Обеспокоенность Рузвельта, сохранявшаяся весь этот период, была смягчена первыми практическими результатами американских физиков. Второго декабря 1942 года в лаборатории Чикагского университета осуществили первую в мире управляемую ядерную реакцию. С этого времени центр тяжести в американских исследованиях начинает смещаться с теоретических и лабораторных исследований к опытно-конструкторским работам. Главной фирмой была избрана "Дюпон", чьи лаборатории и испытательные корпуса располагались в городе Уилмингтон (штат Делавер). Президент Рузвельт очертил совокупность специальных мер, направленных на сохранение секретности расширяющихся работ.
В США создавалась сложная система прикрытия крупного научно-промышленного проекта. Руководитель проекта - генерал Гроувз предпринял необычные даже для военного времени меры безопасности. И посмотрим, кого прежде всего он имел в виду. (Также меры свидетельствовали и о том, против кого мог в будущем быть использован данный проект.) Цитируем генерала Гроувза: "Через две недели после того, как я взял на себя руководство проектом, у меня навсегда исчезли иллюзии в отношении того, что Россия является нашим врагом, и проект осуществлялся именно на этой основе".
В ходе сенатского расследования генерал Гроувз (более чем десять лет спустя) рассказывал о том, что президент Рузвельт был полностью осведомлен об антисоветской направленности работы над бомбой. На этих же слушаниях офицеры
разведки говорили о тщательном "просеивании" людей, установлении наблюдения за каждым ученым с левыми убеждениями. Самого научного руководителя проекта Р. Оппенгеймера генерал Гроувз сохранил на посту только ввиду того, что его участие было "абсолютно необходимо для реализации проекта".
Рузвельт и его окружение не были уверены, сможет ли атомное оружие быть использованным в ходе текущей войны. Но они полагали, что получают могущественный инструмент воздействия на послевоенный мир, получают новый фактор международных отношений. Более всего будущую ядерную дипломатию Рузвельт обсуждал не с американцами, а с англичанином Черчиллем. Складывается впечатление, что в ответ на согласие Черчилля быть младшим партнером коалиции Рузвельт на первых порах приобщал английского союзника к атомным секретам. Но и он вскоре показался Рузвельту лишним на пути к невероятному военному могуществу. Как только американцы увидели реальную перспективу создания атомного оружия, это отразилось на дипломатии, в данном случае союзнической. Англичане, которые были так нужны на начальном этапе, теперь стали восприниматься помехой, нежелательными свидетелями, лишними потенциальными обладателями сверхоружия. Конант пишет Бушу, что "не видит смысла в совместных усилиях, когда речь заходит о собственно развертывании и производстве". От него поступает предложение ограничить сотрудничество с Англией. Причины таковы: 1) проект переводится в сугубо военную сферу; 2) именно в США производится почти вся работа по испытанию и развертыванию нового оружия; 3) соображения сохранения секрета.
Главное же открыто пока не обсуждалось: Англия теряет силы, солнце Британской империи закатывается, стоит ли вооружать партнера сверхоружием, дающим такое могущество его обладателю. Пятнадцатого декабря 1942 года Рузвельт одобряет резкое ограничение сотрудничества американцев с англичанами в атомной сфере. Неприятная работа поручается Конанту. Он уведомляет 13 января 1943 года своих английских коллег, что правила двустороннего сотрудничества меняются. Англичане и канадцы пусть в дальнейшем рассчитывают на секретную информацию только в том случае, если "они смогут использовать ее в течение данной войны". Конант (чтобы у англичан не было иллюзий) указывает, что исполняет приказы своего высшего руководства. Отныне английские исследователи не получают от американцев новых сведений по следующим вопросам: электромагнетизм, производство тяжелой воды, производство уранового газа, реакция быстрых нейтронов и все, что связано с расщеплением материалов. Черчилль буквально взорвался: новая американская политика (пишет он Рузвельту) ведет к краху англо-американского сотрудничества в области исследования атомной энергии. Черчилль напоминает Рузвельту об обещании, данном 11 октября 1941 года относительно "координированной или даже совместно проводимой работы двух стран... Решение производить работы раздельно бросает мрачную тень".
Но Рузвельт уже неудержим и быстро перестраивается. К 1943 году главной целью работы становится не "обогнать немцев" и даже не сделать атомную бомбу как можно скорее. Главным становится использовать новое оружие для послевоенного урегулирования. Рузвельт (а вместе с ним Буш и Конант) был готов даже к тому, что англичане порвут всякое сотрудничество с США. Главные совещательные органы - Группа выработки политики и Комитет по военной политике - высказались достаточно ясно: даже с риском (не зная степени прогресса немцев) нужно уходить от многостороннего сотрудничества (с Англией и Канадой) к односторонним усилиям. Некоторые специалисты полагали, что подобные действия замедляют проект "Манхеттен" примерно на 6 месяцев. Но это уже считалось приемлемой платой за атомную монополию.
Сообщение о том, что американцы избирают политику ограниченного обмена, подействовало на англичан как ушат холодной воды. Один из руководителей английских атомных исследований - сэр Джон Андерсон сказал Черчиллю, что такое развитие двусторонних отношений "абсолютно неприемлемо". Он предложил премьер-министру немедленно связаться с Рузвельтом и исправить положение. Черчилль угрюмо молчал, так как понимал, что американское решение не могло быть принято на уровне ниже президентского. Для англичан удар был тем более тяжелым, что они пришли к выводу о нехватке собственных ресурсов. Андерсон информировал Черчилля, что "даже возведение и приведение в рабочее состояние атомного центра потребует крупнейшей перегруппировки военного производства". Также он считал обязательным добиться, чтобы английские ученые работали в американских центрах. Тогда после окончания войны они, вернувшись в Англию, смогут действовать в чисто английских интересах, но уже на том высоком уровне, на котором идет реализация "Манхеттена". Как раз этого-то и не хотел Рузвельт.
Черчилль начиная с января 1943 года предпринял настоящую атаку на Рузвельта и на его, как он выразился, "персональный Форин оффис" в лице Гарри Гопкинса. Премьер-министр постарался затронуть самую чувствительную струну: что будет, если первым в атомной гонке окажется СССР. "Что мы желаем иметь между белыми снегами России и белыми скалами Дувра?" риторически спрашивал Черчилль. Лишь ядерное оружие могло помочь найти ответ. Посетившим Лондон в июле 1943 года Стимсону и Бушу Черчилль сказал, что он "в жизненно важной степени заинтересован в обладании всей информацией, касающейся использования атомной энергии в будущем... Необходимо исключить победу Германии или России в этой гонке". Заместитель Черчилля по атомной проблематике лорд Червелл объяснил Стимсону и Бушу, что английское правительство рассматривает "всю проблему использования атомной энергии исходя из анализа послевоенного соотношения сил". Таким образом, англичане противоречили сами себе. Ранее они со всей убедительностью доказывали необходимость ускоренных научных усилий, чтобы не проиграть Германии. С весны 1943 года они уже не говорили о возможности "опоздать" в гонке с немцами. Новый жупел возникает в их аргументациях - Россия.
Прибыв в мае 1943 года в Вашингтон, Черчилль обсуждал эту проблему тет-а-тет с Рузвельтом. На состоявшейся конференции (конференция "Трайдент") Черчилль со своими новыми "русскими" аргументами добился некоторого изменения позиции Рузвельта.
Премьер-министр писал 26 мая 1943 года Андерсону: "Президент согласился, что обмен информацией по атомному проекту должен возобновиться".
Нам важно отметить не колебания президента Рузвельта, а то, что проблема атомных исследований стала частью его дипломатии, что он рассматривал проблему сотрудничества в этом вопросе с англичанами в связи не с нуждами войны, а поисками дипломатических рычагов для будущего. Рузвельт решил, что в великой послевоенной "четверке" две державы будут ядерными - США и их ближайший партнер.
Формальное воплощение американо-английское сотрудничество в атомной области нашло в августе 1943 года, когда Рузвельт и Черчилль в Квебеке подписали секретное соглашение. Оно обязывало: 1) никогда не использовать атомное оружие друг против друга; 2) не использовать его против третьей стороны без согласия партнера; 3) не сообщать атомных секретов третьей стороне без взаимного согласия; 4) ввиду преобладающего участия США в проекте американский президент определяет общую политику в данном вопросе; 5) в Вашингтоне создается Комитет по объединенной политике, именно в его рамках будет происходить обмен закрытой информацией.
В официальной истории Комиссии по атомной энергии говорится: "Оба - и Рузвельт и Черчилль знали о роли, которую играл в их дипломатии тот революционный прорыв в технологии, который по своей значимости превосходил даже кровавую борьбу против нацизма".
Характерно (отмечали все американские эксперты), что в данной области, где технологический переворот соседствовал с дипломатией, Рузвельт предпочитал совещаться с минимумом, лиц. Как-то летом 1943 года Буш после беседы в Белом доме отметил, что президент никому в этом деле не доверяет и "речь идет о послевоенных отношениях".
Таким образом, Рузвельт к осени 1943 года приходит к выводу, что создаваемая колоссальная военная мощь необходима для успешной послевоенной политики. Особенно явственно это следует из так называемого Квебекского соглашения Рузвельта с Черчиллем. Две англосаксонские державы намеревались использовать атомное оружие в дипломатической игре против Советского Союза.
Центр боевых действий на Тихом океане в начале 1943 года сместился с Гвадалканала к Новой Гвинее. К январю 1943 года стало ясно, что опорой будущего десанта в Австралию Новая Гвинея быть не может. Император Хирохито потребовал посылки подкреплений на Гвинею, но транспортный флот был уничтожен 2 - 4 марта 1943 года в битве в море Бисмарка. Чувствуя на себе гнев императора, адмирал Ямамото прибыл 3 апреля в Рабаул с 300 лучшими пилотами "Зеро". Это была последняя попытка японцев восстановить свое превосходство в воздухе. Ямамото сообщил кодированной радиограммой, что намерен лично посетить Северные Соломоновы острова. В шифровке, прочитанной американцами, обозначался весь маршрут этого самого известного японского адмирала. Возникала возможность нападения на Ямамото.
По просьбе Ф. Нокса, военно-морского министра, был сделан запрос у генерального прокурора ВМС о легальности операции, у церковных кругов - о соответствии предлагаемого принципам христианской религии, у командующего ВВС генерала Арнольда - о шансах на успех. Все они согласились с президентом Рузвельтом, что операция должна быть проведена. Операцию "Месть" осуществила эскадрилья "Лайтнингов" в глубокой тайне. Было отобрано восемнадцать лучших пилотов: четыре для атаки, четырнадцать для прикрытия. Эскадрилья летела на высоте десять метров над морем, боясь обнаружения. Около 10 часов утра 16 апреля 1943 года капитан Каннинг прошептал в молчащий эфир: "Цель на одиннадцати часах. Высоко". Адмирал Ямамото был убит пулеметным огнем, а его огромный "Мицубиси" рухнул в джунгли и сгорел. Описание операции и участия в ней Белого дома остается тайной и сегодня. Вся касающаяся ее документация строго засекречена.
Японская сторона молчала тридцать четыре дня, и лишь когда линкор "Мусаши" с кремированными останками адмирала прибыл в Иокогаму, токийское радио возвестило о гибели Ямамото.
Заслуживает внимания факт, что уже в это время среди высшего политического и военного руководства Японии получают распространение идеи необходимости поисков завершения конфликта. Германские армии отступали на Запад, развитие событий не давало оснований для оптимизма. Четвертого февраля 1943 года Кидо - лорд-хранитель печати и близкое доверенное лицо императора секретно встретился с прежним премьер-министром Коноэ для обсуждения возможностей выхода из войны. "Они согласились использовать до последней возможности антикоммунизм в США и опасения, что японский народ, в пучине военного поражения, лишенный своего богоподобного императора, может обратиться к коммунизму".
Весной 1943 года император Хирохито возвращает в правительство известных противников СССР, сторонников приоритета борьбы с коммунизмом. Это были попытки показать Западу, что Япония в любом случае может быть полезна и что от ее полного поражения выиграет лишь "мировой коммунизм". На высшие посты были привлечены Иосида Сигеру - будущий премьер-министр Японии при американской оккупации, Таки Масаюки - будущий посол Японии в США. Министром иностранных дел 23 апреля 1943 года стал Сигемицу, лидер сторонников "борьбы с севером", т. е. похода против СССР. Императорский двор создавал предпосылки того, что очень пригодилось американцам с началом "холодной войны".
Сразу же за перемещениями в конце апреля 1943 года в японском кабинете были установлены связи с режимом Чан Кайши, и принц Коноэ, лидер фракции, считавшей необходимым мир с Западом, пришел к выводу, что есть все основания надеяться на посредничество Чан Кайши в деле заключения мира с США и Англией. Информанты сообщили Коноэ: во время визита в Вашингтон они убедились, что "военные руководители США удивлены ростом могущества Советского Союза и в результате пришли к выводу о невыгодности абсолютного крушения Японии и Германии".
На фоне определенного замораживания отношений с СССР Рузвельт постарался, весной 1943 года укрепить свои позиции в Китае. Здесь Чан Кайши хотел максимального вовлечения англо-американцев с тем, чтобы сохранить собственную армию для послевоенного сведения счетов с Мао Цзэдуном. Рузвельт желал укрепления китайских позиций в Северной Бирме с тем, чтобы связи США с националистическим Китаем получили более широкие возможности. Военные специалисты - Маршалл и Кинг на конференции в Касабланке выступали за активизацию бирманского фронта. Но Рузвельту была больше по душе идея укрепления собственно американских военно-воздушных сил, расположенных в Китае. Это был легко управляемый, чисто американский рычаг, обращенный против Японии, но и составляющий значительный фактор политического уравнения в самом Китае. Именно поэтому Рузвельт в Касабланке подчеркнул важность авиационного контингента, руководимого Ченнолтом. Периодические бомбардировки Японии, сказал он, "произведут огромный моральный эффект и на китайский народ". Масштабу действий авиационного корпуса американцев в Китае был отдан безусловный приоритет.
По окончании касабланкской конференции Рузвельт (совместно с Черчиллем) послал высокопоставленную миссию в Китай с целью получить достоверную оценку сложившегося здесь положения. С американской стороны миссию возглавил командующий американской авиацией - генерал Арнольд. Генерал Стилуэл передал через Арнольда письмо президенту, в котором говорилось: "Немыслимая коррупция в китайской армии такова, что никто не осмеливается рассказать о ней Земляному ореху... Все, что можно сделать в Китае, будет сделано вопреки, а не благодаря Земляному ореху и его военной клике".
Стилуэл советовал занять более жесткую в отношении Чан Кайши позицию. Он не видел пользы в расширении американских военно-воздушных сил в регионе. Рузвельт демонстративно не согласился с этой точкой зрения. В его стратегическом мышлении доминировал следующий фактор: Чан Кайши должен получить подкрепление, американское военное присутствие в Китае будет увеличено. В письме вождю гоминдана от 8 марта 1943 года Рузвельт обещает довести численность американской авиации в Китае до 500 самолетов и значительно расширить стратегические поставки. Как условие дальнейшего наращивания поставок называлось открытие китайской армией более близкой и удобной бирманской дороги. Разумеется, у Рузвельта были намерения оказать давление на Японию со стороны Китая. Но в то же время, судя по всему, сыграли свою роль и стратегические соображения: укрепляя националистический Китай и укрепляясь в нем, Америка создавала противовес в Евразии англичанам (в Индии) и, главное, Советскому Союзу. В отличие от своих генералов Рузвельт в данном случае мыслил в глобальных масштабах.
Это желание видеть националистический Китай опорой азиатской политики США видно из характера приема мадам Чан Кайши, прибывшей якобы для лечения в Америку в ноябре 1943 года. Жена человека, на которого поставил Рузвельт, была принята в Белом доме и выступила перед обеими палатами конгресса. Внимание президента придавало ей смелости. Выступая вместе с Рузвельтом перед журналистами, она добавила к словам президента о том, что помощь Китаю будет осуществляться "так быстро, как позволит господь", следующее: "Бог помогает тем, кто помогает себе сам". Назойливость "первой леди" китайской республики вывела Рузвельта из равновесия. Он признался Моргентау, что "дошел до бешенства, желая выдворить ее из страны". Во время очередного обеда Рузвельт спросил мадам Чан Кайши, что бы она сделала с руководителем профсоюза, призывающим к забастовке во время войны. Мадам Чан выразительно провела пальцем по горлу. Рузвельт оценил решимость хрупкой женщины как "стальную". Но было ясно, что перед ним отнюдь не руководители демократической страны. Сообщения о немыслимой коррупции в Китае приобретали в этом свете зловещий оттенок. Можно ли полагаться на такой режим? Хотя у него и были сомнения, но при всех колебаниях Рузвельт остался верен идее опоры на Китай в будущем мире "четырех столпов". В этом мире Америка откровенно надеялась на безусловное подчинение Англии и Китая в случае, если СССР окажется не совсем удобным партнером.
Рузвельт объяснил Маршаллу свое понимание проблемы: "Генералиссимус прошел трудный путь, прежде чем стал неоспоримым лидером четырехсот миллионов китайцев - огромная, тяжелая работа по достижению единства различных групп и всех видов политических деятелей - военных,, преподавателей, ученых, представителей социальной сферы, инженеров, всех, борющихся за власть и преобладание как на местном уровне, так и на национальном, и сумел создать в очень короткое время на всей территории Китая то, на достижение чего нам понадобилось два столетия. Кроме того, генералиссимусу необходимо поддерживать свое положение высшего руководителя. Вы и я делали бы то же самое в подобных обстоятельствах. Он является главой исполнительной власти, равно как и верховным главнокомандующим, и нельзя говорить сурово с человеком такого ранга, нельзя добиваться от него обязательств так, как мы поступили в случае с султаном Марокко".
Более всего пугала Рузвельта возможность быстрого поражения Китая. Тогда его "идеальная схема" рушилась в самом основании. Именно поэтому Рузвельт противостоял Стилуэлу, Маршаллу и прочим критикам чанкайшистского режима. Китай нужен был Америке для господства на Тихом океане, для политического раскола Евразии, для вторжения в сферу прежнего влияния западноевропейских метрополий, скажем, в Индокитае (здесь впервые возникает тень Вьетнама). Пусть Китай ныне слаб. Его колоссальное работоспособное население в конечном счете сделает из него великую державу, и нужно заручиться благоволением этой державы заранее. Как шаги в данном направлении видятся сейчас предпринятые осенью 1942 года по прямому приказу Рузвельта переговоры о ликвидации экстерриториальных прав иностранцев в Китае, что, по словам Чан Кайши, "ставило независимый Китай в равное положение с Великобританией и Соединенными Штатами". Таким образом, Рузвельт стремился к возвышению Китая, необходимого для его мировой дипломатической игры. Это обстоятельство вызывало и недовольство и ревность англичан, претендовавших если не на равенство, то на положение привилегированного союзника, союзника номер один.
В феврале 1943 года премьер Черчилль спросил у Рузвельта, возможен ли приезд в Вашингтон английского министра иностранных дел А. Идена. Сближение с Британской империей, наследование ряда ее функций в мире, охват американским влиянием разбросанных по всему свету доминионов являлись одной из главных задач Рузвельта. И он с охотой дал согласие на встречу с Иденом. Рузвельта, помимо прочего, устраивало то обстоятельство, что госсекретарь Хэлл отдыхал во Флориде, и президент мог вместе со своим фаворитом Уэллесом спокойно обсудить "межанглосаксонские" дела.
Складывается впечатление, что Рузвельту было "удобнее" вести переговоры с Иденом - лицом, не полномочным принимать окончательные решения с английской стороны. Это позволяло больше маневрировать, делало рассуждения вслух менее обязательными. Нужно сказать, что Хэлл почувствовал важность момента и прибыл в Вашингтон. В конечном счете беседы вели с американской стороны Рузвельт, Гопкинс и Хэлл, с английской - Иден и английский посол в США лорд Галифакс. По обоюдному согласию военные были исключены из конфиденциальных переговоров. Отчасти это отвечало общему подходу Рузвельта, склонного отделять рассмотрение политических проблем от военных.
Когда Иден в марте 1943 года прибыл в Вашингтон для обсуждения вопросов послевоенного урегулирования, его поразила решимость, с которой президент Рузвельт настаивал на предоставлении Китаю статуса державы первой величины. Министр телеграфировал Черчиллю: "Президент утверждает, что Китай является, по меньшей мере, потенциально мировой державой и анархия в Китае была бы чрезвычайно прискорбным оборотом событий, поэтому Чан Кайши должен получить полную поддержку".
Рузвельт уже тогда включал Китай в число комитета четырех держав, "который будет принимать все важнейшие решения и осуществлять мировые полицейские функции" в послевоенном мире. Он также обсуждал возможность совместной опеки Китая, США и СССР над Кореей и Индокитаем. Естественно, желания потесниться на Олимпе не существует. Тем более, когда речь идет о вчерашней полуколонии европейских стран, о державе, с которой Лондон воевал в прошлом веке. Иден, с его внешностью безупречного джентльмена, на этот раз отставил и мягкость, и манеры. Англичане наотрез отказались считать Китай мировой державой. "Разумеется, - писал из Лондона Черчилль Идену, Китай будет использован как верный исполнитель воли Соединенных Штатов в любой попытке ликвидировать заморскую Британскую империю".
Рузвельт же намечал точки совместных послевоенных акций. "В Южной Корее можно создать мощную базу, основываясь на которой Китай и Соединенные Штаты стали бы обеспечивать мир в западной части Тихого океана". И главное. Как сказал президент Идену, "в любом серьезном конфликте с Россией Китай без сомнения будет на нашей стороне". Если бы речь зашла о тройственном мандате или тройственной опеке некоей территории Советским Союзом, Китаем и Соединенными Штатами, то два последних участника триумвирата, полагал Рузвельт, всегда найдут необходимую степень договоренности. Тогда Рузвельт еще не исключал возможности участия СССР в оккупации не только Кореи, но и Японии - ив этом случае он полагал, что американо-китайское понимание сработает нужным образом. Короче говоря, как докладывал А. Иден английскому военному кабинету 13 апреля 1943 года, Соединенные Штаты "рассматривают Китай в качестве возможного противовеса России на Дальнем Востоке". Сам же Рузвельт весной 1943 года провозгласил, что народ Китая на протяжении века "был в мыслях и целях своих ближе к нам, американцам, чем любой другой народ на Земле - те же великие идеалы. Китай в последнюю половину столетия стал одной из величайших демократий в мире". И это говорилось об абсолютно незрелой, абсолютно коррумпированной политической системе полубуржуазного Китая.
Впрочем, во многом Китай был для Рузвельта не самоцелью. А. Иден, вспоминая о своем визите в Вашингтон в марте 1943 года, писал, что "главным вопросом, владевшим умом Рузвельта, являлся вопрос о возможности сотрудничать с Россией сейчас и после войны". Президент спросил мнение английского министра о "тезисе Буллита", изложенном в пространном меморандуме, полученном Белым домом несколькими неделями ранее. Буллит утверждал, что СССР "коммунизирует" европейский континент, если Соединенные Штаты и Англия не блокируют "красную амебу в Европе".
Иден ответил так: "Даже если бы эти страхи оказались основательными, мы все равно должны найти путь сотрудничества с Россией".
Рузвельт указал - и Иден с ним согласился - что путь к будущему основывается на идеях, противоположных тезису Буллита. Нужно найти систему сотрудничества с Россией, а не противоборства с ней. Собеседники пришли к согласию, что цели и методы советской внешней политики определяются не неким планом захвата главенствующих позиций в Европе, а оценкой американских и английских намерений. Но Рузвельт при этом полагал, что опора на Англию в Европе и на Китай в Азии будет служить американцам дополнительной гарантией.
Ключевым вопросом обсуждений стала оценка того, каким будет после войны Советский Союз и его внешняя политика. О чем бы ни говорили, какие бы проблемы ни поднимали Рузвельт с Иденом, в конечном счете они обращались к СССР. Оба были согласны в том, что прибалтийские республики войдут в Советский Союз. Президент полагал, что часть американских политиков постарается использовать этот вопрос для противопоставления Америки СССР. Но советские войска, несомненно, в период крушения Германии закрепятся на берегах Балтики, и никакие силы не способны "отодвинуть" победоносный Советский Союз в глубину континента. Может быть, для успокоения части американского политического спектра следовало просить Сталина провести в этих республиках плебисцит? Иден не разделял подобной идеи. Рузвельт завершил дискуссию словами о том, что "согласие" на включение прибалтийских республик в состав СССР можно будет использовать как один из факторов в общем компромиссе с советским руководством.
Данью реализму со стороны Рузвельта явилось мнение, что Советская Россия будет настаивать на предвоенных границах с Финляндией. Между американцами и англичанами было решено, что Финляндия представит собой после войны сложную проблему. Но не самую сложную - таковой станет Польша. Рузвельт и Иден пришли к согласию, что Восточная Пруссия должна войти в состав Польши. По мнению президента, жители Восточной Пруссии обязаны оставить свою территорию подобно тому, как греки покинули турецкую территорию после первой мировой войны.
Рузвельт говорил, что это суровое решение, но неизбежное. Оно необходимо для поддержания мира, пруссакам нельзя доверять.
Что касается Югославии, то, с точки зрения Рузвельта, вражда сербов и хорватов непримирима и следует создать два независимых друг от друга государства. Должна быть восстановлена независимость Австрии. Президент с легкостью "решал" бельгийские проблемы. Франкоязычную часть Бельгии надо соединить с потерянными Францией Эльзасом и Лотарингией, северной частью Франции, а также с Люксембургом, чтобы образовать новое государство Валлония. Благом для президента было то, что его не слышали французы (впрочем, они догадывались, что Рузвельт видел послевоенную Францию второстепенным государством). Нужно сказать, что Иден воспринимал изложение "валлонских проектов" Рузвельта скептически. Англия уже начинала ощущать определенную общность судеб старых колониальных держав перед "лицом неудержимого американского динамизма.
Первостепенную значимость имели суждения Рузвельта о грядущей судьбе Германии. Он всячески хотел избежать ошибок Вильсона и в целом намеревался изменить сам подход к будущему поверженному противнику. Ему казалось необходимым содействовать всем центробежным силам германской политической арены; следовало стимулировать раскол Германии, выделение сепаратных ее частей. Именно такой, расколотой на несколько независимых государств, видел Рузвельт послевоенную Германию. Это был оптимальный, по его мнению, вариант решения германской проблемы. Но не вызовет ли подобная перспектива анархизм и коммунизм в Германии? Рузвельт и Гопкинс считали, что нет. К моменту, когда Гитлер должен будет сложить власть, американские и английские войска уже расположатся на германской территории. Их мощь достаточна, чтобы проконтролировать любой поворот событий. Рузвельт учитывал и тот вариант, что Германия может капитулировать еще до того, как американские войска вступят на ее территорию. В этом случае следовало загодя договориться со Сталиным и установить согласованные зоны оккупации поверженной страны.
Особое внимание Рузвельт уделил проблеме будущей всемирной организации. По мысли президента, следовало пресечь всякие попытки провозгласить ее преемственность с Лигой Наций. Грядущий форум наций надо создать заново на основе общей декларации стран-участниц. Следовало при этом прежде всего подумать о "совете управителей". Этот совет должен состоять из представителей четырех великих держав (США, СССР, Англии и Китая) и представителей шести - восьми региональных группировок (что это за региональные группировки - оставалось туманным). Англичанам хотелось сократить "высший круг", и Иден высказал сомнения в отношении Китая. По его мнению, Китаю после войны придется пройти через революцию и длительный период модернизации. Желание англичан обсуждать статус Китая привело к оживленному обмену мнениями о будущем всей Азии. Именно тогда Гопкинс выразил мысль, что Англия будет изо всех сил отстаивать свои владения на Дальнем Востоке. Президент не разделял мнения Гопкинса.
В общем и целом у Рузвельта сложилось впечатление, что Лондон, при всей его имперской гордости, окажется покладистым союзником в послевоенный "век Америки". Он с удовлетворением заявил после встречи с Иденом, что США с Англией согласны на 95 процентов по всем проблемам - "от статуса Рутении до производства земляных орехов".
Англичане отметили (в этом Иден признался Гопкинсу) исключительное знание Рузвельтом политической карты мира, всех мировых границ. Сколько часов нужно было сидеть над картами, чтобы затем обсуждать любые пограничные споры?! Иден поделился с Гопкинсом еще более интересными наблюдениями. Даже прирожденных геополитиков - англичан поразила легкость, с какой президент Рузвельт готов был обращаться с целыми странами и народами, его не волновала их судьба, одним росчерком пера он мог изменить ее.