Юрий Петрович Уваров
      Трагический детектив
      В наш сборник включены три французских детективных романа из числа наиболее известных, можно даже сказать, знаменитых, переведенных на многие языки: "Волчицы" (1955) Буало - Нарсежака, "Лифт на эшафот" (1956) Ноэля Калефа, "Ловушка для Золушки" (1962) Себастьяна Жапризо. Кое-кто, может быть, удивится, не обнаружив в этих произведениях ни привычной фигуры сыщика или полицейского, ни допросов свидетелей, ни традиционного хода расследования. Нет здесь и многих других атрибутов классического детектива. Но это не мешает романам нашего сборника оставаться детективными и по сюжету, и по авторской мысли, и по особо напряженному, захватывающему развитию действия.
      Дело в том, что детективная проза за почти сто пятьдесят лет своего существования накопила множество разновидностей жанра. Она и по сей день продолжает видоизменяться. Но у большинства читателей понятие "детектив" нередко сводится лишь к одному из его видов, который имеет самую длительную историю, а потому особо отложился в сознании. Речь идет о своеобразном "романе-загадке", в начале которого совершается преступление, затем детектив-расследователь, отметая ложные версии, применяя хорошо отлаженный механизм рационального поиска и преодолевая различные препятствия, раскрывает тайну преступления. Читатель с замиранием сердца следит за этой увлекательной умственной игрой, хотя прекрасно знает, что в конце концов все выяснится и истина восторжествует, ибо таковы законы жанра.
      Этот "игровой" вариант детективного романа может быть оторванным от жизни (когда не важно, где и кого убивают), а может, правда реже, быть "включенным" в реальную действительность, изображение которой органически входит в сюжет и в детективное расследование. Раскрытие тайны преступления обретает в таком случае социально-разоблачительный смысл, а сам роман помогает лучше понять эпоху и людей, в ней живущих. Так, например, Агата Кристи в своих лучших произведениях не только увлеченно и талантливо разгадывает головоломную загадку, вызванную преступлением, но с большой точностью, нередко с тонким юмором передает национальный колорит Англии, специфические для этой страны живые человеческие характеры и социальные типы. Или Жорж Сименон - с помощью своего комиссара Мегрэ не только выявляет преступника, но и вскрывает острые жизненные конфликты, разоблачает несправедливость, вживается в психологию своих персонажей и стремится спасти "маленького человека" от хищнического своеволия "сильных мира сего".
      Но и Агата Кристи, и Жорж Сименон, и многие другие менее знаменитые мастера "романа-загадки" (не говоря о массе посредственных плагиаторов) фактически уже пройденный этап в развитии детективной прозы. И хотя лучшие образцы этой литературы не утратили ценности, их интересно и полезно читать и сегодня, но повествовательные формы и целевые установки этих книг кажутся анахронизмом, воспринимаются как стиль "ретро".
      Начиная с 30-х годов в Америке, а после войны и во многих других странах на передний план вышел так называемый "крутой детектив", или "триллер" (от англ. thriller - вызывающий дрожь), где главным становится не столько раскрытие преступления (хотя и эта цель остается), сколько изображение жестокости, насилия, цинизма, безнравственности, представленных как характерные приметы общества, в котором обесценена человеческая жизнь.
      Детективное расследование становится в этих книгах лишь средством, а то и предлогом для воспроизведения чудовищной, страшной социальной атмосферы, в которой задыхаются и бьются одинокие правдоискатели-расследователи, противостоящие жестоким "джунглям", где преступники лучше организованы и сильнее официальных блюстителей закона, которые или беспомощны, или куплены. В этих условиях меняется и образ детектива, и характер его деятельности. Он уже не может одержать верх только с помощью логики, наблюдательности и тонкого анализа. Он вынужден пускать в ход кулаки, а то и оружие, скрываться, подвергаться нападениям, отстреливаться, догонять и т.п. Изменилась и его функция. Он не столько охраняет общество и живущих в нем честных людей от разного рода преступников, сколько пытается защитить, кого может, от самого общества, порождающего преступления, насилие, злобу. Словом, в детективном жанре как бы сместились акценты, и в связи с этим изменились его интонация и стилистика.
      На этом этапе развития детективной литературы появилось немало мастеров высокого класса (Хэммет, Чандлер, Макдональд, Чейз и другие), но вместе с тем стал нарастать поток книг, в которых человеческое, гуманистическое содержание растворяется в сгущенном изображении пороков, жестокости, насилия и место умного и интеллигентного детектива нередко захватывают наглые и мускулистые супермены. Козням противника такие персонажи противопоставляют не ум или тонкий анализ, а силу, напор, "сверхчеловеческое обаяние". В книгах, где они действуют, убийства совершаются легко и просто, как и акты любви. Речь персонажей, а порой и авторов подчеркнуто грубая, пересыпанная ругательствами и вульгарными выражениями.
      Во Францию этот "крутой детектив", или "триллер", как в его высоком литературном выражении, так и в его дешевых, низкопробных разновидностях проник после войны и стал необычайно популярен, особенно после создания в 1947 году в издательстве "Галлимар" знаменитой "Черной серии", где постоянно публиковались переводы "черных" американских романов нового типа. В подражание им стали появляться и французские "триллеры".
      Но не исчез и "роман-загадка". Правда, в 40 - 50-е годы он в значительной степени изменился, но продолжал выходить и имел своих читателей.
      Однако, по мнению двух лауреатов "Гран-при авантюрного романа" (так называлась в те годы премия за лучшие детективы) Пьера Буало (р. 1906 г.) и Тома Нарсежака (р. 1908 г.), уровень развития детективной литературы не соответствовал к началу 50-х годов духу и требованиям времени. Они были убеждены, что нужно писать иначе. И стали писать вдвоем, чтобы показать, как именно должен видоизмениться жанр. Так родился фактически новый писатель Буало - Нарсежак. Их первый совместный роман вышел в 1952 году. К 1988 году они опубликовали более сорока произведений, открыли как бы новую главу в истории жанра - и даже подвели под свою практику теоретическую базу книгой "Полицейский роман" (1967).
      Их новаторство состояло в том, что они использовали инструментарий и структуру детективного романа для более полного раскрытия трагического состояния личности в современном мире. Иными словами, они как бы подключили этот относительно спокойный и даже "игровой" жанр к более высокому напряжению, то есть к импульсам и беспокойству, характерным для "серьезной" литературы тех лет. А там тогда шла переоценка ценностей и представлений, разрушенных в результате самой кровопролитной в истории войны и такого беспрецедентного для человечества феномена, как фашизм. Массовые истребления людей на полях сражений, при бомбежках и в концлагерях, газовые камеры Освенцима и пламя Хиросимы заставили людей другими глазами увидеть мир, с чувством боли обнаружить уязвимость, хрупкость и эфемерность человеческой жизни и человеческой личности. Все это посеяло тревогу и ужас в умах и сердцах, что нашло свое отражение в литературе. Писатели 40 - 50-х годов по-разному, с разных позиций, но подавляющее большинство с чувством острого беспокойства раскрывали трагедию человека, отдельного индивида в страшном и враждебном для него мире.
      Буало и Нарсежак превратили свойственное детективному роману напряжение в способ более впечатляющего и убедительного изображения этой трагедии, то есть придали ему функцию своеобразного усилителя и острого инструмента для проникновения в психологию человека, оказавшегося в беде, в экстремальной, критической ситуации.
      Тем самым соавторы как бы слили в единое целое детективное и психологическое произведения, создали новый, особый вид художественной прозы, который можно определить как "детективный психологический роман".
      Но психологизм, хотя и не был нужен для рационалистического в своей основе классического детектива, все же наблюдался и до Буало - Нарсежака. Например, в книгах Гилберта Кита Честертона и особенно у Жоржа Сименона, широко и органично вводивших психологию в свои произведения. Однако использовался он у этих авторов как средство для раскрытия тайны преступления, а у Буало - Нарсежака, напротив, детективная история стала способом раскрытия психологического состояния человека и его внутреннего мира. Детектив в этом случае выполняет функцию своеобразного катализатора трагедии.
      Естественно, что при таком подходе из всех постоянных персонажей детектива наиболее подходящей кандидатурой на роль главного героя оказывается тот, кто находится в самой трагической ситуации, то есть жертва преступления. В классическом, "игровом" варианте жанра обычно бывает не до состояния жертвы (ее, как правило, убивают вначале), ибо там главное хитроумные логические ходы сыщика в его розыске преступника. Здесь же, в книгах Буало - Нарсежака, будущая жертва (иногда лишь потенциальная жертва) стоит в центре романа, является его главной фигурой.
      Фактически события детективного сюжета перенесены тем самым в период, предшествующий преступлению. Читатель только в конце книга узнает, в чем именно состояло преступление, кто оказался преступником, кто виноват в тех загадочных и непостижимых явлениях, с которыми сталкивался главный персонаж на протяжении всего действия романа. Но если загадки и проясняются, то главному персонажу, погибающему, когда наконец преступление совершено, от этого понимания не легче. Соавторы, таким образом, отбрасывают еще один традиционный, обязательный признак детектива - непременность победы Добра над Злом путем установления истины и выявления преступника. Истина в их книгах раскрывается, но, за редким исключением, не торжествует победу.
      Особую трагическую тональность придает романам Буало - Нарсежака эмоционально-субъективная окраска повествования, ибо все происходящее как бы увидено глазами будущей жертвы и пропущено через сознание и чувства человека, постепенно осознающего признаки нависшей над ним смертельной опасности.
      Включенный в наш сборник роман "Волчицы" - один из наиболее характерных примеров психологического детектива нового образца, созданного Буало Нарсежаком. Текст представляет собой развернутый внутренний монолог главного персонажа. Будущая жертва одновременно выполняет и ту функцию, которая в традиционном детективе обычно выпадает на долю сыщика-расследователя. Жерве Ларош, бывший военнопленный, бежавший из немецкого лагеря и укрывшийся в доме Элен Мадинье, выдав себя за погибшего товарища - Бернара, раскрывает к концу романа чудовищное, особо бесчеловечное, хладнокровно и основательно подготовленное преступление. Он сталкивается по ходу действия с труднообъяснимыми, загадочными ситуациями и обстоятельствами, постепенно накапливает факты и наблюдения, проявляет незаурядные способности к логическому анализу и обнаруживает, что преступление свершилось и жертвой стал он сам, то есть рассказчик.
      Это раскрытие объясняет все странные и непонятные явления, которые придавали повествованию особую, почти романтическую таинственность. Все становится логически обосновано. Вскрывается и мотив преступления - вполне традиционный для большинства детективных романов - денежный интерес, ради которого сводится на нет мораль, атрофируются живые чувства, теряется человеческий облик. Действие романа происходит в годы войны на фоне тревожной и напряженной атмосферы оккупированного немцами Лиона. По ночам в городе звучат выстрелы, царит страх. "Но что вообще стоит сейчас человеческая жизнь!" - горестно восклицает герой романа. В том числе и его собственная, оказавшаяся под угрозой. Кровавый отблеск военной поры освещает уголовную историю, поданную в романе в особом ракурсе. Она воспринимается как часть целого, одно из проявлений страшной истины, которую обнажила война, когда стало с особой наглядностью очевидно, что личность, человек и его жизнь утратили непреходящую ценность и значимость.
      Но при всей своей глубине, оригинальности и социально-разоблачительной направленности роман "Волчицы" не просто серьезный детектив нестандартного построения. Его авторы заставили детективность повествования "работать" на углубленное раскрытие психологии личности и даже на определенное социально-философское осмысление места человека в жизни.
      Экстремальная ситуация, в которой оказался Жерве (в соответствии с детективным сюжетом), высветила его подлинную сущность: интеллигент, талантливый музыкант, культурный, образованный человек. Каким мужланом, неучем выглядит рядом с ним его погибший друг Бернар - владелец лесопилки, выбившийся из лесорубов! Но уже в лагере, а затем при побеге обнаруживается, что Бернар обладает ценными человеческими качествами: он способен любить, дружить, бороться, не терять в трудную минуту головы и мужества. Жерве же, оказавшись в тяжелых условиях, утрачивает свой лоск. Проступают подлинные черты его характера: низменность натуры, эгоизм, малодушие, лицемерие и даже жестокость. А страх перед приближением опасности, которую он буквально физически ощущает, обнажает самые темные стороны его души и биографии. "Все во мне было противоречиво и сумрачно", - признается он сам. На поверку он оказывается мелким и ничтожным человеком. Побудительные мотивы всех его поступков не более чем "россыпи мелких доводов", то есть пакости, подлости и даже преступления (он причастен к двум убийствам, ибо сознательно не оказал помощи умирающим) он совершал не из "злодейских", черных помыслов и даже не ради обогащения, а просто по слабости и вялости души, а также от страха за свою шкуру.
      Такой человек "без свойств", без внутреннего стержня, без руля и ветрил плывет по жизни, как щепка по течению. Естественно, что человеческое существование представляется ему каким-то бессмысленным кошмаром, цепью "ловушек" (не случайно это слово много раз встречается в тексте). Себя он сравнивает "майским жуком, лазающим по коробке".
      А за стенами дома, в котором трусливо укрывается Жерве сражаются, рискуют жизнью ради свободы Франции люди, которые оказались способными сохранить человеческое достоинство. Их незримое присутствие в романе влияет на оценку личност ных и нравственных качеств Жерве, подчеркивает его ничтожество и эгоцентризм.
      Роман "Волчицы" дает ясное представление о более сложной функции, которую приобрел жанр детектива, преобразованный Пьером Буало и Тома Нарсежаком. Он больше не сводится лишь к раскрытию тайны преступления или к изображению атмосферы в которой оно свершилось, а имеет как бы "сверхзадачу" - обнажает скрытые беды и боли человеческого и общественного бытия.
      Роман Ноэля Калефа "Лифт на эшафот" был опубликован всего лишь год спустя после "Волчиц", но кажется, что их разделяет много лет. Если роман Буало - Нарсежака внутренне связан с потрясениями военной поры, то книга Ноэля Калефа - уже целиком и полностью порождение социально-нравственного климата 50-х годов.
      В те годы автор не был известным писателем, занимался журналистикой, писал сценарии. Впоследствии он выпустит еще несколько книг (одна из них книга очерков "По Италии" - переведена в 1963 году на русский язык), но останется в литературе как автор "Лифта на эшафот". Сделанный по его же сценарию фильм на основе этого романа получил высшую во Франции премию Луи Делюка и с огромным успехом обошел буквально все экраны мира.
      В своей книге (и еще нагляднее в фильме) писатель сумел обнажить страшный изъян общества, основанного на власти денег и погоне за прибылью. Из его произведения явствует, что во Франции конца IV Республики потеряли силу былые моральные "табу", как бы сломалась сложившаяся веками нравственная предохранительная система. Цинизм, жестокость, презрение к человеческой жизни перестали казаться чем-то абсолютно неприемлемым и анормальным.
      Это торжество откровенной безнравственности было порождено историческими условиями послевоенной французской истории. Здесь сказались и потрясения, вызванные войной, когда рухнули прочные идейно-нравственные и религиозные устои, и лихорадочное оживление деловой активности французских капиталистов, которые должны были в кратчайшие сроки поднять конкурентоспособность национальной экономики, отброшенной назад войной. В этой кипучей деятельности и дельцы, и банкиры, и те, кто обслуживал их или зависел от них, не чинились в выборе средств для достижения своих целей. Выживали только самые изворотливые, хитрые, циничные, не гнушающиеся ничем, чтобы добиться обогащения.
      В этой атмосфере беззастенчивой погони за выгодой произошло резкое снижение морального уровня общества, что можно рассматривать как своеобразную плату за экономические успехи, достигнутые в беспощадной конкурентной борьбе. Это, так сказать, "отходы производства" в сфере человеческого фактора.
      Деньги как никогда стали главным и единственным мерилом значимости человека и его места в обществе. Подобно смертоносным метастазам, разъедает такое отношение к человеческим ценностям души людей, превращая их в "нелюдей", жестоких и абсолютно бесчеловечных, внутренне готовых на преступление, если оно сулит выгоду.
      Ноэль Калеф в своей книге нашел очень удачную формулу, в которой как в своеобразной модели отлились типовые образцы поведения, сложившиеся в этой безнравственной социальной среде.
      Спокойно, деловито, без малейших мук совести совершает грязное, отвратительное преступление неудачливый бизнесмен, мот и гуляка Жюльен Куртуа. Автор не делает тайны из убийства, которое по традиционным законам жанра должно было быть раскрыто лишь к концу романа благодаря умению персонажа типа Мегрэ или Эркюля Пуаро. Но к чему усложнять и превращать в загадку такое обычное дело, каким стало теперь рядовое убийство ради денег. Прошли времена Раскольниковых, когда совершивший преступление герой Достоевского чуть с ума не сошел от осознания жестокости своего поступка.
      Жюльена Куртуа беспокоит лишь чисто техническая сторона операции (не останутся ли следы, все ли предусмотрено и т.д.), ему и в голову не приходит тревожиться, мучиться, страдать. Обнаженность детективного действия, когда оно развертывается не где-то втайне от читателя, а прямо на его глазах, подчеркивает обыденность, будничность преступности, впитавшейся в поры общества.
      Также не задумываясь, спокойно убивает из-за денег и Фред, сын богатого банкира. Он, как и Жюльен, лишен каких-либо сдерживающих центров и нравственных тормозов. Ноэль Калеф одним из первых во французской литературе показал, как сказалось на молодежи понижение нравственной температуры в обществе. Коль скоро единственная ценность - деньги, то Фреду они нужны немедленно. В его высказываниях уже явственно слышится клич, который станет так характерен для молодежи 60-х годов: "Все и тотчас же".
      Но Фред не просто тянется к богатству. Он хочет "красивой", блестящей, праздничной жизни. Не случайно он мечтает снимать фильмы, проводить время на модных курортах среди красавиц актрис - словом, грезит мишурой, внешней, показной яркостью.
      Но это пустые грезы, а на деле же, в реальной жизни, он со спокойной совестью ворует и даже убивает, и не потому, что он "черный злодей" или гангстер, а потому, что не видит никаких моральных преград, которые помешали бы ему удовлетворить его желания. Также не задумываясь, он ломает жизнь наивной, сентиментальной Терезе, которая любит его, воспринимает всерьез, не видя ни его пустоты, ни невежества.
      Но если все действия преступников совершаются просто и открыто на глазах у читателя, то может возникнуть естественный вопрос почему же мы включили "Лифт на эшафот" в сборник детективных романов, подразумевающих непременно раскрытие загадки, вызванной преступлением. Внимательное чтение, однако, помогает увидеть, что и здесь ведется расследование тайны. Но дело в том, что Ноэль Калеф достигает детективного напряжения необычным способом. Он создает экстремальную ситуацию особого типа, в которой преступники в конечном счете сами оказываются жертвами, как бы несут заслуженное наказание. Детективный поиск при этом построении интриги переносится на более высокий уровень вскрывается не загадка показанных в книге преступлений (они ясны), а выявляются в конечном счете причины, которые их породили. С точки зрения Жюльена Куртуа, виновато несовершенство самого человеческого бытия, в котором, "что бы ни предпринял человек, остается одно только зло". И он ощущает себя неудачником, несчастным не потому, что совершил убийство, занимался мошенничеством и т.д., а потому, что ему просто не повезло, он оказался "подобен мухе", тонущей в стакане молока, мухе, "попавшей в паутину Правосудия".
      Однако логика развития повествования и характеристики выведенных в романе персонажей приводят к выводу, что и преступление, и преступники порождение безнравственной социальной среды. Вот эту "тайну" и раскрывает автор, фактически вместе с читателем выступая в роли расследователя детектива. Даже те, кто никого не убивал - гнусный, жестокий ростовщик Боргри, ловкий, прожженный делец Жорж Журлье - шурин Жюльена, истеричная, глупая, любящая роскошь и наряды Женевьева Куртуа и даже упоминаемый Фредом его отец, банкир, - все эти люди своим поведением и своими взглядами на жизнь создают такую атмосферу, в которой любое действие, любой поступок во имя наживы кажутся естественными, нормальными.
      Жюльен и Фред просто менее умелы, не обладают должной хваткой дельцов, потому и совершают прямые, явные преступления, но качественно они не отличаются от своих более удачливых родичей. Цепь случайностей, которые привели к гибели Жюльена и Фреда, не искусственная авторская натяжка, а сознательный прием - способ выявления скрытой закономерности, которая в бездушном обществе, разъедаемом корыстью, может обнаружить себя в любой момент, проявиться в любой частности.
      Многие писатели мира в середине 50-х годов выразили в своих произведениях тревогу по поводу резкого падения морали и торжества безнравственности и цинизма, но Ноэль Калеф своим романом сказал об этом, может, чуточку определенней и откровенней, чем другие. Этим и объясняется огромный успех его книги.
      Завершает наш сборник роман Себастьяна Жапризо "Ловушка для Золушки". Подлинное имя автора - Жан Батист Росси (р. 1931 г.). Сын итальянцев эмигрантов, он вырос в небогатой семье. У него очень рано пробудилось литературное дарование. Его первая книга - психологическая повесть "Дурное начало" - была опубликована, когда ему еще не исполнилось девятнадцати лет. Но занятия литературой и даже продолжение образования были затруднительны для талантливого юноши, не имеющего средств. Он поступил работать в рекламное агентство и быстро продвинулся по службе, даже стал руководителем одного из отделов агентства. Одновременно занимался переводом с английского, перевел, например, рассказы и одну из повестей американского писателя Сэлинджера. Но молодой литератор мечтал работать в кино, ставить фильмы. Для этого ему нужны были деньги. Поэтому в 1962 году он пишет по заказу издательства "Деноель" два детективных романа "Ловушка для Золушки" и "Купе убийц". Неожиданно для автора обе книги имели небывалый успех и сразу сделали его знаменитым. Их переводят на многие языки мира, крупнейшие французские кинорежиссеры ставят по ним фильмы. Особенно большой успех выпал на долю "Ловушки". Оба романа подписаны псевдонимом Себастьян Жапризо (анаграмма от французского написания имени и фамилии Жан Батист Росси).
      Теперь Жапризо в состоянии осуществить свою мечту - работать в кино. Он пишет сценарии, даже ставит фильмы. Но продолжает, правда изредка, публиковать детективные романы, каждый из которых становится событием в истории жанра ("Дама в очках и с ружьем в автомобиле", 1966, "Убийственное лето", 1979, и др.).
      Как видно из его биографии, автор "Ловушки для Золушки" не является профессиональным "детективщиком", произведения его не похожи на обычные "полицейские романы".
      Конечно, в каждом из них есть и тайна преступления, и ее увлекательное раскрытие. Но эти обязательные для жанра компоненты облечены в такую неожиданную оболочку, включены в столь сложную романную конструкцию, что кажется - это не детектив, а что то другое.
      Так, "Ловушка для Золушки" начинается, как сказка о современной Золушке, с традиционного зачина: "Жили были когда-то давным давно три девочки..." Затем, после короткого "сказочного" пролога, резко меняется интонация и идет взволнованный, сбивчивый, внутренний монолог, который перемежается с вполне внятными и четкими воспоминаниями рассказчицы, от имени которой ведется повествование. Потом происходит уже совсем невероятное сама рассказчица начинает вызывать сомнение и делается неясным, кто есть кто и как именно происходили события. В конце все получает логическое объяснение.
      Словом, Жапризо доводит до виртуозности прием, введенный в детективную прозу Буало - Нарсежаком, усложняет сюжетную архитектонику, делает более запутанной систему ложных инсценировок, сбивающих с толку читателя.
      Недаром столько лет работал автор в рекламном деле и в кино, вблизи видел, как именно фабрикуются хитроумные, обманные приманки для покупателей и зрителей, с тем чтобы манипулировать их сознанием и психологией. Писатель перенес технологию создания этих своего рода "маскарадных" постановок на зловещую деятельность преступника.
      Но этим писатель не ограничивается. Как и Буало - Нарсежак, он глубоко вторгается в психологию жертвы, бьющейся в тенетах, ловко расставленных преступником.
      Но кто же преступник и кто жертва в романе "Ловушка для Золушки"? Этот вопрос касается не детективного сюжета в узком смысле слова (то есть кто, кого, как и почему убил), речь идет о той "сверхзадаче", ради раскрытия которой автор использует детективную историю. Ответ заложен уже в самом заглавии: главный преступник тот, кто расставляет для Золушек ловушки, делает их своими жертвами.
      Известно, что в старой сказке маленькая, честная и работящая Золушка была вознаграждена за свое трудолюбие доброй волшебницей и стала принцессой. Но где взять такую волшебницу современным Золушкам, живущим на скудную зарплату и мечтающим о "красивой жизни"? К тому же эти несчастные находятся в отличие от их сказочной предшественницы под постоянным воздействием яркой рекламы, заманчивых "прелестных картинок" из жизни нынешних "принцесс". Они теряют голову от желания жить так же, быть похожими на этих красавиц. А добрая фея все не приходит. Тогда они пытаются сами для себя сыграть роль волшебницы и попадаются в кровавые ловушки.
      Себастьян Жапризо одним из первых заметил страшную опасность, которая таится в этом, назовем его условно, "феномене современной Золушки", когда средний обыватель (будь то женщина или мужчина) живет одурманенный грезами "красивой жизни" и готов на все, что угодно, чтобы ее добиться, ибо для него нет ничего другого, ради чего стоило бы жить.
      Этот феномен - порождение "потребительской цивилизации", или, иначе говоря, "общества потребления", которое сложилось во Франции к началу 60-х годов. Дело в том, что набирающая силу активность французского капитала 50-х годов, совпавшая с научно-технической революцией и подкрепленная беспрецедентным усилением эксплуатации трудящихся, привела к бурному росту производительности труда и к созданию такого количества материальных ценностей, которое превышало возможность их продать. В былые времена избыток товара сжигали в топках или топили в море, только бы не снижать цену, а сейчас нашли более хитрый и гибкий выход из положения - воздействие на психику, на сознание людей, заражение их психозом потребительства. Выработалась новая шкала престижности, согласно которой жить - значит потреблять, покупать вещи, ничего другого не существует. Новым храмом стал магазин. Но чтобы эта психология работала на экономику, создали тщательно продуманную и разветвленную систему кредита, изобрели самые изощренные способы побуждать к покупкам.
      Лихорадка потребительства, искусственно раздуваемая в стране, никак не связывается с повышением жизненного уровня населения и его покупательной способностью. Одурманенные потребительским психозом люди тянутся к вещам, к моде, к престижному образу жизни независимо от своих реальных возможностей и материального положения. Оттого и "общество потребления" становится все чаще "обществом злоупотребления".
      Многие мыслящие и честные люди во Франции высказали свое глубокое возмущение таким оболваниванием людей. Они усмотрели в этом посягательство на достоинство личности, попрание человеческих ценностей, изощренную форму закабаления. В 60-е годы возникла обширная и яркая литература, выступающая с разоблачением вещизма, "чумы" потребителей. Роман Себастьяна Жапризо стал одним из первых ее образцов.
      Обращение к детективному сюжету позволило писателю придать особую остроту раскрытию трагической судьбы современных Золушек, попавших в "ловушки" потребительской идеологии.
      Героини его романа - девушки из скромных, бедных семей, Мишель Изоля (Ми) и Доменика Лои (До), - оказались сломленными, раздавленными из-за яростного стремления жить по престижным понятиям потребительской цивилизации, так, как это изображено на ярких картинках в журналах с глянцевитой обложкой, где можно увидеть юную красавицу "с распущенными по плечам длинными волосами, в бальном платье, входящую в огромный зал, весь в мраморе и позолоте..." или "в белом купальном костюме, лежащую на палубе белого парусника". "А иной раз она ведет маленькую открытую машину, на которую карабкаются, цепляясь друг за друга, какие-то молодые люди".
      Доступ к такой "сказочной" жизни для Ми открывают деньги ее крестной матери по прозвищу Мидоля, заработанные далеко не праведным путем. Эти деньги и появляющаяся с их помощью возможность жить, как на рекламных плакатах, изуродовали психику, деформировали личность юной Мишель, натуры незаурядной, с невостребованной любовью, со страстной тоской по живой человеческой привязанности. Вместо этого - пустое времяпрепровождение, поиск острых ощущений в окружении фальшивых людей с "мутными" помыслами о том, как урвать с нее побольше денег, как присосаться к ее богатству.
      Доменика Лои (До), служащая банка, завидует подруге детства - будущей наследнице богатой крестной. Она втирается в доверие к Ми не потому, что любит ее, напротив, она ненавидит ее и готова погубить, чтобы приобщиться к ее "красивой жизни". Ради этого она идет на всевозможные унижения и даже готова на физические муки, только чтобы не выпасть из "прелестной картинки", не оказаться снова бедной Золушкой.
      Развращается, превращается в законченную преступницу, теряет человеческий облик Жанна Мюрно, бывшая фабричная девчонка, оказавшаяся приближенной к богатой покровительнице. Как бабочки на огонь летят и сгорают персонажи Жапризо, побуждаемые неудержимой тягой жить по идеальным эталонам престижного потребительства.
      Кто из них кого убил - в конечном счете не самое главное. Всех их сгубило "общество потребления". И не случайно, что по ходу детективного действия автор порой делает неясным для читателя, кто из них рассказчица До или Ми. Сливая их в единый образ, писатель подчеркивает общность их судьбы: обе они жертвы, которых поглотило одно и то же чудовище.
      Этим приемом Себастьян Жапризо вскрывает очень важный аспект принижения личности стандартизованном потребительством. Человек теряет свое лицо, свое "я", становится легко заменимой и манипулируемой единицей. С этим же связана и проходящая через весь роман тема потери памяти. Амнезия, от которой страдает рассказчица, не способная вспомнить, кто она, подчеркивает хрупкость, эфемерность индивидуальности в век конформизма. Случаи амнезии будут в дальнейшем неоднократно привлекать и создателей фильмов, и писателей. Достаточно вспомнить знаменитую повесть Патрика Модиано "Улица темных лавок", целиком посвященную этой теме и получившую в 1978 году Гонкуровскую премию. Но Себастьян Жапризо придал ей особую остроту, подключив ее к детективному сюжету, направленному на обличение антигуманной потребительской цивилизации.
      Все три романа, вошедшие в сборник, отразили напряженную атмосферу переломного десятилетия (середина 50-х - середина 60-х годов), атмосферу предгрозовую. Теперь-то мы знаем, что гроза пришлась на 1968 год, когда в стране поднялась волна массовых студенческих волнений, всколыхнувшая всю Францию, когда повеяло революцией. И нам тем более интересен психологический анализ лет, предшествовавших взрыву.
      Все три романа не только обогатили новыми приемами и находками детективный жанр, но и внесли вклад в идейно-художественное исследование нашего времени, в дело защиты человеческих ценностей, оказавшихся под угрозой, что свидетельствует о богатых возможностях "серьезного" детектива и об его глубоко гуманистической основе.
      Юрий Уваров