голой». Но ни одно сообщение не говорит, что она хоть раз действительно касалась бюстгальтера, который был под нагрудными украшениями. И можно с уверенностью сказать, что как раз в случае с бюстом Мата Хари действительно была достаточно скромной.
Испанец Э. Гомез Каррилло пишет в своей книге «Тайна жизни и смерти Мата Хари» (Париж, 1925), что Джон МакЛеод однажды в порыве ревности откусил своей жене один сосок. Возможно, именно это принудило ее тщательно скрывать свой бюст от глаз публики. Тюремный врач Леон Бизар в 1925 году в своей книге «Воспоминания врача» писал: «Правда была намного проще. У Мата Хари была очень маленькая грудь с недоразвитыми сосками и с обесцветившейся кожей вокруг них. Потому она совсем не была заинтересована демонстрировать ее».
ГЛАВА 4
За это время Мата Хари поняла значение рекламы. Она строго следила за тем, чтобы не рассказывать одну и ту же историю дважды. Большое внимание уделяла она сообщениям об ее искусстве и ее прошлом. С игривой легкостью она смешивала правду и выдумки, прилагая все усилия для создания полнейшей путаницы.
На одном благотворительном выступлении в театре «Трокадеро» ее интервьюировал Поль Эрвье для «Солдатских глаз». Ему она предложила совершенно фантастическую историю: «Я родилась в Индии и жила там, пока мне не исполнилось двенадцать лет. Мои детские воспоминания совершенно отчетливы. Я прекрасно помню даже самые маловажные случаи моих первых лет жизни в цивилизации, совершенно отличной от вашей. Мне было двенадцать, когда я попала в Висбаден. Там я вышла замуж. Вместе с мужем, голландским офицером, я вернулась на родину. Я стала женщиной. Но места моей молодости по-прежнему восхищают мой взор».
До сего времени она не объясняла свое искусство. Но она не преминула сделать это. «Должна ли я рассказать вам, как я вижу свое искусство? Оно очень простое. Собственно, это самая простая вещь в мире. Природа сама по себе проста. Только люди любят все усложнять. Не нужно осложнять вещи так, чтобы они казались смешными. Священные танцы брахманов это символы. Их фигуры — это выражение мыслей. Сам танец это стихотворение, а жесты — слова».
Последняя фраза чем-то понравилась Мата Хари. Соответствовала она ее собственным мыслям? Или она позаимствовала ее у кого-то? Во всяком случае, через несколько страниц она снова появляется в ее дневнике-альбоме. Огромными буквами — подпись под одной из ее фотографий.
Она делала прогресс. Так что больше ее мужем не мог быть простой майор. Не долго думая, она произвела его в полковники, звание, которого он так долго и безуспешно добивался. В интервью для британской газеты «Джентльвумэн» от 25 марта 1905 (в нем очаровательная актриса упрямо именуется «Мата Кари» вместо Мата Хари) она рассказывает, что она прибыла с Явы лишь месяц назад (а не три года, в марте 1902 г., как на самом деле). Она родилась на Яве как «ребенок европейских родителей и вышла замуж за сэра МакЛеода, шотландца, полковника голландской колониальной армии».
Французская и британская пресса захлебывалась от восторгов в адрес Мата Хари. И парижское издание «Нью-Йорк Геральд» разделяло это воодушевление. В статье от 2 мая этого года газета писала: «Невозможно оживить мистику индийской религии более благородным образом, чем это было сделано ею».
Голландские корреспонденты во французской метрополии навострили уши, узнав о своей знаменитой землячке.
В то время Голландия была очень благовоспитанной страной. На прекрасном амстердамском пляже Зандфоорт женщины купались только в кабинках на колесах, которые лошади осторожно завозили в море. Загорающие строго разделялись по половому признаку. Новость, что голландка оказалась достаточно смелой, чтобы показать себя обнаженной перед невооруженными взглядами, была сенсацией.
«Ниус ван ден Даг» была первой газетой, обратившей внимание читателей на их знаменитую землячку — была ли она ею на самом деле? — завоевавшей такой ошеломительный успех у французов. Цитируя одну французскую газету, корреспондент закончил свою статью вопросом: — Кто же такая эта Мата Хари?
Ответ не заставил долго себя ждать. И ко все более запутанным тайнам вокруг происхождения Мата Хари добавилась еще одна версия. Сразу после публикации статьи одно читательское письмо «из благожелательного источника» ответило на заключительный вопрос:
«Настоящее имя Мата Хари — госпожа МакЛеод. Она родилась на Яве и была замужем за английским офицером. Так как она страстно любила танцы, то и изучала их с достойным восхищения терпением. Благодаря хитрости и уму — ведь это могло стоить ей жизни, если бы ее застали за этим — ей удалось получить доступ к тайным храмам Индии, где вне досягаемости взглядов обычных смертных баядерки, научи и вадаши танцуют перед алтарем Вишну. У нее было природное, врожденное чувство поз и движений, потому даже самые фанатичные жрецы, охранявшие золотой алтарь, смотрели на нее как на священную танцовщицу».
При чтении таких статей в голландской прессе и Джону и папе Зелле в голову видимо приходили странные мысли. Маленькая девочка, которая каталась в запряженной козами тележке в Леувардене, стала теперь знаменитой танцовщицей: Молодая женщина, ответившая на газетное объявление, теперь живет в Париже? В том самом городе, о котором она так часто мечтала? И успех? Он был как крик издалека — с полей Фрисландии и холмов Явы. Что-то, чего никогда не смогли ни открыть, ни даже предположить ее отец и муж, оказывается, всегда было скрыто в глубине души их дочери и жены.
Теперь слава Мата Хари пробивалась повсюду. Прежде всего — к полчищам иностранных корреспондентов в Париже, всегда ожидавшим какой-то истории с легким романтичным флером, которая могла бы заинтересовать читателей. А появление этой интересной индийской танцовщицы было на самом деле хорошей историей!
Один румынский корреспондент в Париже смешал звуки Востока с цыганской музыкой своей родины. Как и все румыны, впадающие в раж при виде красивой женщины, он нашел в Мата Хари «чужеземную философию в нежности ее тела, в рифме ее движений, в ее небрежных и в то же время возбуждающих движениях, в трагических угрозах ее глаз и рук, в задумчивой молитве ее полных любви жестов, в ее воображаемых любовных утехах, ее зажигательном отступлении, ее извращенном даре, ее невинном триумфе над природой и чувственностью».
Румын продолжал: «Это было как заклинание. И казалось, что стены музея падут, что снаружи за ними не Авеню Иены, а какой-то далекий, неизведанный горизонт. Вековые леса дрожали под огненными поцелуями вечного лета. Пластичные, не уступающие высотой пирамидам пагоды на краю этой длинной, обсаженной розовыми кустами аллеи дрожали в голубой дымке пахучих благовоний. И тут появляется прекрасная женщина, производящая такое сильное впечатление своим искусным молчанием и четкой игрой жестов. Она символизирует невинную природу со всеми ее соблазнами, слабостями и радостями».
Весь 1905 год в Париже был лишь один человек, сомневавшийся и в Мата Хари, и в ее искусстве. Франсуа де Нион, писавший для аргентинской газеты «Ла Пренса» (Буэнос-Айрес) и испанской «Диарио» (Кадис) решил побеседовать с человеком, который много лет провел в Индии и был «настоящим ориенталистом».
Этот человек объяснил, что танцовщицы на Востоке никогда не выступают голыми, но всегда укутаны в белые покрывала, и что невинность в стране брахманов уже давно вошла в поговорку.
Поэтому де Нион задумался. Он начал сомневаться, не стал ли Париж жертвой обмана. — Неужели мы все еще живем во времена Людовика XVI, — спрашивал он, — который однажды с энтузиазмом устроил величественный королевский прием некоему иностранному послу, который, как оказалось потом, был обычным лавочником из Марселя?
Пока месье де Нион продолжал свое расследование, Мата Хари приняла меры, которые могли бы дать хотя бы частичный ответ. Теперь она изменила сцену. Точно как и ее отцу, ей нужно было признание в больших масштабах. Встреча с одним пожилым господином направила ее в эту сторону. Этот месье был адвокатом и звали его мэтр Эдуард Клюне. С этого момента он играл в жизни Мата Хари очень важную роль, которая завершилась лишь с ее смертью.
Мата Хари высказала мэтру Клюне свои желания. Клюне передал ее с теплыми рекомендациями своему друг, самому знаменитому импресарио Парижа Габриэлю Астрюку. Астрюк, который несколькими годами позже помог привезти в Париж на гастроли певца Федора Шаляпина и русский балет Дягилева, а в своих мемуарах называл Клюне «настоящим и верным другом» Мата Хари, тут же приступил к работе. До самого конца Астрюк оставался ее менеджером и агентом. От предложенных им сумм Мата Хари быстро ослабела. Она приняла ангажемент в театре «Олимпия» на Бульваре Капуцинов. Она собиралась заключить в свои объятья большую публику. Поль Рюэ, директор театра, очень хотел прославить свой театр среди всех мировых варьете, приглашая к себе самых интересных исполнителей. Среди них был Фред Карно, один из первых мимов своего времени, под чьим руководством дебютировал пять лет спустя Чарли Чаплин в «Ночи в английском мюзик-холле». В театре выступали арабские танцовщицы, жонглер, «Лео и его дьявольские скрипки», было несколько акробатических номеров. Кроме того, там же проходили становившиеся все популярнее сеансы «синематографа». Мата Хари дебютировала за огромный по тем временам гонорар в 10 тысяч франков.
Результат был ошеломляющим. Пока она танцевала в частных домах, пресса была настроена лирически. Но ее выступление в спектакле Райнана и Хаудена «Мечта» на музыку Джорджа Бинга стало сенсацией. Парижане, любопытство которых разогревали слухи и намеки в их журналах, теперь могли собственными глазами увидеть это восточное чудо.
18 августа 1905 года Мата Хари во время генеральной репетиции впервые выступила в «Олимпии». Двадцатого состоялась ее публичная премьера. Результат оправдал все финансовые инвестиции месье Рюэ. Это был абсолютный триумф.
В дыму первого крупного успеха Мата Хари, как истинная дочь своего отца, успела потратить больше денег, чем она заработала за первые шесть месяцев своего прорыва в парижское общество. Как только она стала регулярно получать большие гонорары, появился один парижский ювелир, потребовавший конфисковать ее имущество как компенсацию за неоплаченные счета на общую сумму 12 тысяч золотых франков.
Когда дело разбиралось в суде Мата Хари вдруг вспомнила о своем муже, который один жил с ее дочкой в Голландии. Она рассказала судье, что все покупки у ювелира «совершались без разрешения моего супруга, голландского офицера».
Решение судьи удовлетворило обе стороны. Мата Хари смогла сохранить драгоценности, обязавшись выплачивать долг ювелиру по частям — 2 тысячи франков ежемесячно.
А что же сталось за это время с Джоном? Он все еще жил в Голландии и теперь требовал полного официального развода. Но для этого ему необходимо было согласие Грит. Вначале Мата Хари не имела ни малейшего желания уступать в этом вопросе. А без согласия супруги никакой голландский суд не принял бы решение о разводе.
В конце концов, Джон послал своего адвоката господина Хейманса в Париж, чтобы тот уговорил Мата Хари дать свое согласие. Джон хотел вступить в новый брак. Не только ради самого себя — ему уже было пятьдесят лет — но и ради дочки Нон, которой он хотел найти вторую мать. Пусть МакЛеод не был безупречным мужем, особенно в начале его первого брака, но его поведение как отца всегда было примерным.
Адвокат встретился с Мата Хари. В это время он в полной мере наслаждался своим пребыванием во французской метрополии. Почти каждый день он отыскивал знаменитую танцовщицу и говорил с ней о тысячах разных вещей. Мата Хари, снова истинная голландка, наслаждалась его обществом. Но стоило речи зайти о разводе, она начинала отговариваться, повторяя, насколько приятно ей снова поговорить по-голландски. И просила адвоката не портить ей эти редкие минуты удовольствия, говоря о таких неприятных вещах как развод.
Господин Хейманс вполне понимал, что в Париже он находится не ради того, чтобы наслаждаться приятными деньками за счет своего клиента. Увидев, что беседы не приносят никаких результатов, он наконец-то вытащил из бумажника свой туз. Это была фотография голой Мата Хари. Снимок, объяснил он, был передан ее мужу одним из его друзей, который, в свою очередь, получил фото в Париже.
Мата Хари была удивлена и рассержена. Фотографию эту, очень личную, снял один из ее близких друзей, утверждала она. Она ни в коем случае не предназначалась для продажи. Это вполне может быть правдой, ответил господин Хейманс, но любой строгий голландский судья, увидев это, будет убежден, что честная женщина и мать «не позволит сфотографировать себя в голом виде даже другу». Мата Хари и сама прекрасно понимала, что подумает в этом случае голландский судья. Она увидела, что у нее не было выбора. Скандал стал бы очень неприятным не только для нее, но и особенно для дочери. Потому она согласилась на окончательный развод. Супруги были окончательно разведены официальным решением суда в Амстердаме 26 апреля 1906 года.
Следующий супружеский опыт Джона МакЛеода был намного счастливее первого. 22 ноября 1907 года он женился на Элизабет Марии Кристине ван дер Маст. Она была на двадцать восемь лет моложе своего мужа. У них родилась дочь Норма.
МакЛеод, получавший довольно скудную пенсию, подрабатывал судебными репортажами для одной ежедневной газеты в Арнеме. Он передал дочь Мата Хари на воспитание другой семье. По субботам и воскресеньям она обычно приезжала к нему домой, чтобы немного побыть у отца и его второй жены. МакЛеод и Элизабет разошлись в 1912 году. В 1917 году состоялся их официальный окончательный развод.
ГЛАВА 5
После успехов в театре «Олимпия» Габриэль Астрюк продолжал активно заботиться о карьере своей подопечной. В январе 1906 года — за четыре месяца до развода — Мата Хари отправилась в двухнедельные гастроли в Испанию. Это было ее первое выступление за рубежом. Она танцевала в центральном зале Мадрида. Пресса называла ее танцы «тактично-чувственными». Все сожалели, что Мата Хари танцевала в трико, хотя и в «минимально возможном». Ее сопровождали «сенсационные» овации.
Она не поехала бы в Мадрид без самых лучших рекомендаций. Мэтр Клюне дал ей письмо своему другу в испанской столице. Этим другом был никто иной, как французский посол, Жюль Камбон — еще один человек, сыгравший важную роль в оставшиеся двенадцать лет жизни Мата Хари.
Во время своего пребывания в Мадриде она внезапно получила письмо от Астрюка. С точки зрения искусства, это письмо было первым шоком ее жизни. До сего момента она выступала с восточными танцами собственного изобретения. Даже перейдя из интимной атмосферы парижских салонов к выступлениям перед широкой публикой в театрах варьете, она сохранила свой стиль. Теперь Габриэль Астрюк писал ей, что вместе со своим другом Раулем Гюнсбургом, директором оперы в Монте-Карло, он подписал для нее контракт. Здесь Мата Хари должна была выступить в балете Жюля Массене «Король Лахора». Мата Хари по почте ответила на письмо Астрюка, попросив его прислать ей партитуру произведения.
Месье Гюнсбург, который родился в Румынии в семье раввина, после работы в театрах Москвы и Санкт-Петербурга приехал в Монте-Карло. И там он правил пятьдесят девять лет, как некоронованный король театральной жизни. До 1951 года.
Постановка «Короля Лахора» под патронажем принца Монако Альберта I обещала сделать этот сезон настоящим культурным событием. Опера Монте-Карло в то время — наряду с парижской оперой — входила в число первых лирических театров Франции, в которых проходило множество интересных премьер. В том же году в Монте-Карло должен был выступить Шаляпин, но еще никто точно не знал, приедет ли великий русский бас. В июне 1905 года взбунтовались матросы на броненосце «Потемкин» в Одессе. За ним последовало большое октябрьское восстание в Москве — так писала Мата Хари аккуратным почерком в своем альбоме — и, по слухам, «Шаляпин был ранен на баррикадах на Тверской улице в Москве, а затем арестован царской полицией».
Премьера «Короля Лахора» 17 февраля 1906 года, на которой присутствовал сам композитор Массене, сидевший в ложе принца Монако, была огромным успехом. Мата Хари, «чье присутствие в Монте-Карло вызвало фурор» (согласно газетным комментариям), танцевала в третьем акте вместе со знаменитой мадмуазель Замбелли. Арию Зиты пела Жеральдина Фаррар, одна из самых блестящих певиц, когда-либо прибывавших из США.
Это был большой шаг вперед для Мата Хари. Она получила работу в серьезном театре. Танцы в голом виде, по меньшей мере, в этот момент, отошли в прошлое. Теперь она стала знаменитой не потому, что сбрасывала прозрачные покрывала, прикрывая лицо — то, что сегодня назвали бы стриптизом, а потому что она могла хорошо танцевать. На самом деле танцевать, а не просто грациозно двигаться и принимать эффектные позы.