Мальчик жадно смотрел на Арену в предвкушении чуда. Скачки закончились, и, дабы подготовить зрителей к грядущему, песок выравнивали посредством магии.
      Грабли, те же самые обычные грабли, которыми разравнивали песок перед каждым заездом обыкновенные люди, теперь двигались сами по себе, словно держали их невидимые руки, а рабы, служители, короче, люди, ответственные за подготовку Арены, куда-то исчезли.
      Думери оставалось только гадать, то ли грабли ожили, то ли их таскали духи или демоны, то ли служители стали невидимыми. Магии по плечу и не такое.
      Почему грабли ярко-синие, думал он. Важно ли это? Может, магии подвластны только синие грабли? Он знал: использование заклинаний требует определенных условий. А может, грабли синие, потому что синий и золотой — родовые цвета Лорда Арены?
      Или он взял себе эти цвета, потому что песок — золотой, а грабли — синие?
      Или причину следовало искать в ином?
      Сколь многого еще он не знал! О магии он прочитал все, что мог, но далеко не так много, как хотелось бы.
      Среди его знакомых не было ни волшебников, ни ведьм, ни ворлоков, ни колдунов — вообще никаких чародеев. Раз или два он сталкивался с магами и всегда задавал вопросы, да только они не удосуживались ответить.
      В другое время он задавал вопросы кому угодно, даже зная, что люди эти — не маги. Иногда ему отвечали, обычно — нет, но Думери не унимался.
      — Папа, почему грабли синие?
      Вопрос сына вырвал Дорэна-из-Гавани из сладкой полудремы. Передние ножки его стула тяжело стукнули об пол семейной ложи, звякнули кольца тяжелой золотой цепи, украшавшей его затянутую жилеткой грудь, пальцы в сверкающих перстнях сжали подлокотник.
      — Что?
      — Я про эти грабли. Почему они синие?
      Десса, сестра Думери, родившаяся на год раньше и сидевшая слева от него, хихикнула в кулачок. Два их брата, стулья которых стояли справа от отца, повернулись, привлеченные разговором.
      — Наверное, чтоб не гнили, — глубокомысленно ответствовал Дорэн. — А может, чтобы не расщеплялись и не занозили руки.
      — Но почему синие? — настаивал Думери. — Почему не красные, не зеленые? На коричневых совсем не видна грязь. А если б они хотели показать эту грязь, грабли следовало бы выкрасить в белый цвет. Почему же они синие?
      — Понятия не имею, — признался отец после долгой паузы.
      Дерат наклонился вперед с ехидной ухмылкой.
      — Их выкрасили под цвет твоих глаз, Думери.
      — У меня глаза зеленые, бестолочь, — парировал Думери. — Может, тебе обратиться к хербалисту, чтобы он проверил твои глаза, если ты этого не видишь?
      — О, я-то это знаю, — проворковал Дерат. — А вот Лорд Арены скорее всего нет. — И с торжествующей улыбкой он повернулся к их старшему брату Дорэну-младшему, который пренебрежительно фыркнул.
      Десса захихикала громче.
      Думери почувствовал, как его лицо медленно наливается краской, и сосредоточился на происходящем на Арене, подчеркнуто игнорируя как братьев, так и сестру. Он не нашел шутку Дерата забавной, поскольку смысла в ней не было. Но прекрасно знал по собственному опыту, что, однажды начав, Десса, Дерат и Дорэн могли подначивать его часами. Попытки огрызнуться не помогали. Так что оставалось только одно: не замечать их.
      Тем временем песок на Арене выровняли, и теперь он блестел золотом под скатывающимся к горизонту солнцем. Зрители ждали.
      Стихли все разговоры, над Ареной повисла напряженная тишина, и внезапно из одних ворот, которые во множестве соединяли Арену с подземным лабиринтом, вырвалось облако густого желтого дыма. Дым не рассеялся, как обычно бывало, но собрался во вращающийся сгусток, словно миниатюрный смерч, более плотный, чем в реальной жизни, и похожий скорее на шар, чем на конус.
      Думери затаил дыхание. Перестала хихикать и сидящая рядом Десса. Забыли о своих шуточках Дорэн-младший и Дерат.
      Желтый шар поплыл над Ареной со скоростью быстро идущего человека, пока не завис в самом ее центре, не касаясь тщательно разровненного песка.
      По насыщенности цвета дым уступал золоту песка, более напоминая брюшко змеи. Думери не мог отвести от шара глаз.
      Прогремел гром, сверкнула на мгновение ослепившая мальчика молния, но, подняв голову, он увидел все ту же бездонную синеву неба и солнце, заливавшее Арену ярким светом.
      Когда же он вновь посмотрел вниз, желтый шар разметало в клочья, а посреди Арены стоял чародей.
      Думери подался вперед, вглядываясь в чародея.
      Среднего роста, в теле, сверкающее одеяние из красного шелка до пят. Умением точно определять возраст Думери похвастаться не мог, но этот мужчина был, не из молодых: морщины на лице, обвисшая кожа на шее. Но волосы оставались иссиня-черными, без малейших признаков седины.
      Чародей взметнул руки вверх, растопырив пальцы.
      — Смотрите! — крикнул он.
      Голос его затерялся в громадной чаше Арены, так что услышали его лишь те, кто сидел на лучших местах. Думери почувствовал разочарование. Уж чародей-то мог усилить свой голос с помощью магии!
      Но он забыл о голосе, когда из десяти растопыренных пальцев чародея вырвались десять струй дыма, каждая своего цвета: розовая, фиолетовая, охряная, нежно-зеленая и светло-синяя из левой руки, красная, густо-синяя, медная, темно-зеленая и черная — из правой.
      Чародей помахал руками, скрещивая их над головой, и струи дыма, не смешиваясь, переплелись между собой в сложный рисунок.
      Затем одним движением чародей опустил руки, и дымовые струи перестали изливаться из его пальцев. Чародей же сделал шаг вперед, второй, третий, и только тогда Думери понял, что ноги его не касаются земли. Он поднимался в воздух, словно ставил ноги на прочные каменные ступени.
      В восьми футах от земли чародей остановился, зависнув между небом и песком, взмахнул рукой, вызвав сноп золотых искр.
      — Смотрите! — вновь крикнул он.
      За его спиной песок Арены столбом поднялся к небу, разгоняя остатки цветных дымов. Вытянувшись футов на пятнадцать, столб песка превратился в стаю белоснежных голубей, в хлопанье крыльев разлетевшихся во все стороны. Единственное белое перышко, выпавшее из хвоста одной из птиц, медленно планировало на песок, пока чародей не заметил его и не ткнул в него пальцем.
      Перышко начало расти и превратилось в белого кота, который мягко приземлился на все четыре лапы. Настоящий кот тут же убежал бы, а этот начал гоняться за собственным хвостом, вращаясь все быстрее и быстрее, словно белый волчок.
      Потом резко остановился, и все увидели, что кот черный, как сажа, от хвоста до кончиков ушей.
      Кот сел на задние лапы. Чародей махнул ему рукой. Кот обратился в пантеру.
      Еще один взмах руки, и пантера исчезла, оставив облачко дыма, которое тут же рассеялось.
      Думери как зачарованный смотрел на Арену. А представление между тем продолжалось.
      На Дессу, однако, происходящее производило куда меньшее впечатление. Думери слышал, как она что-то напевала себе под нос.
      Когда же по знаку чародея из морской раковины появился обнаженный мужчина, Десса рассмеялась. Думери решил не обращать на нее никакого внимания.
      Его отец дремал, разморенный солнцем. Дерат и Дорэн перешептывались.
      Думери тяжело вздохнул.
      Ну как они могли столь равнодушно взирать на все эти чудеса? Угораздило же его родиться в семье глупцов!
      Наконец чародей закончил представление и продолжил подъем по невидимой лестнице. Он поднимался все выше и выше, а внизу синие грабли вновь разравнивали песок, на этот раз в руках нормальных людей.
      Думери не смотрел ни на грабли, ни на служителей, ни на торопливо устанавливаемые декорации для пьесы, завершающей праздник. Он наблюдал за чародеем, который уходил все выше. Вот он прошел над семьей Грондара Каретника, вот на высоте восьмидесяти футов миновал наружную стену Арены и исчез вдалеке.
      После ухода чародея Думери ерзал на стуле, с нетерпением ожидая окончания спектакля, не вслушиваясь в остроумные диалоги клоунов. А чего вслушиваться, если половины шуток он не понимал, потому что главной их темой был секс. Его же знания этого предмета были очень ограниченными и сугубо теоретическими.
      Солнце уже коснулось западного сектора огораживающей Арену стены, когда актеры раскланялись под жидкие аплодисменты зрителей.
      — Что ж, Думери, надеюсь, тебе все понравилось, — изрек старший Дорэн, когда вся семья шествовала по каменным коридорам к ведущим на улицу лестницам. — Полагаю, мы неплохо отметили твой день рождения.
      Думери рассеянно кивнул, не замечая недовольного взгляда родителя. Тот-то ожидал хотя бы слов благодарности.
      — Когда мне исполнилось двенадцать, — после короткой паузы продолжил отец Думери, — меня, смею вас заверить, не повели на Арену. Я провел этот день в трюме корабля, выгребая осколки посуды, вывалившейся из ящиков, разбитых во время шторма.
      Думери кивнул:
      — А теперь этот корабль принадлежит тебе.
      Он уже слышал эту историю, и не единожды.
      — Именно так! — кивнул Дорэн. — Мне улыбнулось счастье, я работал не разгибая спины, боги благоволили ко мне, и я стал владельцем корабля. Если он останется на плаву и после моей смерти, то перейдет к твоему брату Дорэну, которому повезло уже в том, что он мой сын. Вы не цените того, что у вас есть, потому что с рождения вы ни в чем не знали отказа, вам не пришлось добывать что-либо тяжким трудом.
      — Я это ценю, папа, — встрял Дерат.
      — Нет, не цените, — рявкнул старший Дорэн. — Может, вы и думаете, что цените, но на самом деле это не так, потому что вы понятия не имеете, что такое бедность. А вот я и ваша мать знакомы с ней не понаслышке!
      Дерат и Дорэн-младший переглянулись.
      — Вам еще не приходилось работать ради куска хлеба, — продолжил их отец, и Думери осталось лишь гадать, то ли он жалуется, то ли хвалится.
      Они вышли на улицу и в золотистых сумерках повернули на север, присоединившись к десяткам и сотням неспешно прогуливающихся горожан. Лавочники уже зажгли факелы перед своими магазинчиками, и до ноздрей Думери долетел знакомый запах масла. Обычно он не замечал его, потому что запах этот сопровождал его всю жизнь, со дня рождения, но сегодня, смешанный с запахом пряностей, он казался мальчику каким-то особенным, магическим, вероятно, под воздействием выступления чародея, превращающим обычную улицу во что-то таинственное и прекрасное.
      — Никто не работал и дня, ни один из вас, — пробурчал отец, разбивая магические чары заката и запаха.
      — Так они никогда и не станут работать! — воскликнул Думери, ткнув пальцем в старших братьев.
      Дорэн-из-Гавани удивленно взглянул на него, повернулся к Дорэну и Дерату, вновь посмотрел на Думери.
      — Нет, не будут, — согласился он. — Полагаю, и Десса не будет, если проявит благоразумие.
      Десса коротко глянула на отца, а затем продолжила рассматривать витрины, словно разговор ее и не касался.
      — Значит, такая участь выпала только мне. — Думери изо всех сил старался изгнать из голоса негодование
      — Ну не знаю, — неуверенно ответил отец. — Я уверен, мы что-нибудь для тебя придумаем.
      — Что же? — В голос Думери прорвалась горечь. — Дорэн получает корабли, Дерат — деньги, Десса — дом, а что остается мне, кроме жалованья ученика? Ничего, и насколько мне известно, любому ученику приходится попотеть, чтобы сполна получить причитающееся ему жалованье
      — Может, мы сможем удачно женить... — начал старший Дорэн.
      Думери сердито фыркнул.
      — У меня нет никакого желания жениться. — Он и не заметил недовольства отца: тот не любил, когда его прерывали на полуслове. — Тем более на таких условиях.
      — Ты захочешь жениться, когда станешь старше...
      — Допустим, захочу, — вновь прервал его Думери. — Но мне не нужна жена, которую мне выберут.
      Какое-то время они шли молча. Дорэн и Дерат отстали, Десса по-прежнему разглядывала витрины, так что Думери и его отец могли обсудить волнующие их проблемы без посторонних.
      — Может, мы сможем сделать так, чтобы ты остался в семейном бизнесе. Разумеется, не владельцем — корабли отписаны Дори, — но управляющим. С хорошим жалованьем.
      — Но командовать-то будет кто-то другой. Благодарю, папа, но мне это не подходит. У младшего брата обычно нелегкая судьба. И я не хочу до конца жизни оставаться младшим братом Дори, имея не слишком богатый выбор: выполнять чьи-то приказы или умереть с голоду.
      — Ты всегда отличался упрямством, — кивнул Дорэн, — а твоя гордость не позволяла тебе подчиняться кому-либо.
      Они прошли еще квартал, прежде чем Дорэн, пожав плечами, нарушил молчание:
      — Тогда тебе не остается ничего иного, как идти в ученики.
      — Знаю, — вздохнул Думери. — Я думал об этом не одну неделю и понял, что другого мне не дано. Впрочем, я и не возражаю. Я все равно счастливчик, как ты и сказал, просто Дори, Дерату и Дессе повезло больше, чем мне.
      Дорэн не нашелся с ответом.
      — Работы я не боюсь, — помолчав, добавил Думери.
      — Это хорошо. — В голосе Дорэна слышалась удовлетворенность. — Так к кому ты надумал пойти учеником? Я уверен, что мы сможем устроить тебя на любой корабль, если ты захочешь со временем стать капитаном.
      — Спасибо, не надо, — ответил Думери. — Мои помыслы связаны не с морем.
      — Что ж, можно пойти учеником к бухгалтеру, бакалейщику, купцу. Ты думал об этом?
      — Я думал обо всем, папа, и теперь знаю, кем я хочу стать.
      — О? — Дорэна-старшего немного забавляла уверенность сына, свойственная тому с ранних лет. Думери всегда знал, что ему нужно и как это получить. — Так кем же?
      — Я хочу стать чародеем.
      Дорэн в изумлении вытаращился на сына.

      Дорэн-из-Гавани не дал сыну немедленного ответа. Когда же Думери стал настаивать, то услышал нейтральное: «Посмотрим».
      В последующие после представления на Арене дни он всесторонне обдумал ситуацию.
      В серьезности намерений мальчика сомневаться не приходилось. Думери ни в чем не допускал легкомыслия. И любая его просьба означала, что он действительно хочет того, о чем просит. Да и магией он бредил не один год.
      Конечно, многие мальчишки его возраста бредили ею, но Дорэн почему-то полагал, что с годами это должно пройти. У Думери не прошло. Парень хотел сам стать чародеем, а не просто смотреть, как тот творит чудеса.
      И что из этого следовало?
      Теоретически чародейство занимало традиционно высокое место в перечне наиболее уважаемых профессий, так что Дорэн вроде бы и не возражал против того, что младший сын решил податься в маги, и все-таки устремления Думери его не радовали. Из собственного опыта он знал, что чародеи — очень странные люди: или кичащиеся своими возможностями хвастуны, или затворники с несносным характером. И не опасна ли вся эта магия? Мало ли что таит в себе общение с невидимыми силами! Все могло статься хуже, гораздо хуже. Захотел бы мальчик стать демонологом. Вот уж опасная работа — иметь дело с силами зла и стараться заставить их творить добро!
      А может, отнюдь и не добро. Дорэн слышал немало домыслов о демонологах-убийцах. И никто не спорил с тем, что они накладывают на людей заклятия. Очень часто демонологи исчезали, практически бесследно, и никто не знал, в чем причина. То ли они теряли контроль над демонами, то ли уступали в схватке другим магам, а может, их карали боги за то, что они вторгались в те сферы, где смертным не место...
      Какое счастье, что демонология Думери не интересовала! Как, впрочем, и ведовство, которое считалось деревенской магией, колдовство, все еще пользующееся дурной славой, хотя после Великой войны прошло не одно столетие, и ворлокство, новая, необычная разновидность магии. В присутствии ворлока у обычных людей по коже начинали бегать мурашки.
      А вот теургию уважали, и никто не слышал о теурге, который ошибся в заклинании и растворился в облаке пурпурного дыма. Говорить с богами куда безопаснее, чем экспериментировать с пассами, фразами, порошками.
      Как-то за обедом Дорэн поделился своими размышлениями с Думери. Мальчик молча смотрел в тарелку.
      — Так что скажешь? — не выдержал он.
      — Не знаю, отец. Я хочу сказать, что чародейство интересует меня куда больше теургии. И прочих разновидностей магии.
      Дорэн в замешательстве посмотрел на сына.
      — А что такого особенного в чародействе?
      — Не знаю, — честно признался Думери. — Просто... я хочу сказать... В общем, я хочу стать чародеем.
      Дорэн вздохнул. Он понимал, что спорить бесполезно. Спор с Думери в любом случае выливался лишь в потерю времени: мальчик умел настоять на своем.
      — Посмотрим, что можно сделать, — подвел он черту под разговором.
      Он, конечно, попытался найти другой способ обеспечить будущее Думери или хотя бы предлог, чтоб не пускать его в чародеи, но тщетно. Так что тремя днями позже он и Думери под проливным дождем, натянув шляпы на уши, шли на встречу с Тетераном-магом.
      — Разбаловал я парня, — пробормотал Дорэн, форсировав очередную лужу. — Вконец разбаловал. Это же надо — чародейство!
      Думери слышал, что отец что-то бормочет, но слов не разобрал, а потому решил, что тот честит богов и погоду.
      Он-то не имел к дождю никаких претензий. Какая разница, идет ли дождь или светит солнце, если он будет чародеем! Обязательно будет!
      Да, начнет он простым учеником, но будет стараться изо всех сил, трудиться день и ночь и через шесть лет... или девять, или двенадцать, все будет зависеть только от него, станет чародеем! Настоящим чародеем!
      Они уже повернули на улицу Магов, и Думери сбил шляпу на затылок, чтобы лучше видеть вывески. Он боялся пропустить дом Тетерана.
      — Вон он! — воскликнул Думери, указывая рукой на нужный им дом.
      Его отец поднял голову.
      — Да, это он.
      Когда они подошли к дому, дверь распахнулась. Сердце Думери учащенно забилось.
      Высокий худющий мужчина в темно-синем одеянии появился на пороге, затем отступил в сторону, давая им пройти.
      Нечто, невидимое Думери, сдернуло с их голов шляпы. Капли холодной воды с полей попали на лицо.
      — Заходите, заходите, — высокий мужчина пригласил их в комнату. — Заходите, обсохните.
      Думери посмотрел на него, ожидая, что мокрая одежда тут же высохнет, но чародей, если это был он, не стал прибегать к помощи магии, а просто указал на кресла, полукругом стоящие у камина, в котором весело потрескивали горящие поленья.
      Разочарованный Думери пересек комнату, сел в одно из кресел. Его отец опустился в соседнее, оставив третье высокому мужчине.
      — Значит, ты — Думери. — Мужчина всмотрелся в мальчика.
      Тот не отводил глаз, но молчал.
      — Я — Тетеран-маг, чародей и хозяин этого дома, в котором вы — желанные гости.
      Дорэн подтолкнул сына локтем.
      — Я — Думери-из-Гавани, — наконец-то мальчик вспомнил о правилах приличия. — Благодарю вас за гостеприимство.
      — Как я понимаю, ты хотел бы пойти ко мне в ученики, чтобы изучить основы чародейства. — Тегеран по-прежнему пристально смотрел на мальчика.
      Думери коротко глянул на отца и повернулся к магу.
      — Я хочу стать чародеем.
      Тетеран перевел взгляд на Дорэна.
      — Прошу извинить меня, сэр, но я должен поговорить с вашим сыном наедине, чтобы понять, есть ли у него задатки ученика. Вы можете остаться здесь, а можете пойти по своим делам и вернуться через час. — Он поднял руку, по-особенному изогнул ее. — Если вы решите остаться, вам подадут еду и питье. Просто назовите вслух то, что хотите. У меня есть ушка, которая будет очень кстати, если вы замерзли, пиво и вода, которую я очищаю с помощью магии. К сожалению, из еды я могу предложить только свежий хлеб с красным сыром.
      Дорэн вежливо кивнул и уже собирался что-то сказать, когда маг встал, вновь не сводя глаз с Думери, начисто забыв о его отце. По знаку мага мальчик тоже поднялся.
      Тетеран повел его к занавешенной пологом двери в дальней стене.
      — Одну минуту, — вырвалось у Дорэна.
      Тетеран обернулся.
      Как и Думери, которому при взгляде на отца показалось, что тому как-то не по себе. Он, конечно, знал, что это не так. Дорэн-из-Гавани, владелец шестого по величине торгового флота в городе, в любых ситуациях чувствовал себя уверенно.
      — Просто назвать вслух? — спросил Дорэн.
      Тетеран кивнул.
      — А кому назвать?
      Тетеран вздохнул.
      — Что бы вы хотели?
      Откровенно говоря, Дорэну хотелось взять сына за руку, увести домой и более не иметь никаких дел ни с чародеями, ни с магией, но Думери хотел стать учеником чародея, за окном лил дождь, так что часовая прогулка по улицам не вызывала у него прилива энтузиазма.
      — Ушку, — ответил Дорэн. — Я бы выпил ушки.
      Тетеран вновь кивнул.
      — Ушка! — ясно и отчетливо произнес он, указав рукой на Дорэна.
      Полог, закрывающий дверь в дальней стене, отнесло в сторону, словно от сильного порыва ветра, в комнату вплыл медленно вращающийся серебряный поднос. На нем стоял глиняный кувшин и маленький хрустальный стакан.
      Поднос спланировал на соседнее с Дорэном кресло, который смотрел на него... Со страхом? С изумлением? Полной уверенности у Думери не было.
      А потом Тетеран взял Думери за руку и увел за дверь, из-за которой он не мог видеть ни отца, ни магического подноса.

      По просьбе Тетерана Думери сел на высокий стул у рабочего стола мага. Усевшись, начал с любопытством оглядываться, пока чародей суетился в поисках неких магических предметов.
      Комната, в которую привел его маг, размерами превосходила приемную, но свободного места в ней было куда меньше. Обстановку приемной составляли шесть кресел у камина, несколько маленьких столиков, диван. Здесь же все свободное место занимали таинственные приборы и приспособления.
      Лестница вела на второй этаж, а под ней и на длиннющих стеллажах, выстроившихся вдоль стен, громоздились в несчетном количестве ларцы, ящики и ящички, бутыли, бутылки и флаконы, книги, мешки и мешочки, кувшины, чаши, тигели, горшки и многое-многое другое, необходимое любому уважающему себя магу. Рабочий стол из камня занимал середину лаборатории. Половина его поддерживалась в идеальной чистоте, вторая напоминала свалку: обрывки бумаги, рассыпанные порошки всех цветов радуги, кусочки костей, согнутые пластины, проволочки...
      Две двери, закрытые пологом. Одна вела в приемную, другая — Бог знает куда. Стены у каждой из дверей покрывали диаграммы, рисунки, изогнутые линии. Что сие означало, Думери, естественно, не имел ни малейшего понятия.
      Что-то маленькое и зеленое таращилось на Думери из-за кувшина. Он попытался разглядеть, кто же на него смотрит, но странное существо тут же исчезло из виду. Думери так и не понял, что это было, но твердо знал, что никогда ничего подобного не видел. Некоторые из друзей братьев рассказывали истории о необычных маленьких существах, которые добирались до Этшара в трюмах кораблей, приплывающих из Малых Королевств. Может, истории эти не были чистым вымыслом и на него смотрело одно из этих существ?
      С другой стороны, улица Магов находилась далеко от порта. Может, его разглядывал сильф, один из тех, что принес отцу ушку?
      А может, сильфа и не было, может, маг зачаровал поднос? Чего только не умели делать чародеи!
      От восторга у Думери перехватило дыхание: его мечта начала осуществляться.
      Наконец Тетеран вернулся к столу с маленькой черной склянкой и тонкими серебряными щипцами. Положил их на каменный стол, повернулся к Думери.
      — Итак, юноша, ты хочешь стать магом?
      — Да, сэр, — с жаром воскликнул Думери. — Очень хочу.
      — Ага. Значит, инициатива принадлежит не твоему отцу, так?
      — Нет, сэр. Полагаю, он бы хотел, чтобы я овладел другой профессией. Но я хочу изучать чародейство!
      Маг кивнул:
      — Хорошо. Очень хорошо.
      Тетеран вытащил из-за пояса кинжал, и Думери внутренне напрягся, подумав: сейчас ему придется в чем-то поклясться на крови
      Тетеран вытянул руку и коснулся острием кинжала лба Думери.
      — Не шевелись, — предупредил он.
      Думери застыл. Не только потому, что хотел произвести хорошее впечатление или боялся заклинаний. Очень уж острым был кинжал.
      Тетеран что-то пробормотал, и Думери, скосив глаза, увидел, как лезвие сначала засветилось синим, потом пурпурным.
      Тетеран мигнул, подался назад, пристально всмотрелся в кинжал.
      Тот уже не светился, ничем не отличаясь от тех кинжалов, что в изобилии продавали в любой оружейной лавке.
      Вновь Тетеран что-то пробормотал, повторив:
      — Не шевелись.
      Как и прежде, Думери застыл.
      На этот раз Тетеран коснулся кинжалом черной бархатной туники Думери, аккурат напротив сердца. Подержал, затем повел кинжал вниз, через живот к пупку.
      Думери не дышал, пока Тетеран не убрал кинжал. Чародей же поднес кинжал к глазам, пристально изучая его. Недоумение на его лице сменилось раздражением.
      Он положил кинжал на стол, взял склянку и серебряные щипцы.
      — Смотри внимательно. Очень внимательно. Я собираюсь сотворить совсем простое заклинание, а затем попрошу тебя повторить его.
      Думери кивнул, боясь поверить своим ушам. Он сам сотворит заклинание. Мальчик наклонился вперед, не отрывая взгляда от рук мага.
      Тетеран открыл склянку и щипцами достал из нее, как показалось Думери, свернутую полоску белой материи. Показал ее Думери. Тот кивнул.
      Тетеран положил материю на стол, развернул ее.
      Внутри оказались деревяшка серебристо-серого цвета размером с человеческий палец, крошечный пузырек, наполненный буровато-красной жидкостью, и комок коричневой ваты.
      Из ваты Тетеран извлек локон. Подхватил щипцами один волосок. Другой рукой выдернул из горлышка пузырька резиновую пробку. Окунул волосок в пузырек и вытащил из горлышка. На конце зависла капелька буровато-красной жидкости. Производя эти манипуляции, он произнес фразу, прозвучавшую для Думери как: «Фулф те уолкерс нозе арбитрари гроттл».
      Одной рукой маг описал круг, пальцы другой отплясали безумный танец, а затем маг поднес капельку к кусочку дерева. Перед тем как они соприкоснулись, Думери услышал еще одну фразу: «Каг снорт раффл тамб».
      В том месте, где капелька соприкоснулась с деревом, появилась белая искорка. Тетеран отпустил волосок, который тут же упал вниз, только Думери, как ни пытался, не смог его разглядеть. А маг двумя указательными пальцами поднял искорку. Прикрыл ее большими пальцами. Воскликнул:
      — Смотри, Радужная забава Холдейна!
      Он развел руки и между большими пальцами повисла гирлянда многоцветных шариков размером с апельсин, касающихся друг друга лишь в одной точке. Они так и переливались цветами, словно живые.
      Думери как зачарованный смотрел на них.
      Затем шарики полопались и исчезли бесследно, не оставив после себя даже капелек воды. Тетеран улыбнулся, вновь свел и развел руки. Гирлянда шаров возникла вновь, размером побольше. Если в первой преобладали оттенки синего и красного, то во второй — зеленого и золотого.
      Когда полопались эти шары, маг сотворил третью гирлянду матовых шаров с лиловыми прожилками.
      После их исчезновения новых не появилось.
      — Теперь попробуй ты, — предложил Тетеран.
      Думери глубоко вдохнул и потянулся за щипцами.
      Первый волосок исчез вместе с капелькой буровато-красной жидкости, так что Думери взял новый из лежащего в вате локона. Со щипцами он управляться не привык, поэтому только с четвертой попытки ему удалось подхватить лишь один волосок.
      Он опустил его кончик в пузырек, достал каплю буровато-красной жидкости, не забыв при этом произнести: «Фулф те уолкерс нозе арбитрари гроттл».
      Описал одной рукой круг, покрутил пальцами второй.
      Со словами «Каг снорт раффл тамб» коснулся капелькой дерева.
      Замер, ожидая появления искры.
      Ничего не произошло. Густая жидкость так и осталась капелькой на серебристом дереве.
      Он, однако, не отпускал волосок, пока не затекла рука. И лишь тогда положил щипцы на стол.
      — Не получилось, — вздохнул он.
      Тетеран пристально смотрел на него.
      — Мальчик мой, а ведь ты уникум. Забавный, но уникум.
      Думери мигнул.
      — О чем вы?
      — Такие, как ты, встречаются исключительно редко. Ты абсолютно лишен каких-либо магических способностей.
      Первый раз Думери мигнул от изумления, второй — чтобы сдержать наворачивающиеся на глаза слезы.
      — О чем вы? — повторил он.
      — Юноша, сначала я проверил тебя этим кинжалом, — пояснил Тетеран. — Когда я коснулся твоего лба, он должен был засветиться зеленым цветом. Будь у тебя талант — стал бы золотым, а если бы боги хотели, чтобы ты стал одним из величайших чародеев, — слепяще-белым. Ты все видел сам: несколько синих бликов, и кинжал остался холодным, как железо.
      Думери смотрел на него, предчувствуя, что за этим последует.
      — Я подумал, что не правильно произнес заклинание или где-то ошибся, — продолжал Тетеран, — поэтому предпринял еще одну попытку, перенеся кинжал от головы к сердцу, но результат не изменился. Что ж, решил я, возможно, ты — особый случай. И дал тебе шанс самому сотворить заклинание. Я взял волосок и каплю крови обезглавленного убийцы, кусочек помоста, на котором он умер, и произнес одно из самых простых известных мне заклинаний. Ошибиться в нем просто невозможно, но тебе удалось ошибиться во всем! Слова, интонации, жесты — все не так! Даже вторую строфу ты произнес слишком поздно. Используя составляющие с высоким энергетическим потенциалом, которые уступают разве что крови дракона, ты не смог даже высечь искры. Все впустую.
      — Но... — начал Думери.
      — Это потрясающе! — Тетеран покачал головой.
      — Испытайте меня еще раз! — воскликнул Думери. — Пожалуйста! Я справлюсь, клянусь вам!
      Тетеран коротко посмотрел на него, потом пожал плечами.
      — Давай.
      Борясь со слезами, Думери подхватил щипцами еще один волосок.
      Может, подумал он, магия не сработала, потому что он не знал, с чем имеет дело. Волосы и кровь обезглавленного убийцы! Боже ты мой! По его телу пробежала дрожь.