Корейская война стала своеобразным рубежом в жизни американского общества. Экстремизм во внешней политике породил реакцию внутри страны.

На волне имперского угара, считая свою победу в Корее обеспеченной, Соединенные Штаты ранней осенью 1950 года приняли решение об укреплении своих позиций повсеместно. 12 сентября 1950 г. государственный секретарь США Д. Ачесон поразил английского и французского послов предложением создать западногерманскую армию в составе 10 дивизий. Громкие протесты двух главных союзников по НАТО были напрасны. США демонстративно послали в Европу четыре свои дивизии, подвергли союзников массированному политическому давлению с целью интеграции их сил под американским командованием. В декабре 1950 г. главнокомандующим объединенных натовских сил. в Европе стал американский генерал Д. Эйзенхауэр.

Однако вопреки ожиданиям идеологов и стратегов внешнеполитического курса США война в Корее не принесла быстрого успеха. Китайская сторона дала понять, что не потерпит американского военного присутствия на реке Ялу, служащей границей между КНР и КНДР. Были сделаны предложения о начале мирных переговоров. Делегация КНР прибыла в Нью-Йорк 24 ноября 1950 г. для того, чтобы дипломатическим путем предотвратить конфликт. Если бы США стремились к миру, к переговорам, к компромиссному решению проблемы, они не должны были упускать такую возможность. Но США не желали возвращаться к «миру равных». Вашингтон сделал ставку не на переговоры, а на силовое решение. Утром того же дня, 24 ноября, генерал Макартур начал генеральное наступление против северокорейских войск. Англия и Франция открыто выразили возмущение. Французское правительство обвинило Вашингтон в том, что Макартур «начал наступление в указанный час с целью сорвать переговоры». Английский журнал «Нью стейтсмен» указал, что Макартур «действовал вопреки всякому здравому смыслу». Делегация КНР покинула Нью-Йорк.

Китайский и солидарные с ним народы соседних стран грубо и однозначно были поставлены перед выбором — либо отступить перед американской вседозволенностью, либо оказать помощь попавшим в беду соседям. Корейская Народно-Демократическая Республика не была изолированным государством — она опиралась на помощь и поддержку СССР и КНР. КНДР была оказана как политическая, так и военная помощь, что полностью изменило военную ситуацию. Из атакующей силы войска Макартура превратились в отступающую на юг лавину. С тех пор больше никогда уже в Вашингтоне с официальных трибун не говорили об освобождении столиц, «находящихся за железным занавесом держав». В декабре 1950 г. была продемонстрирована ограниченность американской мощи. Советский Союз и КНР оказали КНДР необходимую в этой ситуации помощь.

Стратегам глобального американского господства, тем, кто все предшествующие годы наблюдал за постоянным и безостановочным распространением влияния США, поражение наступавших против северокорейских войск американских дивизий, дошедших почти до границы с КНР на реке Ялу, представлялось трагедией. На пресс-конференции 30 ноября 1950 г. американский президент призвал к всемирной мобилизации против коммунизма. Он заявил, что генералу Макартуру могут быть даны полномочия использовать атомное оружие.

Предельно напуганные союзники пытались удержать США от опасного шага. Английский премьер-министр Эттли в декабре 1950 г. прибыл в Вашингтон, требуя от президента Трумэна, госсекретаря Ачесона и только что назначенного министра обороны Маршалла гарантий того, что слепая ярость, авантюризм или . уязвленная имперская гордость Вашингтона не приведут к применению американскими вооруженными силами атомного оружия. Американская сторона в переговорах с англичанами привела рассуждение, позднее названное «принципом домино». Если американцы уйдут из Кореи, уверял президент Трумэн, «тогда следующими на очереди будут Индокитай, затем Гонконг, потом Малайя». Америка, потерпев поражение в одном месте (Корея), думала не о судьбе Кореи, не о цене понесенных потерь, а о возможной утрате других сфер влияния.

К. Эттли буквально умолял американских руководителей переключиться на более позитивную политику в Азии. Ничто не может быть опаснее, говорил он, чем отчуждение азиатских государств от Запада. На это Д. Ачесон отвечал, что «ослабление Соединенных Штатов было бы определенно более опасным явлением» США стремились решить вопрос о своем влиянии в освобождавшихся от колониального ига районах отличным от западноевропейских метрополий путем, даже иногда противостоя им. Согласно мнению Д. Ачесона, посылка американских войск в Корею «вывела рекомендации меморандума СНБ-68 из сферы теории» и превратила его выводы в цифры военного бюджета, который уже в 1953 г. достиг 52, 6 млрд. долл., что было значительным ростом по сравнению с 17, 7 млрд. долл. в 1950 г. Расширение американской военной мощи было внушительным: значительно возросла армия; создано тактическое ядерное оружие; еще четыре армейские дивизии были развернуты в Европе, теперь их там насчитывалось шесть; создан новый реактивный бомбардировщик Б-52 в 1952 г.; осуществлен взрыв ядерного устройства в октябре 1952 г.; в 1954 г. была испытана водородная «супербомба». Соединенные Штаты увеличили свое заокеанское присутствие. Они получили базы в Южной Аравии, Марокко и договорились об их создании в фашистской Испании, начали проводить в жизнь планы по перевооружению Западной Германии. В 1951 г. США, Австралия и Новая Зеландия образовали блок АНЗЮС. Были резко расширены тайные операции ЦРУ.

Особенностью развернутой президентом Трумэном «холодной войны», обеспечившей идеологическое обоснование внешнеполитической экспансии, было отсутствие четких установок в отношении того, насколько далеко пойдет Америка, отстаивая свои имперские интересы. По существу, в ходе наступления генерала Макартура на север от 38-й параллели США оказались перед выбором: либо быть последовательными в своих глобальных притязаниях идти до конца, либо отступить, опасаясь катастрофических последствий такого курса. После весьма мучительных колебаний администрация Г. Трумэна решила повернуть вспять. В Корее американцев ждали жертвы невиданных масштабов, но и они были бы невелики по сравнению с потерями, которые могли бы понести Соединенные Штаты, если бы было принято предложение генерала Макартура о переходе «к открытым действиям» против союзников Северной Кореи. В Корее Макартур в начале апреля 1951 г. превысил полномочия и должен был уступить свое место представителю более осторожной внешнеполитической стратегии.

Спор между президентом — олицетворением высшей власти — и сверхэнергичным генералом, претендовавшим на то, что он лучше понимает интересы Америки, принял размеры общенационального спора. Генерал сделал попытку обратиться к американским законодателям через голову своего прямого руководителя по военной иерархии — главнокомандующего американскими вооруженными силами, которым, по конституции, является президент США. 5 апреля 1951 г. в палате представителей было зачитано письмо генерала с призывом радикально пересмотреть внешнюю политику страны. В качестве первоочередной задачи он провозгласил «воссоединение Кореи», в качестве следующей — возвращение Чан Кайши на континент, борьбу против коммунистов в Китае. Вот его мнение: «Здесь, в Азии, коммунистические заговорщики решили сделать ставку на победу в мировом масштабе… Здесь мы ведем борьбу военными средствами, в то время как дипломаты воюют лишь при помощи слов». На эти предложения генерал Брэдли — председатель объединенного комитета начальников штабов — ответил, что распространение войны на Китай означало бы ведение «не той войны, не в то время, не в том месте, против не того врага». Взгляды двух генералов отражают диапазон мнений по вопросу проведения экспансионистской политики. Один генерал говорил о повсеместном приложении мощи США, второй — о выборочности, приоритете, необходимости более экономного и осторожного приложения сил Соединенных Штатов.

Результатом нагнетания истерии, культивирования имперской идеологии явилось то, что, согласно опросу общественного мнения, более 70% американцев — трое из четверых — поддержали точку зрения Макартура. Понимая, чем чревато подобное положение, правящие круги встали на путь изоляции Макартура. Генерал был отстранен от командования американскими войсками в Корее. Это был первый случай, когда непосредственный исполнитель американской политики был «большим империалистом», чем представители верховной власти.

Наиболее близок к точке зрения Макартура был помощник государственного секретаря Дин Раск (в будущем — госсекретарь). В мае 1951 г. он заявил, что Чан Кайши «наиболее аутентичным образом выражает интересы огромных масс китайского населения»1 . Официально китайскому Народу была обещана помощь в случае, если он встанет на путь «низвержения коммунистической тирании». Результатом американской экспансии становился глобальный конфликт.

Одним из первых, кто «пришел в ужас» от перевода абстрактных схем в конкретную плоскость, был политический обозреватель У. Липпман. Он рассуждал так: если политика, предлагаемая Д. Раском, будет воплощена в жизнь, «то администрация ввергнет себя в фантастически сложное положение. Она (администрация. — А. У.) связала вопрос о поражении красного Китая в Корее с вопросом о выживании. Режимы не ведут переговоров о собственном выживании. Подобные вопросы решаются лишь в результате тотальной победы». Сторонники крайних взглядов в правящих кругах Америки после ухода Макартура в отставку оказались в меньшинстве. 10 июля 1951 г. Соединенные Штаты начали переговоры по вопросу о перемирии в Корее.

Под воздействием корейского урока определилось общее направление пути американской экспансии в мире на ближайшие годы: осуществлять продвижение в глобальных масштабах, допускать конфликты в периферийных зонах, но избегать прямого столкновения с СССР; избегать прямых переговоров с СССР и КНР, не прилагать усилий к улучшению двусторонних отношений с ними; игнорировать мнение союзников, укрепить американское главенство в блоках. В начале 50-х годов США приступили к созданию крупнейшего в мире военного потенциала как ядерных, так и обычных вооружений. Именно с тех лет началось военное строительство, ритм которого не ослабевает. Страна, никогда не имевшая крупной армии в мирное время, стала создавать армию глобального масштаба.

Чем стала Америка в ходе этих преобразований? Редактор мемуаров Дж. Форрестола У. Миллис так оценивает итоги деятельности трумэновской администрации: она оставила после себя «колоссально раздутый военный истеблишмент, несоизмеримый ни с чем, что мы имеем в мирное время… Она вызвала к жизни огромную и, очевидно, навсегда созданную военную индустрию, теперь целиком зависящую от правительственных контрактов. Министерство обороны стало, бесспорно, величайшей индустриальной, корпорацией в мире; огромные военные корпорации, такие, как „Дженерал моторс“, „Дюпон“, лидирующие авиационные концерны заняли монопольные позиции, которые, по-видимому, подняли новые вопросы юридического и конституционного устройства государства».

У покидавшего в 1952 г. Белый дом Г. Трумэна, видимо, были свои основания верить в то, что он заложил самый прочный базис американского могущества в мире. Американские капиталовложения в Западной Европе, Латинской Америке и Канаде были неслыханными по масштабам. Вооруженные силы США закреплялись на всех континентах. Проектировалось новое поколение стратегической авиации. Принципы «изоляционизма» были окончательно похоронены. Создание глобальной зоны влияния США имело глубокие последствия для американского общества. Прав американский историк А. Шлезингер, указавший на то, что своими действиями во время корейской войны президент Трумэн «драматически и в опасной степени расширил сферу полномочий будущих президентов, их возможность вовлекать нацию в большие войны».

Дипломатия Трумэна — Ачесона требовала от граждан готовности к жертвам во имя «высших интересов страны». Но кто мог точно определить эти интересы? Если «холодная война» была все же войной, то почему же не производилась мобилизация? Если же «холодная война» не была войной, то чем оправдывать нагнетание ненависти и страха в отношении Советского Союза? Если атеистический Советский Союз был непримиримо враждебен христианскому миру, то почему же это всполошило, скажем, не Ватикан в первую очередь? Активисты типа генерала Макартура, обвинявшего президента Трумэна и его окружение в нерешительности, полагали, что к предстоявшей борьбе следовало готовиться максимально эффективно. Самую высокую цену за имперское преобладание, пожалуй, пришлось заплатить американской интеллигенции, для которой период маккартизма, совпавший с годами устремившегося вверх американского влияния, стал временем молчания, годами морального и интеллектуального обособления в собственной стране.

Структурное оформление

Период 1953 — 1960 годов был временем структурного оформления огромной американской зоны влияния в мире. США наращивали военный потенциал и укрепляли уже имеющиеся структуры — НАТО, американо-японский договор. В Западной Европе под эгидой американцев восстановила свои позиции Западная Германия — самая мощная индустриальная сила региона. Под американским влиянием находился Южный Вьетнам, в зону притяжения США попали Пакистан, Таиланд и даже далекий Лаос. Начался бурный рост Японии, что в тех условиях объективно укрепляло позиции Америки в Азии.

Благоприятным для американского внешнеполитического активизма был относительный консенсус (согласие) в среде правящей элиты. На еще большую высоту были возведены ореол имперского строительства и идея особой ответственности Америки за мировые судьбы. Лишь опираясь на это относительное внутреннее согласие, американское руководство могло планировать те или иные международные комбинации, обеспечивающие укрепление мощи Америки. В рассматриваемый период еще не была написана ревизионистская историческая литература, которая появилась через 10 лет и способствовала порождению сомнений в верности курса, нацеленного на конфронтацию с СССР.

Одним из мотивов, побудивших генерала Д. Эйзенхауэра баллотироваться на пост президента США, было опасение, что этот пост займет сенатор Тафт, чьи взгляды Эйзенхауэр считал «изоляционистскими», ослабляющими процесс имперского строительства. Д. Эйзенхауэр занимал пост главнокомандующего войсками НАТО в Европе с февраля 1951 г. Он непосредственно участвовал в процессе укрепления американских позиций в Западной Европе и надеялся заменить подорванную западноевропейскую мощь американской на периферии, на огромных территориях западноевропейских колоний. Менее всего в это время Эйзенхауэр хотел видеть в Белом доме человека, который тормозил бы растущее глобальное возвышение США. Как военный деятель он был одним из активнейших распространителей в мире американского влияния, и идеи «благожелательной, либеральной, великодушной и в то же время крепко стоящей на ногах» Америки были ему близки. Он воевал за эти принципы, теперь ему предстала возможность определять национальную стратегию из Вашингтона. В политике администрации Г. Трумэна генерала не устраивала расточительность, жертвы, понесенные в Корее, и огромные непроизводительные материальные траты, ослаблявшие американскую метрополию.

В поддержке западноевропейского капитализма при помощи «плана Маршалла», перевооружения западноевропейских армий Д. Эйзенхауэр видел те колоссальные расходы, внешнеполитический эффект которых часто не соответствовал объему затраченных американцами денег и усилий. Поэтому главой государственного департамента был назначен кумир правых республиканцев — Джон Фостер Даллес, обещавший еще большие успехи во внешней политике при меньших людских и материальных затратах. Эйзенхауэру и Даллесу претила «любая мысль о возвращении в пределы наших границ, это безусловно повело бы к катастрофе для США» (из письма Эйзенхауэра Даллесу 20 июня 1952 г.).

Во время предвыборной кампании 1952 г. кандидат в президенты от республиканской партии Д. Эйзенхауэр обещал миллионам избирателей распространить принципы, близкие американизму, не только на зависимых от США территориях, но и на территориях, не входивших в сферу их влияния. И Европе, и Азии было обещано «освобождение порабощенных народов». Республиканцы обещали вести более активную, более гибкую политику, чем их предшественники — демократы. Выборы 1952 г. принесли поражение демократам, заведшим страну в корейский тупик. Немалую роль в победе Д. Эйзенхауэра сыграло обещание прекратить войну в Корее, стабилизировать военный бюджет, быть более осмотрительным и избегать авантюр в далеких регионах.

Управление внешней политикой, выработку стратегии взяли на себя в январе 1953 г. помимо Эйзенхауэра братья Даллесы, один из которых, как уже говорилось, возглавил государственный департамент, а второй — Центральное разведывательное управление. Глобальный размах имперских притязаний новой администрации виден уже из инаугурационной речи Эйзенхауэра, произнесенной им 20 января 1953 г.: «Воспринимая защиту свободы, как и саму свободу, в качестве единого и неделимого понятия, мы с одинаковым вниманием и уважением относимся ко всем континентам и народам». Новоизбранный президент спешил сообщить всему миру, что не оставит никого своим вниманием. Для американских политиков слова Эйзенхауэра означали обещание не останавливаться на достигнутых результатах и продолжать проникновение во все новые области «политического вакуума». Это был значительный поворот в стратегической концепции республиканской партии — ее элите было определенно и твердо сказано, что всякие идеи о сокращении обязательств, об определении ограниченной зоны влияния, о возвращении к концепции «крепость Америка» являются химерой и диаметрально противоположны курсу, которым намеревался идти первый президент-республиканец после 20 лет пребывания на этом посту демократов.

На государственного секретаря Джона Фостера Даллеса глубокое впечатление произвела мысль известного английского историка А. Тойнби о том, что без наличия внешней угрозы цивилизации клонятся к упадку и умирают. Следовательно, для сплочения американского общества, для «здоровья нации» было необходимо в прямых, сильных, ясных выражениях указывать американцам, где и кто ограничивает их всевластие в мире. Риторику Даллеса, всегда окрашенную антикоммунизмом и антисоветизмом, нужно рассматривать с учетом вышесказанного. Он не стеснялся в выражениях, не думал дважды, когда не колеблясь называл нейтральность в существующем мире аморальной. Во время первого же телевизионного выступления государственный секретарь показал карту, на которой от Восточной Европы на западе до Камчатки на востоке и Вьетнама на юге очертил территорию «открытых врагов Америки». Явная провокационность, желание обострить международную обстановку, предельно поляризовать мир четко просматривались в заявлениях главы внешнеполитического ведомства США.

Республиканское руководство нуждалось во внешнем «раздражителе», во внешней угрозе, лишь тогда Вашингтон мог объяснить свою претензию на гегемонию более убедительным образом. Сам Даллес признавал: «При проведении наших программ через конгресс мы должны демонстрировать очевидность международной коммунистической угрозы. В противном случае наши программы были бы урезаны». Если бы не было указаний на внешнюю угрозу, союзники «могли бы прийти к мнению, что опасность позади и поэтому нет необходимости продолжать тратить большие суммы на оборону… Страх делает задачу дипломатов легче». В дуэте Эйзенхауэр — Даллес последний оправдывал экспансионистскую политику, выступал в 50-х годах этаким носителем высоких моральных ценностей, непримиримым к варварству не подчиняющегося Америке мира: «Соединенные Штаты не могут быть пассивным созерцателем того, как варвары захватывают и бесчестят колыбель нашей христианской цивилизации…».

Президент, когда его просили более конкретно обрисовать американские интересы в мире, оказывался большим материалистом и называл прежде всего экономические мотивы: «Минимум наших требований — это обеспечить нам возможность свободно торговать с теми областями, откуда мы получаем сырьевые материалы, жизненно важные для нашей экономики». Для страны, которая к началу 50-х годов установила те или иные связи почти со всеми западными странами (по меньшей мере на уровне торговли частных американских фирм и создания их филиалов), такое заявление означало легализацию вмешательства в дела всего капиталистического мира.

Но не только экономические обстоятельства вынуждали Эйзенхауэра проводить имперскую политику. В нем всегда были живы опасения, что основная масса американского населения поймет, что несет ему имперское господство, осознает тяготы платы за имперское преобладание, и у американцев возникнет желание отказаться от поддержки такого курса. И при любом удобном случае президент Эйзенхауэр доказывал, что назад пути нет, что от доминирования, от лидерства не отказываются, что история не простит, если американцы упустят свой шанс на лидерство в этом «хаотическом» мире. Все это потребовало от республиканцев значительных усилий по выработке своей стратегии на ближайшие годы. С этой целью летом 1953 г. была проведена серия встреч стратегов и идеологов республиканцев в «соляриуме» Белого дома. Специально созданные группы специалистов разрабатывали вначале три, а потом четыре варианта политики США во внешнем мире.

Первая группа, которую возглавил Дж. Кеннан, моделировала продолжение стратегии «сдерживания» примерно в том варианте, в котором его осуществляла администрация Г. Трумэна, то есть создание военных блоков, применение силы в кризисных ситуациях уже на ранней стадии, отказ от диалога с нарочито обозначенными противниками. Вторая группа предлагала такой вариант «сдерживания», при котором Соединенные Штаты не оставляли «белых пятен», туманных неясностей и самым четким образом проводили границу своего влияния в мире с одновременным громогласным уведомлением всех, кого это интересует, что нарушение этих самозванно указанных Америкой границ будет наказано вплоть до применения ядерного оружия. Третья группа прорабатывала вариант «освобождения», то есть расширения пределов американского влияния за счет подрыва, ослабления и свержения демократических правительств в Восточной Европе и Азии. Здесь речь шла о выборе и сочетании средств психологической войны, экономических санкций, политических инициатив и прямых подрывных действий с целью «вернуть» восточноевропейские страны. Четвертая альтернатива, получившая минимальное внимание, предлагала переговоры с СССР, поиски путей договоренности, возможности компромисса. Группе, которая разрабатывала этот вариант, указали на то, что время в данном случае работает против Америки. США могли рассчитывать, указывал Дж. Ф. Даллес, на гарантированное преобладание над СССР в стратегической сфере лишь на протяжении ближайших двух лет. Избранная в результате сравнения проектов и предложений линия поведения США в мире получила название «Нью лук» (новый взгляд). Она представляла собой своеобразный гибрид первых трех вариантов. В конечном счете участники обсуждения в «соляриуме» пришли к подтверждению базовых принципов меморандума СНБ-68 с некоторыми модификациями. «Новый взгляд» отражал стремление сочетать два элемента: сохранение мирового контроля и проведение «более здравой» бюджетной политики. То есть мировая империя при меньших расходах. На эйзенхауэровскую концепцию управления огромной американской зоной влияния в мире воздействовали, с одной стороны, традиционная политическая философия республиканской партии, а с другой — корейская война. Философия республиканизма учила, что нужно прежде всего поддерживать порядок дома (что понималось как отход от расточительности, от неоправданно раздутых бюджетных расходов демократов). Корейская война учила, что наземные сражения в Азии отличаются от прежнего, преимущественно европейского, опыта США. В частности, роль выигрыша пространства и значение коммуникаций здесь резко отличались от хрестоматийных представлений американских военных, воспитанных на опыте двух мировых войн. Президент Эйзенхауэр считал, в отличие от воззрений своего предшественника в Белом доме, что объединенный комитет начальников штабов не должен рассчитывать на постоянное расширение ассигнуемых средств, что неограниченные траты могут нанести удар по основе американского могущества — американской экономике.

При Эйзенхауэре бюджет министерства обороны был немыслимо огромным для Америки мирного времени, но все же относительно не столь большим, как при Г. Трумэне. Он увеличился за восемь лет пребывания республиканцев в Белом доме довольно незначительно — с 40, 2 млрд. долл. в 1953/54 финансовом году до 47, 4 млрд. долл. в 1960/61 фин. году (что означало уменьшение доли военных расходов в валовом национальном продукте с 12, 8% в 1953/54 фин. году до 9, 1% в 1960/61 фин. году). Доля военных расходов в общих доходах федерального правительства также уменьшилась — с 65, 7% в 1953/54 фин. году до 48, 5% в 1960/61 фин. году.

Одно из главных средств расширения американского влияния в мире Д. Эйзенхауэр видел в торговле: «Самым мощным инструментом дипломатии является торговля». Им была создана в 1953 г. комиссия по внешнеэкономической политике, которой вменялось в обязанность искать экономические рычаги осуществления американской стратегии. Американский экспорт увеличился с 15 млрд. долл. в 1953 г. до 30 млрд. долл. в 1960 г..

Вывод, сделанный Д. Эйзенхауэром из корейского опыта, состоял в признании более выгодным не непосредственное вмешательство вооруженных сил США для защиты своих имперских интересов, а действий с помощью союзов. Особенностью глобальной дипломатии Эйзенхауэра стало обращение к блокостроительству как средству укрепления зоны влияния. Содержание одного американского солдата в течение года обходилось в 3515 долл., в то время как содержание одного пакистанского солдата стоило 485 дол., одного греческого — 424 долл. Имело ли смысл держать «дорогие» американские войска там, где их функцию могли осуществлять пакистанцы? Вашингтон стал в значительно большей, чем прежде, мере полагаться на систему союзных связей. Такой подход позволял экономить на американских долларах и американских солдатах. Он, с точки зрения Д. Эйзенхауэра, создавал подлинную систему глобальной зоны влияния и систему иерархических связей, при которых западный мир оказывался бы более тесно связанным американским лидерством, а не американским «всеприсутствием».

Развивая идеи меморандума СНБ-68, администрация Эйзенхауэра заявляла, что задачей США является не только отражение различных угроз, но постоянная, долговременная защита повсеместных глобальных интересов США. В число таких интересов президент Д. Эйзенхауэр вводил сохранение лидирующего экономического положения США (1) и обеспечение экономических интересов американской промышленности во всем огромном внешнем мире (2).