А картины были такие:

«Первый секретарь Коксагызского обкома КПСС распускает свой гарем по случаю начала учебного года»;

«Первый секретарь Коксагызского обкома КПСС помогает Л.И. Брежневу при установке Знамени Победы над рейхстагом»;

«Первый секретарь Коксагызского обкома КПСС лично проверяет качество денежных знаков, выпускаемых местной обогатительной фабрикой»;

«Первый секретарь Коксагызского обкома КПСС в присутствии инструктора республиканского ЦК отказывается от стереотипов в партийной работе».

Тема увенчивалась широкомасштабным полотном, озаглавленным «Победители Коксагызского областного социалистического соревнования расправляются с побежденными».

И все. Из коксагызской тематики выбилось только одно полотно под названием «Подвиг сорока шести львовских студенток-антисемиток». Но писал ее, к сожалению, большой авангардист, и поэтому было неясно, сорок ли шесть девушек изображены на холсте, точно ли во Львове происходит действие, подпадает ли это действие под категорию подвига, носит ли оно ярко выраженный антисемитский характер, да и являются ли эти девушки студентками – сказать было затруднительно.

Тем не менее Тихон испугался картины, зарыдал и хотел убежать, но дядя Саня быстро отвлек его неокрепшее внимание скульптурной группой «Юноша, овладевающий диалектическим методом познания действительности». Культурную программу на этом пришлось завязать и с тоской вернуться в родную палату.

– Что, соколики, Чехова почитать захотелось? – приветствовал их Шалва Евсеевич Потрошилов. Ни одной строчки Чехова он в жизни не читал, но крепко ненавидел его за пенсне. – А вы знаете, что нынче за Чехова полагается?

– За Чехова? – удивился дядя Саня.

– За Чехова, за Чехова! Тут сейчас политинформация была. Прожил бы ваш Чехов еще лет десяток, так в каком бы стане оказался? То-то! Ты, Тихон, его не слушай! Ты по народу поспрошай! Он все знает, народ: откуда что пошло и где всему начало. Вот сегодня после ужина выходи во двор да послушай. Там сказки сказывают, мифы народов мира излагают в доступной форме. Там, правда, и вредное сказывают, когда санитар ослабит бдительность, но я тебе помогу отличить зерна от плевел!

Глава 4

КАК ПОПАЛ В ЗАВЕДЕНИЕ НАРКОМ ПОТРОШИЛОВ

Оговоримся сразу: ни единому слову, произнесенному в пределах Заведения, верить было нельзя. Ни одна анкета, ни одна биография действительности не соответствовала. Потому что все рассматривалось в свете идей кузьмизма-никитизма, а свет этот был ой как переменчив.

Словом, говорили так: там, за кирпичными стенами и неизмеримыми годами, и вправду служил Шалва Евсеевич Потрошилов наркомом часовой промышленности. Как-то раз он решил пойти навстречу 20-летнему юбилею РККА. И придумал замечательные командирские часы. По задумке в случае войны циферблат на этих часах должен был незамедлительно покраснеть и тем подать сигнал тревоги. Была у Шалвы Евсеевича и другая задумка. Подлецам командирам в те времена веры не было, они в Испании много чего напортачили. И чтобы они, мерзавцы, не вздумали сдаться в плен в случае чего, в часы вмонтировали специальное устройство. Подымет человек руки, а из часов выскочит ядовитая иголочка и ужалит.

По всей стране в один и тот же день всем командирам РККА вручили такие часы. Но ведь любой человек, даже хотя бы и маршал, ну раз в день руки-то воздвигнет! Один хотел на скрипочке поиграть, другой «солнце» на турнике покрутить, третий на шкаф за коньяком полез… Сколько их в тот день полегло!

Так подвел нарком Потрошилов своего любимого вождя. А вождь решил: лучше прослыть злодеем, чем идиотом. И всех покойных командиров задним числом объявили врагами народа, задним же числом провели заседания трибуналов, а уж родню пришлось пересажать для убедительности и неразглашения.

Тут его и бросили в Заведение… Хотя он еще, бывало, и такое рассказывал:

– Забросили меня как-то в тыл врага, в самый Берлин, в смысле логово. Иду я по Унтер-ден-Линден, выхожу на Адольфгитлерштрассе. На мне полушубок, тулуп, шлем-маска – все новье! Смотрю, навстречу мне нахально идет в запретку фельдмаршал Кейтель – тот самый, который потом капитуляцию подписывал. Я кричу три раза быстро: «Стой! Стой, кто идет! Стой! Стрелять буду!» Произвел предупредительный выстрел в голову, он и повалился. Ну, тут набежали, акт составили, гестаповскую охрану по шапке, а мне десять суток отпуска…

Рассказ Шалвы Евсеевича об этих десяти сутках привести невозможно по причине полной неприличности.

Глава 5

А ВОТ ЗА ЧТО ДЯДЮ САНЮ ПОСАДИЛИ

Если сильно придираться к этим историям, можно найти в них массу несоответствий и нелепостей. А если не придираться вовсе, то и сойдет за правду, потому что за правду, если вспомнить, и не такое сходило.

Сидел дядя Саня не первый раз. Он сам говорил как-то:

– Сколько я сроков ни мотал, а помиловки ни разу не писывал. Нет, вру. Однажды было. Только очень давно. Теперь эта помиловка называется «Моление Даниила Заточника».

Дяде Сане было в последний раз предъявлено обвинение в передаче врагу важной военной тайны. Я ее вам тоже выдам, раз такое дело. Тайна заключается вот в чем. Как известно, воинские звания у нас идут таким путем:

лейтенант;

старший лейтенант;

капитан;

майор;

подполковник;

полковник.

А дальше? Не догадываетесь? Дальше идет генерал-майор, а еще дальше… Думаете, генерал-подполковник? Нет, дудки, дальше идет генерал-лейтенант, а уж потом генерал-полковник, а никакого генерала-подполковника не существует ни одного.

Все это, понятно, было задумано с целью дезориентировать противника. А когда противник через несколько лет все-таки допер, что тут нечисто, во всем обвинили дядю Саню, так как он однажды сослепу назвал полковника лейтенантом, не разглядел, что звезды-то большие.

На самом деле эту великую тайну выдал врагу в свое время известный шпион Лев Пеньковский. И была это, увы, еще не самая главная тайна. Шпиона разоблачили, дядю Саню отправили в Заведение. Подозревали, и не без оснований, что он и впрямь был бессмертный.

Глава 6

А ВОТ ОТКУДА КУЗЬМА НИКИТИЧ ПРОИЗОШЕЛ

У нас еще любят поворчать: свободы нет, свободы нет! Да какой вам еще свободы надо, какого рожна? В Заведении выходи в любой коридор, на любой населенный этаж, в любую палату зайди, вниз, во двор спустись – и всякий обитатель по первому требованию запросто может рассказать, откуда что взялось и куда есть пошло. Да и так, возле постоять, послушать тоже полезно, потому что разговоры ведутся возвышенные, конструктивные и в обстановке, максимально приближенной к дружеской. Небось не о прахе земном толкуют, не уравнивают вчерашнюю кирзовую крупу с завтрашней – нет, воспаряют мыслию к истокам, глубинам, светлое имечко Кузьмы Никитича так и порхает из уст в уста, будто райская птичка колибри. Пораскинешь ушами и ужаснешься, узнав, в каком непотребстве и поганстве прозябало человечество до появления Кузьмы Никитича. Да что человечество! Вселенная-то сама ладом устроиться не могла! Жаль только, что обитатели трактуют этот вопрос всяк по-своему.