Ну, хорошо, в конце концов, Хыог купил револьвер, патроны, положил все это в карман и вышел из магазина. Но я видел, что он вышел уже совершенно иначе, чем вошел. Ты не понимаешь этого или, если и понимаешь умом, то все равно не можешь видеть. Но мы видим, что в каждом случае жизни человек идет различно. И 'гот, кто решил застрелиться идет совершенно иначе, чем тот, кому пришла в голову мысль о новом изобретении. Долго рассказывать это. Но для нас даже смешно говорить в этих двух случаях одно и то же слово идет. Буду продолжать. Мне было очень грустно смотреть на Хыога в его новом виде. Выйдет что-нибудь интересное из его изобретения или нет, я тогда не мог знать, а тут уже явно от меня ускользал очень любопытный случай. Знаешь, я всегда рассуждаю, что лучше синица в руке, чем журавль в небе. Это моя любимая поговорка. Хыог вышел на улицу. Весь ум его был занят новыми мыслями, появившимися и жужжавшими, как рой пчел. Но по странной черте, свойственной людям сильной воли, Хыог все-таки направился туда, куда решил. И я невольно подумал: кто знает? Нужно посмотреть до конца. Иногда бывает, что человек, вырастивший в себе мысль о самоубийстве, стреляется или вешается тогда, когда исчезли все причины, приведшие его к этой мысли. Просто это делает уже сама Мысль, которая уже стала самостоятельной и подчинила его себе. Я помню одну женщину, которая решила отравиться, если ее возлюбленный не вернется с войны. У нее был флакон с ядом, и она целовала этот флакон каж
      124
      П. Д. Успенский
      дую ночь, ложась спать. Ее возлюбленный вернулся с войны целым и невредимым. И в первую же ночь она выпила яд и умерла у него на глазах. Хыог поехал опять по воздушной дорп', питом электрическим трамваем, несколько раз пересаживался, потом долго шел пешком и, наконец, очутился на пустынном морском берегу, оставив далеко за собой город и гавани и склады. Дальше за мысом начинался пляж Лонг-Айленда. Но это место, куда он приехал, был мрачный и пустынный кусок песка и моря. Для самоубийства нель.ш было придумать ничего лучше. Направо стояли остатки почерневших стен, сгоревших за год до этого складов Джутовой компании. Больше ничего
      видно не было.
      Дождь к этому времени перестал. Хыог сел на камень недалеко от воды, вынул записную книжку и начал быстро чертить и писать. Я несколько раз заглядывал ему через плечо, но ничего кроме цифр и значков там не было. Этого я не понимал, и мне начинало делаться скучно. Наконец, Хыог положил книжку в карман и встал с решительным и гордым видом. "Нет я еще не побежден, черт возьми, -- сказал он. -- Я знаю, что я должен победить, и я всегда знал это. Трусость и малодушие, что я приехал сюда! Эта идея даст мне свободу. И я возьму эту свободу, какой бы ценой ни пришлось заплатить за нее". Он вынул револьвер, зарядил его, стал на камень лицом к морю, поднял руку и, точно вызывая кого-то на бой или сражаясь с кем-то, сделал шесть выстрелов один за другим в туманный горизонт. Потом он щелкнул затвором, выбросил почерневшие, дымившиеся гильзы, посмотрел на них с улыбкой, положил револьвер в карман и пошел назад к городу. Представь себе такую картину и подумай, каким дураком я должен был себя чувствовать. Домой он приехал только к вечеру. Его ждал сюрприз. Мадж уехала. На столе лежало письмо от нее и ключи. " Милый Хыог, -- писала она, -- не сердись на меня, что я уезжаю, не простившись с тобой. Это было бы очень трудно, потому что я тебя все-таки очень люблю. Только я думаю, что я тебе совсем не нужна и даже мешаю. Уже давно ты меня совсем не замечаешь, а если и замечаешь, то как какую-то надоедливую муху, которая жужжит и мешает тебе работать. Может быть, я и виновата, что не понимаю твоих мыслей, но не могу согласиться жертвовать настоящим ради того, чего, может быть, никогда и не будет. И мне жалко всего, что мы с тобой потеряли, и я все время плачу о маленьких деточках, которые у нас могли бы быть, и которым мы не давали родиться на свет. Я знаю все, что ты скажешь, но я не могу больше верить. И я вижу, что ты перестал меня любить. Я буду жить у тетки в Лос-Анджелесе и всегда буду думать о тебе. Проищи, Хыог". Вот это письмо, как видишь, очень трогательное и сентиментальное. Я говорил тебе, что самое больное место Мадж, это были дети, которых у нее не было. Письмо ее очень сильно подействовало на Хыога. -- И я
      125
      Совесть: поиск истины
      хотел застрелиться, -- сказал он. -- Да меня следовало бы повесить за одну эту мысль. Бедная Мадж. Какое счастье, что она не нашла моего глупого письма. Ну, ладно, пускай она пока живет в Калифорнии. Так даже лучше. А я буду работать. И черт меня побери, если я не добьюсь своего. Он долго не ложился спать. Во-первых, он писал письмо Мадж, тоже очень сентиментальное и трогательное. Он просил подождать его один год. И обещал через год или приехать победителем, или бросить раз и навсегда все изобретения и начать вместе с Мадж новую жизнь на Западе. -- Все будет, моя милая Мадж, писал он, только не думай, что я не люблю тебя или ты мне не нужна. Потом он долго возился с финансовыми расчетами, хотя они были очень просты. У него было две тысячи долларов в сберегательной кассе. Тысячу он решил послать Мадж, на тысячу жить сам. Службу он решил бросить. Потом он погрузился в вычисления, относившиеся к его новой идее, и сидел над ними всю ночь до утра. Рисовал, чертил, рассчитывал и, наконец, в изнеможении бросил карандаш и долго сидел с закрытыми глазами, видя что-то, чего я не мог видеть. -- Да, -- сказал он, наконец, -- семь пуль в две секунды, две секунды на заряжение, сто пять пуль в минуту, если сделать пули в никелевой оболочке, то со сбережением всех газов это даст такую силу, какой нет ни у одного револьвера. Это были первые умные слова, которые я от него слышал за целый день. -- Сто пять пуль в минугу, подумал я, -- да еще в никелевой оболочке. Это недурно. Хыог лег спать. Он был человек без фантазии, и мало думал о прекрасных результатах, какие могли получиться для всего человечества. А я невольно замечтался.
      Сто пять пуль в минугу! Серьезно, это было очень хорошо. И я мог оценить это.
      На следующее утро Хыог послал Мадж письмо и деньги и сел за работу. День за днем пошли без всяких происшествий. С утра Хыог сидел за чертежным столом или у станка, вытачивая разные части, пробуя, переделывая и вечером шел в какой-нибудь бар, пил пиво и сидел, медленно куря трубку. От службы он отказался и ничем не интересовался, кроме своей работы и писем Мадж. Мадж писала сначала редко, но потом она начала скучать. Хыог стал рисоваться ей гораздо привлекательнее, она начала писать чугь не каждый день, рассказывая про Калифорнию, про море, про тепло, про солнце и звала Хьюга скорее приезжать, чтобы вместе работать и строить будущее для себя и для детей, которые у них непременно должны были родиться. "Бросай скорее Нью-Йорк, мой Хыог, -- писала она, -- и приезжай сюда. Нас разлучили эти серые туманы и пыль и чад города, а солнце опять приведет нас друг к другу". Мадж вообще любила читать стихи и выражаться высоким слогом. Она считала себя очень образованной, гораздо образованнее Хыога. Правда в этом была только то, что она проглатывала множество книг. Хыог читал ее письма,
      126
      П. Д. Успенский
      коротко отвечал на них и продолжал работать. Но в глубине души и ему тоже очень хотелось бросить все, ехать в Калифорнию к Мадж и попробовать совсем другую жизнь среди природы, в борьбе с природой. Он рисовал себе гору, покрытую сосновым лесом. На уступе горы простой бревенчатый дом и Мадж на крыльце, махающую ему рукой. Ему вспоминались романы Брст Гарта, и хотя он знал, что современная Калифорния уже совсем другая страна, он все-таки мечтал о жизни пионеров в полудиком лесу. Но больше всего он мечтал о Мадж. Чудак пять лет все еще был влюблен в нее. Вблизи это как-то все затуманилось ссорами, несогласиями, взаимным непониманием. Но на расстоянии Мадж опять засияла для него всеми цветами радуги, и Хыог опять искренно начал верить, что нет женщины красивее, очаровательнее, соблазнительнее и умнее Мадж. Правда, она во многом не соглашалась с ним, но это только потому, что ее душа стремилась к правде, свободе, и красоте. Он стремился к тому же, только более длинным и трудным пугем, а она своей внутренней мудростью женщины находила то, что искала, в солнце, в природе, в мечте о детях. И это было верно и необыкновенно хорошо. Но Хыог не даром был американец, и он не переставал думать, что если бы ко всему этому прибавить миллион долларов, то было бы еще лучше. И если бы его мечты осуществились, тогда и Мадж согласилась бы с ним, признала бы, что
      стоило работать и стоило терять все эти годы.
      Так прошел месяц, другой, третий, полгода. И, наконец, наступил день, когда работа Хьюга вчерне была кончена. В результате всего этого труда, мыслей, расчетов, внутреннего горения, упорства, напряжения воли, бессонных ночей и мечтаний на свет родилось довольно нелепое на вид маленькое существо. Это был автоматический пистолет; по внешности он был больше похож на молоток, или на гаечный ключ, чем на револьвер. Но в нем было много несомненно новых черт, обещавших ему большое будущее. Я сразу почувствовал это. Но меня интересовало только, перепадет ли здесь что-нибудь на долю Хьюга. Очень часто именно изобретатели ничего не получают от своих изобретений. Пистолет был плоский и тяжелый. Семь патронов сидели у него не в барабане, а в ручке. Толчок от выстрела передвигал назад верхнюю часть пистолета, при этом выбрасывалась в бок стреляная гильза и в ствол вставлялся новый патрон, подаваемый снизу пружиной. Все это было очень остроумно и практично. Скорость стрельбы во много раз превосходила все, что до того времени было известно, а благодаря тому, что не было прорыва газов между барабаном и стволом, получался чуть не втрое более сильный бой, чем у револьвера того же калибра. Ну, да что я это тебе рассказываю. Ты сам это прекрасно знаешь. Надеюсь, ты теперь понял, что это было за существо, родившееся на свет в мастерской Хыога. Были и неудачи во время работы. Очень долго Хыог бился с экстрактором, который должен был
      127
      Совесть: поиск истины
      выбрасывать стреляные гильзы. Потом его очень смущал предохранитель. Это и осталось слабым местом родившегося в мастерской ребенка. Он часто начинал разговаривать, когда его об этом еще не просили. Вообще для Хьюга было много тревог и сомнении. Раз, когда он уже считал себя близким к цели, он увидал ошибку в расчетах и ему[7] пришлось всю работу начать сначала. Другой раз очень много времени и труда пропало из-за ошибки в чертеже.
      Когда я понял, что за ребенок должен родиться, я начал очень сочувственно относиться к работе Хыога. Но помочь ему я, как я уже тебе говорил, ничем не мог, потому что ни в мыслях, ни в чувствах у него не было решительно ничего интересного для меня, т. е. хотя бы сколько-нибудь преступного. Ты понимаешь, круг моей деятельности ограничен определенными эмоциями. Я не могу из них выйти, точно так же, как рыба не может летать по воздуху, и птица не может плавать под водой. Некоторые из моих коллег пробовали изображать летающих рыб и ныряющих птиц. Но из этого никогда ничего не выходило. Мы -- существа определенной стихии. И Хыог был совершенно чужд этой стихии. Ну, как доска может быть чужда поэзии. Я уже говорил тебе, что у него не было ни малейшей фантазии в том смысле, как я это понимаю. И откровенно говоря, мне часто делалось даже прямо не по себе от всех его прекрасных мечтаний о Мадж, о любви, о свободе, о счастье и благополучии, которое Хьюг будет рассыпать вокруг себя, когда будет миллионером. Все это было ужасно пресно и тошно. Мадж стала часто писать. Она очень хорошо чувствовала себя в Калифорнии, решила изучить цветочное хозяйство и работала на цветочной ферме мужа своей тетки. "Даю тебе отпуск на год, Хыог, писала она. -- Через год, с изобретениями, или без изобретений, ты должен быть здесь, мы снимем кусок земли и будем разводить цветы". И Хьюг вздыхал над этими письмами, клал их в письменный стол и шел к своему станку. Ты не можешь себе представить, до чего иногда бываете смешны вы, люди.
      Ну вот, наконец, ребенок родился, и был, как я уже говорил тебе, довольно нескладным и неуклюжим существом, но с очень большими скрытыми достоинствами и с большим будущим. Я это чувствовал. Кажется, это было ровно через полгода, после того, как Хьюг в одно туманное утро уехал к морскому берегу. Он ехал опять туда же и по той же дороге. Но теперь он был совершенно в другом настроении. В кармане у него лежал тяжелый металлический предмет. Хыог дотрагивался рукой до кармана и ощущал уже упоение победы. Он вез с собой мишень, попутно построенный им небольшой пристрелочный станок с треножником и две толстые дубовые квадратные доски. Вся эта ноша радовала его. Он не сомневался в результатах. И толпа утренних пассажиров, спешивших на службу, вызывала в нем теперь жалость, смешанную с презрением. Прежде он боялся этой толпы,
      128
      П. Д. Успенский
      потому что чувствовал себя ее частью. Теперь он глядел на своих соседей в вагонах, как человек, который смотрит издалека, с другой планеты или из другой части света. Бедняги, думал он, они никогда не испытают радости победы, да им это, пожалуй, и не нужно. Его взгляд точно проникал сквозь маску лиц, читал мысли и характеры. Вот этот молодой человек в щегольском сером костюме, с оттопыренной губой. Он совершенно доволен своей судьбой. Он служит в банке, считает чужие деньги, и ему больше ничего не нужно. Или вот этот старик, с цветочком на петличке и в светлом костюме. Он старается казаться моложе, чтобы его не выгнали со службы. Он служит в магазине готового платья. А вот тому человеку скучно. И он смотрит на эту розовенькуто немочку совсем так, как должен смотреть настоящий мужчина на женщину. Но это не надолго, мой милый. Она выйдет на следующей остановке. И ты никогда не решился бы заговорить с ней. А если бы и решился, то из этого ничего бы не вышло. Она едет на службу. И думает, что это так и должно быть. Да, удивляюсь, как еще вас не начали кастрировать. Лет через сто это будет наверное. Стоит только какому-нибудь миллиардеру прийти к заключению, что кастрированные служащие лучше нскастрнрованных, и я уверен, что многие сами согласятся подвергнуться маленькой операции. А родители будут отдавать в лечебницы детей для операции, чтобы обеспечить им службу в будущем. И комичнее всего, что, может быть, одна душа из десяти тысяч сознает, что такое в действительности с ней происходит. Остальные думают, что они живут, и не шутя считают себя людьми. И я тоже был бы таким же, если бы я не был готов лучше десять раз умереть, чем жить такой позорной жизнью без свободы, без своего собственного труда. Да, Хыог не проявлял особенной скромности в этот момент. И мне это доставляло удовольствие. За ребенка я был спокоен, его будущее казалось мне совершенно верным. Но относительно самого Хыога я совсем не был так уверен. Наоборот, мне казалось, что он во многом ошибается и что его еще ждут большие испытания. Так оно и оказалось впоследствии. Участь изобретателей, художников, поэтов, вообще людей этой породы иногда бывает очень интересной. Если говорить откровенно, мне ничто за много лет не доставило такого удовольствия, как случай с французским художником, который застрелился от нужды и неудач, и картины которого через несколько лет начали продаваться за сотни тысяч. Это было восхитительно, Я видел, что у людей еще не пропало чувство юмора. И я сделал все, что мог, чтобы пробудить сознание этого художника "по ту сторону" и передать ему[7] эту приятную весть. Да, стоило посмотреть, как он это воспринял. Он чуть не задохнулся от злобы, когда понял меня, и задохнулся бы, если бы мог дышать. Но он уже ничего больше не мог, потому что, строго говоря, не существовал. Тем не менее он почувствовал весь юмор положения. И, честное слово, я
      5-1876
      129
      Совесть: поиск истины
      но желаю тебе быть в его астральной оболочке. Он отравил себя на миллион лет злобой на люден. И он никогда не простит им их остроумия. Подумай, через пять лет после смерти человека, который застрелился с голоду, платить миллион франков за его картину! Разве это не великолепно? Но я отвлекаюсь в сторону. Я надеялся на нечто подобное для Хыога. Очень многим изобретателям н новаторам приходится пройти по этой дорожке. И скоро мои предчувствия начали оправдываться. Но в этот день все шло, как Хыог рассчитывал. Я теперь уже не могу тебе точно сказать, сколько выстрелов в минуту получилось при первой пробе и сколько дюймов доски пробивала пуля. Но Хыог был в восторге. По силе боя пистолет равнялся большой винтовке, а быстрота стрельбы превосходила быстроту митральез, требовавших тогда долгого заряжения. Все расчеты Хыога оправдались блистательно. Ребенок вел себя безукоризненно. И можно было отдавать его на суд людей, а людей на его суд. Хыог возвращался домой, упоенный внутренним торжеством. Завтра должно было начаться триумфальное шествие.
      Но действительность сказала другое. Никакого триумфального шествия завтра не началось. На следующее угро Хыог сообразил прежде всего, что у него нет денег. На самом деле у него не только не было денег, но уже набрались мелкие долги.
      На мысль о деньгах Хыог набрел, когда начал думать о патентах. По опыту прежних изобретений он знал, что патенты стоят больших денег. Нужны были модели, чертежи. И необходимо было сразу порядочную сумму внести в бюро патентов. Особенно дорого стоили иностранные патенты. Черт возьми, сказал Хыог, дело дрянь. Была только одна вещь, которую можно было продать. Это -страховой полис. Теперь смешно беречь его, сказал Хыог. Если даже я умру, ребенок даст Мадж немножко больше, чем цена моей жизни. К вечеру полис был продан. Хыог заказал в разных мастерских разные части моделей и в разных чертежных разные части чертежей. О, он был осторожный человеке! Он сам собирал модели, сам делал все надписи на чертежах. Эта работа взяла еще около месяца и съела почти все деньги, вырученные за полис. Наконец, Хыог сказал себе, что пора устраивать судьбу ребенка. Но вот туг-то и началось самое трудное, то, чего Хыог совершенно не предвидел, к чему он совершенно не приготовился, но, что я хорошо знал, просто в силу моего прежнего опыта. Началась борьба с инертностью жизни. Жизнь неохотно пускает новое. Редко, очень редко бывает, что когда новое приходит, для него уже бывает расчищен пугь. Чаще всего на долю тех, кто приносит новое, достаются одни разочарования и затруднения. Но Хыог не ожидал ничего подобного и самым наивным образом полагал, что его ждуг совсем готовые миллионы. Сначала Хыог написал письма на самые большие оружейные заводы. Ему не ответили. Он написал
      130
      П. Д. Успенский
      еще, спрашивал, получены ли письма. Никто не отвечал. Хыог поехал сам на один завод. Директор был занят. Секретарь, вышедший к нему, сказал, что предложения новых изобретений рассматриваются на заводе три раза в год особой комиссией, что теперь комиссия будет заседать через два месяца, что требуется представление чертежей и моделей. Все это секретарь говорил, как заученный урок. Очевидно, ему часто приходилось иметь дело с изобретателями.
      -- Нет ли у вас человека, понимающего дело, который мог бы
      просто произвести пробу моего пистолета? -- спросил Хыог.
      Секретарь немножко улыбнулся на дерзость и сказал, что все изобретатели требуют немедленной пробы. Но во избежание потери времени на заводе установлен известный порядок. Проба производится только тем изобретениям, которые одобрены комиссией. Добрый день, сэр! Хыог ушел, м дорогой домой вдруг понял, что иначе все и не может быть. Он представил себе завод, на котором служил, представил себе, что там получается предложение нового изобретения. И он совершенно ясно увидел, как директор равнодушно проглядывает письмо, поданное секретарем с кучей других ненужных "предложений", потому что "запросы" и вообще могущие представить интерес письма подаются отдельно, и ставит на полях карандашом две буквы ^).К.-- по гср1у -- без ответа. Конечно, иначе не может быть, сказал себе Хыог. С чего бы этим трупам вдруг стать живыми людьми. Это я осел, что не понял этого сразу. Нет, туг нужно не писать, а самому ехать и искать. Где-нибудь должны же быть живые люди. А
      живой человек поймет сразу.
      Хьюг начал ездить по заводам. Результаты получались приблизительно такие же, как от первого посещения. Требовали моделей и чертежей и просили зайти через месяц. Но Хыог не хотел давать модели. Он был далеко не уверен, что его патенты покрывают все детали изобретения. Он знал вообще, как легко, сделав маленькие изменения, взять новый патент и знал, что вести судебный процесс человеку без денег, неизвестному изобретателю против большого завода совершенно невозможно. Он понимал, что нужно сначала завоевать рынок, потом подражания уже будуг неопасны. Но пока, модели нельзя давать никому. А в то же время, не видя моделей, никто не хотел даже разговаривать. Прошли еще два месяца. Хьюг был уже совершенно без денег. Он бросил свою квартиру и переехал в маленькую комнату. Мадж писала редко и, как казалось Хыогу, начинала забывать его за новыми интересами своей жизни. Как-то раз в очень жаркий день, какие бывают в Нью-Йорке летом, когда находят пеа1 у/еауеа, Хыог без всякого результата побывал на двух заводах и в конторе новых изобретателей, где два молодых еврея старались выпытать у него, в чем состоит его изобретение -- и потом без цели пройдя несколько улиц, вошел в Центральный парк. Па скамейке
      131
      Совесть: поиск истины
      к нему подсел плохо одетый седой человек с насмешливым, умным лицом. Вышло так, что они заговорили. Почему-то незнакомый человек возбуждал симпатию Хыога. Днем в парках Нью-Йорка можно видеть целую галерею типов людей, потерпевших крушение на самых разнообразных путях жизни. И этот ясно был из таких же. Заговорив со своим соседом, Хыог предложил ему сигару. На него напала тоска и хотелось слышать человеческий голос. Седой человек говорил что-то забавное по поводу проходивших людей. У него был, видимо, наблюдательный и тонкий ум. Хыог принял его за неудавшегося писателя или художника и позвал его зайти выпить стакан пива. В баре было прохладно и не хотелось уходить. После нескольких стаканов холодного пива седой человек начал рассказывать о себе. У Хыога похолодело на душе, когда он сказал, что он изобретатель. И чем дальше Хьюг слушал, тем больше ему казалось, что он слышит свою собственную историю, только с ужасным, безнадежным концом. Седой человек говорил и говорил и Хыог слушал его, все больше холодея от ужаса, и в то же время с каким-то болезненным любопытством расспрашивал о подробностях. Все было то же самое. Молодость, гордые мечтания, любовь, работа, удача и потом сразу какой-то непонятный и бессмысленный конец всего. Блестящее изобретение, на котором наживаются чужие, полная невозможность добиться признания своих прав, бедность, впеки, случайная работа и сознание того, что это уже было давно, десять лет тому назад, нет, больше, пятнадцать лет. Хьюг понимал, что таких рассказов можно услышать очень много от людей, с которыми знакомишься днем в парке. У всех этих, потерпевших крушение людей, есть чаще рассказы и выдуманные, и невыдуманные. Очень может быть, что этот человек все выдумывал, очень может быть, что это был маньяк, фантазирующий об изобретении, которого никогда не было. Но это ничего не меняло для Хыога. Важно было то, что он назвал себя изобретателем. Почему он не сказал, что он поэт, актер, музыкант? И если даже все это было выдумано, это было до боли похоже на действительность. Я должен помочь ему. если мне удастся устроить дело, сказал про себя Хыог. И это если испугало его. Черт возьми, может быть, через десять лет я тоже буду рассказывать кому-нибудь в пивной о своем изобретении, подумал он. Брр... Хыог записал адрес седого человека. Никакого постоянного жительства у него не было. Он дал адрес табачной лавочки в одном из трущобных кварталов. Потом Хыог пошел домой и дорогой почувствовал, что он опять боится жизни.
      О, я знал, что это придет к нему. Жизнь не желала признавать его с его изобретением, и Хьюг все сильнее и сильнее начинал реализовать факт, что все сделанное до сих пор -- самое изобретение, работа, патенты, это все пустяки в сравнении с трудностями проведения изобретения в жизнь. Он вспомнил когда-то прочитанную кни
      132
      П. Д. Успенский
      гу о давно сделанных и потом забытых изобретениях и открытых и даже остановился на тротуаре, разговаривая сам с собой. Паровые машины были изобретены во времена римлян, средневековый монах изобрел электр1гчсское освещение, сколько сиге всего. Да, в этот день Хыог пришел домой с поджатым хвостом. Его ждало письмо от Мадж. Мадж просила только одного -- написать ей правду, что Хыог ее больше совсем не любит, и тогда она перестанет думать о нем и перестанет надоедать ему своими глупыми письмами. Это письмо особенно больно ударило в сердце Хыога. Писать, разуверять Мадж было бесполезно. Хыог это прекрасно понимал, да у него и не было больше никаких слов. Он знал, что тоскует по Мадж, но передать ей это не мог. Все слова выходили какие-то старые и бессильные. Нужно было просто ехать к Мадж. Иначе, Хьюг чувствовал, что Мадж уйдет от него. Эта мысль уже давно мучила его. И в бессонные ночи он часто думал, что Мадж может полюбить другого. Что я сделаю, если все, чего я жду, придет и Мадж не будет, спрашивал он себя. И ему всегда делалось физически холодно от этой мысли. Ведь, бывает в жизни, говорил он себе, что все, чего человек хочет, приходить, но приходит днем позже, чем нужно. Да, жизнь начинала сильно пугать Хыога. Теперь он продавал последние вещи, часы, инструменты. Опять целыми днями он ходил и ездил по Нью-Йорку по заводам и конторам. И его ужасало то, что кроме него по конторам и заводам ходило много других изобретателей. У всех у них были какие-то удивительные вещи, которые должны были все перевернуть в своей области. И все они для служащих заводов стояли на одной ступени с самой низкой кастой белых, со сборщиками объявлений, даже еще ниже. Их не приглашали садиться, их никуда не пускали, с ними не разговаривали. У некоторых дверей были надписи: сборщикам объявлений, ищущим работы и изобретателям вход воспрещается. Раньше Хыог не знал этого. За все это время Хыог имел только два или три предложения продать патенты, но за такую ничтожную сумму, что смешно было даже говорить. Постепенно Хыог понял, что он стучится в стену. И, наконец, ему начало казаться, что в конце концов он придет к своему прежнему решению и, чтобы пс пропадало задаром изобретение, пустить себе пулю в висок из своего пистолета. Все на самом деле шло к этому. Еще месяц, другой и Хыог несомненно сделал бы так. У него не было больше терпения. Но одна встреча на время повернула
      дело как будто к лучшему.
      Раз в маленьком ресторанчике, куда Хыог заходил ужинать, он
      встретил одного своего старого товарища по каким-то вечерним курсам, где Хыог изучал механику.
      Оказалось, что у этого человека, его звали Джонс, был теперь
      маленький завод велосипедных частей. Он рассказал Хыогу, что его дела очень плохи, что нет никакой возможности бороться с синдика
      133
      Совесть: поиск истины
      тами, которые съедают мелкие предприятия, что он боролся, пока мог, но теперь приехал в Нью-Йорк продавать своп завод одной большой ассоциации. Но там уже знали, что он не может больше держаться п должен будет пойти на все условия, и нарочно тянули дело, чтобы заставить его отдать все чуть не задаром, ради только того чтобы избавиться от долгов. Хыог рассеянно слушал его. И хотя он никому другому не говорил про свои дела, почему-то он рассказал Джонсу про свое изобретение и про все неудачи. Тот, видимо, заинтересовался -- и Хыог повел его к себе домой, просто потому, что ему не хотелось оставаться одному. Ребенок произвел большое впечатление на Джонса. У него было чутье. Он сразу понял все, что крылось за странной внешностью ребенка, и начал упорно о чем-то думать. На следующий день, рано утром, он уже сидел у Хыога.
      -- Я думал всю ночь, -- сказал он. -- Нельзя ли приспособить мой завод для вашей машины? Может быть, это наш последний общий шанс. Я чувствую, что акулы не хотят меня пускать живым и наметили проглотить целиком. Если все пойдет так, как идет, я через
      год буду мастером на своем собственном заводе. Они меня даже управляющим не возьмут.
      Вместе с Хыогом они начали разбирать ребенка по частям, соображая, какие части можно делать на заводе Джонса и какие нужно заказывать. Потом они забрали с собой станок для пристрелки, мишени и поехали пробовать пистолет, опять на морской берег. Там Хьюг показал Джонсу, что может сделать его ребенок, и с тайной радостью в душе видел, как весь загорелся Джонс. Джонс сам начал стрелять и со станка, и без станка, нагрел ребенка так, что до него нельзя было дотронугься и, наконец, хлопнул Хыога по плечу и сказал:
      -- Ну, старина, я ваш. Ставлю все, что у меня есть до последнего цента. Я могу продержаться полгода, и за это время мы завоюем
      Америку, Европу, Азию, Африку и Австралию. Такого изобретения не было и нет. Командуйте!
      Они начали работать вместе. Хыог воспрянул духом. Теперь, казалось, что уже все должно осуществиться. Завод удалось приспособить очень быстро. Через два месяца первая партия автоматических пистолетов появилась на рынке. Но цену пришлось назначить довольно дорогую, и спрос был слабый. Завод работал, но еще через два месяца оказалось, что спрос остановился. Рынок был уже насыщен, и нужно было ждать. Джонс достал немного денег. Была необходима реклама. Объявления, плакаты стоили безумно дорого. Но делалось ясно, что без большой рекламы дело все-таки не пойдет. Все большие оружейные магазины имели автоматические пистолеты, но публика предпочитала покупать старые револьверы.
      Прошло полгода со дня начала работы, и Хыог с Джонсом уви
      134
      П. Д. Успенский
      дели перед собой перспективу краха и позорного конца всего дела. Два оружейных завода соглашались купить патенты и предлагали за них, один -десять тысяч долларов, другой -- меньше. Это не покрывало убытков Джонса. А странные пистолеты, похожие на молотки, даже разложенные на окнах магазинов, мало привлекали публику. Только какая-нибудь необыкновенная реклама могла спасти дело. А средств на рекламу не было. Дела шли все хуже и хуже. Хыог и Джонс совсем уже падали духом. Еще немного и завод должен был остановиться.