20 мая — ни дуновения ветерка, полный штиль. В 14 часов 45 минут на расстоянии каких-то двухсот метров от плота прошел рыболовный катер. Никто на этом судне, шедшем на полной скорости и, по-видимому, управляемом во время встречи автопилотом, не заметил «Ра II».
По-прежнему полное спокойствие в океане. У новичков появился аппетит. Африканский берег все еще таит в себе опасность для плота. И вдруг сногсшибательная новость: похоже, что «Ра II» начал терять плавучесть. Невероятно!
21 мая — пятый день путешествия. «Ра II» все более приближается к материку. Экипаж бессилен что-либо предпринять. Полный штиль. С плотом же творятся странные вещи. Он погружается. При спокойном состоянии океана это отлично видно. Каждый день плот оседает на 10 сантиметров. Так что же — поражение? Ведь опыт прошлогоднего рейса, казалось, достаточно убедительно засвидетельствовал, что в первый месяц плавания не может быть и речи о впитывании папирусом воды. Какова же причина этого непредвиденного явления? Иной вид папируса? Иная техника вязки снопов при сооружении плота?
Экипаж решает избавиться от всего лишнего, причем немедленно. Лучше ограничивать питание в надежде переплыть океан, чем тонуть сразу же после старта.
Вспоминая обо всех этих перипетиях, Хейердал писал, что после приключений прошлогодней экспедиции ему советовали проконопатить днище «Ра II» битумом. На древнеегипетских изображениях дко суден всегда было черным, в то время как естественный цвет папируса желтый или зеленый. То же самое подсказывала Библия. Согласно ей, Ноев ковчег был проконопачен битумом. Но Хейердал был настолько уверен, что все трудности предыдущего рейса проистекали от сугубо конструкторских ошибок, что отказался от каких-либо мер в этом направлении.
22 мая — шестой день рейса. «Ра II» колышется на мертвой зыби в покрытом жирными пятнами океане. Ветра, как и прежде, нет. Настроение мрачное, в довершение ко всему Бейкер никак не может привести в действие генератор, питающий передатчик. Наконец станция начинает работать. Быстро устанавливается связь со старыми друзьями во многих городах мира. (На протяжении всего рейса «Ра II» поддерживал радиосвязь со многими коротковолновиками мира. Бортовая станция имела позывной LI2B и работала на волне 14217 мегагерца.)
Очередная проблема. Жорж Сориал, дурачась с Сафи, позволил ей украсть свои очки, которые тут же полетели за борт. Поскольку во второй паре — темные стекла, а никаких запасных очков у него нет, он не сможет в дальнейшем нести ночные вахты.
На следующий день — все то же безветрие. За неимением других занятий экипаж развлекается сооружением клозета на краю одного из бортов судна. На противоположном борту подвешивается сетка, которая должна предохранять от акул во время купания.
Тихо. Как следовало из статистики лоцманских карт, в той части Атлантического океана, где находился «Ра II», на штили в мае месяце выпадает всего лишь один процент времени. При всем при том уже в течение недели на долю «Ра II», похоже, выпало стопроцентное затишье. Единственным утешением в этой беспросветности является то, что разгруженный плот перестал оседать [4]. Сносимый Канарским течением, он плывет к югу вдоль Африки. Сейчас «Ра II» пребывает где-то посредине между ее побережьем и Канарскими островами.
Пользуясь предоставившейся возможностью, члены экипажа ежедневно плавают вокруг плота. В этих занятиях принимает участие и утка Синдбад II, совершающая путешествие на равных правах с обезьяной Сафи. Подныривая под плот, члены экипажа видят не только уйму рыбы, снующей туда и обратно в его тени. Они убеждаются также в том, что подводная часть «Ра П» ничуть не деформировалась и выглядит великолепно. В отличие от «Ра», лежавшего на воде подобно матрасу, «Ра II» с его выпуклым днищем не подвержен никаким кренам.
Наконец, после недельного затишья, парус наполнился ветром. Порывы северо-восточного пассата быстро погнали плот вперед. Изо всех сил направляя его вправо, экипаж «Ра II» надеялся миновать на безопасном расстоянии мыс Юби.
26 мая, на девятый день путешествия, Бейкер, соскочив с крыши каюты с секстаном и бумагами в руках, сообщил долгожданную новость — опасный мыс остался за кормой. Перед «Ра II» открывались безбрежные просторы океана, самое меньшее — месяц пути, разумеется, если не подведет ветер. Изогнутый ахтерштевень «Ра II» на этот раз держится отлично!
30 мая. Прошло уже две недели после отплытия из Сафи. «Ра П», проделавший за это время около пятисот миль, приближается в открытом океане к тропику Рака.
Плот движется быстро, прокладывая курс все дальше на запад.
Суточный переход достигал теперь 60, 70, а то и 80 миль. Хейердал и штурман Бейкер сияли. Экипаж жил в добром согласии, что на море всегда очень важно. Единственное, что омрачает настроение интернационального экипажа, это ужасное загрязнение океана: масляные и нефтяные пятна, обширные скопления черных комков запекшегося мазута…
7 июня — двадцать второй день путешествия. Из блокнота Хейердала: «…Страшное чувство, что плот погружается все глубже, постепенно покидает нас. Специалисты по папирусу давали ему лишь двухнедельный срок плавания, однако наш плот на воде вот уже 33 дня.
Вода, которую мы пьем, солоновата. Я наполняю стакан на четверть морской водой и на три четверти — водой из наших запасов и выпиваю. Это освежает и, как в свое время на «Кон-Тики», не грозит никакими побочными последствиями».
8 середине июня, через месяц после отплытия из Сафи, «Ра II», находясь а центральной части океана, пребывал в отличном состоянии. К тому времени он прошел 1700 миль. Если принять во внимание, что неделя была потеряна из-за отсутствия ветра, то ежесуточные переходы «Ра II» равнялись приблизительно 50 милям, что является превосходным результатом. Впереди оставалось около 1500 миль, которые могли быть пройдены ориентировочно за месяц. Хейердал был по-прежнему уверен в успешном завершении плавания, хоть некоторые соратники и предостерегали его от чрезмерного оптимизма, напоминал, что во время предыдущей экспедиции наибольшие трудности наступили именно по прошествии месяца плавания.
Как бы в подтверждение этих слов, 18 июня, на тридцать третий день пути, океан разбушевался. Таких высоких волн мореплавателям не доводилось видеть во время прошлогоднего путешествия. Сила ветра невелика, но огромные, катящие с северо-востока водяные валы свидетельствуют о шторме, разыгравшемся в нескольких сотнях миль от «Ра II».
Если вначале экипаж был в восторге от того, как легко и уверенно плот скользит по волнам, то уже через несколько часов все убедились, сколь трудно стало им управлять и сколь большому риску он подвергается. «Ра II» то и дело взлетал высоко на вспененный гребень волны, чтобы сразу же начать почти по вертикали головокружительный спуск в сине-зеленую ложбину. Когда плот оказывался внизу, пенистый гребень новой волны находился порой выше топа мачты. А это означало, что водяная гора возвышалась на десять метров над уровнем палубы.
Серповидная корма защищала судно от вторжения воды внутрь. Пока этот «хвост» оставался неповрежденным — все было в порядке. Разбушевавшаяся стихия представляла собой захватывающее зрелище. Один лишь Мадани не разделял это мнение: присев на корточки у двери каюты, терзаемый морской болезнью, он вскоре перестал обращать внимание на то, что творилось вокруг.
Карло, который, как альпинист, всегда был готов к акробатическим номерам, устроившись на форштевне, сообщал высоту налетающих с ревом волн. Однако вскоре и он не выдержал и покинул это место, отправившись в каюту к товарищам.
Тем временем, хоть в это и трудно поверить, волны не переставали расти. Сейчас главной задачей было удерживать «Ра II» на нужном курсе. Если плот повернется к волнам бортом — катастрофа неминуема. Где-то вскоре после 16.00, во время вахты Хейердала, огромная волна с треском переломила рулевое весло. Потеряв управление, плот начал разворачиваться левым бортом к волне…
— Все наверх! Левое рулевое весло сломано! Отдать плавучий якорь!
Вода начинает заливать палубу, вливаться в каюту. Хлопающий под порывами ветра парус, крики людей, рев океана. Сломанное весло заблокировало систему рычагов: управление с помощью второго рулевого весла, находящегося у правого борта, тоже оказалось невозможным. Тем временем волны беспощадно хлестали беспомощное судно.
— Убрать главный парус!
Это распорядился Бейкер, отдававший себе полный отчет в грозящей всем опасности. Пятеро мужчин начинают быстро сворачивать нижнюю шкатори-ну. Тем временем волны спутали канаты плавучего якоря. А медлить нельзя, иначе будет слишком поздно; океан расколошматит плот вдребезги. Увы, с якорем ничего не выходит.
— К черту! Перерезать веревки! Отдать малый якорь!
Наконец-то плот получает свободу. Благодаря малому плавучему якорю корма разворачивается под углом к волне. Ситуация продолжает оставаться очень опасной.
— Проверить страховочные концы, всем как следует закрепиться!
Каждый, кто находится на палубе, должен быть привязан. Продолжается возня с парусом, с малым плавучим якорем, с рулевыми веслами.
Самая крупная потеря — сломанное пополам левое рулевое весло; толстое, шестнадцатисантиметровое веретено переломилось как спичка, красноречиво засвидетельствовав, сколь велика была сила шторма. В то же время хрупкий, казалось бы, папирус, из которого был сделан корпус плота, ничуть не пострадал. Ни один стебель не выбился из-под крепящих корпус канатов.
Надвигалась ночь. Положение было критическим. Все запасные бревна выбросили за борт еще в первые дни, когда плот оседал; чинить сломанное весло нечем. Лишенный возможности маневрировать, «Ра II»» болтался в океане, заливаемый водой. Как долго удастся продержаться на малом плавучем якоре под яростными ударами волн?
Шторм продолжал неистовствовать. Наконец большой плавучий якорь пошел за борт, а малый втащили обратно. Сделав все, что было в их силах, люди отправились спать. На палубе остался лишь съежившийся от холода вахтенный…
Предоставим слово Хейердалу: «Уснуть было невозможно: удары масс воды о стены нашей каюты, грохот, клокотанье воды на палубе — все было точно так, как во время предыдущей экспедиции. Долгие дискуссии о том, как можно починить рулевое весло, много идей, но среди них — ни одной, которую мы в состоянии были бы реализовать. Еще перед отплытием специалисты посмеивались, зачем нам, дескать, такие мощные весла; все были убеждены, что скорее рассыпятся тонкие стебли папируса, чем поломаются массивные веретена весел…»
На следующий день, измученные штормом и тяжелой ночью, в течение которой почти невозможно было сомкнуть глаз, мореплаватели с трудом взялись за дело. Нужно было спасать промокшее, разбросанное волнами на палубе снаряжение. Плот имел такой жалкий вид, что казалось, окончательная победа океана является лишь вопросом времени… «Ра II» все больше оседал: вода, заливавшая палубу, не успевала проходить сквозь щели между разбухшими связками папируса и образовывала озера.
Несмотря на все, члены экипажа, знавшие по опыту, что черные тучи, неоднократно нависавшие над Хейерда-лом и его папирусным плотом, как правило, развеивались благополучно, верили, что и на этот раз ситуация изменится к лучшему.
Океан бушевал два дня. Высота волн по-прежнему была огромной, достигая порой 12 метров. Не оставалось ничего другого, как закрепить грузы, предохранить от намокания запасы продуктов и ждать…
17 июня. «Океан все еще нас атакует. Этот грохот ужасен: кажется, будто мы приближаемся к какому-то водопаду… Вечером меня напугал крик Нормана: „Мостик разрушен!“ Мы бросаемся на помощь и снова закрепляем и связываем все, что можем.
Назавтра, когда я просыпаюсь, светит солнце. Океан стал немного спокойнее, но радость недолга… Вот уже два дня, как мы строго ограничиваем потребление воды. Отпиливаем около метра от носа «Ра II», чтобы парус мог лучше наполняться ветром, больше прогибаясь вперед… Вечером Жорж кормит нас вкусным ужином из черного русского хлеба в оливковом масле с египетскими приправами; кроме того, каждый получает от меня маленькую баночку русской икры, которую привез мне Сенкевич…»
Как только океан притих, был начат ремонт рулевого устройства. Хейердал сделал из картона модель, которую экипаж сообща обсудил. Было предложено много разных решений, но ни одно не давало уверенности в том, что «Ра II» станет управляем. Совместными усилиями рулевое устройство исправили настолько, насколько это было возможно.
Парус был поднят, и «Ра II» неуверенно двинулся на запад. После всех перипетий последних дней плот получил значительно большую осадку. Набегавшие волны по-прежнему заливали палубу и все, что на ней находилось.
Юрий предложил соорудить нечто вроде ширмы из парусины вдоль борта, чтобы защитить палубу от волн. Это было странное предложение, вначале вызвавшее смех и веселье. Но Юрий взялся за дело, не обращая внимания на насмешки. Он натянул кусок парусины почти вдоль всего правого борта, закрепив его концы сверху и снизу толстыми бечевками. Идея оказалась плодотворной. Убедившись в том, что вода перестала попадать за ширму, все дружно уселись за стол, уже не опасаясь, что будут залиты солеными фонтанами. Секрет заключался в том, что главный удар принимала на себя корма, рассекая волну надвое, а парусиновый экран отражал уже ее фланговые остатки. Хейердал был в восторге и назвал Сенкевича волшебником. Чтобы увеличить экран, использовали запасной парус, и правый борт оказался недосягаемым для волн…
Жизнь на плоту, хоть о прежнем комфорте не могло быть и речи, шла своим чередом: вахты у руля, во время которых приходилось прилагать тяжелые усилия, которые не всегда давали желанный эффект; киносъемки, сушка промокшей одежды, приготовление еды…
Постепенно все привыкли к ограниченному потреблению пресной воды. Два стакана в день на человека хватало — потому что должно было хватать. Суточные пробеги равнялись почти 50 милям. Курс старались держать точно, насколько позволяли обстоятельства, на остров Барбадос; с этого момента начали отсчитывать и расстояние, которое осталось пройти. Временами, особенно ночью, когда плот терял курс и яростно хлопающий парус давал об этом знать, спящим мореплавателям приходилось выскакивать на палубу, второпях закрепляя страховочные концы, и помогать придать «Ра II» нужное положение.
Чтобы облегчить управление плотом, экипаж «Ра II» решил осуществить дерзкий замысел: в открытом океане, можно сказать на ходу, передвинуть вперед двойную десятиметровую мачту, весившую 300 килограммов. Попытка, предпринятая под руководством Бей-кера и Хейердала, вполне удалась и маневренность судна намного улучшилась.
Веря, что в дальнейшем благоприятные ветры не покинут «Ра П», ибо в его нынешнем положении только с их помощью он мог достичь цели, мореплаватели держали курс на запад.
Плот проходил теперь по акватории, где год назад был покинут «Ра I». До материка оставалось около 500 миль.
25 июня — сороковой день плавания. «Теперь уже совершенно ясно, что „Ра II“ не погружается более в океан. Папирусные снопы пропитались полностью. Как правило, мы делаем ежедневно 60 миль, но сегодня прошли только 47. Поддерживаем радиосвязь с исследовательским судном ООН „Каламар“: корабль отправляется в нашу сторону».
Голубь, находившийся на борту «Ра II» на протяжении почти всего путешествия, после нескольких неудачных попыток, предпринятых в предыдущие дни, улетел в направлении материка. Экипаж усмотрел в этом доброе предзнаменование.
29 июня — сорок четвертый день рейса. Океан неспокоен. Поступает радостная весть из каюты: есть связь с «Каламаром», который находится уже где-то недалеко от плота. С корабля передают, чтобы ночью «Ра II» обозначал свое местонахождение ракетами, поскольку расстояние между плотом и судном составляет всего лишь несколько десятков миль…
С наступлением темноты вахтенный Бейкер наблюдает за западной частью горизонта. Безрезультатно. После полуночи, когда Хейердал готовится сменить на вахте Бейкера, — неожиданный испуг. На северо-западной стороне неба над поверхностью воды появляется огромный светящийся диск, все более увеличивающийся в размерах. Вначале Хейердал даже подумал было, не атомный ли это гриб от случайного взрыва бомбы.
Мнения разделились: часть экипажа заговорила о «летающих тарелках», часть высказывала предположение, что-то был отсвет сгоревшей невдалеке от мыса Кеннеди ракеты-носителя.
Тем временем продолжали поступать радиосигналы с «Каламара». На 4Ра Н» жгли красные фальшфейеры и пускали сигнальные ракеты. Под тугим парусом плот продолжал свой путь на запад, а корабль безуспешно разыскивал его среди высоких волн.
Наступил день, а они все еще не встретились. Вооружившись секстаном и радиопередатчиком и устроившись на крыше каюты, Норман Бейкер сообщал свои коррективы «Каламару». Очевидно, первоначальные информации не были точными, и «Каламар» продолжал пребывать вне поля зрения. Лишь в 18 часов по местному времени на горизонте было замечено увеличивающееся в размерах зеленое пятнышко. Вскоре оба судна, на которых развевались одинаковые флаги, были рядом. «Добро пожаловать по эту сторону океана!» — донеслось с «Каламара».
Стемнело. Теперь «Ра П» плывет в сопровождении корабля. Но его испытания еще не кончились. Налетевший с севера сильный порывистый шквал поворачивает парус, волны заливают плот. Хейердал быстро убеждается, что всюду полно воды. Осадка плота угрожающе низкая. «Впервые за все мои плавания я почувствовал, что опора под моими ногами идет ко дну…»
После многих усилий и, казалось, нескончаемых трудов к «Ра II» возвратилась остойчивость, и то лишь после того, как изменилось направление ветра. Не обошлось, разумеется, и без происшествий: Мадани, не имея под рукой страховочного конца, свалился в воду; парусина, натянутая Юрием Сенкевичем вдоль борта для защиты от волн, превратилась в лохмотья…
Когда плот лег на прежний курс, Сенкевич наложил перевязки Хейерда-лу, порезавшему босые ноги о черепки, а также оказал помощь Жоржу Сориа-лу, получившему ожоги от медузы, так называемого «португальского кораблика».
На следующий день «Каламар» плыл какое-то время рядом с плотом, и моряки не могли надивиться быстроходности «Ра II» (в течение последних суток он одолел 75 миль!). На плот была переброшена почта, необходимые медикаменты, фрукты с Барбадоса и картонная коробка с мороженым. Экипаж «Ра II» в свою очередь передал отснятые кинопленки, собранные им пробы загрязненной воды и письма.
На следующий день «Каламар» уплыл, и мореходы вновь остались наедине с океаном.
С приходом июля погода ухудшилась. Темные грозовые облака, сильные порывистые ветры и сопутствующие им могучие волны ощутимо дают о себе знать вконец измотанному экипажу. «Иногда мы бываем настолько измучены, что не в состоянии сразу понять компас. И все же вчера мы прошли 60 миль, а сегодня 81. Правда, мы все больше погружаемся, но это не оказывает существенного влияния на нашу скорость», — записывает Хейердал 2 июля.
8 июля — пятьдесят третий день рейса. «Ра II» пребывает всего лишь в 200 милях от Барбадоса. Если все сложится хорошо, подсчитывает Хейердал, он будет у берега в воскресенье, после 57-дневного пребывания в океане. Утром власти острова выслали моторную яхту, которой поручено сопровождать плот на последнем этапе путешествия. На борту быстроходного судна — жена Хейердала и старшая дочь Аннет.
10 июля в 12 часов 15 минут с мачты раздается крик Нормана: «Земля! Земля по правому борту!» Всеобщая радость. Даже Сафи и Синдбад чувствуют близость суши. Земля! После 57 дней безустанной борьбы с океаном!
Поскольку в предыдущий день плот слишком отклонился к югу, появилась опасность, что он пройдет мимо Барбадоса. «Ра II» мог плыть еще несколько дней, для этого имелось все необходимое, да и островов поблизости было много, но в Бриджтауне членов экипажа ожидали друзья, а также официальные лица, была подготовлена торжественная встреча. К счастью, ветер изменился, и «Ра П» шел теперь прямо к видимому уже с палубы острову.
Перед самым волнорезом порта Бриджтаун экипаж «Ра П» опустил парус с изображением солнца, и судно «Калпеппер» повело плот к берегу.
Не только набережные, но и соседние с ними улицы были заполнены горожанами, вышедшими встречать мужественных мореходов.
Так завершилось одно из наиболее известных и замечательных путешествий на плоту. Упорство Хейердала, великолепные качества его экипажа позволили добиться того, что многим казалось нереальным. Тростниковый плот пересек Атлантический океан!
Рекорд рекордов: 160 дней — 10 000 морских миль
«Ла Вальса» — Виталь Альсар
Весной 1970 года, когда мир с волнением следил за новой экспедицией Хе-йердала («Ра II»), за тысячи миль от Сафи готовился в путь другой отважный экипаж. Предполагавшееся путешествие не посвящалось научным исследованиям. Упоминалось, правда, что «рейс может способствовать выяснению проблем миграции древних народов», однако главной целью был спортивный рекорд: проплыть на плоту из Америки в Австралию — через самый большой из океанов, так, как намеревался осуществить это прославленный мореплаватель Уильям Уиллис, который к тому времени покоился в глубинах Атлантики.
«Мы хотели доказать, что плотом можно управлять», — заявил позднее руководитель и организатор рейса Виталь Альсар. Старая песенка: то же самое собирались доказать Бишоп, Уиллис и многие другие. В полной мере это не удалось никому, хоть каждый из них добился большего или меньшего успеха. Ибо что значит управлять плотом? Беда может заставить управлять и корытом. Вместе с тем при неблагоприятных погоде, ветрах и течениях может потерпеть поражение и капитан океанского лайнера.
Итак, не будем слишком придирчивы. Если исходить из того, что главное в управлении — это прибыть благополучно к месту назначения, то Виталь Альсар и трое его попутчиков на «Ла Вальсе» со своей задачей бесспорно справились.
Экипаж плота был международным. Руководитель — Виталь Альсар, 37-летний испанец, живущий в столице Мексики, выпускник коммерческого училища, бывший офицер испанского легиона в Марокко, позднее работал в Париже, Гамбурге и на Лабрадоре. О себе говорит, что его привлекают приключения, опасности, риск.
Второй член экипажа — 44-летний Марсель Модена, француз итальянского происхождения, живущий с женой и двумя дочерьми в Канаде. Владелец ресторана, ранее служил пять лет во французском флоте сигнальщиком, знает море. В 1956 году совершил успешный рейс на плоту «Эгар П». Третий участник экспедиции — Габриель Са-лас, 27-летний геолог из Чили, немец по происхождению. Перед тем как попасть на «Ла Вальсу», путешествовал по свету с помощью «автостопа», то есть на попутном транспорте. Человек, не знающий трудностей и преград. Четвертый — моряк и парашютист, 26-летний Норман Тетро из Канады. Среди всех членов экипажа он самый молчаливый, за что был прозван «человеком из лесу» [5].
Ранней весной 1970 года началось строительство плота в Гуаякиле (Эквадор). Первейшая проблема — где найти подходящие бальсовые деревья для корпуса. После длительных поисков семь огромных стволов бальсы были найдены у подножия Анд, между Гуа-якилем и Кито. Транспортировка их на побережье, где должен был сооружаться плот, заняла три дня, в течение которых люди работали как каторжные. На плот пошло семь уложенных в ряд стволов диаметром более 60 сантиметров каждый, и пять стволов потоньше, диаметром около 30 сантиметров, уложенных сверху поперек первых. Самый длинный из продольных стволов — одиннадцатиметровый — выступал спереди как нос будущего судна. На то, чтобы связать все стволы вместе, ушло, по словам строителей (в это даже трудно поверить), шесть с половиной километров канатов. Сооруженный таким образом корпус плота имел 11 метров в длину, 4,5 метра в ширину и весил 7 тонн. От металла отказались полностью. Управление плотом должно было осуществляться с помощью руля, а также девяти вставных досок-килей, помещаемых в щелях между бревнами в зависимости от потребности, диктуемой направлением ветра и течения.
Такелаж состоял из грот-мачты в виде буквы «А» и одной бизани. Два паруса — спереди четырехугольный грот на двойной мачте, на корме — трехугольная бизань. Оба из парусины. И это все. Плот строился по древним образцам. Было известно, что именно на таких плотах индейцы уанкавика задолго до Колумба плавали из Эквадора и других районов южноамериканского побережья в Мексику, а быть может, даже через Тихий океан в Полинезию.
Плот «Ла Вальса»
Все было сделано тщательно и прочно: деревянные релинги, бамбуковая палуба, скамейки. В качестве каюты, где можно было спать и укрываться от волн, — небольшая хижина из тростника. На мачте — национальные флаги всех членов экспедиции. Рассчитанный на полгода провиант состоял в основном из консервов и концентратов. Запас воды — всего 250 литров; предполагалось, что дожди пополнят его. Снаряжение простое и самое необходимое. Из современного снаряжения на борту «Ла Бальсы» были навигационные приборы и радиопередатчик с мотором, обеспечивающим энергией генератор, резиновая надувная лодка да еще некоторые инструменты.
«Мы уже предпринимали одну попытку в 1966 году; тогда наш плот затонул, — говорит капитан экспедиции. — Мы находились в 600 милях от побережья Эквадора и чудом спаслись». Двое из членов экипажа Норман и Габриель были новичками. Они недооценивали опасности предстоящего рейса, их привлекала сама перспектива плавания. Еще в Гуаякиле, прежде чем были отданы швартовы, руководитель предупредил их: «Вы вверили свою жизнь плоту, и вы обретете ее вновь, если достигнете Австралии». Они смеялись, но недолго… В далекий рейс к берегам Австралии отправились также — в клетках — три попугая и два кота.
Наконец все хлопоты были завершены, и 29 мая 1970 года провожаемый жителями Гуаякиля экипаж «Ла Бальсы» отправился в открытый океан. Впереди — 10 000 миль пути. На каждой их ожидали опасности: штормы, встречные ветры, акулы… Новичкам это казалось сказочным путешествием.
Обернулось же оно тяжелой борьбой за жизнь.
Виталь Альсар верил в свой плот. Когда повернули назад сопровождавшие их яхты и моторные лодки, когда скрылся за горизонтом берег материка, а Норман и Габриель начали страдать от приступов морской болезни, хоть было еще не поздно возвратиться, Альсар Виталь взвесил в последний раз все «за» и «против». Победил оптимизм. «Что бы там ни было, — подумал он, — а за полгода мы не утонем».
Наученный горьким опытом своего первого путешествия, когда ему не удалось достичь цели, поскольку древесина, из которой был сделан плот, пропитывалась водой и гнила, организатор экспедиции на этот раз очень тщательно выбирал стволы для плота. Как и в прошлый раз, он решил использовать древесину бальсы: она имеет лучшую, чем у пробкового дерева, плавучесть, хоть и сравнительно быстро пропитывается влагой. После многочисленных экспериментов и микроскопических исследований, проведенных в минувшем году в Мексике, Виталь Альсар установил, что преимуществом обладает «женское» дерево, которое следует спиливать в определенной фазе месяца, когда соки в основном еще в корнях и ствол дерева достаточно сухой.
Первый этап пути, именуемый «дорогой отцов» (то есть Хейердала и У ил-лиса) и пролегавший на северо-запад к архипелагу Галапагос, не предвещал больших осложнений. Процесс акклиматизации, особенно трудный для новичков, протекал нормально. Обучение управлению — в качестве руля использовали обработанную «под весло» жердь — тоже проходило успешно. Океан был спокоен. Члены экипажа занимались рыбной ловлей, отдыхали от нервной суеты последних дней, связанной с подготовкой к отплытию, да и от слишком бурных проводов. Мореплаватели надеялись, что и последующие дни будут похожи на предыдущие.
Но этим надеждам не суждено было сбыться. Трудности начались уже 10 июня у Галапагосских островов. Сильный юго-западный ветер упорно сталкивал «Ла Вальсу» к скалам Тортуга— большой дугой выступающим из воды к югу от Галапагосского архипелага вулканическим глыбам, напоминающим своей формой огромных черепах. Хоть паруса были убраны, ветвь течения Гумбольдта, будто магнит, притягивала плот все ближе к грозному каменистому валу. Избрание Гуаякиля местом старта само по себе содержало элемент риска. С опасностью сноса к Галапагосским островам, самой серьезной из тех, которые угрожают плотам, отправляющимся на запад из Южной Америки, столкнулись и «Кон-Тики», и «Семь маленьких сестер», хоть оба плота стартовали из Лимы, расположенной в 500 милях южнеъ.
Но теперь уже ничего нельзя было изменить. Мореплаватели зарифили паруса и прилагали отчаянные усилия, чтобы держать плот под острым углом к ветру, перемещая для этого кили. Напрасный труд! Плот направлялся прямо в центр опасной скалистой дуги и имел все шансы разбиться. Члены экипажа наспех соорудили из досок и бамбуковых стволов два больших весла, с помощью которых пытались преодолеть течение. Четыре часа экипаж, по два человека у весла, боролся за каждый сантиметр, чтобы избежать опасного столкновения со скалами, но безуспешно. «Вскоре кожа у нас на руках уже была стерта до такой степени, что напоминала скорее бахрому. Удержаться на ногах было невозможно, так как бревна стали скользкими от воды и водорослей. Силы у всех были на исходе». Габриель взорвался: «Черт бы побрал эту экспедицию и всех нас!» Виталь ответил ему руганью. В этот момент ветер, которьщ они до сих пор проклинали, буквально в одну секунду изменил направление. Из последних сил они натянули паруса, и «Ла Вальса» проскользнул совсем рядом с торчавшими из воды скалами, которые время от времени скрывались в пене волн. Четверо мореплавателей, с кровоточащими ссадинами на руках и занемевшими от напряжения ногами, стояли, держась за ванты, и смотрели, как плот медленно огибает скалы Тортуга. Они смеялись, радуясь первой победе над стихией.
Галапагосские острова остались за кормой, и перед плотом открывались просторы океана. Под порывами наполнявшего паруса пассата, переваливаясь на длинной волне, «Ла Вальса» плыл на запад. Скорость, составлявшая на отрезке Гуаякиль—архипелаг Галапагос в среднем 50 миль в сутки, возросла теперь до 60. Попав во власть экваториального течения, плот мог плыть беспрепятственно в нужном направлении.