Ханнер подавил истерический смех. Он был совершенно уверен, что слова Рудиры основаны на личном опыте, что она не раз видела, как разбираются стражники в кабаках с пьяной швалью.
Капитан Нараль осторожно поднялся на ноги, отряхнул пыль с одежды, поднял меч, протер его, потом обернулся и оглядел своих людей. Большая их часть уже сидела; кое-кто даже поднял оружие.
Нараль повернулся к дверям.
— Лорд Фаран, — произнес он.
— Капитан Нараль, — поклонился Фаран.
— Похоже, если вы намерены пренебречь приказом правителя, мы не в силах принудить вас.
— Капитан, мы могли бы с легкостью убить всех вас. Прошу, не вынуждайте нас доказывать это.
Нараль поднял руку.
— Не стану, — сказал он. — Но я обязан доложить обо всем лорду Азраду, и в следующий раз он, возможно, будет куда более суров.
— Рад буду побеседовать с его представителями; я понимаю, здесь на кон поставлено очень многое, и мне хотелось бы разойтись с ним миром.
— Ну конечно. — Нараль поколебался, но все же добавил: — Покинь вы город — вот бы миром и разошлись.
— Боюсь, такое мирное решение меня не устроит. Надеюсь, мы отыщем другое.
— Я тоже надеюсь, милорд. -Нараль повернулся и заревел на своих: — Эй вы, а ну-ка встать, живо! Привести себя в порядок! Стройся!
Стоя рядом с Фараном, Ханнер молча следил, как солдаты встают, строятся и идут прочь. Замыкал шествие Нараль.
— Погодите! — закричал на улице прежний настырный старик. Теперь он выглядел не довольным, а растерянным. — Вы не можете сдаться! Хватайте их! Арестуйте! У меня сын две ночи как пропал, и виноваты в том они!
— Мы тут ни при чем! — крикнул в ответ Ханнер. Капитан Нараль, демонстративно ни на что не обращая внимания, повел свой отряд прочь.
Ханнер смотрел, как они уходят, и в то же время наблюдал за горожанами на улице; лица их были большей частью мрачные и злые, хотя по-настоящему разъярен был только один — тот самый старик.
238
На какое-то время чародеи избавились от стражников и избегли изгнания, но друзей себе не приобрели, подумал Ханнер.
— Спасибо, Рудира. — Фаран мягко отстранил Ханнера и закрыл наконец дверь. — Сделано было точно и ловко — а уж как вовремя!..
Рудира улыбнулась и сделала реверанс — быстрый девчоночий книксен, а не глубокий, полный изящного достоинства поклон знатной дамы. Наверняка ведь она выучилась этому, чтобы веселить клиентов, подумалось Ханнеру, простой люд редко заботит подобная вежливость.
— Дядя, — сказал он, — они возвратятся с магами.
— Знаю, — кивнул Фаран. — Надеюсь, поскольку меня там нет и торопить его некому, Азрад не станет спешить — ты ведь знаешь, какие они лентяи, что он, что Илдирин, что все остальные.
— Но если лорд Азрад злится...
— Да. Тогда он захочет покончить со всем как можно быстрее. — Фаран повернулся к Манрину: — Какие чары тебе еще повинуются?
Манрин фыркнул.
— Не многие. И даже если я смогу быть уверенным в них, где мне раздобыть составляющие для чего-то более действенного, чем Фельшеново Первое Усыпляющее?
— Наверху, — ответил Фаран. — У меня должно быть все, что тебе нужно.
С минуту Манрин молча смотрел на него.
— М-да, — произнес он наконец.
Ханнер слушал, но пока ничего не говорил. Он начинал понимать, насколько глубока пропасть, через которую перешагнул Фаран. Дядюшка сжигал за собой мосты: бросил вызов правителю и Гильдии магов, оказал неповиновение городской страже и открыто признался в занятиях запрещенной магией. К прежнему лорду Фарану возврата не было: или он одержит победу, став кем-то новым, предводителем чародеев, не связанным старыми правилами, или почти наверняка умрет — как предатель и преступный маг.
Ханнеру оставалось только надеяться, что если Фаран потерпит поражение, он не потянет за собой всю семью. В Гегемонии Трех Этшаров не было принято наказывать семью преступника за его дела, но дядя Фаран — случай особый: второй по положению человек в городе, совершивший страшнейшие из преступлений.
А Ханнер и Альрис с ним и помогают ему...
Более чем когда-либо Ханнеру захотелось оказаться сейчас с Неррой, дома, в своих дворцовых покоях — и не быть чародеем.
— Составляющие для магических заклятий хранятся в комнатах западного крыла на третьем этаже, — объяснял между тем Фаран. — Все тщательнейше переписано; список — в тех тетрадях в комнате, где мы беседовали. — Казалось, его вниманием целиком завладел Манрин, но Ханнер слишком хорошо знал своего дядюшку, чтобы не понимать, что тот еще и играет на публику. Рудира, Ульпен и еще с полдюжины чародеев жадно внимали его словам.
Фаран давал им понять, и что сам он смыслит в магии, и что маг Манрин на их стороне — это, по его мысли, должно было придать им сил, ведь теперь правитель узнал, где они, и наверняка пожелает их уничтожить. Пускай же знают, что у них есть не только их собственная таинственная и неприрученная сила.
Неприрученная. Ханнер обдумал это.
— Дядя, — окликнул он, когда Манрин и Ульпен пошли к лестнице и Фаран двинулся за ними.
Фаран повернулся к племяннику.
— Да?
— По-моему, лучше оставить магию магам. Ты ведь ждешь столкновений — так, может, выясним, каковы наши силы.
— У нас полон дом чародеев.
— Так-то оно так, но не стоит ли посчитать их? И узнать заодно, кто из них что умеет. Мы ведь не знаем, на что они действительно способны. — Ханнер указал на Рудиру. — Остановить на бегу стражников, как она, смогут наверняка не многие. Но, возможно, кто-нибудь сумеет сделать что-нибудь иное.
Фаран взглянул на Ханнера, на сбившихся в кучки чародеев, на уходящих Манрина и Ульпена...
— Ты прав, — признал он. — Это надо сделать. Армия лучше толпы, так? — Он махнул рукой и крикнул: — Слушайте все! Сейчас идем в столовую, выяснять кто есть кто.
Не успели чародеи двинуться в указанном направлении, как в дверь постучали — так тихо, что шарканье ног почти заглушило стук. Ханнер переглянулся с Фараном.
Им обоим слышны были крики на улице — но не рядом с дверью.
Фаран взглянул на Рудиру, та отбросила с лица волосы и кивнула:
— Я готова.
Ханнер прикусил нижнюю губу. Фаран и Рудира, очевидно, ожидали появления нового врага, но Ханнер думал, что скорее всего это Берн, руки которого заняты покупками и который не может открыть дверь ключом. Или еще один прибывший чародей.
Но кругом околачивались эти зеваки — следили, вынюхивали... Так что, может, и правильно держать Рудиру наготове: а вдруг придется защищать дом?
Фаран кивнул, и Ханнер отворил дверь. Выкрики стали громче, и в первый раз Ханнер разобрал слова.
— Где мой муж? Что вы, чародеи, с ним сделали?! — вопила женщина.
Однако она была далеко от двери. Крикуны все сгрудились за оградой, на улице. А рядом с дверью, занеся для стука кулачок, стояла черноволосая девочка лет тринадцати-четырнадцати в выцветшем сером платье
Рудира коротко фыркнула и отвернулась. Ее резкость не понравилась Ханнеру и он решил загладить грубость.
— Добрый день, — проговорил он. — Я лорд Ханнер. Чем могу служить?
— Я — Шелла-Подмастерье, — сказала девочка. — Вы... здесь принимают чародеев?
— Да, конечно. — Ханнер распахнул дверь пошире. — Входи!
— Спасибо, — прошептала Шелла. Она шагнула внутрь и застыла, пораженная богатым убранством и разношерстным людом, направлявшимся в столовую.
— В каком цехе ты подмастерье? — вежливо поинтересовался Ханнер, закрывая дверь: пусть девочка отвлечется и успокоится.
— В ведьмовском, — ответила она.
Дядя Фаран, который, не обращая внимания на девочку, устраивал в столовой других гостей, внезапно обернулся и одарил ее взглядом.
Ханнер улыбнулся.
— Проходи сразу сюда. — И он повел ее мимо дядюшки к местам во главе стола.
Глава 26
— Я стояла там долго-долго, все старалась набраться смелости, — тихонько объясняла Ханнеру Шелла. Лорд Фаран предоставил заниматься ею племяннику: она говорила так тихо, что нужно было делать усилие, чтобы вести беседу, а тут еще чародеи расшумелись, когда Фаран попытался построить их. В общем, дел дядюшке хватало пока что и без новенькой. — Когда я увидела, как вы отделались от солдат, то подумала: может, хоть вы меня защитите.
— Защитим. Но от чего?
— От всего. — Девочка неопределенно помахала рукой. — Я хочу сказать, это для любого плохо — стать чародеем, но если ты к тому же ведьма... ну, это ведь против правил Гильдии? Мой наставник думает, именно так. Он думает, это против правил и Сестринства тоже.
— Не думаю, что у Сестринства появились уже какие-нибудь правила против чародеев, — заметил Ханнер. Ом мало знал о довольно свободной организации ведьм, но и того, что он знал, было довольно: ему не верилось, что они способны принять хоть какие-то правила всего за два дня. — А кроме того, тебе не обязательно вступать в Сестринство, если ты этого не хочешь.
— Но... разве их правила не обязательны для всех, как в Гильдии магов?
— Вовсе нет, — принялся объяснять Ханнер. — Если ты маг, то обязан вступить в Гильдию, и они убивают всякого, кто нарушает их запреты, но Сестринство — дело другое. Я вообще не уверен, что у них есть правила, а если и есть, то касаются они лишь самих сестер. И потом, сестры никого не убивают, во всяком случае, так я слышал. Это скорее объединение, чем гильдия.
— У Братства правила есть, — с сомнением сказала Шелла. — Наставник перечислял их мне. Он был в Братстве.
— Но сейчас уже нет?
— Нет. Он вышел оттуда. Им не понравилось, что он взял в подмастерья девочку.
— Но они его не убили, ведь правда?
Она задумалась — и словно солнышко начало выходить из-за туч.
— Нет...
Тучи набежали снова.
— Но Гильдия все равно запрещает смешивать магию.
— А правитель вообще не желает видеть чародеев в городе, — добавил Ханнер. — Вот мы и собираемся драться.
Шелла кивнула, но на личике ее так и застыло выражение неуверенности и тревоги.
— Ну, ладно. — Ханнер сменил тему, надеясь подбодрить ее — и себя. — А кто твой наставник? Он знает, где ты?
— Келдер из Крукволла, — сказала она. — Вряд ли он знает, где я, — да вряд ли и хочет знать. — Она быстро заморгала, губы ее задрожали, и Ханнер понял, что она вот-вот заплачет. — Он вышвырнул меня вон.
— Да как же он мог! — возмутился Ханнер. — Наставник отвечает за подмастерье!
Шелла шмыгнула носом, вытерла его рукавом, потом приложила тот же рукав к глазам.
— А вот смог. Сказал, я больше не ведьма и никогда ею не буду.
— Потому, что ты чародейка?
Девочка молча кивнула.
И тут Ханнера поразила одна мысль.
Чародеи передвигали предметы, не касаясь их; большинство чародеев — и он в том числе — как раз и обнаружили, кем стали, именно обнаружив у себя этот дар.
Но ведьмы тоже передвигали предметы, не касаясь их. Само слово «чародейство» возникло из-за сходства новой силы с каким-то древним ведьмовством. Правда, у них летали только маленькие предметы. Что же такое передвинула эта девочка?
— Откуда он узнал, что ты — чародейка?
— По тому, что я сделала, — прошептала Шелла так тихо, что Ханнер едва расслышал ее.
— Ханнер, мальчик мой, — позвал Фаран. — Не могли бы ты и твоя подружка обратить на нас внимание? Мы начинаем.
Ханнер оглянулся.
— Минутку, дядя, — попросил он и снова повернулся к Шелле. — Так что же ты сделала?
— Превратила Теллеша-Мясника в чародея.
Ханнер моргнул.
— Ханнер, — уже настойчивее позвал Фаран.
Ханнер поднял руку.
— Так что ты сделала?
— Я пыталась его исцелить! — почти прокричала Шелла. Потом голос ее снова сделался привычным чуть слышным бормотанием, но слова хлынули таким потоком, что Ханнеру стоило огромного труда уловить смысл. — Он поранил себя, а потом поскользнулся в крови и стукнулся головой о стену, и наставник Келдер сказал, мне пора учиться целительству; мы вместе остановили кровь Теллешу, и хозяин велел мне посмотреть голову Теллешу и сказать, есть ли там что делать, я попыталась, но мое ведьмовское зрение работало плохо... и тогда я сделала что-то, не знаю что, — и увидела, но по-другому, я просто смотрела внутрь головы Теллеша и сравнивала со своей, потому что у меня-то все должно было быть правильно... и я снова сделала что-то, мне трудно объяснить что, но это было словно открыть кран, только я не смогла снова его закрыть... А потом Теллеш сел, чувствовал он себя лучше, только немного странно, и сказал, что слышит голоса, а потом потянулся к кошельку, и тот сам прыгнул ему в ладонь, а мастер Келдер посмотрел на нас обоих и сказа-а-ал... — Тут она наконец расплакалась, быстро, тихонько всхлипывая и вздыхая.
— Ханнер! — рявкнул Фаран.
Ханнер поднял взгляд.
— Прости, дядя, — сказал он. — Я отведу ее в гостиную и успокою. Мы быстро.
Фаран ожег его взглядом.
— Так ступай!
Обняв Шеллу за плечи, Ханнер провел ее по коридору в переднюю гостиную, по дороге плотно прикрыв за собой дверь столовой.
Если то, что сказала Шелла, — правда, это может быть весьма ценным. До сих пор Ханнер, да и все остальные, считали, что чародеи, ставшие таковыми в Ночь Безумия, — единственные в мире, и больше их не появится, если то загадочное событие не повторится и не породит новых.
Но если чародеи могут творить новых чародеев, так же как ведьмы — обучать учениц, а маги — помогать подмастерьям делать ритуальные клинки, чтобы те стали истинными магами, тогда... тогда лорду Азраду окажется не так уж легко уничтожить чародеев, и вполне возможно, что именно они — настоящие маги.
Ханнер видел, как Мави спустилась вниз, но уходить не торопилась, возможно, рассчитывала, что он снова проводит ее. Они с Альрис, беседуя, сидели в передней гостиной; когда вошли Ханнер и Шелла, девушки умолкли.
— Что, дядюшка выставил вас, как и всех прочих нечародеев? — спросила Альрис.
Заметив следы слез на щеках девочки Мави поднялась и шагнула к ней, но Шелла отшатнулась, и Мави замерла.
— Я привел сюда Шеллу, чтобы успокоить — объяснил Ханнер. — У нее был очень тяжелый день. Ее выгнал наставник.
— Она чародейка? — спросила у Ханнера Альрис.
— Как ты? — спросила у Шеллы Мави.
— Она чародейка, — отвечал Ханнер, а Мави взяла девочку за руку.
— Может, тогда ей лучше побыть с другими чародеями? — осведомилась Альрис.
— Возможно, когда ей станет легче, — отрезал Ханнер. Он раньше думал, что Альрис, быть может, обрадует появление Шеллы — они ведь были почти ровесницами, — но, похоже, это не сработало.
Мави тепло улыбнулась.
— Я Мави, — сказала она.
Шелла сглотнула и перестала всхлипывать ровно настолько, чтобы выговорить:
— А я — Шелла.
— А это — леди Альрис, — продолжала Мави. — Она — сестра лорда Ханнера.
Шелла взглянула на Альрис, потом снова пристально посмотрела на Мави.
Ханнеру вдруг стало тревожно. Что-то происходило, он чувствовал это, но не знал — что.
— Ты не чародейка, — сказала Шелла. Это не был вопрос.
— Нет, — согласилась Мави. — Как и леди Альрис, и лорд Ханнер. Просто они жили во дворце, а правитель отказался пустить их туда, потому что боится чародеев, вот они и поселились здесь, у своего дяди. А я всего лишь у них в гостях. Я живу близ Нового рынка.
— Но... — Шелла бросила на Ханнера острый, озадаченный взгляд. Слез как не бывало.
«Она знает, — понял Ханнер. — Знает, что я — чародей».
— Я потом объясню, — быстро произнес он.
— Что объяснишь? — тут же влезла Альрис.
— Не твое дело, — бросил Ханнер.
Альрис посмотрела на Ханнера, перевела взгляд на Мави и заявила:
— А я и так знаю. Только не понимаю, почему ты сказал ей, а не мне, твоей сестре!
Мави вздрогнула.
— Нет, Альрис, это не то... в смысле, мы не... — Ее голос прерывался от смущения.
— Альрис, заткнись, — устало сказал Ханнер. Он не ожидал застать в гостиной эту парочку, и, как бы ни радовало его присутствие Мави, сейчас он от всей души желал, чтобы ее здесь не было. Он повернулся к Шелле.
— Ты рассказывала, что случилось после того, как ты исцелила Теллеша, — напомнил он.
— Ага... Ну, мастер Келдер попробовал исправить то, что я сделала, но не смог, и я тоже не смогла, потому что не понимала, что делать, так что в конце концов он отослал Теллеша домой, и мы немного поговорили, а потом он велел мне собрать вещи и убираться, я ведь больше не ведьма и со мной опасно быть в одном доме... Наверное, он думал, что это заразно.
— И ты ушла?
— Я даже не забрала свой посох. Слишком я расстроилась. Просто выбежала из долгу. А потом ходила, слушала, что говорят, и расспрашивала сама, а потом услышала про Дом Чародеев и пришла посмотреть.
— Дом Чародеев? — удивилась Альрис.
— Так его называют, — кивнула Шелла.
— Ты хотела сказать — этот дом, — уточнил Ханнер.
— Вот именно.
— Значит, с секретами покончено, — сказала Альрис.
Ханнер понадеялся, что слова ее не станут пророческими: он хотел бы, чтобы его секреты оставались секретами и впредь, но место, где находится ставший убежищем чародеев дом дяди Фарана, не было такой тайной.
— Стража уже нашла нас, — заметил он. — А есть ведь еще все те люди на улице.
— Ты все еще ведьма? — поинтересовалась у Шеллы Мави.
— Нет, — покачала головой девочка. — По крайней мере я так думаю. Когда я пытаюсь колдовать, все... ну... ощущается иначе, мне кажется, я вместо этого занимаюсь чародейством. А кое-чего я вообще делать не могу, читать в умах, например. И я не устаю, наоборот, становлюсь сильнее.
Все это вполне укладывалось в то, что Ханнер успел узнать о чародействе.
— Когда это началось? — спросил он.
— Не знаю. — Шелла пожала плечами. — Вчера я себя весь день как-то странно чувствовала, но вроде до сегодняшнего утра все было в порядке.
— Прошлой ночью странных снов тебе не снилось?
Удивленная, она взглянула на Ханнера, и ее глаза широко раскрылись.
— Какие сны?
— Про полеты, падения, погребение заживо...
— Вы про них знаете? — ахнула Шелла.
— Расскажи нам, — попросила Мави.
— Это было... нет, не прошлой ночью, а позапрошлой. Мне снилось, что я лечу по воздуху и горю, а потом падаю, проваливаюсь под землю, и меня засыпает, и я задыхаюсь... И все время я чувствовала, что должна что-то сделать, вот только не знала что. — Она содрогнулась. — Я знаю, сон был волшебным, но что это за чары и кто их навел — понятия не имею.
— Тот самый сон, — вздохнула Альрис. — Только и слышу, как все его обсуждают. Все чародеи, кто спал в Ночь Безумия, увидели его тогда — и проснулись; но кое-кому он снился опять.
Ханнер взглянул на нее.
— А тебе он не снился?
— Мне? — Альрис прижала руку к груди. — Я не чародейка! Разумеется, ничего подобного мне не снилось. — Она фыркнула. — Но теперь непременно приснится, и не из-за какого-то волшебства, а просто потому, что вы только об этом и говорите.
На миг Ханнер задержал взгляд на лице сестры, пытаясь понять, не слишком ли подчеркнуто она возмущалась, но потом решил — нет. Скорее всего она говорила правду, а нарочито это звучало просто потому, что ей всего тринадцать.
И все же странно, что она так настроена против чародейства. Она так долго стремилась учиться магии, и ее не смущала жизнь под одной с чародеями крышей — у нее было достаточно друзей, у кого она могла бы поселиться, если бы действительно этого хотела, — однако она очень настойчиво отвергала саму идею чародейства.
Ханнер этого понять не мог, так что прекратил попытки. Он вновь обратился к Шелле.
— Не думаю, чтобы тебе стоило особенно тревожиться. Ты теперь чародейка, вот и все. А через это — сны, трудности с прежними чарами, странные силы — прошли все чародеи. Через все — кроме того, что ты сделала с Теллешем; такого не делал больше никто.
— А ведьмы среди этих других есть?
— Нет, — признал Ханнер, — но двое из них маги.
У Шеллы перехватило дыхание, глаза ее снова широко раскрылись.
— Маги могут быть чародеями?
— Более или менее. Их прежняя магия взаимодействует с чародейством так же, как твое ведьмовство. Или почти так: они по-прежнему способны творить заклятия, хоть и немногие.
— Как странно!
Ханнер вздохнул.
— Еще бы Ну а теперь, если ты можешь выдержать многолюдье, думаю, нам стоило бы вернуться в столовую: там мой дядя лорд Фаран устраивает смотр сил.
— Пошли, — сказала она.
Они с Ханнером как раз поворачивали к столовой, когда в дверь постучали.
Альрис мигом вскочила на стул у одного из окон, прижавшись щекой к стеклу, чтобы рассмотреть гостя.
— Это стражник, — сообщила она. — Позвать дядю Фарана?
— Один стражник? — удивился Ханнер. — Всего один?
— Мне виден только один.
Ханнер нахмурился, подошел к двери и приоткрыл ее.
Толпа на улице молчала, ожидая, что будет: как и сказала Альрис, во дворике перед дверью стоял одинокий стражник.
Сперва, обманутый желтой туникой солдата, Ханнер не узнал его; но не успел вновь прибывший заговорить, как юноша вспомнил его и распахнул дверь.
— Йорн! — воскликнул он. — Входи, входи!
Солдат вошел и тихо прикрыл за собой створку.
— Мне еще рады здесь? — спросил он.
— Разумеется! — И Ханнер хлопнул Йорна по плечу. — Если только ты здесь не для того, чтобы передать нам приказ об изгнании.
— Ох... по правде говоря, я... эти приказы... из-за них-то я и пришел.
Ханнер нахмурился.
— Мы уже выставили отсюда капитана Нараля и его взвод, — проговорил он. — Зачем же прислали еще и тебя?
— Да я вовсе не о том! — заторопился Йорн. — Я вот про что: нам велели отыскать всех чародеев, каких только знаем; и гнать их в шею из города. Ну, как нам это приказали, тут-то я и понял, что не могу больше оставаться стражником — по крайности до тех пор, покуда лорды не одумаются. А идти мне, кроме как сюда, больше некуда. — Он огляделся. — Все другие ушли?.. — Тут он заметил девушек. — Кроме этих трех, хотел я сказать.
— Нет, что ты, — улыбнулся Ханнер. — Все по-прежнему тут. Но сперва познакомься: это Шелла. — Ей он сказал: — Это Йорн из Этшара. Он тоже чародей.
— Плохонький, — смутился Йорн.
— А это — Мави с Нового рынка, — продолжал Ханнер. — Она не чародейка, просто друг.
Йорн поклонился.
— А леди Альрис я знаю.
— Мы с Шеллой как раз собирались пойти к остальным. — Кивком позвав за собой Шеллу и Йорна, Ханнер открыл дверь в столовую.
Оттуда вырвался рокот множества голосов и запах множества тел.
— Боги, сколько же их! — не удержался Йорн, войдя следом за Ханнером в переполненную комнату.
— Тридцать два, — объявил лорд Фаран. — С ученицей-ведьмой — тридцать три... а ты, сэр, чародей?
— Чародей, — кивнул Йорн.
— Значит, тридцать четыре.
— Против тысячного города, — вставила Рудира.
— Горожане нас не тронут, — отмахнулся Фаран. — Нами займется только стража.
— А сколько их? — спросил Отисен.
— Восемь тысяч, — громко и ясно проговорил Йорн.
Повисла испуганная тишина.
Глава 27
Восемь тысяч солдат? — выдохнул наконец кто-то.
— Так нам говорили, — подтвердил Йорн.
— Предполагалось набрать десять, — сказал лорд Фаран. — Но Азраду всегда было лень вкладывать деньги в армию.
— А зачем бы ему это делать? — хмыкнул Йорн. — Нас и так слишком много.
— Я думал, во всем мире не наберется десяти тысяч человек, — поежился Отисен.
— Да в одном только Этшаре жителей больше сотни тысяч, — повернулся к нему Йорн. — А сколько точно, никому не известно.
— Могут знать маги, — предположила Рудира.
— Мой наставник говорил, если бы не маги, город так не разросся бы, — вставила Шелла. — Это магия не дает загнивать воде, сохраняет от порчи продукты и очищает сточные канавы.
— Жрецы тоже этим занимаются, — мягко возразила незнакомая Ханнеру пожилая дама.
— Все это весьма интересно, — вмешался лорд Фаран, — но вернемся к делам. Нас здесь тридцать четыре, и у каждого свой талант. Все мы можем передвигать мелкие вещицы простым усилием воли, но кое-кто способен на большее. Думаю, будет полезно узнать, кто что делает и насколько хорошо. Итак, кто тут летает?
Раздалась дюжина голосов, поднялись руки. Лорд Фаран гаркнул, перекрывая шум:
— Кто летает — пожалуйста, отойдите туда! — Он махнул в сторону окон. — Кто не летает — туда! — Он показал на дверь, ведущую в бальный зал. — Кто не знает, пожалуйста, оставайтесь у стола.
— Я могу оторваться от земли, — сказала женщина, помянувшая жрецов. — Но скорее плыву, чем лечу.
Фаран взглянул на нее.
—Как тебя зовут?
— Алладия из Гавани.
— Алладия. Спасибо. Пока постой у стола.
Она послушалась.
Шелла тоже направилась к столу, Ханнер — за ней. Он оказался рядом с Алладией.
— Я — лорд Ханнер, — представился он. — Рад познакомиться.
— Лучше бы при других обстоятельствах. — Алладия мрачно смотрела, как чародеи расходятся по местам.
— Ты предпочла бы не быть чародейкой?
— Вот именно.
«Весьма интересно, — подумал Ханнер. — Возможно, если я пойму других, то пойму и Альрис».
— Это из-за угроз правителя? — спросил он. — А если бы никто не знал — тогда как?
Алладия обернулась и посмотрела ему в глаза.
— И тогда тоже, — сказала она.
— Но почему? В конце концов ты ведь овладела магией — и безо всякого служения или ученичества.
— Магией я владела и раньше! — сердито ответила Алладия. — Я была жрицей!
— Жрицей? — переспросил Ханнер. Чародейство взаимодействовало с волшебством и ведьмовством; значит, могло взаимодействовать и со служением богам.
— Именно. И — да позволено мне будет похвалить себя — очень неплохой жрицей. Но с тех пор, как у меня в голове завелось это, боги не слышат меня. Простейшие молитвы не находят отклика! Я пыталась обращаться к Унниэль, хотела спросить ее, что изменилось, но даже она не вняла моим мольбам!
— Унниэль? — Имя почему-то казалось знакомым.
— Унниэль Милосердная. С ней проще всего иметь дело. Даже ученик может говорить с Унниэль. Но с позапрошлой ночи я этого не могу! На мой зов откликались даже Ашам и Говет, а сейчас мне не дозваться и Унниэль!
— И ты считаешь, это потому, что ты чародейка?
— Ну конечно. Почему бы еще? Что-то обрекло нас на это проклятие, и боги отвергли меня. Прежде я могла открывать врата между мирами, исцелять недужных, любая тайна становилась известна мне; ныне я заставляю летать по комнате тарелки. Как по-твоему — равноценный обмен?
— Нет, — признал Ханнер.
Прежде чем он успел что-нибудь добавить, Фаран призвал к вниманию.
— Я вижу десятерых нелетающих, тринадцать летунов и одиннадцать тех, кто сам не знает, — объявил он. — Давайте теперь поможем этим одиннадцати разобраться в себе. Ханнер, будь добр отойти.
Ханнер взглянул на Шеллу и Алладию, но от стола отошел.
— Кстати, Ханнер, — заметил ему Фаран, — если не возражаешь, подожди в гостиной с Мави и Альрис. А когда Манрин и Ульпен спустятся, пошли их сюда.
— Ты хочешь оставить здесь только чародеев.
— Верно, мой мальчик. Нет смысла устраивать толчею.
Ханнер колебался. Сейчас он вполне мог бы признаться, что тоже чародей, — он ведь и должен был признаться в этом, разве нет? Рано или поздно правда выйдет наружу. Но признайся он — и его ждет ссылка или смерть, или он окончательно ввяжется в интриги дяди Фарана и уже никогда не вернется в свою собственную комнату, свою собственную постель во дворце.
Он поклонился, ободряюще потрепал Шеллу по плечу и вышел, закрыв за собой дверь.
— Что они там делают? — спросила в гостиной Альрис.
— Сортируют чародеев, — ответил Ханнер. — Выясняют, кто что может.
Мави поежилась. Ханнер удивленно взглянул на нее.
— Прости, — сказала она. — Я знаю, они просто люди и не просили, чтобы на них наложили это заклятие, ни вообще чего-то подобного, но с ними мне как-то... тревожно. Даже с вашим дядей и бедняжкой Панчей. Это что-то такое... — Не в силах найти точные слова, она развела руками.
Вот и еще одна причина не признаваться в чародействе, подумал Ханнер. Он не хотел волновать Мави — и уж тем более не хотел, чтобы она сочла его отвратительным.
До сих пор он не понимал, какие чувства испытывает девушка.
— Жрец говорит, Панча больше не человек, — вздохнула Мави.
— Алладия так говорит?
Мави удивленно моргнула.
— Н-нет... Кто такая Алладия?
— Жрица, ставшая чародейкой. — Ханнер показал на дверь столовой. — Она там. А о ком говоришь ты?
— О жреце, который утром пробовал лечить Панчу. Он сказал, призванная им богиня не считает, что Панча человек!
Да, подумалось Ханнеру, зная такое, поневоле почувствуешь себя неуютно среди чародеев. Интересно, почему богиня так думает, и не в этом ли причина, что Алладия не может дозваться Унниэль? Договор, заключенный в конце Великой Войны, гласил, что только люди могут призывать богов.
— А сны? — продолжала Мави. — Почему им снятся эти сны? И что они значат?
— Сны снятся не всем, — заметил Ханнер.
— Большинству снятся. И какие жуткие: падения, огонь, погребение живьем... Это все как-то не знаю... слишком.
— Да, наверное, — согласился Ханнер, глядя на закрытую дверь.
Там, в комнате, что-то вдруг громко хлопнуло. Мави вздрогнула. Ханнер снова взглянул на дверь столовой, но с места не тронулся.
Ему очень хотелось усилием воли распахнуть дверь и увидеть, что там творится, — но он отказывался пользоваться своей силой.
Если она вообще его. Никто не знал, что стало причиной Ночи Безумия; чародейство вполне могло оказаться деянием какого-нибудь сумасшедшего мага.
— Ты думаешь, это навечно? — спросила Мави.
Ханнер удивленно повернулся к ней.
— Что, как я думаю, навечно?
— Чародейство. Может оно быть временным?
— Это все намного упростило бы, — улыбнулся Ханнер.