Элирка погладила его по плечу.
      - Милый, оно не повредит тебе. Судя по твоим словам, скорее поможет.
      - Можно сказать и так, - мрачно пробормотал Линден. - Но я бы лучше от него избавился.
      - Но ты не сможешь. Оно открыло в тебе путь к тому, что было скрыто. При должном обучении ты мог бы стать провидцем.
      - Боги, нет!
      - Чего ты боишься?
      - Не знаю. - Юношу передернуло. - Не знаю.
      Лийет стиснула его плечи. Впервые с тех пор, как он потерял Изомиру, его касалась женщина - если не считать сестринских объятий Танфии.
      - Мне видится Изомира... - признался он, - влюбленная в другого. Но у него лицо Смерти. Я не знаю, к чему это. Видения лишь мучают меня!
      Лийет привлекла его к себе, поцеловала в лоб и глянула прямо в глаза своими, цвета спокойного моря.
      - Учись использовать этроф, Линден. Не дай ему подчинить себя.
      Брату Руфрид никогда в этом не сознался бы, но проведенные с Сребренхольме месяцы были счастливейшими в его жизни.
      Старший мечник, Альраэн, был невысок, худощав и бледен, как иней; казалось, дуновения тепла хватит, чтобы он растаял. Но в бою он превращался в живую молнию.
      Руфрид начинал занятия с легкомысленной самонадеянностью. Ему казалось, что его навык в обращении с мечом лишь слегка затерся, а занятия - лишь повод убить время. С омерзением обнаружив, что сражаться они будут на деревянных учебных мечах, а не на боевых, он так и сказал об этом вслух. Альраэн выбил из него заносчивость в первые пять минут.
      - Вот поэтому мы используем деревянные мечи, кои ты поливаешь презрением, - сказал Альраэн, стоя над своим избитым и запыхавшимся учеником в пещере упражнений. -Чтобы я тебя не убил!
      Не один день ушел в Танфии с Руфридом, чтобы привыкнуть к неотступности тренировок. Вначале не было и боев - только бесконечно повторяющиеся упражнения, скучные, утомительные, бесплодные. Только взаимное соперничество не давало им бросить занятий; они подгоняли друг друга насмешками, и никто не хотел уступить. Постепенно дисциплина Альраэна пустила корни. Упражнения перестали быть тратой сил, и обернулись молитвенным танцем.
      Но быстрей всех учился Линден. Он не жаловался. Вместо того он с головой ушел в тренировки, и занимался одержимо. Когда товарищи его отдыхали - нежились в горячей бане, водили коней по хрустальным переходам Сребренхольма, трапезовали с элирами или слушали их неземную музыку Линден уходил на дополнительные тренировки. Он стал серьезен и упорен, и улыбался редко. Руфрида это немного пугало, но отговорить брата он не мог.
      - Если уж мы здесь застряли, - твердил Линден, - я должен подготовиться к тому, чтоб спасать Имми.
      Руфрид не спорил. Проходила зима, неторопливо, непривычно и сладостно. Шаэлаир оставались для юноши загадкой, но он не слишком задумывался о них. Философию он оставлял Танфии, сам же был доволен тем, что свои мысли она поведывала, прижавшись к нему после долгих вечеров любви.
      Скоро, к стыду своему, Руфрид обнаружил, что проигрывает брату потешные схватки, и это побудило его заниматься упорней. Танфия же, достигнув определенного мастерства, оказалась неспособна усвоить некоторые приемы, и Руфрид замечал, что с каждым днем она все больше не себя злится.
      - Слишком много любви, - заявила она на тридцатый день пребывания в Сребренхольме. - Отупляет. Невозможно хорошо сражаться, когда у тебя на лице эта дурацкая счастливая ухмылка.
      - За меня не говори, - парировал Руфрид. - У меня получается.
      - Не получается! Ты слишком благодушен.
      - Я тебя всегда побеждаю.
      - И что? Как у меня выходит, меня Имми могла бы побить. Нам стоит воздерживаться дней десять.
      - От занятий?
      - От любви, придурок!
      Руфрида эти слова не порадовали.
      - Тан, Альраэн годами учился, чтобы стать мастером. Ты не можешь достичь его уровня да одну зиму!
      - Не могу, но очень постараюсь. - Уходя, она обернулась к нему и скорчила гримаску. - Боги, Руфе, что за кислая рожа! Всего десять дней!
      В словах ее проскользнула тень прежнего высокомерия, но Руфрид сдался достойно. Быть может, когда через десять дней она скользнет к нему в кровать, он скажет, что воздержание ему настолько понравилось, что он намерен продолжить...
      Прошло семь дней. Заметных успехов Танфия не показывала. Руфрид молча ухмылялся, покуда девушка вовсе не перестала с ним заговаривать.
      На восьмое утро Руфрид решил, что общество лошадей устраивает его больше, чем общество товарищей. Раздосадованный безразличием любовницы и ночным одиночеством, он тихонько жаловался на жизнь Ястребку, выгуливая мерина по коридорам Сребренхольма. Вернувшись в конюшню, юноша с удивлением обнаружил в пещере одну из шаэлаир, тихонько поглаживающую Зарянку. Это была Метия.
      - Ваши кони так прекрасны, Руфрид, - заметила она, с улыбкой оборачиваясь к нему. - Ты не против, что я болтаю с ними?
      - Нет, конечно, Метия, продолжай...
      Руфриду было неловко. Метия была так хрупка - словно тростинка. Серебряные волосы струились по ее плечам, тонкое бледное лицо словно бы высекли изо льда. Даже ее милое, искристое обаяние не делало элирку более человечной. Рядом с ней юноша ощущал себя слишком рослым, слишком приземленным и грубым.
      - Э... жаль, нельзя выйти, чтобы выгулять их как следует, - проговорил он. - Я иногда подхожу к выходу, глянуть, как там погода, но снег ложится все гуще, а я мало не до смерти замерзаю.
      - Погоду можно определить, и не выходя, - ответила Метия. - Пойдем, я покажу тебе.
      Взяв юношу за руку, элирка провела его через пещеру, через узкий проход рядом со входом в бани. Крутая лестница вилась в шахте, выходя в пещерку, одна из стен которой состояла из горного хрусталя. Воздух в ней был теплым.
      - Смотри, - предложила Метия, подводя Руфрида к мраморной скамье. Отсюда я часто любуюсь горами.
      А вид, как мог приметить юноша, открывался потрясающий. Пещера выходила на склон горы, настолько крутой, что снежные наносы не удерживались на нем. Теплый воздух из воздуховодов не давал окну замерзнуть. А вдали простирались в суровом великолепии горные хребты: могучие, грозные, окутанные снегами.
      - Изумительно, - прошептал он. - Чудесно.
      Метия восторженно рассмеялась и присела рядом, так близко, что коснулась его бедром.
      - Ты тоже красив, - проговорила она. - Такие темные волосы, и кожа, точно янтарь.
      - О... - выдавил Руфрид. - Правда?
      Он мучительно-ясно ощущал присутствие элирки рядом; ее грудь соблазнительно наполняла шелковую накидку и давили на его плечо... Метия провела молочно-белым пальцем по его щеке. Руфрид начал подумывать, что самое время извиниться и уйти.
      - Мы нравимся тебе? - спросила она. - Мы, шаэлаир.
      - Э... ну, ты мне нравишься.
      - Хорошо. - Она прижалась тесней, и отстраниться у Руфрида не получалось. Но он был совершенно захвачен врасплох, когда она оседлала его, обняла за шею и крепко поцеловала в губы. Когда язык ее проник ему в рот, юноша стиснул ладонь элирки и ответил на ее ласки своими.
      - Ты когда-нибудь занимался любовью с элирской женщиной? - спросила Метия, когда поцелуй кончился.
      - Э, нет, я...
      Тело ее было очень легким, кожа - прохладной наощупь, но бедра жгли даже сквозь слои шелка. Сердце Руфрида бешено колотилось.
      - А у меня никогда не было человеческого мужчины, - прошептала она, потягивая завязки на его штанах. - И я хочу узнать, каковы они.
      - Думаю, прямо сейчас ты узнаешь... - простонал Руфрид, не в силах противостоять ей. Под накидкой она была обнажена, волосы на ее тайных местах вились серебряной проволокой. Она нанизала себя на его плоть. Боги, Метия...
      Это было сладостно, ошеломительно, и очень недолго. Потом Руфрид и Метия отправились в баню, сняв смятую одежду, и нежились в горячей воде. Руфрид раскинул руки, опершись о край водоема, и запрокинул голову. Ему было до ужаса стыдно.
      - Ты думаешь о своей человеческой возлюбленной, - заметила Метия. Она будет ревновать?
      - Нет, если не узнает.
      - Элир считают ревность людским чувством. Но мы лжем себе - мы не настолько отличны. Ровно настолько, чтобы находить друг друга загадочными и прекрасными... - Она скользнула к нему, лукаво улыбаясь. - Спасибо тебе, Руфрид, что утолил мое любопытство. - Она обняла его, прижавшись грудями к его груди. Мокрые пряди волос цеплялись за кожу, когда она поцеловала его.
      - Значит, буду ревновать, если узнаю? - донесся голос откуда-то сверху.
      Руфрид открыл глаза. На краю водоема стояла Танфия, в одежде для занятий и с полотенцем в руке.
      - Вообще-то мне плевать. Забирай его, Метия. - Глаза ее сверкнули, и она швырнула в Руфрида полотенцем. - Два дня! - крикнула она, выбегая из бани. - Ты два дня не мог подождать! Ублюдок!
      Выскочив из бань на уступ, Танфия и сама не поняла, почему так злится. Они с Руфридом не были обручены, не давали друг другу клятв, могли выбирать себе любовников по вкусу. Тогда почему же боль так слепит глаза и душу?
      Вспомнились уроки Альраэна - никогда не действуй в гневе. Девушка очистила свой рассудок, изгнала из него злобу, точно отравленную стрелу. Потом она пошла в зал упражнений и сказала:
      - Альраэн, сразишься со мной?
      - Ты только что окончила урок, - заметил учитель, оглядывая девушку.
      - Нет, не окончила.
      - Хорошо.
      Он передал ей длинный деревянный меч. Бойцы отдали друг другу честь, и начался танец ударов и блоков. Вся ярость Танфии ушла в руки, она отвечала ударом на каждый удар, и наконец, ей удалось. Предупредив следующее движение Альраэна, она отбила его меч, и ее собственный прошел сквозь его защиту, остановившись на волосок от горла.
      Девушка застыла, задыхаясь. Щеки ее раскраснелись. Учитель уважительно поклонился и одарил ее кривой улыбкой.
      - Наконец-то, - заметил он. - Дурно сражаться во гневе, но иногда помогает.
      Позднее, когда девушка сидела в комнате, поглаживая белую кошку и собираясь с мыслями, к ней зашел Руфрид.
      - Танфия? - Он застенчиво заглянул из-за ширмы.
      - Я это сделала! - воскликнула она в жестоком восторге. - Я убила Альраэна.
      - Что?!
      - Не насмерть. Но я-таки справилась с этим клятым приемом!
      Руфрид смотрел в пол.
      - Лучше б ты меня измолотила.
      - Не-ет, - отрезала она. - Тебя я могла бы взаправду прикончить.
      - Тан... мне очень стыдно.
      - Два дня нам оставалось. - У нее перехватило горло. - Ты не мог подождать два несчастных денька. Или я тебе просто надоела?
      - Да не в этом дело! Просто так.. вышло. Я к ней не лез. Это она на меня набросилась... и меня занесло. Знаешь, как бывает...
      - Понятно.
      - Тан, не плачь...
      - Я не плачу! Плевать!
      - Нет. Я ни за что не обидел бы тебя так.
      Танфия еще сохраняла видимость спокойствия, но глаза ей щипало.
      - И как она тебе?
      - О чем ты?
      - С элирками это по-другому делается?
      - Ну, все вроде на месте... не знаю.
      - Ты безнадежен.
      Руфрид покаянно помотал головой.
      - Если это меня и научило чему, так тому, что мне нужна ты, а не кто-то еще. Я тебя люблю, Тан. Прости меня.
      Нанесенная ей обида обрушилась скорей на него самого. Поэтому, и потому, что свою боль она в тренировочном зале обратила в победу, Танфия смягчилась.
      - Руфе... - Она коснулась его плеча.
      - А воздержание правда помогло? - спросил он.
      - Не думаю. Тебе - в особенности. Злость на тебя мне оказалась больше под руку.
      - Тогда ты у меня в долгу. Шутка! - поспешно прибавил он.
      Уголки ее губ невольно вздернулись.
      - Ты меня еще любишь? - тихонько спросил он.
      - Не знаю.
      - У нас все будет хорошо?
      - Не знаю, - повторила Танфия. - Просто не знаю.
      - Тан, пожалуйста... - Он потянулся к ней, но девушка отстранилась.
      - Не сейчас, - прошептала она. - Мне надо пойти подумать.
      Танфия долго блуждала по переходам Сребренхольма, заходя в глубинные тоннели, о существовании которых и не догадывалась. Здесь трудились еще замфераи - в тенях проблескивали порой серебряные фигурки - но на пришелицу они не обращали вниманья. Потом она и вовсе осталась одна. Что-то невыразимо покойное было в неярком свечении стен и льдисто-синей тиши.
      Злость ушла, но что сменило ее - Танфия сама не могла сказать. Насколько она на самом деле любит Руфрида? Как свою вторую половину, до конца дней? Или как близкого друга, с которым приятно разделить ложе? Она не знала. Ясно ей было лишь одно - что какая-то часть души оледенела в ней, защищаясь от боли, и доверие ушло.
      "Что-то сейчас делается в Излучинке?", подумалось ей. Как там родители? Что случится, когда кончится зима? Покуда она не видела выхода из Сребренхольма - словно Эльрилл и вправду накормил их зачарованной едой, чтобы оставить навечно.
      Впереди коридор расширялся, образуя зал. Прямо из пола вырастала глыба хрусталя, обтесанная в виде сидения. Танфия вздрогнула. Трон был занят.
      Сидящего она с трудом могла разглядеть в густом сумраке, но это был элир в короткой серой накидке. И он не принадлежал к шаэлаир. Волосы его горели темным пламенем, окружая золотой лик... и девушка знала его.
      Он глядел в ее сторону, но стоило девушке приблизиться, как элир поднялся и двинулся прочь.
      - Не уходи! - крикнула Танфия, подбегая.
      Но когда она влетела в зал, гостя не было. Танфия выругалась и чуть не расплакалась; а когда обернулась, то увидела его вновь - в прозрачной глубине хрустальных стен.
      Затаив дыхание, она подошла к стене, протянула руку. Элир повторил ее жест, и их пальцы встретились на стыке мира и отражения. Лицо его, душераздирающе прекрасное, было совсем близко.
      - Кто ты? - воскликнула девушка.
      Губы его шевельнулись, но до нее не донеслось ни звука.
      - Я не слышу тебя, - пожаловалась она. - Я Танфия.
      - Танфия, - эхом повторил гость.
      Пошарив в кармане, девушка вытащила нож. Опал в навершии рукояти сиял ярко-ярко.
      - Это твой дар, - проговорила она. - Я знаю, как он зовется - мнелир. Он спас мне жизнь.
      Элир кивнул. По щеке его скатилась слеза.
      - Хочу коснуться тебя. - Голос его доносился будто из дальнего далека. - Тяжело дотянуться. Я пытаюсь. - Лицо его исказилось от сдерживаемой муки. - Я буду пытаться.
      - Да, да, - настойчиво проговорила она. - Чем мне помочь тебе?
      Он ответил что-то, но голос его прорывался лишь еле слышным шелестом.
      - Не слышу!
      Элир оглянулся.
      - Они идут, - проговорил он.
      По стене пробежало снизу вверх бледное пламя; хрусталь помутнел, и гость исчез. Танфия отшагнула от стены и, преодолевая головокружение, треснула по ней кулаками.
      - Не делай так больше! - вскрикнула она. - Не пропадай!
      С четверть часа она обшаривала близлежащие коридоры, блуждая по уступам, пещерам и дорожкам, но не нашла ни следа гостя. В отчаянии она схватилась за голову, готовая разрыдаться.
      - Танфия? - окликнул ее голос, и, обернувшись, она увидала Эльрилла. Ты, кажется, сбилась с пути.
      - Как вы меня напугали!
      - Извини. Расскажи, что случилось.
      - Я встретила элира - не знаю, как его зовут - я говорила с ним, а теперь не могу найти.
      Эльрилл глянул на нее с насмешливой лаской.
      - А это так важно? Я помогу найти его, коли сумею. Не говори - светлые волосы, лиловые глаза... так мы его долго будем разыскивать.
      - Нет, нет! - воскликнула Танфия. - Он не был шаэлаир. Он совсем другой. Ни с кем не спутаешь. Длинные, темно-рыжие волосы, кожа намного темнее вашей - золотистая, - и глаза карие. Он тот, про кого я говорила вам, кто подарил мне нож!
      - А-а...
      Эльрилл нахмурился.
      - Может так быть, что он здесь взаправду, что мы сможем отыскать его?
      Выражение лица Эльрилла изменилось. Теперь он взирал на Танфию пронзительно-недоверчиво, вся доброжелательная теплота испарилась из его взора.
      - Танфия, - промолвил он. - Действительно, перепутать невозможно. И я клянусь тебе, что здесь не было подобного элира, и не было никогда.
      Девушка вздохнула и отступила на шаг.
      - Он из Верданхольма, верно? - спросила она. - Они ваши враги.
      - Не враги, нет, - спокойно откликнулся Эльрилл. - Но ты верно предположила, что я не пожелал бы призвать сюда одного из этих элир, даже будь это возможно... хотя это и не так.
      - Но он не опасен. Он сам в какой-то беде.
      - Весьма жаль.
      - Но вы мне не поможете?
      - Танфия... - Несколько мгновений Эльрилл смотрел на нее как-то странно. Губы его разошлись, он чуть качнул головой, так что волосы его сверкнули синевой. Потом лицо его отвердело, и девушка поняла, что дружбе их пришел конец, хоть и не могла понять, почему. - Нет, Танфия. Не знаю, с чего начать... Не время.
      Глава шестнадцатая. Царская тень
      Изомира очнулась в кровати. Не на жестких досках под жиденьким покрывальцем, а на мягкой перине, с толстопузыми подушками, под слоями одеял. Голова болела, саднило горло, нос был так заложен, что не продохнуть. Память отказывала ей, девушке мерещилось, что она дома, что это ее спаленка превратилась неведомыми чарами в златомраморный чертог.
      - Танфия, это элиры сделали? - хрипло прошептала она.
      - Что, милочка? - спросила седовласая женщина, склоняясь над кроватью.
      - Бабушка?
      - Нет, милочка, - грустно ответила женщина. - Я Намания, лекарь при дворе его величества. Я присмотрю, за тобой, покуда ты не поправишься. Ты в Янтарной цитадели.
      - Как?.. - Изомира попыталась встать, но кашель сотряс ее, и боль стиснула виски и грудь.
      - Тебя принесли прошлой ночью. - Целительница была крупной женщиной лет шестидесяти, с приятным круглым лицом. Отвернувшись, она залила горячей водой из кувшина щепоть зеленоватого порошка в стакане, размешала смесь, поднесла к губам Изомиры. Жидкость горчила, порошок не разошелся до конца, но Изомира проглотила все, вынужденная довериться лекарке. - Это тебе поможет. Тебе повезло; будешь жить. Тем, у кого есть теплая постель и кому дозволен отдых, эта лихорадка не страшна, но бедняг на Башне она убивает, точно клопов. Хотя им никто не поможет. Просто навезут новых взамен погибших. Не знаю, до чего мы докатились.
      Изомира допила лекарство. По крайней мере, горло не так ныло. Оглянувшись, она увидела, что лежит в палате шагов семи в ширину и длину. Стены были из золотистого мрамора, пол выложен плитками белого и черного, и устелен поверх коврами, расшитыми синим, лиловым и червонным. Никогда прежде Имми не видывала такой роскоши. Даже покрывало на ее постели было из дорогого синего сатина, и расшито месяцами и цветами, белыми, зелеными и золотыми.
      - Кто принес меня сюда? - спросила она.
      Намания не ответила. Уложив склянку с зеленым порошком в сумку, она тихо посвистела сквозь зубы.
      - "Повезло", - пробормотала она. - Неудачно я ляпнула. Чем дольше ты проболеешь, тем лучше.
      - Почему?
      Память возвращалась к Изомире - холодные, сырые переходы, явившаяся за ней тень в плаще. Но все это еще мнилось ей кошмаром.
      Целительница покачала головой.
      - Многое изменилось... и вопросы задавать опасно. Я ни в чем не уверена. Мой долг - заботиться о здравии царской дворни и гостей, не более. И никаких вопросов. - Она старательно укладывала и увязывала свой мешок. Иные и за меньшее пропадали.
      Изомира откинулась на подушки. Ее одолевала дрема.
      - Меня принес человек в плаще. Я видела, как он забирал других. Они не возвращались. Говорили, это сам царь. Правда?
      Намания опустила голову; это могло быт и кивком.
      - Не могу сказать. Ты потеряла сознание по дороге. Он принес тебя на руках. Очень трогательно.
      - Работники в Башне прозвали его... - прошептала Изомира. - Серый скелет. Пытатель. Это ведь не царь Гарнелис?
      Намания прикрыла глаза. Лицо ее застыло от боли. Потом миг колебания прошел, и она решительно ответила:
      - Нет. Нет. Сейчас отдохни, милочка. Через минутку горничная принесет тебе завтрак - постарайся съесть. Я вернусь через пару часов и снова принесу это мерзкое снадобье. Ты, кстати, в нижних гостевых покоях... хотя тебе это ничего не скажет. Радуйся своей хвори, пока она не прошла.
      Недели, проведенные в рудниках и на Башне, взяли свое. Измученная ознобом и лихорадкой, Изомира не в силах была разобраться в окружающем. Он плыла, окутанная теплом и безопасностью.
      Той ночью, покуда она лежала в лихорадочном бреду, до нее доносились звуки, складываясь в страшный узор - гулкие крики, стоны. Девушка встала с постели, подошла к дверям, но те были заперты - неудивительно. Она кричала, но никто не отозвался. В конце концов Изомира легла снова и сунула голову под подушку, но звуки сочились и сквозь пух. Прерывисто рыдала женщина, от горя ли, или от ужаса; и кричал от боли мужчина, всю ночь, пока голос его не истаял. Больше Изомира его не слышала.
      Слуги, принесшие на следующее утро завтрак, были молчаливы и исходили плохо скрываемым страхом. Ни радости, ни веселья не осталось в Янтарной цитадели. Самый воздух дрожал в недобром предвкушении.
      На следующую ночь, когда жар вернулся, ей привиделась склоняющаяся над кроватью серую тень. Потом в клине льющегося из-за приоткрытой двери света показались два силуэта, и спорила с кем-то Намания: "Она еще слаба, еще не готова".
      Это повторилось и на следующую ночь, и на следующую. Но Изомира никак не могла проснуться настолько, чтобы понять, сон это или нет. Зелья Намании вводили ее в глубокое забытье.
      Постепенно она поправлялась. Вскоре она уже могла вставать с постели, сидеть в кресле, поражаясь роскоши своей тюрьмы, но это быстро ей прискучило. Девушка попросила у Намании бумаги, перьев и чернил, и целительница исполнила просьбу. В детстве одной из любимых ее с Танфией игр было писать друг другу письма, как (если поверить Танфии) пишут их жители Парионы, изображая богатых дам, у кого есть слуги, чтобы разносить послания по городу. Сейчас Изомира и вправду направляла свои послания Танфии, искренне описывая свои впечатления в письмах, которые не могла послать. "Я так скучаю по тебе. Я в городе, который ты всегда мечтала увидеть, и мне кажется, что здесь все не так, как нам мнилось..."
      Вечером десятого дня, когда Изомира чувствовала себя почти хорошо, вошедшая Намания оперлась на комод, склонив голову. Ее трясло от внутреннего напряжения.
      - Я больше не могу.
      - Намания? - Имми поспешно сложила письмо и, вставая, заткнула его под обшлаг. Свои писания она не желала показывать никому, даже целительнице. Что случилось?
      Лекарка обернулась. Лицо ее посерело от отчаяния, и девушка смутилась.
      - Прости. - Намания вздохнула. - Я больше не могу растягивать твою хворь. Терпение царя истощилось. Он настаивает, чтобы тебя привели к нему, больную или здоровую.
      Изомира прикусила губу.
      - Я здорова, - ответила она. - Но я все-таки не понимаю. Ну зачем царю такая простушка, как я? Это какая-то ошибка.
      Намания покачала головой. Глаза ее покраснели.
      - Да пребудет с тобою Богиня, милая, - только и сказала она, поглаживая Изомиру по щеке.
      После омовения служанка облачила Изомиру в шелковое платье цвета слоновой кости, с золотым корсажем и широкой верхней юбкой. Девушку эта роскошь просто потрясла - точно как на картинках в книгах Танфии! Имми едва не рассмеялась нелепости своего положения. Даже Танфия никогда не мечтала быть представленной царю и царице.
      - И что я здесь делаю? - спросила Изомира вслух, пораженная вдруг величием предстоящей встречи.
      Горничная одарила ее долгим, невыразительным взглядом и не ответила. Ей явно неловко было разодевать крестьянку как придворную даму.
      - Я сделала все. что могла, - произнесла она, наконец, уложив девушке волосы. - Хотите полюбоваться?
      Она подвела Изомиру к зеркалу от пола до потолка. Оттуда на девушку взирала незнакомка - бледная, напуганная русалка, неуместная и уязвимая в непривычных одеждах. Волосы ее были убраны опаловыми заколками, и ниспадали на плечи сияющими волнами.
      - Вы прекрасны, - сообщила горничная тоном скорей несчастным, чем радостным.
      Провести Изомиру в царские чертоги пришли конюший и стражник, оба в синих с золотом дворцовых мундирах. По гулким коридорам шли они, под взглядами портретов, и вверх по монументальным лестницам. Провожатые молчали. Изомира разрывалась, пытаясь одновременно запомнить все, чтобы потом рассказать Танфии, и волноваться предстоящей встрече. Светильники озаряли янтарь и золото стен, позолоту картинных рам.
      Наконец, провожатые вступили в зал перед высокими, богато украшенными дверями. Конюший вошел, стражник же остался ожидать вместе с Изомирой. Оглядываясь, девушка увидела, что по стенам развешаны портреты самодержцев Авентурии. Она знала их лица, видела гравюры в книгах. Царица Силана, основавшая Париону. Царица Гетида, объединившая Девять царств. Царь Маарот, победитель в битве на Серебряных равнинах. Его наследница, царица Девинда, и ее сын, царь Аралит. И внук Девинды, сам Гарнелис.
      Изомира вглядывалась в портрет. На нем изображен был прекрасный юноша, неизмеримо добрый и царственный, облаченный в синий бархат и сжимающий увенчанный хрустальным шаром скипетр. На челе его покоилась корона десяти самоцветов, обозначающая единство земель. Волосы его смоляными реками стекали на плечи. Черты лица были тверды - высокие скулы, решительный рот, орлиный нос. От него исходило душевное тепло, мягкая сила и уверенность.
      Сердце Изомиры застряло в глотке. Этот человек воплощал собою все ее с Танфией мечты... как мог тот, чья душа просвечивала сквозь зрачки, чинить вред ближним?
      Двери отворились - внутри была темнота. Стражник провел девушку внутрь и оставил там, не сказав ни слова, не объяснив ничего. Мрак сомкнулся вокруг нее. Глаза постепенно привыкали к сумеркам, Изомира оглянулась, чтобы понять, что ей делать дальше, но провожатые истаяли, затворив за собою створки дверей.
      В дальнем конце коридора виднелось стрельчатое окно, клочок вечернего неба, прорезанный силуэтом. Стоявший был высок, худ, величав, складки его одеяния ниспадали несгибаемо-ровно, точно мраморные. У Изомиры перехватило горло. Она двинулась к окну, притягиваемая будто помимо своей воли. И по мере того как она приближалась, человек оборачивался к ней.
      Мелькнули резкие, рубленые черты, перышки седых бровей, черные зеницы. Девушка затаила дыхание, не в силах всхлипнуть. Глаза. Они походили на лужи темной крови, от них исходил обессиливающий черный ток.
      Его взгляд ударил ее, сбивая с ног.
      Изомира признала лицо с портрета. Это был ее царь, исхудавший, постаревший, но несомненно царь, возлюбленный Гарнелис, которого ее и Танфию учили почитать... но что-то переменилось в нем. Не в облике - в душе. Его внутреннее "я" виднелось в глазах, нетаимое, свет невинности, обращенный ко злу и тьме. Словно, взирая на Имми, он видел не перепуганную девчонку, а лакомый кусочек, златокрылую мошку, которую паук затягивает в тенета и высасывает досуха.
      - Дитя, - проговорил царь. Басовитый голос его был тих, но мощен и груб. - Наконец-то.
      - Ваше величество, - пролепетала Изомира. Она склонила голову, изобразила реверанс. Что сделать еще, она не знала. Ее разрывали ужас и трепет - ведь что бы не сталось с ним, Гарнелис оставался ее царем.
      - Много дней ожидал я этого мига. Когда тебя принесли сюда, ты была больна. Но теперь ты поправилась.
      Это не был вопрос - скорей утверждение.
      - Да, благодарю вас, ваше величество.
      - Хорошо. Твое имя?
      - Изомира, дщерь Эйнии, ваше величество.
      Наступило долгое молчание. Царь ощупывал ее взглядом, не чувственным ей бы подобное и в голову не пришло - но неторопливым, загадочным.
      - После первоначального приветствия, - проговорил, наконец, Гарнелис, - правильно обращаться "государь".
      - Простите, государь.
      - Хотя это и неважно. - Он протянул руку - Изомира узнала длинные, костлявые пальцы - и ухватил за подбородок. У девушки екнуло сердце, но освободиться она не осмеливалась. - Откуда ты родом, Изомира?
      - Из Излучинки, государь.
      - Где это? - Царь нахмурился. - Никогда не слышал.
      - На... на западе Сеферета. Это маленькая деревня, государь. Мои родители, они крестьяне...
      Царь, похоже, не слышал ее.
      - Вы, сеферетцы, красивы. Я сразу заметил тебя, но ты еще прелестней, чем мне помнилось.
      Теперь девушка была уверена - царь самолично бродил по узилищам царских рабов под горой. Выискивая... кого?
      - Государь... - выдавила она, - я счастлива, что избрана работать во дворце. Я буду служить вам превыше моих сил.
      Губы царя дрогнули - в почти-улыбке.
      - От тебя не требуется работать. Изомира, ты... особенная.
      Рука его опустилась, и он тяжело вздохнул.
      Цепочка страха давила горло все сильней.
      - Государь?
      - Ты играешь в метрарх? - неожиданно спросил он. - Нет, конечно. Крестьяне не склонны к подобным бесплодным играм ума.
      Слова его возмутили Изомиру, а гнев помог собраться с силами.
      - Вообще-то я умею играть, государь. Мы с сестрой учились по книге. Она сделала доску, а я вырезала фигуры. Может, я невеликий мастер, но правила знаю.
      - Хорошо. - Снова эта полуулыбка, но требовательный взгляд давил, как прежде. - Тогда пойдем. Развлеки меня.
      Палата, куда привел ее царь, была богато изукрашена золотистым камнем и жильчатым мрамором. Формой она напоминала два соединенных овала, больший длиной шагов пятнадцать, меньший в половину от того. Большая палата была ярко освещена, там стояли столики, кресла, кушетка, меньшая же была пуста, как храм, и темна. Каменная глыба посередь нее походила не на стол - на погребальное ложе, и хотя оно было пусто, в комнате витал дух смерти. Изомира смотрела на свечи в высоких черных подсвечниках, окружавшие ложе давно они погасли, и полурастаявшие их тельца сплетались в скорбные восковые гирлянды.
      - Здесь покоился мой сын Галемант, - сказал царь. - Мы похоронили его прошлой осенью.
      Изомира вздохнула, и снова затаила дыхание. Значит царевич и правда мертв.
      - Мне так жаль, государь...