— А ребенок? — поинтересовался Алексей.

— О, тут тоже нет повода для беспокойства. Конечно, спазмы — это нехорошо, только мы их быстро снимем, можете поверить. Простите, но меня еще ждут больные: у меня как раз обход.

Врач пожал Алексею руку и ушел.

Алексею ничего не оставалось, как отправиться домой. Две недели! Две недели ему придется быть одному, без любимой. А она отдохнет, так сказал врач. Можно подумать, что Лилечка может отдыхать без него! Алексей далеко не во всем и не всегда был уверен, но на этот раз знал точно: его жена будет скучать и тосковать без него ничуть не меньше, чем он без нее. И это называется лечением! Да, он сможет ее навещать, но что это такое — два часа каждый день? Это ведь так мало для тех, кто любит друг друга, и кто привык проводить все свободное время вместе. Может быть, Новый год они все-таки встретят вдвоем? Или, вернее, втроем, вместе с ребенком, который хоть еще и не родился, но уже живет, требует своего?

…— Послушай, Анна, я, конечно, все понимаю, но не могла бы ты сказать хоть слово? Или, по крайней мере, не смотреть на меня волком?

Анна промолчала. Они с Сергеем ехали снимать авторскую программу, и за все полчаса после того, как встретились, она не сказала Воронцову ни слова. Так, кивнула, села в машину и махнула рукой: поехали, мол.

Как жаль, что люди не умеют читать мысли друг друга! Существуют, конечно, моменты-озарения, когда слов не нужно, все понятно с полужеста, с полувзгляда, но бывают они так редко! Если бы Сергей знал, о чем думала Анна, то точно не стал бы больше пытаться обратить на себя ее внимание. Но он и не подозревал, что все ее мысли в этот момент были о нем.

Внешне сохраняя спокойствие — недаром ведь ее прозвали железной женщиной! — Анна находилась в полнейшем смятении. Вот уже несколько лет она считала этого человека своим злейшим врагом. Он чуть ли не каждый божий день доводил ее до белого каления, в сущности, отнимал у нее работу, не уступал ей почти ни в чем, а порой даже превосходил ее. Например, наглостью. Да, и сама Анна могла изобрести не один хитроумный способ завладеть информацией, но чтобы воровать сюжеты у коллег!

Она была занята собой, своей карьерой, потом встретила, как ей казалось, прекрасного человека, и все это время Сергей был где-то поблизости. Они все время шли рядом, как две параллельные линии. Лобачевский полагал, что такие линии все же сходятся в какой-то одной точке пространства. Вот это и произошло. Но до конца Анна так и не понимала — как получилось, что Сергей оказался почти единственным человеком, который старался поддержать ее в трудную минуту? Да, был, конечно, Алексей, внимательный, сочувствующий, но у него сейчас свои проблемы, нехорошо отрывать Алексея от семьи, в которой вот уже совсем скоро должен появиться новый человек. Будут ли дети когда-нибудь у нее? На какой-то момент Анна размечталась: ребенок, маленький человечек — это большое счастье. Правда, потом слишком живо представила кучу грязных пеленок и использованных памперсов. Сомнительное удовольствие, не говоря уж о том, что на карьере можно будет ставить крест… Нет, с детьми лучше подождать.

Впрочем, она ведь, кажется, начинала думать совсем о другом. О чем же? Ах, да, вот сейчас с ней рядом сидит человек, который в трудную минуту старался, как мог, ее поддержать, пусть даже неловко, неуклюже. В конце концов, Сергей прекрасно знал: из того материала, который он ухитрился накопать в Амстердаме, получилась бы такая бомба, что, взорвись она, ему были бы обеспечены блестящая карьера и победа над ней, Анной. И все-таки со всем этим он сначала ознакомил ее. И как это следует понимать? Да, узнай она все из новостей — это был бы для нее такой удар, который трудно пережить. А Сергей постарался его смягчить…

Стоп! Не приписывает ли она ему то, на что он просто неспособен? Может быть, Сергей поступил так, чтобы быстрее насладиться своим торжеством, полюбоваться на нее, раздавленную и уничтоженную?

Да нет, не то… Анна даже головой покачала, и Сергей в удивлении воззрился на нее… Нет, он хотел ее именно уберечь. И тогда же Воронцов что-то еще сказал, вот только она никак не может вспомнить, что именно. Вроде бы — он не может дать ей столько, сколько дал Дэн… Или не так? Похоже, в памяти провал…

А когда Анна объявила, что тоже выступит по телевидению в спецвыпуске, Сергей посмотрел на нее такими глазами! С восхищением, что ли? Или с уважением? Или и с тем, и с другим? Господи, какая путаница в голове!

Да, кажется, Сергей что-то говорил насчет того, что рад общаться с ней, как это делают обычные нормальные люди: без тайной мысли поставить подножку, без зависти, без злости. Она еще тогда ответила ему, что по-прежнему его ненавидит. Может, зря она так? А еще, кажется, он что-то сказал насчет того, что она, Анна, ему нужна. Говорил он это или нет? Да нет же, в жизни не мог бы Воронцов сказать ей такое!

И все-таки придется посмотреть правде в глаза. Этот человек сильно переменился к ней с того самого момента, как она узнала все про Дэна! Он не сказал ей ни одного недоброго слова, ничем не обидел, а когда шеф вызвал Сергея и объявил ему, что Анна все-таки будет вести с ним на пару передачу, он вроде бы даже обрадовался. По крайней мере, Сонька сообщила что-то в этом роде.

Анна пожала плечами. Наверное, это все временно. Погодите, вот сейчас они снимут выпуск-другой, и все пойдет по-прежнему. Зря Борис Алексеевич это сделал: не получится из нее и Сергея одна команда.

— Как ты хочешь начать выпуск? — спросил Сергей. Все время он страдал оттого, что Анна держится с ним холодно, и наконец решился с ней заговорить.

Что ж, это был вопрос по существу, на него и ответить можно.

— А что? У тебя есть какие-то предложения? — отозвалась она.

— Да вот, видишь, очень красивое место. Может быть, начать как-нибудь так, что именно на фоне этого мирного пейзажа творятся безобразия и именно здесь совершаются грязные махинации?

— Неплохо, — Анна пожала плечами, но Сергей заметил, что она почему-то в смятении. Он не знал, о чем Анна думала, иначе все понял бы.

— Что с тобой? — задал он вопрос.

— Ничего. — Она поспешно придала себе самый равнодушный вид, на который только была способна. — А что?

— Мне просто показалось… — начал было Сергей, — а впрочем, ладно, не имеет значения.

Наконец остановились. Анна вышла из машины. На меховой воротник ее пальто и на волосы, свободно падающие на плечи, ложились снежинки, на щеках играл легкий румянец, зеленые глаза сияли под ровными стрелами бровей. Такой красивой Сергей никогда еще ее не видел. А может, видел, но не сознавал этого, ведь столько лет они были врагами!

— Подожди, встань здесь! — вдруг попросил он.

— В чем дело? — удивилась она.

— Тут и начнем снимать. Скажешь вступительное слово, хорошо?

— А почему не ты? — спросила Анна. — Мне кажется, что со своей импозантной внешностью ты смотрелся бы тут неплохо, гораздо лучше меня.

В другое время Воронцов не полез бы за словом в карман, но на сей раз сдержался. Анна снова была прежней — неприступной, холодной. Он даже почувствовал, что мерзнет, хотя виной тому могла быть промозглая погода начала декабря.

— Я хочу, чтобы программу начала ты, — ответил он, наконец, мягко.

— Боже, какое великодушие! — съехидничала Анна. — Что-то я не замечала подобного раньше. Какая муха тебя укусила?

— Никакая, просто… — Сергей махнул рукой и замолчал. Нет, не поймет она его, пока будет относиться к нему по-прежнему. Выходит, наверное, никогда не поймет.

Должно быть, эти мысли отразились на его лице, потому что Анна вдруг посмотрела на него как-то по-другому, то ли с удивлением, то ли с любопытством, то ли с сожалением.

— Ладно, — произнесла она суховато. — Извини. Где мне встать?

Сергей вновь засмотрелся на нее, когда она, высокая, стройная, в длинном серебристом пальто остановилась неподалеку от заснеженной елочки. Лицо у нее было серьезное и задумчивое, но Сергей вдруг подумал, что Анна еще красивее, когда улыбается и смеется. Мысль эта сначала показалась ему нелепой, и он не сразу понял, почему, пока не сообразил, что ни разу не видел Анну улыбающейся по-настоящему. Видел, конечно, ее профессиональную улыбку, с которой она вела свои репортажи, но это совсем не то. Вот если бы сейчас увидеть ее настоящую улыбку, адресованную ему, и услышать ее смех… Боже, да неужели она действительно никогда-никогда ему не улыбалась? А он ей? Только издевательски или ехидно. Какой же он был осел!

— Перед вами красивый декабрьский пейзаж, — начала Анна, глядя прямо в камеру. — Пейзаж, который мог бы послужить прекрасной натурой для картины Левитана. Глядя на этот кусочек природы, не хочется думать, что белый снег на самом деле не такой уж и белый, если здесь творятся черные дела…

— И че мы тут делаем? — спросил какой-то тип в неопрятном ватнике, внезапно и бесшумно появившийся из-за елок. — Фильму снимаем?

— Черт! — выругался Сергей, опуская камеру с плеча. — Дубль второй, Анна! Тут же идут съемки! — крикнул он типу в ватнике.

Тот развел рукавами.

— Вы уж извиняйте, братцы-кролики. Кина сегодня не будет.

И в этот момент из-за елок выбежали еще пятеро. Тот, кто вышел первым, схватил Анну и зажал ей рот рукой, остальные направились к Сергею, прикинув, наверное, что с ним хлопот будет больше. Сергей рванулся к Анне. Первого подбежавшего он ударил камерой — единственным предметом, что мог сойти за оружие. Камера была прочная и при ударе не пострадала, а вот тот, на кого она обрушилась, охнул и осел в снег. Второму камера попала по плечу, но Сергей не смог удержать ее в руках, и почему-то именно в тот момент заметил, что она продолжает работать.

— Держись! — закричал Воронцов Анне и снова рванулся к ней. Он беспорядочно наносил удары своим противникам и вдруг почувствовал, как что-то тяжелое ударило его по голове. В ушах зазвенело. Как сквозь туман Сергей услышал: «Укусила, стерва!» — и понял, что Анна тоже не сдается без боя. Еще чуть-чуть, и он сможет ее освободить, а тогда… Он встряхнулся и попытался прогнать навязчивый звон в ушах, но в ту же минуту кто-то, незаметно подкравшись сзади, сильным тычком повалил его лицом в снег. Некоторое время Сергей не видел ничего, кроме ямки в снегу, которую сам же и протопил своим дыханием, потом понял, что, кажется, все кончено.

— Ну, ладно, — послышался чей-то голос, явно принадлежащий не типу в грязном ватнике. — Поехали на место.

Сергея рывком подняли и повели к машине, к той самой «десятке», в которой они с Анной ехали на съемки. «Не хотят оставлять после себя улики», — догадался он и краем глаза увидел, как сажают в машину Анну. Лицо у нее было бледное, без единой кровинки.

«Хорошо, что нам не связали руки, — успел подумать он. — Впрочем, в наше время все происходит гораздо проще», — и тут почувствовал, что усевшийся рядом с ним на заднее сиденье мужик в черных очках ткнул его в бок стволом солидной величины.

— Пикнете — пристрелю на месте, — хриплым голосом пригрозил он.

Анна молчала. Сергей чувствовал ее страх, но держалась она хорошо, гораздо лучше, чем он ожидал.

На место водителя сел какой-то широкоплечий мужчина. Сергею показалось, что именно этот человек ударил его сзади. Рядом с ним на переднем сиденье развалился тип в ватнике.

Где же тогда остальные трое? Воронцов точно помнил, что, кроме этого «ватника», напавших на них было пятеро. К счастью, зеркало заднего вида оказалось как раз на уровне его глаз. Так и есть: сзади ехала другая машина, черная «Дэу».

Что-то упиралось Сергею в бок, мешало сидеть. Нет, это был не ствол, — тот подпирал его с другой стороны. Опустив глаза, Сергей увидел камеру и заметил, что она все еще работает. Так и есть — огонек мигает. «Что же они не додумались ее выключить?» — подумал он с неожиданным сожалением. Так родители, наверное, реагируют на очередную шкоду сына-хулигана.

Как это ни странно, Сергей почему-то не боялся. Сейчас их куда-то везут, неизвестно кто и неизвестно зачем, хотя, судя по началу, ничем хорошим ни для него, ни для Анны закончиться это не должно, и все-таки страха не было. Он даже, взглянув на Анну, пару раз подмигнул ей, чтобы приободрить. Правда, так и не понял, помогло ли это: она смотрела на него глазами, полными ужаса, хотя и хранила молчание.

Мужик в неопрятном ватнике оказался на редкость словоохотливым.

— Ловко я ее сгреб, а? — хвастливо спросил он. — Самое главное, быстро. Оперативно! — и поднял вверх палец, явно довольный тем, что знает такое умное слово.

— Слушай, а помолчать ты не хочешь? Оперативник, — проворчал его напарник в кожаном плаще.

— Да ладно тебе! — отмахнулся «ватник». Получилось у него не «ладно», а «ланно». — Все равно дело сделано. Большой папа нас одобрит.

Мужчина в плаще на месте водителя резко затормозил, да так, что «Дэу», не отстающая от «Жигулей», чуть не врезалась в них.

— Я тебе сто раз говорил, — как-то устало и одновременно с угрозой проговорил плащ, — не называй Смирнова большим папой. Никакой он тебе не папа, понял? И не мама! Впрочем, маму он тебе еще покажет.

— Какую? — не понял ватник, как-то сразу осев.

— А ту, которая Кузькина, — все тем же тоном с расстановкой пояснил плащ.

— Да ладно, братан, да я, да ничего, — промычал ватник. — Я же для конспирации так сказал, а то эти двое, — он мотнул головой в сторону Анны и Сергея, — все слышат.

— Это уже не твоя проблема, — отозвался плащ. — Мы с ними разберемся, да так, что в скором времени они все равно ничего сказать не смогут.

— Как это? — удивился ватник.

— А ты пошевели извилиной, — посоветовал плащ. — Есть у тебя хоть одна в твоей глупой голове?

«Есть, конечно, — язвительно подумал про себя Сергей, — но вот какая досада: она непосредственно соединяется с пищеводом, так что не обессудьте».

— Короче, — начал объяснять плащ наставительным тоном, — мы их сейчас накачаем кое-чем, а потом машину пустим под откос. Несчастный случай, произошедший по причине передозировки наркотика, ясно тебе?

— Ну ты и голова! — восхитился ватник. — Сам придумал?

— Да нет, не я, — с большой неохотой признался плащ. — Это Леонид, — прибавил он, вздохнув, и кивнул назад, в сторону «Дэу».

— А я вот и хотел спросить, — заинтересовался ватник. — Что же он сам-то с нами поехал? Ему-то зачем руки марать? Он у нас мозговой центр, а уж выполнять — наше дело. Остался бы дома. Эх, сейчас бы да перед каминчиком, да с водочкой…

— Не может он так, — с уважением пояснил плащ. — Дело ответственное, должен лично проследить. Эта ведь, — он мотнул головой в сторону Анны, — невеста нашего шефа.

— Да ну, брешешь! Эй, слухай, — обратился он к Анне. — Ты что, правда его невеста? Ну хоть кивни! — взмолился ватник, увидев, что Анна смотрит на него глазами, полными ненависти, и, помня об угрозе, молчит. — А ничего она держится, — сказал он вдруг. — И руку мне прокусила, болит, блин!

— Ладно, заткнись уже, — огрызнулся плащ. — Не отвлекай меня, мне на дорогу смотреть надо. Снег все-таки, скользко.

— Слушай, а за что ее так, а? — все-таки поинтересовался ватник.

— Да заткнись же ты! — отрезал плащ — впереди показался трудный поворот. — А нечего было против жениха такую волну гнать. Слышал, небось, про публичные дома и все такое? Так вот они, эти два голубчика, всю кашу и заварили!

— Вот это да! — восхитился ватник. — Сильна! Таким, как она, в пуховых платьицах и меховых панталончиках ходить бы да черную икру золоченой ложечкой кушать! А она не побоялась!

— Ну и дура! — отрезал плащ. — За свою же дурь и ответит!

Это были его последние слова.

Из-за поворота на большой скорости вылетел омоновский «пазик». Сидящий за рулем «десятки» кожаный плащ не ожидал, что кто-то может попасться им навстречу: по этой дороге всегда мало ездили. Не справившись с управлением — заболтал его все-таки ватник, — он на повороте выехал на встречную полосу.

Послышался звон разбитого стекла. Со страшным скрежетом передняя часть кабины «десятки» вмялась внутрь. Там, где сидели кожаный плащ и ватник, не осталось ничего. Анна закричала. Мужчина рядом с Сергеем от неожиданности выронил оружие. И Воронцов тут же стукнул его ребром ладони по шее, благо на ней не было шарфа — шея оказалась незащищенной.

— Выбирайся! Живо! — крикнул он Анне.

К счастью, с ее стороны дверь не заклинило, и они оба благополучно вылезли наружу, стараясь не смотреть на то, что осталось от бандитов.

«Дэу» с визгом резко развернулась и помчалась прочь.

— Вовремя вы, — сказал Сергей высыпавшим из «пазика» омоновцам, — а то за текущие сутки было бы совершено еще одно преступление.

— Нам тут оставаться нельзя, — сказал подошедший к Сергею комвзвода, — у нас спецзадание. А вы пока ждите, сейчас пришлем сюда оперативный отряд. Поедете в участок и все расскажете.

— Там еще одна машина была, — напомнил Сергей.

— Знаю, — усмехнулся комвзвода. — Я уже связался с кем нужно, их сейчас остановят. Далеко не уйдут.

— Ну, хорошо, — согласился Сергей. — Спасибо за то, что помешали свершиться неправедному делу. Потеря двух таких журналистов, как мы, нанесла бы непоправимый вред телевидению.

— Так вы тележурналисты? — дошло до омоновца. — То-то мне показалось, что я вас где-то уже видел. Ладно, задерживаться больше не можем. Ждите, — приказал он на прощанье.

Сергей обернулся в поисках Анны. Она молча стояла у обочины, обхватив руками плечи. Ее всю трясло.

Сергей подошел к ней, скинул с себя пальто, набросил ей на плечи, но она все равно продолжала дрожать, зубы ее стучали, точно в ознобе. Он обнял ее, зашептал ей на ухо какие-то ласковые и успокаивающие слова, говорил, что теперь все будет хорошо и бояться уже нечего, но ничего не помогало. Услышав приближающийся вой сирены, Сергей облегченно вздохнул: через несколько минут можно будет дать показания в участке, а потом увезти Анну куда-нибудь, согреть, успокоить.

Усадив ее в милицейскую машину, он, собравшись уже устроиться рядом, вдруг поспешно бросился к покореженной «десятке» и забрал с заднего сиденья видеокамеру.

— Вещественные доказательства! — со значением пояснил Воронцов.

Анна обернулась к нему. Или Сергею показалось, или ей действительно уже стало лучше.

— Мы свободны, — произнес он успокаивающим тоном.

— И что же мне теперь делать… с этой свободой? — спросила вдруг Анна, судорожно сглотнув.

Она казалась в тот момент такой беспомощной, что у Сергея екнуло сердце. Он никогда не думал, что эта женщина может так выглядеть. Впрочем, давно ли он начал видеть в ней просто женщину?

— Все будет нормально, — сказал Сергей, — мы едем в участок. Дадим показания, а потом… там видно будет. Знаешь, видеокамера так и работала все это время, так что доказательства у нас на руках. Ты же слышала, как они разговаривали? — усмехнулся он.

Кажется, по ее лицу пробежала тень улыбки, но она была настолько бледной, что Сергей никак не мог решить про себя, действительно ли Анна улыбнулась или ему это только показалось?

Анна задумалась. Сидя в «десятке», после того, как их схватили, она могла думать только об одном: Дэн, ее Дэн распорядился, чтобы Анну, ту, которой он недавно клялся в вечной любви, убрали с дороги, как неодушевленный предмет, обыкновенное досадное препятствие. Она вспоминала развитие их отношений, переживала все заново. Первая встреча, ужин в ресторане, работа в студии, премьера коллекции, первая ночь вдвоем, полная любви и нежности, накал страстей… Ничего этого не было. Никогда. Никогда Дэн не любил ее, все ложь. Будь иначе, разве натравил бы он на Анну этих бандюг?

Она была потрясена жестокостью этого человека и пребывала в каком-то странном холодном оцепенении. Пережить это было несравненно тяжелее, чем его грязные делишки.

«Бедная девочка», — в который уже раз подумал Сергей, по-прежнему не решаясь сказать это вслух.

— Ты знаешь, мне уже намного лучше, — радостно известила мужа Лилечка. — Думаю, дня через три меня выпишут.

Они не спеша прогуливались по больничной аллейке. На Лилечке была шубка, и она то и дело прятала смеющееся лицо в высокий меховой воротник. Снежинки, попадая на ее ресницы, тут же таяли: наверное, от дыхания, а может, от теплого сияния ее глаз. Все в Лилечкином облике излучало покой: и ее неторопливая походка — ходить ей теперь надо было особенно осторожно, и улыбка, и даже то, как она просунула свою руку под локоть Алексея.

Снег чуть поскрипывал у них под ногами.

— Я просто уверена, что мы встретим Новый год вместе, — радостно сообщила Лилечка. — Знаешь, — доверчиво поделилась она, — это будет первый Новый год, который я встречу не в одиночестве.

— Неужели? — удивился он. — Ты ведь такая веселая, такая милая — и в такой праздник оставалась одна? Как это может быть?

— Наверное, такая я только с тобой, точнее, благодаря тебе. Я чувствую себя совсем другим человеком, когда ты рядом. Мне кажется, я становлюсь лучше, добрее, мягче.

— Значит, и ты тоже, — задумчиво произнес Алексей.

— Что — тоже? — переспросила она, не поняв.

— Меняешься, как и я, — признался Алексей. — Знаешь, я чувствую себя по-настоящему сильным человеком.

— Ты и есть сильный, — без тени сомнения подтвердила Лилечка. — Вспомни хотя бы, как мы с тобой познакомились. Кто-то другой прошел бы мимо, как проходили мимо в тот момент десятки… нет, сотни людей. А ты вмешался.

— Ты выглядела такой беззащитной, — вспомнил он.

— Да, теперь я тоже сильная, — радостно похвасталась Лилечка. — Но только с тобой, — поправилась она. — Знаешь, мне так не хватает тебя, я боюсь даже уколов, а их тут по три на дню. Вот глупая, правда?

Алексей внимательно посмотрел на нее.

— Нет, — ответил он, и губы его дрогнули в улыбке. — Ты у меня знаешь кто? Храбрая маленькая женщина, смело плывущая по волнам быта.

Лилечка грустно улыбнулась:

— Ты все шутишь, а я боюсь. Так боюсь! Если бы ты только знал!

— Чего боишься, моя хорошая?

— Боли, — тихо пояснила она, и глаза ее испуганно расширились. — Как ты думаешь, будет очень больно?

— Не знаю, — сказал Алексей. — Но я совершенно уверен, что ты справишься, обязательно.

— Знаешь, — Лилечка внезапно остановилась, — я бы не так боялась, если бы ты был рядом. Ты держал бы меня за руку, и мне тогда было бы намного легче…

— Что ж, если ты этого хочешь…

— А ты согласен, да? Правда, согласен?

— Хорошо, — медленно произнес Алексей. — Но я не даю тебе никакой гарантии, что не испугаюсь больше, чем ты.

Лилечка повеселела.

— Ну, нет, — не согласилась она. — Я точно знаю, что все будет хорошо. Так же точно, как-то, что мы любим друг друга. И все-таки мне немного страшно.

Алексей ласково погладил ее по плечу, поправил непокорный белокурый локон, выбившийся из-под шапки.

— Все будет хорошо, — тихо повторил он. — Вот увидишь.

Снег пошел сильнее. Он падал крупными хлопьями, которые кружились в воздухе как белые перышки.

— Тебе, наверное, пора, — напомнил Алексей. — Я провожу тебя.

Миниатюрная фигурка Лилечки скрылась за входной дверью. Через стекло он видел, как она сняла шубку в раздевалке и пошла к себе в палату. Какая она все-таки маленькая и беззащитная. Но храбрая, гораздо храбрее, чем сама думает. Вот сейчас он пойдет в ювелирный магазин, но зачем, ни за что ей не расскажет раньше срока. Алексей улыбнулся, вспомнив, как она просила его никогда-никогда ее не обманывать. Только сегодня такой случай, что чуть-чуть можно для того, чтобы потом обрадовать еще больше. Через час коробочка с изящной золотой цепочкой будет спрятана на полке за книгами по юриспруденции, из которых Лилечка ни за какие коврижки не прочитала бы ни страницы.

…— Что значит «упустили»? Да что ты такое несешь, Леонид? — рвал и метал Дэн. — Ты хоть понимаешь, какие будут последствия? Да с меня за такие дела голову снимут! Но раньше, — он перестал мерить шагами комнату и остановился пред тем самым мужчиной в темных очках (впрочем, очки тот убрал), — я сниму голову с тебя, понятно? Давай, быстро рассказывай, как все было, ничего не упускай.

Леонид начал припоминать.

— Я вам точно говорю, это случайность. Никто не смог бы этого предугадать. Там была скользкая дорога, и Лысый, похоже, просто не справился с управлением. А тут еще этот «пазик» с ОМОНом вывернул навстречу на полном ходу, — Леонид сокрушенно вздохнул.

— Лысый цел? — спросил Дэн.

— Какое там цел! — Леонид безнадежно махнул рукой. — Одно мокрое место осталось! Я сам видел, как весь перед гармошкой сложился. Разве тут уцелеешь?

— Ладно, . — мрачно отозвался Дэн. — А с этими двумя что? Они тоже?..

— Этого я не знаю, — признался Леонид.

— То есть, как не знаешь?

— Там была толпа омоновцев! Что нам оставалось, если все пошло вразнос? Ясное дело, мы только и думали, как бы смотаться оттуда!!! — вышел вдруг из себя Леонид.

Дэн взбесился.

— Я для чего туда тебя посылал? Что ты должен был сделать? — закричал он.

— Должен был проследить за тем, чтобы все сошло гладко, — стушевался Леонид.

— Так почему же не проследил? — Дэн безнадежно махнул рукой. Разговор можно было не продолжать: совершенно ясно, что все складывалось из рук вон плохо. — А те двое, Лысый твой и кто там еще, они ничего лишнего, случайно, не сболтнули? А впрочем, откуда тебе знать, ты же в другой машине сидел… Ладно, иди, — разрешил он. — С тобой я позже разберусь, а сейчас у меня есть дела поважнее.

Оставшись в одиночестве, Дэн еще долго мерил шагами комнату, заложив руки за спину. Было очевидно, придется звонить Ван-Вейлену, иначе он позвонит сам, а это намного хуже. Будет большой удачей, если Ван-Вейлен просто разорвет с ним деловые отношения. Но в последнее время вообще все складывается из рук вон плохо. Демонстрацию последней коллекции в Париже отменили: весьма вежливо, но непреклонно ему объявили, что сейчас все там слишком заняты политическими событиями, чтобы следить за высокой модой. Это была заведомая ложь. Дэн прекрасно знал, что недавно в Париже прошли показы коллекций от Гуччи и Шанель. Такой же отказ он получил и из Англии, и из Японии. Десяток выгодных предложений, новые творческие идеи — на всем этом смело можно ставить крест.

Ясно, что прежняя жизнь кончилась. Никогда больше его имя не поставят в один ряд с именами известнейших модельеров, никогда он не будет побеждать на конкурсах, и уже никто, увидев на подиуме особенно красивую девушку с необыкновенно изящными походкой и манерой держать себя, не скажет: «Это модель из агентства Дэна Смирнова».

И это еще не все: большая часть его нелегального бизнеса тоже рассыплется. Мало кто захочет иметь с ним дело после такой огласки. Конечно, всегда найдутся люди, которым это будет безразлично, но все-таки львиную долю своих левых доходов он потеряет.

Нет, пока он не разорен: у него полно выгодных капиталовложений. Мало кто знает, что сеть отелей в Анталии и на Майорке принадлежит именно ему. А сколько денег он вложил, например, в нефть!

Он всегда может уехать за границу, переждать, пока уляжется шум, а потом потихоньку начать разворачивать новое дело, ведь для него это еще не поздно. Времени у него хоть отбавляй: ему еще нет и пятидесяти. Сорок пять — разве это возраст для мужчины?

Одно только плохо: если Анна и этот Воронцов остались живы, а его ребята что-нибудь при них ляпнули, назвали его имя, то это может обернуться для него крупными неприятностями. Впрочем, как рассудил Дэн, ни Лысый, ни новичок уже ничего не смогут сказать, а следовательно, и доказать что-то будет невозможно.

Да и пусть даже в руках милиции окажутся какие-нибудь доказательства, разве это что-то изменит? Нет, потому что в нынешнее время все решают деньги, а у Дэна их больше, чем достаточно для того, чтобы купить себе свободу.

Остается только одно трудное дело — звонок Ван-Вейлену. Впрочем, Дэн уже вернул себе способность ясно мыслить. В голове у него сами собой сложились две приятно округлые фразы, которые, не означая, в сущности, ничего, все-таки могут успокоить голландца. Кстати, они неплохо звучат и по-английски. Дэн произнес одну из них вслух. Да, в самом деле, очень недурно.

Собравшись с духом, он набрал номер и попросил соединить его с мистером Ван-Вейленом.

Голландец держался свысока.

— Итак, — пророкотал он. — Что вы имеете мне сообщить на этот раз? Давайте опустим разговоры о погоде и поговорим по существу.

Заранее заготовленная первая фраза пришлась как нельзя кстати.

— Учитывая вашу настоятельную просьбу, — неторопливо спокойно проговорил Дэн, — мы уже сделали кое-какие шаги в нужном направлении. Вы понимаете, я не могу говорить с вами по телефону так подробно, как хотелось бы («Вот уж чего хотелось бы, меньше всего», — подумал он в скобках), но вы можете быть спокойны: все идет по плану.

— И все-таки мне хотелось бы услышать нечто более конкретное, — заявил мистер Ван-Вейлен. — На моем новом телефоне установлена защита против прослушивания, вы можете быть совершенно спокойны. Итак, удалось ли убрать этих журналистов? Они уже успели серьезно навредить нашему бизнесу. Не будут ли предприняты повторные попытки?

«Если бы мне самому узнать это наверняка!» — подумал Дэн, однако вслух заметил:

— Простите, мистер Ван-Вейлен, но мой телефон не снабжен такой прекрасной защитой от прослушивания, какой оснащен ваш, поэтому, не опасаясь за вас, я боюсь за себя. Позвольте мне больше не распространяться по интересующему вас вопросу. Скажу лишь одно: скоро вам не о чем будет беспокоиться.

— Был бы рад поверить вам, — неторопливо, растягивая слова, отозвался Ван-Вейлен, — но, к сожалению, я только что убедился в том, что вы лжете.

— Что вы имеете в виду? — вырвалось у Дэна.

— То, что из достоверных источников — у меня есть неплохие источники по России! — мне стало известно следующее: тележурналистов ваши подчиненные успешно упустили, и те, наверное, уже дали показания в полицейском… э-э-э, то есть в милицейском — так, кажется, это у вас называется — участке. Не знаю, каким образом, но, насколько я понял, им удалось заснять на видеокамеру их захват во всех подробностях.

— Не может быть, — выдохнул Дэн.

— Просто вы недостаточно хорошо осведомлены, мой друг. Я отхожу от вашего дела, ведь у вас больше нет официального прикрытия. Как вы станете поставлять товар? Ловить женщин легкого поведения на… м-м-м… как же называется эта ваша улица? Ах да, на Тверской.