ГЛАВА ПЯТАЯ

Цвинглер присел на краешек стола Соула, спиной к погасшему монитору.

– И все-таки случилось нечто странное, – произнес американец после продолжительного молчания, во время которого он уставился на ноги Соула, словно с ними было что-то не в порядке. – Вскоре радиолокатор ВМС в Нью-Мексико перехватил странный радиоэфир.

Соул ответил равнодушным кивком – странностей возникало достаточно и на его экране, который так и подмывало включить при Цвинглере.

– Это крупный локатор, антенная тарелка, понимаете – экран раза в три превосходит размерами вашу Джодрелл-Бэнкскую обсерваторию[8]. Идея заключалась… да ладно, что там, задача была – подслушать переговоры русских с китайцами, перехватывая волны на обратном пути, когда они идут, отраженные от поверхности Луны. Отражаемый радиосигнал не столь велик по мощности, если мне не изменяет память, и все-таки им можно воспользоваться. Мы и пользуемся. Когда Луна исчезает за горизонтом, тарелка задействована в обычных радиоастрономических проектах. И вот, не прошло, как говорится, и года, как локатором перехвачен… странный радиоэфир. И исходил он из того самого сектора, о котором я говорил! Телешоу КБН: «Камень, Бумага, Ножницы». Это шоу транслировалось по телевидению несколько месяцев назад, теперь же оно шло, проигранное в обратном направлении.

– Это что, тот самый телеаукцион-стриптиз? Викторианские страсти и томление по гаремам и рынкам невольниц находили себе отдушину в постановочных «шедеврах», оживлявших пошлые и хмурые муниципальные подмостки. Шоу КБН, как и старинная игра с тем же названием: «Камень, бумага, ножницы», заключалось в том, что каждый из игроков наугад выбрасывал обозначаемый предмет на пальцах: кулак – камень, два пальца – ножницы, открытая ладонь – лист бумаги. Эта дурацкая игра выполняла ту же сублимирующую роль, что и в средневековье, разве что теперь казалась менее двусмысленной.

– Совершенно верно! Вы знакомы с правилами игры: высунь пальцы, кулак или ладонь – камень тупит ножницы, ножницы режут бумагу. Каждый проигранный кон влечет за собой штрафные очки в виде одного из предметов вашего туалета – какого, решают зрители. И так происходит до тех пор, пока вы не оказываетесь совершенно голым, и тогда…

– Здесь мы больше этого не увидим, – вмешался Сэм. Едва заметная тень сожаления скользнула по его лицу. – Правительство запретило шоу после протеста Просвещенных. Лично у меня это большого разочарования не вызвало, однако психологически шоу оправдано. Современному обществу необходим выхлопной клапан…

Соул почувствовал, что не может сдержать смеха. Смех душил его, как кашель, и закончился сипением на высокой ноте.

– Грандиозное стриптиз-шоу – вот наш первый культурный обмен!

Цвинглер ожесточенно взмахнул рукой в направлении потемневшего ночного неба.

– Чертов пришелец.

– Это напоминает использованный презерватив, вынесенный штормом на девственный берег, – прокомментировал Соул, и в глазах его блеснули искры.

Рубины Цвинглера сосредоточили на нем свои осуждающие лучи.

– Смешного тут нет. Шоу вновь и вновь прокручивали задом наперед. К этому времени тарелка вычислила направление, откуда дул ветер: из той точки галактики никогда прежде не доносилось никаких сигналов. Понимаете, здесь не мог иметь место эффект космического эха – шоу давно закончилось, несколько месяцев назад. Передача наверняка ретранслировалась.

– Электронный шпионаж?

– Естественно, мы проверили все цепи, но никаких прослушивающих устройств не обнаружили. Шоу КБН через несколько часов сменилось каким-то бейсбольным матчем…

– Также запущенным в обратном направлении? – не удержался Соул, которому казалось, что с каждой секундой этот конфиденциальный брифинг перерастает в какой-то гротесковый фарс. Конечно же, все это – не более чем чья-то чудовищная мистификация. Достаточно вспомнить «Войну миров» Орсона Уэллса[9] и панику, возникшую после ее радиотрансляции, – вот и эта шутка того же пошиба, разве что изобретена постуэллсовским МакЛуганитом в виде хохмы для современной TV-цивилизации.

– Точно. А теперь позвольте рассказать одну вещь, которая покажется вам еще более безумной. Представим хотя бы на миг, что есть народы или цивилизации, для которых одевание на глазах у публики может казаться занятием более увлекательным, нежели наше раздевание. Однако главное заключается в том, что бейсбольный матч закончился ровно через неделю после шоу и повторялся в хронике еще неделю спустя. Мы увидели в этом весьма остроумный способ намекнуть хозяевам о времени своего визита.

– Вы уверены в том, что это именно они – «гости»?

– В том-то и состоит основная наша проблема. «Они» – или Оно – могут оказаться на первый раз чем-то вроде разведывательного робота.

– А не может это оказаться какой-нибудь технической штуковиной, оставленной в космосе русскими или нами самими? А если здесь замешан спутник Юпитера? Или аппаратура русских, заброшенная на Сатурн?

– Нет. Видимо, вы просто недооцениваете наши профессиональные возможности. Центр Исследований Дальнего Космоса просматривает буквально каждый бит телеинформации. Радарные установки Военно-Воздушных Сил регистрируют малейшее отклонение от движения спутников по орбитам. Мы прекрасно осведомлены: где, что и под чьим флагом. Над этой же штукой не развевается ни один из известных Земле флагов.

– Значит, просто космический стриптиз? Интересная хохма. А звезды, выходит, созерцают все это – как тайные вуайеристы.

– Может, и в самом деле звезды, – быстро согласился Цвинглер. – Честно говоря, понятия не имею, что тут может быть еще.

– Том, но это же наверняка должен быть робот!

Голос Сэма звучал безнадежно, словно он пытался убедить самого себя: верхушка его собственной навозной кучи, на которую его угораздило взгромоздиться здесь, в Гэддоне – как ловко, однако, устроился он на позициях гуманизма – оказалась одной из самых устойчивых в этой навозной куче.

– Ни одна мало-мальски мыслящая раса не станет тратить время и ценные ресурсы, чтобы заглядывать в каждый угол космического пространства.

– На сегодняшний день мы принимаем и выдаем столько помех в радиоэфире, сколько производит звезда приличных размеров. Сколько же времени, по-вашему, должно пройти, чтобы сигнал стал различим? Может быть, нас услышали? И уже идут сюда, так как лучше один раз увидеть все собственными глазами?

– Ну что вы, Том, это заняло бы у них пару десятков световых лет. Разве что им известен секрет сверхсветовых путешествий, но это физически невозможно. К тому же очень маловероятно, чтобы какая-то затерянная среди звезд цивилизация оказалась столь близка к нам. Они просто вынуждены послать сюда робота. Может быть, это один из сотен или тысяч разведывательных зондов, высланных ими еще в древности, на заре собственной цивилизации. Эта штука могла столетиями бороздить пространства космоса, пока случайно не наткнулась на наши сигналы. Тот факт, что мы получаем лишь отраженный сигнал наших радиостанций и ничего более, свидетельствует о том, что это – беспилотный космический корабль.

– Конечно, – заметил Соул, – откуда им знать, что вы ждете сигнала именно из той точки пространства, куда направлен локатор. Но в конце концов вы откликнулись? Или все сидят сложа руки и тихо паникуют?

Цвинглер утвердительно кивнул.

– Да, мы выслали 1271-байтовую тестовую панель. Однако никакого ответа не получили – к нам вернулись лишь наши собственные программы, причем опять записанные наизнанку.

Теперь, когда ситуация стала понемногу доходить до него, новости скорее вызывали в Соуле энтузиазм, чем пугали. Казалось, они освободили его от мелочных тревог по поводу взаимоотношений Пьера и Айлин, а также мыслей, вызванных разговором с Дороти. Всех тревог сегодняшнего дня. Эксперименты с детьми сразу стали рассматриваться в ином свете. Они обрели некую чистоту и при этом возбуждали, как в свое время фраза Ницше «Бог умер». Ибо все возможно в мире, где умер Бог, и, равным образом, в мире, готовом к посещению пришельцев. Но как только Соул осознал, что использует новости, принесенные Цвинглером, словно болеутоляющее, – боль накатила вновь.

– Когда эта штука окажется здесь?

Цвинглер печально покачал головой.

– Согласно последним данным, лунной орбиты она достигнет в ближайшие пять дней.

Вид у Сэма был удрученный, и Цвинглер, видимо, был солидарен с ним в его чувствах. Его рубины сокрушенно перемигивались друг с другом.

– Пока решено не предавать факты огласке.

– Забавно. И чего ради?

– Такие новости взрывоопасны для общества, Крис. Если это окажется робот, электронный модуль, то не следует травмировать человечество. Люди еще не готовы к этому в достаточной степени – и не будут готовы, смею вас заверить, ближайшую сотню лет. Естественно, рано или поздно, это явление открылось бы и русским, поэтому нам пришлось посвятить их в тайну. Они должным образом оценили наше благоразумие и увидели в подобном соглашении превосходную возможность для обмена информацией. Русский ученый, вооруженный нашим оборудованием, вылетит наперехват…

– Когда?

– Старт завтра ночью. Но если это окажется вовсе не робот…

– Скорее всего, Том! Статистика свидетельствует в нашу пользу.

– Итак, для того чтобы мы учли второй вариант, я и прибыл сюда.

Сэм решительно встряхнул головой, видимо, готовый на любые жертвы ради безопасности всего мира и неувядаемой славы Гэддона.

– Нам очень пригодился бы компетентный консультант в Штатах…

Сосредоточив внимание на выключенном экране за спиной Цвинглера, Соул думал о Видье, который выковыривал несуществующую имбеддинговую куклу из последней матрешки.

– Ну что, Крис?

Зачем Видья делал это? Что значила последняя матрешка?

– Ну, если эта штуковина в самом деле окажется роботом – ничего страшного.

– Но почему я? – недоуменно пробормотал Соул. – Я же не могу бросить своих детей в самый разгар эксперимента…

– Крис, мой бедный Крис, – вы только подумайте! Ведь это, может быть, эпохальное событие – самое грандиозное открытие всех времен и народов. И вы не хотите принять в нем участия?

– Меня удивляет ваше отношение к этому событию, – Соул медлил, прекрасно понимая, что им самим мало-помалу овладевает эйфория… чертов этот Пьер и его пришедшее так некстати письмо!.. – Вы хотите и в то же время не хотите. Для вас это грандиозное событие и в то же время наихудшее из событий. Вы как будто боитесь.

– Ничего страшного, Крис, – вмешался Сэм, – Гэддон проживет некоторое время без тебя. Скажем, ты попадешь в автомобильную катастрофу или что-либо в этом роде. На время мы найдем тебе замену.

– Премного благодарен, Сэм.

Фраза насчет автокатастрофы показалась ему двусмысленной.

– Я думаю, Лайонел может присмотреть за твоими детьми, пока ты будешь находиться в Штатах, – как ни в чем не бывало продолжало начальство. – Ты станешь нашим представителем в делегации встречающих – так что держи марку.

Цвинглер улыбнулся:

– Среди пришельцев наверняка могут оказаться и профессиональные лингвисты, ваши коллеги, Крис.

– Если только это окажется не робот.

– Кстати, мы по-прежнему продолжаем получать радиоволны, записанные задом наперед. Перед самым моим отбытием из Штатов это был фильм ужасов – про вампиров…

– Может быть, нашим инопланетянам не чуждо чувство юмора…

Цвинглер с кислой гримасой покачал головой.

– Сомневаюсь, что дело в этом. Ведь им незнаком культурный контекст. Бейсбол, стриптиз, вампиры – не все ли им едино? Между прочим, как у вас со здоровьем?

– То есть?

– Возможно, потребуется запустить вас в космос как первого лингвиста-космонавта, кто знает? – Рубиновые луны окончательно разыгрались, точно взрываясь светом изнутри.

– Такая морковка, – подал голос Сэм, – подымет и самого ленивого ослика, не правда ли, Крис?

– Да, но, как и всякая приманка, может оказаться пустышкой, – резонно заметил Соул.

За спиной американца пустой видеоэкран взывал к вниманию Соула. Видья беспощадно терзал крохотную куколку – выковыривая «дочку» из той, что была последней и неделимой, меньше которой уже не было ничего. А над головами, сквозь обрамленную неоновыми трубками стеклянную крышу, чернел космос.

А где-то высоко-высоко, далеко за лунной орбитой, еще неведомое звездное племя отбрасывало электромагнитный сор Земли обратно на Землю – все эти пустые бутылки и презервативы видеоэры, стриптиз-шоу, всех этих киношных вампиров, наводняющих экраны в те ночные глухие часы, когда лишь гангстеры и наркоманы населяют пустынные улицы и подворотни. И неистовый радиовопль несется по звездным тропам, сбрасывая обороты по мере своего приближения…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

– А ты знаешь эту змею в колоде и змея в камне, Пи-эр?

– Да, я знаю их.

– Ты правильно знаешь, это – мужчина и женщина. И они захотели заняться любовью. Чтобы зачать людей шемахоя. Колода и камень возлегли рядом.

– И камень при этом лежал на колоде? – отважился предположить я, имея при этом в виду лишь законное положение головы на туловище.

Кайяпи брезгливо потряс головой, не на шутку огорченный моей непонятливостью.

– Как шемахоя занимаются любовью, Пи-эр? Мы же лежим бок о бок – так, чтобы семя пролилось на почву, а не на бедра. Так вот, слушай меня внимательно, Пи-эр. Не строй собственных догадок, а то ты никогда не узнаешь шемахоя.

«Опять эта «миссионерская поза»!» – пронеслось у меня в голове. Вот она, академия секса! Ошибочка вышла.

Я поспешил принести извинения за бестактность, в ответ на которые Кайяпи буркнул нечто невразумительное и продолжал:

– Змея в колоде и змей в камне захотели возлечь вместе. Однако они не могли выйти из колоды и камня наружу, потому что тогда камень и колода не пустили бы их назад. Камень и колода только и ждали случая опорожниться. И второй раз они не дали бы сыграть с собой такую шутку. Поэтому двум змеям ничего не оставалось, как только совокупляться наполовину. При этом они пролили очень много семени. Из того семени, что попало в колоду, родилось племя шемахоя. А из того семени, что пролилось на землю, родилось… что – как ты думаешь?

Я принял самый глубокомысленный вид, какой только мог себе позволить в данной ситуации.

– Уж не мака-и ли вырос на этом месте, Кайяпи?

Он засверкал широкой белозубой улыбкой, дружелюбно протянул руку и похлопал меня по плечу, много-много раз.

Вполне вероятно, что из другого мифа я мог бы и сам узнать, как камни, птицы, растения и все прочее в джунглях зародилось от спермы, пролитой на землю в ночное время, – и «нечистот» шемахоя, которыми они удобряли свой мака-и. До чего же утонченна – и в то же время логична – культура индейцев!

И, тем не менее, на взгляд европейца она представляет собой неразрешимую головоломку.

Мне не хотелось так скоро разочаровывать Кайяпи, после того как я проявил некоторые проблески интеллекта, так что расспросы об остальном пришлось отложить до лучших времен: особенно меня интересовала женщина в табуированной хижине, беременная и в то же время принимающая внедряющий наркотик.

– Пи-эр, – задумчиво пробормотал Кайяпи, – мне кажется, теперь ты готов принять мака-и, так, чтобы птицы из твоей головы потом нашли бы дорогу домой. Но им трудно будет отыскать путь домой, если ты не сможешь позвать их обратно на языке шемахоя.

– Я учусь, Кайяпи. Я должен учиться быстро. Сегодня вода поднялась еще выше.

Он не придал моим словам никакого значения. Плевать он хотел на это наводнение.

– Подумаешь! А я вот еще воды добавлю – смотри.

Я добросовестно посмотрел, как Кайяпи «добавляет воды».

Однако по-настоящему все еще не видел – как видят они.

Нынешней ночью в мой гамак забралась девушка-индианка.

– Кайяпи прислал меня, – прошептала она. – К караиба, который чуть-чуть шемахоя.

Я стал лопотать что-то на шемахоя, но она просунула мне в рот два пальца и мягко ухватила за язык. Тут я вспомнил ошибку, которую допустили в свое время колода и камень, и использовал язык несколько иначе – пытаясь вытолкнуть ее пальцы изо рта. При этом она хихикала. В сумраке, царившем внутри хижины, нельзя было толком разглядеть ни лица, ни фигуры, но по смеху и нежным прикосновениям я мог определить, что моя незваная гостья молода.

На мгновение меня посетила мысль, что это может оказаться и мальчик. Грудь под моей рукой была почти плоской, соски выступали едва-едва. Однако, скользнув ладонью ниже, я мигом лишился всех сомнений. Это была она! К тому же там, внизу – уже мокра. Может, они мажутся жиром или мазью – мелькнуло у меня в голове. Или она уже «завелась»? От прикосновения моей ладони женщина застонала.

Мой язык отыскал ее язык – и это положило конец хихиканью.

Она нащупала мой член и стала мягко растирать его, так что я чуть было не кончил. Однако, похоже, при этом ее заинтересовало лишь отсутствие крайней плоти, а вовсе не мои ощущения – если говорить начистоту. Обрезание здесь не практикуется. Таким образом, моя отвердевшая «кость» была в своем роде диковиной, которую довелось повстречать на своем жизненном пути девочке из племени шемахоя – общества, живущего по законам инцеста.

Однако как трахаться в шемахойском гамаке?

Вскоре я обнаружил, что лучший способ – боковой.

Если бы не вода потопа, постоянно сочившаяся в хижину изо всех щелей, часть моей спермы наверняка бы пролилась на землю сквозь ячейки рваного гамака, после того как я вышел из индианки.

Мифы шемахоя стали для меня живой реальностью.

Неужели это лишь следствие того, что Кайяпи послал ко мне эту индианку?

После того как мы вдоволь натешились любовными играми, девушка просунула мне в рот два своих пальчика – чтобы я чего не сболтнул – и я поиграл с ними языком, за который она попыталась ухватить.

Девушка выскользнула из гамака перед самым рассветом – я так и не смог разглядеть лица.

Я немного вздремнул.

Проснувшись от яркого полуденного света, я заметил следы высохшей крови на своем «копье» и прилегающей к нему растительности. Естественно, сперва мне пришло в голову, что она была девственницей. Но, по трезвом размышлении, припомнив все обстоятельства и детали того, как я без всяких затруднений входил в нее в боковой позиции, я понял, что не прав. Тут-то мне и пришел в голову ответ на вопрос, отчего она была ночью такая мокрая. Месячный цикл.

Кайяпи при встрече хладнокровно подтвердил мою догадку.

Ничего себе менструальные табу – есть над чем задуматься! По крайней мере, в данном обществе они весьма неординарны.

Если это не преднамеренное оскорбление, что весьма сомнительно. Скорее всего, тот факт, что у индианки были месячные, аннулировал местные правила инцеста. Моя сперма вошла и затем была «отменена» истекающей кровью – и это разрешало мне совокупляться с женщиной племени шемахоя, несмотря на положение чужака.

Временами я всматривался в проходящих мимо индейских женщин, надеясь угадать в одной из них свою вчерашнюю подружку. Ах, если бы она вернулась – хотя бы еще раз! Как бы не так. Только теперь до меня стал доходить сокровенный смысл происшедшего. Прошлой ночью в убогой индейской хижине состоялось «культурное» совокупление. Кайяпи прислал девушку, чтобы продемонстрировать мне миф на практике – и тем самым вплести мою нервную систему в систему мировосприятия племени.

Я обрисовал свою идею Кайяпи, как только мог яснее, и он отвечал мне энергичными кивками, пока его вниманием не завладел рокот приближавшегося вертолета. Я решил было, что это пасторы, будь они неладны, притащились с новыми козырями прогресса и цивилизации, еще раз испытать удачу в игре за души дикарей.

Однако Кайяпи придерживался иного мнения.

– Спрячься в джунглях, Пи-эр, – голос его был требователен и настойчив.

– Но зачем? Ведь это Белые Балахоны, которые рассказывали про потоп. Они прилетели на птице караиба. – Чувствуя себя последним дураком, я повторил эту фразу на португальском, употребив вместо «птица» слово «вертолет».

– Нет!

И он бесцеремонно вытолкал меня с просеки, на которой располагалось его поселение, в нависавший со всех сторон плотный лабиринт дикой растительности.

Вообще-то, я собирался дождаться прибытия пасторов и послать их одновременно на все буквы алфавита к их чудесной дамбе, с единственным напутствием: остановить это наводнение, пока оно не успело разрушить чего-нибудь невосстановимого. Поэтому я, как мог, сопротивлялся Кайяпи.

Тогда он совершил безумный, на мой взгляд, поступок.