Однако мало-помалу и они втягивались в «большой бунт», о чем послужной список старшего из Робинзоновых братьев говорит вполне определенно: «…служил во Фландрии, в английском пехотном полку, том самом, которым когда-то командовал знаменитый полковник Локхарт;…дослужился до чина подполковника и был убит в сражении с испанцами под Дюнкерком». Прежде всего Уильям Локхарт – это лицо реальное, своего рода ориентир, указывающий, когда и за что воевал брат Робинзона. Локхарт – один из видных кромвелевских командиров – в начале гражданской войны был на стороне короля. Перешел он к республиканцам, когда они фактически уже победили. Полк, который доверил ему Кромвель, сражался на континенте, продолжая дело английской революции: «Англия… освободила голландскую республику от испанского гнета». Так под Дюнкерком продолжались бои, что когда-то начались под Йорком.
      «Я прибыл в наше расположение под Йорком», – а это говорит персонаж другой книги Дефо, которая так и называется «Записки кавалера, или История гражданской войны». «Кавалеры» – сторонники короля. В книге этой канва революционных событий и исторические воспоминания, наследуя которым Дефо вел жизненную борьбу.
      Подобно Робинзону, гражданской войны он не помнил, однако предысторию своей эпохи Дефо учитывал, ориентируясь в расстановке современных ему сил. Он понимал, что не сегодня началось совершающееся у него на глазах.
      Однажды Дефо прямо дал свой автопортрет как современника, не желавшего сторониться событий: «Я любопытствовал обо всем на свете, расспрашивал о делах и государственных, и частных, особенно же любил поговорить с матросами и солдатами о войне, о великих морских сражениях или битвах на суше, в которых они побывали, а так как я помнил все, что они мне рассказывали, то вскоре, ну, скажем, через несколько лет, я мог описать войну с голландцами или там морские бои, битву во Фландрии или взятие Маастрихта и тому подобное не хуже самих очевидцев, и потому бывалые солдаты и моряки не прочь были потолковать со мной. От них узнал я разные истории, не только о нынешних войнах, но и сражениях времен Оливера Кромвеля, и про смерть Карла I, и все такое прочее». Вот таким манером, говорит Дефо, стал он историком – обладал изрядными познаниями о делах минувших и давно прошедших, «в первую очередь наших отечественных».
      «Записки кавалера», с точки зрения исторической последовательности, читать надо, оторвавшись от первой же страницы «Приключений Робинзона». В то время, пока подрастает в Йорке Робинзон, туда и прибывает кавалер – сражаться. Он повествует о том, что Робинзон или по малости лет не помнит, или же не знает по причине своей длительной отлучки.
      Как и многие вообще герои Дефо, кавалер – человек дела, профессионал палаша, солдат. О войнах заморских, где участвовал он исключительно ради заработка, кавалер прямо говорит, что и не вдумывался в их причины. «Ну уж, а на. своей земле старался я понять, что к чему», – признается он и в первую очередь судит обо всем по-солдатски.
      За короля сражается бравый воин не случайно. У отца его большие наследственные поместья. Но в армии королевской ему многое не нравится. Именно глазами солдата сразу видит кавалер непорядок. Прежде всего засилье священников. Кто, собственно, тут командует? Его бы воля, гнал бы он этих клерикалов подальше, а власть дал бы полководцам.
      Сравнивая признания кавалера с парламентским прошением протестантов, видим мы, как распри религиозные вклинивались между королем и парламентом, между верховной властью и населением, и, кажется, стоило церковников в самом деле «прогнать», отмести в сторону, как враждующие армии помирились бы, а король сумел бы договориться со своим народом. Нет, излагая дальнейшие события, кавалер сам же выявляет то, что в парламентском прошении условно называлось «корнями и ветвями», – сложнейшее сплетение разных сил, причин и следствий.
      «Без епископа нет и короля», – говорил сам король, Своим авторитетом централизованная епископальная церковь скрепляла весь тот порядок вещей, который трещал под напором новых сил. Более того, забегая вперед, можно сказать, что и с торжеством новых сил сохранится в основном та же самая, старая церковная система: все те же епископы будут нужны новым королям. Читая рассуждения кавалера о церковниках, не забудем, что Дефо воссоздает в «Записках кавалера» историю вопроса, не снятого и в его время с повестки дня.
      В первых сражениях перевес оказался на королевской стороне, но тут же кавалер отметил и предвестие всех будущих поражений: не было слаженности в их рядах, что являлось лишь отражением внутреннего развала всего режима. Кавалер видит отчаянных рубак, прежде всего королевского племянника принца Руперта, возглавлявшего их конницу. Безрассудный храбрец, он умел драться, но и только. Война для него означала смелый налет, потом грабеж. Смяв передовые порядки противника. Руперт уже и не думал о тактике, о поддержке своей же пехоты, он накидывался на попадавшееся по дороге добро. Поэтому принимает кавалер сторону одного бывалого воина; когда Руперт стал хвастать своими схватками с отрядами парламента, этот старый полковник не постеснялся прямо в глаза принцу сказать: «И, кажется, с их обозом, ваше высочество?» Намек попал в цель и был настолько неотразим, что король вынужден был вмешаться и уладить дело, чтобы не дошло до дуэли.
      «Об эту пору, – рассказывает кавалер о дальнейшем, – услыхали мы, как у них там появился некий Оливер Кромвель».
      «Некий Кромвель» – но мы уже знаем, что это лицо не случайное. А если присмотримся к нему еще пристальнее, то убедимся, что у него за плечами имелась вековая фамильная традиция участия в политической жизни страны.
      Конечно, сто лет рядом с древними родословными срок небольшой, но это и была новая знать, выдвигающаяся во времена потрясений и перемен. При короле Генрихе VIII, начавшем в Англии Реформацию, двоюродный дед Кромвеля, сын кузнеца, поднялся до положения канцлера и получил соответственно графский титул. Среди важнейших «услуг», оказанных этим первым из Кромвелей своему владыке, была расправа над Томасом Мором, родоначальником английского гуманизма. Если учесть, что Мор, по вероисповеданию католик, находясь на посту канцлера, признавал главенство римской церкви, то, сопротивляясь воле короля, сопротивлялся он протестантским новшествам. По обвинению в государственной измене его отправили на эшафот. Однако Генрих VIII, которому бурный нрав служил главным компасом в государственной политике, сначала порвал папскую буллу, а потом стал искать контакта с католиками. Ему и канцлер-протестант тогда был уже не нужен, он отправил его по той дороге, какую тот сам некогда проложил канцлеру-католику, на плаху. Зато дочь Генриха Елизавета вновь стала поддерживать Реформацию, так что при ней Кромвели опять поднялись и ушли в тень, когда один за другим на английском троне правили Яков-Джеймс I и Карл-Чарльз I, отрицательно относившиеся к радикальному протестантизму. Гражданская война выдвинула «некоего Кромвеля» в авангард.
      Кавалер подробно, со знанием дела описывает, как потерпела вдруг королевская армия первое поражение от «железнобоких». Принц Руперт по своему обыкновению увлекся преследованием противника и обоза, и тут Кромвель, стоявший во главе парламентской конницы, смял правый королевский фланг, что и решило дело. Кавалер тотчас усмотрел, в чем сила этого противника – дисциплина и воодушевленность. Кромвелевские солдаты умели воевать и знали, за что воюют. «Железнобокие» удивляли не только умением наступать, но и стойкостью при неудаче: перестраивались и снова шли в бой.
      Список кромвелевских побед начало сражение под Йорком, в пяти милях от города, где в это время подрастал будущий «моряк из Йорка».
      Чтобы яснее представить себе, как современники Дефо могли воспринимать сообщение Робинзона о том, что родился и рос он в Йорке в 30—40-х годах прошлого века, можно заглянуть в архивы английской буржуазной революции, и мы увидим ситуацию такую: Йорк настроен был против парламента. Парламентские войска осадили Робинзонов город, но в июле 1644 года к Йорку стал подходить принц Руперт. «Вследствие этого, – говорится в донесении, – мы решили снять осаду Йорка, чтобы встретить крупные силы противника». Далее: «Вы легко можете себе представить, что в городе была большая радость по случаю удаления войск, которые так долго окружали город со всех сторон. Сердца многих из нас были подавлены тяжестью, усматривая в этом акт провидения, как бы указывающий на божественное недовольство нами». Наконец: «Две могучие армии, каждая из которых состояла более чем из двадцати тысяч кавалеристов и пехотинцев, приготовились к бою и развернули свои знамена…» Поскольку одеты противники были примерно одинаково и могли в бою обознаться, отличительным признаком парламентской армии были носовые платки или бумага на шляпах, «кавалеры» же, напротив, поснимали и ленты и шарфы. Лозунг пуритан: «С нами бог». А «кавалеры» шли в бой под девизом: «Бог и король».
      «Генерал-лейтенант Кромвель, – говорится в заключении этого рапорта, – с большой храбростью производил одну атаку за другой и привел в расстройство две из самых храбрых кавалерийских бригад противника… Наши люди преследовали неприятеля около трех миль, почти до самого Йорка».
      Затем кромвелевцы разбили королевских солдат южнее, в графстве Нортгемптон, неподалеку от Питерборо. Шум этой битвы мог докатиться до Джеймса Фо.
      Как странно, говорит кавалер, что в этой войне противники изъяснялись на одном языке. Во многих землях проливал кавалер кровь – чужую, слыша соответственно чужую речь. Вместе с орудийным грохотом и конским топотом это как бы входило в «музыку боя». А попробуйте, говорит кавалер, разить врага, который, падая под ударами, произносит так понятно: «Господи, смерть пришла!»
      После полного поражения королевских войск служба кавалера, естественно, заканчивается, и в заключение герой («автор») «Записок» лишь кратко перечисляет политические события, в которых он, солдат, уже не участвовал. Но тут мы вновь заглянем в «Приключения Робинзона», и хотя там тоже о каких-либо общественных событиях не рассказывается, зато есть знаменательные совпадения, и они помогут нам понять, как смотрел Дефо на все, что происходило непосредственно перед его собственным появлением на свет.
      «1 сентября 1651 года, – говорит Робинзон, – я взошел на корабль…» Больше он уже не вернется в отчий дом.
      Это значит, что родной кров, а затем и родные берега покинул Робинзон в пору установления кромвелевской республики. Времен республиканских в отличие от гражданской войны Дефо нигде подробно не описывал, но имеются многочисленные источники, судя по которым можем мы уяснить, почему Дефо своего героя на все эти годы удалил. Таким, как Робинзон, тогда пришлось трудно. Уж это Дефо должен был знать ото всех, кто только его окружал. Победив короля, республика не могла решить своих внутренних противоречий.
      «Борьба была доведена до последнего решительного конца, – говорит Ф. Энгельс, – и Карл I угодил на эшафот… Для того, чтобы буржуазия могла заполучить хотя бы только те плоды победы, которые тогда были уже вполне зрелы для сбора их, – для этого необходимо было довести революцию значительно дальше такой цели… По-видимому, таков на самом деле один из законов развития буржуазного общества. За этим избытком революционной активности с необходимостью последовала неизбежная реакция, зашедшая в свою очередь дальше того пункта, за которым она сама уже не могла продержаться. После ряда колебаний установился наконец новый центр тяжести, который и послужил исходным пунктом для дальнейшего развития».
      Весь период колебаний Робинзон провел вдали от родины. Но семейство Дефо никуда не уезжало. Мы не знаем подробностей, но знаем: возмужавший Джеймс Фо после окончания школы ушел в город, где был принят в цех мясников, а занимался свечной торговлей.
 
      Когда уже в XIX веке этот старинный цех отмечал свой юбилей, то в зале цеховых собраний на витражах было сделано два изображения двух самых знаменитых людей, принадлежавших фамильно к этой почтенной профессии: Дефо и Шекспир. Ибо отец великого драматург га, занимаясь делом кожевенным, также числился мясником.
      Исторически выходит, что Шекспир и Дефо как бы двигались навстречу друг другу. Со своих «зеленых полей» Шекспир отправился в город, там подработал, не в текстильном деле – в театральном, и, неизменно считая себя «человеком из Стрэтфорда», вернулся на родину доживать век, как деды жили.
      Памятные портреты Шекспира и Дефо сделаны были сравнительно недавно, но все-таки до наших дней не дожили. Этот старейший район Лондона был превращен в руины фашистской авиацией во время второй мировой войны.
      Шекспир и Дефо, конечно, все-таки встретились в веках, но при ближайшем рассмотрении видим мы расстояние в сто лет, которым и определяется между ними различие.
      В одной из поздних своих пьес Шекспир успел сказать: «Порядок гибнет», тот «порядок», наполовину еще средневековый, к которому он, Шекспир, так или иначе принадлежал. Гибель старого «порядка» и становление нового – первые итоги этому подводил Дефо. От «Гамлета» к «Робинзону» – мир за это время успел стать совершенно другим, и если шекспировская Англия осталась где-то там, в прошлом, за гребнем буржуазной революции, то Дефо вместе со своим Робинзоном поднялся на пороге нового, уже вполне современного, нам современного мира.
      «Я, несчастный Робинзон Крузо, потерпев крушение во время страшной бури, был выброшен на берег этого угрюмого, злополучного острова» – такова первая запись в Робинзоновом дневнике, помеченная 30 сентября 1659 года.
      По хронологическим таблицам видим: 3 сентября 1658 года скончался Оливер Кромвель, называемый к концу жизни «протектором» (хранителем), а фактически бывший полновластным диктатором буржуазной республики. Первое место в государстве, будто по праву престолонаследия, занял сын протектора Ричард, и началась Вторая республика, существовавшая совсем недолго, В мае 1659 года Кромвель-младший, не отличавшийся твердостью отца, отрекся от власти.
      Управление страной перешло к парламенту, точнее, к остаткам парламента. Парламент, исконное учреждение англичан, имеющее как совещательно-правительственный орган свой статут с XIII века, представлял три политические силы: король, аристократия и городская верхушка. Короли, обладая правом созывать и распускать парламент, всегда стремились оставить за ним лишь совещательный голос. Споры с парламентом за власть и послужили поводом к гражданской войне. У Кромвеля опорой чем дальше, тем все больше становился не парламент – армия. Силой оружия Кромвель произвел в парламенте так называемую «чистку», и в результате палата лордов, где места были наследственными, оказалась вовсе упразднена, а выборная палата общин сильно «почищена». От парламента осталось одно «охвостье». Этому охвостью, или, как его еще называли, «огузку», предстояло решать судьбы Англии с мая 1659 по март 1660 года.
      А из приходской книги церкви святого Джайлса, что у Кривых ворот (Криплгейт) в лондонском Сити, узнаем: в столице тогда уже проживал свечной торговец, Джеймс Фо с женой и двумя дочерьми. Правда, тот же самый источник не может послужить нам в помощь, чтобы установить дату рождения и сына его, ради которого мы, собственно, предпринимаем все эти розыски.
      Джеймс Фо был протестантом, во многие обряды не верил и не считал обязательным крестить ребенка. Но по другим источникам известно, что Даниель Дефо увидел свет именно в год окончательного крушения республики.

СТОЛИЧНОЕ ДЕТСТВО