– Телефоны молчат, – огрызнулся Фитцуотер. – Они молчат с самого утра. Во всем здании – в кабинетах, в казармах, в офицерских квартирах – везде. Как нам кажется, где-то поврежден кабель.

В груди Мицопулуса затеплилась надежда.

– Значит, телефоны вышли из строя – ну неужели вам непонятно? – произнес он. – Они не работают у вас с пяти утра, я ведь прав?

Фитцуотер слегка опустил дуло. Его лицо приняло каменное выражение.

– А как насчет радио? – поинтересовался Мицопулас.

– Мы не пользуемся радиосвязью, – ответил Фитцуотер.

Мицопулас с минуту пытался придумать чтонибудь еще, а затем воскликнул:

– Эй, послушай, а вот мы пользуемся! Давай, я поговорю со своими людьми, давай я скажу им, чтобы они позвали подмогу. Неужели непонятно? Если им ответят, то это наш мир!

Фитцуотер прижал пистолет к плечу.

– А если нет?

– Тогда мы сдадимся. Если, конечно, вы гарантируете нам безопасность.

Он вполне мог обойтись и без этого условия.

Можно подумать, ему не понятно, что ни на одно из обещаний Фитцуотера нельзя положиться. И если это действительно чужой мир, то в таком случае, он и его ребята покойники. Если только их не спасет какое-то чудо.

Фитцуотер задумался, а Мицопулас тем временем молился, чтобы это чудо все-таки произошло.

– Ладно, – наконец произнес Фитцуотер. – Договорились.

И он первым вышел из комнаты, направляясь в обшарпанный коридор. Затем Мицопулас, вслед за ним – оба охранника с пистолетами наготове, не спускавшие глаз с пленника, – теперь уже никто не притворялся, будто он здесь гость. В дверях Фитцуотер отступил в сторону и приказал:

– Поговори с ними. Если ты сделаешь из двери хоть один шаг, мои люди убьют тебя на месте.

Мицопулас кивнул.

– Эй, Орландо! – крикнул он, поднеся ладони рупором ко рту. – Вызывай подмогу! Чем больше, тем лучше!

Он увидел, как Орландо, навострив уши, помахал рукой в знак того, что все понял. Мицопуласу показалось, что он услышал треск радиопомех.

А затем ему не оставалось ничего другого, как ждать.

Так он и стоял в дверях, ощущая, как в затылок ему упираются два пистолетных ствола, и ждал.

– Эй, – не выдержал он спустя минуту, – взгляните, как следует – неужели это похоже на ваш Нью-Йорк? Неужели и у вас есть Святая Агнесса?

– Разумеется, а ты как думал, – рявкнул Фитцуотер, даже не утруждая себя посмотреть в сторону церкви.

Он взглянул лишь спустя несколько секунд – как раз тогда, когда па Третьей Авеню раздались первые полицейские сирены.

Затем донеслось пронзительное завывание еще одной, на этот раз откуда-то с запада, со стороны Сорок Второй улицы.

Фитцуотер явно оторопел.

К тротуару, сверкая мигалкой, сначала подкатила одна до боли знакомая сине-белая машина, затем вторая, за ней еще одна, и Мицопулас был вынужден сдержать себя, чтобы не расхохотаться, видя, как у Фитцуотера отвисла челюсть.

Да, с этими типами, наверняка, придется повозиться. Ведь это вам не безобидные бедолаги, вроде заключенных концлагеря или так называемых чародеев. С другой стороны, их не назовешь отъявленными преступниками, вроде тех лагерных охранников, которые заодно отбывали срок за разбой, избиения, похищения людей и еще не одну сотню злостных правонарушений. Да, эти были опасны, по с точки зрения законности преступниками их никак не назвать.

Господи, вздохнул про себя Мицопулас, ну и вещички забрасывают к нам бури.

– Не волнуйтесь, – произнес он. – Мы не собираемся никого убивать. У нас здесь никто никогда не притворялся, будто эти бури – не более чем наваждение, мы все здесь, черт возьми, слишком гуманные и сердобольные по сравнению с вашим братом.

Фитцуотер, видя, как к тротуару подъезжают все новые и новые машины, из которых выскакивают все новые пачки нью-йоркских копов с пистолетами наизготовку, издал какой-то странный, булькающий звук.

– Я предлагаю вам, – вслух заявил Мицопулас, – сложить оружие и выйти из здания, держа руки за головой.

Последовала минутная пауза, показавшаяся однако ему вечностью, но, наконец, трое в черном повиновались, и Грегори Мицопулас медленно сошел по трем невысоким ступеням назад на родной тротуар его родного Нью-Йорка.

Как здорово снова оказаться дома. Разумеется, он никогда отсюда и не уходил. Он ни на мгновение не покидал свой родной мир.

– Мой мир, – прошептал он себе под нос, смакуя каждое слово. – Мой мир, – а затем, вздохнув, добавил: – На этот раз.