Предисловие

 

      Японский комический персонаж по имени Хатико стал учиться верховой езде. Но лошадь инстинктивно почувствовала неуменье всадника. Когда Хатико проезжал мимо лавки зеленщика по многолюдной улице, лошадь остановилась и принялась угощаться овощами из запасов лавки, не выказывая ни малейшего желания шагать дальше. Рассерженный лавочник хлопнул её палкой по крупу. Лошадь поднялась на дыбы, а затем галопом понеслась по улице. Хатико старался удержаться на её спине, ухватившись за гриву. Случайно мимо проходил его друг; при виде отчаянных усилий Хатико удержаться на лошади он прокричал ему: «Эй, Хатико, куда ты едешь?» – «Не знаю! Спроси у лошади!»
      Смешная история! Но положение человечества в нынешнем столетии в точности похоже на положение Хатико. И всё повторяется. Если современному человеку задать вопрос: «Куда ты направляешься, крича о производительности труда?», – он ответит: «Не знаю, спросите у машин». Если его далее спросить, куда приведёт так называемая жизнь цивилизованного общества, которой он как будто удовлетворён, он ответит: «Это не наше дело. Спросите у так называемой культуры». На вопрос о том, для чего человечеству водородные бомбы и ракеты, следует ответ: «Не знаем. Но план уничтожения всего человечестве возник как–то сам собой».
      В конце концов, мы, современные люди, поразительно напоминаем бедного, неграмотного Хатико, отчаянно цепляющегося за гриву несущейся вперёд галопом лошади. Мы привязаны к научной технологической цивилизации, однако у нас нет сил, чтобы подчинить её себе. Поэтому нам не ясно, куда направлено её движение, каков пункт его назначения. Такова эпоха, в которую мы живём.
      Говоря о направлении развития человечества, мы ещё десяток лет назад видели его в полном подчинении воле Бога. В некотором смысле это давало нам известное чувство лёгкости ума и жизни. Но каждая вещь имеет не только светлые, но и тёмные стороны. То, что называют Богом, невидимо и недоступно для прикосновения. Если бы нам нужно было что–то узнать о Боге, это должно было бы произойти благодаря предикативным атрибутам, которые определяют Его сущность. Утверждения о существовании Бога или божеств, как нам говорят, являются Божественным откровением; одним словом, Божественное откровение – это миф. Предать себя воле Бога – для человека это означает необходимость руководствоваться в своём поведении мифами. Войны и перемирия между народами в древности происходили главным образом по повелениям оракулов племенных и расовых божеств в силу их откровений; то были войны мифов друг против друга.
      В наше время благодаря развитию средств сообщения и транспорта почти все мифологические религии пущены в продажу, и мы знаем, что ни одно из этих «рыночных» божеств не является абсолютным. По крайней мере, в цивилизованных странах войны во имя Бога уже не ведутся. В нынешнюю эпоху мы утратили энтузиазм и силы для того, чтобы вести войну во имя Бога; причина этого заключается в том, что даже самые преданные христиане, которые на основании какой–нибудь особой интерпретации верят в то, что Бог создал вселенную, – даже и они едва ли верят в то, что Бог сотворил мир в буквальном смысле, изложенном в Ветхом Завете. Для нас, представителей современного человечества, такая мифическая космогония заменена естественно–научным пониманием мира. Стало невозможно верить в мифическую космогонию, игнорируя при этом космогонию научную.
      И ныне, когда естественнонаучное понимание заменило старый мифологический взгляд на мир, когда старые учения более не принимаются так же наивно, как и раньше, основание для веры в Бога стало весьма непрочным. В то же время постепенно исчезло и стремление предать себя воле Бога. И что важнее всего, незаметно исчезли также и вопросы о цели человеческого существования, о пункте назначения человеческого странствования. Очарование большей производительности труда, большей продуктивности, возможно, придаёт современному цивилизованному обществу нашей эпохи кажущуюся прелесть. Однако как же всё–таки обстоит дело насчёт цели существования человека – как индивидуального, так и коллективного?
      Возможно, есть некоторые люди, которые ошибочно принимают естественнонаучный прогресс нашей цивилизации за подлинный прогресс человечества. Возвращаясь к приведённой выше метафоре, мы можем сказать, что прогресс научной цивилизации – это бешеная скачка дикой лошади Хатико, которую напугал удар палкой. И она скачет вовсе не в том направлении, которое было бы желательным для Хатико.
      В этом смысле истинную окраску современной цивилизации хорошо раскрывают следующие слова Арнолда Тойнби:
      «Современная цивилизация – это не что иное как первородный грех Адама, оснащённый бесконечным количеством энергии и взрывчатой силы».

      С момента появления на Земле человека развитие культуры стремилось достичь двух целей. Одна из них – это эволюция, прогресс, другая – мир.
      Человек совершает неуклонные усилия, чтобы сделать свою жизнь богатой и приятной; иногда он приспосабливается к природе и сотрудничает с ней, а в других случаях подчиняет её себе.
      В то же время он сознаёт ограниченность своих способностей и сил, ощущает как бы некоторое беспокойства. Для первобытного человека окружающая природа представлялась особенно таинственной и безжалостной, возбуждала в нём страх и благоговение. Риск охоты, сомнительная борьба за выживание – этот опыт привёл его к заключению, что он пребывает под властью какого–то высшего существа, находящегося вне досягаемости всех его улучшенных и усовершенствованных орудий. Когда человек достиг ступени земледелия, научился искусству возделывания почвы и выращивания домашних животных, ему пришлось узнать также и природные бедствия – наводнения, засуху, град, нашествия насекомых, – которые приносят голод. Он обнаружил , что остаётся почти полностью беззащитным перед яростью природы. Будучи всего лишь робким животным, человек испытывал глубокое воздействие ощущения тайны и страха смерти, видя смерть своих соплеменников, родных и близких. С каким трепетом думал он о ненадёжности человеческой жизни!
      С другой стороны, он всё время продолжал терпеливо бороться с природой, пытаясь в то же время и сотрудничать с нею. Иногда он пробовал победить её – и с этой целью совершал неуклонные усилия. Чтобы подчинить её своей власти он изобрёл колдовство и заклинания. Чтобы умиротворить её или поставить под власть собственной воли он придумал ритуалы и молитвы. Прошло невообразимо долгое время, пока человек достиг стадии цивилизации и создал такие общества, как Месопотамия или Египет. Даже то, что мы сейчас называем примитивной религией, было достигнуто человеком в результате непостижимо длительных групповых и племенных усилий, совершавшихся ради того, чтобы принести покой человеческому уму. В этом смысле стремления человека к достижению душевного спокойствия оказались столь же существенными для его исторического развития, сколь и его усилия в области прогресса.
      Но вот совершенное равновесие между этими двумя целями оказалось нарушенным. Разрешите мне проиллюстрировать эти сложа. Раньше перед началом какого–нибудь трудного дела, скажем, при строительстве большой дамбы, приносилась в жертву человеческая жизнь, и строители молились о благополучном завершении своего труда. В примитивных обществах такой акт никогда не считался преступным или жестоким, а религия, оракул которой требовал подобных жертвоприношений, не считалась аморальной и вредной. Но что произошло бы в современном обществе, если бы там стали совершать человеческие жертвоприношения вместе с молениями о благополучном завершении строительства дамбы? Очевидно, акт подобного рода стали бы считать преступным и жестоким с юридической и даже просто с человеческой точки зрения. Если бы в какой–то религии существовали оракулы, требующие человеческих жертвоприношений её назвали бы не религий, а вредным, антиобщественным и аморальным суеверием. Ибо то, что необходимо для завершения строительства, – это не человеческая жертва, а соответствующая техника, средства и труд. Но той же причине религиозные принципы лечения больных при помощи молитв и колдовства, раньше считавшиеся нормальной религиозной практикой, теперь все должны быть признаны аморальным суеверием. Подобное положение явилось следствием прогресса естественных наук который служит общему прогрессу человечества. И по–настоящему нам необходимо быть за это благодарными.
      Задача преодоления духовной тревоги, ранее являвшаяся функцией религии, стала теперь выполняться наукой и техникой; почти всё то, что раньше называлось религией, ныне вынуждено носить клеймо аморального и злостного предрассудка. Существует ли сейчас хоть одна религия, которая не была бы аморальным и вредным пережитком древности? И если такая религия существует, где нам искать её?
      Да, конечно, сейчас уже не осталось места для утешительной религии, для такой религии, которая, имея дело с духовным беспокойством, устраняемым благодаря научно–техническому прогрессу, полагалась бы на чудеса или на таинственные божества вместо того, чтобы следовать по пути естественных наук. Поэтому истинная религия, которая в нынешнюю эпоху может иметь основания для существования, должна заняться такими проблемами духовных тревог, которые нельзя разрешить с помощью науки.
      Но существуют ли такие тревоги, абсолютно неразрешимые с помощью любых научно–технических средств? Прежде чем ответить на этот вопрос, разрешите напомнить о некоторых фактах, весьма плачевных для человечества.
      Возьмём один пример: в высоко цивилизованном обществе произошло разделение труда, и теперь мы не в состоянии собственными руками добывать зёрна пшеницы или риса, однако мы питаемся пшеницей или рисом, которых сами не вырастили. Сверх того, такая роскошь, как всевозможные электрические приборы, делает нашу жизнь лёгкой и удобной. И в этом смысле стандарты жизни современных людей равны самым высоким стандартам древности, скажем, стандартам древних правителей Египта, которым прислуживали сотни слуг и рабов; чтобы развлечь вас, нынешних царей, выбиваются из сил артисты всей страны, принимающие участие в телевизионных программах. Когда вы путешествуете, вас, нынешних царей, везут в автомобиле с такой скоростью, о которой не смели и мечтать рабы, носившие паланкины в древнем Египте. Что же даёт нам возможность такой роскошной жизни? Может быть, то обстоятельство, что во всём, касающемся роскоши, мы достигли наивысшей точки, когда–либо достигавшейся человечеством.
      Но удовлетворены ли мы по–настоящему этой современной жизнью? Пожалуй, нет. В наше время почти все люди не удовлетворены своей нынешней жизнью. Рабочие находятся в вечном споре с работодателями и требуют всё более высокой зарплаты. Народы всегда готовы начать воину против врагов или соперничающих с ними народов ради своих национальных интересов. Возможно, наступит время, когда технические достижения дадут человеку возможность целиком насладиться своей материальной жизнью, и тогда исчезнет неудовлетворённость и такие её последствия, как война и соперничество. Однако это мнение чересчур оптимистично. Чем более высокого жизненного стандарта добивается человек, тем большего он начинаем желать. Интересы народов становятся всё более широкими; теперь может появиться оружие ещё более высокой мощности, может вспыхнуть ультамировая война.
      Как же всё происходит? Более высокий жизненный стандарт рождён неудовлетворённостью и неспособностью найти удовлетворение; неудовлетворённость есть мать изобретательности, и она несёт собой прогресс. Однако никакая сумма прогресса научной и естественной технологии никогда не удовлетворит материальных желаний человека. Двигаясь по такому пути, человек как бы тащит на себе мешок или суму, наполненную неутолимыми желаниями. И пока человек не свернёт с этой дороги, он всегда останется неудовлетворённым.
      Бесконечный прогресс научной технологии, всё большее и большее возрастание удобств материальной жизни человека – это очень хорошо и весьма ценно. Прекрасно также и то, что человеческая неудовлетворённость выступает в качестве движущей силы прогресса. Проблема заключается в том, что неудовлетворённость настоящим легко приводит к неприятному чувству, вызванному желаниями, а также к борьбе против своих собратьев или целых народов. Таким образом неудовлетворённость лишает, человеческую жизнь того спокойствия ума, которое должно быть его идеальным состоянием.
      Один лишь прогресс технической цивилизации никогда не принесёт человечеству счастья, каким бы прекрасным этот прогресс ни казался. Он не даст людям безмятежности ума. Подлинное счастье нельзя создать повышением жизненного стандарта. В так называемых процветающих государствах стариков могут устраивать со всеми удобствами в дома для престарелых; если кто–то заболел, его могут поместить для лечения в больницу, оснащённую всевозможным санитарным и лечебным оборудованием. Но даже эти удобства не делают нашу жизнь подлинно мирной, не приносят удовлетворения.
      Цивилизация, которая не обеспечивает душевного покоя и тем не менее слепо и яростно устремляется вперёд подобно дикой лошади, по самой своей природе безумна. Научно–технологическую цивилизацию, которая возникла в Европе и распространилась по всему миру, вполне можно назвать безумной; и чем дальше идёт эта цивилизация, тем более явственной и всеобщей оказывается её безумная сущность.
      Со времени развития научно–технологической цивилизации религия утешения утратила основу своего существования. Это обстоятельство следует приветствовать. В то же время настоятельно необходимо, чтобы вместо старой религии утешения среди человечества утвердилась истинная, подлинная религия. Эта религия нового типа должна находиться в согласии с научно–технической цивилизацией. Сверх того она должна быть способной предложить то, чего современная научно–техническая цивилизация совершенно не в состоянии предложить, – подлинное спокойствие ума.
      Гёте говорит: «Человек теряется, когда он идёт вперёд». Но разве человеку неизбежно предназначено заблудиться среди тумана? Разве он не должен идти вперёд? Разве мы не в состоянии найти путь вперёд и не заблудиться? Разве не можем мы найти путь, который приведёт нас к состоянию полного покоя ума?

      Знаменательно, что нынешняя ситуация духовной тревоги вынудила некоторых европейцев обратить свои взоры на Восток; часть из них ощутила глубокий интерес к периоду древности Востока. При этом выяснилось, что религия, называемая буддизмом, заключает в себе весьма значительную, неповторимую и выдающуюся культуру.
      Буддизм – это такая религия, которая не выдвигает понятия Бога. Когда–то христианские богословы даже отрицали религиозную природу, религиозный характер буддизма. Но глупо решать вопрос о том, является ли религией какое–то учение, лишь на основании наличия или отсутствия в нём идеи Бога. Если такой подход возможен, тогда надо сказать, что человек утратил религиозное чувство с того времени, когда естественнонаучные представления о мире заменили собой мифологическое мировоззрение. По самой природе проблемы этого не должно и быть. Потому что религия есть культура, которая учит человека тому, что является для него самым важным в жизни, даёт человеку истинный и подлинный духовный мир. Нам необходимо заявить, что буддизм является наиболее истинной религией в самом существенном смысле этого слова.
      Как мы уже сказали, буддизм – это такая религия, где не выражено понятие Бога. На чём же тогда основан тот духовный мир, который буддизм даёт людям? Фундаментальным положением буддизма является принцип утверждения «я» на самом себе. Все прочие религии, в том числе и христианство, выдвигают идею Бога; их фундаментальное положение заключается в том, чтобы верующий целиком полагался на волю Божию. В противоположность такому подходу буддийское отношение к проблеме состоит в том, что «я» утверждается на истинном и неизменном Я. Обычно разнообразные и изменчивые желания бросают нас из стороны в сторону. Утверждение на истинном и незыблемом Я есть основная принципиальная линия буддизма. Она впервые выдвинута Шакьямуни Буддой и с тех пор оставалась неизменной. В «Суттанипатте», которая, как утверждают, является древнейшим писанием, Будда говорит:
      «Иди по этому миру, полагаясь только на себя.
      Не полагайся ни на что другое и освободись от всех вещей»
      В «Дхаммападе» он говорит:
      «Ведь своё «я» – господин себе».
      В «Ниббана–суттанте»:
      «Полагайся на себя и на дхамму, ни на что иное».
      Эти выдержки из первоисточников показывают главную направленность мысли самого основателя.
      Но даже небольшое недопонимание этого главного принципа приводит к созданию нелепой цивилизации. Так, ошибочный шаг вперёд нынешней научно–технической цивилизации поведет к безумному обществу. Если мы возьмём одну часть человеческой природы в отрыве от целого, не проникнув в его истину, если мы станем развивать только одну эту часть, мы создадим общество идиотов или безумцев.
      В самом деле, научно–техническая цивилизация несётся вперёд в сумасшедшем темпе, игнорируя истину человеческой жизни. Аналогичным образом последователи «хинаяны», или «малой повозки», сразу же после смерти Будды выказали безумную склонность к тому, чтобы игнорировать истину человеческой жизни. Дух Будды, выраженный в словах: «Ты должен полагаться только на себя самого», был неправильно истолкован. Первоначальные буддисты, последователи хинаяны, решили, что люди смогут достичь состояния безмятежного покоя только в том случае, если угасят всякое человеческое желание, направленное на внешние предметы. Поэтому то самадхи, в котором «я» утверждается на самом себе, стали понимать как полный уход от мира, когда человек прекращает все жизненные функции и просто ждёт прихода смерти. Нет необходимости говорить о том, что в подобном понимании нет и следа истины нашей жизни.
      Вот почему буддизм ошибочно считали пессимистической системой мысли. Верно, что идея самадхи, в котором «я» утверждается на самом себе, содержит зародыш тенденции к пассивности и уединению. Надо иметь это в виду всякий раз, когда мы пытаемся откопать зарытые в землю сокровища древнего Востока и найти в них чистое самадхи буддизма – дзадзэн.
      С другой стороны, последователи махаяны дали иное объяснение самадхи: с их точки зрения, самадхи – это не застойное явление эскапизма, а деятельное состояние ума, состояние жизни. Самадхи означает такую душевную настроенность человека, в которой «я» утверждается на истинном, подлинном и незыблемом Я. Здесь незыблемость – не состояние неподвижности без каких бы то ни было свободных функций. Такое Я представляет собой поток жизненной силы; когда этот поток течёт свободно, он и называется незыблемым, хотя подобное название может показаться противоречивым.
      Вот что почерпнули последователи махаяны из длившейся всю жизнь деятельности основателя, направленной на спасение живых существ. Они нашли место конечного покоя в этом действительном постижении жизни. Таким был их вклад в дело развития доктрины. Утверждение «я» на самом себе означает свободу от мира человеческих желаний, а не состояние безжизненности, в котором не ощущается никакой жизненной силы. Как раз напротив: в этом состоянии жизненная сила функционирует как сама жизнь в своей истинной форме, которую она должна принять. И тогда раскрывается беспредельный и безграничный мир жизненности.
      Но все подобные рассуждения имеют слишком уж абстрактный характер, и нам следовало бы вернуться к более конкретным вопросам. Какова цель нашего труда? Для чего мы трудимся? Для пропитания? Или для достижения более высокого жизненного стандарта? Для удовлетворения своего честолюбия, для достижения славы? Все эти ответы появляются после рассмотрения наших желаний; но эти ответы не представляют собой таких решений, какие проистекали бы из самой жизни.
      Для чего расцветает полевой цветок? Не ради какой–нибудь цели, а потому что его заставляет цвести жизненная сила. Он не пашет, не прядёт, однако его убранство превосходит убранство Соломона. Украшение полевого цветка – это то, что дала ему жизненная сила. Подобным же образом на фиалке распускаются цветы фиолетового цвета, а на розе – красного. Полевой цветок лишён таких чувств гордости, соперничества и борьбы, какими обладают участники конкурсов красоты. Фиалка не ощущает комплекса неполноценности из–за того, что она не так велика и не так прекрасна, как роза. Она не мучится в стараниях поднять производительность своего цветения. Она просто цветёт, раскрывая собственную жизненную силу.
      Конечно, если фиалка не сможет вызвать к жизни цветок, это будет свидетельствовать о недостаточности её жизненной силы. Но когда она цветёт, она цветёт не ради какой–то цели; она просто цветёт, вот и всё. «Все веши показывают свою собственную природу», – говорит «Сутра лотоса». А одна из любимых фраз последователей дзэн гласит: «Ива зелёная, а её цветы красные». На кусте розы расцветают розы, они проявляют свою жизненную силу. Буддизм – такая религия, которая проповедует людям необходимость старания постичь подлинный мир жизненной силы.
      Священное писание буддийской, школы Чистой Земли так описывает эту «Чистую Землю»: «Синий цвет обладает синим светом. Красный цвет обладает красным светом. Это и называется Чистой Землёй». Многознаменательное описание! Когда мы не следим за своими мыслями, мы начинаем мечтать о каком–то славном подвиге, благодаря которому синий цвет станет испускать красные лучи. Бедняки думают, что, разбогатев, они сделаются счастливыми людьми.
      Разумеется, когда бедные становятся богатыми, это очень хорошо. Но нищета не является символом отсутствия счастья, равно как и богатство не равнозначно его наличию. Если вы убеждены в том, что бедные люди всегда несчастны, это убеждение сделает вас несчастными, когда вы впадёте в бедность. Но утверждение, что богатые люди всегда счастливы, а бедные несчастны, ошибочно. Если вы сделали такой вывод, вы погружаетесь в бездну несчастья, когда приходит ваша смерть. Ибо когда она явится, все богатства, от которых зависит ваше счастье, окажутся бесполезными.
      Кроме того сами слова «богатый» и «бедный» являются относительными понятиями. Нет такого определённого количества денег, по которому можно решить, богат этот человек или нет. Когда вы отбрасываете сравнения, когда поднимаетесь выше их, вы основываетесь на своём истинном Я. Люди могут говорить, что. вы богаты или бедны, сравнивая вас с другими; но это всего лишь ярлык, наклеенный на вас соседями. То, чем вы в действительности являетесь, остаётся неизменным, каким бы ярлыком ни наделяли вас другие люди. Постарайтесь же постичь своё истинное Я, открыть собственную подлинную сущность. Тогда синий цвет будет испускать синие лучи, а красный – красные.
      И когда желания не будут бросать вас из стороны в сторону, вы вернётесь к своей жизненной сущности. Без зависти, без гордости, без какого бы то ни было унижения, без борьбы, но и без лености вы станете совершать как можно больше усилий, чтобы постичь своё собственное Я. В нём заключена слава жизненной силы, блестящее сиянье Будды. И в таком действии самопознания засверкает свет религии.
      Мир, который раскрывается в буддийском принципе основания «я» на самом себе, – это не тот мир борьбы, где сильные пожирают слабых; это и не мир экапизма и уединения. Это такой мир, где «я» расцветает в собственной окраске, где распускается цветок вечного и вневременного Я. Буддийское самадхи – основа, на которой раскрывается сама жизнь.
      В последующих разделах мы объясним структуру такого жизненного проявления, а также дзадзэн, составляющий его центр и движущую силу.

      Для того, чтобы рассмотреть проблему жизни в свете буддийского учения, следует принять принцип обусловленности возникновения и срединного пути. Как упоминалось выше, когда мы говорим, что «я» утверждается на самом себе, мы должны задать вопрос: «А что же такое это «я»?» То, что носит это название в буддизме, совсем не похоже на то, что называется «я» в повседневной жизни. И не только «я», но также и мир, в котором это «я» находится, отличен от того, что воспринимается как мир. В буддизме «я» и мир, в котором оно пребывает, рассматривается с точки зрения обусловленного возникновения и срединного пути. Поэтому, чтобы получить правильное представление о том, что такое дзадзэн, как подлинный буддизм, – а дзадзэн есть не что иное, как «я», крепко утвердившееся на самом себе, – нам надо узнать кое–что о принципе обусловленного возникновения и срединного пути.
      К счастью, мы находим точное описание этих принципов в текстах первоначального, палийского буддизма. Приведём оттуда цитату:
      «Тот, кто видит мир как скопление, не разделяет идеи отрицания существования вселенной. Та точка зрения, которая утверждает, что все вещи реальны, есть крайность. Та точка зрения, которая утверждает, что нет ничего реального, есть другая крайность. Татхагата, просветлённый, освобождается от обеих этих крайностей, принимает срединный путь и проповедует праведный закон. Иными словами: существует это, а потому существует то. Возникает это, а потому возникает и то».
      Приведённая цитата из древнего писания разъясняет учение об обусловленном возникновении и о срединном пути, показывает их во всей их целостности. Далее, оно раскрывает глубинный дух буддизма махаяны, развившегося из этих учений. Однако есть опасения, что цитируемые отрывки чересчур просты, и те, кто читают писание впервые, не сумеют уловить его подлинный смысл. Поэтому попытаемся уловить их значение в связи с нашей повседневной жизнью.
      Писание говорит о принципе обусловленного возникновения и существования: когда возникает это, возникает и то. Что значит это выражение? Постараюсь объяснить его. Когда вещи обретают своё существование, это происходит в силу различных условий. Когда обретают существование какие–то отвлечённые явления, они обретают смысл благодаря взаимоотношениям друг с другом. Во всех форма существования ничто не пребывает само по себе, совершенно независимо от других вещей.
      Возьмём, к примеру, моё собственное существование. Есть общее мнение о том, что так называемое «я» представляет собой независимую индивидуальность и постоянно удерживает своё существование. Но более глубокое размышление показывает, что это не так.
      Если говорить обо мне, то у меня есть альбом с моими фотографиями, сделанными через каждые четаре или пять лет, начиная с раннего детства и до настоящего времени. Когда я смотрю на них, меня наполняет крайне необычное чувство. Человеческое существо, называемое мною, всё время росло и становилось старше, год за годом менялись лицо и фигура. Я ощущаю лишь удивление и восхищение, когда вижу, как превосходно функционирует человеческая творческая эволюция.
      И среди всех этих изменений сравнительно постоянными остались только два признака: тёмное пятно под глазом, в просторечии называемое «слезным пятном» и особая форма головы. Если я должен называть своим «я» то, что остаётся сравнительно неизменным, то таким «я» надо называть вот это тёмное пятно и эту форму головы. Так что я не в состоянии решить, надо ли считать эти фотографий действительно моими.
      Точно так же то душевное состояние, свойственное моему мозгу, которое называется «я», обязательно меняется в течение всего времени в периоды детства, юности, зрелости, преклонного возраста. То, что составляет нынешнее «я», тоже непрерывно меняется, как река, которая безостановочно струится вперёд. Однако взятое в данное мгновенье, сию минуту, это струящееся существо и называется «я», нынешним «я».
      В этом отношении «я» подобно пламени свечи. Воск, расплавляемый жаром пламени, продолжает гореть, и в центре горения образуется пламя. Грубо говоря, это место остаётся одним и тем же: одинаковы некоторая величина, форма, мощность пламени. Так называемое «я» похоже на пламя. Как «моё» тело, так и «мои» ум никогда не перестают изменяться. Это временное существование меняющихся тела и ума считается индивидуальностью. В действительности же нет такой индивидуальности, которая оставаясь бы неизменной, подобно камню. Существует только непостоянство. Принцип непостоянства применим не только к тому живому существованию, которое называется «я», но и вообще ко всем одушевлённым и неодушевлённым предметам. В буддизме этот принцип выражается двояко: одни мыслители говорят, что все вещи непостоянны и преходящи, другие – что все они не обладают субстанциальностью.