– Гараева, о чем мечтаешь?
      Майкл Махота бесцеремонно плюхнулся на подоконник, отодвинув Леру в сторону. Как будто ему подоконников в классе было мало! Вон, еще две плоскости скучают по задам девятиклассников. Нет, обязательно ему надо падать на подоконник, который облюбовала Гараева.
      – Тобой кое-кто интересуется.
      Любая другая замучила бы Майкла вопросами, но Лера даже бровью не повела, только глаза ее еще больше потемнели, да в окно она стала вглядываться внимательнее прежнего. Она ждала. Если разговор был начат, он будет закончен. А если договаривать не захотят, значит, не хотели этого с самого начала. Уговаривать бесполезно. С мальчишками лучше не канючить, только хуже сделаешь. Чем больше невнимания, тем больше информации.
      – Вот уж не думал, что ты кому-то понадобишься… – тянул Махота, продлевая удовольствие владения тайной.
      Не скажет…
      Лера вздохнула. Скучные они, эти мальчишки… Такие примитивные…
      – Слушай, какая-то ты отмороженная, – спрыгнул с подоконника Майкл. – Могла бы хоть отреагировать. Интересно тебе или нет. Что молчишь?
      – Ты хотел что-то сказать? Говори, – медленно повернула голову Гараева.
      – Короче, – нахмурился Махота, успевший пожалеть, что вообще подошел к этой «Lady of ice», «женщине изо льда», а по-простому – «мороженому», как ее окрестили в первую же неделю пребывания в их тогда еще 8-м классе, куда Гараева поступила, приехав с родителями из Махачкалы. – Маканина из «Б» о тебе спрашивала. Ну, знаешь, такая, с большими губами, рыжая. Ну, такая, с прибабахом, – закончил свое описание Махота. – Чего хочет – непонятно. Надо – разберешься сама.
      Маканина…
      Майкл ушел, смотреть в классе больше было не на что, и Лера снова отвернулась к окну.
      Ах, ну да! Маканина! Рыжая. Имя у нее еще такое интересное… На что-то похожее… Что-то из Бунина… Точно! Олеся. Что, интересно, ей нужно?
      Ее размышления прервал звонок на урок. Начиналась математика.
      У алгебры были все шансы стать любимым предметом многих. Но вел ее уже второй год Юрий Леонидович Червяков, человек, хорошо разбирающийся в своем предмете, но не умеющий его преподать. Юрию Леонидовичу вообще многое не стоило делать из того, что он делал – ни учителем быть, ни в школе работать. Но из какого-то странного упрямства Червяков делал и то, и другое. И теперь которое уже поколение школьников вынуждено было слушать скучнейшие объяснения теорем и основных законов математики, сидя на невообразимо занудных уроках Юрия Леонидовича. Честное слово, в учебнике все объяснялось интереснее.
      – Лерка, ты что в окно уставилась? – зашептала Аська Репина, сильно перегибаясь через парту. – Тебя сейчас Червяк насквозь взглядом прожжет.
      Гараева вздрогнула, мысленно возвращаясь обратно за свою парту.
      – А поскольку контрольная написана не бог весть как… – Юрий Леонидович кивнул, отмечая ответный взгляд Леры, и пошел к своему столу. – То мне придется повторить основные положения пройденной темы… Открыли тетради. В учебнике найдите упражнение 261. К доске пойдет Константинов.
      – Зачем к тебе Махота подходил? – не успокаивалась Репина. – Чего хотел?
      – Так, ерунду нес, – дернула плечом Лера. – Майкл, как всегда, хочет быть в самой гуще событий.
      – А ты слышала, что у бэшек творится?.. – быстро шептала Ася. – Жеребцова говорила…
      Потолок над ними дрогнул.
      – Ой, – схватилась за сердце толстая впечатлительная Светка Царькова, роняя ручку.
      Наверху опять что-то упало, несколько раз сильно топнули.
      Все вопросительно посмотрели на Юрия Леонидовича, но тот продолжал изучать журнал, словно более интересного занятия, чем рассматривание фамилий девятиклассников, в мире сейчас не существовало.
      – Что это? – пробормотала Светка, и Червяков поднял на нее глаза.
      Судя по топоту, наверху пронесся маленький табун, упало несколько стульев.
      – Пошла реакция, – мрачно пошутил Константинов, откладывая мел.
      – Это же кабинет химии, – привстал со своего места Махота. – Там сейчас чер… – Он замолчал, испуганно глядя на математика, и тут же исправился: – 9 «Б».
      Червяков был классным руководителем бэшек. У них, у ашек, классной была химичка Людмила Ивановна. И как раз в кабинете химии сейчас что-то и происходило.
      Юрий Леонидович покосился на потолок. Но сверху уже не раздавалось ни звука: топот теперь сотрясал лестницу. Шума было столько, как будто половину школы неожиданно отпустили по домам.
      – Можно посмотреть? – вопросительно глянул на учителя Майкл.
      – Решайте упражнение, я сейчас. – Математик стремительно пересек класс и скрылся за дверью.
      – Ничего себе шарахнуло! – Махота тут же сорвался с места. – Что у них там такое?
      – Неудачный эксперимент, – хмыкнул Константинов. – Эй, народ, что тут писать-то?
      – Уравнение выводи, – с готовностью подсказал с первой парты отличник Митька Пращицкий.
      – Так что он тебе сказал? – Ася ни на секунду не теряла своего интереса. Упади на нее крыша, она и тогда сначала выяснит то, что ей нужно, и только потом начнет разбираться с разрушениями.
      – Погоди!
      Лера опять смотрела в окно. В какой-то момент ей показалось, что математик не пошел наверх к свои подопечным, а позорно сбежал из школы. И если это так, то он должен появиться под окном их класса.
      Хлопнула входная дверь. На улицу выскочило несколько бэшек и потрусило в сторону калитки.
      – Ну, что ты? – не выдержала Репина, вытягивая шею в сторону окна. – Почему ты молчишь?
      На ступеньках снова кто-то появился. Лера пригляделась. Да, да, это была та самая девчонка из параллельного, о которой ей говорил Махота.
      Маканина!
      Привстав, Гараева стала следить за ней.
      Олеся никуда не торопилась. Вышла на крыльцо, постояла, устало пиная сумку ногой, запрокинула голову.
      В воздухе кружились редкие снежинки.
      – Эй, ты куда? – Ася все еще пыталась увидеть на улице все то, что уже целых полчаса рассматривала ее соседка. Но никого, кроме Олеськи Маканиной, она не замечала. Не из-за нее же Лера ломанулась посреди урока из класса? Или она побежала наверх, узнавать новости? Ой-ой-ой, если она столкнется с Червяковым, быть ей битой.
      Но Гараева не собиралась встречаться с математиком. Она спешила на улицу. Почему-то ей захотелось все выяснить именно сейчас. Да и случай какой подходящий – Маканина одна, ее не надо вытаскивать из класса, а потом всем объяснять, зачем ты это делаешь.
      Дверь открылась легко и бесшумно. Снег смягчил звук шагов.
      – Ты меня искала?
      Маканина не ожидала, что за ее спиной кто-то окажется, поэтому повернулась резко. И тут же поморщилась. Видимо, она надеялась увидеть кого-то другого.
      – Да, – сухо ответила Олеся, во все глаза разглядывая Леру. – Тобой интересуется один человек.
      – А почему через тебя?
      Один человек? Как забавно… Гараева представила, кто бы это мог быть.
      Кто-то, кто знает и Маканину, и ее. Кто-то, скорее всего, из бэшек, иначе не искали бы через Олесю.
      Точно! Догадывается она, что это за человек! Высокий, темноволосый, красивый. На всех переменах он сидит в холле на подоконнике и слушает музыку. И всегда провожает ее долгим взглядом. А если им случается столкнуться в коридоре, он внезапно замирает, словно видит перед собой не простого человека, а как минимум горгону Медузу, одним взглядом превращающую людей в камень.
      Интересуется, значит? Хорошо… А почему же он сам не подошел? Зачем подсылать кого-то другого? У него с этой Олесей что, роман?
      Лера вглядывалась в лицо Маканиной. Крупные черты, большие полные губы, уверенный подбородок, густые брови над большими, чуть навыкате глазами. А во взгляде – раздражение.
      – Не знаю, – вздохнула Маканина, отворачиваясь. – Я больше ничего не знаю.
      – Высокий, с темными волосами? – Начала быстро перечислять приметы Гараева, боясь, что Олеся не станет ее слушать и уйдет. Какое ей может быть дело до чужих проблем, когда у самой, судя по всему, забот полон рот. – Смотрит внимательно?
      – Смотрит, – согласилась Маканина, поглядывая в сторону калитки.
      – Ты ему кто? – Своими вопросами Лера не давала Олесе уйти.
      Маканина снова резко повернула голову, зло сузила глаза.
      – Никто. Просто он попросил помочь.
      – Помочь в чем?
      Лера чувствовала, что задает не те вопросы: Маканиной сейчас не до нее, голова у нее забита чем-то другим. А тут еще этот грохот в кабинете химии, топот ног. Что же у них там произошло?
      Где-то под крышей стукнуло окно, послышался звон бьющегося стекла. Но Олеся не слышала этого. Она с ненавистью смотрела в лицо Леры. Гараевой на секунду показалось, что та хочет ударить ее.
      – Подойди к нему и поговори сама! – закричала Маканина, пятясь. – Что вы все через меня-то делаете? Я вообще ничего не знаю!
      От ее крика Леру качнуло назад. Мгновение она во все глаза с удивлением смотрела на Олесю, а потом бросилась обратно в школу.
      Кто такая эта Маканина, что кричит на нее!
      Уже протягивая руку к двери, она посмотрела наверх.
      В окне третьего этажа торчала довольная физиономия Репиной.
      Так, от расспросов теперь никуда не деться. Замучает ее Репина, а все узнает.
      Школа жила какой-то своей, странной, напряженной жизнью. На верхних этажах слышался шум, по лестнице бегали. Это было непривычно. Обычно во время уроков в коридорах стоит тишина.
      Гараева поднялась на третий этаж. Дверь кабинета математики была открыта, оттуда слышался гул голосов. Лера облегченно вздохнула – учитель еще не вернулся, при нем такого ора не стояло бы, Юрий Леонидович не переносил посторонних разговоров во время занятий.
      Уже почти дойдя до своего места, Гараева с удивлением заметила Червякова. Он сидел за столом, задумчиво изучая журнал, кончик карандаша медленно бродил по списку учеников. Выглядело это так, словно математик решал, кого вызвать к доске, и не мог выбрать.
      Заметив движение около доски, Юрий Леонидович вяло поднял голову, посмотрел на Леру… и ничего не сказал.
      – Где тебя носит? – сразу придвинулась к ней Ася. – Ты почему на улицу помчалась? Свежим воздухом подышать захотелось?
      – Что здесь?
      Ася победно оглянулась – это был ее звездный час. Что может быть сладостнее владения информацией? Конечно, Репина потянула бы часочек-другой, не стала бы с ходу все рассказывать. В этом было некое удовольствие владения тайной. Но ту же самую тайну мог рассказать Лере кто-нибудь другой, поэтому Ася не стала длить паузы.
      – У червяков в классе на уроке химии случилась драка, – доложила она. – Раковину раздолбали, пробирок наколотили уйму.
      Червяками звали класс «Б». Юрия Леонидовича назначили к ним в классные руководители в прошлом году, и с этого же времени за его подопечными закрепилась эта нелицеприятная кличка. То ли из-за самого Червякова, то ли по каким-то другим причинам, но их параллель жила в постоянной вражде. Не было ничего страшнее совместных уроков физкультуры, когда начиналась какая-нибудь командная игра, волейбол или вышибалы. Борьба шла не на жизнь, а на смерть. В коридорах классы «А» и «Б» тоже старались не встречаться. Только редкие парламентеры в лице Махоты или Жеребцовой пересекали полосу отчуждения и разговаривали с кем-нибудь из червяков. Но это был всего лишь обмен необходимой информацией, дружеские отношения между классами не приветствовались.
      Произошедшее с червяками восприняли не сочувственно, а со злорадством – «минус» им, «плюс» нам.
      – С чего это вдруг? – Лера еще переживала свой недавний разговор с Маканиной, поэтому сообщение Аси доходило до ее сознания с трудом.
      – Да там одного из школы выгнать хотели. Галкин, ты его не знаешь. Так он решил напоследок себя показать.
      – Он с ума сошел? – От удивления у Леры округлились глаза. – Его же теперь ни в какую другую школу не возьмут!
      – Нужна ему другая школа, – махнула ладошкой Ася. – Что, он не найдет чем заняться?
      – Да что ты мелешь! – раздалось у подружек за спиной. Там сидела негласная королева класса Наташка Жеребцова. – Мне Лизка Курбаленко из «Б» рассказывала. Это Галкин из-за любви все вытворяет. Влюбился и теперь буянит.
      – Зачем буянить из-за любви? – пожала плечами Гараева. В голове ее мелькнула мысль, что осень для червяков выдалась урожайная на влюбленности. Галкин… И вот теперь – этот неизвестный… На секунду Лера пожалела, что никогда не интересовалась параллельным классом. Второй год в этой школе, а так и не знает, как кого зовут.
      – Это он любит, а его – нет, – загадочно ответила Жеребцова и откинулась на спинку стула, давая понять, что разговор окончен.
      – Ладно! – Математик оторвался от журнала и встал. Класс удивленно замолчал: за несколько минут вольности все совершенно забыли о присутствии учителя. – Открывайте тетради, пишите домашнее задание. Начинайте его делать. И постарайтесь не шуметь.
      Под удивленными взглядами 9 «А» Юрий Леонидович снова вышел в коридор и прикрыл за собой дверь.
      – Во червяки дают! – ахнуло сразу несколько голосов.
      – Айда в кабинет химии, посмотрим! – вскочил Махота.
      – Вас же просили не шуметь, – замахала на вскочивших мальчишек толстая Светка Царькова.
      – Не маши руками, взлетишь! – Майкл скрылся за дверью, за ним побежали еще двое.
      Лера снова глянула в окно. Маканина стояла за калиткой и разговаривала с каким-то парнем. Он был заметно выше Олеси, той приходилось задирать голову во время разговора. Темноволосый… Неужели – он?
      – Аська, смотри! – потянула Лера подругу к окну. – С кем это там Маканина стоит?
      – Это? – Репина повисла на подоконнике. – Ах, это… Ну у тебя и вкус! Это же Пашка Быковский из «Б».
      – При чем тут мой вкус? – Лера отстранилась от окна, чтобы Аська не догадалась о ее интересе. Но Репина и не думала ни о чем таком догадываться, хотя полыхающие щеки подруги выдавали ее с головой.
      – Да ну, смазливый он какой-то. Наверняка самовлюбленный тип. От таких одни неприятности, – со знанием дела закончила свое описание Аська.
      – Ты так говоришь, словно общалась с ним, – поддела подругу Лера, возвращаясь на место.
      – Я? С червяками? Никогда! – категорично заявила Репина, косясь на прислушивающуюся к их разговору Жеребцову. Наташка спрятала глаза, хотя на губах ее гуляла довольная улыбка.
      – Ништяк! – прокричал Махота, останавливаясь на пороге класса. – Раковину начисто снесло, – принялся докладывать он. – А стекла на полу! Как в посудном отделе. Химичка орет, червяки разбежались. Короче, Людмила сказала, что урока сегодня не будет. Гуляем!
      – Погуляешь тут, – проворчала Жеребцова. – Все равно не уйдешь – последний русский.
      – А что там, что там? – подскочила вперед любопытная Светка Царькова. Толстая Светка была в общем-то неплохим человеком, если бы не ее феноменальная способность говорить о том, что все давным-давно знают. Она была как тот жираф – все уже все обсудили и забыли, а она долго-долго переваривает информацию и только потом выдает свои глубинные мысли. Ну а если к этому прибавить ее повышенное любопытство – то портрет будет готов.
      – Сейчас уже ничего. – Майкл уселся на первую парту, своим задом потеснив отличника Пращицкого, и с невероятно довольным выражением лица оглядел повернутые к нему лица. – Червяки говорят, у них там давно уже что-то творится. А тут Васильев с Галкиным прямо на уроке ругаться стали, вот Галкин и сбросил все пробирки на пол. А одна возьми и взорвись.
      – Как это – взорвись? – ахнула Светка.
      – А вот так! Что-то с чем-то соединилось, и раковина развалилась на кусочки.
      Махота спрыгнул с парты и, не обращая внимания на сыпавшиеся на него со всех сторон вопросы, пошел к своему месту.
      – Теперь у них будет две раковины: одна на стене, вторая на полу, – пошутил Ян.
      Вообще-то Константинова звали Иваном, даже больше того – Иваном Ивановичем, о чем он сообщил сразу, как только появился в восьмом классе одновременно с Лерой Гараевой. Имя свое он не любил. Слишком уж оно казалось ему простым. Поэтому звал себя Константинов на западно-восточный манер Яном.
      – Что же теперь будет? – Царькова больше всех переживала произошедшее.
      – Потолок протечет, – отозвался Константинов. Над Светкой в классе постоянно подшучивали. Царькова эти шутки принимала за чистую монету. Вот и сейчас она задрала голову, ища взглядом возможное место подтека.
      – А Галкин-то где? – спросила Жеребцова. Наташка никогда не спешила и не лезла вперед, как это делала Царькова. Она умела обдумывать свои вопросы и спрашивала наверняка.
      – Да они там все разбежались в разные стороны. – Махота всем своим видом показывал, что выведал все, что мог, а чего не узнал, о том и знать не надо. – Как бабахнуло, так и дали деру. Там сейчас в классе одна химичка осталась.
      – Из-за чего это он? – «проснулась» Царькова.
      – Ой, да известно из-за чего, – не выдержала белобрысая Юлька Наумова. – Этот Галкин уже давно за Маканиной бегает, а она от него прячется. И правильно делает.
      – Почему правильно? – тут же среагировал Константинов. – Еще неизвестно, кто от кого бегает! Ты эту Маканину вблизи видела? Это же атомная война, с ней рядом стоять страшно.
      Услышав знакомую фамилию, Лера вздрогнула. Она не заметила, чтобы Маканина была такой уж безобразной уродкой. Девчонка как девчонка, не красавица, но и не страхолюдина.
      – Эй, ты, на себя посмотри! – Наташка Жеребцова развернулась в сторону Яна. С Юлькой Наумовой они дружили, поэтому в постоянных стычках с Константиновым Наташка была на стороне Юльки. – Тоже еще то чучело. Да что ты понимаешь в женской красоте!
      – Ой, ой, смотрите! – Юлька Наумова ехидно сощурила глазки. – Сейчас Костик будет рассуждать о женской красоте.
      Ян перевел равнодушный взгляд на Юлю. В классе наступила тишина.
      Константинов с Наумовой были полной противоположностью. Ян – невысокий, худой, он не мог усидеть на месте, как вечный двигатель, был в постоянной работе. Полненькая Юлька, наоборот, была скупа в движениях. Еще одной ее отличительной особенностью были невероятно светлые волосы. Белыми они у нее были от природы. Несмотря на все анекдоты про блондинок, Юлька дурой не была. Наоборот, Наумова была очень умна, наверное, поэтому она не могла пропустить мимо ушей замечания Константинова. Чернявый злой Ян и белобрысая веселая Юлька и минуты не могли находиться рядом. Только необходимость ходить в школу, в один класс, заставляла их постоянно встречаться.
      – Ха, так кому еще рассуждать, как не мне! – фыркнул Ян, откидываясь на спинку стула и складывая руки на груди.
      – Давай, Янчик, врежь ей, – подзуживали мальчишки, сгрудившись вокруг Константинова.
      – Что ты понимаешь в красоте! – отозвалась Юлька, поправляя челку. Светлые непокорные волосы всегда лезли ей на глаза, отчего встряхивание головой стало ее постоянной привычкой. – 90-60-90 – предел твоих знаний!
      – Ой, держите меня семеро, – подпрыгнул на своем месте Константинов и перегнулся через парту. – Уж разберусь как-нибудь без линейки. На глаз, – добавил он и выразительно посмотрел на пухлую Юльку. Но Наумова не сдавалась.
      – Ну, и кто же, по-твоему, красивый? – Юлька манерно повела плечом и томно прикрыла глаза.
      – Не волнуйся, это будешь не ты. – Ян снова откинулся назад. – Не те габариты.
      – Что? – ахнула Наумова. – Да ты на себя посмотри! Из-под парты его не видно, а туда же!
      – Только дурак считает, что красота – во внешности, – добавила Наташка.
      Жеребцову тоже нельзя было назвать красавицей. Маленькое скуластенькое личико, вздернутый носик, смуглая кожа, мелкие кудряшки каштановых волос. Но ее мнения всегда ждали и всегда его боялись – Наташка порой была резка до жестокости.
      – Только примитив обращает на внешность внимание. – В свою речь Наташка попыталась вложить все презрение, какое она питала к противоположному полу. Вышло неубедительно. Мальчишки загудели.
      – Подожди, подожди! – встряла Наумова. – Ну-ка, Костик, скажи нам, кто из присутствующих полон душевной красоты?
      В классе снова замолчали, только на последних партах довольно хихикали мальчишки.
      – Есть одна, – со значением произнес Ян, глядя только на Жеребцову, отчего Наташка начала растерянно оглядываться. – Но не у нас в классе, – закончил он.
      – Дурак! – зло прошептала Жеребцова, отворачиваясь. – Нашли с кем разговаривать!
      – Ну да, на планете Венера, – недовольно поморщилась Юлька. – Сказал бы что-нибудь оригинальное, а то ведь чушь несешь. Красивых у него здесь нет! В зеркало хоть разочек на себя посмотри. Как такое чучело может что-то красивое заметить?
      – Ладно, уговорила! – Ян нехорошо улыбался, продолжая почему-то сверлить взглядом только Жеребцову. – Лизка Курбаленко из «Б». Вот красивый человек.
      По классу прокатилась волна возмущения.
      – Что? – выдохнуло несколько голосов.
      – Ну и дурак, – бросила Наумова, возвращаясь на свое место. – Тоже мне, нашел красоту.
      – Ничего себе! – с жаром выкрикнула Ася. – Костик, она же из червяков!
      Даже мальчишки удивились.
      – Ну ты загнул, – протянул Махота. – У нас тоже красивые есть, – пробормотал он, глядя на мыски своих ботинок. Поднять глаза он боялся, чтобы не выдать себя.
      – Подумаешь, – гнал дальше Ян. – Червяки – не люди, что ли?
      – Не люди, – вдруг поднял голову Пращицкий. Его нелюбовь к червякам была легко объяснима – в классе «Б» обитал Генка Сидоров. И был он не просто отличником, а самым настоящим вундеркиндом, совершенно непонятно почему все еще сидящим в девятом классе, хотя давно уже тянул программу университета. Ему несколько раз предлагали закончить школу экстерном, но Генка отказывался. На соревнования и олимпиады их посылали вдвоем – Митьку и Генку. Выигрывал обычно Сидоров. Пращицкому всего пару раз удавалось вырвать у него победу. И то лишь потому, что Генка во время выполнения задания вдруг начал доказывать теорему не классическим методом, а по-своему. А в другой раз он настолько увлекся спором с преподавателем, что его просто вычеркнули из списка претендентов на награды.
      – У нас все красивые! – вдруг выкрикнула Царькова. – А ты, Костик, слепой. И вообще – где твоя солидарность?
      – Кто? – презрительно скривил губы Ян.
      – Солидарность! – От волнения Царькова покраснела. – Наши завсегда лучше червяков.
      – Если сравнивать с тобой – то да! – закивал Константинов, и все засмеялись.
      На этом тема вроде была закрыта, общий разговор развалился на десяток мелких бесед. Снова стали обсуждать, что же произошло в кабинете химии у бэшек, придумывать, чем себя занять на следующем уроке.
      – Вот чучело! – Наумова уселась на подоконник и одернула на коленях юбку – для нее беседа не была закончена. – Как всех развел!
      – А тебе хотелось бы, чтобы он назвал тебя? – На щеках Наташки Жеребцовой все еще полыхал предательский румянец: признания Константинова ее тоже сильно задели.
      – Ой, ну подумаешь! Костик ничего хорошего сказать не может, – подскочила Аська. Она любила быть в центре событий, поэтому такой разговор пропустить не могла. – Нашла кого слушать!
      Юлька смерила презрительным взглядом Репину и фыркнула.
      Лера подняла голову от тетрадки. Девчонки стояли рядом с ее партой, и она невольно оказалась участницей их перепалки.
      – Больно нужны мне от него комплименты! – буркнула Наумова, старательно делая вид, что ей все равно. – Пусть прибережет их. Пригодятся, когда станет грустно, что о нем никто не говорит.
      – Слушай, а не все ли равно? – рядом с бурлящей негодованием Юлькой Наташка была само спокойствие. – Подумаешь! Тебя разве волнует, что говорит этот клоун? Да он Курбаленко назвал только для того, чтобы тебя позлить.
      – Ой, подумаешь! – не унималась Наумова. – Да кому сдалось это пугало Курбаленко?
      – Ему и сдалось, – выразительно закрыла и открыла глаза Жеребцова.
      – Ты хочешь сказать?.. – начала Юлька и вдруг застыла, открыв рот.
      – Да, – медленно кивнула Наташка. – Это только слепой мог не заметить, что наш Янчик сохнет по Курбаленко.
      – А она?
      – А что она? – пожала плечами Наташка. – У червяков своих парней хватает. И вообще, сунься Костян к червякам, ему быстро объяснят, что у них там и почем.
      – Ну да, – вздохнула Юлька и уставилась в окно.
      Лера не поняла такого внезапного согласия между подружками и решила спросить:
      – А почему он не может туда сунуться?
      – Ты как младенец! – снова округлила глаза Наумова, но теперь уже в адрес Гараевой. – Тебе же сказали: у них своих парней достаточно. Кто ж ему позволит за их девчонкой ухаживать?
      – На это разве надо спрашивать разрешение?
      – Ну ты совсем, – Юлька начала заводиться по второму кругу. – Какие разрешения? Они в «Б», мы в «А», вот и все. Между нами – стена.
      – А если кто-то кому-то нравится? – наивно спросила Лера.
      – Нравится – перенравится, – поддержала подружку Жеребцова. – Пусть встречаются за стенами школы, чтобы их никто не видел.
      – Иначе что?
      – Иначе морду набьют, – легко, словно это было самым естественным, ответила Наташка.
      – А как же школьные вечеринки? – не сдавалась Лера. – Мы же на них все вместе…
      – Кто ходит на эти вечеринки? – Жеребцова оттолкнулась от подоконника и пошла к своей парте. – Одни лохи и ботаники. Им необходимо кучковаться. Нормальные люди там не появляются.

      – А ты знаешь, почему Наумова бесится? – таинственным шепотом спросила Ася.
      – Почему? – Лера списывала из тетрадки пример, и ей было не до репинских сообщений.
      – Ей Янчик самой нравится. Вот она и сходит с ума.
      Гараева удивленно подняла глаза. День какой-то сегодня, сплошные новости. И вроде осень, не весна, а всех на любовь потянуло.
      – Тебя послушать, так у нас не класс, а бразильский сериал. С чего это вдруг к ноябрю все так обвалилось?
      – Погода соответствующая, – загадочно ответила Ася. – Холодно, дождь, народ по домам сидит, а чтобы скучно не было, романы заводит.
      – Заводят комнатных собачек и грампластинки, – огрызнулась Лера, которой порядком надоели все эти разговоры.
      Шуму много, толку мало. Как в девятый класс перешли, так все от этой любви с ума сходить начали. Даже Митька Пращицкий отличился: с ним приключилась кратковременная и страшно неудачная влюбленность.
      – Как ты можешь быть такой спокойной! – Репину остановить было трудно.
      – А зачем суетиться? – Упражнение не решалось, поэтому Гараева начала злиться и на соседку, и на повальные влюбленности, и на некстати произошедший взрыв в кабинете химии. – Как будто Костик с Юлькой не каждый день цапаются! Пошумят и перестанут.
      – Неужели тебе не интересно? – Казалось, Аська сейчас начнет прыгать на стуле от нетерпения. Как это так – столько событий, а подруга сидит, вся такая безучастная, и в окно смотрит! Словно за этим окном что-то может произойти.
      – Интересно, что мы будем делать на следующем уроке. – Лера придвинула к себе учебник. – Все, больше мне ничего неинтересно.
      На самом деле ей все было очень даже интересно. Последние события наверняка как-то были связаны между собой… Погром в кабинете химии, ее разговор с Маканиной, ссора Яна и Юльки. Еще это внимание к ней темноволосого парня. Как там его? Быков?
      Гараева положила учебник поверх тетрадки. Она вчитывалась в хорошо знакомые слова и ничего не понимала. Хс Уналезали друг на друга, знак «равно» путался со знаком «больше», латинские буквы теряли смысл. Получалась одна сплошная неразбериха. Как и весь этот день – шум, гам, трам-пам-пам.
      М-дя, вот тебе и рифма.
      Топот в классе прервал ее тягостные размышления.
      – Вставай, пошли! – Репина поспешно собирала портфель.
      – Куда? – Лера нехотя закрыла учебник.
      – Пойдем посмотрим, что там творится. – Асины глаза горели азартом погони. – Ты что, не слышала? На пятом этаже подрались!
      На лестничном пролете между четвертым и пятым этажами толпился народ, так что пробиться вперед и хоть что-то рассмотреть было невозможно.
      – Я же говорила, надо было сразу идти! – пыталась просочиться сквозь плотный строй спин низенькая Аська.
      По ногам тянуло холодом, видимо, окно на лестнице было то ли распахнуто, то ли разбито. Стоять на сквозняке было неуютно, и Лера пошла вниз. Она уже миновала четвертый этаж, когда среди мелькающих перед ней лиц она заметила Лизу Курбаленко. Ту самую Лизу, которую Константинов назвал эталоном красоты.
      Сейчас Курбаленко ни на какой эталон не тянула. Лицо ее было заплакано, нос припух, волосы разлохматились. Она стояла в нише, плотно прижавшись спиной к стене, и покорно слушала, что ей говорит невысокая девчонка с аккуратной прической и изящно накрашенным лицом. Макияж был положен на удивление искусно. Учителя обычно к такому не придираются.
      «У мальчишек странное представление о красоте, – мелькнуло в Лериной голове. – На что они смотрят?» Из этой пары лично ей скорее понравилась бы невысокая девчонка. Было в ней что-то, в то время как в Курбаленко чувствовалось больше злобы и напряжения.
      Ну, да ладно…
      Гараевой не хотелось больше сидеть в школе, ждать невразумительного урока русского языка. Где-то в груди засела непонятная тревога. Переживала она, что ли, за этого неизвестного Галкина? Вряд ли. Какое ей дело до класса «Б»? Ее это совершенно не касалось.
      – Аська, я ушла! – крикнула она в сторону увеличившейся толпы. И, не дожидаясь ответа, побежала вниз.
      Снег лег на землю ровным мохнатым ковром. На площадке перед школой его уже растоптала сотня ног, превратив в грязную кашу. В вершине берез скрипел первый снегирь. В воздухе отчетливо пахло зимой.
      Лера уже не была в том младенческом возрасте, когда каждое лето заставляет напрочь забыть о зиме. Но до сих пор она искренне изумлялась первому снегу, морозному воздуху, застывшим деревьям. В Махачкале все было по-другому, не так красиво, не так празднично. В первый год жизни в Москве она с легкостью могла вызвать из памяти тяжелый, влажный воздух родного города, запах цветущих деревьев с привкусом соленой воды. Сейчас это получалось с трудом – воспоминания постепенно стирались.