Они забыли о голоде, пили вино и много танцевали. Синтия оказалась веселой, непосредственной, остроумной и даже эрудированной, но не желала это подчеркивать:

Она вела себя так, будто боялась наступить на ногу партнеру. Касаясь в тааце нежных шелковых волос Синтии, Коттону хотелось говорить ей нежные слова, о которых он не вспоминал даже в своих романах, чрезмерно увлекаясь приключениями. Коттон очень долго думал, как ему охарактеризовать свое состояние в емкой фразе и, наконец, придумал: «Увидев ее, ему захотелось писать стихи!»

Внезапно Синтия опустила его на землю. Очевидно, она не витала в облаках, а просто отдыхала.

— Я должна привезти ответ хозяину. Что мне ему передать?

— Что я буду у вас через два, максимум, три дня. У меня назначена встреча, которую я не могу отменить.

— Встреча связана с Пальмирой Савойской?

— С кем? Извините, я не расслышал.

— Вы помните, что речь шла о Пальмире Савойской?

— Я все всегда помню, милая Синтия! — сказал Коттон, пытаясь не забыть это сложное имя.

— Вы приедете с ней?

— Синтия, мне очень не хочется говорить о делах. Я впервые в жизни встре чаю такую девушку, как вы. Я не лукавлю-Вы убили меня наповал. У меня нет никакой надежды на взаимность, я очень хорошо знаю. что я такое, но я сегодня немного сумасшедший! Впервые со дйя моей свадьбы десять лет назад,

— Вы женаты?

— Нет. Моя жена умерла два года назад. Я свободен, как птица, но моей свободой никто не интересуется.

— А родные?

— Я одинок, как перст, и рад этому. Были бы у меня родственники, они давно бы отказались от меня. Говорят, что я — невыносимый тип. Лично я с этим не согласен!

— Я тоже не согласна.

— И все же я выклянчил комплимент. Пожизненный попрошайка. Мне всегда чего-то не хватает, и я всегда что-нибудь выпрашиваю.

— Ну что вы. Вас знает весь мир. Вы очень талантливый и авторитетный человек. Таких, как вы, единицы!

— Могу с этим согласиться, могу — нет! Все в этом мире относительно чего-то…

Коттон забыл, что речь идет о Робине Райнере. А не о Даге Коттоне. Но такие эпитеты могли подойти и Коттону. Он не умрет от скромности, и если его не хвалят, то он считает, что люди чего-то недоговаривают. Или попросту не употребляют тех слов, какими он сам себя именует.

Но в этот вечер он быстро соскочил с излюбленной темы "Я" и перешел на тему «Она»!

Он проснулся в три часа дня. У него немного болела голова, но мысль о Синтии отвлекла его от этой мелочи. Коттон был убежден, что он понравился девушке, хотя, трезво мысля, понимал, что он не ее уровня. Для такой красоты нужен принц! Интересно, соответствует ли этому критерию Эрик Троутон, которому она так предана. И Коттон решил, что он поедет к Троутону в любом случае. Совать свой нос в чужие дела — это издержки его профессии. Но можно назвать это профессиональным любопытством. Однако перед такой встречей следовало себя немного подготовить. Коттон умел чувствовать себя, как рыба в воде, в любом обществе, но предварительно он схватывал некоторые пенки сверху, чтобы в удобный момент блеснуть, как алмаз из тени, и вновь скрыться. Таким образом он запоминался людям, и его считали мудрым молчуном даже средк медиков. С ними ему тоже пришлось пообщаться и немало, когда он писал сценарий «Дурная кровь».

После завтрака, который был совмещен с ленчем, Коттон отправился в филиал библиотеки Конгресса США, где, как это ни странно, на Робина Райнера был заведен абонент, и он мог пользоваться всей литературой по искусству и побочной литературой, имеющей отношение к искусству.

Коттон начал с энциклопедий. Он хватал то, что лежало сверху, и не вникал в глубину процессов.

Имя Робина Райнера было внесено в один из томов энциклопедии по мировому искусству. Согласно данным этой энциклопедии Райнер был на два года старше своего двойника. Он родился и вырос в Англии, закончил Оксфордский университет, далее учился во Франции и преподавал в Германии и Италии. Имел степень доктора искусствоведения. Особое место в своих исследованиях он отдавал французским импрессионистам и написал на эту тему три книги. Одна из них посвящалась Ту-луз-Лотреку. Тому самому, которого Синтия увидела— на стене в спальне над подрезанной и распотрошенной кроватью. Робин Райнер также входил в международный совет экспертов и неоднократно избирался его председателем. Благодаря усилиям Райнера неоднократно устраивались международные вернисажи современного искусства из частных собраний в Лондоне, Амстердаме, Париже, Риме, Мадриде, Афинах и Неаполе. Зрителю были предложены работы, ранее не выставлявшиеся на общее обозрение, а также обозначенные в каталогах, как утерянные.

Ни в одной книге не говорилось, что Робин Райнер проживает в Соединенных Штатах, либо имеет какие-то связи с этой страной. Коттон вспомнил о газетных вырезках, вклеенных в альбом, и решил еще раз навестить квартиру Райнера и более внимательно ознакомиться с вещами покойного. К тому времени он уже точно будет знать, одинок Райнер или же у него есть родственники.

Коттон продолжал копаться в справочниках и в одном из них узнал дололнительную информацию. Дед Райнера лорд Хьюго Бенедикт Райнер был главным смотрителем музеев Великобритании и личным составителем коллекции королевского двора.

Коттон тут же почувствовал, как голубеет его кровь. После того, как он ознакомился с персонажем, который ему предстоит играть, он занялся другими справками. После долгих поисков он нашел имя Пальмиры Савойской. Эта дама была одной из жен одного из цезарей и прославилась тем, что ее портрет был нафантазирован и выполнен великим Тицианом по заказу испанского короля, обижающего древнеримскую историю.

В одном справочнике говорилось, что картина была куплена на аукционе в Париже в 1916 году. Цена не указывалась, лицо, купившее работу великого мастера, осталось Неизвестным широкому читателю. В одном из альбомов Тициана Коттон нашел портрет Савойской и понял, что это тот самый портрет, который лежит в чемодане Райнера, и в данный момент валяется под кроватью в отеле, где он остановился.

После того, как он, утомленный искусством, с голубой кровью вышел из зала для особых клиентов, Коттон перешел в зал периодики и окунулся в родную криминальную стезю, где он попытался найти след миллиона долларов, лежащих в желтом портфеле. Им были проштудированы все подщивки газет за последние три месяца и центральные журналы. Он просматривал не только криминальную хронику, но и светскую в надежде наткнуться на имя Райнера или его американский след.

Ни одного крупного ограбления. Ни одного банка не обчистили! Как тут зарабатывать хлеб на криминальной литературе, когда времена гениального подонка Дил-линджера канули в лету!

Все, что ему удалось найти интересного, так это происшествие недельной давности в доме известного банкира и мецената. Девятнадцатого числа на приеме у одного из уважаемых горожан, где присутствовали сливки общества, и в сборе была вся элита Нью-Йорка, из кабинета хозяина исчезли две картины, составляющие жемчужину бесценной коллекции банкира. Хозяин дома отказался делать какие-либо заявления, встречаться с прессой и возбуждать уголовное дело, так как не может бросать тень на своих гостей. По некоторым данным вечеринка банкира обошлась ему в несколько миллионов долларов, учитывая сегодняшний ажиотажный спрос на произведения искусства.

Это событие не вязалось с именем Райнера, но Коттон его запомнил, потому что других событий не было. В Нью-Йорке слишком хорошо и тихо жили. Так хотел президент, и о бесконечных убийствах никто ничего не публиковал. Эти версии отрабатывались в Голливуде. Коттону требовалась зацепка, из которой можно развить историю, но бардак в доме Райнера не тянул на сенсацию. В Лос-Анджелесе оставался труп, и там было над чем подумать, но в Нью-Йорке все спали мирным сном.

Он попусту тратил время. К тому же имени Эрика Троутона он не встретил ни в справочниках, ни в газетах, кроме секретарши этот человек ничем не владел. Да и Райнер не очень хотел его видеть, если поехал к нему не сразу, и не рискнул взять картину с собой.

Коттон зашел в крупный книжный магазин, где ему нашли книги Робина Райнера, и он купил еще карту города. Отменить свое решение о поевдке к Троутону он не хотел из-за Синтии и из-за образовавшегося вакуумного пространства в голове, которое должен занимать сюжет. Коттон решил подготовиться более основательно и прочитать книги своего героя.

За вечер он прочел все, что написал Райнер и решил, что парень неплохо разбирался в искусстве и очень интересно излагал свои мысли. У него был небрежно-надменный стиль, и тем не менее он не навязывал своего мнения, если это не касалось аксиомы, не требующей подтверждений.

Тулуз-Лотрек был возведен в гении, и ему посвящалась отдельная брошюра. Райнер упоминал ряд его картин, попавших в Лувр при жизни художника, и среди них была названа «Звезда Мулен-Ружа».

Коттон точно помнил, что эта картина висит над кроватью Райнера. Как она попала из Лувра в нью-йоркскую квартиру, понять трудно, но Коттон решил, что он обязан тут же убедиться в том что ему это не приснилось Он сел в машину Райнера, которая стала ему, как родная, и проехал квартал до его дома. Оставив машину в гараже, он сел в лифт и поднялся на девятый этаж. Открывать дверь он не решился и вновь позвонил.

На сей раз он ощущал в себе некоторое смущение, будто шел на умышленную кражу и делал это осознанно впервые в жизни.

Выждав паузу, он решил войти, и на этот раз не забыл запереть за собой дверь После их ухода с Синтией ничего не изменилось. Так ему показалось на первый взгляд, но после обхода он понял, что здесь кто-то побывал. Картины Лотрека на месте не оказалось. Она исчезла. Альбом с вырезками также пропал. Здесь были другие люди. Те, кто устроил здесь погром, не взяли ни того, ни другого. Он не мог подозревать Синтию, но она пришла ему на ум, как болячка. Но об этом и думать глупо. Что она могла знать о вырезках, и главное заключалось в том, что он посадил ее на самолет, потом пришел в кассу и купил себе билет на пятницу на семь вечера. Двое суток в Нью-Йорке — ато больше, чем, нужно. Но Коттон рассчитывал на неожиданный поворот в этом деле. Что-то должно произойти! Никто не знает о гибели Райнера, но кто-то смело лезет в его квартиру, причем дважды.

Роль Райнера стала Коттону уже ближе. После прочтения книг Райнера Коттон проникся к нему определенным уважением или почтением. Возможно потому, что Райнер умел то, чего не умел Коттон.

Коттон снял пиджак и принялся за уборку. Он собрал битую посуду и вытряхнул в мусоропровод, выбил пух из подушек и сложил книги на полки, как ему хотелось. Но теперь он знал, где что искать. Ящики стола заняли свое место. Здесь были предметы, которыми Коттон никогда не пользовался. Нож для разрезания конвертов, щипцы для откусывания кончиков сигар— Коттон причислял все это к странностям. Райнер был англичанином, потомком лордов. Он слышал о чопорности и консерватизме англичан и решил, что ему нужен учитель, режиссер, который подбросит несколько мазков к портрету настоящего англичанина.

Коттон вытер пот со лба. Уборка подходила к завершающей стадии, и в этот самый момент он нашел конверт, разрезанный ножом.

В конверте лежал пригласительный билет на имя Робина Райнера, выполненный золотым тиснением типографским способом. Человека решили пригласить заранее. На конверте не было адреса, значит приглашение ему вручили при встрече.

Уважаемый мистер Райнер!

Рад буду видеть вас на приеме в честь совершеннолетия моей дочери Марии.

С почтением

Хэнк Брандон

Съезд гостей 19 сентября к 19 часам.

Этот прием происходил неделю назад. В тот день, девятнадцатого сентября, был ограблен какой-то банкир. Есть ли здесь связь?

К официальному посланию была сделана приписка черными чернилами «Жду с нетерпением. Есть темы, которые требуют срочного обсуждения. Заинтересованных лиц слишком много. Невиданный ажиотаж!»

Коттон сел за стол и пролистал телефонный справочник. Хэнк Брайтон в нью-йоркском справочнике имелся. Против его имени была краткая запись: Председатель правления директоров А.С.Б. Аббревиатура показалась Коттону знакомой, но сейчас его волновал другой вопрос: «Есть ли связь между банкиром, у которого пропали картины, и Хэнком Брандоном?» Коттон нашел в справочнике и А.С.Б. Расшифровка многое поставила на место. А.С.Б. звучало, как Айрон Сити Банк. Это означало, что Брандон — один из крупнейших банкиров, и это-в его доме исчезли две картины девятнадцатого сентября. Оставалось узнать название самих картин и…

Его мысль оборвал резкий и долгий звонок в дверь. Коттон замер и забыл обо всем и обо всех. Звонили трижды. Коттон подошел к входной двери. Он слышал мужские голоса, слышал, как хлопнула дверь лифта. Во всяком случае эти не стали врываться в квартиру, но, может быть, это полиция?

Он присел на корточки у дверей и переждал десять минут. Не сделав никаких выводов, он покинул квартиру и спустился в гараж. Он хотел уехать сразу, но был замечен. Двое парней подозрительно одетые, с большими сумками стояли возле потрепанного «шевроле» и о чем-то спорили. Когда Коттон вышел, они замолчали, в гараже стояла такая тишина, что слышен был стук каблуков идущего к машине человека.

Когда Коттон взялся за ручку «ягуара», сильная вспышка ослепила его. Он резко отвернулся, вспышка повторилась. Когда красные круги в глазах рассеялись, Коттон увидел парня с блокнотом, а второго с фотоаппаратом.

— Прекратите снимать, или я подам на вас в суд!

— Только не в Америке, сэр, — ответил репортер.

Второй спросил:

— Важный вопрос для прессы, мистер Райнер, это правда, что вы намерены устроить вернисаж европейского постимпрессионизма в «Метрополитен» или это блеф верхушки от артбизнеса?

— С чего вы взяли, что я Райнер?

— А что вы в противном случае делаете возле его машины и в его доме?

— Кто вам дал адрес?

— Он есть в справочнике по искусству за последний месяц.

— Я секретарь Райнера и не уполномочен вести переговоры с прессой. Прощайте.

Коттон сел в машину и сорвал «ягуар» с места. Он сделал несколько кругов по улицам квартала, но слежки за собой не заметил. После некоторых раздумий он подъехал к знакомому книжному магазину и попытался выяснить, есть ли справочники по искусству, где имеются адреса художников, артдиллеров, директоров музеев. На него смотрели несколько пар глаз менеджеров магазина и не понимали, что он хочет. Коттон стал чувствовать себя в собственной стране иностранцем.

Он вернулся к дому Райнера и выяснил у постового, каким образом можно снять квартиру в данном доме. Контора по найму недвижимости находилась в нескольких кварталах к югу, и Коттон отправился на Девятую авеню для получения необходимой информации.

Спустя десять минут он разговаривал с клерком, который оформлял арендные договора.

— Видите ли, мой визит неофициальный. Я частный детектив и выполняю задание Айрон Сити банка. У меня очень простой вопрос, который не может содержать коммерческой тайны.

Сразу же стало ясно, что клерк никогда не общался с частными детективами. Он тут же принялся поправлять галстук и нарукавники на твидовом пиджаке.

— Что же вас интересует, мистер.

— Джонсон. Ли Джонсон. Меня интересует простой вопрос. Давно ли мистер Робин Райнер арендует квартиру в доме 278 по Вирджинии авеню.

Клерк откашлялся, набрался храбрости и спросил:

— Позвольте спросить, мистер Джонсон. Почему вы не зададите этот вопрос мистеру Райнеру, а обращаетесь к посредникам?

— Мистера Райнера надо найти, и для этого меня наняли. Он исчез.

— Исчез?

— Именно. Но я его найду. Надеюсь, вы внесете свою лепту в этот нелегкий процесс.

— Секундочку. Я проверю документацию.

Клерк вернулся через пять минут с длинным узким ящиком, забитым карточками. Коттону показалось, что лицо его тоже стало удлиненным.

— Простите, сэр, но мистер Райнер не проживает в этом доме.

— Вы уверены?

— Конечно. В картотеке этого дома нет такого имени.

— Поставим вопрос по-другому. Кто проживает в квартире 69?

Агент вновь начал перебирать бумажки со скоростью кассира в банке, который насчитывает наличные.

— Вот она! — он улыбнулся и выдернул карточку, как попугай на ярмарке вытаскивает счастливый билет. — Эту квартиру арендовал музей «Метрополитен» два месяца назад и оплатил квартплату на два года вперед. В карточке нет имени владельца, то есть физического лица. Но оформлял документы, директор-распорядитель музея Питер Тори. Здесь стоит его подпись.

Коттон встал.

— Большое спасибо за помощь. Когда Коттон выщел из конторы, он заметил, что в десяти ярдах позади его «ягуара» стоит бежевый «плимут», за рулем которого сидит смазливый тип с мордой сутенера. Коттон не мог забыть такую физиономию. Этот тип вскрыл шпилькой желтый портфель в самолете.

Коттон вел свою охоту, расследование, или занимался чепухой, это его дело, но он не мог принимать эту игру всерьез' Тот, кто вел охоту за ним, очевидно, влез в чужую игру без разрешения. Но сутенер, который назвал себя Гарри, выглядел мелким и безобидным, и Коттон решил, что такой мазок в его истории может ее только скрасить и сделать занимательнее. Коттон решил не замечать его присутствия, а делать свое дело.

Он сел в машину и поехал вдоль Линкольн-стрит на черепашьей скорости. Сутенер Гарри остался стоять на месте, чем разочаровал частного сыщика Ли Джонсона, который на самом деле был писателем и Конкурентом Дага Коттона, ехавшего на черепашьей скорости по Нью-Йорку, где ему если бы он был нормальным человеком, делать нечего!

К семнадцати часам ему с огромным трудом удались пробиться в кабинет коммерческого директора музея «Метрополитен» и только после того, как он сказал секретарше, что он секретарь Робина Райнера, мегера с кошмарной прической и очками-линзами пропустила его в крошечный кабинет директора такого огромного и знаменитого музея.

— Я понимаю, мистер Тори, как вы заняты, но у меня к вам есть претензии! — начал с разбега Коттон, не давая директору открыть рта. — Мистер Райнер отзывался о вас очень высоко, но сейчас он крайне недоволен вами!

— Кто вы?

— Я личный секретарь мистера Райнера, его делопроизводитель и заместитель. На данный момент мой босс в Лос-Анджелесе, и мне пришлось отмахиваться от журналистов, которые поджидали босса в гараже с фотокамерами. Это возмутительно! Зачем вы дали прессе адрес Райнера?

Удивительно энергичный маленький человечек, бесконечно дергающий себя за мочку уха, очень внимательно слушал и хлопал веками на выпученных глазах.

— Все вопросы с выставкой решены. Что касается коллекционеров, то мы уже определились. Оглашаться будут только те имена, хозяева которых не возражают против огласки. Другие имена останутся в тени. Все владельцы частных музеев и коллекций имели дело непосредственно с представителями вашего шефа. Мы предоставляем лишь помещение и обеспечиваем охрану коллекций. Мы оплачиваем транспорт, но не знаем, из каких уголков страны к нам съезжаются кофры с картинами. Мэрия и муниципалитет договорились со страховыми компаниями, имеющими мировые имена, которые готовы застраховать все работы на время экспозиции. Это гениальный ход мэра. Цена билетов подскочит вдвое, а то и выше. До экспозиции осталось пять дней. Все проблемы уже позади, а вы приходите ко мне и несете какую-то чушь о репортерах в гараже.

Коттон загасил сигарету в бронзовой пепельнице в виде лягушки с открытым ртом и рубиновыми глазами, а затем спокойно сказал:

— Я успел выкурить сигарету, пока выслушивал то, о чем знаю не хуже вас. Кто кроме вас знает адрес мистера Райнера? Вы подбирали ему жилье, и этот вопрос я должен задать вам!

— Боже упаси! Ни одна душа не знает адреса мистера Райнера, кроме тех людей, кому он сам давал свой адрес. Но пресса?! Это исключено! Мы так завуалировали приезд мистера Райнера в страну, что карточку социального страхования и вид на жительство оформляли при содействии самых высших сфер и при отсутствии самого главного героя. Может я не прав, но мистер Райнер слишком осторожничает. У него мания преследования. Все вокруг почему-то имеют злостные намерения против него. Но почему? Я многое могу понять, но в нашей стране уровень развития изобразительного искусства европейской школы стоит на начальной стадии. Речь идет не о золоте и не о нефти. Тут нет никакой опасности!

— Вы сказали, что босс лично распоряжается своим адресом, и вы не говорили, или не обронили случайно его адрес в разговоре с кем-либо?

— Конечно нет. Источник информации — я сам. Мистер Райнер имел дела только со мной и ни с кем больше. Он отказался от встречи с искусствоведами. и главным смотрителем музея, чем его очень обидела Я удивляюсь, как он согласился встретиться с руководителями страховых компаний?! Но тут никуда не денешься, последнее слово эксперта по оценке за мистером Райнером. Его цена будет записана в страховой полис без оговорок. Напомните ему, что встреча назначена на полдень десятого октября, за день до открытия выставки. К этому времени все картины должны висеть в зале.

— Все это у меня записано. Мой босс держит в голове все, что касается искусства, а я механическая, математическая машина. Даты, числа, адреса, суммы, имена и прочие детали, которыми нет смысла занимать мозг ученого.

— Тогда напомните своему боссу, что он уже трижды забывал приехать к доктору Бауэру. Нельзя обходиться так с нашим светилом.

— Удивительно, но босс не называл мне этого имени.

— Какая беспечность. Доктор Бауэр — самый богатый коллекционер на Восточном побережье. У него грандиозные связи. На девяносто процентов успех в организации выставки зависит от него. Он лишь использовал имя знаменитого эксперта и вашего босса, но остальное — это Бауэр. Но он, как и все владельцы частных коллекций, желает оставаться в теяи. Вся слава достанется мистеру Райнеру. Он легализованное лицо!

— Хорошо. Мистер Райнер, вероятно, уже вернулся. Я свяжусь с ним и постараюсь внушить ему, что визит к доктору Бауэру — главное мероприятие дня.

— Этим вы принесете ему лишь пользу.

— Кстати. У меня нигде не зафиксирован адрес доктора Бауэра.

— О, конечно, я передавал визитную карточку вашему патрону, но он, очевидно, потерял ее.

Порывшись в столе, Торн достал твердую белую карточку и передал Коттону.

— Я позвоню доктору и предупрежу, чтобы тот готовился к визиту.

Коттон вышел на улицу с головной болью. Он привык сам создавать трудности, и сам их с легкостью преодолевал. Это привилегия любого автора, но когда тебя заносит в сторону, и ты попадаешь в чей-то чужой сценарий, то любые накрутки в процессе действия сбывают с ног. Теряется нить! Коттон привык быть хозяином положения и хозяином сюжета.

Он сел в машину, достал визитную карточку, врученную ему Торном и прочел:

Доктор Фенимор Дж. Бауэр, 375 Карибский бульвар Нью-Джерси. Коттон достал карту из ящика для перчаток и долго искал в ней адрес, указанный в визитке. Нью-Джерси располагался в двух часах езды от того места, где он находился. Расстояние и время не смущали Коттона. Его смущала цель. Он ее не видел и не знал. Второй день подряд ему снился один и тот же сон. Он выходил на сцену в переполненном зале под аплодисменты, но не знал текста роли. Он знал о чем пьеса. Это была какая-то знакомая классика, но он молчал. Под лучами юпитеров с него стекал грим вместе с потом. Вокруг стояли партнеры и взирали на главное действующее лицо. Они были в шикарных нарядах с цветами. Коттон в растерянности смотрел по сторонам и не видел выхода со сцены. Черный зрительный зал и белые маски вместо лиц. Их тысячи. Он не решался сделать и шага в их сторону.

Коттон ехал в Нью-Джерси озлобленным. Он чувствовал, что попусту тратит время, но хуже всего то, что у него не было плана действий. Он плыл по течению, не зная реки. Не хватало стремительности, полета мысли, азарта. Существовала чужая воля, которая руководила им, как марионеткой.

По указанному адресу находился особняк, который он видел с шоссе, но когда подъехал к воротам, то здание спряталось за стены высокого забора. Из калитки вышел охранник в униформе и подошел к машине.

— Вы по договоренности, сэр? Коттон точно знал, что Бауэр не знал Райнера лично, и решил рискнуть.

— Передайте хозяину, что приехал Робин Райнер.

— Слушаюсь, сэр.

Охранник исчез. Коттон по непонятным причинам развеселился. А чего он боится? Кого? Ему никто не грозит! В любой момент цапнул портфель с миллионом, и ищи ветра в поле. Он валяет дурака, а ему все подыгрывают. Ну и пусть.

Ворота растворились. Коттон въехал на территорию усадьбы. Асфальтированная дорога проходила по сосновой аллее, здесь пели птицы и легко дышалось.

«Ягуар» Райнера подкатил к особняку, утопающему в соснах. Возле дверей его встречал обаятельный старик в белом пиджаке в серую клетку и с подвязанным на щее цветастым шарфом, убранным под темно-синюю рубашку. Белые волосы, красиво уложенные волной, едва не достававшие плеч, светлый пиджак лишь только подчеркивали смуглость морщинистого лица, сохранившего определенную степень красоты. Это необычное лицо украшали выразительные умные глаза необычного цвета. Можно сказать, что они были сделаны из янтаря.

— Я очень тронут, профессор Райнер, что вы нашли время посетить мой скромный уголок.

Помимо голубой крови еще и звание профессора. Это льстило ему и преображало осанку. Он и сам заметил, что давно уже не горбится, как слепец, переходящий дорогу.

— Прошу вас в дом, любезный профессор.

Дом походил на филиал Лувра, или наоборот, что це имело для Коттона никакого значения.

Они поднялись на второй этаж, и Бауэр провел гостя через анфиладу комнат, увешенных картинами. Коттон не мог изображать из себя равнодушного сухаря и пару раз притормозил у картин, которые выглядели наиболее ярко.

— Удивительно, что вы придали больше значения Гогену, а не любимому Лотреку, — мягким голосом сказал хозяин, когда они вошли в его просторной, насыщенный свежим воздухом кабинет.

Коттон что-то вспомнил из прочитанного в книгах Райнера и коротко ответил:

— Я рад, что мы оба отдаем предпочтение постимперессионистам.

Коттон старался делать легкий английский акцент. У него неплохо получалось. Ему случалось пару раз побывать в Лондоне, когда в Англии снимали одну из его картин. Он летал туда на пересъемки эпизодов, где пришлось сменить женскую роль на мужскую из-за скандала актрисы с режиссером.

Когда они устроились друг против друга, Бауэр завел разговор на заданную — Наша ассоциация собирателей или коллекционеров, как вам будет угодно, мечтает о встрече с вами. Мы информированы о наших неприятностях в Париже и сделаем все, чтобы оградить вас здесь от подобного казуса. Мы имеем достаточно силы и влияния, чтобы создать для вас оранжерейные условия. С вашими знаниями и опытом вы станете самым почитаемым экспертом Америки. Я даясе готов закинуть удочку дальше. Только при вашем содействии возможно объединение союзов частных музеев Европы и Соединенных Штатов.

Коттон уже твердо стоял на ногах и мыслил категориями предложенной ему игры.

— Идея интересная. Реальная, но для продвижения такой идеи мне необходимо ознакомится с богатствами страны, а не вашей личной галереи. Кто и чем здесь владеет, кто готов выставляться, а кто маскироваться. Кто хочет сделать шаг навстречу, а кто уйти в тень. И, наконец, какие шедевры спрятаны за высокими кирпичными стенами.

Бауэр был таким внимательным и деликатным слушателем, что говорить можно до бесконечности, но у Коттона не хватало запаса слов. 'Ведь речь шла не о джунглях Юго-Восточной Азии.

— Конечно, профессор. Нам известно, что только вы имеете полный каталог частных собраний Европы и даже бывали в музее знаменитого Клузо в Бразилии. Вы знаете все, что есть и чего нет за океаном. Вы затратили многие годы на составление этого каталога. Наша ассоциация или, проще говоря, Союз составил аналогичный каталог по нашей стране. Он существует в единственном экземпляре. Составлял его лично я по описи каждого человека, имеющего в собственности хоть одно произведение искусства, заслуживающее внимания. Мы начали работать над каталогом два года назад, когда не рассчитывали на ваш приезд в Соединенные Штаты. Но после вашего появления здесь совет старейшин. решил предложить вам обмен. Копию на копию. К счастью, нашлись трезвые головы и отмели это предложение. Мы заочно выдвинули вас в единоличного, хранителя тайны.

— Похоже на орден иезуитов. Масонская ложа — А почему бы и нет. Мы вручаем вам наш каталог, но ничего не требуем взамен. Вы хранитель печати, реликвии, вы казначей, Вы умеете, как никто другой, ориентироваться в этом лабиринте, и вы не коллекционер и не заинтересованное лицо. Вы чисты. Отдай эту привилегию другому — и начнется чехарда. Кто-то захочет заполучить Рембрандта из Испании, а другой Матисса из Англии. В итоге мы получаем бессистемный неупорядоченный рынок с внутренними трениями, конкуренцией, где невозможно будет проследить за движением полотен, и мы не сможем управлять и организовывать такие вернисажи, какой вы задумали открыть на днях в «Метрополитен». По нашему мнению, только вы способны стать координатором обмена, и вручаем наш каталог, как библию, ничего не требуя взамен. Таким образом, вы сможете проследить движение картин из Европы в Америку и обратно. И после такого выдвижения мы обязаны познакомить вас со всеми членами ассоциации.

— Вы что-то говорили о старейшинах?

— Это наподобие Совета. Наиболее богатые и влиятельные коллекционеры. В наш Совет входит девять человек.

— Этим и следует ограничиться. А для широкой публики я могу предстать на каком-нибудь закрытом приеме после открытия вернисажа. Ну, скажем, вы его устроите в своем поместье на следующий день после открытия.

— Принимается, великолепная идея. Хэнк Брандон будет рад видеть вас. Он очень сожалеет, что вы не смогли его посетить в день совершеннолетия его дочери, но он с упоением рассказывал мне о ва-щих встречах во Франкфурте-на-Майне. Брандон уже успел мне похвастаться, что вы абонировали сейф в его банке. Это самый надежный банк в Нью-Йорке. Вы не прогадали.