- Моя внучка мертва!
      - Видимо, это не так. Мятежники требуют впустить их, и я не вижу, как мы можем им отказать.
      - Я не стану являться к этому сброду! - возмущенно вскричал Гарнелис. - Сама мысль об этом - измена. Спустись и передай им мой отказ самолично!
      - Слушаюсь, государь, - ответил Поэль, скрипнув зубами.
      Гарнелис подошел к оконной нише, той самой, где они с Изомирой впервые играли в метрарх. Девушка опасливо последовала за ним. Снизу доносились крики, и Изомира увидала, какой хаос царит на улицах. Толпы людей со всего города устремлялись к Цитадели, чтобы скрыться в тени ее внешних стен. Вдали звонил колокол.
      Гарнелис приобнял девушку за пояс.
      - Это еще не конец, - проговорил он неожиданно спокойно. Настроение его изменилось, точно по волшебству, как это с ним бывало. - Бог и Богиня многолики, но все они - лишь грани единой изначальной сути; Нут и Анут. Разве я не отдал все, чтобы почтить их великой Башней? Они понимают: Башня - лишь зримый символ моего почтения. Потому они подарят мне победу. Иначе быть не может.
      - Когда мы с Линденом любились, - ответила Изомира, - то была высшая почесть, какую может воздать им человек.
      Он оттолкнул ее, так грубо, что она упала, свалив столик для метрарха. Мраморная столешница больно ушибла девушку. Изомира тяжело приподнялась. Он задыхалась, не потому, что хрупкий столик нанес ей тяжелую рану, но скорей от потрясения и боли - не только телесной.
      Гарнелис подскочил к ней, подхватил за плечи, поднял. К ужасу ее, в глазах царя стояли слезы.
      - Милая моя, ты ушиблась? - спросил он, не отпуская ее. - Я любил бы тебя, если б только...
      В двери заколотили. Гарнелис отпустил ее и, отступив, тяжело оперся о шкапчик. В этот раз вестником послужил не Поэль, а его трусоватый помощник Дерион. За спиной его маячили трое стражников.
      - Государь, бунтовщики прорвались через первые врата. Через несколько минут они будут во дворце.
      - Как это возможно?
      - Государь, все ополчилось на нас! Мы почитали бунтовщиков неготовыми к войне, но они застали нас врасплох. В самодовольстве своем мы слишком многих отправили на охрану Башни и слишком мало - на стены. Мы не были готовы к бою, решив, что ему не случиться! А мятежники привели с собой замфераев. Подземцы расточили камни стен...
      - Вы нашли Лафеома?
      - Нет, государь.
      - Тогда убирайся, Дерион, - негромко приказал царь.
      - Государь, ради вашей безопасности - позвольте проводить вас в срединную твердыню...
      - Чтобы жить там пленником? Нет. Сидеть там в осаде я не стану.
      - Государь, умоляю! Пойдемте с нами, или они отыщут вас!
      - Нет. Меня им не найти, будь покоен. Теперь убирайтесь, все! Вон! Оставьте нас!
      Дерион и его стражники бежали, захлопнув двери за собою.
      - Еще не конец, Изомира, - с улыбкой повторил царь.
      А потом он ухватил девушку за руку и повлек к потайной двери, ведущей в сердце замка.
      Ужас захлестнул девушку. Она не понимала, откуда взялась в ней такая сила чувства, когда она столько раз была на пороге гибели, что страх уже, казалось, перестал ее трогать. Но в этот миг трепет овладел ею; Изомира с уверенностью поняла, что царь убьет ее в последнем жертвоприношении, в последней попытке поразить врагов копьем темной силы.
      Он волок ее через пыточную камеру, вниз по винтовой лестнице, туда, где крутился в каменной колыбели хрустальный шар. Если в начале пути стоны камня были просто невыносимы, то в конце его они оглушали.
      Шар кружился так быстро, что от него исходили волны жара. С поверхности его срывались алые молнии. Он вертелся то туда, то сюда, точно лихорадящий больной в бреду, и волны его страдания были так сильны, что девушка рухнула на колени, всхлипывая вместе с ним.
      - Почему? - взвыл Гарнелис. - Столько силы я вложил в заурому, столько своей души - так почему она не поможет мне?! Я нуждаюсь в ней!
      - Да потому, - вскричала Изомира, поднимаясь, - что шар - это не заурома! В нем нет своей мощи. Он лишь мера завета! Он лишь передает тебе меру боли самой зауромы - боли твоей земли, потому что ты не веришь в собственный народ!
      Гарнелис протянул руку к кружащемуся шару, но стоило ему коснуться хрусталя, царь вскрикнул, точно от ожога. Черно-пламенное мерцание окружило его облаком; потом шар померк, а царь отшатнулся от него и бежал с душераздирающим стоном.
      Изомира бросилась за ним вверх по лестнице. Ей казалось, что черная сила плещется и в ней, выжигая все преграды на пути рвущейся из ее души правды. Гарнелис закрыл перед ней дверь в палату для игры, но не запер. Изомира с грохотом распахнула ее и так же гневно захлопнула. Царь кругами ходил вокруг помоста, стряхивая с богатых одежд незримое прочим пламя.
      - Мера! - повторил он, останавливаясь и бросая на Изомиру гневный взор.
      - Ты ведь знал это? Даже я поняла!
      - Когда я был молод, шар сиял серебром, и в нем промелькивали иные грани бытия, мира злата и многоцветных радуг, и он пел. Но когда он начал темнеть, я понял, что моих стараний недостаточно зауроме... что я должен питать его.
      - Нет. Шар потемнел, когда ты усомнился в себе самом.
      - Откуда тебе это знать, Изомира? Ты лишь...
      - Крестьянка? Кто лучше земледельца знает нужды земли? Ты лжец!
      - Что?
      - Ты знал, что делаешь. Заурома не получала силы от тех, чью кровь ты пролил. Она лишь впитывала их муку. Но тебе было плевать! Хоть во всем мире не найдется силы, что подняла бы тебя над твоим мнимым ничтожеством - ты не успокоился! И теперь шар кричит от боли всей Авентурии!
      - Я... знаю... - прохрипел он и, к ужасу девушки, протянул ей в мольбе костлявую длань. - Теперь эта боль во мне. Или недостанет этой кары? Послушай, как они кричат, Изомира. Они идут за мной. Помоги мне. Я люблю тебя. Ты одна можешь мне помочь!
      Пошатываясь, он шагнул к ней. Девушка застыла, глядя на него в омерзении. Она поняла вдруг, как быстро и страшно может любовь переродиться в ненависть. Гарнелис Прекрасный держал судьбу Авентурии в своей руке. Гарнелис Жалкий низвел всю свою землю до собственного ничтожества. Изомира жалела его, и не могла снести этой жалости. Он был причиной всех ее бед. Вспомнились лица родителей в последний миг перед тем, как скрылась за поворотом Излучинка. Серения, погибшая под обвалом. Эда, умирающая от лихорадки, которую излечила бы пара ночей в теплой постели. И Линден, ее милый Линден, чье лицо она, завороженная царем, почти забыла... и теперь никогда уже не увидит вновь.
      Гарнелис рванулся к ней, сбивчиво умоляя о помощи - а она мечтала лишь о том, чтобы остановить его.
      Нож лежал на шкапчике, рядом с порезанными яблоками, но теперь он как-то сам собой лег ей в руку. Царь потянулся к ней, и Изомира, дернувшись, вонзила лезвие ему между ребер, в живую плоть, в бьющееся сердце.
      Хлынула алая кровь.
      Но Гарнелис еще был жив. Изомира выдернула нож, и замерла, потрясенная тем, что натворила. Царь стоял, будто не в силах поверить случившемуся, только вцепился в свою грудь, зажимая рану, так что пальцы его покраснели от крови.
      Ей хотелось остановить этот бьющийся ток крови, прервать его боль, прежде чем она перекинется на нее, остановить его. И она ударила снова, и снова, и снова, в горло, в грудь, следуя за ним, когда умирающее тело Гарнелиса откачнулось и рухнуло на кушетку. И только когда кровь перестала течь, и мышцы - содрогаться, она замерла.
      Изомира тупо взирала на дело рук своих, стискивая мокрую от крови рукоять, не понимая, что случилось. До нее не доходили ни голоса, становившиеся все громче, ни стук в двери палаты. В ушах ее звенела тишина, наступившая, когда смолкли вопли хрустального шара.
      Гелананфия ворвалась в палату первой. Еще в коридоре она собралась с силами - глубоко вздохнула, накинула плащ на одно плечо, подняла подбородок, готовясь встретить царственного деда.
      Но едва она переступила порог, на мгновение опередив Элдарета, Гелананфия застыла. Открывшаяся ей кровавая сцена была неправдоподобно ужасна.
      Кровь была всюду - размазанная по полу, расплесканная по стенам, стекающая с покрывал на кушетке. Покрывающая платье юной девушки, недвижно стоящей посреди палаты. Кровь пропитывала ее лиловую накидку, желтоватые юбки, яхонтами усеяла ее лицо и волосы. Глаза ее были широко раскрыты. В руке девушка сжимала длинный кривой нож, и с острия его стекали последние алые капли.
      А на кушетке скорчилось тело рослого старика в черном и синем. Кровь сочилась из ран на его шее и груди, пропитывая одежду и покрывала.
      - Дедушка! - вскрикнула Гелананфия и, указывая на незнакомку, приказала: - Схватить ее!
      Четверо приспешников Серпета вцепились в девушку, но та не сопротивлялась. Похоже было, что содеянное потрясло ее до оцепенения, и она безропотно отдала нож. Даже когда ей заломили руки за спину, она не сводила с мертвого тела пустых глаз.
      - Найдите врача! - велела Гелананфия, подбегая к распростертому телу.
      Но было поздно. Даже не коснувшись Гарнелиса, царевна поняла, что он мертв. Орлиный лик был омрачен тревогой даже в вечном сне. Мантия прорвана в десятке мест, жуткие раны зияют на шее, на груди, на животе - боги милостивые, что за безумие напало на эту женщину?
      Гелананфия коснулась впалых щек мертвеца, и густеющая дедова кровь обагрила ее пальцы. И только тогда царевна позволила себе вскрикнуть в отчаянии:
      - Гарнелис! Нет, нет, нет!
      Ее жестоко обманули, лишив не только любимого когда-то деда - но шанса предстать перед ним. Все доводы и меры, все надуманные ею способы показать, как он ошибался, а она, Гелананфия - права, все пути вернуть его к истине все пошло прахом.
      Дыхание рвалось из груди прерывистыми стонами. Соратники ее почтительно сомкнулись вокруг кушетки, но на протяжении минут царевна не могла совладать со своей скорбью. Только потом она сумела подняться, подойти к пленнице и удержать себя от того, чтобы ударить девчонку по лицу.
      - Ты убила его!
      - Да, - ответила девушка.
      - За что?
      Та только помолчала головой. То ли она пребывала в том же ошеломлении, то ли попросту была глуповата. Кто она - служанка?
      - Кто ты такая?
      - Изомира, - пробормотала девушка. - Я была его женой.
      - Что?
      Изомира подняла голову и с трудом, точно пьяный, пытающийся не заминаться, повторила:
      - Я была женой царя.
      Вот тогда Гелананфия все же отвесила ей оплеуху.
      - Лгунья, убийца! Ты убила самое землю! Ты понимаешь, ты хоть понимаешь, что натворила?! - Царевна отвернулась, не в силах видеть ни безвыразительного милого личика, ни кровавых потеков на роскошном платье. Уведите ее, и заприте где-нибудь! Я потом с ней разберусь.
      Элдарет осторожно коснулся ее плеча.
      - Гела, любимая... мне очень жаль.
      - Все должно было быть иначе, - прошептала Гелананфия, сжимая ледяными ладонями горящий лоб. - Теперь всему конец.
      Руфрид попал в Янтарную цитадель несколькими часами спустя, усталый настолько, что всякая спешка казалась ему нестерпимой. Он беспрепятственно прошел через разваленные ворота, и по широкой дороге во внутренние круги замка, добравшись, наконец, до самого дворца.
      При взгляде на царские чертоги у юноши перехватило дух, несмотря на туманящую взгляд усталость. Ничего прекрасней ему не доводилось видеть. Стены пламенели радугой красок, и юноша ощущал себя татем или вором, осмелившимся в окровавленном рванье вломиться в обиталище самодержцев.
      Коридоры и залы были полны людей, мешались, шарахаясь друг от друга, дворцовые стражники, прислуга и мятежники. Несколько раз Руфрид останавливался спросить, куда делась Гелананфия и ее спутники, но никто не знал, а если и знал - объяснять не собирался. Озлобленный юноша доверился охотничьему чутью.
      Как не был дворец огромен и запутан, найти нужное место оказалось несложно. В монументальной галерее толпился народ, а за ней в обширной приемной расселись вдоль стен под портретами царей и цариц просители. Те, кому места не хватило, болтались посреди зала. В дальнем конце приемной виднелись огромные двери, украшенные царским гербом поверх пламенеющего золотого солнца.
      Двери были заперты, и при них стояла стража. "Верно, там и есть этот знаменитый Солнечный чертог, - подумал Руфрид. - А затворились там царь Гарнелис с Гелананфией. Эта свора ждет, похоже, чем дело кончится? Вольно ж им штаны протирать".
      Юноша уже развернулся к выходу, когда заметил Танфию.
      Девушка сидела на мраморной скамье, привалившись к стене и закрыв глаза. Лицо ее было изможденным.
      - Тан! - вскрикнул он, проталкиваясь к ней. - Я-то тебя везде искал!
      Глаза ее распахнулись; вскочив, девушка повисла у него на шее, стиснув так крепко, что Руфрид вздохнуть не мог. Но странное дело - юноша не чувствовал радости. Он не мог позволить своим чувствам прорваться из-за каменной стены, в которую он по доброй воле заключил свое сердце.
      - Ох, Руфе! - проговорила Танфия, усаживая его рядом с собой. - Как же я тебе рада. Где Линден?
      Ее чудесные глаза цвета моря нетерпеливо обшаривали зал за его спиной.
      Руфриду не хотелось отвечать - он знал, что Танфия расплачется. Так и случилось, и он обнимал ее - по необходимости, а не из любви - покуда пересказывал все случившееся пустым, невыразительным голосом.
      - Кто-то пустил наугад стрелу... и все? - пробормотала она, наконец, вытирая рукавом заплаканное лицо. - Так... бессмысленно. Так нелепо.
      - Может, это и есть справедливость? - предположил Руфрид. - Сколько людей я сегодня пронзил стрелами, и радовался, как дивно у меня выходит убивать? В чем же разница? Лин ничем не хуже их. Он даже не лез на рожон, не рисковал зазря. Ему просто не повезло. Так бывает в бою, Тан.
      Девушка одарила его убийственным взглядом. Видно, ей странно стало, как может он быть таким спокойным... но спросить она не осмелилась.
      - До меня только сейчас дошло, - добавил Руфрид, - он погиб, спасая Сафаендера.
      - В этом весь Линден, верно? - ответила Танфия. - Для нас он сделал бы то же самое. Не вини Сафаендера, пожалуйста.
      - А еще мой конь издох, - откликнулся Руфрид. - Кажется, это так давно было... Бедняга Ястребок.
      - Боги... - Танфия вздохнула и снова протерла глаза. - Столько на нас сегодня свалилось.
      - Угу. Ну, мы-то еще живы. А ты что тут делаешь?
      - Жду приема у Гелананфии. Ты не слышал?
      - Чего?
      - Гарнелис мертв. Говорят, его убила Изомира.
      Это на миг выбило Руфрида из состояния тупого безразличия. Он выпрямился.
      - Не понял?
      - Пока все ломились в Цитадель, я отправилась в Башню, поискать ее. Нашла там парня, Лат его имя, он был с ней знаком, и он сказал, что ее несколько месяцев назад отправили в Цитадель.
      - Зачем?
      - Не знаю, Руфе. И чем она тут занималась - понятия не имею, потому что кого ни спроси, никто не знает.
      - Ладно. - Он взял ее за руку. - Успокойся.
      - В общем, я вернулась в Цитадель, но к этому времени Гелананфия уже заперлась в Солнечном чертоге. Она там принимает придворных, одного за другим - я так понимаю, пытается разобраться в этом беспорядке. Я принялась допрашивать всех подряд, не видел ли кто Изомиры. Тут один из стражников и рассказал... - Танфия сглотнула и с трудом продолжила: - Гарнелиса убили за минуту до того, как Гелананфия вошла в его палаты. Он заперся в одном из залов с девушкой, которая его всюду сопровождала. Она и заколола его; стражник уверяет, что кровью забрызгало все стены. И до него донесли, что девушку звали Изомира.
      Руфрид помедлил, собираясь с мыслями.
      - Но это обычное имя... может, то вовсе не наша Имми?
      - А тогда где она? Я уверена, это она. Стражник видел, как ее уводят сказал, платье на ней было роскошное, лиловое с белым, и все кровью залито, и шла она, точно во сне. Рост ее, черты, цвет волос - все ее!.. но Имми такая добрая, я представить не могу, чтобы она кого-то убила! И что она делала в царских чертогах? Ничего не понимаю.
      - Куда ее увели?
      - Это я и хочу понять! Тут путаница какая-то. Я должна поговорить с Гелананфией, узнать правду! А меня не пускают. Говорят, к царице - в порядке очереди.
      - Это как же выходит, - процедил Руфрид с нарастающей яростью, - мы с ней неделями сидим в лесах, сражаемся за нее в этой клятой битве, а теперь она разом стала для нас слишком важной персоной?
      - На то похоже.
      - Ну ладно же! - Руфрид решительно подошел к золоченым дверям. Шестеро стражников - вероятно, охранявших прежде Гарнелиса, потому что мундиры на них были дворцовые - преградили ему дорогу живой стеной.
      - Я требую немедля пропустить меня к царевне Гелананфии.
      - Никак нельзя. Никого впускать не велено.
      - Тогда скажите о нас Элдарету! Он знает.
      - Извините, - твердо ответил стражник, - нам приказано не тревожить их обоих до особого распоряжения.
      - В очередь! - К излучинцам обратились десятки гневных лиц. - Мы со своими челобитными не один час ждем! Куда прешь!
      Руфрид, скривившись, отвернулся. Подойдя к Танфии, он поднял ее со скамьи.
      - Пошли отсюда, - скомандовал юноша.
      - Мы не можем...
      - Сегодня мы до Гелананфии не доберемся! Пошли. Завтра придем снова. Сейчас я хочу одного - спать.
      - Где? - Танфия позволила себя увести.
      - Я, когда на Сафаендера наткнулся, отвел его в лагерь, - ответил Руфрид. - Прихвостни его уже поджидали. Так что мы вымылись, и пошли в Париону вместе. Я... я и Линдена привез. Не мог его там бросить. Сафаендер нас отвел к себе - домище у него, я тебе доложу! - и тогда я пошел тебя искать. В общем, он предложил принять нас у него. Знаешь, у меня было искушение послать его вместе со всем гостеприимством.
      - Руфрид!
      - Но я не стал. Честно говоря, мне от усталости на все плевать. Пошли, я тебя отведу.
      Дом Сафаендера стоял на третьем городском холме - беломраморные палаты, такие же, как мнилось Танфии, и еще прекрасней. Залы, прохладные и просторные, соединялись лестницами, решетки на окнах рассеивали свет, заполняя простор синими тенями и во внутреннем дворе, вокруг фонтана, росли папоротники, как Танфии и мечталось. Девушка не ожидала, как покойно здесь будет - точно в храме.
      Сафаендер вышел им навстречу. Вид его был ужасен. Он успел посетить баню, и вымыл волосы, блестевшие теперь от влаги. Танфия старалась не вспоминать рассказ Руфрида, в котором поэта от головы до пят покрывала чужая кровь. Но перемену в своем возлюбленном девушка почувствовала сразу. Сафаендер ступал медлительно, точно во сне. Под глазами его залегли глубокие тени, и лицо обрело несвойственную ему тревожную мрачность. При виде Танфии он, впрочем, улыбнулся и сжал ее в объятьях так крепко, что кости захрустели.
      - Как же я тебе рад. Я бы не вынес... только не Линден и ты...
      - Я еще жива, - ответила она. - Только в синяках вся. Я Зарянку поставила в конюшне, рядом с Зимородком... ты не против?
      - Нет, конечно! Танфия... пойдем, перекусите... сегодня будете спать на перинах и купаться в мраморных бассейнах...
      Внезапно он замолк и упал на кушетку, закрыв лицо руками. Танфия присела рядом с ним. Руфрид молча взирал на него свысока.
      - Линден погиб, защищая меня. Вот я с ним спорю, а миг спустя пролетела стрела, и все. И... я не знаю, что со мной потом было. Есть такой оборот - "глаза застит"; вот теперь я понял, что это не фигура речи. Мне красным глаза застило, и только пятна пестрые, как в бреду...
      - Ты зарубил самое малое шестерых, - без украс сообщил Руфрид.
      Несколько мгновений Сафаендер вглядывался в никуда.
      - Шестерых? - повторил он, сглотнув. - Я только четверых помню... но тебе поверю на слово. Все было так смутно... как и не было... пока ты меня не нашел. Это все были царские солдаты?
      - Да. К счастью, наши тебе под руку не подвернулись.
      Поэт резко хохотнул.
      - Надо же, какой я молодец. Зарубил стольких ребят, которые еще недавно здоровались со мной на улицах и ходили на мои пьесы.
      - Ты сражался храбро, - прошептала Танфия. - Ты помог нам победить.
      - Ничего в этом не было отважного. Это не вернет нам театра, и не воскресит Линдена.
      Когда закат окрасил небо червонным золотом, Сафаендер отвел их в рощу на окраине города. Как пояснил поэт, будучи почетным горожанином, он имел право распоряжаться святой землей, не спрашиваясь властей. Хотя роща находилась на южной околице, избранный ими склон смотрел на запад - в сторону Излучинки. Тихо было здесь, где каждое деревце отмечало место упокоения парионца.
      Сюда они и привезли Линдена - привезли на спине Зимородка, и сам юноша не пожелал бы лучшей похоронной процессии. Были с ними Зоря и Мириас, за что Танфия была им сердечно благодарна - они здорово сдружились за последнее время. Пришли и товарищи Сафаендера - Аштарь и Шарма, Салиоль и Эвендер, в кои-то веки молчаливые и серьезные. Не хватало только Элдарета, но странник был так занят в Цитадели, что они и не стали тратить времени, дозываясь его.
      "Не хватает только Имми", подумалось Танфии. Боги, а мне ведь придется ей рассказать...
      Своими руками они выкопали могилу, и уложили Линдена в землю, и обок его - элирский клинок. Руфрид высадил над могилой молодую березку, чтобы хрупкое серебряное деревце впитало дух его брата.
      Танфия тихонько всхлипывала, и никак не могла остановиться. Только Руфрид оставался мрачен, но не проронил ни слезинки; он погладывал на нее кисло, а то и вовсе избегал взглядов девушки, и Танфия в ответ прятала слезы на плече Сафаендера. Поэт прижимал ее к себе, и слез не скрывал.
      По обратной дороге Танфия брела одна, не желая ни с кем разговаривать. Потом ее догнала Аштарь, и некоторое время они шли вместе, взявшись за руки. Танфия была только рада этому проявлению молчаливого сочувствия, думая, что она обманулась в Аштари.
      - Бедный Сафаендер, - промолвила актриса чуть погодя. - Он тяжело это перенес.
      - Знаю, - Танфия вздохнула. - Он винит себя.
      - Да нет, тут дело серьезней. - Аштарь удивленно покосилась на нее. Я думала, ты знаешь.
      - Что?
      - Ему очень нравился Линден.
      - Знаю. Его нельзя не любить.
      - Нет, Танфия - больше чем нравился. Понимаешь, Сафаендер всегда влюбляется в несчастных и заблудших, особенно если они красивы. Приходится ему их соблазнять - ну, это тебе знакомо. Не вини его. У него это выходит помимо желания. Все мы когда-то попадались на его удочку. - Она бросила на девушку теплый, сочувственный взгляд. - Я решила, что стоит тебе сказать.
      Танфия тупо обвела взглядом мирные, плодородные холмы, за которыми, в двух тысячах миль отсюда, лежала Излучинка. Потом девушка обернулась к видимым сквозь слезы и листву берез золотым шпилям Парионы. "Ну вот, подумалось ей, - я и добралась".
      Поутру Руфрид с Танфией вернулись в Янтарную цитадель. Столпотворение там нимало не рассеялось за ночь; народ набралось столько, что излучинцы не смогли пройти даже через галерею, не говоря о том, чтобы проникнуть в приемную.
      - Вот дурость какая! - ругалась Танфия. - Не-ет, я не сдамся!
      Они ужа заработали локтями в полную силу, не обращая внимания на возмущенные возгласы, в стороне показалась знакомая фигура, пробирающаяся к ним через толпу.
      - Элдарет! - крикнул Руфрид.
      Странник добрался до них и с облегчением стиснул их в объятиях.
      - Вот вы где! А я вас все утро ищу! Уже всякую надежду потерял.
      - Здесь мы, здесь, - выпалила Танфия, забыв от волнения о вежливости. - Элдарет, нам надо видеть Гелананфию.
      - Не получится, - ответил странник, отводя обоих излучинцев в сторонку. - К ней рвется несколько сотен чиновников, воевод, жриц, обиженных советников и цеховых старост, и каждого надо принять. Но о тебе, Танфия, она не забыла. Поэтому я здесь. У меня для тебя дурные вести.
      Девушка испуганно вздернула голову.
      - Еще?
      - Вчера был убит царь Гарнелис. Гелананфия в отчаянии, она делает, чтобы может, чтобы восстановить порядок. Горе в том, что мы схватили убийцу на месте преступления. Танфия, я почти уверен, что это и есть твоя сестра.
      Плечи девушки поникли.
      - Значит, это правда.
      - Ты уже слышала?
      - Я потому так и рвалась к Гелананфии! Я уверена, это какая-то ошибка! Изомира такого бы не натворила! Где она?
      Элдарет прокашлялся.
      - Ее заключили под стражу в одной из камер северной чети внутренней стены.
      - Камер? - Танфия задохнулась. - Что с ней сделают?
      - Прости, Танфия, - серьезно проговорил Элдарет. - Гелананфия едва не помешалась от скорби. Она любила деда, понимаешь, что бы он не творил. Все ее надежды покоились на том, что она переубедит его. Предупреждаю - она будет непреклонна. За цареубийство полагается смертная казнь.
      - Смертная? - прошептала девушка.
      - Судьбу Гарнелиса должен был решать совет Солнечного чертога; скорей всего, его отправили бы на покой, а Гелананфию поставили наместницей до его смерти. Не дело Изомиры было решать судьбу самодержца, понимаешь?
      - Я хочу ее видеть!
      - Конечно. Я вас отведу.
      Элдарет провел ее и Руфрида в старую часть дворца, и через крытый мостик на внутреннюю стену. Только теперь Танфия сообразила, что каждый круг стен вмещал множество комнат, где жила замковая прислуга, являясь сам по себе замком. Путь их вел через затворенные и запертые врата, охраняемые двумя тюремщиками в черном. За воротами начинался коридор со стенами из простого желтого известняка, вдоль которых тянулись ряды окованных железом дубовых дверей. С нарастающим беспокойством заглядывая в каждое зарешеченное окошко, Танфия увидела, что все камеры пусты.
      Наконец провожавшая их тюремщица остановилась.
      - Пленница здесь, господин Элдарет, - сообщила она, перебирая связку ключей.
      Прежде чем войти, Элдарет вежливо постучал. Пропустив излучинцев, сам он остался в дверях, давая им видимость уединения. Танфию трясло. Одним взглядом она окинула камеру - маленькую и голую, но чистенькую, с узеньким стрельчатым окошком, жесткой койкой, дверцей в отдельное отхожее место.
      Изомира сидела за столиком под окном и что-то писала. Заслышав лязг засова, она подняла голову; мгновение глаза ее оставались тусклы и пусты, потом в них промелькнуло узнавание, и она недоверчиво воззрилась на гостей.
      Танфия едва могла поверить глазам. Нестерпимо было видеть сестру в заточении, но куда страшнее оказалась произошедшая в Изомире перемена.
      Пленница была одета в присобранное на плечах свободное платье ржавого цвета. Волосы ее, свежевымытые, нечесаной золотисто-русой копной валились на плечи. Она была несказанно прекрасна, и очень, очень стара - уже не славная деревенская девочка, но почтенная дама с испуганным взглядом.
      - Танфия? - Она неуклюже поднялась навстречу сестре.
      - Имми...
      - Танфия? Боги благие, это ты?
      - Да, моя родная, - прошептала Танфия.
      Она несмело шагнула вперед, потом ринулась вперед, обнимая и целуя сестру. Они не в силах были разойтись хоть на миг. Танфия безутешно рыдала, и странное дело - теперь Изомира успокаивала ее. Хотя слезы лились из ее глаз, стоило ей утереть их, как лицо ее опять стало непроницаемо-спокойно.
      - Но что ты тут делаешь? - спросила Имми, не отпуская ее пальцев.
      - Мы пришли вчера, вместе с мятежниками. Пришли за тобой.
      - От самого дома?
      - Да. Я, и Руфрид, и Линден. Только Лина с нами нет. Прости, Имми...
      Танфия выпалила страшную весть, пока не перехватило горло. Изомира потеряла сознание. Танфия усадила ее в кресло, пока Руфрид пытался отпоить ее водой из деревянного кубка. В конце концов Изомира немного пришла в себя, по-прежнему цепляясь за руку Танфии.
      - Ничего, Тан. Я знала. Просто... тяжело было услышать это от тебя.
      - Откуда ты узнала? Тебе кто-то сказал?
      - Нет, - отозвалась Изомира с призрачной улыбкой. - Я почувствовала его смерть. Потому я и заколола Гарнелиса... кажется. Трудно говорить столько всего в голове мнется... не стерпеть было.
      - Так ты правда...
      - Оно даже легче, что мне не встретить больше Линдена. Так тяжело было бы ему о многом рассказать.
      - Он бы все понял.
      -Понял, почему я вышла замуж за Гарнелиса?
      Танфия с Руфридом ошарашенно переглянулись. На лице юноши было явственно написано "она с ума сошла", и Танфия готова была с ним согласиться.
      - Ты была женой... царя?
      - Знаю, нелепо звучит... даже не знаю, чем это докажешь. И не знаю, считается ли такой обряд; но там были владыка Поэль, и этот Лафеом, и жрица, так что, наверное, считается.
      - Зачем ему было на тебе жениться? - спросила Танфия, пытаясь найти какой-то смысл в рассказе сестры.
      Имми пожала плечами.
      - Царица умерла. Ему было одиноко. Я еще не видела, чтобы человеку было так одиноко. Он говорил, что любит меня, и, наверное, так и было. Я тоже любила его, только недолго. А царевна мне не поверила. Скажи ей, что я никогда не вру, ладно?
      Танфия в жизни не слышала от сестры ни слова лжи.
      - Ты его правда убила?
      - Да.
      - Точно? Может, кто другой это сделал, а тебе сунул нож в руку?
      - Все было не так.
      - Но ты могла бы сказать, что так было. Тебя не могут запереть здесь, если есть сомнение...
      - Тан, меня прямо на месте застали. Какие тут сомнения.
      - Но зачем ты это натворила?
      Изомира примолкла, облизнув губы.
      - Чтобы покончить с его болью, - ответила она, наконец. - И с моей.
      - По-моему, - вступил Руфрид, - она просто подвиг совершила! Не знаю, что на Гелананфию нашло! Эта война бы тянулась боги весть сколько, если б Имми с ней не покончила!
      - Мы тебя вытащим, - твердо пообещала Танфия.
      - Нет, - твердо ответила Изомира. - Вы не понимаете - Гелананфия права. То, что я сделал - непростительно! Я заслужила кару. И я не хочу, чтобы меня выпускали. Здесь мне покойно. А того, что ждет меня за стенами, я не вынесу.
      - Боги, Имми, как ты переменилась. Что стало с тобой?
      Вместо ответа Изомира вытащила из рукава свертку пергаментов, добавив к ним клок, над которым трудилась перед их приходом.