— Мне правда очень жаль. Я не хотела ничего плохого.

— Зачем ты следовала за мной?

— Я... я не знала, что мне еще делать. Мой дядя Курао мертв, и в Олмее нет никого, кто бы мог позаботиться обо мне.

— А Фуринар?

— Он меня не любит. И, кроме того, у него своя семья.

— А почему ты не попросилась в ученики к другому магу?

— Я не знаю других магов.

— Тогда почему ты не можешь сама о себе позаботиться? Ты же маг, так ведь? Или ученица мага.

— Я не могла.

— Почему?

Она опять посмотрела на него с удивлением и обидой, будто Слант мучил ее понапрасну.

— Зачем ты все-таки преследуешь меня? Что мне с тобой делать?

— Ты убил моего дядю.

— Так, значит, это месть?

— Нет, ничего подобного! Но он был моим учителем, а ты убил его.

Слант, к испугу своему, вдруг обнаружил, что начинает понимать, в чем дело, во что он ввязался.

— А какое отношение имеет одно к другому?

Она сконфуженно опустила глаза:

— Ты... ведь это ты виноват в том, что я осталась без покровительства, понимаешь?

— Значит, теперь я должен стать твоим защитником. Получается, я выиграл тебя, как приз?

— Не знаю. Наверное...

Слант с недоверием уставился на Эннау.

— Ты это серьезно?

Она кивнула.

— То есть ты собираешься остаться со мной?

Она опять кивнула.

— Если ты мне позволишь, конечно.

— А если нет?

— Не знаю, — она снова подняла на него жалобный взгляд. — О, пожалуйста, позволь мне остаться с тобой! Мне некуда идти!

— Ты можешь вернуться в Олмею, там твое место. Разве ты не наследница лавки Курао? Ты ведь можешь продолжать его дело или получить за нее деньги.

— Возьми ее, если хочешь.

— Не хочу.

— Вот и я тоже. Я хочу пойти с тобой.

— Я сам не знаю, куда иду.

— Это неважно.

Совершенно пораженный, Слант не нашелся, что сказать, и молча уставился на нее. Ему совсем не хотелось таскать ее за собой. Будь компьютер все еще в активном состоянии, он, вероятно, приказал бы убить ее на месте, и киборг в нем беспрекословно послушался бы. Как хорошо, что компьютер отключен. Она ему не нравилась, но убивать Сланту не нравилось еще больше, поскольку каждое убийство оставляло по себе горькое чувство сожаления. И потом, после стольких неприятностей, выпавших по ее милости на его долю, ему совсем не хотелось попусту растрачивать силы.

Он задался вопросом, не действует ли она, как ему показалось сначала, по приказу магов из Олмеи.

Это было гораздо логичнее, чем все ее дурацкие, бессвязные объяснения. Может быть, ее послали шпионить за ним и она гораздо умнее, чем хочет казаться?

Слант ничего не имел против — пусть шпионит, он же не делает ничего дурного. Если она действительно шпионка и он отошлет ее назад, это вызовет подозрения и, как следствие, новые неприятности. Возможно, в чем-то она даже окажется полезной. Он знал теперь, что к магу, пусть это всего лишь ученик-недоучка, не стоит относиться пренебрежительно.

В какой-то степени он и вправду несет ответственность за нее. Хотя он никак не повинен в том, что она считает себя неспособной к самостоятельной жизни.

Если она шпионка, ее выбрали потому, что она женщина. У примитивных людей зачастую очень странные взгляды на отношения между мужчиной и женщиной. А ведь она, пожалуй, привлекательна, вдруг подумал Слант.

Поскольку его гормоны подчинялись строгим механизмам регулирования, он мог лишь чисто теоретически рассуждать об этом. Будь у него нормальные мужские потребности, он бы уже давно кончил жизнь тихим помешательством или самоубийством. Четырнадцать лет воздержания — довольно вредно для психики.

Вероятно, она рассчитывала, что ее внешность повлияет на его решение, а если ее послали маги, значит, и они ожидают того же. Предполагается также, что он примет во внимание ее беззащитность, поскольку в дотехнологических цивилизациях, подобных этой, женщина физически не приспособлена к тому, чтобы воевать, а следовательно, вообще не способна к какой-либо борьбе.

Если она шпионка, то в его интересах позволить ей сопровождать его. А если нет, она будет ужасной обузой. Что произойдет, если он отошлет ее назад? Этого Слант не знал. Возможно, она только сделает вид, что уходит, и будет следовать за ним потихоньку.

Зачем ему это? Пусть будет на виду, меньше неприятностей. А если она вернется в Олмею, что с ней станется? Может, она правда абсолютно беспомощна, а потому или погибнет, или найдет себе другого покровителя, менее благожелательного, чем Курао или даже он сам.

А если он возьмет ее с собой?

Защитить он ее сможет, пожалуй, лучше, чем кто-либо другой, но продолжить обучение магии ей уже не удастся. Она потащится за ним, станет есть его хлеб и пить его воду, наверное, попытается соблазнить его — все это, впрочем, не более чем мелкие помехи. Она может оказаться полезной, раз она умеет летать как бы плохо она это ни делала. Он был почти уверен, что именно она упала темной тенью за деревья. Если он починит корабль и покинет планету, может быть, он возьмет ее с собой за компанию. Какой бы дурочкой она ни казалась, она источник человеческого общения, и она недвусмысленно изъявила желание отправиться за ним куда угодно.

Чувство собственного одиночества решило наконец эту проблему за него.

Компьютера больше нет, Террела тоже, а ему так не хочется быть одному. В конце концов, он ведь может избавиться от нее когда захочет.

— Хорошо. Пойдем, поможешь мне с лошадьми.

— Ой, спасибо, — Эннау, казалось, была готова прыгать от радости.

Несколько минут ушло на то, чтобы собрать лошадей. Далеко они не убежали, но все еще нервничали, а от Сланта сильно пахло драконом. Он обнаружил, что башмаки его залиты кровью; нужно обтереть их как можно скорее.

Эннау совершенно не умела управляться с лошадьми; она шарахалась от них, как, впрочем, и они от нее. Она созналась, что вообще ничего не знает о животных, что и подтвердилось ее поведением. Так что помощница из нее вышла никудышная; правда, Слант доверил ей держать под уздцы одну из лошадей, сам он в это время ловил остальных.

Собрав всех трех, Слант выполнил данное самому себе обещание, стерев пучком травы кровавые пятна с башмаков, потом задумался, стоит ли подбирать нож. Сначала он решил оставить его, а потом вспомнил: ведь и лазер все еще висит в развилке ветвей подле дракона. Оставлять лазер ему не хотелось. Не говоря о проблемах с огнем, его может найти кто-нибудь из местных, а это уже опасно.

Поскольку ему все равно пришлось возвращаться, он отыскал и очистил от крови также и нож и бегло осмотрел окрестности, не найдется ли еще какая пропажа. Распихав лазер, снарк и несколько обойм по карманам и сунув нож в ножны на поясе, Слант сразу почувствовал себя увереннее.

Обычно, убив животное, он срезал с него мясо про запас, но на этот раз решил не делать этого. Драконы, вероятно, не очень-то съедобны, а пятнистое туловище и отсутствие шерсти придавали этому и вовсе неаппетитный вид.

Да и вообще он не считал кошатину особым деликатесом.

Решив таким образом проблему с драконом, Слант вернулся к тому месту, где стояла с лошадьми Эннау.

Все они были оседланы: это было самым удобным способом транспортировать сбрую и седла — ему не хотелось бросать Ничего, что может иметь хоть какую-то ценность. Он направился к своей лошади и махнул Эннау, чтобы она выбрала себе животное.

Она медлила в неуверенности.

— Возьми гнедую, — посоветовал он.

Гнедая кобыла была скакуном Террела и отличалась более покладистым нравом, чем лошадь разбойника-бородача.

Бросив на киборга встревоженный взгляд, Эннау осторожно приблизилась к кобыле.

— Сначала отвяжи вожжи.

— О!

Что означает этот звук, Слант так и не понял.

Сделав, как ей было сказано, Эннау снова вернулась к лошади. Животное спокойно стояло в ожидании.

Постояв тихо, девушка спросила:

— А как мне забраться на нее?

— Ты умеешь ездить верхом?

— Нет.

— Ты никогда не ездила на лошади?

— Нет, никогда. Я ведь выросла в городе.

— Может быть, тогда полетишь?

— Но ты же не умеешь летать!

— Нет, я предпочитаю путешествовать верхом.

— А ты не можешь просто пойти?

— Я собираюсь ехать верхом. Можешь тоже сесть в седло, или лететь, или идти — как хочешь. Впрочем, я думаю, долго ты не продержишься, если пойдешь пешком.

— Я не смогу и долго держаться в воздухе. Это так тяжело! Я шесть раз падала, пытаясь угнаться за тобой.

— Тогда тебе придется ехать верхом.

— Но я не знаю как! — взмолилась она.

— Научишься. Сначала сядь на лошадь.

— Как?!!

— Возьмись левой рукой за луку седла. Вот за эту выдающуюся вперед штуковину... Так. Положи правую руку на седло, чтобы придать себе равновесие. А теперь подпрыгни, вставь левую ногу в стремя, а правую перенеси через седло.

Эннау тщетно била ногами по воздуху.

— Ну, прыгай же, черт побери!

Она попыталась снова, но лишь заставила стремя закачаться, как маятник. Лошадь фыркнула, хотя и не отстранилась.

— Верни на место стремя и попытайся еще раз.

Эннау, наконец, удалось зацепиться ногой за стремя. Но, к несчастью, правая ее нога врезалась в бок лошади, и перекинуть ее оказалось невозможно. Уже падая назад, она едва удержалась в последний момент и, отчаянно цепляясь за седло, перенесла правую ногу туда, где ей надлежало быть, то есть сунула в стремя. Наконец, после нелепейших на взгляд Сланта телодвижений, она уселась в седле.

Слант внимательно осмотрел лошадь и всадницу: он хотел удостовериться, что девица не выпадет из седла. Она поерзала, пытаясь устроиться поудобнее, а потом, заметив его усмешку, взорвалась:

— Это не так просто!

— Как сказать. Я тоже неопытный наездник, но у меня не было таких затруднений.

— Ты больше меня.

Что правда, то правда. Ростом Слант был под два метра, в то время как в Эннау не больше метра пятидесяти.

— Но и лошадь моя крупнее твоей, — заметил Слант. — А кроме того, тебе следовало бы знать, как ездить верхом.

— Почему? Я же городская девушка, а не крестьянин или наездник.

Слант не собирался объяснять, что это элементарно — владеть средствами передвижения, присущими твоей цивилизации, вместо этого, сменив тему, он спросил:

— Как ты меня отыскала?

— С помощью магии, конечно.

— И ты пролетела все расстояние от Олмеи?

— Почти. Иногда я немного отдыхала или шла пешком. Я не очень хорошо летаю. Бывает, падаю.

— Значит, ты упала прямо перед драконом?

— Моя концентрация ослабла, когда твоя лошадь так припустила.

— Это потому, что твои идиотские крики разбудили дракона.

— Прости. Я его не видела.

— Как можно не заметить такую глыбу?

— А я и не смотрела. Я следовала за тобой.

Разговор, похоже, ни к чему не приведет, подумал Слант и послал лошадь шагом. Несколько мгновений спустя Эннау удалось заставить свою лошадь двинуться вслед за ним.

Сланту приходилось постоянно оборачиваться и учить Эннау обращаться с лошадью. Она оказалась не особенно одаренной ученицей, но постепенно дела у нее пошли на лад. И уже к полудню ей удалось поравняться со Слантом.

— Ты рад, что я здесь?

— Нет, пожалуй.

Он не видел никаких оснований льстить ей, и пока все, что она делала, говорило не в ее пользу: основной чертой ее, похоже, была беспомощность, и Слант удивлялся, как ей удалось не только выжить, но и отыскать и четыре дня преследовать его в дикой местности.

— А тебе не одиноко путешествовать одному?

— Меня выбрали, а потом тренировали для того, чтобы одиночество не беспокоило меня. Я провел четырнадцать лет в обществе одного лишь компьютера.

— Должно быть, ты соскучился по обществу.

— Ты права. Оно мне действительно нужно, хотя я и не уверен, что мне нравится твое.

— А что во мне плохого? — судя по всему, она была обижена и возмущена одновременно.

Слант решил, что вряд ли разумно отвечать на такой вопрос, а потому промолчал.

— Что во мне не так? — настаивала Эннау.

Похоже, молчанием не отделаешься, а врать Слант не любил. Это обычно еще больше все запутывало. Более того, он уже начал подумывать, не отослать ли Эннау назад в Олмею. Особенно приятным спутником ее не назовешь. А потому он сказал правду:

— Ты глупа.

— Я не глупа!

— А ты думаешь, это умно — упасть с неба прямо на дракона?

— Это была случайность!

— Дурацкая случайность!

Эннау несколько минут оскорбленно молчала, а потом произнесла:

— Ты ничем не лучше. Ты ведь позволил, чтобы отключили все твои машины, а тебя самого выгнали.

— Правда, — посмотрев на нее с удивлением, признал Слант. — Я такой же дурак, как и ты.

— Хм, — фыркнула она, и дальше они поехали молча.

Ехали они медленно, так как Эннау не соглашалась ни на что иное, как на самый медленный шаг, и потому на закате, когда им пришлось остановиться на ночлег, они покрыли лишь половину пути, намеченного Слантом. Он надеялся, что это не помешает ему через три дня достичь Праунса, как обещал Террел, но подозревал, что путешествие будет не из легких.

Ночлег на голой земле Эннау совсем не обрадовал. Она надеялась, что они остановятся на каком-нибудь постоялом дворе, или, в худшем случае, у них будет палатка. Она достаточно намучилась, путешествуя одна, пытаясь догнать киборга. Она жаловалась, что после долгой езды у нее болит все тело и ей просто необходима теплая постель.

В первый раз за все путешествие Слант был согласен с ней. Он уже привык путешествовать верхом и ломоты в костях не чувствовал, но сильно ныли ноги, и мысль о мягкой постели казалась более чем соблазнительной. К несчастью, за последние несколько часов им не встретился ни один поселок.

Так что если бы Слант и решился потратить деньги, сделать это было все равно негде. Все это он объяснил Эннау, нисколько, однако, ее не убедив.

Тем не менее жалобы она оставила при себе, пока они ели скудный обед из припасов бандитов.

Собрав ставшую уже привычной кучу сухих листьев, Слант предложил Эннау:

— Устраивайся.

В ответ она одарила его взглядом, значения которого он не смог разобрать, а потом улеглась рядом, причем так близко, чтобы Слант чувствовал ее запах — что, в сущности, было неудивительно, поскольку проскакали они весь день, а принять ванну было негде. Пахло от нее определенно чем-то женским. До того как он стал киборгом, подумал Слант, он нашел бы запах по меньшей мере заманчивым, теперь же ему было все равно.

Откуда-то из глубин измученного гипнотическими блоками мозга поднялось предостережение: ему не следует спать так близко к человеку, который может при определенных обстоятельствах обернуться врагом.

Посмотрев на девушку, он увидел, что она тоже рассматривает его.

Поймав на себе его взгляд, она улыбнулась и Сланту тоже пришлось улыбнуться в ответ. Может, улыбка получилась недостаточно теплой, но лучше такая, чем никакой. Иначе она почувствует себя оскорбленной, надуется.

Если он уж связался с этой девицей, придется ладить с ней.

С другой стороны, когда он назвал ее дурочкой, она проглотила обиду.

Стало быть, не такая уж она толстокожая.

Если она не подослана к нему и он берет ее под защиту, чем ближе он к ней будет, тем лучше. Конечно, там, где в ходу огнестрельное оружие, это было бы опасно, поскольку, прижавшиеся друг к другу, они представляют собой единую мишень, но здесь, где основным оружием был меч или в крайнем случае лук, в этом, похоже, нет ничего страшного.

Впрочем, на самом деле ему было так удобно там, где он лежал, что совсем не хотелось двигаться. Погасив улыбку, он закрыл глаза и заснул.

Слант проснулся на рассвете, именно в тот час, когда собирался.

Эннау, судя по ее ровному дыханию, крепко спала. Он не стал ей мешать и направился к ближайшему источнику. Когда оставалось только съесть скудный завтрак и отправляться в путь, он мягко потряс девушку за плечо.

Просыпалась она с невнятными стонами и, пока ела, не смогла выдавить из себя ничего, кроме каких-то односложных междометий. Потом она стала настаивать на том, что хочет помыться, а Слант пусть подождет ее в лагере.

Эту задержку он воспринял вполне философски. В конце концов, нет никакой разницы, три дня уйдет на дорогу до Праунса или четыре. Несколько дней в ту или другую сторону действительно ничего не решают. На то, чтобы добраться от одной звезды до другой, у него уходили годы. Так к чему спешить теперь? Во всяком случае, по утрам он был менее раздражителен.

Когда девушка шла обратно вверх по склону от ручья, на ней был все тот же серый балахон, единственный предмет ее гардероба, и ему в первый раз пришло в голову, что он еще нахлебается с этой девицей, настолько безалаберной, что пустилась в путь в чем была. Эннау промокла, и на ткани ее балахона — там, где она касалась тела, — проступали темные пятна.

Одежда прилипла к бедрам и груди.

Сам он воспользовался как полотенцем вчерашней рубашкой и, выполоскав ее в ручье, расстелил поверх седла для просушки, чтобы завтра переодеться.

Остальную свою одежду он тоже привел в порядок: мех и кожа портятся, попадая в воду.

А Эннау даже не подумала выстирать свой балахон. Слант хотел было намекнуть ей на это, но отбросил свое намерение. В конце концов это ее личное дело. Кроме того, он понятия не имел, что предписывают местные табу в отношении гигиены. И лишние ссоры ему совершенно ни к чему.

Оседлав лошадей, они вновь отправились в путь. На этот раз Эннау удалось забраться в седло с несколько меньшими сложностями, хотя до быстроты и изящества было еще далеко.

Как и раньше, она ехала медленно, шагом и старалась держаться поближе к нему. Погода была солнечной и прохладной, и деревья по обе стороны дороги сопровождали их. Эннау расспрашивала Сланта о его прошлой жизни, но он отвечал лаконично и сдержанно. Пытаясь, в свою очередь, побольше узнать о спутнице, Слант выяснил, что она не мастерица рассказывать о себе.

Он узнал только, что она пробыла ученицей Курао менее трех месяцев, что немало удивило его. Ей удалось разыскать его и следовать за ним все это время — такое явно не под силу простому смертному. Совершить подобное при столь недолгом обучении — это внушало уважение.

Он почувствовал, что почти прощает ей наивность и беспомощность — как выяснилось, она была единственной дочерью богатых родителей, и те, естественно, избаловали ее. Но это длилось до тех пор, пока предприятие ее отца — торговца зерном — вследствие какой-то катастрофы, вероятнее всего пожара, не обанкротилось. Пока тот пытался поправить дела, мать девушки спилась. Не выдержав удара, отец покончил с собой, оставив Эннау на попечение эксцентричного дядюшки, мага Курао.

Очевидно, последние месяцы так трудно достались девушке, что она пока не решалась говорить об этом. А до финансового краха отца, как она заявила, вообще ничего интересного не было. Готовить она не умела, охотиться тоже. Когда около полудня они остановились перекусить, Слант открыл для себя, что она даже не может завязать узел — так, чтобы удержать у дерева смирных лошадей.

Болтать она тем не менее могла бесконечно и улыбалась ему часами. Он обнаружил, что, совершенно не собираясь этого делать, улыбается ей в ответ.

Обеспокоенный, Слант задался вопросом, не сдает ли в его теле какой-то регулирующий механизм. Он никогда не был зомби — это не способствует выживанию. Но иммунитет к общению с себе подобными у него сохранялся. Кроме очевидных сексуальных реакций, он утратил способность эмоционально реагировать на дружелюбные улыбки, легкое расширение зрачков и другие признаки, помогающие людям понравиться друг другу. И все же сейчас Слант радовался обществу Эннау, какой бы пустышкой она ни была. Или его первоначальная оценка была неверна — как результат обстоятельств их встречи, или его тщательно поддерживаемая недоверчивость разваливалась на куски, или она начинала нравиться ему не за то, чем в действительности являлась, а потому, что ее тело посылало соответствующие сигналы, — в этом сложном переплетении мотивов он не мог еще разобраться.

К концу дня уверенность Эннау в себе и своем умении держаться на лошади настолько возросла, что они перешли на нормальный аллюр. И Слант заметил, какая забавная манера у нее откидывать назад голову, встряхивая волосами, когда ей что-то нравится.

Вечером за едой Слант обнаружил, что она неотрывно наблюдает за ним, и подумал, какие красивые у нее глаза, напоминая себе, что это следствие расширения зрачков при слабом свете, в тени деревьев. А еще зрачки расширяются, когда их владелец смотрит на то, что ему нравится, и это всегда приятно людям. Именно поэтому в течение многих веков сумерки считались столь романтическими.

И все же он улыбнулся ей в ответ.

Когда они устроились на ночлег, Эннау снова легла рядом. Он чувствовал ее присутствие сильнее, чем ему хотелось. Он обнаружил в себе желание протянуть руку и провести пальцами по ее телу.

Теперь Слант не сомневался, что механизмы, регулировавшие уровень гормонов его тела, окончательно разладились. Может быть, они отключились одновременно с компьютером? Он никогда не знал, контролирует ли их компьютер или они самостоятельны. Первое казалось сейчас более вероятным.

Не давая гормонам взять над ним верх, киборг устоял перед искушением, но был встревожен и раздосадован, обнаружив, что по прошествии четырнадцати лет они все еще действуют. На этот раз ему понадобилось гораздо больше времени, чтобы заснуть.