Пойти на крышу – означало поговорить совсем уж начистоту, без предполагаемой «прослушки». Никто точно не знал, есть в офисе эта самая загадочная «прослушка» или нет, и на всякий случай считалось, что есть.

Любанова распахнула стеклянную дверь, перешагнула низкий порожек, застучала каблучками по разноцветной итальянской плитке, которой был вымощен «патио». Константинов поднялся, а тезка великого режиссера медлил. Он не любил стоять рядом с креативным директором – так сразу становилось очень заметно, что он значительно ниже ростом.

– Ну чего? – спросил Константинов, словно сам у себя. – Пошли, что ли?..

Похлопал себя по коленям, как отряхнул, и вышел следом за главной. Полянский закурил, чтобы было понятно, что он задержался не просто так, а именно для того, чтобы закурить, и потянулся за ними. Любанова смотрела вниз, свесившись через перила.

– Свалишься, – сказал Константинов, подходя.

Ветер трепал ее волосы, казавшиеся на солнце очень черными. У нее были неправдоподобно черные волосы и неправдоподобно голубые глазищи – как у кинодивы. Константинов, как всякий мужчина, ненавидел притворство, или думал, что ненавидит, а потому очень интересовался, что поддельное волосы или глаза с линзами?

– Высоты боюсь, – сказала Любанова, – до судорог. Тянет кинуться.

– А зачем тогда смотришь?

– Волю закаляю.

Вот так всегда. Невозможно понять, шутит она или говорит серьезно.

Подтянулся Полянский и остановился в некотором отдалении – галстук летит по ветру, волосы развеваются, сигаретка сладко и тонко пахнет. Наполеоновским взором он обозрел расстилавшийся пейзаж, а потом, как бы невзначай, перевел взгляд на Леру и Константинова. Это означало, что мешать парочке романтически любоваться панорамой новой Москвы он не хочет, но все же пора бы выяснить, что за секретность такая и тайные разговоры.

Лера повернулась спиной к голубому простору, положила локти на перила и согнутую в колене ногу пристроила – амазонка, одним словом, да еще и волосы летят.

– Значит, так, – сказала она и посмотрела по очереди на каждого из сообщников. – Есть у меня одна крамольная мысль. Следующего содержания. Что-то мне показалось, что Сосницкий решил Садовникова кинуть, а вину свалить на нас. То есть конкретно на меня. И поездка наша в Питер – просто…

– Подстава, – закончил Константинов.

– Просто для отвода глаз, – твердо договорила Лера, не любившая жаргон и позволявшая его себе только в разговорах с бандерлогами. – Мы как бы обо всем договоримся, а потом из Лондона скомандуют все остановить, потому что мы плохо договорились. Возможно такое?

Роман Полянский даже про свою сигарету забыл. Она тоненько дымилась у него в пальцах, а он во все глаза смотрел на Леру.

– А… с чего ты это взяла?!

Она сделала нетерпеливый жест:

– Ну… скажем так, мне показалось.

– Тебе показалось, что Сосницкий хочет нас подставить?!

– Да, – спокойно сказала она. Ее трудно было взять на испуг, вернее – невозможно.

Константинов молчал.

– Таким образом, мы не получаем финансирования и остаемся должны миллионов… несколько. Мальчики, у вас есть несколько миллионов на тот случай, если мы их кому-нибудь задолжаем?

– Но, – растерянно начал Полянский – это же нелогично! Это просто… глупость, извини меня, Лера! Зачем Сосницкому таким странным способом гробить собственную газету, да еще успешную, популярную и все такое? У нас тиражи сумасшедшие, рекламы полно, у нас…

– Ну, допустим, затем, что просто так прикрыть нас он не может, ему нужен повод. Он его искусственно создает, вот и все.

– Да, но зачем?! Зачем?!

– Ну, предположим, затем, чтобы показать властям, что в будущих выборах ни он, ни его деньги участия принимать точно не будут.

– Сосницкий откажется от выборов?! Это невозможно.

– Почему? – спросил Константинов. – По-моему, вполне.

– И по-моему, вполне возможно, – поддержала его Лера. – Он может свой отказ от участия на что-нибудь обменять. На то, что ему сейчас больше всего нужно. К примеру, на гарантии, что в случае возвращения в Россию он не подвергнется ни преследованиям, ни экспроприации, ни национализации и так далее. Судьбу «Юкоса» не разделит. Спокойно займется своими делами. Все вокруг перестанут повторять, что Вадим Сосницкий генеральной прокуратурой России объявлен в федеральный розыск и его фотографии разосланы в Интерпол, в Ми-6 и другие места. Он получит свободу передвижений и продолжит ковать свои миллиарды.

– Ему нужны деньги?

Тут Лера Любанова слегка рассмеялась.

– Ну, не думаю, что его интересуют деньги в нашем понимании. Его интересует… ох-хо-хо… ну, скажем, мировое господство. Он пересидел какое-то время, отдохнул и все – вперед.

– А это… возможно?

– А почему нет?

Константинов все молчал, и его молчание тревожило Полянского. Опять получалось, что тот знает больше, настолько больше, что и говорить ему не нужно, и так все понятно.

– Подожди, – попросил Полянский, который не мог так загадочно молчать, как Константинов. Ему требуются разъяснения, вот пусть и разъясняют, а не молчат загадочно! – Садовников, лидер партии «Россия Правая», на выборах должен получить поддержку СМИ. Самая правая газета в стране – наша, и совершенно логично, что именно от нашей газеты он получит эту самую поддержку…

– Платформу, трибуну и плацдарм, – договорила Лера за него. – Все так.

– Наша газета пиарит его во время предвыборной кампании, и он набирает очки и получает голоса.

– Ну да, да!.. Все как обычно.

– Всем понятно, что его не выберут, да это и не нужно. Нужно нашуметь и заставить людей запомнить себя как радетеля за народные блага. Пока все правильно?

– Склифосовский, – сказала Лера и заправила за ухо летящие волосы. – Короче!

Но Полянский становился упрямым как мул, когда ему было нужно. Это его ценное качество было известно всем и начальникам, и подчиненным. Из-за упрямства от него когда-то ушла жена, да так до сих пор и не вернулась!..

– Платформу и плацдарм Садовникову предоставляет Вадим Сосницкий. У Сосницкого подмоченная репутация и очень много денег.

– И очень много амбиций, – подсказала Любанова.

– Да. И амбиций. Наша газета принадлежит Сосницкому, и он обещал Садовникову и правому делу поддержку на выборах. И… что? Где подвох? Все это делалось уже десять раз, у каждой газеты и у каждого канала свой кандидат, которого они ведут, или парочка кандидатов! Зачем Сосницкому кидать нас посреди дороги вместе с Садовниковым?!

– Например, чтобы продемонстрировать властям и будущему президенту лояльность, – сказала Лера. – Это в девяносто шестом было непонятно кто победит, то ли Ельцин, то ли Лебедь, то ли папаша Зю!.. А сейчас-то все понятно. Садовников бодро-весело начинает пиариться в нашей газете, использовать ее как трибуну, рупор и все такое. Проходит несколько месяцев, у Садовникова все хорошо, рейтинг растет, и свои денежки он отрабатывает. В этот момент вдруг Сосницкий перестает его поддерживать. Причем не просто перестает, а закрывает газету – по объективным причинам. Причины могут быть, например, такие. Мы, договариваясь с Садониковым и подписывая с «Россией Правой» соглашение о сотрудничестве, нарушили пункт сто семнадцать прим закона о средствах массовой информации, и Минпечать отзывает нашу лицензию. Придраться ни к чему невозможно. Любанова подписала бумаги не глядя. Юристы все проморгали. Садовников моментально теряет все набранные очки, потому что искать равноценную поддержку и платформу у него уже нет времени, а «Власть и Деньги» закрыли. Сосницкий вроде ни при чем, а у нас миллионные неустойки, процедура банкротства и продажа квартир, машин и детей.

– А Сосницкий заодно, – закончил Константинов, – таким образом демонстрирует полную лояльность единственному правильному кандидату. Потому что неправильный слетает, не дойдя даже до процедуры выборов.

– Вот именно, – согласилась Лера. – Ну, как вам схемка?

– Абсолютно неправдоподобно, – быстро сказал Полянский. – То есть, по-моему, это невозможно.

– Очень правдоподобно, – сказал Константинов неторопливо. – И легко технически.

Полянский пришел в раздражение.

– Быть может, я чего-то не знаю, и тогда тебе, Лера, придется мне объяснить. А на первый взгляд вся твоя теория гроша ломаного не стоит. Газета существует уже десять лет. Зачем Сосницкому может понадобиться именно сейчас ее угробить?! Перед самыми выборами?

Она пожала прямыми плечами:

– Я не знаю. Я просто делюсь с вами подозрениями.

– Но они откуда-то взялись, твои подозрения! Да еще перед самым подписанием договора!

Ни одному из них Лера не могла сказать, откуда взялись ее подозрения.

Пусть пока думают, что она просто выдумала их. Решила перестраховаться. Напустить туману. Запутать следы. Что там еще можно сделать?..

– Тогда, может, тебе заболеть быстро и неизлечимо? – предложил Константинов.

– То есть подать в отставку?

– Ты что, – обиделся он, – с ума сошла?! Нет, просто месяцок в Кардиоцентре полежать, потом в Юрмалу поехать, пройти реабилитационный курс, потом еще полечиться, уже от печени, например. А?

– А Садовникова заберет себе Боголюбов и газета «БизнесЪ», да?! Нет уж, на это я пойти не могу! Мне надо посоветоваться с шефом, Михайло Иванычем!

– Ну и пусть Боголюбов забирает, – сказал совершенно запутавшийся тезка великого режиссера, – если твои предположения правильны…

– А если неправильны? – перебила Лера. – Если неправильны, значит, мы своими руками поднесем конкуренту на блюдечке с голубой каемочкой несколько миллионов долларов, почет, славу и тиражи. Не знаю, как вы, а я не настолько люблю конкурентов.

– Может, потянуть? – предложил Константинов. – Просто потянуть, и все, не три месяца, конечно, а несколько дней.

– Зачем?

– За это время может что-то проясниться.

– Как? Что? И кто будет прояснять? Или частного детектива наймем, чтобы он слетал в Лондон и выяснил у Сосницкого его истинные намерения?

– Да, – согласился Константинов. – Глупость. Но я не знаю, как подстраховаться.

– И я не знаю, – согласилась Лера Любанова. – А великий режиссер знает?

Полянский был растерян.

Пожалуй, впервые за все время работы, за полгода, наверное, Лера увидела его растерянным. Куда только подевался скучающий лорд Байрон?..

– Но ведь Сосницкий… наш. Разве он может нас… сдать?

– Что значит «наш»? Наш – это чей? – Лера сняла ногу с невысокого парапета, зацепилась каблуком, Константинов ее поддержал. – Прежде всего он очень деловой человек, интересы которого простираются по всему миру, а амбиции так вообще до звезд! Что ему какая-то отдельно взятая газета, хоть бы и его собственная? Если деловые интересы перевесят, он о нас даже не вспомнит!

– Это все понятно, – нетерпеливо перебил ее Константинов, – и все-таки как подстраховаться?! Я никаких вариантов не вижу.

– Я тоже не вижу, Саш, – печально сказала Лера. – Поэтому я вам все это и изложила. Для повышения бдительности. Роман, ты должен на переговорах смотреть в оба, как бы я чего не проморгала. Саша, ты здесь тоже должен смотреть в оба. Может, позвонить кому-нибудь? У тебя есть знакомые в газете Боголюбова?

– Ну конечно есть! Можно подумать, у тебя нет!

– И у меня есть, но я не хочу звонить, чтобы не было лишних разговоров. Ты у нас человек творческий, к политике отношения не имеешь, тебе все простительно. Позвони сегодня или завтра, попробуй узнать, нет ли каких слухов или подозрительных событий.

– Что есть подозрительные события?

– Ну, может, Боголюбов уже повстречался с Садовниковым или что-то в этом роде. Или регулярно встречается. Ну, хоть что-нибудь, что может связывать Боголюбова, Садовникова и Сосницкого! Вдруг это нас куда-то выведет. Позвонишь, поболтаешь?

– Поболтаю, – согласился Константинов. – А ты будь осторожна. Рома, приглядывай там за ней.

Полянский сосредоточенно кивнул.

Они вернулись в кабинет и быстро разошлись по своим делам.

Лера сказала, что ей нужно забрать из химчистки вещи и еще съездить на новую квартиру, где все продолжался ремонт, который должен был закончиться еще месяца три назад. Константинов привычно попенял ей, что она все делает сама, могла бы попросить кого-нибудь, например его, Константинова, а Лера привычно сказала ему, что полагаться на мужиков не желает, ибо все равно в этом нет никакого смысла.

Полянский постоял, потом пробормотал, что завтра будет ждать ее в аэропорту, и ушел, расстроенный.

Константинов вышел следом и, проводив лорда Байрона глазами, вытащил из кармана мобильник.

– Это я, – сказал он зачем-то, хотя на том конце отлично знали, что это он. – У меня через полтора часа самолет, мне нужно ехать. Нет, она не в курсе. Ну, она же меня и задержала! Я вернусь раньше нее, она ничего не узнает. Никто ничего не узнает.

Мелисса Синеокова ела яблоко и уныло смотрела в стекло, за которым почти до самого леса простирался серый асфальт, а на нем – в ряд – серебристые самолетики, похожие с большой высоты на склеенные модели из детского конструктора. Внизу, под самым окном, неслышно проходили непривычно широкие автобусы. Притормаживали под плоской крышей терминала, выпускали людей и катили дальше. Куда дальше – Мелисса вытянула шею и посмотрела, – было не видно.

У нее за спиной гудел ровным гулом зал ожидания, визжали какие-то дети и жизнерадостно хрюкал и булькал игровой автомат. С левой стороны был крошечный бар, похожий на бар гостиницы «Интурист» в Сочи времен перестройки и ускорения. Вокруг высокой пластиковой стойки располагались три довольно ободранных табуретки, и еще пара столиков на шатких алюминиевых ножках. На полках стояли бутылки со спиртным и перевернутые вверх дном рюмки. Кофейный аппарат в углу пускал пар.

Мелисса с удовольствием выпила бы кофе и покурила, но курить здесь было запрещено, и присесть негде, все столики заняты, но она решила, что не уйдет, будет караулить, и как только хоть одно место освободится, кинется и займет его. Лететь в Питер ей не хотелось.

Как-то с утра все не заладилось, и даже предстоящая поездка казалась теперь не праздником жизни, а пустой тратой времени и сил. Мелисса Синеокова доела яблоко, грустно осмотрела огрызок – нельзя ли еще откуда-нибудь откусить, – и стала искать урну. В зоне видимости не оказалось никакой урны. Обнаружилась только одна, довольно далеко, возле двери, на которой была нарисована девочка в юбочке, но идти туда нельзя. И так она все время ощущала повышенное внимание, хоть и водрузила на нос темные очки, и повернулась к общественности спиной.

И еще мерещилось странное – вдруг показалось, что в очереди на регистрацию позади нее стоит курьер из издательства Витя Корзун, маялась-маялась, обернулась, нет никакого Вити, а дядька, на которого она уставилась, моментально сложил лицо в сладкую, вопросительную улыбку. Мелисса рассеянно улыбнулась ему в ответ, и вдруг Витя мелькнул уже на улице, за стеклами – неужели опять показалось!

Если это видение, то какое-то неправильное – кому же это в видениях мерещится курьер, а не апостол Петр?! Что это за видение такое – про курьера?!

Может, не лететь?..

Выйти сейчас из зоны ожидания, забрать машину со стоянки и поехать домой, сесть за компьютер – работать, работать и работать!..

Ах, как Мелисса Синеокова любила свою работу! Вот и сейчас, брошенная на полуслове, она манила и притягивала. Словно магнит.

…Значит, так. Пусть тот самый, которому героиня звонила, окажется не тем, про кого она думала, а ее соседом, который подсоединился к телефонной трубке. Нет, не годится, потому что сосед у нее просто какой-то болван, а болван не может присоединиться к линии. И редактор потом скажет, что это… как же он говорит в таких случаях?… что это шито белыми нитками, вот как.

Ну хорошо.

Значит, пусть героиня звонит, а он в это время приезжает и слышит весь разговор. Он думает, что она разговаривает с убийцей, и решает, что она тоже замешана, и он должен ее спасти. Нет, это тоже не годится, потому что тогда выходит, что она должна говорить по телефону как-то так, чтобы было понятно, что это связано с преступлением, а что такого опасного можно заставить ее сказать по телефону?! Она же добропорядочная мать семьи, а не какая-то там профурсетка!

В задумчивости Мелисса Синеокова слопала огрызок, который намеревалась выкинуть, а жесткий яблочный хвостик сунула в задний карман джинсов – не бросать же на пол, в самом деле!

Ремень от кофра, в котором был ноутбук, поминутно съезжал у нее с плеча и тянул за собой щегольскую джинсовую курточку, которую Мелисса обожала. Она поправляла ремень, но он начинал ехать, как только она переставала придерживать его рукой. И сесть, как назло, некуда!..

И зачем только она навек поссорилась с Васькой! Ну зачем, зачем!.. Она никогда с ним не ссорилась, она умная женщина, знает, как вести себя, и вот – на тебе! Поссорилась, да еще накануне поездки!..

Сзади ее вдруг сильно толкнули, так, что почти ткнулась носом в стекло и проклятый ноутбук слетел с плеча, и она поймала его только в последний момент. Вот была бы катастрофа, если бы он грохнулся на пол! Конец пришел бы ее роману – ужас!

Очень разгневанная, Мелисса Синеокова повернулась, чтобы от души высказать грубияну и наглецу, который ее толкнул, все, что она о нем думает, и обнаружила двух тетушек, которые таращились на нее, как на заспиртованных сросшихся близнецов из Кунсткамеры.

Мелисса открыла и закрыла рот.

– Извините, – громко и радостно сказала одна из тетушек. Они были крепкие, полные, цепко держали свои сумки и смотрели на нее снизу вверх. Она была очень высокой, и почти все люди на свете смотрели на нее снизу вверх.

Кроме Васьки, с которым ее угораздило поссориться. Васька смотрел на нее только сверху вниз.

– Ой, а мы вас узнали, – радостно затараторила вторая. – Вы ведь Мелисса Синеокова, да?

Толкнули специально, поняла Мелисса, чтобы я оглянулась. Все ясно.

Она моментально затолкала в себя все слова, которыми собиралась наградить обидчика, и навесила на лицо широкую улыбку. Это называлось «давать знаменитость».

Придется давать, а куда деваться?! Никто ее не заставлял становиться знаменитостью, сама стала!

– Здравствуйте, – сказала она хорошо поставленным голосом. Боковым зрением Мелисса все время отслеживала столики в доперестроечном баре. Вот мужик сложил газету, лениво посмотрел по сторонам и снял ногу с ноги. Может, собирается уходить?

– Ой, а мы все-все ваши книжки перечитали! – подхватила вторая. – Все до одной! Вы так хорошо пишете, так жизненно, все про нас! Мы с Раечкой даже библиотечку особую завели, чтобы читать и обмениваться!

– Мы обмениваемся с Галочкой, – подхватила вторая. – И все наши девочки тоже обмениваются.

– Спасибо вам большое! – сказала Мелисса голосом знаменитости и подбавила сердечности в улыбке. – Это очень приятно.

– Ой, а кино нам не понравилось! Это вы кино снимали или не вы?

– Я не снимаю кино. Кино снимают режиссер и продюсер.

– Да что ж вы им не сказали, что убийца совсем по-другому выглядеть должен?!

– Я не участвую в съемочном процессе.

– Ой, а вы нам с Раечкой автограф не дадите?

– Конечно. С удовольствием.

– Только нам не на чем. У вас есть на чем?

У Мелиссы на такой случай был припасен особый блокнотик. Она полезла за ним. Мужик в баре расстегнул свой портфель и уставился в него, как будто соображал, что там такого может быть интересного.

– Да, да, я Галя, а моя подруга Рая. У нас и мужики читают! Мой-то позавчера закрылся в туалете и не выходит! Я ему стучу-шумлю, а он, оказывается, там с вашей книжкой засел!

– Ну надо же, – подивилась Мелисса.

У нее было отлично развитое воображение, и она живенько представила себе мужа Раечки в тренировочных штанах и не слишком чистой майке, восседающим на унитазе с ее книжкой в руках.

– Ой, спасибо вам большое! Вот спасибо! Нам никто не поверит, да, Галочка?

– Никто не поверит!

– А на телевизоре вы сами снимаетесь?

– Ну конечно сама.

– А как же вы здесь, когда ваша передача уже через двадцать минут?!

– Ну это же не прямой эфир! Мы в записи выходим!

– Ой, ну надо же! А у меня дочка мечтает в телевизоре выступать, может, вы ей поможете, а? Ну, как-то пристроиться!

Зачем я поссорилась с Васькой, думала в это время писательница Мелисса Синеокова. И он хорош, знает, что в Питер сегодня лететь, и ссорится, тоже мне, мужчина! Если бы он был со мной, все было бы легко и просто, и эти тетеньки не раздражали бы меня так сильно.

– Я сейчас дам вам телефон, – сказала Мелисса, – это пресс-служба нашего издательства. Вы позвоните, и вашу дочку запишут на съемки. В качестве зрителя, конечно.

– Нет, а на работу, на работу как ей устроиться?

– Я не знаю, – искренне сказала Мелисса, и то ли у Галочки, то ли у Раечки вытянулось лицо, стало недовольным, как будто писательница заняла у нее сто рублей и только что отказалась отдать. – Нужно искать работу на телевидении, а потом постепенно делать карьеру. Извините меня, пожалуйста!

– Ой, а вы куда же?!..

Она протиснулась мимо подруг, которые не отрывали от нее глаз, шмыгнула за стойку с журналами и плюхнулась на шаткий стульчик, с которого только что поднялся мужик с портфелем. Стульчик показался ей утлым и неустойчивым, и высоченной Мелиссе сидеть на нем было неудобно, зато она моментально сняла с плеча осточертевший ей ноутбук и пристроила его в ноги. Потом достала из кармана курточки мобильный телефон и посмотрела в окошечко.

Окошечко показывало время, а больше не показывало ничего. Васька не звонил. А она так надеялась! Она наделась и думала, что пропустила звонок, не услышала! Впрочем, надежда еще оставалось. Наверное, в зоне досмотра телефон не принимает! Ведь может такое быть? Вполне может!

Тут оказалось, что для того, чтобы заказать кофе, нужно подняться и идти к стойке, а как только она поднимется, место тотчас же займут, это ясно. Вокруг бара дислоцировался народ, нацелившийся на три вожделенных столика, в надежде, что какой-нибудь освободится. Их, нацелившихся, много – вон в три ряда стоят.

Мелисса беспомощно оглянулась на барменшу. В темных очках она видела не слишком хорошо.

– Девушка! А, девушка!

– Стол сейчас вытру.

– Девушка, а можно у вас кофе попросить!

Девушка моментально утратила к Мелиссе всякий интерес, и стол раздумала вытирать.

– У стойки заказывайте.

– Я не могу, у меня ноутбук очень тяжелый!

– А мы не разносим. У стойки заказывайте и берите.

– А можно я отсюда закажу?

– У нас со столиков не заказывают. Только со стойки.

Круг замкнулся, поняла Мелисса Синеокова. Не дадут мне кофе. «Со столика» не положено, а к стойке подойти нет никакой возможности.

Если бы Васька был с ней, все ее затруднения разрешились бы моментально. Он воздвиг бы на одно монументальное плечо ее компьютер, на другое, не менее монументальное, дорожную сумку в вензелях и кренделях прославленной европейской фирмы. Мелисса очень гордилась своей сумкой. С ней она чувствовала себя немного принцессой Дианой, совершающей «визит доброй воли». Ей представлялось, что Диана должна была путешествовать именно с такой сумкой.

Васька страшно ругался, когда Мелисса ее купила.

«Что за бред, – говорил он сердито, – что это за сумка, которая стоит полторы тысячи долларов?! Что в ней может стоить полторы тысячи долларов?! В ней даже отделений нет!»

«Да не в отделениях дело, – отвечала Мелисса глупому Василию. – Ну, ты посмотри, какая кожа, и вот висюлечка, а тут, видишь, карманчик и «молния»!»

И она гладила шершавый коричневый бочок с кремовыми буквами, переплетенными между собой, а Васька крутил лобастой башкой и фыркал.

А теперь они поссорились, и он даже не позвонил ей утром, хотя знает, что она должна лететь в Питер, и летит теперь одна, и кто угодно может к ней пристать или украсть у нее сумку с вензелями!

Она снова вытащила телефон, с целью проверить, не появилось ли неотвеченных Васькиных вызовов.

Никаких вызовов не появилось.

Тогда она достала старый-престарый органайзер, который когда-то начальник подарил ей на день пролетарской солидарности всех революционных женщин-работниц. Органайзер был толстый, тяжелый, в дерматиновом черном переплете, похожий на старого ворчливого деда. Она столько раз добавляла в него страницы, что он почти не закрывался, кнопочка все время расстегивалась.

Пошарив в сумке, она добыла ручку и на чистой странице написала: «Васька не звонит. Жду-жду, а он все не звонит. Может, он решил меня бросить? Я этого не переживу. Кажется, ей-богу, пойду и утоплюсь. Что я буду без него делать?! Мы вчера поссорились, я в Питер улетаю, а он не звонит! Вот если он еще через пятнадцать минут не объявится, я ему сама позвоню!»

– Девушка, вы будете заказывать или нет?

– Да. Кофе мне, пожалуйста.

– Встаньте и подойдите. Мы со столиков заказы не принимаем.

Тут обнаружилось, что Галочка и Раечка галсами продвигаются к ее столику, и уже почти придвинулись вплотную.

Мелисса нацепила улыбку и даже очки на лоб подняла, чтобы «давать знаменитость» по полной программе.

– Ой, я извиняюсь, – сказала та, чей муж в туалете читал Мелиссину книжку, – ой, извиняюсь, но я хотела спросить…

– Да?

– Ой, – они переглянулись и как по команде вытаращили глаза. – А мы вот все время с девочками спорим, у вас силиконовая грудь или натуральная?

Улыбка Мелиссы даже не дрогнула.

– Натуральная.

– Я же тебе говорила! – сказала Галочка Раечке. – Что я тебе говорила?! А вас по правде зовут Мелисса Синеокова?

– Нет. Это псевдоним.

– А как вас по правде?..

– Меня зовут Мила Голубкова. По паспорту.

– То есть как Мила? – поразились Галочка и Раечка. – Это что же за имя такое?!

– Людмила.

– А-а… – протянули Раечка и Галочка.

Мелиссе показалось, что они разочарованы.

Мелисса Синеокова звучало, конечно же, шикарней. А то Людмила Голубкова! Ну, куда это годится?! Разве у звезды может быть фамилия Голубкова!?

В это время зазвонил телефон и, чуть не опрокинув оставшийся от мужика стакан, который принципиальная барменша так и не убрала, Мелисса схватила трубку.

– Да!

– Милка, это я.

Звонила лучшая подруга Лера Любанова. Очень хорошо, что она позвонила, но Мелиссе хотелось, чтобы позвонил Васька. Вот ничего ей сейчас так не хотелось, как того, чтобы он просто взял и позвонил!..

– Ты где?

– В Шереметьево. – Она опустила на нос очки и двинулась вместе со своим шатким стулом, чтобы как-то скрыться от Галочки и Раечки, которые продолжали стоять перед ней. – Я в Питер лечу, на съемки.

– Вот так всегда, – сказала в трубке Любанова. – Вот все в Питер на съемки летят, а я одна, как дура, прусь туда же на переговоры!

– Ты в Питер летишь?

– Ну да. Завтра утром.

– Так я завтра оттуда уже уеду, – огорчилась Мелисса. – Что ж ты мне не сказала, что тоже собираешься, Лерка! Я бы все подвинула и завтра с тобой полетела!

– А ты мне что не сказала?! Я бы все подвинула и сегодня с тобой полетела!

Круг опять замкнулся, подумала Мелисса. Вот ведь какой сегодня день. Как с утра не заладился, так даже кофе невозможно выпить, и с лучшей подругой повстречаться в городе на Неве!

– Ты только не забудь, что в выходные вы у меня на даче.

– Я не забыла, Лер.

– Ну, хорошо, что хоть это не забыла, с твоим-то склерозом!

Считалось, что, как человек «творческой профессии», Мелисса все забывает, путает и ничего толком не знает.

– Тогда мягкой тебе посадки, и Ваське привет.

– Васьки нет. Мы поссорились.

– Как?! – поразилась Любанова. – А где он?

– Дома, наверное.

– Постой, Голубкова. Ты чего, одна в Питер летишь?

– Ну… да.

– Дура, что ль, совсем?! – грубо спросила Лера. Это она умела. – Куда тебя понесло одну?! Ты ж у нас мировая знаменитость, тебя там сейчас на куски порвут!

– Никто меня не порвет, – быстро выговорила Мелисса, косясь на теток, – никому я не нужна.

– Вот я сейчас позвоню твоему Ваське и скажу, чтобы он срочно чесал за тобой в Шереметьево.

– Посмей только!

– А мне что? Я посмею! Кроме того, мне тебя, дуру, жалко! Это же надо было сообразить, одной переться!

– Ничего со мной не будет. Я женщина-асфальтоукладчик.

– Это нам известно, но полоумных-то вокруг полно!

– Лер, угомонись. Все будет хорошо. И не вздумай Ваське звонить!

Она нажала кнопку отбоя на телефоне и вздохнула.

Галочка и Раечка придвинулись еще ближе и смотрели на нее с жадным любопытством.

– Ой, а кто ж это такой… Вася? Вот вы сейчас говорили!.. Это ваш муж, да?

– Да, – буркнула Мелисса.

– Вот я тебе говорила, что грудь у нее натуральная и муж у нее есть. А дети у вас есть?..

Рядом с ней вдруг резко загремел стул, так что ноутбук сдвинулся и наехал ей на ногу, и усевшийся напротив мужчина загородил ее спиной от любознательных тетушек.

– Что ж ты себе даже грудь не спроворила какую следует? – весело удивился мужик. – Общественность волнуется. Вот объясни общественности, почему у тебя ни фига не силиконовая грудь!

– Привет, – сказала Мелисса и поправила под столом ноутбук.

– Здорово.

Его звали Герман Садовников и он был лидером какой-то политической партии со смешным названием, то ли «Россия справа», то ли «Правая жизнь», то ли еще что-то в этом духе. Он был шикарный, широкий и высокий, в сером распахнутом плаще, в дорогом костюме, и даже носовой платочек выглядывал из кармана, и пахло от него сигарами и дорогой парфюмерией, все как положено.

Мелисса его ненавидела.

– Коля, – приказал он неприметному молодому человеку в дешевом костюме и бордовом галстуке, охраннику, должно быть, – закажи нам кофе и два двойных виски. Ты все еще пьешь виски?

– Пью, – с ненавистью сказала Мелисса.

– Вот и отлично.

Он повозился на стуле, устраиваясь поудобнее, глянул на тетушек-поклонниц и шутливо на них прикрикнул:

– Брысь!

Тетушки засуетились, ринулись в разные стороны и быстро пропали в толпе.

Герман повернулся, откинулся на спину, склонил голову набок и стал рассматривать Мелиссу.

– Хороша, – оценил он через некоторое время. – Разъелась малость, но по-прежнему хороша. А что же диеты, не помогают?

Она молчала, смотрела ему в лицо.

– А мне помогают, – поделился Герман. – Я в прошлом году пятнадцать килограммов сбросил. Впрочем, я дорого худел, по гемокоду. По группе крови.