При встрече Пу И рассказал ей о своей жизни после расставания, просил передать сердечный привет ее родителям. Несколько раз он приглашал ее в ресторан, бывший император сопровождал ее на прогулку в загородный парк «Сяншань» (Душистые горы), они ездили в храм Спящего Будды (Вофосы), который находится в 20 км от столицы у подножия Западных гор на оживленном загородном туристическом маршруте, связывающем Летний дворец, гору Яшмового источника, Душистые горы и храмы Бадачу. Это место всегда привлекает гостей и туристов своим прекрасным живописным видом, щадящей прохладой в знойный пекинский летний день и свежестью. Они, миновав нарядную деревянную арку, тенистую сосновую аллею и украшенную цветными изразцами трех пролетную арку из камня и кирпича, попадали во дворик с мраморным бассейном, барабанной и колокольной башнями, проходили анфиладу обычных для буддийского храма залов и попадали в зал Спящего Будды (основанный на этом месте во второй половине УП века буддийский монастырь был назван храмом Мирного долголетия. Главной его достопримечательностью стала сандаловая статуя лежащего Будды, погруженная в нирвану. Отсюда и происходит название «храм Спящего Будды». Поскольку монастырь не раз горел, то древняя статуя не сохранилась, вместо нее в 1321 году отлили из бронзы новую фигуру). В этом зале большую часть длины занимает бронзовое изваяние Будды пятиметровой длины, весящее, как утверждают, около 25 тонн. В его изготовлении в 1321 году участвовало почти семь тысяч человек. Статуя изображает Будду Шакьямуни в момент, когда он, погружаясь в нирвану, передает свои наставления двенадцати ученикам. Среди других достопримечательностей Вофосы они посетили миниатюрный сад в восточном дворике и покои для знатных посетителей с большим квадратным бассейном в северо-восточном дворе, где раньше часто останавливались императоры последней династии.

Пу И считал своим долгом также сводить бывшую жену в Пекинский ботанический сад, где он недавно работал.

Однако после неоднократных встреч и бесед двух бывших супругов их точки зрения прояснились. При одной из последних встреч Пу И сказал, что Ли Юйцинь уже создала новую семью, разве это не счастье! Что он хотя иногда и подумывал о том, что они могли бы вновь соединить свои судьбы, однако условия не позволяют этого сделать, и детально все обдумав, он понимает, что они не должны этого делать. После десяти лет перевоспитания он стал понимать – как нужно уважать других, и особенно как он должен уважать свою бывшую жену, как он ее обижал и третировал раньше, он должен уважать и ее семью и родственников. Пу И пожелал ей горячей любви, в дальнейшем крепить складывающиеся счастливые семейные отношения.

У Пу И появились две «свахи», которые однажды в начале 1962 года в клубе культуры познакомили его с одной женщиной тридцати семи лет, уроженкой города Ханчжоу некой Ли Шусянь.

Она работала медицинской сестрой в маленькой больнице в Пекине. Когда ей было всего восемь лет умерла мама, она осталась с отцом, который работал служащим в шанхайском банке. Когда в дом пришла мачеха, жизнь девочки стала невыносимой, она прератилась в маленькую домработницу, в золушку. Когда ей исполнилось 14 лет, отец от них ушел, а ее приемная мать пыталась с помощью обмана продать ее в наложницы к богатому мужчине. Ли Шусянь считала, что такой жестокой судьбы для себя допускать нельзя, и она тайком сбежала в Пекин, там ее приютила двоюродная сестра, оставшаяся вдовой. Там она из-за отсутствия средств к существованию вышла замуж за одного франта. Вскоре после свадьбы ее супруг проявился во всей своей наготе: рестораны, попойки, азартные игры, распутство, часто он ее избивал. Жизнь стала невыносимой [337]. И каждый из двоих пошел по жизни своей дорогой. После основания КНР она поступила учиться, затем окончила специализированные курсы медицинских сестер, обретя профессию.

Однажды товарищ по работе показал Пу И фотографию женщины и спросил – нравится ли она ему?. «Кто она? – спросил Пу И, разглядывая фотографию. – Хочешь, я тебя с ней познакомлю? – последовал ответ. Лицо Пу И покраснело: «Зачем ты смеешься надо мной?» – тихо сказал он.

– Я не обманываю тебя. Сущая правда! – сказал товарищ. – Она медицинский работник больницы.

Знакомые Пу И знали, что предыдущие четыре жены императора – все были выбраны им по фотографиям. Закралась мысль, что возможно и пятую ждет такая же участь. Пу И внимательно разглядывал фотографию, с которой на него смотрела женщина с простенькой одежде, производившая внешне неплохое впечатление. Затем он осторожно положил фотографию на стол и сказал, что хочет по этому вопросу посоветоваться с домашними.

Когда знакомый Пу И рассказал невесте о том, что она приглянулась «императору», та испугавшись, переспросила: «Императору Сюаньтуну? Нет, нет! Я боюсь!» [338].

Ей было сказано, что бояться не следует, сейчас он простой гражданин КНР, бывший император долго перевоспитывался, поэтому на него не следует смотреть как на императора, то, что было в прошлом – ушло и уже не вернешь. Только после таких слов она согласилась увидеться с Пу И. И вскоре знакомство состоялось, они приглянулись друг другу.

Ли Шусянь, увидев впервые Пу И, призналась что он совсем не походит на императора Сюаньтуна, он выглядит довольно простым и сердечным человеком, раньше она считала, что он наверняка должен быть похожим по «большое глиняное изваяние из храма».

По словам последней жены Пу И, они сошлись довольно быстро, у них было всего шесть встреч за шесть месяцев после чего они решили стать мужем и женой, ей тогда было 37, а ему 56 лет. После жизни в императорском дворце, где у него была жена и наложницы, и в Маньчжоу-Го, куда он перевез своих женщин, а затем пяти лет тюремного заключения в советской тюрьме и 10 лет в китайской, Пу И стал жить как простой семейный горожанин.

Как то в первой половине 60-х годов Пу И признался: «В прошлом я никогда не понимал что называется дружбой и еще менее понимал, что называется любовью. Я только понимал отношения: «государь-министр», «хозяин-раб», но не понимал отношений «муж-жена», «я и друзья». В настоящее время у меня есть друзья, имеются настоящие компаньоны. На майские праздники 1962 года я и Ли Шусянь создали нашу теплую семью. И это в моей жизни была первая настоящая семья» [339].

Действительно отношение к женщине в старом Китае было особым и это накладывало отпечаток на все мужское население, включая и императора, и оно было совершенно не похожим на отношение к женщине в средневековой Европе. В чем же заключалась эта «особенность»?

В древнем "Наставлении для женщин" («Нюй цзе»), одном из наиболее тенденциозных сочинений в китайской литературе, автором которого является госпожа Бань Чжао (49-120 г.) – дочь ханьского известного писателя и государственного деятеля Бань Бяо, младшая сестра еще более знаменитого историка и литератора Бань Гу (29-92 гг.), говорится:

"Принципы инь и ян совершенно противоположны, поэтому поведение мужчин и женщин отличается. Достоинство ян заключается в силе, а подчинение лежит в основе принципа инь . Мужчину почитают за его силу, а женщину ценят за ее слабость. Поэтому древняя пословица гласит: «Тот, у кого имеется сын, надеется, что он станет сильным как волк, и опасается, как бы он не стал подобным червю. Тот, у кого есть дочь, мечтает о том, чтобы она стала подобной мыши, и опасается, как бы она не стала тигрицей».

Поэтому женщина не может сделать ничего лучшего, кроме как воспитывать в себе почтительность и через повиновение избегать грубого обращения, поэтому и говорят: "Золотым правилом для женщин являются почтительность и повиновение".

«Я намерена говорить о том повиновении, – говорилось в древнем наставлении для женщин, – которое требуется от жены в недрах семейства, в кругу домашней деятельности, повиновении полном, не ограниченном временем и обстоятельствами, не зависящем от трудности (исполнить то или другое приказание) и от личных вкусов (жены). Такого повиновения могут требовать муж от жены, свекор и свекровь – от невестки. Жена, которая не обладает этой добродетелью во всей полноте, недостойна высокого имени супруги; жене, оказывающей повиновение только отчасти, нечего будет сетовать, если с ней станут поступать по всей строгости законов».

«Жена, которая любит своего мужа и в свою очередь любима им, без труда повинуется ему: в данном случае она следует только своей склонности и притом уверена, что будет исполнять себе самой угодное и что, во всяком случае, получит одобрение со стороны того, кому она нравится. Жена, послушная при этих условиях, не выполняет и половины своей задачи: такое послушание будет оказываться только до тех пор, пока жена находится в согласии с мужем, а это согласие разве не может навсегда исчезнуть от какого-либо даже самого неважного обстоятельства? Но и при постоянном согласии разве не выходит, что жена, в сущности, исполняет свою собственную волю, хотя и показывает вид, будто действует по воле мужа? Допустим, что таким поведением жена приобретает к себе уважение со стороны мужа, но свекор и свекровь будут ли смотреть на нее теми же глазами? Невестка не должна самообольщаться: если она не вполне послушна свекру и свекрови, если не и исполняет в точности, чего они требуют, то они сделают ей предостережения, употребят угрозы, примут более серьезные меры к ее исправлению или прикажут своему сыну исправить свою супругу; если после всего этого свекор и свекровь увидят, что невестка остается неисправимою и не слушается, они поступят с нею так, как позволяет закон, – отлучат от сына его непослушную жену, которая служит для него дурным примером и препятствием к исполнению главных требований сыновьего благочестия. Хотя бы это отлучение и не было в собственном смысле разводом, тем не менее, оно столь же действенно, столь же постыдно для жены, как и последний. Только абсолютное повиновение как мужу, так свекру и свекрови может оградить от каких бы то ни было упреков жену, исполняющую все другие свои обязанности».

«Женщина, – говорилось в древнем наставлений, – должна быть в доме тенью, эхом. Тень заимствует форму от тела, и эхо только повторяет звук».

Отец китайской цивилизации, как его считают в Поднебесной, Хуанди как-то спросил своего первого министра:

Сегодня наши мужчины слабеют уже в пятьдесят лет, тогда как в прежние времена они достигали вдвое большего возраста, причем их источник Жизненного Субстрата не иссякал до самого конца их дней. Не значит ли это, что мы, сами того не зная, нарушаем законы Природы?

Вот что ответил первый министр:

В прежние времена люди жили по принципам инь и ян и знали Гармонию, ибо были двумя половинами целого. Инь была теневой стороной холма, ян – его солнечной стороной, и при наслаждении этой целостностью они не испытывали ни беспокойства, ни неудовлетворенности. Сегодня люди опьяняют себя вином, пресыщаются едой, не желают работать и в то же время постоянно предаются утехам Облаков и Дождя. Но это лишь усиливает их неудовлетворенность, ибо по мере того, как аппетит их растет, удовлетворять его становится все труднее, а поскольку люди перестали подниматься по утрам и вечером отходить ко сну в часы, предписанные законами Природы, тела их истощаются к пятидесяти годам.

Если мы посмотрим на эволюцию иероглифа "женщина" от надписей на иньских костях до написания, употребляемого сегодня, то увидим, что, прежде всего, иньская графема, изображающая женщину (нюй), представляет собой коленопреклоненную человеческую фигуру, у которой отличительной чертой являются диспропорционально огромные груди. Подтверждением того, что изображены именно груди, а не, скажем, руки в широких рукавах или опущенные на бедра сжатые кулаки, является рисунок, обозначающий «мать» (му), в котором прорисованы соски. Таким образом, первые иероглифические изображения женщины иньцами дают нам возможность предположить, что они воспринимали женщину прежде всего как кормящую мать.

По утверждению одного из крупнейших теоретиков легизма Хань Фэя, жившего в Ш в. до н.э. в самой седой китайской древности, "люди знали своих матерей, но не знали своих отцов". Это говорило о том, что в древнем Китае существовал матриархат и роль женщины-матери была очень значительной. Однако много воды утекло с тех пор и от былой женской самостоятельности почти не осталось следа. Уже в древнем Китае, когда в семье рождалась девочка, родителям подносили битую черепицу и кирпич как символ того праха, который каждый будет попирать ногами. Когда мужу случалось упоминать о своей жене, он говорил о ней как о "той, что служит ему совком и метелкой" – тоже нечто имеющее отношение к мусору.

В одной из песен "Шицзина " («Книге песен» Х1-УШ вв. до н.э.) кратко описываются обычаи, связанные с рождением ребенка. Так в песне «Новый дворец» говорится:

Мы видим, что уже тогда, в зависимости от того – кто был новорожденным: мальчик или девочка, предопределялся дальнейший статус рожденного и отношение к нему. И женщину ставили ниже мужчины уже в силу того, что любая женщина от природы уступает любому мужчине.

В уже упоминавшемся "Наставлении для женщин" Бань Чжао говорилось: "В былые времена, когда в семье рождалась девочка, на третий день ее клали на пол под кроватью и давали ей в качестве игрушки прялку. Потом родители держали пост и оповещали о ее рождении в зале предков.

Ее держали на полу, чтобы показать, каково ее низкое положение, и приучить к повиновению. Прялка, которую ей давали в качестве игрушки, должна была приучить ее к работе и к послушанию. Оповещение же предков о ее рождении означало, что ее долгом является продолжение рода ее господина".

В "Книге Песен", древнейшем собрании народных песен Поднебесной, говорится: "Когда рождается мальчик, его кладут на постель и дают ему играть с яшмой; когда рождается девочка, ее кладут на пол и дают ей играть с черепком". Здесь уже хорошо проявляется отношение древних китайцев к девочке, а потом уже к женщине. Женщина признавалась и ценилась лишь постольку, поскольку была необходима для функционирования семьи и ведения домашнего хозяйства (она должна была "играть с черепком"). Девочка не могла продолжить мужской род, и ее предстояло выдать замуж – для родного дома она была "отрезанный ломоть".

Все прочие качества официальная мораль китайского общества старалась игнорировать.

Впервые на роль женщин, их достоинства и недостатки еще в 1 в. до н.э. обратил внимание хранитель императорской библиотеки, имевший сановный титул "великого мужа" (дафу), каноновед Лю Сян (77-6 гг. до н.э.) в своей книге «Жизнеописания знаменитых женщин». Автор сгруппировал всех известных женщин по таким, как считал Лю Сян, характерным разделам, как: жизнеописание образцовых матерей, жизнеописания милосердных и мудрых, жизнеописание целомудренных и смиренных, жизнеописание красноречивых и разумных, жизнеописание добродетельных и верных долгу, жизнеописание грешных и развратных женщин. Почти все героини, упоминаемые в книге, являются воплощением конфуцианских добродетелей, каждая из представленных в трактате женщин, оставила свой яркий след в китайской традиции и истории. Но, пожалуй, самыми впечатляющими остаются все-таки образы «роковых женщин» в последнем разделе «грешных и развратных» труда древнего каноноведа, служащие как бы предостережением мужской половине о том, что таких довольно много в мире и надо держать ухо востро.

Среди "роковых женщин" мы находим трех самых знаменитых отрицательных персонажей – Да Цзи, Бао Сы и Чжао Фэйянь (последняя известна в литературе, как "Летящая Ласточка"), на которых традиционная китайская история возлагала вину за гибель трех великих династий древности: Иньской, Чжоуской и Ханьской.

В разделе о "жизнеописании образцовых матерей" Лю Сян рассказывает о матери древнего философа Мэн-цзы, которая разъясняет чем должна заниматься супруга в первую очередь:

"Обязанности у супруги состоят в том, чтобы уметь приготовить пять яств, подать на стол вино и соус, ухаживать за свекром и свекровью, шить одежду. Поэтому долг женщины – заботиться во внутренних покоях и хозяйстве, и у нее не должно быть желания покинуть родные края". Далее она подчеркивает, что "женщина поступает не как ей вздумается, а следуя трем установлениям: в молодости слушается отца и мать, выйдя замуж, слушаться мужа, а после его смерти сына. Так требует этикет".

В уже упоминавшемся "Наставлении для женщин" говорится: "В соответствии с ритуалами, мужчина имеет право взять себе несколько жен, но для женщины недопустимо иметь двух хозяев. Ибо говорится: "Муж подобен Небу, а игнорировать Небо нельзя". Поэтому жена не может бросить своего мужа. Тот, кто оскорбляет высших духов, понесет небесное наказание. Если жена нарушает ритуалы и правила, то муж станет ее презирать".

Говоря о традициях в старом Китае, следует отметить, что в обществе, где господствующая роль принадлежала издревле мужчинам, положение женщины было исключительно низким и ей приходилось делать только то, что от нее требовали мужчины. Женщина во взаимоотношениях с мужчиной была лишена всех прав. По конфуцианскому домострою женщина при любых обстоятельствах должна была покорно следовать долгу жены-служанки, матери-служанки, невестки-служанки, вдовы-служанки. Поскольку мужчинам в первую очередь нужны были жены для функционирования семьи, продления рода и ведения домашнего хозяйства, необходимо было, чтобы определенная часть женщин выполняла в первую очередь именно эти функции. Воспитание детей и ведение домашнего хозяйства, которое полностью занимало их время, являлось серьезным и почтенным времяпрепровождением и большего от них никто не требовал. Умение женщины, занятой домашним хозяйством, играть на музыкальных инструментах, танцевать, красноречиво выражать свои мысли, рисовать и, наконец, кокетничать в лучшем смысле слова считалось бы нарушением отведенной ей роли. Еще Конфуций говорил: "О женщине ничего не должно быть слышно за пределами ее дома". Он же приравнивая женщину к слуге, замечал, что "в доме труднее всего иметь дело с женщинами и слугами. Если их приблизить, они становятся дерзкими. А если отдалить – озлобляются". Непременным условием счастливой жизни в обществе считалось, когда женщина беспрекословно знала свое место. Конфуцианские правила приличного поведения (ЛИ) женщины были строго расписаны от начала до конца. Ранний конфуцианский трактат "Нюйцзе " («Идеальная женщина») начинался с утверждения о том, что подчиненное положение инь должно устанавливаться при рождении и что новорожденную девочку в знак искреннего раскаяния от родителей следует немедленно спрятать под кровать. Раннее воспитание и обучение девочки должно было быть исключительно нацелено на то, чтобы приучить ее прислуживать и угождать мужчинам в семье, а наивысшими ее добродетелями считались скромность и послушание. Девочку не учили, ум ее не развивали, ей не давали мыслить. Она должна была, пятясь, выходить из любой комнаты, в которой находились мужчины, и даже сама мысль о том, чтобы пожаловаться, была для нее недопустимой. Секрет достижения такой покорности заключался в том, что женщина всегда в любом споре должна была считать себя неправой и думать, что ей еще повезло, если удалось избежать сурового наказания. Конфуцианство пыталось решить проблему взаимоотношений полов самым радикальным образом – путем полного запрета на общение посторонних мужчин и женщин, даже родственников. Конфуций, по преданию, запретил мужчинам и женщинам ходить по одной стороне улицы и даже сидеть за одним столом. Женщинам вообще полагалось находиться во «внутренних покоях» дома, и в лучшем случае только тайком наблюдать из-за какого-нибудь укрытия за мужской компанией. Девочкам с самого детства запрещали играть с мальчиками.

Замужняя женщина, когда посещала дом своих родителей, в соответствии с трактатом «Ли цзи », не могла сидеть со своими братьями вместе на одной циновке и есть с ними из одних и тех же сосудов.

Предписания об изолированности полов, существовавшие издревле, не позволяли даже врачам смотреть на своих пациенток. Эскулапам разрешалось только прощупывать пульс на руке, протянутой к ним из-за постельных занавесок, и по нему определять болезнь. Поскольку, согласно древнекитайским медицинским практикам, по пульсу человека можно дать диагноз почти всех болезней, считалось, что кроме прощупывания пульса врачу ничего и не требуется. Однако чтобы дать врачу точное представление о жалобах пациентки, ее супруг или родственница могли указать это место на статуэтке обнаженной женщины из слоновой кости, которая у врача всегда имелась при себе. Такие «врачебные фигурки» обычно были около 10 см в длину и изображали женщину, лежащую на спине с руками, заложенными за голову.

Таким образом, умственное развитие мужчины было намного выше, чем китайской женщины. Девушка, особенно в Северном Китае, не получала никакого образования, она жила затворницей вначале в доме родителей, выполняя роль прислуги, являясь как бы лишней домашней вещью, девочка не могла продолжить мужской род и ее предстояло выдать замуж – для родного дома она была "отрезанный ломоть". Девочек часто даже не посвящали в секреты семейного ремесла, чтобы, выйдя замуж, они не могли раскрыть их чужим людям. При рождении девочки китайцы говорили: родилась служанка, указывая тем самым на ее назначение в жизни и пол новорожденной.

Девушке предписывалось блюсти "добродетель" и почитать "трех": дома подчиняться отцу, в замужестве мужу, после смерти мужа – сыну. Она была обязана хранить верность мужу и после его смерти, не имея права выходить замуж вторично. Таким образом, ее удел: только всегда быть покорной отцу, мужу, родить для семьи мальчика, который бы был продолжателем рода, хранителем родового принципа и выразителем культа почитания предков. Заметьте, что иероглиф «благо», «хорошо» «хао » состоит из двух частей: иероглифа «нюй » – женщина, девица и иероглифа «цзы » – сын (то есть благо бывает тогда, когда у девицы, вышедшей замуж родиться сын). А понятие о полном благоденствии в старом Китае выражалось словами «сань – до » три много, три изобилия: «до фу» – много богатства и удачи в делах, «до шоу » – много лет жизни, «до нань » – много мужчин, то есть детей мужского пола.

Жена бесплодная или рожающая только девочек становилась злом в семье, если не было финансовых средств купить для усыновления мальчика или взять еще вторую жену или наложницу. Иногда в Китае были случаи, когда отец, у которого родилась дочь, а не сын, поручал повивальной бабке купить у какого-нибудь бедняка новорожденного мальчика и отдать им вместо сына новорожденную девочку, это называлось «заменить феникса драконом».

В одном из наиважнейших произведений конфуцианской литературы – "Книге установлений" или "Книге ритуалов" "Ли цзи ", где описан идеальная конфуцианская модель социального механизма, в основе которой лежит принцип ли – ритуал, то, что в Европе долгое время было принято называть «китайскими церемониями», мы можем найти следующее разъяснение места женщины в доме: «В основе ритуалов лежат правильные отношения между мужчиной и женщиной. В доме, где они проживают, их сферы строго ограничены: мужчины живут во внешних покоях, а женщины – во внутренних. Последние пребывают в задней части дома, двери в них запираются на ключ и охраняются евнухами. Без уважительной причины мужчины туда не заходят, а женщины оттуда не выходят». Мы видим, что женщина была безгласна: муж мог выгнать ее из дому под любым предлогом.

Бесплодие жены по китайским законам было одной из семи главных "официальных" причин права мужа требовать развода. "Нет детей – отправится навек в дом отца преступная жена", – констатировал известный ханьский поэт Цао Чжи (родился в 192 г.). Другими шестью причинами, позволяющими совершить развод, были: 1) нарушение женой супружеской верности, 2) беспутство и ревность, 3) дурное обращение с родителями мужа, непокорность и непослушание, 4) склонность к воровству, 5) неизлечимые болезни (проказа и т.п.) и 6) болтливость.

Но было три случая, когда муж не имел права разводиться со своей женой. Это: во-первых, если у его жены нет ни отца, ни матери, которым можно было бы вернуть жену; во-вторых, если жена носила траур, по положению, в продолжении трех лет после смерти своего свекра или свекрови; в-третьих, если муж был не богат до женитьбы и разбогател уже потом.

Развод мог состояться и по взаимному согласию супругов. Если же муж по каким-то причинам не захочет требовать развода по поводу нарушения женой супружеской верности, то он может наказать ее, избив батогами. Если же женщина во время отсутствия мужа вступила в новый брак, то ее могли осудить на смертную казнь путем удушения. "Женщины, оставившие мужа, находящиеся в бегах и в связи с этим вторично вышедшие замуж, – говорилось в "Законах Великой династии Мин", – караются смертной казнью путем удавливания". Такое же наказание следовало "развратным женам, даже не знавшим о факте преступления, в случае убийства прелюбодеем мужей", а также "женам, избившим до смерти родственника мужа из младшего поколения" либо "женам, намеренно убившим сына старшего или младшего брата мужа".

Строгое наказание следовало и в случае, если жена сильно избивала мужа или доводила мужа до самоубийства. "Жен или наложниц, угрозами принудивших мужа к смерти, – говорилось в "Законах Великой династии Мин", – согласно положению закона об избиении женою мужа, приведшем к превращению его в калеку, наказывать удавливанием".

Вот как описывалось В.П. Врадием наказание жены за убийство мужа, которое считалось одним из самых ужасных: «осужденной отрезают сперва руки по локоть, потом по плечи, отрезают нос, грудь, распарывают живот и уже после всего этого отрубают голову».

Неудивительно, что в китайской классической литературе в большинстве случаев обходится молчанием яркое любовное чувство, страстное любовное томление и даже легкий мимолетный любовный флирт. Там мы не находим места и для любовной страсти, как это мы часто видим в русской и западной литературе.

"Даже в состоятельных и богатых семьях умственный кругозор китайской женщины до крайности узок, – писал русский врач В. Корсаков, проработавший 5 лет в цинском Китае, – выдаваемая рано замуж, часто не зная и даже не видя своего будущего мужа, выходя по воле родителей, китаянка не вносит в семью мужа ни умственной жизни, ни душевной теплоты. Жена в семье играет роль низшего существа, она не имеет даже имени, которым ее называли, она только вещь для мужа. Спросить китайца о здоровье его жены – значит сделать величайшее невежество, обидеть его".

От девушек и невест требовались скромность и послушание. И девушки старались выполнять как могли эти требования. Еще в ХШ в. Марко Поло поражало то, что девушки Поднебесной «не имеют равных себе в отношении добродетели и скромности. Они не предаются шумным и неприличным развлечениям, они не танцуют, они никому не докучают; девушка никогда не стоит у окна, чтобы разглядывать лица прохожих или выставлять напоказ свое собственное лицо».

Далее он с большой похвалой говорит о китайских девушках, что «они не прислушиваются к непристойным речам и не посещают празднеств или мест увеселений. А если выходят из дома, то идут в сопровождении матерей и при этом не глядят бесстыдно людям в лицо: во время прогулки их взоры всегда обращены вниз».

Однако, на наш взгляд, Марко Поло несколько идеализировал девушек и женщин Китая, хотя в его рассуждениях и есть доля правды. Воспитание таких девушек было целиком направлено на их подготовку к тому, что считалось главной целью их жизни, – замужеству и материнству.

И вот такие далеко не прогрессивные взгляды на роль женщины в китайском обществе, насаждаемые тысячелетиями, сидели и в голове Пу И. Поэтому ему было довольно трудно изменить свой взгляд на роль женщины в новом китайском обществе и «перевоспитание» шло довольно трудно и долго.

Практически изменение взглядов произошло только перед свадьбой с последней пятой по счету его будущей женой весной 1962 года.

К 20 апреля 1962 г. «молодожены» наконец решили о дате свадьбы и официально объявили об этом своим друзьям и знакомым, назначив официальную церемонию на 1 мая. В тот же день во второй половине дня Пу И, как было положено в те годы в КНР, официально сообщил об этом в Комитет по изучению исторических материалов при Всекитайском Народно-Политическом Консультативном Совете, где он работал. Через два дня руководство Комитета нашло Пу И для беседы по данному вопросу. Бывшему императору было заявлено, что это серьезный акт, он требует определенных расходов, ведомство поможет с организацией церемонии свадьбы и что большую часть свадебных расходов (одежда, предметы первой необходимости для семейной жизни) возьмет на себя Комитет [340].

Пу И этим был очень растроган тем, что в период тяжелых экономических трудностей (в то время в некоторых районах Китая из-за стихийных бедствий, ошибок авантюристического курса «большого скачка» и создания «народных коммун», направленных на «коммунизацию» деревни, развязанного Мао Цзэдуном, был голод, люди ели кору с деревьев и глину, так как иной пищи не было) партия и правительство так заботятся о нем, он решил, что свадебные мероприятия должны быть как можно скромнее, чтобы зря не тратить ни одной лишней копейки.